Гренадер Леонтий Коренной [Юрий Германович Вебер] (fb2) читать постранично

В. Юрьев (Юрий Вебер) Гренадер Леонтий Коренной

Осенью сорок восьмого года Николай Васильевич Гоголь недели две гостил в Петербурге. Как раз в эти дни лейб-гвардии Финляндский полк справлял свой ежегодный праздник в честь Лейпцигской битвы.

Был пасмурный, дождливый день 4 октября. Пронзительный ветер дул с Невы и гнал над городом косматые, рваные тучи. Гоголь чувствовал себя слабым, душевно расстроенным, но все же гвардейское торжество привлекло его внимание. В ту пору работой над второй частью «Мертвых душ» писатель старался заглушить свой внутренний недуг и жадно искал все целительное и яркое в жизни, «где слышится, — как он выражался, — сильное присутствие русского духа».

В длинном, просторном манеже с земляным полом происходил торжественный парад. Весь полк взял на-караул и замер, точно окаменев, когда перед строем пронесли старые знамена, потемневшие в пороховом дыму великих битв с Наполеоном. Сигнал к церемониальному маршу, проиграли два рослых горниста в серебряные трубы; на трубах была надпись: «В воздаяние отличной храбрости и мужества, оказанных в сражении при Лейпциге 4 октября 1813 года». За столами праздничного обеда гвардейцы поднимали чарки в честь лучшего гренадера Леонтия Коренного и пели затем хором полковую песню:

В одной из комнат офицерского собрания историк полка, уже совсем седой генерал в отставке, подвел гостей к большой картине, писанной маслом: русский гренадер отбивается один от толпы неприятелей.

— Это Леонтий Коренной, — сказал генерал. — Гордость нашего полка. Да не только полка, а всей гвардии. Я был тогда участником этого дела.

Гости просили генерала возможно подробнее изложить все, что ему запомнилось.

И тот начал свой рассказ…

* * *

Уже шестой час длилась Лейпцигская битва, решавшая спор о владычестве Наполеона над Европой. Уже шестой час полмиллиона вооруженных людей передвигались плотными массами по обширной холмистой равнине, сходились одна сторона с другой, кидались в яростные атаки. Уже шестой час земля сотрясалась от топота множества коней, человеческих ног, от несмолкаемой пушечной пальбы. Густой пороховой дым оседал черной пылью на тополях, тянувшихся вдоль дорог; клубы его мешались с низко нависшими облаками, и казалось, что из них моросит дождь, насыщенный каплями ядовитой сажи. Команды и приказания, воинственные крики и проклятья раздавались здесь на многих языках, ибо на этой равнине встретились почти все народы Европы. Здесь были французы и русские, саксонцы и пруссаки, итальянцы и австрийцы, поляки и шведы. Но главенствовали над этой многоликой, разноязычной массой две основные противостоящие силы — русские и французы. Они, как два борца, вступили в открытый поединок среди общего водоворота схваток и столкновений.

Наполеон настойчиво бил в центре союзных войск у селения Госса, желая разорвать их линию в этом пункте. Более ста французских орудий, поставленных на гребнях высот, открыв частый беглый огонь, стремились проложить путь коннице и пехоте. Восемь тысяч кавалерии Латур-Мобура бешеным потоком мчались на деревню Госса, грозя все поглотить своим приливом. Но русские лейб-казаки вместе с гвардейскими драгунами и гусарами отразили страшный напор этой конной волны и отчаянной встречной атакой рассеяли французских кавалеристов. А русская гвардейская артиллерия, подойдя на-рысях к ручью левее Госсы, завязала дуэль с французской, открыв такую канонаду, про которую очевидцы говорили, что она громче бородинской. Тогда начался бой пехоты…

В эти часы лейб-гвардии Финляндский полк, находясь в резерве, располагался на пологой возвышенности близ центра союзной линии. Солдаты стояли в рядах, но вольно. Офицеры составили круг. Все смотрели туда, вниз, где в полутора верстах клокотал бой за селенье Госса.

— Видно, нас скоро пошлют, — заметил подполковник, невысокого роста, уже пожилой и слегка грузный.

— Вам, Алексей Карпович, всегда не терпится, — отозвался командир полка, не отрываясь от зрительной трубы.

— Ваша правда, генерал. Как только заслышу эту музыку, — кивнул подполковник в сторону деревни, — так меня и подмывает примкнуть к общей кадрили.

Офицеры рассмеялись Алексей Карпович был весельчак среди своих, храбрый в поле, но в танцевальном зале робел и сбивался с такта.

— Вы-то к потехе всегда готовы, — сказал командир полка. — А ваши люди?

— Мои? — переспросил Алексей Карпович и оглянулся на свой батальон.

Быстро пробежав глазами по рядам, он остановился на правофланговом гренадерской роты. Тот стоял, не чувствуя взгляда начальства, в спокойной позе, опершись на ружье, рослый, широкий в плечах, с той особой молодцевато-сдержанной выправкой, которая дается только годами гвардейской службы. Звали