Шестой час [Борис Александрович Садовской] (fb2) читать постранично

Борис Садовской Шестой час

Бывшу же часу шестому,

тьма быстъ по всей зелиш до часа девятого.

От Марка, XV

Часть первая Спрут

И обуял меня недуг

Коневской

Георгий Ахматов и Жорж Розенталь сидели в гимназии семь лет на одной скамье.

У Георгия отец губернатор, у Жоржа аптекарь. Предки Ахматова из Золотой Орды, у Розенталя из западного края.

Встречались товарищи только в школе, перед молитвой здоровались, после уроков прощались. Розенталь, сгорбившись, нес ранец под мышкой и торопился домой. Живет он на главной улице в собственном доме под вывеской «Аптека и аптекарский магазин». Здесь же лавочки часовщика и золотых дел мастера, заведение искусственных минеральных вод, полицейский участок. Ахматов, прямой под ранцем, медленно отвечал на козыряния городовых, подходил к белому губернаторскому дворцу, отдавал швейцару пальто и подымался наверх.

Отец Ахматова, Николай Аркадьевич, чернобородый красавец, давно вдовеет. Имение его от Малоконска всего в шести верстах. Знакомых у губернатора немного — начальник гарнизона генерал фон Клодт с женой и вдова предводителя Анна Петровна Зарницына. Унее собираются по вторникам, по четвергам — у фон Клодтов, по субботам — у Ахматовых. Анна Петровна имеет сына классом моложе Георгия и дочь гимназистку, единственный сын фон Клодтов, взрослый кадет, а две племянницы кончили в институте. Каждую субботу затеваются танцы. Старая гувернантка, садится за рояль, и три веселые пары до самого ужина, пока большие играют в карты, то носятся по залу, то щебечут в гостинной.

Ахматов перешел в восьмой класс без экзамена. Летом того же года, в самый день смерти Чехова, у Розенталя умер отец.

* * *

Покойный муж Анны Петровны Зарницыной несколько лет был малоконским губернским предводителем дворянской опеки, но из деревни выезжать не любил. Делами заведовал юноша-секретарь, племянник Анны Петровны. Предводитель никогда не требовал от него отчетов, боясь оскорбить жену; наконец, в одно осеннее утро секретаря нашли в кабинете бездыханным, а кассу пустой. Зарницыну были предъявлены векселя покойника; все их скупил аптекарь Розенталь. Тотчас явился присяжный поверенный Исакер, развязно бросил на стол тугой портфель и предложил повести дело таким образом, что никто ничего платить не будет; надобно только ему, Исакеру, выдать пять тысяч. Предводитель раздумывал недолго: он швырнул адвоката за дверь вместе с портфелем, пополнил кассу и сжег векселя.

Дети Зарницыных погодки. В характере Вадима женская непоследовательность и слабость: сплошь и рядом порицает он сегодня то, что вчера хвалил. Вадим тонок, белокур, с капризной улыбкой. Мать обожает первенца.

Лина Зарницына, или, как зовут ее знакомые, Акилина Павловна, воздушная, стройная, с профилем Кавальери, привыкла считать себя красавицей. Она на самом деле красива. Портит Лину обидчивая складка бледных губ: не в силах она помириться со своим именем — Акилина, ведь это Акулина, что же я прачка или кухарка? Даже из них не всякую так зовут. Имя ей дано по воле отца: в роду Зарницыных было четыре Акилины. — Акилина, значит орлица, красиво и звучно, объяснил он жене, умолявшей не давать бедной девочке такого вульгарного имени.

Георгий Ахматов и Мишель Клодт оба влюблены в Лину. Давно уже условились они соблюдать строгую очередь. Одну субботу танцует с Линой чернокудрый, в синем мундире Георгий, другую — белесоватый, в кадетской куртке голубоглазый Мишель.

Осенний вечер. Лина с матерью и братом возвращалась от всенощной. Еще сияют где-то паникадила, лампады и образа, еще гудит расчесанный в парче дьякон, а может быть, самовар, что дожидается дома. Лина шла и дремала; вдруг увидала Ахматова.

— Жорж, это вы? Добрый вечер.

— Добрый вечер.

Красивый гимназист прошел, приподымая фуражку.

— Ах, Лина, можно ли так?

— Простите, мама. Вадим усмехнулся.

— Это Розенталь. Неужели ты его никогда не видала?

— Разумеется, видала много раз. Но почему он ответил, когда я назвала его Жоржем?

— Потому, что он и есть Жорж.

— Георгий?

— Нет, не Георгий, а Жорж.

Зарницына держала деньги в частных банках. Зимой один из них лопнул, и Анна Петровна очутилась в затруднении. Тут выплыли еще срочные платежи. Положим, можно занять, но как?

Январские сумерки. Анна Петровна в гостинной одна. Ей доложили: дама по делу. Приторный запах пачули, шелест атласных юбок. Вошла полная, низенькая брюнетка в трауре, с огромной брошью.

— Садитесь, пожалуйста. Что вам угодно?

— Ваше превосходительство, извините, что я таки совсем незванная появляюсь в ваши апартаменты. Мой бедный муж так уважал вашего супруга, так всегда мне говорил: «Смотри, Берта, если не дай Бог, что случится, ты должна не забывать».

— Pardon, но кто