Т-щ Сталин и т-щ Тарле [Лео Яковлев] (fb2) читать постранично

Лео Яковлев Т-щ Сталин и т-щ Тарле

В заглавие этого очерка вынесено обращение И. В. Сталина к Тарле — «т-щу» — из сохранившегося единственного (?) письма «вождя». Я полагаю, что это обращение избрано Сталиным не случайно: он таким образом давал понять разжалованному академику, что его жизнь отныне будет продолжаться в новой реальности, где он уже не будет ни «господином», ни «милостивым государем», ни даже просто «сударем» — в мире, где можно быть только «товарищем» или… «врагом народа», из этих «товарищей» состоящего, где слова Иисуса «кто не со Мною, тот против Меня!» (Мф 12, 30) обезличены, переведены во множественное число и стали одним из лозунгов, оправдывающих массовые репрессии и преступления государства в его постоянной войне с собственным народом: «Кто не с нами, тот против нас!» «Товарищеское» обращение «вождя» было призвано еще раз напомнить Тарле об этом весьма узком выборе: или, или…

Отношения Сталина и Тарле — наиболее интригующая загадка двух последних десятилетий жизни знаменитого историка.

В конце 70-х годов прошлого века мне иногда приходилось общаться с питерскими историками, знавшими Тарле лично, и среди них была доктор истории Ида Григорьевна Гуткина, считавшая себя его ученицей и написавшая о нем несколько страниц воспоминаний. При встрече я задавал ей разные вопросы, в том числе на темы, которые она по идеологическим условиям того времени обошла в своих записках. Был и вопрос о Сталине в жизни Тарле. Она рассказала мне, что во время ее последней встречи с Тарле осенью 1954 г. историк уклонился от разговора о «вожде»:

— О Сталине я еще когда-нибудь вам всё расскажу.

Но не рассказал, вернее — не успел рассказать.

Мое последнее общение с Тарле также относится к осени 1954 г. Перед моим отъездом мы долго говорили о том, о сем, сидя на закрытой веранде мозжинской дачи, коснулись и почившего в бозе «вождя». Тогда, по молодости лет, я еще не чувствовал тайны их «особых» личных взаимоотношений и потому не был настойчив в своих расспросах. Тарле же сказал:

— Ты еще услышишь и узнаешь о нем очень много неожиданного. Где труп, там соберутся и орлы, только, вот, вряд ли это будут орлы. Скорее — холуи, для которых нет большего наслаждения, чем укусить мертвого Хозяина. И думаю, вернее, знаю, что будет это очень скоро, ибо «орлы» тоже не вечны.

Итак, тайна ушла вместе с людьми, к ней причастными, и поэтому каждый, кто после их ухода обращался к этой теме, был вынужден пользоваться отрывочными или косвенными сведениями и делать свои выводы, оставаясь в области предположений. При этом предположения могли быть самыми фантастическими.

Так, например, писатель Юрий Давыдов в замечательном (возможно, в самом лучшем) своем романе «Бестселлер» сконструировал случайную встречу Сталина и Тарле летом 1917 года в редакции журнала «Былое», куда будущего «гения всех времен и народов» привело душевное смятение: стоит ли продолжать участвовать в, казалось бы, обреченном на провал большевистском движении, бандитская сущность которого ему, как никому другому, была очевидна, или лучше, продав Ильича, примкнуть к демократическим силам. Одним из рупоров этих сил был журнал В. Л. Бурцева, в сотрудниках которого значился Тарле.

У Давыдова Сталин добрался до редакции «Былого», когда у Бурцева шло совещание. Он еще не созрел для известного королевского негодования, вылившегося в чеканную фразу какого-то Луи: «Мне пришлось ждать!» Ему у Давыдова таки пришлось ждать, и он ждал. И вот совещание закончилось, мимо Сталина проходят его участники — огромный Щеголев, потом будущий самоубийца Водовозов, а «следом г-н Тарле, еще не академик. Костюм из белой чесучи, светлая соломенная шляпа, он направляется на дачу — в Сестрорецк или Мартышкино? Он, как и другие, на Сталина не глянул. Нет, не дано Тарле предугадать, что именно т. Сталин, ненавистник иудеев, его, еврея, не дает в обиду тридцать лет спустя». Из контекста следует, что Сталин в романе Давыдова узнал и запомнил Тарле. Нарушения художественной правды и логики здесь нет, т. к. и до 1917 года Тарле был не только известным историком и лектором, но и заметным публицистом, а в 1917 году после Февральской революции он на некоторое время стал заметным общественным деятелем: он тогда съездил в составе делегации социал-демократов, не входящих в ленинскую шайку, на переговоры о взаимодействии с «отцом» шведской социал-демократии, министром финансов Швеции Карлом Брантингом, будущим лауреатом Нобелевской премии мира, а затем вошел в Чрезвычайную следственную комиссию, созданную Временным правительством для расследования деятельности царских министров и сановников. Сталин, как известно, не был лишен авторской жилки — об этом свидетельствует и публикация стихов на грузинском языке, и упорная работа в русскоязычной партийной журналистике, и стремление сказать свое слово в теоретической области. (Здесь имеется в виду достаточно зрелая работа «Национальный вопрос и