Сороковник. Книга 3 [Вероника Вячеславовна Горбачева] (fb2) читать постранично

ГОРБАЧЁВА ВЕРОНИКА СОРОКОВНИК 3

ГЛАВА 1

" Собирайся!" — велел Мага.

А что собирать? Всё моё при мне, разве что куртку Ника свернуть и запихать в рюкзак вместе с немногими его пожитками. Переодеться в любимые удобные джинсы, надеть свежую рубашку, взять с собой смену белья, запасную футболку, на всякий случай собственную куртку — ночи уже прохладные. Что ещё?

— Много не набирай, — подгоняет суженый. — У тебя всё будет. И опять ты в штанах? Так и быть, в дороге потерплю, а дома будешь носить платья.

"Дома…" Негодующе фыркаю. Раскомандовался… Мой дом — здесь, Мага.

— Мне в брюках удобнее, — коротко говорю. Выуживаю из шкафа свой рюкзачок, тот самый, из мира двойной звезды. Пусть ещё послужит.

— Что удобнее? Работать? В своей крошечной квартирке полы мыть и с мебели пыль стирать? Тебе больше не придётся этим заниматься. Почему у дочек полный гардероб одежды, а в твоём шкафу единственное платье, и то, судя по всему, десятилетней давности? Ты женщина или нет?

— Я не люблю платья, — отвечаю с досадой. Что-то я забыла… что-то важное. Иду в детскую и, скользнув взглядом по полкам, нахожу искомое.

— Почему? — спрашивает Мага напористо, выхаживая за мной по пятам.

Оборачиваюсь с нашим семейным альбомом в руках. Очень хочется двинуть этим предметом в упрямый лоб, но сдерживаюсь.

— Наверное, потому, что не хочу быть женщиной, — отбриваю. — С меня достаточно быть матерью. Женщин слишком часто используют и бросают одних, это, знаешь ли, не радует. И ты ещё упрекаешь меня в том, что я привыкла всё решать за себя сама?

Стоп, спохватываюсь, довольно. Не провоцируй, у него и так желваки на скулах ходуном ходят.

— Прости, — говорю, впрочем, без тени раскаяния. Собираюсь пройти мимо, но он неожиданно отбирает у меня альбом. Взвешивает на руке.

— Уверена, что нужно тащить с собой эту тяжесть?

— А ты загляни в него и реши сам, — огрызаюсь. — У вас в замках, поди, у каждого своя портретная галерея, а у меня своя. Мы, хоть и не аристократы, но своих родителей и предков помним.

Хотя она действительно увесиста, наша родовая книга, а в каждом походе может настать момент, когда любая мелочь в рюкзаке будет к земле гнуть. Но бросить альбом — это же как от самой себя кусок отрезать. Что у меня останется там, в месте, которое Мага считает домом, и которое никогда не станет для меня родным?

Я не цепляюсь за прошлое, я хочу сохранить себя.

…Он не из нынешних альбомов с пластиковыми облегчёнными страницами и прозрачными шуршащими кармашками, что через несколько просмотров норовят отклеиться. Нет. У нашего — плотные картонные листы со специальными ажурными прорезями для фотографий разного формата, бархатный переплёт с золотой тиснёной надписью "Моя семья". Читать умеешь, Мага? Так прочти, загляни вовнутрь, полюбуйся. Сколько мгновений застыло здесь на кусочках бумаги, глянцевых и матовых чёрно-белых, ретушированных, цветных, с ровными краями и фигуристой обрезкой, на парадных фотографиях и на кадрах, схваченных экспромтом, на первых… и для кого-то уже на последних. В самом хвосте встречаются и поляроидные снимки, уже выцветают, а вот мои детсадовские по-прежнему свежи.

Мага небрежно раскрывает наугад страницу. Приподнимает брови — совсем как Николас! — и озадаченно вглядывается. Да, для него ведь это в новинку! Его мир не знает фотографий.

— Это отец забирает нас с девочками из роддома, — поясняю. И вдруг невольно улыбаюсь. — Не на что там пока смотреть, всего два кулька в одеялках. Дальше пролистай.

— Нет, погоди, — хмурится он. — А это кто — ты, что ли? Почему такая худая? Ты же никогда такой не была!

— Всё-то тебе надо знать. — Я хочу забрать альбом, но Мага не позволяет. — Никогда… Ты меня знал-то всего неделю — в прошлом, и несколько дней сейчас, а сразу "никогда"…

— Почему? — повторяет он настойчиво. — Болела?

— Токсикоз был сильный, всю беременность, — нехотя отвечаю. — Считай, все девять месяцев есть не могла, ничего не удерживалось. Как родила — всё прошло.

Он садится на диван, пристраивает на колени нашу семейную хронику. Капитально устроился, надолго… Листает дальше, молча отстраняет мою руку, когда я пытаюсь снова забрать реликвию, решив, что хватит ему пялиться на чужую родню. С досадой плюхаюсь рядом, а то получается, что стою перед ним, как наказанная. Теперь он полночи смотреть будет, а я потом буду виновата, если мы опоздаем к порталу.

Мой… вроде бы муж внимательно просматривает снимки до конца, затем возвращается на первые страницы. Начал-то он с середины теперь хочет добрать, что не видел.

— Это кто? — сурово спрашивает.

— Прадед.

— Воин?

Молодой совсем ещё, лет двадцати, не больше, отец моего деда запечатлен с шашкой наголо, в парадной форме Донской казачьей конно-артиллерийской батареи: штаны с лампасами, погоны, мохнатая шапка лихо сдвинута набекрень… Серьёзен, статен, усат, взгляд