Злополучный репортаж [Евгений Петрович Кузнецов] (fb2) читать постранично

Евгений Кузнецов Злополучный репортаж

Глава 1

Все это странно: я заметил, что никто не называет меня по-взрослому – Семёном. Мама всегда зовет только Сёмой или даже Сёмочкой, да и дядя Берл с тетей Дворой, и Сарочка с ее мамашей Гольдерманшей, и даже малознакомые, а то и вовсе незнакомые мне люди… как будто я до сих пор бегаю в коротких штанишках. Кстати, бегать мне, пусть и в брюках, последнюю неделю приходится немало, ведь я устроился работать почтальоном.

Сегодня была пятница – последний рабочий день. Меня окрыляла радостная мысль: поскорее избавиться от единственного оставшегося конвертика, набить опустевшую от газет, журналов, бандеролей и писем сумку «Морским» пивом и закатиться на все выходные на дачу. Но разве светлым мечтам суждено сбываться?

Я шел через площадь Вождя, неосознанно стараясь держаться поближе к деревьям. Пышные кроны каштанов укрывали меня не столько от солнца, сколько от двух крайних окон на третьем этаже гостиницы «Континенталь». Уже год я обходил ее седьмой дорогой, но в этот солнечный июньский полдень по иронии судьбы мне предстояло вновь побывать в редакции газеты «Горноморсквуд» – я доставлял туда корреспонденцию. Это место, наверное, всегда будет напоминать мне о первом журналистском опыте и о той неприятной истории, которая приключилась со мной прошлым летом в универсаме. От навязчивых воспоминаний я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту и, что еще хуже, после ночных кошмаров не могу даже смотреть на свою обожаемую Сарочку. Вот такие дела: даже одного взгляда на гостиницу мне хватило, чтобы разворошить старую душевную рану…

Минут пять я посидел на лавочке перед входом в «Континенталь», отрешенно глядя в пустоту перед собой. Почувствовав, что немного пришел в себя, я встал, поднялся на три ступеньки и, опираясь левой ногой о вторую створку, открыл массивную деревянную дверь. Пересекая гостиничный холл, я на ходу показал молодой и улыбчивой администраторше на синюю сумку с белым почтовым логотипом, а затем вошел в лифт и кнопкой подал сигнал электродвигателю к вознесению меня на третий этаж. Там красная ковровая дорожка привела прямо к двери с табличкой, на которой было выгравированно название издательства. Я постучал, повернул ручку и с тяжелой душой шагнул в образовавшуюся амбразуру прямо навстречу судьбе.

Сегодня редакция пустовала, и там царила непривычная тишина. Секретарь Эллочка в одиночестве сидела на подоконнике, задумчиво смотрела в открытое окно и, лениво постукивая ярко-алым ноготком по сигаретке, стряхивала в него пепел, естественно, прямо на головы прохожим.

– Здгасти, – глянув на меня, каркнула она и вновь вернулась к созерцанию площади у городской администрации, по которой вяло ползали разморенные на солнце курортники в разноцветных одежках.

Я прекрасно понимал Эллочку: жизнь человеческого «муравейника» под названием Горноморск, рассматриваемый с высоты полета майского жука, это действительно завораживающее зрелище.

На голос Эллы из-за пластиковой ширмы появилась лысая голова-луна главного редактора. Увидев меня, расположенные на этой «луне» глаза округлились, а брови взметнулись на лоб. Через минуту, справившись с эмоциями и взяв под контроль мимику, Шеф, то есть Владимир Аркадьевич Южный – так звали главного редактора официально – весь выплыл из своего укрытия и, проявляя обычное для него гостеприимство, жестом пригласил меня проходить.

Мы сошлись на середине комнаты. Шеф остановился и изобразил жест мыслителя – почесал затылок. От него волнами исходили пары какого-то элитного алкоголя, по-моему, виски, и я немного отстранился к окну. Там было не свежее из-за Эллочкиных сигарет, но зато теперь взору открылся укромный уголок за перегородкой – логово Шефа.

Внимание сразу привлекла одна вещица на его столе.

«Так и есть, угадал», – ухмыльнулся я.

Это была большая, пузатая, выдутая из зеленого стекла бутылка шотландского виски «Вандер Лайфсонс». Пока я разглядывал бутылку и радовался своей прозорливости, Шеф тоже о чем-то молча размышлял – его глаза были хитро прищурены, как будто он задумал что-то недоброе.

Молчать дольше было неприлично – я первый должен был заговорить.

– Здравствуйте, Владимир Аркадьич! – смущенно улыбаясь и пряча глаза, поприветствовал я своего бывшего начальника и протянул ему письмо и ведомость. – Вот… заказное… распишитесь.

– Привет, парень… Слушай, напомни-ка… – Шеф произвел пальцами левой руки жест припоминания прямо у меня перед носом.

– Семён Киппен, – чисто автоматически напомнил я ему свое имя.

– Сёмочка! – обрадовался Шеф – искорки-бесенята запрыгали в его глазах. – Спасай, дружочек. Видишь, – он простер руку в сторону Эллы и описал широкую дугу по всему помещению, – никого нет. Кто в отпусках, кто в полях, кто на фронтах, а у меня мероприятие горит: сущая безделица – выставка морских свинок, – но я обещал осветить, а сам пойти не могу, понимаешь? Теперь на тебя одного надежда. Ничего