Шестьдесят братьев [Сергей Сергеевич Заяицкий] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Шестьдесят братьев
I. АНДРЮША СТРОМИН
Доктор Александр Петрович в белом колпаке и белом халате с засучеными рукавами делал обход больных. Больница была маленькая и чистенькая. Из окон был виден почти весь городок Алексеевск с садами, зазеленевшими после первого майского дождика. Весна в этом году запоздала. Теперь она торопилась и работала сверхурочно. Солнце янтарем разливалось по белым стенам палат. Доктор Александр Петрович был здоровый и крепкий человек, всем говорил „ты“ и, когда осматривал больного, страшно хмурил свой лысый лоб. Он говорил с больными мало; только когда совсем уже налаживалось дело, вдруг, после осмотра, кричал: — Ну, вставай, чего развалился? Место занимаешь. Собака на сене. И этот сердитый оклик звучал для больного, как самая красивая музыка: поправился. Доктора побаивались, но любили. В этот раз, осмотрев всех больных, он зашел в изолятор, то-есть, иначе, в особую комнату, куда клали только самых тяжелых больных. Там на постели лежал худой и желтый, как лимон, человек с седеющими усами и давно не бритыми щеками. Он лежал молча и неподвижно, а рядом с ним на стуле сидел, тоже молча, парень лет тринадцати в красной рубахе и в сапогах. Увидев доктора, мальчик встал и смутился. — Здорово, Стромин, — сказал доктор, — это что, сын, что ли? — Сын. — Один? — Чего? — Сын-то один? — Один. — А дочери есть? — Нет. — Звать как? — Андреем. — Вот что, Андрей Васильевич, — сказал доктор, — сбегай-ка на угол, купи мне папирос коробку: „Иру“ спроси. Удружишь? Мальчик молча кивнул головой и, взяв деньги, вышел. Приэтом он пытливо и тревожно поглядел на доктора, но тот внимательно рассматривал какое-то пятно на стене. Больной, удивленный многословием доктора, тоже как-то насторожился. — Вот что, Стромин, — сказал доктор, когда мальчик вышел, — я должен с тобой поговорить. Ты малый с головой, и нам с тобой в прятки играть нечего. Плохо твое дело. В комнате наступило молчанье. На окне отчаянно звенела муха, в какой-то палате больной татарин распевал заунывную песню. — А операция? — прошептал больной. — Что же, братец, операция. Ну, взрежем тебя для очистки совести. — Ну, а может быть, оно… того!.. — Что того? Доктор показал ему пол-ногтя: — Видишь, это вот за то, что ты поправишься. А вот это, — он показал всю руку, — за то, что ты, одним словом, помрешь. Дело ясное, хныкать тут нечего. Я тебя предупреждаю, потому что тебе, может, распорядиться надо. — А скоро? — Что скоро? — Умру-то? — Не задержишься. Странным образом грубые слова доктора действовали на больного успокаивающе. Он вдруг проникся этим простым и деловым отношением к смерти: — Мальчика жалко! — проговорил он. — Это ты мне, брат, не расписывай. Это я сам понимаю. Родные есть? — В городе брат… Только давно уж вот не пишет. А знаю, что там. Видели его тут, — наши ездили… — А на чорта парню в город тащиться? Губернские-то города… — Нет уж, — быстро заговорил больной, — в городе лучше… Там образование… Ты уж меня, сделай милость, доктор, не неволь. — Чудак! Как же я могу тебя неволить? Что ты, мой крепостной, что ли? Теперь советской власти восьмой год пошел. Делай, как знаешь. Брат-то кто? — Торгует… ничего брат… при деньгах. — Человек-то хороший? — Ничего был… Стромин вдруг заерзал по постели. — Чего ты? — Деньги у меня тут под тюфяком… — Не вертись. Сам достану. Доктор вынул сложенный в несколько раз синий платок. — Эх ты! В больнице грязь этакую под тюфяком держишь! Гигиена! — Двадцать рублей тут. Андрюшке на дорогу. — Передать, что ли? Больной кивнул головой. — А операция-то завтра? — прошептал он. — Завтра… Хочешь, отложим… можно в пятницу. — Нет уж… истомился. — Вот и я тоже думаю. Андрюша принес папиросы. — Спасибо, гражданин! — сказал доктор. — Молодчина. Его широкая белая спина исчезла за дверью. — Что доктор-то сказал? — тихо спросил Андрюша. — Завтра резать. — Ну, и что же? — Ничего себе… операция. — Граждане, посещения кончились! Андрюша встал и взял свою сумку, в которой принес отцу хлеба. — Прощай, значит. — Прощай. На другой день Андрюша пришел в больницу рано и сел в прихожей. Он видел как наверху по площадке лестницы то и дело проходили фельдшерицы в белых халатах и няньки. Доктор прошел, отдуваясь и пыхтя. — Жарко, — сказал он сторожу и тяжело поднялся наверх. — Скоро операция-то начнется? — спросил сторожа Андрюша. — Часов в десять. Он раньше не делает. — А страшно это, когда режут? — Нечувствительно. Укол делают, а то усыпляют. — А потом здоров человек? — Как когда. — Ножом режут-то? — Вестимо не- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Последние комментарии
20 часов 41 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад
1 день 23 часов назад