Нас невозможно убить (СИ) [Виктория Осадчая] (fb2) читать постранично

Нас невозможно убить

1

Быть как стебель и быть как сталь

В жизни, где мы так мало можем…

— Шоколадом лечить печаль,

И смеяться в лицо прохожим!

М. Цветаева

Говорят, когда у мужчины рождается дочь, он становится более мягким, меняется его отношение к окружающему миру. Кто говорит? Прочитала как-то в одном глянцевом журнале рассуждение дамочки, которая совсем не знает мужчин. Либо ей достался «экземпляр», который выпускают поштучно в ограниченной серии.

Нет, не жалуюсь. Я родилась у отца, которого боялся весь город. Конечно, об этом я узнала уже в сознательном возрасте. Но до меня у него уже было два сына, и вот в один прекрасный день мама ему родила ещё одного, и меня в придачу. Надо ли говорить, что росла я избалованной маленькой дрянью? Вот тебе девочка гордыня. А нет, лучше возьми две, ты же Барышникова. А хочешь наглость? Вот, добавляем и размешиваем, да побольше. Побольше! Всего побольше!

Мамы не стало рано, и наше воспитание полностью легло на плечи отца. И если мальчишек можно было воспитывать, как спартанцев, то со мной этот номер уже не прокатывал. А вы попробуйте выгнать зажравшегося домашнего кота на улицу. Он зачахнет, потому что у него уже атрофировано то, что было когда-то заложено природой.

Поэтому стоило девочке топнуть ножкой, ей подавали все на блюдечке. Девочка привыкла, что все проблемы за неё решал грозный и большой папуля. Кряхтел, надрывался, тратя время на лекции и нравоучения, но решал. А со взрослением у девочки эти проблемы становились все тяжелее и тяжелее. Дошло до того, что она застукала любимого мужа, с которым прожила в счастливом браке целых полтора года, в постели с какой-то сучкой. И вот тогда папуля взбунтовался.

— А вспомни, что я говорил, когда ты замуж собиралась, — громогласно раздавался его голос в трубке. Шестерёнки начали соображать. Ага! «Ты выходишь за проходимца» — набатом звучали слова любимого папули в голове. Но куда там слушать старших? Девочке двадцать три, а на глазах розовые очки. А тут его любимого ещё вздумали грязью поливать. На дыбы и прогнать недоброжелателя. А ей на пороге: «Когда будешь разводиться, я даже пальцем не пошевелю.»

— И как я теперь, пап? — шмыгнула погромче носом для правдоподобности. А, действительно, КАК?

— Ну, как-нибудь, родная.

Вот так я и стала почти на год грушей для бритья собственного мужа, пока длился бракоразводный процесс. Соки все выпил, душу растоптал, а жизнь казалась серой и неинтересной. Справилась! Сама! Заставили девочку надеяться только на себя, девочка урок усвоила, и теперь все мальчики вокруг стали чем-то из разряда «фи, никогда больше». А раны душевные залечивать, конечно же в родительское гнездо. Там и воздух вкуснее, и деревья выше, и сон глубокий.

Я, наверное, так хорошо не спала уже год. Спокойно, тихо, в своей мягкой уютной постели. Да и на душе было спокойно. Я знала, что здесь меня в обиду не дадут. А ещё от того, что возвратилась я домой победительницей. Конечно, выжатой, но всё же. Как оказалось, когда ты стремительно двигаешься к тридцати годикам, самое важное, это, чтобы тобой гордились родители. И я верила в то, что мама за мной наблюдает, и безмерно счастлива, что ее дочь-размазня все же взяла себя в руки. Я же должна была оправдать доводы окружающих, что я унаследовала папин характер.

Ладно, это было вчера. А сегодня. Сегодня сонное тягучее утро, которое лениво подтягивается вместе со мной на постели и готово к новому дню. Не знаю, всегда считала, что все интересное в нашей жизни случается именно утром. А оно было в этот день именно таким, необычным что ли. Почему? Да, не знаю! Что-то внутри меня чувствовало приближение чего-то большого, того, что могло бы изменить мою жизнь навсегда. Или это эмоции так спокойно укладывались на ладошек, сворачивались змейкой, и мне хотелось начать сегодня с чего-то необычного.

— Доброе утро, пап! — поприветствовала я Алексея Алексеевича, который пил, как всегда, свой утренний кофе на открытой террасе дома, уткнувшись в свежую газету. Чему-чему, а своим буржуазно-западным утренним привычкам он не изменял вот уже, мммм, много лет.

— Доброе, милая! — оторвался он от чтива, приспустил очки на кончик носа. — Как спалось?

— Не поверишь, но я выспалась.

— Это хорошо! А то совсем исхудала, и цвет лица какой-то нездоровый.

— Умеешь ты комплименты делать. А я-то думала, что со мной не так, а оно вон как оказывается, — я плюхнулись в плетёное ротанговое кресло напротив.

— Ну, не обижайся, — улыбнулся Алексей Алексеевич. — Я к тому, что тебе необходим отдых. Может, путевку какую-нибудь организовать?

— Если ты меня пытаешься выгнать, то не получится. Никуда пока не хочу. Потерпишь?

— Это и твой дом, — заявил он и снова углубился в чтение. Когда папа читал, к нему лучше было не приставать с разговорами. Поэтому я придвинула к