Мистер Дориан Грей (СИ) [Каролина Янис] (fb2) читать постранично

========== prologue ==========

Дориан

Мутное пасмурное небо в Сиэтле единственно привычно в середине марта. Сегодняшнее утро было похоже на все остальные: подъём в пять тридцать девять утра, — без будильника или иных пробуждающих факторов, — пробежка, контрастный душ и чашка кофе, которую я растягивал привычные полтора часа, готовя себя к новому дню. Осталось несколько месяцев до окончания учёбы в институте, а мистеру Теодору Грею истинно не терпелось ввести меня в бизнес. Я прекрасно это понимал. Я этого хотел. Я был к этому готов. У меня были способности и самодисциплина. У меня были знания и опыт общения с крупными предпринимателями. У меня была цель, которая всеобъемляла моё сознание - я хотел открыть для себя всю правду о моей биологической матери.

О том, что она была, я узнал волей случая. Только в свои, почти что, двадцать три года мне открылась тайна, которая ломает психику людей подросткого возраста, или людей, довольно чувствительных и мнительных. Это никогда не было мне свойственно, таких качеств я при себе не имел. Признаться, я считал себя порой слишком чёрствым. Но последние дни я ощущал, что сознание внутри меня медленно переворачивается. И я злился, не пойми на что.

Я так привык к естественной последовательности событий, что резкие внедрения, врезания, выбрасывания в мою жизнь влияний извне меня пугали, отрубая возможность мыслить рационально. Сколько я себя помню — я люблю свою мать Айрин любовью безудержной, преданной. Любовью верного пса; любовью, которой не пользавались, котрую не брали слепо, а отдавали взамен, как преломляющее лучи солнца зеркало отражает золотые блики. И вот, женщина, которую я называл «мамой», вкладывая в это слово полноценный смысл и осознание её места и роли в моей жизни, оказывается «не родной». Какое глупое, холодное слово, которое… я никогда не приму. Она родная, самая родная. Она так же близка мне и важна, как и отец. Отец, который как и был, так и есть, родной. Я хотел поговорить с ним об этом тут же, но получил:

— Дориан, сейчас не время. Пожалей меня и маму, мы позже поговорим об этом.

Только лишь Кристиан Грей вступился за то, что правду мне знать необходимо и пригласил меня вчера в свой кабинет в старинном особняке. В том доме, что достался ему и Анастейше от Каррика и Грейс Тревельян-Грей. Ранее, он говорил:

— Ох, ну подумать только!.. Спустя время, а в точности, как не стало родителей, этот дом снизошёл единственным местом, где я хочу находиться. И дело не в сентиментальности, и не в том, что старики стремятся провести остаток жизни там, где проматывали свои детство и юность. И даже не улыбайся, Дори: суть не в том, что Фиби с Адамом и ребятами решили к нам перебраться, — он хлопнул меня по плечу, — А в том, что… странно, но… начинаешь осознавать, что только в родительском доме мы ощущаем неподкупное, настоящее, первозданное счастье. Оно проходит быстро, потому что в юности мы хотим вырваться, рвёмся к свободе… а настоящая свобода вот она — пока мы дети, — бесчинно продолжал он, — Как же я редко навещал их… в силу совершенно различных причин, как редко!.. Дориан, я понимаю, что ты самостоятельный, сообразительный малый, так много лет живёшь отдельно… но, прошу тебя, навещай своих стариков почаще. И нас с Аной, и мать с отцом, и бабушек со стороны твоей матушки… Сейчас ты не поймёшь, почему я прошу об этом. Но придёт время, придёт время… И запомни, услышь: я ни в коем разе не попрекаю тебя. Мне, например, ты своё внимание уделяешь привелигированно! — он рассмеялся.

— Всё потому, что ты замечательный собеседник, — приветливо добавил я.

— Всё потому, что ты умный и сам умеешь слышать умных людей.

После этой встречи я решил навестить своих родственников, в том числе и родителей с моими братьями и сёстрами. Я знал, что им важно моё внимание, а с переездом на свою отдельную квартиру, со своей извечной каждодневной загруженностью я мог лишь изредка позволять себе это. С отцом мы встречались последнее время исключительно по работе. Первым моим порывом было поехать к Элене — она терпеть не могла слова «бабушка», поэтому я называл её именно так, — потому что её особняк находился неподалёку от дома Анастейши и Кристиана. Я входил в дом уверенно, ведь знал, что она всегда радушно меня примет, со свойственной ей холодной нежностью поведёт беседу, будет задавать риторические вопросы, после чего, вздыхая, разведёт руками и всё повторится в той же хронологической последовательности.

Однако в этот раз, из гостиной — с отличной акустикой и белым роялем в центре, настежь распахнутыми огромными окнами в которые проникали сильные потоки ветра, подбрасывая прозрачные занавеси к высокому потолку, — раздавался её непривычно, неестественно жёсткий и громкий голос, заставший меня врасплох своей чёткостью и деловитостью: