Три жизни одного человека [Анна Бессмертная] (fb2) читать постранично

Три жизни одного человека

Анна Бессмертная

Жизнь первая

Вопрос «Отчего люди пишут книги?»  так же правомерен, как и вопрос  «Отчего люди не летают?». Пишут, наверное, потому, что каждый пишущий считает своё «Эго» исключительным, свою боль самой сильной в мире, счастье – самым ярким,  жизненные перипетии самыми удивительными и неповторимыми, а своё морализаторство – самым нужным человечеству. Остаётся только сесть и написать, а это уже вопрос времени и задницы.

Времени у меня полно. Касаемо же задницы, так, не будучи проктологом или голубым, в этом вопросе я считаю себя Великим Профессионалом и Знатоком, ибо начинал своё вхождение в большие деньги с того, что мастырил табуретки и в базарный день бойко торговал ими на Одницовском рынке. Не гламурно, да? Дамы, не поджимайте губки! Ленусик, красота неземная,  твой папик в свое время немало положил народу в праведной войне за общественные сортиры, на них и поднялся,  а ваш муж, мадам, бывший кладбищенских дел мастер. И это именно такие, как они,  придумали поговорку «деньги не пахнут». И ваши детишки учатся в Лондоне именно на сортирно-кладбищенские деньги. Так что я ухожу на третий этаж, в свой кабинет, плотно закрываю за собой дубовые двери и сажусь за огромный письменный ретро-стол, на когда-то своими руками созданную табуретку, имеющую собственное имя – Сик Транзит.

С чего начать? Нужна козырная  первая фраза, проклятая первая фраза! Напишу её – и дальше польётся... Можно начать так:

Если кто-то не знает, что такое иметь каплю цыганской крови, объясняю: по весне и по осени одолевает необоримая страсть к переменам -  дорогам дальним и близким, новым людям, новым местам. Хочется все бросить, вытянуть, вытащить, вырвать корни из земли и податься в бега свободным и не заморачивающимся ни на что.

Но независимо от осени и весны, в непогоду меня всегда тянет из дому. Я придумываю предлог – сигареты на исходе, а впереди долгая бессонная ночь – накидываю куртку, сую ноги в резиновые сапоги, оставшиеся от тех времён, когда у меня ещё была собака, выхожу в темень (до поворота на центральную улицу фонари хронически не горят) и размеренно шагаю по направлению к поселковой круглосуточной палатке. Плотный ветер с силой врывается в лёгкие. Антрацитово-чёрный асфальт с бликами луж создаёт полную иллюзию разверзшейся бездны, и мне кажется, что я сейчас снова должен прыгать с парашютом, как когда-то в армии, и я, не дожидаясь пинка под зад, делаю шаг в эту бездну и лечу, рождаясь заново в неизвестный мне мир.  Мне хочется петь, но мешает густая вязкая слюна, от которой настолько трудно избавиться, что мы стараемся тайно пронести с собой маленькую тряпочку, чтобы обтереть ею рот изнутри и избавиться от слюны.

Предлог я придумываю исключительно для себя и непонятно зачем. Я – домашний божок, которого любят, но побаиваются, которому поклоняются и которого ублажают. Нравится мне это или нет – неважно. Так уж сложилось. Впрочем, скорее, нравится.

Первая жизнь

В школе я не учился. Хватал по верхам то, что давали на уроках, подчитывал заданное, если успевал, перед уроками, часто списывал домашку, и ничем особенно не интересовался. Учителя почему-то симпатизировали мне,  считали меня способным, но с ленцой. Я тоже считал себя таковым, и был уверен, что в нужный момент поднажму на учебу и поступлю, причем не куда-нибудь, а в МГУ, на физмат.  В выпускном  классе мама вдруг решила посетить родительское собрание, и наша математичка Евгешка, она же классная руководительница, на меня нажаловалась: за первое полугодие у меня были в равном количестве только пятерки и двойки. Прошлись по журналу, и результат похода был не ахти. Дома родители  устроили мне хорошую  пропесочку и пригрозили армией, если я не возьмусь за ум. «Нужный момент», который  я оттягивал, сколько мог, наступил, я взялся за ум, но было поздно. В МГУ я экзамены провалил и осенью загремел в армию.

Армия отняла у меня два года жизни, хорошенько натыкала носом в дерьмо, но и многое дала. Из маменькиного сынка, хвостика, рудимента с гонором, она сделала мужчину. Она заставила меня разжать ручонку, отпустить мамкину юбку и научила драться за жизнь, идти до своих, терпеть лишения и физическую боль, не ныть, ждать и трезво смотреть на самого себя.

После армии я легко поступил в МИФИ. Студенческие годы – дым коромыслом! Пивбар «Ракушка» на Юго-Западной вместо лекций,  шпоры, выпивка и сигареты, семинары, зачёты, экзамены, хвосты, сухомятка и недосып, гитара, стихи,  тусовки с драками, девчонки из меда и педа... Я был бабником. Я гулял напропалую и выходил сухим из воды там, где салаги покорно шли в загс на заклание. Многие мои друзья уже в двадцать три были дважды папашками, а я скакал попрыгунчиком, и мне всё сходило с рук.

В двадцать восемь я увидел Нику. Ей