"Молоды и богаты" (СИ) [ChristinaWooster] (fb2) читать постранично

========== ПРОЛОГ. ==========

Йоркшир, 28 января, 1810 год.

«Дорогой отец!

Я рад сообщить Вам и маменьке, что со мной все хорошо, и я благополучно добрался до Йоркшира. Я не писал Вам две недели не по причине сыновьей безответственности или слишком большой занятости. В пути со мной произошло необычайное приключение, о котором я и намереваюсь вам сообщить.

Быть может, Вас, отец, эта история развлечет, маменьку заставит пролить слезы, как над одним из ее любимых романов Джонатана Свифта, а моих дорогих и любимых сестренок затронет до глубины души. Я сам, признаюсь честно, не спал две ночи, все думая о том, что мне довелось услышать… Воля ваша, верить в то, что вы прочтете или нет, но я попытаюсь воспроизвести то, что узнал с особой тщательностью, ибо я до сих пор не могу понять, чем этот рассказ так меня удивил.

Сойдя с поезда на вокзале, я сел в экипаж и должен был направиться в гостиницу «Кентербери», где и собирался остановиться на свои зимние каникулы. Но погода не была расположена к моим путешествиям, и в середине пути нас настиг настоящий снежный буран. Сумерки быстро обволакивали город, и скоро кучер сбился с дороги. Снег летел огромными хлопьями, лошади продрогли, дорога покрывалась быстро тающим, но неумолимо падающим снегом, и продвигаться дальше не было никакой возможности.

Кучер решил проехать еще немного, чтобы довезти меня хотя бы до ближайшего домика, где бы я мог переночевать и отдохнуть с дороги – до гостиницы оставалась еще добрые десятки миль, а доехать по такой погоде до нее было слишком обременительным для уставших лошадей. Я же слишком озяб и устал с дороги, чтобы пререкаться с кучером.

Я попытался сомкнуть глаза, укутываясь в свое пальто, но экипаж так трясло на дороге, что я почувствовал себя очень скверно, и стал всматриваться в маленькое окошко кареты, чтобы хоть что-то разглядеть сквозь эту пургу. Внезапно карету так понесло, что я чуть было не прошиб головой оконце.

- Что случилось, Джон? – крикнул я кучеру, когда он, наконец, остановил взбешенных лошадей.

- Ничего, мистер Малик, они всегда брыкаются, когда мы проезжаем здесь, - обливаясь потом, и утирая толстое лицо рукой, ответствовал кучер.

- А что не так с этой местностью? – упорствовал в своем любопытстве я, вглядываясь во тьму. Мы проезжали по пустынной дороге, а чуть вдалеке виднелось большое здание, своим величием и громадой этажей напоминающее целый замок. Казалось, крыша сооружения уходила прямиком в небо.

- Как, Вы не знаете? – удивился кучер. Он стал снова погонять лошадей, но на этот раз намного медленнее.

- Нет. И, кстати, раз погода такая ужасная, может быть, мы могли бы заночевать в этом замке? Отсюда он кажется таким большим, что там, наверное, нашлась бы пара комнат для бедных путников.

- Спаси и помилуй Вас Господь! – кучер начал креститься свободной от хлыста рукой, - да лучше б я помер в придорожной канаве, чем остановился в этом проклятущем доме. Да и неживой он уже, поди, лет семь стоит. Мрачное это место стало после того, как бывшие хозяева оттуда съехали.

- А что там было? – спросил я, разбуженный и даже как-то подогретый изнутри этой историей.

- Ох, и не спрашивайте меня, мистер Малик! Не к добру это. Вон, видите, даже лошади боятся этого места. Не спрашивайте меня ни о чем. Если Богу будет угодно, Вы сами все в скором времени узнаете.

До конца дороги Джон молчал, лишь насвистывал какую-то мелодию и ласково понукал лошадей, а я дул на замерзшие пальцы, трясясь в холодной карете.

В скором времени мы остановились у небольшого домика, с высоким забором, за которым лаяли несколько собак, и кучер помог мне выбраться из кареты. Ноги утопали в снегу, ветер хлестал по лицу холодными порывами, в крыше дома заунывно что-то клокотало.

- Вот, мистер. В этом доме Вы сможете переночевать за совсем невысокую плату. Это дом господина кюре, он славится на всю округу своим гостеприимством. Сам я остановлюсь в следующем доме у одной старой вдовы, а завтра утром заеду за Вами и мы продолжим наш путь в гостиницу. Всего Вам доброго, мистер Малик, - и пожав мне руку, Джон вскочил на козлы и умчался в поглотившую его темноту.

Я робко переложил из одной холодной руки в другую свой саквояж и постучал в деревянную дверь. Собаки на привязи устрашающе на меня залаяли.

Наверное, в этом доме изо всех щелей дует ветер, а лай собак не утихает ни на минуту, но я был таким уставшим и голодным, что согласился бы переночевать где угодно, даже в карете, если бы Джон не уехал.

Дверь мне открыла женщина, лет сорока, в белоснежном переднике и в очень бедном платье. Волосы у нее были черные и собраны в пучок на затылке. Лицо, несмотря на довольно молодой возраст, о чем свидетельствовали ее руки и шея, было покрыто морщинами.