Написано для районного партийного собрания [Луи Арагон] (fb2) читать постранично

Когда я был ребенком, мне казалось, что есть слова, которые принадлежат только поэзии, легенде или античной истории: герой, мученик, атлет. Мне и в голову не приходило, что я могу встретить на улице господина в пиджаке, который оказался бы героем или, скажем, атлетом. Слова эти представлялись мне чрезмерными, беспредметными, некоей гиперболой. Когда я впервые увидел, что в спортивной газете атлетом называют живого человека, я испытал некоторое недоумение, как перед слишком явной безвкусицей.

И вот, позже — я хорошо это помню — слово коммунист стало мне казаться такой же неприменимой в жизни гиперболой. Я убежден, что такая наивность была свойственна не мне одному. Очень многие, сами того не замечая, думают так же. По разным причинам. Для одних термины «коммунизм», «коммунисты» так чудовищны, что им кажется столь же невозможным встретить живого коммуниста, как сатира или отцеубийцу. У других, напротив, сложилось о коммунизме такое возвышенное представление, что для них он стал чем-то вроде утопии.

К числу первых, без сомнения, относятся почти все мои родные, которые, хоть и ожидали от меня чего угодно, а все же долгие годы считали парадоксом, что я вдруг оказался членом коммунистической партии. Так рассуждал и комиссар Четырнадцатого округа в 1931 году, во времена голодных походов и демонстраций безработных перед зданием парламента; меня арестовали, когда я распространял листовки, и часа через три этот почтенный чиновник, наведя справки, вызвал меня и, сказал: «Помилуйте, сударь, вы писатель, у вас вышло двенадцать книг, а вы раздаете на улице коммунистические листовки!» Он думал, что произошла ошибка. Так и офицеры моего полка в 1939 году, когда их предупредили на мой счет, не могли прийти в себя от изумления: неужели такой «воспитанный» человек может быть коммунистом! Недоумевал и немецкий офицер, явившийся с обыском к Жан-Ришару Блоку,— он был вполне вежлив, с почтением взирал на огромную библиотеку писателя — и вдруг ему открылась ужасная правда: «Господин Блок… коммунист!.. Столько книг — и коммунист!..»

Но надо сказать, что и у людей второй категории, которые, напротив, ставят коммунизм очень высоко, логика, как правило, остается та же. Я настаиваю на этом: большинство людей, даже самых доброжелательных, судят о коммунизме и коммунистах на основании того, что они слышали раньше, то есть на основании всякой лжи, передержек или фантастических выдумок, составляющих чудовищный арсенал антикоммунистической пропаганды. И немало есть людей, которые считают себя сочувствующими коммунистической партии и в самом деле ей сочувствуют,— и, однако, их представление о ней не отличается от того, какое давала перед войной газета «Матен» и которое в наши дни присуще отнюдь не только газете «Эпок». Просто те же сведения расцениваются этими честными людьми иначе; коротко говоря, они думают, что если коммунисты и едят детей, то на это должны быть свои причины, и что в конце концов это делается для блага человечества. Нет, я не преувеличиваю. Я никого не хочу высмеивать — не то мне пришлось бы смеяться прежде всего над собой. Я помню пройденный мною путь: уверяю вас, я долго считал главными чертами коммунизма то, что не имеет к нему никакого отношения, и, защищая коммунистов от нападок, отстаивал позиции, на которых они никогда не стояли,— и это не день, не два, а долгие годы. Даже тогда, когда я уже состоял в партии.

Ибо можно быть членом партии и вполне искренне сохранять о ней самое нелепое понятие. В этом смысле я вовсе не был исключением. В партию можно вступить за несколько минут, но на то, чтобы стать настоящим коммунистом, может понадобиться очень долгое время.

Это отчасти оправдывает тех, кто из уважения к коммунистическому идеалу не считает коммунистами людей, с которыми сталкивается в жизни. Так я в детстве не мог представить себе, что существуют живые атлеты. Но атлеты существуют. И коммунисты тоже.

Разумеется, с первого взгляда коммунист ничем не отличается от других людей. Коммунистом никто не рождается, коммунистами становятся некоммунисты,— хоть это и азбучная истина, не нужно об этом забывать. Более того, можно быть настоящим коммунистом,— есть ли тому доказательство убедительней, чем отданная жизнь? — можно умереть за свою партию и все-таки до последнего часа сохранить те или иные мысли и представления, сложившиеся до вступления в ее ряды,— мысли и представления не только не типичные для коммуниста, но даже прямо противоположные коммунистическим. Коммунизм есть идеология пролетариата, не правда ли? А между тем, несомненно, есть коммунисты, и даже отличные коммунисты, которые у себя дома, в быту, остаются настоящими мелкими буржуа; и всем известно, что есть среди коммунистов католики, которые продолжают верить в бога.

Естественно, такие принесенные извне, далекие от коммунизма понятия особенно