Метро [Алексей Александрович Олейников] (fb2) читать постранично

Олейников Алексей Метро

Алексей Олейников

Метро

..Play..

Он ненавидел метро.

Это подземелье, пожирающее каждое утро тысячи людей и целый день протаскивающее их по своим громыхающим железным кишкам, а к вечеру исторгающее бледную полупереваренную массу обратно, на улицы и площади пропитанного равнодушием города.

Он ненавидел бесцветные зимы этого города, солью и песком скрипящие на зубах и жидкой едкой грязью облепляющие ноги.

Он ненавидел его лето, истекающее потом и вонючей гарью сотен машин, жидким асфальтом пристающее к подошвам и тяжким молотом крови громыхающее в висках.

Он ненавидел его осень, что серым вздохом стискивает еще способные дышать души и роняет алые листья небесной красоты на грязные тротуары.

И еще он ненавидел весну.

Все месяцы, дни, часы и секунды этого города были взвешены им, измерены и испытаны.

И все они, без остатка, вместили его ненависть.

Да еще и осталось.

Для себя.

Он разбил все зеркала дома, потому что больше не мог больше глядеть в глаза, два черных дула зрачков, безошибочно выцеливающих еще способные что-то чувствовать обрывки души. И кривящийся в вечной, всепонимающей, такой невыносимо правдивой усмешке, рот.

Он разбил вдребезги свои отражения, тщательно вымел и выбросил все, до единого, осколки.

Потому что он был свечой, пылающим лепестком, лихорадочно мечущимся на ветру, и тонкой струйкой дыма, истаивающей в прозрачной стеклянной пустоте. И когда ветер усиливался до урагана, его одолевало одно искушение. Такой простой и понятный выход Объяснение всего и покой. Ему мучительно хотелось взять льдистый отточенный смычок и сыграть на венах багрово-алую симфонию последней боли.

Действительно - последней.

А потом - тишина.

Но это было бы слишком просто.

Унизительно просто. Прошмыгнуть в черных ход, показав нос чересчур жестокой жизни.

Нет.

Порой, глядя в тусклую тьму ночей, он чувствовал, как внутри неуклюже ворочается кто-то огромный, древний, как страх, свивая черное стылое тело в тугие кольца.

Трогает сердце холодной склизкой лапой и с вялым удивлением бормочет себе под нос:"

Как, ты еще жив?"

И он зажмуривался до рези в веках, чтобы случайно не встретиться с ним взглядом в мутных оконных стеклах.

Хотя и сам иногда изумлялся: "

Почему?"

А потом понял.

Ненависть.

Ненависть стала его болезнью, сумасшествием, и самым сильным наркотиком. Проникла в его обмен веществ, осела в костях, растворилась в крови и пропитала дыхание.

Она давала ему силы, каждый день, швыряя в безумный костер ярости и злобы антрацитовые поленья и, заставляя его корчиться на игле черного пламени.

..Stop..

..FF..

..Play..

...Дни тянулись толстой мохнатой нитью, наматываясь колким серым коконом, и он со скрежетом, скрипом вращался, бился сумасшедшим волчком, накручивая слой за слоем, миг за мигом, суету, смрад и тлен всех секунд. Еще пол-оборота и еще, и еще.

Боясь остановиться, сбиться хоть на мгновение с монотонного, вводящего в душный транс, ритма. Потому что остановиться - это вздохнуть и понять, что веретена-то, стержня-сердца собственно и нет. Совсем.

И дни ветхим полотном савана уходят в черную пустоту, тщетно пытаясь, крест накрест закрыть, закутать, запеленать в семь слоев бесстыдно распахнутую бездну бывшей души.

Смешно.

Способен ли человек вместить Небо?

А Небо человека?

Кто глубже? Швырни с размаху на весы, да смотри, крепко держи, не колеблясь рукой, тем, кто отступит, обещан покой.

Смотри.

Смотри, как вздох за вздохом твое время уходит листопадом, вихрем безумных листьев тонет в гулких пустых колодцах зрачков, падает, падает и никак не может достичь дна.

Так и плывет заледеневшим хороводом ломкого золота.

Так и ..

..Stop..

..FF..

..Play..

День - работа, вечер - дом.

Все как обычно и зубы ломит от невозможности ничего изменить.

Ты торопливо допиваешь безвкусный остывший кофе, опять засиделся за книжкой и надо куда-то бежать, торопиться, спешить и спотыкаться, хотя это абсолютно никому не нужно.

Ты одеваешься, хватаешь сумку и, ступив на заплеванную лестничную клетку, вдавливаешь кнопку плеера.

И тебя больше нет.

А есть музыка, громовой барабанный грохот, медно-звенящая блистающая россыпь, тихая капель флейты, шепот апрельского дождя и рев урагана и голоса, голоса, хриплые, звонкие, разные, но поющие все время только об одном И ты идешь, поскальзываясь, толкаясь и лавируя среди людей, отгороженный от них своим тысячеголосым оглушающим щитом, рядом с ними, но не вместе, не вместе.

Ты идешь, и в груди пылающим смерчем взвивается ярость, испепеляя миры и обрушивая в ладони потускневшее небо.

Звезды пляшут в такт хохоту барабанов, и огненными слезами плачет электрогитара.

А ты все идешь, закутавшись в плащ звуков и одиночества, и на твоем лице ярость борется с презрением.

Ярость - людям, презрение - себе.

А иногда наоборот.

..Stop..

..FF..

..Play..

...Металлический монстр с жадным ликующим завыванием заглатывает проездной,