Масоны. Общество с неограниченной ответственностью. Открытие суперлож. [Джоэле Магальди] (fb2) читать онлайн

Предисловие

Посвящения

Ур-ложи, настоящие герои истории

Невидимая война между прогрессивными и консервативными масонами

Трилогия о власти

Масонство и парамасонство

Структура и цели работы

Власть в фартуке

Кто такой брат (еретик) Джоэле Магальди

Брат Сильвио

В мировой закулисе масонства

Тайны Ур-лож

Власть с угольником и циркулем

Между папой Иоанном XXIII и Джоном Кеннеди

Новая Ур-ложа для борьбы с прогрессивным уклоном

От Трёхсторонней комиссии до Бильдербергского клуба. Дьявольские парамасоны?

Неоаристократы на войне. От покушения на Рейгана до раскрытия ложи "П2"

Новый мировой порядок: двадцать лет масонского мира и глобализации для всех

К войнам нового тысячелетия

Слово мастерам

Имперские амбиции сумасшедшей Ур-ложи

Компромиссный брат – Обама

Империя наносит ответный удар?

Отсюда, из земли Мордора, октябрь 2014 г.

Глава 1. Окончательное решение (1941-1942-1948)

Масонская поддержка нацифашизма

Великая Ложа всегда последовательно отказывалась высказывать своё мнение по вопросам внутренней или внешней политики как дома, так и за рубежом, и никогда не позволит связать своё имя с какой-либо инициативой, какой бы гуманитарной она ни была, которая нарушает её неизменную политику нейтралитета в любых вопросах, касающихся отношений между правительствами, политическими партиями или идеями, противоречащими действующей политике.^[22]

Черчилль и Рузвельт против нацистского Франкенштейна

Месть плуто-иудо-масонским предателям

Эзотерическая сторона окончательного решения

Интересное эзотерическое прочтение

Визионерская вселенная Гиммлера

Обычно, изучая психологию современных серийных убийц или преступников, виновных в чудовищных преступлениях, мы склонны исследовать предыдущие травмы, которые могли разрушить хрупкое психическое равновесие субъекта и вызвать побуждения к убийствам. Если только это не религиозные мотивы:^[24] в этом случае всё меняется, и многое. Наглядный пример такому процессу мы можем найти в фигуре Гиммлера: на самом деле самая тёмная сторона Третьего Рейха, истинная Земля Тени, менее известная, более увлекательная, но и более тревожная, выражается в визионерской вселенной Генриха Гиммлера (1900-1945), исполнителя окончательного решения, создателя новых СС и организатора высшей академии в Вевельсбурге, где он стремился реализовать самые скрытые и опасные принципы ариософии.

В случае Гиммлера мы не находим никаких травм, вызывающих геноцидное безумие: действительно, если послушать [американского историка] Ричарда Брейтмана "проблема в том, что Гиммлер провёл детство в нормальных, если не привилегированных условиях, и никакое социологическое или психологическое упрощение не может объяснить причину, которая побудила его совершить массовые убийства в столь беспрецедентном масштабе". [...]

В сельской местности недалеко от Падерборна, Вестфалия, величественно стоит на холме, возвышаясь над окрестностями, замок Вевельсбург, где Генрих Гиммлер создал омфалос, или пуп земли, духовный центр своей личной империи. Вевельсбург стал идеальным и культурным центром Чёрного Ордена: здесь были спланированы экспедиции по всему миру в поисках входа в Атлантиду, поиски Грааля за те несколько месяцев, в течение которых Отто Ран [молодой офицер СС, посланный Гиммлером в Пиренейский регион в поисках священной чаши] остановился в замке; здесь команда лучших немецких археологов провела исследования ариософии, которые должны были раз и навсегда доказать абсолютное превосходство арийских племён в завоевании древнего мира. [...]

Святилище нацизма

Вевельсбург должен был стать не военным центром, а суперспециализированной академией, где сливки немецкой исторической и религиозной науки могли бы работать в полном спокойствии, вдали от обязанностей, которые могли бы отвлечь их от чистых исследований; кроме того, он возник как культовый центр, квинтэссенция святилища национал-социалистической вселенной в течение следующих тысяч лет; требовалось место в гармонии с природой, тихое и способное предрасполагать к медитации и изучению. [...]

В 1934 году, когда Гиммлер купил замок [...], Вевельсбург стал центром тайного культа Чёрного Ордена. Форма стрелы глубоко поразила воображение рейхсфюрера, который увидел в ней символическое значение: замок был ориентирован на север, в отличие от всех древних и современных построек, которые следуют ориентации Восток-Запад. Северный вектор сразу же напомнил Гиммлеру о земле Туле, арийской Гиперборее, Северном полюсе, древней родине, где большинство германских традиций помещают арийский Эдем, то есть о месте, где в незапамятные времена линия арийских людей-богов жила в совершенной гармонии с силами природы, являясь проявлением их божественной силы. Гиммлер решил, что когда Третий Рейх окончательно установится на Земле, замок станет центром мира. [...]

В том, что касалось проекта, Гиммлеру помогали личный архитектор Бартельс (который курировал строительные работы в качестве главного архитектора) и Карл Мария Вилигут: на основе их рекомендаций, но прежде всего следуя духовным советам священника-мага Вилигута, Гиммлер перестроил весь замок изнутри, с сохранением, однако, общей формы наконечника стрелы: в период между 1939 и 1944 была на 4,8 метра занижена северная башня, а внутри построено то, что мы сегодня знаем как "крипта" – святая святых СС, названная Гиммлером Валгаллой. [...] Работа продолжилась созданием Gruppenf?hrersaal, зала верховных вождей СС, на первом этаже, который выходит во внутренний двор; двенадцать колонн были возведены как в этом зале, так и в крипте, и был спроектирован ещё один зал над Gruppenf?hrersaal с грандиозным куполообразным потолком – проекты, которые так и не были реализованы.

С 1941 по 1945 год начали задумываться о более крупном проекте с целью расширения площади замка до соседней деревни; фермерские дома отодвигались, чтобы освободить место для огромного комплекса зданий круглой формы, который будет окружать центральную постройку. Крипта стала бы географическим центром системы, очевидным символом, который возвращает нас к значению омфалоса, пупа мира. Это была бы пуповина, связывающая культурный мир СС с народом. [...] Кирстен Джон-Штюк, историк-архивариус, указал мне на сходство окончательного проекта Вевельсбурга с так называемым копьем Лонгина: весь замок был ориентирован как вектор, то есть стрела, символизируемая копьем Лонгина, амбивалентно не только на север и, следовательно, вовне, но также и в центр самого себя, то есть являлся бы географической точкой в центре грандиозного сооружения, которое должно было окружать замок и состоять из Северной башни и подземной крипты. Эта точка была концом копья или, если хотите, вектора, ориентированного как магнитный компас на север. На практике кольцо зданий имело своим фокусом равноудалённое от внешней окружности Валгаллу, крипту Северной башни, и это было, конечно, не случайно, а намеренным символическим выбором: это должно было стать омфалосом, духовным центром национал-социалистического мира. Таким образом, внешне-внутренний аспект получал двойное символическое значение: тяготение к далёкой родине во времени и пространстве (древняя Туле, расположенная в скандинавских легендах в полярной зоне) и необходимость погрузиться в себя в поисках прямой связи со своей вселенной, которая проистекает из национал-социалистического Weltanschauung^[25], то есть духовная необходимость медитации или мистического поклонения.

Орден воинов-монахов

Гиммлер решил, что с 1939 года группенфюреры СС должны собираться один раз в год (возможно, даже несколько раз) в Вевельсбурге для так называемой весенней конференции; единственное, что можно сказать наверняка об этих встречах, – это специальные диеты, назначенные его двенадцати рыцарям, и что эти встречи посвящались темам, связанным с ариософией и ранними периодами германской цивилизации, а также связям с новой национал-социалистической реальностью, которая возрождала прошлое тевтонских племен в современной жизни, сохраняя духовные аспекты. [...] В Академии Аненербе проводились непрекращающиеся и лихорадочные исследования, здесь работали преподаватели и учёные различных дисциплин, которые определяли духовные и генетические возможности чистой арийской расы, и логично предположить, что велась чрезвычайно продвинутая исследовательская деятельность с регулярными обновлениями, семинарами и конференциями. Однако мы должны иметь в виду, что замок был задуман в первую очередь как культурный центр, и поэтому там также выполнялись функции, которые, безусловно, входили в духовную или, лучше сказать, псевдорелигиозную сферу. Давайте не будем забывать, что в Вевельсбурге во время браков высших эсэсовцев, не было священника, а присутствовал [...] духовный советник Гиммлера, Карл Мария Вилигут, который появлялся в пасторальных одеждах с синим бантом, на котором были выгравированы руны: очевидная форма замены традиционной религии вотанским неоязычеством, которым глубоко пронизывался нацизм. Эти и другие церемонии проводились Вейстором,^[26] который надзирал над деятельностью учёных и военных, проживавших в Вевельсбурге: те, кто работал в Вевельсбурге, были частью Чёрного Ордена, религиозного ордена боевых монахов, чья элита считала тайный духовный аспект национал-социализма настоящим центром, вокруг которого строилась вся остальная деятельность. [...]

Вилигут также разработал медитацию с повторением германских мантр. Это практиковалось в высших эшелонах СС: сам Мигель Серрано, который вместе с Рудольфом Гессом и Карлом Густавом Юнгом входил в герметический кружок, изучающий эзотерический нацизм, подтвердил таинственную практику созерцания, основанную на визуализации рун и контроле дыхания, которая выполнялась в естественном саркофаге в священном месте Экстернштайн недалеко отсюда. Это может показаться противоречивым, что солдаты использовали методы духовной концентрации, более подходящие для монахов, но мы говорим о Чёрном Ордене СС, и это действительно орден воинов-монахов. Из воспоминаний Шелленберга [начальника секретной службы Гиммлера] мы узнаём о специальных медитативных мероприятиях с целью управления мышлением на расстоянии. [...]

Вся система, основанная на нумерологии, ариософских теориях, видениях Блаватской, была реализована с определённой целью и предназначена для архонтов, двенадцати группенфюреров СС. [...] В Валалле двенадцать каменных сидений и центральная круглая зона, ограниченная небольшой стеной. На полу Gruppenf?hrersaal есть солнечное колесо с двенадцатью спицами. Двенадцать комнат для двенадцати группенфюреров, каждая из которых посвящена какому-то историческому деятелю. В одном из залов круглый стол с двенадцатью стульями (круглый стол, явно вдохновлённый легендами о короле Артуре, теперь больше не существует, вероятно, уничтоженный во время пожара 1945 года). Двенадцать лучей, двенадцать комнат, стол с двенадцатью стульями, двенадцать мест в крипте, двенадцать группенфюреров; очевидна связь между сиденьями и лучами арийского солнца в зале на первом этаже, над криптой. [...] Легенда о короле Артуре, должно быть, произвела впечатление на начальника СС, потому что он всегда принимал за своим столом только двенадцать гостей. И как Артур когда-то выбрал двенадцать самых доблестных рыцарей, так и теперь король Генрих назначал двенадцать лучших обергруппенфюреров верховными иерархами своего ордена.

Эзотерическая страсть людей Гитлера

[...] Рене Генон, который вместе с Мирчей Элиаде был одним из столпов, на которых я много лет назад опирался в своей диссертации об эзотерическом нацизме, признал космическую связь с двенадцатью знаками зодиака. И не только это: в книге "Король мира" Генон провёл ценное исследование значения числа "12" в различных религиях, доказав, что число имело связь с Тулой или Туле, что Туле был источником символизма, связанного с Большой Медведицей и Северным полюсом, а Вевельсбург был стрелой, указывающей на север. [...] Особая ориентация на север относится к Туле, Северному Центральному полюсу, который также был названием общества, из которой возникла ДАП, переименованная Гитлером в НСДАП.^[27]

До того, как она стала называться "Туле", она называлась Germanenorden: в неё вошли в 1912 году Филипп Штафф и его сотрудники, распустив бывшее общество "Гвидо фон Лист", Берлин. Все эти люди вместе с Рудольфом фон Зеботтендорфом были учёными и практиковали эзотерику и ариософию; в частности, они практиковали контроль дыхания и визуализацию рун с целью осознания своего духовного "я". Искренне немыслимо и несостоятельно с любой точки зрения, что эти методы не были переданы членам Туле (которые были по большей части бывшими членами Germanenorden); в действительности, даже если бы Гитлер изменил имя группы на ДАП (политическое крыло тайного общества Туле) и устремил его сразу на насильственной прагматичную политику, Гесс (а также Карл Хаусхофер), который был эзотериком и учёным-магом вместе с Зеботтендорфом и другими, стоял рядом с Гитлером, как номер два в партии, пока не совершил свою неудачную поездку в Англию, где был схвачен. После неудавшегося путча 1923 года Гесс и Хаусхофер провели долгие месяцы интенсивных встреч с Гитлером в Ландсберге, и такое общение и дружба между людьми обязательно приводят к разговорам о вещах, которые им больше всего дороги, или о собственных интересах. Первый очень увлекался эзотерическими поисками, как и Хаусхофер. Это всего лишь один пример, поскольку эзотериков Germanenorden и Туле было намного больше двух. Поэтому немыслимо, чтобы методы контроля и медитации не перешли от Туле к верхушке НСДАП. Может быть, не всем, но фюреру определённо. А также Геббельсу и Гиммлеру, которые верили в магическую и астрологическую силу до конца своих дней. И было несколько других.

Мы также видели, что Гитлер позже пытался устранить любую связь с астрологическими доктринами, объявив эти практики вне закона в общественной жизни Рейха, и всё же до последнего он регулярно заказывал себе личный гороскоп.^[28] Он нашёл тайное убежище Муссолини благодаря своему личному "мастеру звёздного маятника"; Ланц фон Либенфельс называл его "одним из наших учеников". Поэтому неоспоримо, что тайные доктрины ариософской матрицы продолжали занимать центральное место в гитлеровской идеологии, которая воплотила в жизнь основные концепции, реализовав их с необычайной эффективностью посредством политических директив Третьего Рейха. Но последнее испытание состоялось как раз в Вевельсбурге, где Гиммлер со товарищи продолжали те практики медитации с рунической визуализацией [...], духовные упражнения созерцательного типа, включающие концентрацию, медитацию, контроль дыхания и руническую визуализацию – всё то, что практиковалось элитой СС. [...] Целью таких упражнений, как уже упоминалось, было пробуждение истинного арийского "я" путём мистического слияния с народом. [...] Внешний вид круглых и копьевидных зданий был визуальным и графическим представлением контакта с чистой божественной арийской кровью: копьё Лонгина заставляло кровь Христа стекать с его наконечника (крипты). Крипта была помещением, где медитация приводила человека к внутреннему мистическому контакту с народом. Слияние с чистейшей арийской кровью было полным, снаружи и внутри. Таким образом, проявляется последняя глава Ордена, величайшая из секретов национал-социализма; копьё Лонгина и Грааль тесно связаны с кровью Иисуса, который считается самым чистым арийцем на лице земли. В Вевельсбурге были получены физические (здания в форме копья) и духовные (ритуалы в склепе и рунические мистические медитации) изображения Грааля и Копья Судьбы (копья Лонгина) – предметов, которые, вступая в контакт с кровью Христа, позволяли элите СС напрямую связываться с Золотым Веком, с первобытной чистой кровью перворождённых, что в абсурдной нацистской мифологии совпало с идеей божества.

В архаических цивилизациях обряд служит не для запоминания, а для возврата во времени, то есть к моменту истоков Золотого Века; не имея концепции прогрессивной истории, а только циклической, архаические цивилизации воссоздают нужный момент в настоящем, осознавая так называемое "кольцо вечного возвращения" и напрямую связываясь с прошлым. Действительно, прошлое и настоящее соединяются, как кольцо, у которого нет ни конца, ни начала. Нацизм был уникальным явлением в современной истории, потому что он также отвергает научную концепцию и концепцию исторического процесса, чтобы возродить более древнюю эпоху, Юга на санскрите. По этой и другим причинам уместно считать нацизм архаичной цивилизацией – особенно с учётом его тайных ритуалов. [...]

Окончательный ответ на вопрос: откуда возник Холокост?

В конечном счёте можно сказать, что нацизм включает в себя: оккультный гнозис (ариософия и, в частности, учения Ланца, Листа и Вейстора), мессию (Гитлер), первосвященника с двенадцатью апостолами (Гиммлер и его группенфюреры), концепцию первородного греха и, как следствие, комплекс вины (смешение с низшей расой), эсхатологию (окончательное решение и война за господство в мире) и Золотой Век (Гиперборея, Туле), в который необходимо вернуться. Другими словами, нацизм, но только в узком кругу его элиты, является религией, – элементы были признаны и выделены, и поэтому может возникнуть окончательный ответ на вопрос: откуда возник Холокост? Речь идёт о разрушении мира, настоящем Армагеддоне, или Рагнарёке, чтобы создать новый мир, новый порядок, которому суждено продлиться тысячу лет, по совпадению, как Царство Небесное, описанное в Откровении Иоанна.

Ариософия и теософия

теософия распространилась по всему североамериканскому континенту, в Англии, Германии и даже в Индии, куда штаб-квартира общества была перенесена в 1879 году;^[30] это была, по сути, своего рода гностическая академия, в которой проводились глубокие исследования истории и символов с целью поиска общего во всех религиях, дерева знаний, на котором каждая культура обретала своё знание. Чтобы восстановить западную эзотерическую традицию, на которую ссылалась Блаватская, мы должны вернуться к более ранней гностической традиции, отождествляемой с первыми веками от рождества Христова. Наряду с гностическим знанием теософия использовала герметические тексты магии, каббалы, алхимии, тексты средиземноморского происхождения, в которых прослеживались те же духовные аналогии мистического порядка. Это связано с тем, что Блаватская^[31] считала гностическую традицию своего рода подземной рекой познания, от которой могли пить только посвящённые каждой эпохи, в том числе с помощью различных мудрых дисциплин и в разное время. [...] Целью Теософского общества было именно создание моста между герметической религией гностико-розенкрейцерской матрицы и наукой XIX века, использование скрытых сил в человеке и попытка пробудить их для высшего духовного осознания.

Исследования Теософского общества породили своего рода моду на рубеже веков на переводы древних восточных религиозных текстов – моду, появившуюся на гребне неоромантизма, который тогда захлестнул Европу и получил широкое распространение в Германии.

Интерес Блаватской к Тайной доктрине был направлен на рассмотрение различных оккультных течений, каббалы, гностицизма, демонологии, масонства и спиритизма, а также на их переработку с целью получения более высоких знаний, которые, по её мнению, исходили из более старых религий, особенно египетской. Её первоначальный интерес к египетской религии проявился в первой книге "Разоблачённая Исида" (1877), в которой была предпринята попытка переделать современные религии в свете египетской науки, подчёркивая плоский характер идеалов современной индустриальной цивилизации. После переезда Теософского общества в Мадрас, Индия (1879 г.), Блаватская стремилась организовать теософию, рассматривая Восток, особенно Тибет, как истинный источник мировой религии, исключая Египет и его тайны. Вторая книга, "Тайная доктрина"(1888), была представлена в качестве комментария к тексту, найденному мадам Блаватской в подземном монастыре в Гималайском хребте, в покоях Дизана. В трёх томах описывается божественная деятельность во время творческого процесса, который циклически продолжается вечно. Космическая эволюция, от эпохи господства огня до эпохи господства эфира, отражала падение творения из Божественной благодати, и для иллюстрации этого Блаватская использовала широкий спектр эзотерических символов, треугольников, трискелисов и свастик. Поэтому примечательно, что свастика, общепризнанная в современной истории как символ нацизма, впервые появилась в наше время в эзотерической книге; поэтому тут можно наблюдать предполагаемую связь с буддийскими и индуистскими религиями, которые всегда использовали свастику как в левостороннем, так и в правостороннем положении. Оккультная мудрость, которую приписывает ей Блаватский, будет расширена теоретиками фёлькиша и сторонниками солнечных культов, предвещавших XX век в Германии.

Блаватская пыталась реализовать настоящую альтернативную космогонию, параллельную историю человечества, которая частично повторила падение человека бытия, снабдив его ложными элементами в свете знаний, потерянных тысячелетиями, но сохраненных посвящёнными. Второй том "Тайной доктрины" (Антропогенез) описал падение человека от божественной благодати к варварству, а затем обратно к духовному подъёму, в соответствие с курсом космической цикличности; доктрина эволюции расы, согласно которой нынешней пятой расе-матери, называемой арийской, предшествует четвертая, атлантов, почти исчезнувших из-за катаклизма, который затопил их континент в Атлантике. [...] Эти же понятия мы найдём в арийских доктринах Гитлера. Столкновение магического типа между учёными-атлантами, которые использовали свою негативную магию в злых целях, с мудрыми жителями мифического подземного города Шамбала позже привело к великим катаклизмам, к расовому и идеологическому хаосу. [...]

Чтобы связать такие идеи с теми, которые циркулировали и широко распространялись на всех уровнях Третьего Рейха, мы можем подчеркнуть, что Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС и поклонник скандинавской мистики, верил в реинкарнацию, считая себя кармическим потомком саксонского императора Фридриха I. Кроме того, руководство СС организовало несколько экспедиций в Тибет и пустыню Гоби в поисках мифического входа в подземный город, не говоря уже о нацистской расовой доктрине о падении в состояние социальной и экономической слабости, вызванной смешением с унтерменшами, и необходимости биологического очищения, чтобы позволить расе-матери стимулировать скрытые способности мозга с целью возвращения к изначальному совершенству. Фактически, благодаря распространению теософской доктрины в Германии начали изучать возможное местонахождение Атлантиды; этим занимались историки, учёные и простые энтузиасты, а также известные исследователи, такие как Свен Хедин, первооткрыватель источников Брахмапутры и советник будущих экспедиций СС в Тибет, он несколько раз ездил в Азию в поисках Шамбалы. Тот факт, что он был приглашён и награждён Гитлером в Берлине по случаю 75-летия в 1940 году, ясно показывает, насколько фюрер ценил старого исследователя: Гитлер не забывал выказывать уважение тем, кто по-разному способствовал строительству его Weltanschauung.^[32]

Прогрессивные масоны против нацистской идеологии

Масон Мохандас Ганди

Глава 2. Консерватизм с Востока на Запад (1950-1956)

Реакционное и консервативное возрождение

Масоны Ангела Меркель и Владимир Путин

Бильдербергский клуб и Фонд Дитчли

Длинная полоса прогрессивного масонства

Корейская война и маккартизм

Сенатор Маккарти и масонский истеблишмент

Европа в руках масонства

Закулиса власти

Масон Джорджо Наполитано

Сила суперлож

Парамасонские общества и реакционный крен

Что такое Совет по международным отношениям (сокращенно: СМО)?

Это одно из многих явных или секретных (в данном случае явных) парамасонских обществ, традиция которых идёт непосредственно с конца XVIII века.

Этот тип обществ можно назвать парамасонскими, поскольку они всегда основаны узким ядром вольных каменщиков, которые затем вовлекают в свою социальную деятельность даже немасонов (чего они не могли бы сделать в ложе, куда допускают только после долгого подготовительного пути и официального посвящения мистерософского типа) для выполнения непосредственно политических, дипломатических, гражданских целей, которые могут поручать им одна ложа или федерация лож (общение или послушание, как хотите), связанных определёнными ритуальными и посвященчискими принципами, которые ограничивают прямое вмешательство в вопросы национальной, международной или мировой политики.

Это немного похоже на известный католический церковный принцип, который использовался до недавних веков, согласно которому Ecclesia abhorret a sanguine ("Церковь ненавидит кровопролитие"), и поэтому, даже когда она фактически подписывает кому-то смертный приговор, он официально исполняется той или иной ветвью гражданской власти по указанию высших иерократических кругов.

Некоторые масонские организации ведут себя аналогично, с не меньшим лицемерием в отношении вопросов политики, религии, дипломатии, экономики и финансов и т. д.

То есть они заявляют о своей эзотерически-духовной трансцендентности в отношении такого рода интересов и тем не менее стратегически делегируют конкретным ассоциациям исполнение своих целей.

Факт остается фактом, однако, что неизменно эти (тайные или явные) парамасонские общества всегда возглавляются (конфиденциально и более или менее завуалированно) узким кругом масонов: немасоны фигурируют там как подчинённые, попутчики, случайные гости, даже если на национальном или международном уровне это важные представители политики, средств массовой информации, дипломатии, промышленности, финансов, культуры и т. д.

Примером такого общества можно привести Социальный Клуб (также называемый клуб "Общество друзей истины"), основанный в 1790 году масонами Николя де Бонвиль (1760-1828) и Клод Фоше (1744-1793), вокруг которого разворачивается политическая и идейно-культурная активность масонов Гийома Шарля Франсуа Гупиль де Префельн (1727-1801), Мари Жана Антуана Николя де Карита, маркиза де Кондорсе (1743-1794), Камиля Демулена (1760-1794), Бертрана Барера (1755-1841), Жана-Мари Ролана де ля Платьер (1734-1793), Никола Ретифа де ла Бретонн (1734-1806), Луи-Себастьяна Мерсье (1740-1814), Жана-Батиста де Ламарк (1744-1829), Жака-Анри Бернарден де Сен-Пьер (1737-1814), Жака Пьера Бриссо (1754-1793) и несколько других, как во Франции, так и в остальной Европе.

С другой стороны, почти все французские революционные клубы (основанные конституционными монархистами или республиканцами, умеренными или крайними якобинцами, жирондистами или фейянами, кордильерами или народно-радикальными группами) имели мажоритарную масонскую матрицу, которая в случае жирондистов стала полным совпадением между ложей и политико-гражданским и культурным обществом.

В первой половине XIX века основными парамасонскими обществами (в данном случае, в значительной степени тайные, поскольку они должны были бороться против абсолютизма, тирании, нелиберальной и недемократической власти) были "Адельфи", "Филадельфы", "Высшие Совершенные Мастера", "Филики Этерия", "Молодая Италия", "Молодая Европа", "Бней-Брит" (нетайное общество), и, конечно, "Карбонериа", межконтинентальные организации (широко распространённые в Южной и Северной Америке, а также во всей Европе), которые стали вооруженной силой прогрессивного масонства.

В конце XIX и начале XX веков (когда "Карбонериа" ещё действует настолько, что становится главным героем революции, которая в 1910 году наделила Португалию, страну, в которой прежде преобладал самый нелиберальный клерикализм, парламентской республиканской конституцией и светским законодательством) были основаны новые разновидности (больше не тайные, но только конфиденциальные по структуре, функционированию и наиболее важным целям) парамасонских обществ.

Таким образом возникают Богемский клуб (1872, Сан-Франциско), Фабианское Общество (образовано в Лондоне в 1884 году), британское (1902) и американское (1903) Общество Пилигримов, Движение Круглого Стола (1909, со внутренним кругом Общества Избранных), Королевский Институт Международных Отношений или Чатэм-Хаус в Лондоне (1920), Совет по Международным Отношениям (1921) со штаб-квартирой в Нью-Йорке и в Вашингтоне, Люцис Траст (1920-1922, в настоящее время со штаб-квартирой в Нью-Йорке, Лондоне и Женеве, является также членом Экономико-социального совета ООН),Тавистокский институт человеческих отношений (1947), общество "Мон Пелерин" (1947), Бильдербергский клуб (1954), Фонд Дитчли (1958), Трёхсторонняя Комиссия (1973), Группа Тридцати (1978), Брейгель (2005) и другие [например, Группа Спинелли в 2010 году].^[47]

Что такое парамасонство

масоны, создатели и бессменные управляющие, начиная с XVIII века, парамасонских обществ, также принимают в них участников, которые принадлежат к политической, экономической, дипломатической, культурной, медийной и т. д. тусовкам, и которые, возможно, ещё не прошли (и не обязательно пройдут) обряд масонского посвящения.

Технически немасонские участники этих парамасонских обществ считаются "полезными мирянами".

Те, кого разово приглашают на внешние собрания парамасонских клубов, таких как Бильдербергский клуб, Трёхсторонняя Комиссия, СМО, КИМО и т. д., не обладают большим весом в рамках этих мероприятий, а их участие (по сравнению с братьями-каменщиками, которые строго контролируют упомянутые парамасонские клубы) является условным и ограниченным.

С другой стороны, те, кого постоянно вызывают и используют с некоторой частотой для какой-либо политико-дипломатической, финансово-экономической или медийной операции, пользуются более широким вниманием и получают больше преимуществ, чем те непосвящённые, которых приглашали только один или два раза.

Те мужчины и женщины, которые, хоть и не прошли собственно масонский обряд посвящения, кооптируются как полноценные члены этих международных парамасонских обществ, считаются парамасонами, своего рода "сводными братьями", которые никогда не будут занимать управленческие или стратегические посты во главе различных мировых обществ, частью которых они являются (эта роль отведена исключительно масонам, прошедшим через комнату размышлений и между колоннами Яхина и Боаза), но они по-прежнему будут выполнять полезную роль (как для себя и своей личной карьеры/судьбы, так и для других, особенно для руководителей в фартуке), даже если они подчинены.

Но подчинённый подчинённому рознь: некоторые остаются на всю жизнь "официантами" (хоть и высокоранговыми), другие могут стать "бригадирами", кто-то более удачливый может даже оказаться "дворецким" или "великим камергером".

Тем не менее, действительно руководящие и стратегические роли зарезервированы для собственно названных братьев-масонов, которые не только стоят у истоков таких парамасонских обществ (создав их), но и всегда поддерживают их – из поколения в поколение, через наследие, но не в светском смысле, а через духовное посвящение – железное управление.

Идеальный парамасон в этом контексте обычно должен быть амбициозным, но также исполнительным и осознавать свои ограничения и подчинение по сравнению с тем, кто является полноценным масоном; мудрый и расторопный человек, более чем просто умный, инициативный, но без больших идей или слишком укоренившихся принципов.

Идеальный парамасон не должен иметь слишком сложного и утончённого мировоззрения, но, в свою очередь, он должен быть неутомимым сборщиком и или организатором видений и предложений (как теоретико-интеллектуальных, так и практико-оперативных), упрощающих и встречных.

Конечно, речь идёт о парамасонах и масонах, составляющих международную глобальную элиту. Таким образом, вполне возможно, что любой масон "пеон" любого национального сообщества, возможно, уважаемый и влиятельный на местном уровне, может стоять бесконечно ниже парамасона, ответственного за роль и функцию драгоценного "камердинера или дворецкого, посланника или представителя" от имени транснационального масонского истеблишмента, образованного, начиная с ХХ века, так называемыми "Ур-ложами".^[49]

Истинная история Тавистокского института

Расположенный в одноимённом городке в графстве Сассекс в Англии, [Тавистокский институт] считается ведущим в мире центром деятельности по контролю над разумом и социальной инженерии. Известный журналист-расследователь и автор бестселлера "Бильдербергский клуб" Даниэль Эстулин раскрывает нам существование этой организации, созданной для управления судьбой всей планеты и изменения современного общества. В книге раскрываются происхождение и методы работы Института, кто управляет им, каковы его цели и как ему удаётся влиять на всех нас (настоящих ничего не подозревающих жертв) в повседневной жизни. Неужели все мы в опасности? Мы ежедневно сталкиваемся с тёмными механизмами, созданными группой психологов, психиатров и антропологов, оплачиваемых международной олигархией, которая контролирует мир в собственных интересах. От музыки до противодействия, от наркотиков до телевидения, прислушивайтесь к советам Даниэля Эстулина, чтобы понять, как каждый день защищаться от Тавистокского института, бороться с его методами и, наконец, быть свободным от всякого контроля над разумом.^[52]

Рождение центра передового опыта

Институт Тависток в Лондоне был основан в 1920 году на Тависток-сквер как психиатрическая клиника (Клиника Тависток) Сирилом Бёртом (1883-1971), экспертом по паранормальным явлениям, и Хью Крайтон-Миллером (1877-1959), вице-президентом Института К. Г. Юнга в Цюрихе. В 1921 году 11-й герцог Бедфордский, маркиз Тавистокский, подарил институту место, где с ветеранами Первой мировой войны проводились исследования травматических психозов от бомбардировок. Тогда ставилась задача определить с помощью научных критериев "порог разрыва" сопротивления человека, подвергающегося предельным нагрузкам. Проект спонсировался управлением психологической войны британской армии под командованием психиатра Джона Ролингса Риса. В 1932 году директором Института стал Курт Левин, выходец из Германии, специалист по "групповой динамике", т.е. технике манипуляции со стороны человека, внедрённого в группу с целью навязывания новых черт характера и ценностей: Левин был основателем Гарвардской психологической клиники, он убеждал американцев вступить в войну против Германии. Затем Левин перешел в Массачусетский Технологический институт, где в 1946 году основал институт, который впоследствии сотрудничал с Обществом Пилигримов Джорджа П. Шульца.

Развиваясь как центр передового опыта психиатрических исследований, Тавистокский институт, опираясь на достижения, достигнутые в двух мировых войнах, в 1947 году официально сменил название на "Тавистокский институт человеческих отношений". Благодаря финансированию Фонда Рокфеллера и квалифицированному американскому присутствию новое учреждение работало в сотрудничестве с британцами, среди которых выделялся заместитель директора клиники Тависток, вышеупомянутый Дж. Р. Рис, сооснователь "Всемирной федерации психического здоровья".^[54] Следует также помнить, что у Риса был студент, тоже выходец из Германии, который сделал блестящую карьеру: Хайнц (Генри) Альфред Киссинджер.

Почему родился Тависток

Заявленная цель Института заключалась и остаётся "применять идеи и методы социальных наук в политических и практических вопросах", разрабатывая проекты для государственных учреждений, промышленности, торговли, общественного здравоохранения и образования. Сфера деятельности – междисциплинарная и варьируется от антропологии до экономики, организационного поведения, политологии, психоанализа, психологии и социологии. В послевоенный период проблема, на которую Тависток намеревался дать эффективный ответ, заключалась в переносе в гражданское общество отрасли социальной психиатрии, успешно применяемой во время Второй мировой войны, благодаря работе прежде всего Джона Дж. Макклоя (высокопоставленного управленца банка "Кун и Леб" и Фонда Форда) и Уильяма Пейли (1901-1990), связанного с "Бней-Брит", Обществом Пилигримов, орденом Святого Иоанна Иерусалимского и СМО.^[55] Проект был амбициозным: опробовать на теле общества результаты исследований "переломного момента", которые были проведены в ходе двух мировых войн, чтобы уничтожить всякое психологическое сопротивление человека и поставить его под власть нового мирового порядка.

Одним из ближайших соратников Тавистока того периода был Макс Хоркхаймер, один из отцов Франкфуртской школы, основанной Фабианским обществом и занимавшейся марксистской социологией и психологией. Из этой школы вышел Герберт Маркузе, который выполнил основную задачу по подготовке культурной революции 68 года и последовавшего за этим "скачка парадигмы".

Во время Второй мировой войны школа переехала в Соединённые Штаты, где продолжала работать под эгидой Американского еврейского комитета (Ajc). После окончания войны Макс Хоркхаймер вместе с Игнацем Бубисом помог вернуть в Германию "Бней-Брит", высокое масонство, предназначенное только для евреев.

В 60-е годы именно Тависток в сотрудничестве с английскими спецслужбами пилотировал эксперимент по распространению и использованию наркотиков, особенно искусственно произведённых, ЛСД, в рамках социально дестабилизирующего явления, которое было названо "контркультурой", благодаря обширным грантам Фонда Форда, британского Центра экологических исследований, Министерства обороны Великобритании, Гарвардского университета и Исследовательского совета по социальным наукам Великобритании. Видным деятелем контркультуры наркотиков был Грегори Бейтсон, отец калифорнийских хиппи, один из пяти ведущих учёных Тавистока, которые занимались экспериментами по "социальной инженерии", опосредованными наркотиками. КИМО^[56] в то время возглавлял бывший директор авторитетного "Обсервера", принадлежащего семье Астора–Эндрю Шонфилда (Бильдербергский клуб, Трёхсторонняя Комиссия), члена Управляющего совета Тавистокского института и председателя вышеупомянутого Исследовательского совета по социальным наукам. Необходимо отметить, что в 1967 году под руководством Шонфилда, который возглавлял группу психологов Тавистока, Рональд Дэвид Лэнг опубликовал книгу под названием "Политика опыта", апологетику шизофрении и наркотиков, в которой утверждалось, что "деменция – единственная форма здорового сознания".

Что такое Тавистокский институт сегодня

Сегодня Тавистокский институт – это своего рода лаборатория КИМО по социальному контролю, что-то среднее между центром психиатрических исследований и центром военных исследований, который публикует ежемесячный журнал под названием "Человеческие отношения" (Plenum Press). Основная цель Тавистока, в конечном счёте, является поиск способов вызвать "изменение культурных парадигм" в человеческих обществах путем установления "нарушенных социальных сред" или манипулирования "скрытой динамикой группы". Например, в 1989 году в Тавистокском институте был проведён цикл лекций на тему "Роль неправительственных организаций в ослаблении национальных государств",^[57] которые были опубликованы в 1991 году в журнале "Человеческие отношения".

Тавистокский институт с момента своего основания опирается на такие общества, такие как Фонд Дитчли, и на мыслительные общества, такие как Римский клуб и Бильдербергский клуб, с которыми тесно сотрудничает. Тависток также использует американскую сеть, в которую входит Стэнфордский научно-исследовательский институт, основанный в 1946 году, консультант транснациональных корпораций, таких как Wells Fargo Ротшильдов, Bank of America или Bechtel Corporation. Он также оказывает определяющее влияние на Национальную Ассоциацию образования США. В эту же сеть входят Институт Эсален, центр распространения движения "нью эйдж", "Центр стратегических и международных исследований" Джорджтаунского университета в Вашингтоне (ЦСМИ, к которому принадлежат символические фигуры Киссинджера и Бжезинского), Хадсон-институт, специализирующийся на оборонной политике, и многие другие. Но настоящий плацдарм Тавистока в Соединённых Штатах представлен самым крупным американским "мозговым центром", корпорацией Rand, созданной на базе КИМО и, следовательно, СМО, для контроля американской политики на всех уровнях, международных отношений, вооружений, космических программ, внутренней политики и т. д. Сеть контроля над разумом индивидуума и предполагаемым коллективным поведением при поддержке великих фондов, единое мышление, основывающее новую шкалу "политкорректных" ценностей, за несколько десятилетий распространилась (как видит каждый) по всему Западу, незаметно проникая в политику государств, систему образования, банковский и деловой мир, обычаи, пробуждая незаменимое "состояние ума" на разных уровнях, "Волшебная флейта" власти, которая приведёт народы к эпохе единства, грозному однообразию идеологии гнозиса.^[58]

Тависток и масонство

Мир, полный разнообразия и внутренних границ

Война между фракциями

основная цель Тавистока, в конечном счёте, является поиск способов вызвать "изменение культурных парадигм "в человеческих обществах путём установления "нарушенных социальных сред " или манипулирования "скрытой динамикой группы".^[60]

Но настоящий плацдарм Тавистока в Соединённых Штатах представлен самым крупным американским "мозговым центром", корпорацией Rand, созданной на базе КИМО и, следовательно, СМО, для контроля американской политики на всех уровнях, международных отношений, вооружений, космических программ, внутренней политики и т. д. Сеть контроля над разумом индивидуума и предполагаемым коллективным поведением при поддержке великих фондов, единое мышление, основывающее новую шкалу "политкорректных" ценностей, за несколько десятилетий распространилась (как видит каждый) по всему Западу, незаметно проникая в политику государств, систему образования, банковский и деловой мир, обычаи, пробуждая незаменимое "состояние ума" на разных уровнях, "Волшебная флейта" власти, которая приведёт народы к эпохе единства, грозному однообразию идеологии гнозиса.^[61]

Глава 3. Масоны и Ватикан за Европейский Союз (1950-1957)

В Европе никогда не будет мира, если государства восстановятся на основе национального суверенитета... [...] [Это] предполагает, что государства Европы образуют федерацию или сообщество, у которого экономика будет общей.

Жан Монне, алжирская речь 1943 года

Братья работают над созданием Соединённых Штатов Европы

Это в пределах досягаемости всех разумов, что Европа далека от того, чтобы считаться находящейся в нормальном и удобном для своего населения состоянии. Все говорят о цивилизации и прогрессе... мне кажется, что если не считать роскоши, мы не сильно отличаемся от первобытных времён, когда люди вырывали друг у друга добычу. Мы проводим всю жизнь в постоянных и взаимных угрозах, в то время как в Европе подавляющее большинство не только разумных, но и здравых людей прекрасно понимает, что могли бы прожить нашу бедную жизнь без этой постоянной враждебности друг к другу и без необходимости, кажется, фатально навязанной народам каким-то тайным и невидимым врагом человечества, убивать друг друга с научной изощрённостью. Например, предположим, что в Европе образовано только одно государство. Кто бы мог подумать о том, чтобы беспокоить его в собственном доме? Кто посмеет, спрашиваю я, нарушить покой такого властелина мира? И при таком предположении больше не будет армий и флота, а огромные капиталы, почти всегда недоступные для нужд и страданий народов, чтобы быть растраченными на истребление, вместо этого будут использованы на пользу народа.

Что ж! Реализация социальных реформ, о которых я упоминаю, зависит только от мощной и щедрой инициативы.

Сделка между двумя великими народами Европы, сделка, которая будет иметь целью благо человечества, больше не может быть мечтой и утопией людских сердец.

Таким образом, основа Европейской Конфедерации, естественно, будет состоять из Францией и Англией. Пусть Франция и Англия откровенно и преданно протянут друг другу руки – и все разные и угнетённые народности, включая исполинскую Россию, не захотят оставаться вне этой политической регенерации.

Я хорошо знаю, что возражение естественно сталкивается с предшествующим проектом. Что делать с бесчисленной массой людей, занятых сейчас в армии и на флоте?

Ответ прост. Неисчислимое количество работ, созданных при мире, сотрудничестве, безопасности, поглотило бы всё это вооружённое население, даже вдвое больше, чем сегодня.

Поскольку война станет почти невозможна, армии станут бесполезны. Я очень хочу, чтобы мои слова дошли до тех, кому Бог доверил святую миссию творить добро, и они, безусловно, сделают это, предпочитая ложному и эфемерному величию истинное величие, основанное на любви и признании народов.^[64]

Пан-Европа: проект Калерги

Мечта Коменского и Ницше, концепция Канта, желание Бонапарта и Мадзини, Соединённые Штаты Европы, будет реализована общеевропейским движением. Под знаком солнечного креста, в котором объединяются солнечный свет и Красный Крест международного человечества, общеевропейская идея победит мелочность и бесполезность любой разрушительной и местнической политики. [...] Символом движения должен был стать Красный крест на золотом солнце: крест Христа на солнце Аполлона, наднационального человечества, объединённого сияющим духом огней. Этот символ на светло-голубом фоне, символ мира, стал знаменем движения.^[67]

Антидемократический крен европейского проекта

Власть технократам

Джордж Оруэлл и протоколы Ур-ложи "Томас Пейн"

Нападки на Рузвельта

Уинстон Смит – кто настоящий главный герой романа "1984"?

Манифест Вентотене

Глава 4. Масон и розенкрейцер Анджело Ронкалли, он же папа Иоанн XXIII, Второй Ватиканский собор и мечта о современной гармонии между религиозным экзотеризмом и масонским эзотеризмом в условиях обновления равенства, братства и свободы (1958-1968)

Первый папа-масон

Секретные архивы УР-ложи "Гедулла"

Второе посвящение папы Ронкалли

Второй Ватиканский собор и кубинский кризис

Речь при Луне: новая интерпретация

Дорогие дети, я слышу ваши голоса. У меня всего один голос, но им говорит весь мир, представленный здесь. Можно сказать, что даже луна поспешила сегодня вечером –посмотрите на неё наверху! – посмотреть это представление! [...]

Моя личность не имеет значения, я говорю с вами как брат, ставший отцом по воле Господа нашего, но всё вместе: отцовство и братство, и благодать Божия [...].

Давайте отдадим дань впечатлению этого вечера. Пусть всегда будут наши чувства такими, какими мы сейчас выражаем их перед Небом и Землёй: вера, надежда, милосердие, любовь Бога, любовь братьев; а затем, все вместе, помогите себе в святом мире Господа, в делах добрых! [...]

Придя домой, вы увидите детей; погладьте своих детей и скажите: "это тебя гладит папа". Придётся утереть пару слёз. Сделайте что-нибудь, скажите доброе слово. Папа с нами особенно в часы печали и горечи.

Решающий дипломатический потенциал Ватикана

Церковь больше всего заботится о мире и братстве между людьми; и она работает, не уставая, чтобы укрепить эти блага. В связи с этим мы напоминаем о серьёзных обязанностях тем, кто несёт ответственность за власть. Сегодня мы возобновляем этот сердечный призыв и умоляем глав государств не оставаться нечувствительными к этому крику человечества. Пусть они сделают всё, что в их силах, чтобы спасти мир: пусть они спасут мир от ужасов войны, страшных последствий которой никто не сможет предсказать. Не прекращайте переговоры. Да, лояльное и открытое расположение имеет большое свидетельское значение для совести каждого перед лицом истории. Продолжать переговоры на каждом уровне и во все времена – вот норма мудрости и благоразумия, которая не останется без благословения неба и земли.^[89]

Масон Энрико Маттеи

Против "Новых рубежей"

Суперложа Ленина

Убийство Кеннеди

Государственный переворот в Америке

Между Кеннеди и Хрущёвым была секретная договорённость: положить конец холодной войне, разоружить ядерные ракеты и даже сотрудничать в космических полётах. Убийство Джона Кеннеди нокаутировало также и советского лидера. С тех пор десятилетиями и в Москве, и в Вашингтоне командовали хищники. Кто они были в США? Политики, но на самом деле эмиссары финансовой элиты, Уолл-Стрит. Вместе с тёмными личностями, уже имевшими дела с нацистской Германией, они после войны завербовали в свои спецслужбы сливки гитлеровского разведывательного аппарата. Это утверждает немецкий журналист-расследователь Матиас Брекерс, автор новой разрушительной книги-расследования гибели Джона Фицджеральда Кеннеди: в 1963 году, говорит Брекерс, американская демократия как будто закончилась, замороженная переворотом. "В Америке реальная демократия вернётся только тогда, когда будет полностью "очищена" правда об убийстве в Далласе" – преступление, в котором тогдашняя правая рука Никсона Роджер Стоун сегодня обвиняет самого бывшего президента Джорджа Буша, человека с Уолл-Стрит и ставленника техасских нефтяников. Его сын, Джордж Уокер, будет управлять другим крупным "непрозрачным землетрясением", которое должно перевернуть весь мир – 11 сентября.

ЦРУ, заявляет Брекерс в длинном интервью, предоставленном Ларсу Шаллу [немецкому финансовому журналисту] [...], было с самого начала орудием финансовых кругов. Его разведывательное назначение – тайные операции, о которых информировать ( не всегда, и не полностью) президента. "Поскольку "отец" ЦРУ Аллен Даллес был адвокатом с Уолл-Стрит, а его брат Джон Фостер возглавлял внешнюю политику, тайные операции были семейным делом, которым управляли братья Даллес и их клиенты с Уолл-Стрит. Это то, чему Джон Кеннеди пытался положить конец, и те, кто приговорил его к смертной казни". Клиентами Даллеса, добавляет Брекерс, были банкиры и крупные корпорации, которые состояли в очень хороших деловых отношениях с нацистской Германией в 30-х годах даже во время войны. "Некоторые из них, такие как Прескотт Буш, дед Джорджа У., обвинялись в "сотрудничестве с врагом". И Аллен Даллес, глава Управления стратегических служб в Швейцарии во время войны, организовал множество таких контактов", включая "тайную интеграцию шефа нацистских шпионов Рейнхарда Гелена и нескольких сотен его офицеров СС в армию США" для создания аппарата ЦРУ. Всё это Даллес делал "в частном порядке, без какой-либо официальной поддержки" в период с 1945 по 1947 год "из своего офиса в Совете по международным отношениям". Таким образом, это "весьма иронично, или, скорее, весьма цинично", что именно марионетка техасских нефтяников Линдон Джонсон поручил Аллену Даллесу, врагу Кеннеди, управлять Комиссией Уоррена, которая притворялась, что расследует убийство. "Поскольку всё сработало успешно, они попробовали снова, на этот раз безуспешно", когда попытались поставить "кровавого Генри" Киссинджера во главе комиссии по расследованию событий 11 сентября.

Затмение демократии

Затмение демократии в Америке началось 22 ноября 1963 года. По словам Брекерса, по весьма конкретной причине: после прекращения ядерных испытаний Джон Кеннеди объявил своим доверенным лицам, что после переизбрания он отправится в Москву обсуждать мирный договор. На публике он уже объявил, что хочет остановить гонку вооружений и положить конец холодной войне. В меморандуме национальной безопасности говорилось о сотрудничестве с русскими в космосе. После обмена секретными письмами с Хрущёвым, положившего конец ракетному кризису, он находился в хороших отношениях с советским лидером, который в Кремле так же призывал к разоружению. Смерть Джона Кеннеди побудила советских экстремистов избавиться и от Хрущёва. "Если бы Кеннеди был жив, Хрущёв остался бы у власти, и холодная война могла закончиться в 60-е годы. Вот почему смерть Джона Кеннеди по-прежнему имеет значение: это самое важное преступление второй половины ХХ века, оно продолжает оставаться нераскрытым и определённым образом ознаменовало конец американской республики. С тех пор управление перешло в руки финансово-военно-промышленного комплекса, и ни один президент после Джона Кеннеди не имел шансов бросить ему вызов".

Немецкий журналист, имеющий за спиной десятки эссе и в настоящее время работающий в газете "Taz" и веб–журнале "Телеполис", настаивает на капитальной, полностью геополитической причине убийства Кеннеди: "Джон Кеннеди предпринял определённые шаги, чтобы положить конец холодной войне. Он отрицал участие армии в высадке в Заливе Свиней, унаследованное от своего предшественника; он разрешил ракетный кризис на Кубе путём прямого и тайного контакта с Хрущёвым; он обеспечил остановку американских и советских ядерных испытаний и приказал вывести войска из Вьетнама. Всё это вопреки воле военных, ЦРУ, а также многих членов администрации". Он был человеком с множеством врагов: "закоренелых коммунистов" в СССР, Китае и на Кубе, а также израильтян, которых Джон Кеннеди лишил ядерного оружия. На него точила зуб Федеральная резервная система за его предложения о новом "правительственном" долларе с серебряным покрытием, отнятом из-под контроля банкиров, а ещё мафия из-за его отказа вторгнуться на Кубу: "семьи" надеялись "вернуть свои казино и бордели". Другие враги, расисты– южане, не простили Кеннеди приверженность гражданским правам. "Но ни у кого из них, – предупреждает Брекерс, – не было средств и возможностей для убийства и, прежде всего, средств, чтобы покрывать всё это на протяжении многих лет". У кого были такие средства? "Только у ЦРУ и армии – для реализации, и ФБР и администрации Джонсона – для прикрытия".

К настоящему времени истина выходит на поверхность после десятилетий замалчиваний и обманов.

Роль ФБР и разведки

Первые трещины появились в 80-е годы, когда было обнаружено, что полицейским, выставленным на Дили Плаза в Далласе, предъявили поддельные удостоверения ФБР. Эти документы напечатало "техническое подразделение" ЦРУ под председательством Сидни Готлиба, известного проектом "МК Ультра" – деятельностью по манипулированию разумом с помощью гипноза, сывороток истины, ЛСД и подсознательных сообщений. Поддельные удостоверения никогда не расследовались ни ФБР, ни Комиссией Уоррена. "Один только этот факт исключает, что мафия, русские, кубинцы, китайцы или другие убийцы сделали это самостоятельно: и даже если бы они смогли получить подлинные удостоверения секретной службы, тот факт, что эта подделка не была расследована, немедленно приводит ФБР Гувера в высшие эшелоны подозреваемых". Сегодня техническая команда ARRB (Комиссия по рассмотрению записей об убийствах) вне всякого сомнения установила, что вскрытие и рентгенограммы Кеннеди, хранящиеся в Национальном архиве, были подделаны: "Ни один мафиози, банкир или кубинец не смогли бы этого сделать".

Эти громкие подделки, продолжает Брекерс, были изготовлены в военном госпитале Бетесды, где вскрытие Джона Кеннеди контролировал Кертис Лемей, начальник штаба армии США, который был "одним из самых ярых врагов Джона Кеннеди". Лемей был в отпуске на рыбалке, и когда услышал о стрельбе в Далласе, он "немедленно вернулся в Вашингтон – не из-за чрезвычайной военной ситуации, а чтобы посидеть в комнате для вскрытия и покурить сигару" перед трупом врага. Тем не менее, "поддельные фотографии и рентгенограммы, представляемые с тех пор каждому исследователю, являются одной из основных причин, по которой "теория волшебной пули" могла продержаться так долго: только военные, которые сделали эти фотографии и рентгенограммы, смогли сфабриковать эти подделки и поместить их в архив". Также благодаря Arrb теперь есть несколько доказательств того, что на следующий день после убийства были подделаны даже знаменитые кадры, сделанные в тот день в Далласе свидетелем, портным Абрахамом Запрудером, который снимал всё на камеру. "Тем не менее, даже на нынешнем "оригинале", кажется, ясно виден выстрел спереди, с травянистого холма, поскольку подделка была сделана не идеально". И тот факт, что Комиссии Уоррена был показан только чёрно-белый черновик, "указывает на то, что авторы знали об этом". Ещё одно доказательство сокрытия фактов: в течение многих лет никто не знал, что фильм Запрудера был затем куплен группой Time/Life, точно так же, как фильм другого оператора-любителя, Орвилла Никса, был приобретён United Press и исчез.

Выводы Комиссии Уоррена были предсказуемы с самого начала, потому что комиссия не проводила прямого расследования и полностью зависела от данных, предоставленных ФБР. "Гувер знал о многочисленных следах, оставленных ЦРУ; он знал, что они предоставили поддельные доказательства поездок Освальда в Мексику, чтобы обвинить его в том, что он коммунист; и он всего через два дня после стрельбы пришёл к выводу, что в Далласе действовал только стрелок-одиночка Ли Харви Освальд". Гувер ненавидел семью Кеннеди, особенно своего босса Роберта Кеннеди, и был главным ответственным за продуманную операцию по компрометации Освальда и подделке результатов следствия. ЦРУ, добавляет Брекерс, сфабриковало доказательства того, что Питер Дейл Скотт ("Тайная политика и смерть Джона Кеннеди") называет "первым этапом прикрытия", т. е. "коммунистическим" следом, что позволило Линдону Джонсону, крича об опасности ядерной войны, оказывать давление на членов комиссии, чтобы они приняли эту версию и, таким образом, обеспечили успех "второго этапа", то есть выводы их псевдо-расследования: "невменяемый" Освальд, одинокий безумец.

"Из всех преступлений, – отмечает Брекерс, – суды разрешают большую часть дел именно по убийствам: не было бы необходимости во всех прикрытиях за последние 50 лет, если бы Ли Харви Освальд на самом деле был одиноким безумцем". Почему Джек Руби убил его? "Они хорошо знали друг друга. И поскольку Освальд был активом ФБР и ЦРУ, его нужно было заставить замолчать, прежде чем он сможет говорить. Но имейте в виду: Кеннеди собирались убить не только в Далласе. Был, по крайней мере, ещё один план, приуроченный к визиту Кеннеди в Чикаго. "Это был заговор, очевидно похожий на заговор в Далласе: бывший морской пехотинец, подготовленный как козёл отпущения, который получил работу в высоком здании на маршруте, по которому кортеж должен был пройти несколько недель назад, и который тренировался с кубинскими изгнанниками, такими как Освальд". План провалился. "Случайно снайперов заметил владелец отеля, и визит в Чикаго был отменён". Почему Джон Кеннеди умер 22 ноября 1963 года? Немецкий журналист не сомневается: "Он, как президент, совершил радикальный переход к политике примирения и мира. Он разозлил врагов, как в армии, так и в ЦРУ. И когда он объявил об окончании холодной войны в своей речи 10 июня 1963 года, то приговорил себя к смертной казни".

Для журналиста эта причина определённо сильнее любой другой, в том числе и той, более важной, касающейся систематического участия мафии в нескольких операциях ЦРУ. "После проекта Лучано в 1943 году (помощи заключённого в тюрьму мафиози Лаки Лучано по организации вторжения на Сицилию) мафия стала излюбленным орудием ЦРУ для тайных операций и получения чёрных средств от наркобизнеса: куда бы ни прибывали американские военные или ЦРУ, там происходили "смены режима", – заявляет Брекерс. – Деньги на наркотики были необходимы для финансирования операций, начиная с Юго-Восточной Азии в 60-е годы и до сегодняшнего дня в Афганистане. И поскольку правительственное агентство Лэнгли "не может продавать "товар" напрямую, ему нужны мафиози, чтобы сделать это и получить свою долю для финансирования полевых командиров", называемых в зависимости от обстоятельств "борцами за свободу" или "террористами". Показательны случаи таких компаний, как Permindex, которая была "прикрытием для ЦРУ, МИ-6 и Моссада", очень полезная в качестве "линии по отмыванию денег и торговле оружием". Брекерс продолжает: "Они работали с банком Meyer Lansky в Швейцарии, которым управлял Тибор Розенбаум и через который шла большая часть торговли оружием Моссада". Джим Гаррисон, прокурор Нового Орлеана, которому поручено расследовать убийство Кеннеди, шёл в правильном направлении? "Конечно, потому что Клей Шоу, владелец New Orleans International Trade Mart и один из директоров Permindex, явно работал на ЦРУ. Вот почему Вашингтон саботировал расследование Гаррисона с самого начала".

Давление, искажения, манипуляции

Особо важна в этом убийстве роль "обманутой" разведки, которая легко объяснима: "Работники секретной службы были в основном южанами, которые глубоко отвергали политику Джона Кеннеди в области гражданских прав. Они весьма спустя рукава обеспечивали безопасность в Далласе". Абрахам Болден, первый афроамериканец, которого Кеннеди привел в Секретную службу в 1961 году, говорит, что когда он попытался связаться с Комиссией Уоррена, чтобы поговорить о расистском отношении своих коллег, коррумпированные лжесвидетели предъявили ему обвинения, после чего его заключили в тюрьму. Помимо фальсификации результатов вскрытия и рентгеновских снимков в больнице Бетесды, военные также сыграли решающую роль в изменении показаний врачей. Давление, искажения, манипуляции. "Первые допросы Марины Освальд производились не полицией Далласа, а офицерами военной разведки, которая предоставила для её допроса переводчика сомнительной квалификации и помогла в первую очередь подставить Освальда".

Откуда взялись средства на государственный переворот? Матиас Брекерс называет имена двух миллиардеров, техасских нефтяников Харольдсона Ханта и Клинта Мерчисона: "Они являются наиболее вероятными спонсорами, хотя доказательств нет". Известно, что за день до визита они заплатили из своего кармана за объявление в газете Далласа, в котором Кеннеди назывался коммунистом и предателем. "Они глубоко ненавидели Джона Кеннеди, а Линдон Джонсон был у них в качестве гарантии того, что всё будет прикрыто должным образом". В новой, хорошо документированной книге Ричарда Белзера ("Убойный список") перечислено 1400 человек, связанных с убийством, и в первые три года после убийства 33 из них умерли неестественной смертью. "Вероятность того, что это произошло случайно, составляет 1 на 137 миллиардов". Следовательно, единственное разумное объяснение – это государственный переворот, о чём заявил сам Гором Видал, когда говорил, что в США теперь он командует "однопартийной системой с двумя правыми", поддерживаемой крупными СМИ, которые "промывают мозги населению двадцать четыре часа в сутки и способствуют войнам за глобальное имперское господство", включая "тайные операции по всему миру за обеспечение этого господства". И это, заключает Брекерс, будет продолжаться "до тех пор, пока правда о секретной операции, государственном перевороте против президентства Джона Кеннеди будет скрыта".^[98]

Джон Кеннеди: человек со множеством врагов

был человеком с множеством врагов: "закоренелых коммунистов" в СССР, Китае и на Кубе, а также израильтян, которых Джон Кеннеди лишил ядерного оружия. На него точила зуб Федеральная резервная система за его предложения о новом "правительственном" долларе с серебряным покрытием, отнятом из-под контроля банкиров. А ещё мафия из-за его отказа вторгнуться на Кубу: "семьи" надеялись "вернуть свои казино и бордели". Другие враги, расисты-южане, не простили Кеннеди приверженность гражданским правам. "Но ни у кого из них, – предупреждает Брекерс, – не было средств и возможностей для убийства и, прежде всего, средств, чтобы покрывать всё это на протяжении многих лет".

Военно-промышленный комплекс и суперложи

Затмение демократии в Америке началось 22 ноября 1963 года. По словам Брекерса, по весьма конкретной причине: после прекращения ядерных испытаний Джон Кеннеди объявил своим доверенным лицам, что после переизбрания он отправится в Москву обсуждать мирный договор. На публике он уже объявил, что хочет остановить гонку вооружений, чтобы положить конец холодной войне. В меморандуме национальной безопасности говорилось о сотрудничестве с русскими в космосе. После обмена секретными письмами с Хрущёвым, положившими конец ракетному кризису, он находился в хороших отношениях с советским лидером, который в Кремле так же призывал к разоружению. Смерть Джона Кеннеди побудила советских экстремистов избавиться от Хрущёва. "Если бы Кеннеди был жив, Хрущёв остался бы у власти, и холодная война могла закончиться в 60-е годы. Вот почему смерть Джона Кеннеди по-прежнему имеет значение: это самое важное преступление второй половины ХХ века, оно продолжает оставаться нераскрытым и определённым образом ознаменовало конец американской республики. С тех пор управление перешло в руки финансово-военно-промышленного комплекса, и ни один президент после Джона Кеннеди не имел шансов бросить ему вызов".

Каждое изготовленное оружие, каждый спущенный на воду военный корабль, каждая запущенная ракета влечёт за собой, при ближайшем рассмотрении, своего рода кражу у тех, кто голоден и не питается, у тех, кому холодно и кто не одет. Мир не просто тратит деньги на оружие. Он тратит пот рабочих, интеллект учёных, надежды молодых людей. [...] Это отнюдь не законный и разумный образ жизни. Под облаками войны человечество висит на железном кресте.

(Шанс на мир, 16 апреля 1953)

В различных институциональных и правительственных учреждениях мы должны следить за приобретением необоснованного влияния, необходимого или предполагаемого, военно-промышленным комплексом. Действительно, существует и будет продолжать сохраняться риск чрезмерного подъёма такой власти, которая может иметь катастрофические последствия. Мы никогда не должны допускать, чтобы бремя этих интересов ставило под угрозу наши свободы или демократические процессы. Мы не должны принимать что-либо как должное. Только бдительные и знающие люди могут заставить гигантскую промышленную и военную машину обороны правильно относиться к нашим миротворческим методам и целям, чтобы безопасность и свобода могли процветать вместе.

(Прощальное обращение к нации, 17 января 1961)

Двусмысленные послания Кеннеди

Давным-давно мы решили, что опасности, связанные с излишествами секретности и сокрытием фактов, намного перевешивают риски того, что мы готовы оправдать. Нет причин противостоять опасности закрытого общества, имитируя те же ограничения.. [...] Мы сталкиваемся с очень серьёзной опасностью, которая формируется настойчивыми требованиями увеличить безопасность и передать её в руки тем, кто хочет расширить её до уровня официальной цензуры и сокрытия. [...] Во всём мире нам противостоит монолитный и безжалостный заговор, который в основном использует оккультные средства для расширения сферы своего влияния посредством проникновения, а не вторжения, подрывной деятельности, а не выборов, запугивания, а не свободного выбора, ночной партизанской войны, а не регулярных армий. Это система, которая вложила много человеческих ресурсов и средств в создание очень эффективной и прекрасно смазанной машины, которая сочетает в себе военные, дипломатические, разведывательные, экономические, научные и политические операции. Её приготовления не обнародуются, а скрываются. Её ошибкам не посвящены вступительные титры, но они скрыты. Диссидентов не хвалят, а заставляют замолчать. Никакие расходы не обсуждаются, а равно ни вскрывшаяся неосмотрительность, ни раскрытие секретов. Проще говоря, холодная война ведётся с военной дисциплиной, с которой ни одна демократия никогда не пожелает или не захочет сравниться.

"Новые рубежи" и "Великое общество", несмотря ни на что

Появляется суперложа "Три Глаза"

Глава 5. "Вся власть воображению", масон на Луне и "Кризис демократии" (1968-1975)

Американские выборы 1968 года

Президент в тисках УР-лож

Масонский щит для Мартина Лютера Кинга?

Масонские устремления Роберта Кеннеди

Реакция масонства на убийства Кинга и Кеннеди

Масонский смысл речей М. Л. Кинга

Победа Никсона

Все люди "Трёх глаз" от Рокфеллера до Аньелли

Триумф "Трёх Глаз"

Масонское проникновение в Китай

Появляется Трёхсторонняя комиссия

Антидемократический манифест

Нил Армстронг: масон на Луне

Глава 6. Chaos ab Ordine et Ordo ab Chao^[129] (1967-1981)

1. Демонтаж демократии

Греция: переворот по заказу

Реакционные фартуки против '68

Неизвестность неприсоединившихся стран

Масон Брежнев против суперложи "Золотая Евразия"

Мао, великий мастер...

К антидемократической демократии

2. Восстание элит

Хозяева мира

Сэмюэл Хантингтон начинает свой доклад о кризисе демократии в США, подчеркивая, как между 60-ми и началом 70-х годов была достигнута противоречивая ситуация: максимум политического участия и минимум участия в голосовании. [...] Увеличение участия было реакцией на концентрацию власти в руках исполнительной власти, особенно федерального правительства, в пользу восстановления власти парламента и привело к возобновлению стремления к идеалу равенства и появлению движений за права меньшинств и женщин. Другое противоречие заключалось в так называемом "демократическом дисбалансе", то есть в том, что правительство одновременно расширяло свою деятельность, но уменьшало свою власть. Два фактора, по мнению социолога США, привели к росту активности правительства: гонка за военными расходами и, прежде всего, " вспомогательный поворот", который представляет собой ответ на коллективные вопросы, возникшие на волне демократического толчка 60-х годов. Рост государственной активности, в свою очередь, приводит к увеличению дефицита и государственного долга, инфляции, увеличению налогового бремени и финансовому кризису. По сути, для Хантингтона "жизнеспособность демократии в 60-х подняла вопросы об управляемости демократии в 70-х. [...] Импульс демократии состоит в том, чтобы сделать правительство менее мощным и более активным, повысить его функции и уменьшить его власть". В этом отношении участие привело к большей идеологизации и, прежде всего, к потере доверия не только к государственным институтам, но и к негосударственным, таким как крупные корпорации, которые теряют больше поддержки, чем все другие институты. Действительно, в отличие от других исторических эпох, именно самые активные и участвующие питают большее недоверие к правительству. [...] Поэтому в связи с этой ситуацией для Хантингтона вопрос, который нужно задать себе, больше не "кто правит?", а " правит ли кто-нибудь?". На практике центральным вопросом является вопрос управляемости, который Хантингтон определяет как зависящий "от отношений между авторитетом правительственных институтов и силой оппозиционных институтов". Снижение управляемости происходит из-за потери легитимности и авторитета институтов. [...] Хантингтон возлагает часть ответственности на средства массовой информации и особенно на укрепление власти парламента. Следовательно, он считает, что власть исполнительной власти должна быть усилена: "Если необходимо восстановить баланс между правительством и оппозицией, необходимо обратить вспять тенденцию к упадку президентской власти, а также повысить способность правительства управлять".

Избыток демократии

Какое решение предлагает Хантингтон? Всё очень просто: освободиться от избытка демократии. Эл Смит однажды утверждал, что "проблемы демократии решаются большей демократией". Наш анализ показывает, что применение этого лекарства в настоящее время только добавит масла в огонь. Напротив, некоторые из проблем правительства США сегодня проистекают из избытка демократии – "избытка демократии" в том же смысле, что Дэвид Дональд приписал понятию, относящемуся к последствиям джексоновской демократии, которая привела к гражданской войне. И наоборот, демократия требует "большей умеренности". Отметим, что президент Джексон в середине 1830-х – начале 1850-х годов ввёл в США почти всеобщее избирательное право для мужчин и положил конец джефферсоновской демократии, основанной на элитах, и что Хантингтон связывает, несколько тревожным образом, расширение демократии с гражданской войной. [...] Самая конкретная концепция трёхсторонней демократии ещё лучше уточняется, когда Хантингтон говорит нам, в чём заключается "большая степень умеренности" демократии. Во-первых, "демократия – это лишь один из способов установления власти, и это не обязательно универсально применимый метод. [...] Сферы, в которых демократический процесс идёт хорошо, ограничены". Это странное утверждение, которое не сочетается с концепцией "демократии как универсальной ценности", используемой в качестве идеологического оружия США и в целом западными демократиями против СССР и коммунизма. Это использование продолжалось впоследствии против "государств-изгоев", "диктаторов", "исламской угрозы", которых время от времени брали на прицел вплоть до оправдания войны именно с целью "экспорта демократии" в западных формах, в страны, разнообразные по культуре и истории. Забавно, что новую демократическую войну также поддержал Хантингтон в новейшем облике теоретика "столкновения цивилизаций". Таким образом, концепция демократии становится формулируемой произвольно в зависимости от обстоятельств. Но главный парадокс достигается, когда Хантингтон устанавливает, что "эффективное функционирование демократической политической системы обычно требует определённой апатии и отстранённости со стороны некоторых людей и групп". Таким образом, можно предположить, что не участие, а именно апатия является необходимым компонентом демократии.

Похвала апатии

Мысль не новая, поскольку в 1954 году политолог У. Х. Моррис написал статью под названием "Похвала апатии", целью которой было "показать, что многие идеи о долге голосования принадлежат к области тоталитаризма и неуместны в словаре либеральной демократии". Очевидно, что отстранённость, о которой идёт речь, относится не к элитам, которые доказывают, что они далеко не апатичны и уделяют большое внимание общим проблемам, о чём свидетельствуют списки транснациональных корпораций, банков и мультимиллиардеров, присутствующих на заседаниях Бильдербергского клуба и Трёхсторонней комиссии. Желаемая апатия – это апатия "маргинальных социальных групп", то есть самых бедных слоёв и наёмных работников в целом, которые, полностью войдя в политическую систему, перегружают её своими требованиями. [...]. Наиболее функциональное (более не демократическое) государство – это государство, которое увязывает в своей конституции различные принципы правления: демократию, монархию и олигархию. Фактически, "демократия представляет угрозу сама по себе больше в Соединённых Штатах, чем в Европе и Японии, где ещё существует наследие традиционных и аристократических ценностей". На самом деле, утверждает Хантингтон, угрозы для США заключаются не столько в преходящих факторах, таких как противодействие войне во Вьетнаме или в социальных тенденциях, таких как всеобщее обучение, сколько в "широкой поддержке демократических, либеральных и эгалитарных ценностей", которая характеризует американское общество. Лучшей политической системой, вытекающей из перечисленных принципов, будет "олигархическая демократия", то есть формально демократическая система, но в основном контролируемая олигархией. [...] Следовательно, с некоторой прозрачностью и изрядной долей цинизма утверждается, что "в демократии цель не может быть навязана указом. [...] Она должна быть продуктом общего для всех групп общества восприятия серьёзной угрозы их процветанию и понимания того, что такая угроза давит на всех без разбора. Фактически, в периоды войны и экономической катастрофы общие цели легко определяются". Это поучительные слова перед лицом недавней истории, учитывая, как часто страх перед угрозой, часто воображаемой или преувеличенной, использовался в качестве средства построения поддержки западных правительств, что показывают недавние примеры: в США – "война с терроризмом", а в Европе – "спред" и угроза банкротства из-за долгов и конца евро. Особое внимание заслуживает, наконец, позиция Трёхсторонней комиссии в экономике и, в частности, в области труда. [...] Именно в этот момент Трёхсторонняя комиссия, связывая её со своим анализом кризиса демократии, определяет точную экономическую политику, которая сочетает атаку на косвенную заработную плату (благосостояние) с атакой на прямую заработную плату. Эта политика представляет собой стратегическую линию транснациональных элит, которая действительна и по сегодняшний день. Избыток демократии, с одной стороны, привёл бы к расширению претензий, а это, в свою очередь, расширило бы функции правительства, увеличив государственные расходы. С другой стороны, это раздражало бы (с экспансионистской политикой, направленной на контроль безработицы) требованиями о заработной плате, инфляцией: "Инфляция усугубляется демократической политикой. Для борьбы с безработицей необходимо эффективно бороться с инфляцией. Столкнувшись с требованиями, [...] правительствам становится трудно сокращать расходы, повышать налоги и контролировать цены и заработную плату. В этом смысле инфляция – это экономическое зло демократий". Трёхсторонняя комиссия возникает в определённый исторический период, когда завершается, достигнув высшей точки, целый исторический цикл. Это длительный цикл борьбы, который, начавшийся сразу после Второй мировой войны, привёл не только к значительному продвижению демократии и общего состояния рабочих и других слоёв общества (женщин, молодёжи, меньшинств), но и к обсуждению капиталистической системы как таковой. Начиная с начала 70-х годов транснациональные элиты готовили реакцию против того, что было кризисом не демократии (на самом деле она была как никогда здорова), а поддержки и власти самих элит. Если Трёхсторонняя комиссия является одним из основных организационных средств этой стратегии, то "Кризис демократии" представляет собой программный манифест. Впечатляюще наблюдать, как руководящие принципы этой программы быстро вошли в повестку дня западных правительств с конца 70-х годов (с избранием Тэтчер и Рейгана) и как за последние 30 лет они нашли почти полное воплощение, настолько, что сегодня мы вынуждены бороться с разрушительными последствиями их применения. "Избыток демократии" был исправлен утверждением управляемости как абсолютного принципа правления, усилением исполнительной власти над парламентами, сведёнными к роли простой ратификации, и введением избирательных законов, которые оттесняют политические силы за пределы "умеренной" области политического развертывания. В то же время борьба с инфляцией стала центральной в экономической программе правительств и деятельности государственных центральных банков и ЕЦБ сегодня, что побудило отказаться от экспансионистской политики и принять ограничения и политику жёсткой экономии – термин, который не случайно был введён в 1973-1974 годах. Борьба с инфляцией всегда оправдывала другие цели доклада 1975 года: снижение заработной платы, сокращение долга и государственного дефицита и, следовательно, сокращение социальных расходов. В Европе и Италии всё это происходило в контексте ослабления центрального государства в процессе объединения Европы. Как и предполагал Крозье, европейское единство стало средством устранения старых способов правления, которые способствовали избытку демократии и социальным требованиям, столь раздражающим транснациональные элиты. Тем не менее, тема европейского объединения, по-видимому, также присутствовала на встречах Бильдербергского клуба, основатель которого Юзеф Ретингер также был вдохновителем европейского движения, организации, которая привела к основанию Европейского Союза.^[140]

3. Антидемократические мыслители

Первый акт. "Меморандум" Льюиса Пауэлла

Суд начался 23 августа 1971 года в зале Торговой палаты Соединённых Штатов Америки, а приговор был вынесен 31 мая 1975 года на пленарном заседании Трёхсторонней комиссии в Киото. За четыре года дебатов хозяева нашей жизни решили, что обвиняемый должен умереть. Ответчиком было левое движение, то есть права, представительная демократия простых граждан, мир, терпимость, общие интересы, свободная любовь и свободомыслие, лучший мир для каждого мужчины или женщины на этой планете – мир, который мы хотели бы иметь и которого у нас сегодня нет. В 70-е годы этот мир, казалось, был на грани воплощения в жизнь, вдохновлённый необычайным ветром прогресса, охватившим западный мир в предыдущее десятилетие. Приговором постановлялось, что обвиняемый виновен и приговаривается к смертной казни. Сегодня то, что кажется вам властью – от транснациональных корпораций до экономических войн, ложи "П2", мафии, коммерческого медиа–монстра, политической касты и других каст, лоббирующих нападение на Конституции, империи потребления – это не она. Эти аберрантные проявления являются лишь результатом приговора. Власть – это верхушка её придержащих тогда и сегодня, это источник всего.

Те из вас, кто очень молод, с трудом поверят этим словам, но на самом деле до того времени, когда я говорил о суде, существовала вещь под названием "надежда". Она была дочерью двух столетий эпохальной борьбы простых мужчин и женщин, эпосом о безмерных жертвоприношениях в защиту поразительных идей, проводимых с конца XVIII до конца ХХ века людьми, способными изменить историю. А изменить историю означало только одно: вырвать власть у немногих и отдать её многим – ради всех, чтобы всем было лучше. Немногие, наследники гигантской силы, переданной с незапамятных времён, на протяжении более двух столетий претерпевали эти изменения способами, которые сегодня невообразимы, до того дня, когда они решили, что пришло время остановить историю. Идею справедливости о том, что многие имеют право решать в ущерб интересам немногих, то есть из левого движения, нужно остановить и загасить. Так начался суд однажды утром в августе 1971 года.

Следующие строки, по сути, говорят вам одно: борьба с властью означает понимание того, кто она на самом деле, поскольку борьба с её марионетками и щупальцами бесполезна. Необходимо, чтобы кто-то помог вам сначала понять, где родился "враг", какие средства он использовал, с какими целями, то есть понять путь, который привёл нас, обычных людей к сегодняшней стене, чтобы, возможно, завтра другие мужчины и женщины вернулись, чтобы бороться с правильной целью и соответствующими средствами. Сегодняшние крупные "противники" не заботятся об этом, и они в основном всё делают неправильно. Помните, что каждая цитата, которую вы прочитаете ниже, изменила и меняет всю нашу жизнь во всём мире, потому что это слова силы, истинной силы. И вот факты.

Адвокат "дьявола"

Итак, остановить левое движение навсегда. Первыми, кто поставил эту цель, не случайно были американские бизнесмены эпохи Никсона, выглядывающие из 70-х, под командованием Юджина Сиднора-младшего из Торгово-промышленной палаты США. "Но как это сделать?"– спросили они. Ответ был ясен: силой идей, огромной силой идей. Разве не так Просвещение выиграло войну против трёх тысяч лет пуленепробиваемого абсолютизма? Идея разбивает, расстраивает, побеждает. Достаточно позвонить нужному человеку, адвокату. Льюис Пауэлл занимал должность юриста в советах директоров различных компаний, был человеком большой культуры и остроумия, ему было поручено начать судебный процесс, который остановит историю.

Пауэлл написал языком первоклассников скупой "Меморандум" на одиннадцати страницах, и, таким образом, выковал первое историческое оружие для победной контратаки новых международных правых: простоту. Простые понятия, грубые до невозможности, прямые и понятные кому угодно: от президента крупной промышленности до таксиста. Правые всегда именно так и общаются, поэтому их всегда понимают. Если тебя понимают, то ты победил. Левые же никогда не владели азбукой общения и сегодня не хотят учиться.

Правила войны

Первая идея Льюиса Пауэлла: на заре 70-х пришло время изменить все ценности детей двух столетий левых революций, не меньше.

Диагноз: "(Мы, экономические правые) не сталкиваемся с беспорядочными атаками. Скорее, атака на систему корпораций является систематической и общей". Идёт "идеологическая война против корпоративной системы и ценностей западного общества". "Ясно, как божий день, что сами основы нашей свободы находятся под массовым огнём", потому что "угроза бизнес-системе – это не только вопрос экономики, но и затрагивает свободу личности". И это не обсуждается, поскольку "единственной альтернативой (нашей) системе являются диктатуры социалистической или фашистской бюрократии".

Призыв к оружию: " Американскому бизнесу пришло время выступить против тех, кто хочет его уничтожить".

Какие вирусы нужно подавить? "Конечно, крайних левых, которые гораздо более многочисленны, лучше финансируются и принимаются лучше, чем когда-либо прежде в истории. Но самые тревожные голоса исходят из вполне респектабельных элементов, таких как университеты, средства массовой информации, интеллектуалы, художники, и даже политики". Главной заботой власти должна быть "враждебность левых и социальных реформаторов". Затем идут студенты, на самом деле "почти половина студентов выступает за социализацию основных американских отраслей". Левые проводят "обширную атаку на саму систему, которая подрывает доверие общественности и сбивает её с толку".

Вчитайтесь в эти слова [...]. Они уже рассказывают нам обо всём, что произошло в последующие 38 лет на всём Западе в социальной, экономической, идеологической, политической, образовательной, медийной, профсоюзной областях. То есть это вся ваша жизнь. Но мы продолжаем.

Льюис Пауэлл диктовал правила войны, и первыми, кто должен был собраться с мыслями, были именно "владельцы заводов, газет, пароходов", которые после десятилетия успехов государства всеобщего благосостояния в Европе и даже в США, то есть после самого левого десятилетия, которое когда-либо знал мир, воспринимали себя поставленными в состояние неуместности. "Меморандум" фактически провозглашает, что "немногие элементы современного американского общества имеют так мало влияния на правительство, как бизнес, корпорации и акционеры. [...] Не будет преувеличением сказать, что [...] мы забыты". Чтобы ниспровергнуть целую эпоху, которая сейчас считается триумфальной, эпоху социальных государств, правые должны найти силы "организовываться, планировать в долгосрочной перспективе, дисциплинироваться в течение неограниченного периода, финансироваться едиными усилиями". То есть превратиться в армию активистов смертельной эффективности. Последствия этих простых понятий будут огромны: так родился мир современных лобби экономической власти – тех, которые сегодня избирают американских президентов, которые заправляют войнами на Ближнем Востоке, которые определяют европейскую политику для всех нас, которые решают, кто может торговать и чем во всём мире, и которые на самом деле вывели "бизнес, корпорации и акционеров" из "забытых" в сегодняшнюю власть. Пауэлл делает здесь шокирующую предпосылку, если её читать в наше время: "Бизнес должен извлечь уроки, применяемые на практике рабочим миром, а именно, что политическая власть необходима, что её нужно усердно развивать и агрессивно использовать, если необходимо, и без смущения". Другими словами, этот отрывок показывает нам, что правые верно продумали ответный ход, точно имитируя то, что было силой левых той эпохи. Они её приобрели, мы её потеряли. И затем: "Тот, кто представляет нас, должен стать гораздо более агрессивным, [...] он должен оказать сильное давление на всю политику, чтобы поддержать нас, и нам не придётся стесняться, наказывая тех, кто против нас". Лоббисты должны будут особенно посвятить себя судебной власти, "используя его, как это делали профсоюзы и группы гражданских прав [...], которые имели успехи часто за наш счёт".

Близнецы-победители: обучающее телевидение

Льюис Пауэлл чувствовал, что в результате этой атаки на левых будущее принятие решений современными обществами сместится с типичной послевоенной народной активности на "белых воротничков", которых всё больше и больше выпускают западные университеты. Но учебные заведения того времени рассматривались автором "Меморандума" как очень опасные ширмы для диверсионных идей: "Там сотнями появлялись левые и экстремистские ораторы, [...] но не было равного присутствия сторонников американской системы управления и бизнеса". Таким образом, силам правых лобби надо нанести удар по университетам. Политология была первым бункером, и экономические правые должны были создать армию "преподавателей, которые твёрдо верят в систему бизнеса". Как только цель будет достигнута, "наши преподаватели должны будут переписать учебники, особенно по экономике, политологии и социологии". Но центральная работа правых академических лобби, очевидно, должна быть направлена на преподавание экономики, где "мы должны установить особые отношения с факультетами". Здесь с кристально ясной ясностью объясняется, откуда возникает фундаментализм свободного рынка, также называемый неолиберализмом, который в течение двадцати лет доминирует в каждом учении университетской экономики после искоренения даже самого микроскопического сопротивления этой догме. И пусть менее прирученные читатели знают, что именно из неолиберальных университетских кузниц происходит политика постоянного сокращения наших социальных гарантий, права на труд, права на здоровье, права на жилье, пенсионной системы, всеобщего блага и т. д. То есть решения о том, как мы живём и умираем. Наши правительства – это просто исполнители, у которых нет выбора, и поэтому мы не должны смотреть ни на Берлускони, ни на Проди, ни на Тремонти,^[141] чтобы понять, почему мы живём в такое (жалкое) время, и мы не должны бороться против них.

К 1971 году, во времена Льюиса Пауэлла, средства массовой информации уже играли центральную роль в играх власти, но не так, как хотелось бы самой власти. Однако юрист и тут не растерялся: "Телевизоры нужно постоянно контролировать так же, как и университетские учебники. Это относится к телевизионным передачам, которые часто содержат самую коварную критику системы бизнеса". Упоминаются пресса и радио: "Нужно использовать все возможные средства, [...] продвигать нашу точку зрения через эти средства массовой информации"; популярные журналы, где "должен быть постоянный приток наших статей"; газетные киоски, где "есть возможность просвещать общественность и где, однако, сегодня нет привлекательных публикаций, сделанных нами". Пауэлл прописал здесь бум, который, по сути, уже произошёл, популярных публикаций, переполненных позитивными представлениями о потребительстве, то есть о коммерческом существовании. Но его слова также предвосхитили появление подсознательных сообщений, которые современные СМИ подают нам во всех формах и соусах, чтобы укрепить систему, и он писал: "Мы тратим сотни миллионов долларов на рекламу, [...] но только часть её рекламирует систему".

Только лучшее

"Меморандум", ознаменовавший первый шаг к смертному приговору надежды, завершается абсолютными директивами, переданными Пауэллом будущей армии повелителей мира. Во-первых, всегда иметь мощную финансовую поддержку, и здесь, пишет адвокат, "нам нужна намного большая финансовая поддержка со стороны корпораций, чем когда-либо раньше". Пауэлл знал, что основную работу по установлению поддержки нельзя возлагать на "добродушных" интеллектуалов или часто неподготовленных добровольцев (как это всегда было и есть у левых), и фактически санкционировал, что тем, кто работает над проектом остановить историю, нужно "платить столько же, сколько и самым известным бизнесменам и профессорам университетов", а их навыки "должны быть исключительно высокими в ключевых областях, таких как реклама и средства массовой информации, интеллектуальный мир, адвокатура". Проект "остановить историю" должен постоянно контролироваться в том, что касается качества и верности, и "наше присутствие в средствах массовой информации, на конференциях, в издательском деле, в рекламе, в залах судов и в законодательных комиссиях должно быть исключительно прочным и исключительным".

Одиннадцать страниц, написанных таким образом одним человеком, были взяты за образец экономическими правыми всего западного мира, и, как любой из нас может проверить, стали выполняться практически буквально. И результат виден у миллиона богатых людей, загипнотизированных "ценностями системы"; у миллиона студентов, обученных только в одном направлении; в неумолимой коррозии основных прав, таких как работа, жильё и здоровье, вызванной победой "корпоративной системы"; в огромной сети СМИ, которые одержимо продвигают эту систему; в чрезмерной силе её лобби; и в смертельной компактности, компетентности, способностях и эффективности неумолимой машины коммерческого существования. Эти одиннадцать страниц концепций, продиктованных в крайне сжатом виде, были программным обеспечением, которое в течение 38 лет направляло работу экономических правых круглосуточно, семь дней в неделю, объединённое, дисциплинированным, сдержанным, без инакомыслия и с квалифицированным общением, как ничто другое в мире. То есть они стали той властью, посвятившей душу и тело в войне с надеждой, которая до 1971 года называлась левым движением и которая, как было объявлено, была окончательно обезглавлена через четыре года после первых усилий Льюиса Пауэлла. Фактически, для завершения судебного процесса потребовалась работа трёх других деятелей и ещё несколько страниц слов, написанных с большой простотой.

Второй акт. Манифест Хантингтона, Крозье и Ватануки

Демократию нужно спасать, так давайте же убьём её!

Неприятно слушать в эти дни разглагольствования некоторых демагогов, осуждающих нападение на демократию и рассказывающих некоторым властным марионеткам об их подлых проделках. Как будто кто-то кричит нам о появлении потребительства, потому что за его домом открылся гипермаркет. Нападение на демократию было спланировано 34 года назад и с такой эффективностью, что не оставляло надежды. Как уже говорилось ранее, это был заключительный акт смертного приговора левым.

Трёхсторонняя комиссия возникла в 1973 году как свободная ассоциация американских, европейских и японских граждан с целью "поощрения тесного сотрудничества между этими тремя регионами по общим проблемам и улучшению общественного понимания этих проблем". Конечно, это заявление – вздор. Это эксклюзивный клуб могущественных персонажей, стремящихся защитить свои интересы, но которые, вопреки распространённому мнению, вовсе не являются кучкой мафиозных самодержцев и заговорщиков. С другой стороны, Трёхсторонняя комиссия является более чем публичным лицом современных экономических правых, то есть полными сторонниками демократии, но понимаемой как средство, свободно предоставленное немногим многими, чтобы затем многие могли исполнять интересы немногих. Фактически, одним из фундаментальных прозрений современных правых было то, что диктатуры больше не являются лучшим средством для выжимания сливок из обычных граждан; диктатуры – это грязные,неуправляемые образования, которые всегда заканчиваются неприятной негативной реакцией в СМИ. Лучше демократия. С дистанционным управлением, ясное дело. И вот, если до вчерашнего дня западные правые экспортировали перевороты (Иран, Чили, Греция и т. д.), то сегодня они экспортируют демократию (Ирак, Афганистан, Пакистан и т. д.). Но у демократии есть один порок: она имеет тенденцию выводит интересы многих на передний план в ущерб интересам немногих. То есть имеет тенденцию быть инстинктивно левой. И тогда нужно вмешиваться. Трёхсторонняя комиссия сделала это за последние 34 года с любезным участием известных и менее известных людей, таких как Збигнев Бжезинский, Джимми Картер, Дэвид Рокфеллер, Джованни Аньелли, Пьеро Бассетти, Франческо Форте, Арриго Леви, Карло Секки, Эдмон де Ротшильд, Джордж Буш отец, Дик Чейни, Билл Клинтон, Алан Гринспен, Генри Киссинджер и многие другие.

Объясняю лучше: свободно выраженная демократия действует в интересах граждан, поскольку именно граждане управляют ею, и это всегда идеально соответствовало идеалу левых. Это, как говорили, было правдой как никогда в конце 60-х годов, когда история насчитывала два столетия и более. Власть никому не нравилась, но также было сказано, что власть понимала ценность демократии как высшего выражения её интересов, и в этом было сильное противоречие. "Владельцы заводов, газет, пароходов" во время судебного процесса, начатого Льюисом Пауэллом, говорили по существу: демократия освящает левых, поэтому надо её убить; но демократия нам нужна, поэтому мы должны её спасти. Выход? Снова несколько телефонных звонков, на этот раз – трём мыслителям: Сэмюэлу П. Хантингтону, Мишелю Дж. Крозье и Дзёдзи Ватануки. Три интеллектуала, преподаватели университетов и советники правительств, соответственно американец первый, француз второй и японец третий. Они снова составили рецепты в очень простых выражениях на 227 страницах своего "Кризиса демократии", переданного Трёхсторонней комиссии в 1975 году. Снова они огласили смертный приговор левым, но с поразительным "но". Он содержался в ответе на вышеупомянутое противоречие, рецепт, который может показаться сумасшедшим: если вы хотите спасти демократию и одновременно убить её, то нужно спасти демократию, убив её. Читайте дальше, и всё будет ясно.

Объяснение только что написанной абсурдной парадигмы можно найти в словах на странице 157 "Кризиса демократии", где говорится, что "история успеха демократии [...]заключается в приобщении большого числа людей к ценностям, установкам и моделям потребления среднего класса". Что это значит? Это означает, что если кто-то хочет убить демократию с участием граждан (которая по определению защищает интересы многих за счёт немногих привилегированных), сохраняя при этом оболочку демократии (которая заставляет нас голосовать за немногих привилегированных, которые затем выжимают нас, как лимоны), то надо сделать всех нас потребителями, зрителями, мелкими инвесторами. Именно это они с нами и сделали. Таким образом, нас обманули, уничтожили, как главных героев демократии. Это была их высшая идея, высшая гениальность. Масса граждан, которые после двух столетий борьбы снизу только что научились демократическим процессам, была сведена к инертным зрителям, потребителям, мелким инвесторам. Оболочка демократии была спасена, её содержание было уничтожено. Три автора написали инструкции в очень ясных выражениях, и они применялись на Западе более 30 лет: "Эффективное функционирование демократической системы требует некоторой апатии со стороны отдельных лиц и групп. В прошлом (до 1960-х годов) имелось некоторое количество членов, которые стояли на обочине и не участвовали в политике. Это по своей сути недемократично, но также стало одним из факторов, которые позволили демократии нормально работать". Фактически, в тексте говорится, что угроза американской демократии исходила "из самой динамики демократии в высокообразованном, мобилизованном и представительном обществе", где процветали "молодежные, этнические группы, и где эти группы приобретали новое понимание". Их отключили, сделали апатичными, неподвижными, и это произошло повсюду, с гедонистическим бумом 80-х и с появлением коммерческого телевидения.

Я прошу вас остановиться на приведённых выше строках, потому что, если вы поймёте их, вы поймёте, кто тут власть, как она работает и с кем мы действительно должны бороться. То есть не с Берлускони, а с системой, которая использует Берлускони в качестве одного из своих многочисленных средств достижения конечных целей. На самом деле сегодняшним противникам моды в Италии совершенно бесполезно разглагольствовать против Летиции Каста, потому что не Каста отключила демократию, и, прежде всего, не разглагольствование против Касты активизирует граждан, отключённых в течение более 30 лет стратегиями кризиса демократии.

"Лечить демократию ещё большей демократией – всё равно, что тушить огонь бензином".

Однако в своей работе Сэмюэл П. Хантингтон, Мишель Дж. Крозье и Дзёдзи Ватануки зашли намного дальше и затронули все важные аспекты представительной демократии. Достаточно прочитать на стр. 161 список того, что, по мнению авторов, мешает демократии: "1) Поиск равенства и ценности личности [...]; 2) расширение участия в политике [...]; 3) политическая конкуренция, существенная для демократии [...]; 4) внимание, которое правительство уделяет электорату и давлению со стороны общества". Теперь, если вспомнить, в какое мы живём время, то окажется: 1) уничтожены равенство и ценность личности через культуру видимости (точнее через культуру "знаковых личностей", как в системе, так и в анти-системе); на самом деле сегодня, хотя мы живём в современную эпоху, те, кто "не на виду" во власти, средствах массовой информации, шоу-бизнесе или спорте – это абсолютный "ноль без палочки" по сравнению с теми, кто "на виду"; 2) апатия участия в политике находится на самом высоком уровне, как на заводах или в культуре; 3) удаления небольших политических партий в пользу больших заткнуло рот различным политическим силам, а других вовсе вывело из игры; 4) ощущение на уровне гражданства заключается в том, что правительство всегда и хронически игнорирует запросы от активных граждан и групп, которые не являются лоббистами силы. Следовательно, инструкции Хантингтона, Крозье и Ватануки совпадают во всём с настоящим.

Они сказали власти, что "демократическая идея о том, что правительство должно отвечать перед гражданами, создаёт у них ожидания удовлетворения потребностей и устранения зол, которые преследуют определённые группы в обществе", и что "лечить демократию ещё большей демократией – всё равно, что тушить огонь бензином". Невероятные слова, но они, тем не менее, фактически лежат в основе нашей жизни по сей день. Конечно, любая идея государства всеобщего благосостояния, которое "дало бы работникам гарантии и уменьшило бы безработицу", считалась "катастрофическим дрейфом [...], поскольку породила бы период социального хаоса". В тексте они предупреждают власть предержащих, что "импульс демократии состоит в том, чтобы уменьшить власть правительства и увеличить его функции", что и должно было произойти, если бы наши демократии оставались здоровыми.

"Кризис демократии" провозглашает, что ответом на это демократическое "зло" должно быть только одно: возврат к правлению элит. Хантингтон, Крозье и Ватануки начинают с того, что вспоминают поучительный пример американского президента Трумэна, который "смог управлять страной благодаря помощи небольшого числа юристов и банкиров с Уолл-Стрит". Фактически, "демократия является лишь одним из источников власти и не всегда применима. В различных случаях те, кто более опытен, иерархически старше или лучше, должны иметь возможность отложить демократическую легитимацию, чтобы вернуть себе власть". Отмечаю, что эти скандальные слова на самом деле были идеологической основой того, что произойдёт с созданием новой Европы, санкционированной Лиссабонским трактатом, который фактически постановляет, что мы, европейцы, все будем управляться в будущем элитой суперспециализированных бюрократов, которых никто из нас не сможет избрать, отложив как раз любую демократическую легитимацию. Теперь понимаете, откуда взялись сегодняшние нападки на демократию?

Ловушка

Профсоюзы и любая другая форма объединения активных граждан, очевидно, были проблемой, которую следовало решить. Здесь авторы превзошли сами себя, с одной из самых коварных находок современной политики: кооптацией. Они понимали, что в развитых демократиях контрпродуктивно идти в лобовую атаку на профсоюзы или другие подобные организации. По собственным словам, они положили начало одной из самых печально известных эпох отношений между властью и миром рабочих/граждан, которая в течение нескольких десятилетий приведёт профсоюзы от их исторической традиции борьбы за права к жалкому сегодняшнему состоянию, где они теперь могут только торговаться о "степени отмены прав". Хантингтон, Крозье и Ватануки писали: "Растущие требования и давление на правительства требуют большего сотрудничества. Мы могли бы разработать средства для обеспечения поддержки и ресурсов [...] профсоюзами и гражданскими объединениями". Обратите внимание: эти слова написаны на заре 70-х, когда сама идея профсоюзов, которые бы "обеспечивали поддержку и ресурсы" правительству, вызвала бы насмешки, если не обвинения в государственной измене и насильственные беспорядки на заводах по всей Италии. Но это случилось, нас заставили, и нет необходимости приводить здесь позорные исторические даты в том смысле, что Cgil, Cisl и Uil^[142] всё время таскают каштаны из огня для правительства и предприятий или даже финансируют партии, которые затем войдут в состав правительств, которые они должны, по идее, контролировать. То же самое произошло с так называемыми организациями с активной гражданской позицией, НКО и другими, которые сегодня всё чаще участвуют (кооптированы) в разделении пирогов с государственными службами, забывая, что их функция заключалась в том, чтобы следить и бороться с властями, а не пировать вместе с ними. Но возвращаясь к профсоюзам, "Кризис демократии" приготовил ещё одну торпеду. Авторы понимали, что сила профсоюзов заключается в радикальной идеологии, и если "она теряет силу, то способность профсоюзов добиваться результатов уменьшается". И что может быть противоядием от идеологии, им сразу стало ясно: соглашательство, трёхсторонние соглашения между профсоюзами, правительством и крупными корпорациями об уровне заработных плат и условиях труда. Они так и писали: "(Оно) вызывает недовольство рабочих, которые не признают этот бюрократический процесс и склонны дистанцироваться от него, а это означает, что чем больше профсоюзы склонны участвовать в трёхсторонних соглашениях, тем слабее они становятся и менее способны мобилизовать рабочих и оказывать давление на правительства". Таким образом, практика трёхсторонних соглашений была призвана вывести из строя профсоюзы. Эти рассуждения помещены в более широкий контекст, но поразительно, как молния, тот факт, что эти микробы будущего распада профсоюзов были настолько ясны тем, кто 34 года назад планировал смертную казнь левых по всему Западу. И нужно было не только кооптировать профсоюзы и заманить их в ловушку соглашательства; нужно было также приласкать самых крупных и авторитарных в руководстве, поскольку "в современном государстве влиятельные лидеры профсоюзов, [...] способные командовать своими членами, представляют угрозу авторитету политических лидеров и даже в чём-то помогают им". Причина была ясна: "Если профсоюзы дезорганизованы, если их члены мятежны, если крайние требования и дикие забастовки часты, применение национальной политики заработной платы становится невозможным, [...] способствуя ослаблению правительства (а не рабочих!)", поэтому пусть возникнут "отраслевые" профсоюзы, которые легче приручить.

Эти концепции рассказывают всё, что произошло тогда, на заранее заданном пути вплоть до жалкого сегодняшнего состояния, когда профсоюзы, "могущественные и способные командовать своими членами", разбазарили право человека на труд и полностью отказались от радикализма, необходимого для предотвращения такого несчастного поворота событий. Опять же, это показывает, что если мы хотим бороться даже с этим триумфом власти над сегодняшним рабочим миром, бесполезно бороться с тем или иным итальянским правительством, тем или иным профсоюзным лидером. Они просто невольные исполнители, не более того. Есть много примеров, с какой настойчивостью каждый наш руководитель в течение последних десяти лет пытается повысить пенсионный возраст, а государственные счетоводы продолжают говорить, что счета в пенсионных фондах, напротив, очень здоровы. К чему тогда эта настойчивость? Да к тому, что они просто выполняют приказы, спущенные сверху более тридцати лет назад в других местах мира. И тогда нужно воевать с теми, кто их спустил [...].

Социальный контроль

Как ясно, власть уже тогда обладала кристально ясным представлением о серьёзных проблемах, с которыми приходится сталкиваться, и о несущественных, несмотря на внешность. Среди последних было массовое коммунистическое присутствие в европейских государствах, таких как Италия, которое было ликвидировано еще в 1975 году такими словами: "Коммунистические партии потеряли позиции почти во всей Западной Европе. Их идеология исчезла и стала похожей на Церковь, чья харизма частично поистрепалась. Почему партии, столь подавленные и умеренные, должны представлять угрозу демократии именно тогда, когда они уважают её основы?" Свободные от опасности эффективного сопротивления со стороны "красных" (за 14 лет до распада Берлинской стены), "владельцы заводов, газет, пароходов" должны были сосредоточиться на гораздо более современных элементах, таких как средства массовой информации. Телевидение среди всех нужно контролировать, поскольку "есть веские доказательства того, что развитие тележурналистики способствовало ослаблению авторитета правительств", и что пресса также "играла всё более решающую роль в судьбе правителей и их чиновников". Появление средств массовой информации, готовых бросить вызов авторитету, было для авторов угрозой самому функционированию исполнительных органов, поскольку "это сделало практически невозможным поддержание отстранённости от управления". Также они пишут, что "демократическая этика не позволяет затруднить (средствам массовой информации) доступ к информации или её удаление". В частности, они жалуются на "растущую власть журналистов в ущерб власти редакторов или хозяев", и всё это утверждается без тени стыда, открытым текстом. В общем, что-то нужно было сделать, срочно, и "Кризис демократии" постановляет: "Необходимы важные меры для восстановления правильного баланса между прессой, правительством и другими институтами", – концепция, которая звучит как богохульство для всех, кому ясно, что навязывание такого баланса означает передать власти полномочия контроля над информацией. Излишне сейчас перечислять, как эти заповеди снова превратились в реальность, и что исполнители, такие как Мердок или Берлускони, по-прежнему работают над выполнением этих приказов.

Тем не менее, работа, о которой мы говорим, ориентирована на граждан той эпохи, которые вышли из бурных и революционных 60-х с активной политической позицией, людей, которые "требуют (от правительств) больших мер для решения своих проблем и ещё большего социального контроля". Активность тех времён была представительной демократией, и это была надежда, или левое движение, которое нужно было обезглавить. В Декалоге ответа власти за авторством Хантингтона, Крозье и Ватануки социальный контроль является одной из гильотин. Более того, тут говорится о косвенном социальном контроле над человеком, который, как мы знаем, является самым коварным и наименее очевидным для программирования, наиболее трудным для противодействия. Средство, уже частично опробованное в США, но не совсем знакомое в Европе, "где социальная дисциплина не ценится так, как в Японии, и где косвенные формы социального контроля, разработанные в Америке, отсутствуют", особенно в Италии. Опасность такого отсутствия социального контроля заключается в том, что "рабочий класс не полностью ассимилируется в "социальную игру", особенно в странах Латинской Америки". Другими словами: если вы не включите их в большую массу потребителей, у вас не получится их контролировать, а они будут продолжать участвовать в политической жизни. А в новых потребительских демократиях, по мнению Хантингтона, Крозье и Ватануки, необходимо будет "экспериментировать с более гибкими методами, обеспечивающими больший социальный контроль с меньшим принуждением". Двенадцать слов, двенадцать строковых слов, которые предписывают власти один из самых разрушительных процессов социальной инженерии в истории, направленный на контроль над всеми нами: коммерческое существование и культура видимости, то есть массы граждан, сведённые к полностью безучастным потребителям/зрителям, и этот процесс пойдёт с огромной силой, начиная со следующего десятилетия, и до сегодняшнего дня.

"Кризис демократии" обсуждался на пленарном заседании Трёхсторонней комиссии 31 мая 1975 года. В самой комиссии были и несогласные с этим судебным процессом над представительной демократией, но по факту три автора вскоре станут членами администрации Джимми Картера, а их идеи взлетят и приземлятся сегодня на подоконниках наших домов вместе с идеями адвоката Льюиса Пауэлла. Вот, как умерло левое движение. Вот, кто действительно решает, как люди должны жить. Список мировых воротил, конечно, не останавливается на упомянутых, есть и другие (ВТО, МВФ, международные инвесторы, крупные бизнес-банки, такие как Goldman Sachs, Европейская комиссия, Бильдербергский клуб, экономические аналитические центры и т. д.), но они всегда являются членами одного и того же клуб, узким кругом элиты, которая после двух столетий поражений вернулась на трон. Вот кто есть власть, кто управляет всем, что делают наши политики и администраторы.^[143]

4. Суперложи и мировое правительство

Первый акт. Комментарий к книге Доменико Моро: коммунизм, капитализм, буржуазия и масонский межклассизм в генезисе современности

Второй акт. Комментарий к тексту Паоло Барнарда

5. Триумф элит

Глагол "Трёх Глаз"

Какой прогресс?

Парамасонская ширма

"Коммунистические партии потеряли позиции почти во всей Западной Европе. Их идеология исчезла и стала похожей на Церковь, чья харизма частично поистрепалась. Почему партии, столь подавленные и умеренные, должны представлять угрозу демократии именно тогда, когда они уважают её основы?" Свободные от опасности эффективного сопротивления со стороны "красных" (за 14 лет до распада Берлинской стены), "владельцы заводов, газет, пароходов" должны были сосредоточиться на гораздо более современных элементах, таких как средства массовой информации. Телевидение среди всех нужно контролировать, поскольку "есть веские доказательства того, что развитие тележурналистики способствовало ослаблению авторитета правительств", и что пресса также "играла всё более решающую роль в судьбе правителей и их чиновников". Появление средств массовой информации, готовых бросить вызов авторитету, было для авторов угрозой самому функционированию исполнительных органов, поскольку "это сделало практически невозможным поддержание отстранённости от управления". Также они пишут, что "демократическая этика не позволяет затруднить (средствам массовой информации) доступ к информации или её удаление". В частности, они жалуются на "растущую власть журналистов в ущерб власти редакторов или хозяев", и всё это утверждается без тени стыда, открытым текстом. В общем, что-то нужно было сделать, срочно, и "Кризис демократии" постановляет: "Необходимы важные меры для восстановления правильного баланса между прессой, правительством и другими институтами", – концепция, которая звучит как богохульство для всех, кому ясно, что навязывание такого баланса означает передать власти полномочия контроля над информацией. Излишне сейчас перечислять, как эти заповеди снова превратились в реальность, и что исполнители, такие как Мердок или Берлускони, по-прежнему работают над выполнением этих приказов.^[146]

6. Италия: поле битвы между УР-ложами

Английский переворот?

Как это ни парадоксально, неопределённость внутриполитической ситуации не влияет ни на активность Eni, ни на внешнюю политику Италии. Наоборот, именно в 1969 году стратегический проект Маттеи и христианских демократов Моро и Фанфани был реализован с благословения коммунистической оппозиции. Англия утратила почти всё своё влияние на Ближнем Востоке. Она потеряла большую часть своих колониальных владений в Африке, где многие англоязычные страны обрели независимость. И её также собирались изгнать со Средиземного моря, где теперь без Египта Насера и потерянных островов Кипра и Мальты она контролирует только Ливию. И именно здесь, в нефтяной стране, которая вскоре окажется самой богатой на североафриканском фланге, состоится финальный матч между Италией и Великобританией. В ночь с 31 августа на 1 сентября 1969 года в результате переворота был свергнут пробританский король Идрис, а в Триполи к власти пришёл молодой полковник Муаммар Каддафи, сторонник Насера, прошедший обучение в европейских военных академиях. Этот переворот был запланирован несколькими месяцами ранее в гостинице в Абано-Терме области Падуя. И его влияние на баланс в Средиземноморье ощущается уже достаточно быстро. Новое революционное правительство объявляет нефтяным компаниям, что хочет повысить цены на нефть. Затем оно изгоняет американские и английские военные базы с территории Ливии, в то время как торговые и военные отношения с Италией только развиваются. Пока у нашей страны сильные позиции на всём Ближнем Востоке и в Средиземноморье. Её влияние и престиж таковы, что Соединённые Штаты вынуждены делать "хорошую мину при плохой игре". Они замалчивают последствия переворота в Триполи, убеждённые, что могут справиться с ущербом, нейтрализовав итальянское присутствие. Президент-республиканец Ричард Никсон, как и демократ Кеннеди несколькими годами ранее, признаёт роль силы НАТО в посредничестве при урегулировании конфликтов между арабскими странами и Западом. И в то же время – для сдерживания реваншистских проектов Великобритании. Но Лондон, очевидно, другого мнения. И можно понять его разочарование, поскольку 1969 год знаменует собой окончательный переворот исхода Второй мировой войны, спустя всего четверть века после её завершения: Соединенное Королевство среди держав-победителей теперь является важным островом в Северной Европе, которому в Средиземном море принадлежит только Гибралтар; напротив, Италия, побеждённая нация, стала преобладающей державой в этом регионе, а также оказывает растущее влияние на Ближнем Востоке и в чёрной Африке. Не случайно, что именно в этот период на сцене появляются два героя, два старых друга английских служб, Юнио Валерио Боргезе и Эдгардо Соньо, вместе с третьим персонажем, который даже без прямых связей с британской разведкой определённо состоит в связи с пограничными англофильскими кругами: крайним левым издателем Джанджакомо Фельтринелли. Вокруг их фигур в конце 60-х – начале 70-х будут переплетаться почти все нити чёрного, белого и красного саботажа.^[148]

Разрушительная война, которая никогда не прекращалась. Эта книга открывает важный разрыв в истории нашей страны и отвечает на неразборчивые вопросы, которые даже судебные расследования не смогли полностью прояснить. Начиная с убийства Маттеотти (1924), и заканчивая смертью Маттеи (1962) и Моро (1978). Всякий раз, когда итальянцы пытались решить свою судьбу, вмешивались англичане. Теперь рассекреченные документы, с которыми два автора ознакомились в лондонских архивах Кью-Гарденс, подтверждают это. Из этих документов ясно видно, что не Вашингтон разрабатывает разрушительные планы насчёт Италии, как всегда считалось, а прежде всего Лондон, который не хочет терять контроль над нефтяными маршрутами и противодействует проарабской политике Маттеи, Грончи, Моро и Фанфани в пользу развивающихся стран. Однако нефть – не единственная проблема. Для англичан коммунисты – тоже навязчивая идея. Достаточная, чтобы решить её любым способом. Даже заручиться поддержкой журналистов, интеллектуалов и политиков для руководства общественным мнением и голосованием итальянцев. Специальный отдел Министерства иностранных дел работает над этой целью. К отделу присоединяются старые друзья британских служб, такие как бывший партизан-монархист Эдгардо Соньо и бывший республиканец, командующий 10-ой флотилией МАС Юнио Валерио Боргезе. Потом наступает 1976 год, когда для ИКП открываются двери правительства. В Лондоне планируют переворот. Но план в конечном итоге отбрасывается в пользу другой "диверсии". Таким образом, начинается террористическая волна, кульминацией которой является убийство Альдо Моро.^[149]

почти полностью основан на документах, с которыми ознакомились в британском государственном архиве в Кью-Гарденс недалеко от Лондона в ходе многолетних исследований. Сотни писем, телеграмм, информационных и аналитических сводок разведки, дипломатии, министерств и канцелярии премьера. Секретные и совершенно секретные отчёты. Теперь они доступны учёным. Но никто никогда не удосужился найти их и изучить полностью, методично. Только газета "Ла Репубблика" после 2007 года начала публиковать некоторые важные отрывки. Тем не менее, это огромный, очень богатый материал. Для исследователя это настоящая золотая жила, которая позволяет впервые восстановить то, что можно назвать самым длинным переворотом в истории, потому что он длился более полувека: "английский переворот", осуществленный в Италии с 1924 года (год похищения и убийства депутата-социалиста Джакомо Маттеотти) по 1978 год (год захвата и убийства президента христианской демократии Альдо Моро). Это было не резкое и насильственное свержение правительства другим органом того же государства, согласно классическим южноамериканским военным образцам, а сложная и многогранная попытка на протяжении всей жизни и применяемой тактики, осуществляемая иностранным государством, Великобританией, обусловить внутреннюю и внешнюю политику другой страны. С целью превратить её в своего рода протекторат, базу, с которой можно развивать и защищать свои торговые пути, начиная с самого стратегического: нефтяного. Британцы приглядывались к Италии, можно сказать, с момента появления самой Италии. Действительно, Италия и её политико-территориальное единство в некотором роде являются результатом английских амбиций. Накануне масштабного строительства французами Суэцкого канала Лондон осознаёт потенциал этой полоски воды, которая позволит в короткие сроки достичь своих владений на Востоке, не делая крюк через мыс Доброй Надежды. Канал открылся в 1869 году, а год спустя, в 1870 году, королева Виктория присоединила к Британской империи Индию, Пакистан, Бирму и Бенгалию. Великобритания с самого начала понимает геополитическое значение нашего полуострова: расположенный в середине Средиземного моря, на линии связи Север-Юг и Восток-Запад, если их разумно контролировать, он в недалеком будущем позволит доминировать в одном из самых стратегических районов мира. И это происходит. На этом новом горизонте идея итальянского единства, реализуемая в основном в трёхлетний период 1859-1861 годов, набирает обороты прежде всего в британских политико-дипломатических, военных и финансовых кругах. Британцы уже имеют собственное экономическое присутствие на Сицилии с сильными интересами в серной промышленности и производстве вина. Однако теперь они вынашивают гораздо более амбициозные проекты и не только безоговорочно поддерживают проекты Джузеппе Мадзини и Камилло Бенсо ди Кавур, но даже создают условия для высадки "Тысяч" в Марсале во главе с масоном Джузеппе Гарибальди, который часто ездит в Англию.^[150]

Кто командует в Италии?

Логика власти

Нападение на Олимп

То, что на самом деле исчезает, разрушается "изнутри", это принцип публичности и управляемости политики: следовательно, совместного использования, хотя и распределённого, власти принятия решений, которая больше не находится в руках не народов и наций, но и не правительств. [...] Олимп рушится: старые боги (государственные и надгосударственные державы) больше не способны доминировать в мире. Но сам американский Зевс на самом деле является пленником титанов, которые напали на Олимп, великих и могущественных тайных сил транснациональных корпораций, которые разделили землю и пожирают её. Теперь они должны противостоять только одной государственной власти, американской, которая, по сути, находится на пути к тому, чтобы стать их "деловым комитетом". [...] Тот, кто управляет или пытается управлять американской властью и всеми силами в мире, на самом деле является рукой титанов, которые уже не принимают никаких форм контроля и прозрачности. Их победа будет совпадать (совпадает?) с существенным разрушением не только демократического мифа, но и международного правового порядка. Его восстановление стало бы (будет?) возвращением Астреи, богини справедливости, столь дорогой Френсису Йейтсу. Сильное воскрешение ООН или создание новых инструментов и органов, возможно, сегодня невообразимых, в любом случае, гарантирующих права народов и наций, против "предательства политиков", которые согласились стать "деловым комитетом" транснациональных корпораций; и против пешек тех транснациональных корпораций, которые, замаскированные под политиков или создателей общественного мнения, развили саму демократию, чтобы лишить её смысла и механизмов отбора, на которых она основана. [...] Можно ли назвать Соединённые Штаты Америки "империей"? [...] Или США тоже, скорее, сами являются страной, которой правят элиты все меньше и меньше выражающие (не только на содержательном уровне, но и формальном, с учётом большей частоты процессов принятия решений, лишённых любой формы избирательного контроля и проверки) волю "коллектива" или "всех", и всё больше и больше связанной с другими подобными элитами, разбросанными по всему миру, но сосредоточенными в США, Канаде, Европе, Японии и Австралии, построенные в совокупности или в большинстве, из генеральных директоров (Chief Executive Officers), некоторые из которых вводятся в учреждениях различных государств через механизмы демократических выборов (в сегодняшнем смысле этого слова), и, может быть, формально правильные, вот только потом оказывается, что они (не всегда сознательно) выполняют роль "деловых комитетов", в то время как другие работают непосредственно на международных предприятиях, интересы которых, заметьте, далеки от того, чтобы быть последовательно и постоянно согласованными между собой? Короче говоря, не стоит отказываться от гипотез всемирного заговора или конспирологических фантазий, прикрытых под видом какой-то гениальной подозрительной парадигмы. Всемирного заговора, можно быть (почти) уверенным, не существует; нет доски (ни круглой, ни другой геометрической формы), вокруг которой сидят неизвестные игроки. Но заговоров, спланированных персонажами и группами, которые имеют значение, это да, их довольно много: и у нас нет, конечно, амбиций составить полный список. А офисы корпораций, клубов, банков, предприятий, пулов, в которых они варятся, оборудованы кнопочными комнатами, столами, креслами и компьютерами. [...] Реальный и фундаментальный вопрос, который, возможно, привёл бы к разочарованию, звучит по-другому: каковы реальные силы, которые составляют и поддерживают правительство Соединённых Штатов Америки? Какую суверенную власть оно представляет, чью суверенную волю исполняет, помимо юридических форм, обязанных его узаконить? Это оно держит в руках имперскую власть; или за ним и другими силами, в настоящее время "присутствующими" в мире, скрывается "невидимая империя", которая на самом деле безответственна (в этимологическом смысле этого слова, то есть не несёт ответственности, не должна отвечать за свои действия) перед своими подданными, которые даже не знают (или, по крайней мере, не совсем понимают) что они таковые? [...] Давайте разберёмся. Транснациональные корпорации – это не дьявол. Они являются основной осью феномена глобализации с финансовой и экономической точки зрения: они управляют производством, торговлей, распределением богатств, технологическими исследованиями. Они не обязаны иметь общее представление о ситуации на планете и, конечно, не несут ответственности перед кем-либо, не участвующим в круговороте их управления капиталом и интересами, а тем более перед будущими поколениями: это, как уже говорилось, обязано делать государство. Но если и в той степени, в которой государства управляются правительствами, которые могут принять роль "деловых комитетов", проблема уже заключается даже не в первенстве экономики над другими аспектами связанной государственной и международной жизни, а в первенстве прибыли некоторых закрытых элит, которые монополизируют решения и выгоды. По прошествии времени, когда, так или иначе, ещё можно было поверить (а также надеяться или бояться), что пролетарии всех стран объединятся, из-за горизонта пришло время, в котором, кажется, объединились владельцы и менеджеры мировых ресурсов, а их поддерживает безжалостный механизм, в силу которого богатство всё больше концентрируется во всё меньшем количестве рук, средний класс везде редеет, зато значительно растёт численность пролетариата и люмпенов, которые заполняют южные земли мира, но также (через иммиграцию, с одной стороны, обнищание слоёв подчинённых местных, с другой) захватывают также и "привилегированный" и "богатый" Север.^[157]

Истинная история Личо Джелли

Да здравствует брат Личо!

Государственный переворот в Италии

Когда эмиссары Боргезе встречаются с агентами ЦРУ в Риме весной 1969 года, переворот уже идёт полным ходом. Дата переворота была назначена на 13-14 декабря. Сразу после теракта в "Банка делль'Агрикольтура" на площади Фонтана (17 убитых и почти 100 раненых) в Милане. После этого взрыва планировалось призвать к наведению порядка, на что действующий премьер, христианский демократ Мариано Румор, должен будет провозгласить чрезвычайное положение. Сигнал, которого Боргезе ждёт, чтобы вступить в игру. Но в последний момент, по непонятным причинам, Румор включает заднюю.^[162]

бывший глава 10-ой флотилии МАС вынужден отложить свои проекты. Он попробует ещё раз год спустя, в ночь с 7 на 8 декабря 1970 года. [...] Люди князя войдут в штаб-квартиру министерства внутренних дел, едва не захватят Квиринальский дворец^[164] и не арестуют президента Республики Джузеппе Сарагата. Они также будут держать в своих руках штаб-квартиру Rai, из микрофонов которой лидер повстанцев должен будет зачитать обращение к нации и список новых министров. Но приказ, поступивший сверху в последнюю минуту, вероятно, из американского посольства, всё остановит.^[165]

Операция «Кондор»

События в Чили

"Белый переворот" Эдгардо Соньо

действительно, между весной и летом этого года готовится заговор. О нём становится известно итальянскому правительству, которое через министра обороны Андреотти и внутренних дел Тавиани передаёт молодому судье из Турина объемное досьё на Эдгардо Соньо. Этот судья – Лучано Виоланте, будущий видный депутат-коммунист и председатель Палаты депутатов. Вместе с прокурором Винченцо Покеттино Виоланте расследует круг пьемонтских друзей князя Боргезе. А в бумагах, полученных из Рима, есть всё необходимое для выдачи ордера на арест бывшего посла.^[171] Молодой судья обвиняет Соньо в организации "белого переворота", который должен был начаться в конце августа 1974 года, чтобы создать президентскую республику голлистского типа. Вместе с бывшим агентом Управления специальных операций под следствие попадают бывший министр обороны, республиканец Рэндольфо Паччарди, некоторые люди военной компании "Франки" (среди них бывший республиканец Пьемонта, прошедший сеть Управления специальных операций во время Сопротивления, командир Энрико Мартини "Маури") и "клиент" Департамента информационных исследований (ДИИ) Луиджи Кавалло. В организации переворота есть ещё один тревожный персонаж, бывший белый партизан^[172] Вальтеллины Карло Фумагалли, во время войны член группы английских агентов "Филины", а теперь возглавляющий неофашистскую военизированную организацию, "Боевые дружины Муссолини", возникшие сразу после войны. БДМ также отметятся в ужасном теракте, совершённом 28 мая того же года в Брешии, на площади Лоджии.

Вокруг Соньо немедленно возникает защитная сетка, чтобы заблокировать расследование Виоланте и Покеттино. Если бы судьи пошли до конца, они обнаружили бы истину, о которой в условиях господствующей холодной войны между блоками общественное мнение не должно было узнать ни под каким видом. Начиная с роли англичан в Италии и наличия у них пятых тайных колонн в политике, экономике, профсоюзах, СМИ, культуре, аппарате государства, дипломатии и даже высоких иерархиях Церкви.

Расследование переносится в Рим и заканчивается оправданием обвиняемых. Покеттино окажется в забвении, Виоланте, с другой стороны, будет в течение многих лет объектом печально известных кампаний, организованных тем же самым Соньо и его друзьями. Его будут выставлять сталинским инквизитором, движимым исключительно политическим интересом. Но у него будет матч-реванш через одиннадцать лет после падения Берлинской стены, когда издательство Мондадори опубликует признание Соньо. Мало того, что обвиняемый, привлечённый к ответственности, признает, что организовал переворот, чтобы помешать коммунистам прийти в правительство. Но он также предоставит все подробности плана. [...] Августовский переворот 1974 года должен был пройти именно так, как адвокат Крисафулли рассказал Питеру Николсу несколькими месяцами ранее, в феврале. Соньо и его друзья, рассчитывая на готовность главы государства (или принуждая его, без особых церемоний), добьются от президента Республики Джованни Леоне роспуска палат и формирования временного правительства под председательством Паччарди из военных и гражданских лиц, которое потребовало бы президентской реформы Конституции. Список министров тоже был готов. Почти все англофилы. Упомянем несколько имён, в дополнение к тому же Соньо: его друзья Манлио Брозио, бывший генеральный секретарь НАТО, и Эудженио Реале, бывший коммунист и близкий друг Ренато Миэли; двое докладчиков на конференции в отеле "Parco dei Principi": бывший республиканец Джано Аккаме и контакт ДИИ Иван Маттео Ломбардо; старый знакомый УСС, Альберто Ли Гобби, в то время уже генерал карабинеров; бывший военнослужащий 10-ой флотилии МАС, затем избранный в парламент в рядах ИЛП, ЛуиджиДуранд делла Пенне. Какие подразделения и люди готовы были действовать? "[Со слов Соньо] Южный военный округ, командир; Центральный военный округ, заместитель командующего и начальник штаба; карабинеры, заместитель командующего; дивизия карабинеров Пастренго, командир; бригада парашютистов в Ливорно, командир; дивизия Фольгоре, командир; дивизия Военно-морской флот, начальник штаба; Военно-Воздушные Силы, начальник штаба; финансовая гвардия, командующий генерал; военная школа, командующий генерал". Не считая офицеров низшего ранга. В значительной степени люди, которые служили фашистскому режиму в течение 20-летнего периода, а затем и Итальянской Социальной Республике (Республике Сало). Все они в конечном итоге перешли в итальянские и британские органы. Это было одним из последствий мирного договора, навязанного побеждённой Италии державами-союзницами Второго мировой войны.^[173]

И затем имена: генералы Лиуцци, Риччи, Пиккиотти, Палумбо, Сантовито, Барбазетти, Джулио Чезаре Грациани, Борси, адмиралы Розелли Лоренцини и Пигини, генеральный прокурор кассационного суда Колли. [...] Это был белый переворот Эдгардо Соньо. Он рассказал всё сам. Когда до меня дошли машинописные ответы на мои вопросы, с его поправками от руки, я понял, что у меня в руках важный и на этот раз окончательный документ. "Наконец-то итальянская тайна развенчана," – напишет Микеле Серра в "Ла Репубблика". Однако многие не смирились с простейшей истиной, которая вышла из-под пера главного героя, когда он покинул сцену. Конечно, когда десять лет назад появились книги, реакция на первых страницах газет была единодушной. Франческо Коссига извинился перед Виоланте (который в качестве судьи арестовал Соньо) за то, что назвал его "маленьким Вышинским". Эрнесто Галли делла Лоджа написал в "Коррьере", что "Соньо вложил в свои планы самого себя, свою обширную сеть дружеских отношений, все ресурсы своего уникального темперамента". Эудженио Скальфари на страницах "Ла Репубблика" оценил, что "это, конечно, не опереточный переворот, поскольку группа заговорщиков включает в себя большую часть военного аппарата, использует активное или ожидаемое согласие важных политических и экономических секторов, получил зелёный свет работающих в Италии американских служб", и указал на Джулио Андреотти, летом 1974 года министр обороны, как на человека, который провалил проекты заговорщиков, переведя на другие места или сместив всех генералов, назначенных Соньо. Некоторые выжившие генералы подтвердили реконструкцию. Паоло Эмилио Тавиани, который по телефону со мной всё отрицал, подтвердил в интервью Джованни Марии Беллу, что именно он навёл прокуратуру Турина на след Соньо.^[174]

Великолепная четвёрка и освобождение Греции и Португалии

"Остановите переворот". Аньелли предупреждает Андреотти и Тавиани

"План демократического возрождения" и "Меморандум"

(Неполный) список Джелли

список 962 имён и множество горячих документов, найденных в Кастильон-Фибокки, более чем достаточно, чтобы миланские судьи поняли, что наткнулись на мощную тайное масонское сообщество, как таковое запрещённое Конституцией. Таким образом, 25 марта 1981 года миланская судебная система передала премьеру Арнальдо Форлани список 962 имён членов тайной ложи. По словам сына досточтимого, Личо Джелли телеграммой призывает главу правительства не публиковать список: "Форлани дал понять отцу через посредника, что он не решил [что делать], что он хочет оценить..."– возможно, посредником, которого упоминает сын досточтимого, является глава кабинета Форлани, префект Марио Семприни, значащийся в списках членов "П2". Премьер-министр "оценивает" происходящее в течение почти двух месяцев, а 20 мая, наконец, преодолев свою авторитетную "нерешительность", обнародует список 962 членов "P2". Но двух месяцев было более чем достаточно для досточтимого, чтобы передать за границу часть своего архива, ускользнувшего от финансовой гвардии, включая списки отделений, хранящиеся на вилле Ванда документы из секретной службы и многочисленные файлы бывшего SIFAR^[181]. Среди изъятых материалов, по сути, есть ещё один документ – список из 429 папок, которые не были обнаружены во время обысков. [...] После обыска в Кастильон-Фибокки среди членов "П2", связанных с тайной ложей, проходит сигнал тревоги. [...] Эта тревога оправдана. Несмотря на то, что у досточтимого Джелли изъяли лишь часть документов, этого вполне достаточно, чтобы обогатить уже ведущиеся судебные расследования, (например, расследование махинаций банка "Banco ambrosiano"), и начать новые. [...] Пока в печати появляются первые слухи о таинственной масонской ложе, случайно обнаруженной мировыми судьями в Милане, Личо Джелли из своего убежища за рубежом даёт интервью репортёру, члену "П2", Франко Саломоне. На вопрос, есть ли в списке 962 имён, изъятом в Кастильон-Фибокки, имена министров Адольфо Сарти (юстиции), Энрико Манка (внешней торговли), Франко Фоски (труда), и руководителей спецслужб Джузеппе Сантовито, Джузеппе Грассини и Вальтера Пелози, досточтимый отвечает: "Заверяю, что нет". Ложь Джелли (три министра и три главы спецслужб, напротив, присутствуют в списке 962 членов "П2") – это сообщение, с которым досточтимый обращается к "засветившимся" членам ложи: всё отрицать, тем более что премьер ещё не решил обнародовать список. Кроме того среди бумаг, изъятых судьями в Кастильон-Фибокки, был "Синтез норм", которые члены ложи обязаны соблюдать, и прежде всего "древняя максима" "молчание – золото" – норма, которая приобретает особую ценность, если применить её к организации, которая (при соблюдении чётко определённых правил, дающих свободный доступ) характеризуется абсолютной секретностью. 18 мая из своего зарубежного убежища Джелли отправляет премьер-министру Форлани новое сообщение, телекс, в котором содержится предостережение: список 962 имён не должен быть обнародован, чтобы не ущемлять конституционные права гражданина и избежать "последствий также на международном уровне". [...] 19 мая досточтимый вновь обращается к растерянным членам ложи при помощи нового "интервью", которое даёт брату из "П2" Франко Саломоне. На вопрос: "Как бы вы ответили на вопрос судьи о возможном членстве в "П2", если бы всплыло ваше имя?", Джелли отвечает: "Прежде всего я бы всё отрицал. Затем я бы потребовал, чтобы мне показали документы, подтверждающие моё членство в ложе. Наконец, я без тени сомнения засудил бы газету за возможную публикацию ложной информации, а также всех тех, кто несёт ответственность за разглашение тайны следствия". День 20 мая 1981 года имеет решающее значение и начинается с ареста члена ложи Роберто Кальви, президента банка "Banco ambrosiano", обвиняемого в серьёзных валютных преступлениях. Между тем парламентский комитет по делу Синдоны^[182] под председательством Франческо Де Мартино, который запросил и получил от миланской прокуратуры копию документов, изъятых в Кастильон-Фибокки, после напряжённого заседания решает обнародовать на следующий день список из 962 имён. Премьер больше не может "тянуть резину" и пересылает списки парламенту и прессе. На следующий день, 21 мая, председатели палат сообщают об этом официально. 22 мая судебная власть издаёт два ордера на арест Личо Джелли за политический шпионаж и разглашение данных, касающихся государственной безопасности. По тем же обвинениям арестован полковник Антонио Виеццер, бывший начальник секретариата отдела D Службы информационной безопасности^[183], тоже член ложи Джелли. 23 мая министр юстиции Адольфо Сарти подал в отставку. 26 мая всё правительство Форлани вынуждено уйти в отставку. Помимо министра Сарти и префекта Марио Семприни (глава кабинета премьера Форлани), в списках Джелли также фигурируют министр внешней торговли Энрико Манка и министр труда Франко Фоски. После публикации списка участников "П2" разражается самый серьёзный скандал в истории Республики. В списках тайной масонской ложи есть бывшие министры, такие как христианские демократы Гаэтано Стаммати и Марио Педини, а также некоторые заместители секретарей; 44 депутата (19 от христианских демократов, 9 от Итальянской социалистической партии, 6 от Итальянской демократической социалистической партии, 3 от Итальянской республиканской партии, 4 от Итальянского социального движения, 3 от Итальянской либеральной партии), среди которых секретарь ИДСП Пьетро Лонго и заместитель секретаря Ренато Массари; высокопоставленные чиновники министерств и несколько секретарей видных политиков. В списках присутствуют высшие руководители секретных служб в полном составе, верховные судьи и высшие офицеры вооруженных сил (12 генералов карабинеров, 5 от финансовой гвардии, 22 из армии, 4 из ВВС, 8 адмиралов). Там значатся банкиры крупных государственных и частных кредитных организаций: 39 членов ложи работают в стратегических отделах национальной кредитной системы. Там значатся промышленники и предприниматели, редакторы и журналисты, а также руководители Rai-Tv. А также там находят многих главных героев стратегии напряжённости, участников судебных расследований, связанные с "планом Соло"^[184], терактом на площади Фонтана, переворотом Боргезе, "Розой Ветров", параллельной Службой информационной безопасности, планом путчиста Эдгардо Соньо, взрывом в поезде "Италикус", на вокзале Болоньи и другими политическими преступлениями. Из списков "П2" сразу стало видно, что тайная масонская ложа Джелли построена и сформирована путём скрытого проникновения во все жизненно важные органы государства: политические партии, высшее государственное чиновничество, службы безопасности, вооруженные силы, суды, финансы, предпринимательство, средства массовой информации – государство в государстве, характеризующееся секретностью, в нарушение ст. 18 Конституции, прямо запрещающей тайные объединения. 13 июня 1981 г. специальный административный комитет по расследованию, сформированный видными конституционалистами, представляет новому правительству Спадолини отчёт. Вывод ясен: "Высшее руководство так называемой "П2" жило и намеревалось действовать в Италии, как в месте влияния и тайной власти, проникая в органы государственной власти и гражданской жизни... Настоящий комитет [...] считает, что он имеет все основания утверждать, что в соответствии со статьей 18 Конституции, полностью действующей нормой, так называемая ложа "П2" должна считаться тайным обществом".^[185]

Слишком большая игра

Глава 7. Объединённые масоны за глобализацию, часть первая (1974-1975-1979-1991)

1. "Вина" брата Личо

Тайные дневники Тины Ансельми

В 2008 году вышло первое издание книги Альдо Мола "Джелли и "П2". Между хроникой и историей", повторное и обновлённое издание 2009 года.^[192]

Альдо Мола – подлинный, неподдельный интеллектуал, способный счастливо сочетать новаторский эрудированный подход с обширные гражданские и культурные интересы.

Он родился в 1943 году в Пьемонте. Преподаватель Миланского университета и Свободного университета Брюсселя, сотрудник итальянского Института философских исследований Неаполя, с 1986 года директор Центра истории масонства, директор Европейского центра "Джованни Джолитти" по изучению государства, президент исследовательского Центра "Марио Паннунцио" в Александрии, соредактор издания "Итальянский парламент: 1861-1992" (Милан, издательство Nuova Cei, том 24), занимал ответственные должности в ряде других культурных и научных мероприятиях. Автор очень ценных эссе о Гарибальди, Савойской династии, монархии в Италии, Сильвио Пеллико, Джованни Джолитти, Джозуэ Кардуччи и различных явлений итальянской и европейской истории между XIX и XX веками (с ценными исследованиями событий и деятелей XVIII века), он является одним из самых важных историков итальянского масонства и, конечно, единственным, кто знал, как иметь дело с постоянной филологической и герменевтической акрибией всех различных этапов и превратностей: нет общего синтеза, который может сравниться с его историей итальянского масонства (от истоков до наших дней), отредактированной Бомпиани в первом издании в 1976 году (второе издание в 1977 году, с последующими обновлениями в 1992, 1994 и 2001 годах), в общей сложности 1088 страниц.

Можем сказать о книге "Джелли и "П2". Между хроникой и историей", что мы не разделяем принципиально апологетический тезис о Личо Джелли и ложе "П2" как таковой. В тексте презентации румынского издания [...] говорится, что она публикуется "спустя тридцать лет после политико-медийного нападения на "П2" и свободу объединения, проведенного в марте-июне 1981 года партийными силами при участии некоторых судов...". В предисловии к этому румынскому изданию 2011 года Мола также отмечает: "Что осталось после этой бури? Было бы неправильно говорить, что всё закончилось ничем. Столько жизней и столько честных карьер пресеклись. Масонство закончилось и осталось в уязвимом положении. Свобода объединения оказалась под угрозой. Но прежде всего, все партии: от умеренных правых до социалистической – вверглись в необратимый кризис, коснувшись социал-демократов, республиканцев, либералов и христианских демократов: этот "великий центр", который десять лет спустя был окончательно ликвидирован операцией "Чистые руки"^[194], под давлением которой левые христианские демократы сдали позиции бывшей Коммунистической партии, которая завершила проект, начатый в марте 1981 года, и стала победительницей этого матча (сегодня призом является Национальный совет под председательством Рози Бинди). Было бы неправильно говорить, что ничего не произошло. В действительности "дело П2" было политическим манёвром, задуманном "на коленке": после анонимного доноса (!) на Личо Челли (sic!) от 1975 года и до запроса разъяснений по поводу "П2" и масонства со стороны лидера ИКП в Палате Алессандро Натта в 1978 году. Всё продолжилось обвинением в покушении на Конституцию президента Республики Франческо Коссига, выдвинутое парламентариями от ИКП. Настоящая же стратегия, настоящий переворот, начатый в те годы и реализованный с методическим упорством, теперь предстаёт нам из публикации заметок Тины Ансельми между 30 октября 1981 года и 17 мая 1984 года. По-видимому, они не добавляют ничего важного к тому, что было известно о работе парламентского комитета по расследованию ложи "Масонская Пропаганда № 2" и её председателя. Однако эти "секретные дневники" и "листки" Ансельми, как их решительно называют, интересны тем, что определённо обнажают менталитет и образ действий главных героев "дела". Тина Ансельми повествует, что, когда пришло приглашение от Нильды Йотти, депутата от Итальянской коммунистической партии и председательницы Палаты, взять на себя председательство в парламентском комитете по расследованию "П2", ей понадобилось всего пятнадцать минут, чтобы принять это приглашение – четверть часа, за которые она позвонила христианскому демократу Леопольдо Элиа, председателю Конституционного суда, который призвал её принять эту должность, предложенную ей Йотти потому, что обе были партизанами, но также из страха, что председатель Сената, Аминторе Фанфани, предложит собственного кандидата, что было естественно, так как приоритет кандидатуры Палаты выше, чем у кандидата от депутатов. Ансельми добавляет, что через два месяца после вступления в должность, 5 декабря 1981 года, сам Элия говорил ей, какой линии придерживаться, к каким "экспертам" обращаться. Карло Моро, Фульвио Мастропаоло, Пьерпаоло Казадей Монти, Эудженио Сельваджи, Томмазо Морлино – ни один из них (в прошлом и будущем) не опубликовал ни строчки по масонству. Но у комиссии были не культурные или историографические цели, а политические – уничтожение рациональных и "западных" элементов в политическом центре в интересах католиков-коммунистов. Леопольдо Элиа пошёл ещё дальше. Он подсказал Ансельми "дорожную карту": покопаться в президентстве Сарагата, проверить возможное влияние масонства на кандидатуру Альдо Моро на пост Президента Республики после президентства Сарагата и последний визит лидера христианских демократов в Соединённые Штаты Америки; и, наконец, он донёс до неё "историческую задачу: с помощью правосудия обусловить изменения части правящего класса страны, включая христианскую демократию" (стр. 18). Именно это произошло и продолжается до сих пор: попытка свергнуть правящий класс "с помощью правосудия", то есть с помощью судебных расследований и процессов, а не только в средствах массовой информации. Комитет по "П2" предвидел то, что затем было совершено в ходе операции "Чистые руки": обнуление ИСП, Христианско-демократической партии, ИДСП, ИЛП и ИРП, их ведущих представителей оттеснили на обочину, а некоторые их члены вошли в бывшую Итальянскую коммунистическую партию, верхушка которой осталась целой и невредимой".^[195]

С 1981 года ничто не осталось, каким было раньше. От христианского демократа Арнальдо Форлани правительство перешло в руки Джованни Спадолини, врожденного противника масонства. Периодические издания, радио и телевидение положили начало продолжающейся эпохе "утечек", защищаемых тайной следствия, безнаказанно смешивая общественное и частное. 120 томов документации парламентского комитета по расследованию составляют в этом отношении шедевр вероломства. Однако, хотя они считали, что заклеймили масонство во всех его формах, Тина Ансельми обнажила убожество Италии, частью которой были не только партии, позже замешанные в операции "Чистые руки", но и та, которая больше всех выиграла от их распада – Итальянская коммунистическая партия, которая в более поздних версиях поглотила оставшихся представителей христианской демократии и второстепенных партий, не порождая современной силы, по-настоящему западной и либеральной. Книга пронизана глубокой горечью, но также безапелляционной просьбой, подразумеваемой в посвящении второму изданию ("Всем братьям, разбросанным по миру, как в процветании, так и в позоре. Обращаемся к Великому Архитектору Вселенной, чтобы он помог несчастным и привёл путников в хороший порт"): будет ли принят закон о собраниях, освобождающий масонов от опасности судебных преследований? И сохранят ли новые партии запрет на членство своих членов в ложах или отменят?

Джелли – спаситель отечества?

1977. Коммунистическая партия принимает решение о наступлении на масонство в Италии. 1981. Объявление Личо Джелли и ложи "П2" преступниками, крах левоцентристского правительства под председательством Форлани. Это ускоряет агонию христианской демократии. 1991. 5 декабря Демократическая партия левых сил (ДПЛС – ранее ИКП) подаёт в парламент жалобу на Президента Республики Франческо Коссигу за покушение на Конституцию. 1993-1994. Исчезают партии, основавшие Республику. 1994-1996. "П2" оправдана по обвинению в политическом заговоре. [...] 2008. Уже оправданный в десятках судебных процессов Джелли оправдан и по обвинению в причастности к смерти Роберто Кальви, но... В период с 1981 по 2008 год государственный долг подскочил с 57% до 107% ВВП. Граждане встревожены неопределённостью активов и сбережений, ухудшением общественного порядка, неэффективностью транспорта, здравоохранения, образования, отправления правосудия... Во всём этом виноват Джелли? Или "П2"? Масоны? Правительство под председательством Сильвио Берлускони, выбранное подавляющим большинством в парламенте, пытается что-то исправить, но его обвиняют, что оно "только заседает". Кто хочет настоящих демократических реформ? Кто хочет хаоса? По чьему "приказу"?

Рассмотрим критически яростный анализ, предложенный Альдо Мола, либералом, который не скрывает своих правоцентристских симпатий.

Повествование Мола о молодом Джелли, поэте и писателе, отважном бойце в рядах франкистов в Испании, а затем и фашистов в Италии, безусловно, отличается точностью, объективностью и трезвостью, за исключением конца войны и сотрудничества с коммунистическими партизанами, что спасет ему жизнь и привлечёт подозрение в тайном сотрудничестве с секретными службами Варшавского Договора во время холодной войны. Мола, который не является и никогда не был фашистом, тем не менее, проявляет в отношении молодого фашиста Джелли ту же снисходительность, которую многие так называемые или самопровозглашенные либералы, старые и молодые, спустя десятилетия проявляют в отношении режимов (свободоубийственных и кровожадных) Аугусто Пиночета в Чили (1973-1990) и Хорхе Рафаэля Виделы и его дружков (Виола, Галтьери, Массера, Агости и т. д.) в Аргентине (1976-1981) – тех самых режимов и персонажей, с которыми Джелли уже в зрелом возрасте будут связывать глубокие отношения, дружба, сотрудничество и взаимоуважение. На самом деле Альдо Мола старается нарисовать портрет Личо Джелли, который по прошествии увлечения фашизмом в ранней молодости, обзавёлся масонскими связями с такими подчёркнутыми демократами, как брат Роберто Аскарелли (1904-1970, еврей, антифашист, радикал, социал-демократ) и брат Джордано Гамберини (1915-2003, социал-демократ), и стал за много лет со своей ложей "П2" (флагман ВВИ по уровню отделений) своего рода гарантом либерал-демократического курса итальянского государства, опытным стратегом, способным поддерживать и укреплять этот "большой центр" (от ИСП до ИЛП, включая также ИДСП, ИРП и ХД), который только и мог привести шаткий итальянский корабль в гавань, удерживая его подальше от крайне коммунистических и неофашистских течений.

С этой точки зрения Мола интерпретирует знаменитый (или печально известный) "План демократического возрождения" (первый проект от 1975 года) как щедрый и дальновидный проект политического возрождения нации, охваченной подрывной деятельностью левых коммунистов и "неудачными" претензиями прогрессистов после 1968 года. Все они рисковали привести страну к упадку на фоне многолюдных собраний, борьбы за права трудящихся, требований о всеобщем благосостоянии, боевой силы и сплочённости профсоюзов (пренебрежительно называемых "Тримурти"^[196] в "Плане"), оспаривания принципа власти и традиций, феминизма, либерализации нравов, чрезмерной свободы выражения мнений и печати и т. д.

Тем не менее коммунистическое вероломство и заговоры судей в красных рубашках сначала нанесли серьёзный удар по "Великим надзирателям" из "П2", добропорядочным бдительным и доблестным молодым людям (среди них безудержный Сильвио Берлускони, готовый воплотить "План возрождения" в пункте 2, d, который гласит: "Распустить Rai Tv во имя свободы антенны в соответствие со ст. 21 Конституции) с повсеместной рекламой достойной и альтруистической работы (благодаря которой, между делами, взятками и различными комиссиями, Джелли и некоторые другие из ложи заработали немало миллиардов) ложи "П2" с 1981 года; затем они сговорились против лучших представителей Первой Республики, уничтожив их с помощью операции "Чистые руки"; в конечном итоге они попытались устранить человека Провидения, спасителя отечества Берлускони, вместо того, чтобы позволить ему работать...

На наш взгляд, на самом деле всё не совсем так.

Мола небезосновательно осуждает показной и предвзятый антимасонизм определённой части (не всей) итальянских коммунистов и католиков второй половины ХХ века.

И реконструирует с замечательным мастерством [...] целый ряд обстановок и лицемерий итальянской власти: посредственной, ленивой, подлой и коварной.

Однако всё не совсем так, как бы ему хотелось рассказать.

Мы не придаём слишком большого значения определённым обвинительным и оправдательным приговорам: иногда человека осуждают ошибочно, хотя он и невиновен, или оправдываются за недостаточностью улик или из-за того, что кто-то оказал чрезмерное давление (коррупционное или политическое) на суд, хотя подсудимый и виновен.

И это относится к Италии, как и к любому другому государству, к этой эпохе, как и к прошлым векам.

Но если Мола подчёркивает оправдательные приговоры, которыми воспользовался Личо Джелли, мы также помним, что ему вынесли и несколько обвинительных:

– за клевету, усугубляемую целью терроризма и запутыванием расследования теракта в Болонье 2 августа 1980 года;

– за разглашение сведений, составляющих государственную тайну;

– за клевету на судей Туроне, Виола и Коломбо;

– за причастность к фиктивному банкротству банка "Banco ambrosiano".

Ссылаясь на "бурю", обрушившуюся на ложу "П2", Мола говорит, что "столько жизней и честных карьер загублено".

Однако! Может быть, было бы справедливее сказать: кому-то с более или менее честной карьерой, (возможно) стало немного неудобно.

Это не касается члена ложи Сильвио Берлускони, который в 80-е годы станет полумонопольным олигархом частного телевидения, в 90-е годы погасит свои долги благодаря расположению банкиров и политическому успеху, которые принесут ему сильное парламентское влияние почти на 20 лет и несколько раз пост главы правительства страны.

Это не касается члена ложи Фабрицио Чиккитто, который вместе с Берлускони поднялся по многим ступеням власти, пока не стал лидером партии "Народ свободы" в Палате депутатов, партии правительственного большинства.

Это не касается члена ложи Маурицио Костанцо, крупного представителя телевидения и пиара, который в 80-х и 90-х годах, сначала в ИСП, затем в ДПЛС и "Левой демократии" (ЛД), не испытывая проблем с преемственностью, будет авторитетным "церемониймейстером" компании Fininvest-Mediaset.

Это не касается члена ложи Луиджи Бизиньяни, недавно попавшего в судебные хроники Италии, но уже более тридцати лет летящего на гребне волны, в закулисе власти, на стыке влиятельных ватиканских, масонских и итальянских и зарубежных промышленных кругов.

Это не касается члена ложи Массимо Донелли, также сделавшего блестящую карьеру при дворе брата Аркоре, до сих пор занимающего должность директора "Канала 5", а с 2010 года также новых цифровых каналов "La 5" и "Mediaset Extra".

Это не касается члена ложи (недавно выяснилось, что его нет в списках) Энрико Манка, который после "скандала с П2" пережил прекрасный этап своей политико-государственной карьеры, занимая пост президента Rai с 1986 по 1992 год.

Это не касается члена ложи Фабрицио Трифоне Трекка, врача, который несколько лет вёл (и до сих пор ведёт) собственные телевизионные программы в сетях "Fininvest-Mediaset".

Это не касается члена ложи Роберто Джервазо, чья карьера писателя и журналиста телевидения и печатных СМИ спокойно продолжилась и после того, как разразился скандал.

И так можно продолжать и дальше, перечисляя известных и не особо членов "П2", их детей, внуков, друзей и партнёров, которые в течение этих тридцати лет совсем не испытывали никаких неудобств в карьере, связях и преспокойно извлекли из этого выгоду, иногда даже пользуясь ореолом благоговения, которое принадлежность к ложе Джелли всегда внушала в общественном мнении.

Если кто-то и поплатился, то это объяснялось не членством в масонской мастерской, а совершением в качестве отдельного юридического лица, возможно, связанного с другими членами ложи или нет, определённых преступлений.

Это правда, что в 1991/1992-1994 исчезают партии "большого центра" (ХД, ИСП, ИДСП, ИРП, ИЛП), но, прежде чем возложить вину на "судей-коммунистов" и секретариат бедного Акилле Оккетто,^[197] который также проиграл выборы в 1994 (и потерял смысл жизни), необходимо посмотреть на некоторые евроатлантические круги, гораздо более влиятельные и резкие, чем красные кооперативы и судьи-марксисты... Для этих кругов в те годы было не столь важно, кто находится в правительстве Италии, при условии, что будет проводиться определённая политика (приватизация, сокращение благосостояния, сдерживание заработной платы, риторика и практика борьбы с государственными расходами).

И не стоит забывать, что пока друзья брата из Аркоре^[198] (христианские демократы и социалисты) были не у дел, телевизионные каналы Берлускони, при умелом руководстве, сделали из них "котлеты", приветствуя операцию "Чистые руки" в союзе с Лигой "реакционеров"^[199], той самой лигой, с которой партии-компании Великого Султана из Брианцы^[200] в течение многих лет травили нам байки об "эффективном правительстве" (наказании).

Также "План демократического возрождения" (первый проект 1975-1976 годов) далёк от того, чтобы быть оригинальным и альтруистическим проектом свободных мыслителей, заботящихся о демократическом оздоровлении итальянской нации. Это была лишь местечковая стратегия масонских правых и американских международных парамасонов: тех же масонских и парамасонских правых, которые произвели на свет известную книгу "Кризис демократии" – доклад, представленный Трёхсторонней комиссии (создана в 1973 году, внутренне тяготеющая к "правым", судя по тексту, и на дух не переносящая "левых"), Сэмьюэла Хантингтона, Мишеля Крозье и Дзёдзи Ватануки, в котором они обвиняют слишком большую свободу и "демократичность" современных демократий, заявляют о необходимости ограничить или смягчить личные свободы в пользу "управляемости" и общественного порядка, значительно укрепить полномочия исполнительных органов по сравнению с законодательными собраниями (в ущерб священным принципам подлинно либеральных демократий, основанных на принципах разделения властей, провозглашённым в XVIII веке братом Монтескье), выступают за восстановление сильной иерархичной власти, за появление яростно либеральной экономической политики.

Именно такой политический и экономический "поворот" осуществляли Пиночет и "чикагские мальчики" Милтона Фридмана в Чили с 1973-1974 годов. Такие эксперименты производили повсюду в Южной Америке и других местах, с той же смесью политического деспотизма и дикого неолиберализма.

Однако экспортировать перевороты и диктаторскую версию этого проекта в Европу, даже в слабую Италию, оказалось сложнее.

Конечно, Джелли со-товарищи, простите, братья^[201] с огромным удовольствием при поддержке неофашистских или фашистских военных структур и военизированных формирований установили бы режим в стиле Перона, Пиночета или Виделы-Массеры, но, к их несчастью, против этого выступили остаточные силы определённых масонских и парамасонских кругов, подлинные либералы и демократы по обе стороны Атлантики.

[...]

От Коссиги до Короны, новые масонские пышности после Джелли

Однако мы хотим добавить ещё несколько толкований к этой интересной книге брата Мола.

Мы согласны с тем, что ни Тина Ансельми, ни все мудрецы и советники, которых сначала опрашивало или планировало опросить правительство, а затем парламентский комитет по расследованию, не были "в теме": и это говорит о несомненной поверхностности и виновной небрежности со стороны институтов, предвестниках непонимания, которое до сих пор сохраняется в доморощенном общественном мнении как о ложе "П2", так и о масонстве в целом.

Мы также согласны со "врождённым антимасонством" (как его называет Мола) Джованни Спадолини (1925-1994), который в феврале 1944 года имел наглость, писав для журнала "Италия и цивилизация" Барна Оккини, а в прошлом симпатизируя "Защите расы" Телесио Интерланди, жаловаться, что фашизм в последнее время "потерял свою гибкость и революционный динамизм, в то время как на поверхность всё больше выплывают остатки масонства, обломки либерализма, мусор иудаизма...". История Спадолини – это история многих выдающихся итальянцев Первой республики, которые легко перешли от фашизма к коммунизму или другим идеологическим течениям, от антисемитского расизма к более удобным теориям о человеческом сосуществовании в демократических, либеральных и плюралистических обществах.

И если такой "переход" был возможен, даже необходим, то следует сказать вслух, что именно благодаря упорству борьбы различных англо-американских масонов (брат Франклин Делано Рузвельт и сотрудники его госдепартамента), которые, в отличие от масонов-италиотов типа Альчесте Де Амбрис, Итало Бальбо, Чезаре Де Векки, Эмилио Де Боно, Микеле Бьянки, Джузеппе Боттаи, Роберто Фариначчи, Рауль Палерми и многих других (все были весёлыми фашистами с первых часов), никогда не забывали о разнице между масонами и фашистами, между свободой и правом сильного, между всеобщим равенством и элитарной солидарностью олигархов, между демократией и популистской демагогией.

Конечно, мы не видим особых аналогий между масонским мировоззрением Личо Джелли и Монтескье, Вольтера, Вашингтона, Ла Файета, Бриссо, Гарибальди, раннего Кардуччи, Джованни Амендола, Меуччо Руини, зато много аналогий с антилиберальными и антидемократическими каменщиками Роберто Фариначчи или Раулем Палерми...

Однако, возвращаясь к Джованни Спадолини, понятны его юношеское антимасонство, нелиберальный и даже антиеврейский настрой начала 40-х годов, однако следует помнить, что это был тот же Спадолини, который в 1981 году (когда стал премьером) был очень дружен с товарищем по партии (республиканцем) Армандо Корона.

И Армандо Корона, как известно, сначала в качестве председателя Центрального суда ВВИ в 1981 году, затем в качестве великого мастера палаццо Джустиниани с 1982 по 1990 год, станет архитектором общего процесса псевдовосстановления после "П2" в этом палаццо, который до этого всегда был подобен флюгеру.

Подводя итог, между 1982 и 1990 годами правления Короны помимо жертвоприношения Личо Джелли, Умберто Ортолани и некоторых других, кроме показного битья "П2", это была счастливая эпоха для всего итальянского масонства, а также для братьев из той же "П2", почти все из которых неплохо устроились при действующей власти. Не считая избрания в 1985 году на пост Президента Республики и пребывания в должности до 1992 года про-масона Франческо Коссига, очень хорошего друга Армандо Короны, при дворе которого, после ученичества у Личо Джелли, работал его брат Сильвио Берлускони вместе с приспешниками Флавио Карбони и Джузеппе Пизану.

Поэтому, когда Альдо Мола утверждает, что после того 1981 года "ничего больше не было, как раньше", он выражается неточно.

Мало того, что у бывших членов "П2" на протяжении 80-х была своеобразная золотая эпоха в политике и бизнесе, но с начала 90-х с помощью своего более успешного брата Сильвио Берлускони они также сумели сделать из "Плана демократического возрождения" прообраз программы движения "Вперёд, Италия".

Что касается коррупционного скандала (1992-1994), излишне даже упоминать, что аномалия заключается не столько в общей картине коррупции (которая сегодня, в 2011, оказывается в неизмененном виде) в партиях и корпорациях, но и в том, что после десятилетий сокрытия со стороны прокуратуры и, соответственно, общей безнаказанности, международная обстановка (падение Берлинской Стены в 1989 году, конец холодной войны в 1991 году, Маастрихтский договор в 1992 году и т. д.), ослабляя традиционные партии власти, давала судам больше свободы действий при выполнении своих обычных обязанностей, которые заключаются в "преследовании преступлений даже власть предержащих" (неважно, в Европе, США и других странах "с интересом следили" за происходящим в Италии).

Предпосылкой операции "Чистые руки" было "слишком много грязных рук", а не коварный большевистский заговор вне времени (СССР больше не было, спасибо Великому Архитектору...).

Кроме того, сразу же, как мы уже говорили выше, после падения пятипартийного "большого центра" пришли движение "Вперёд, Италия", "Лига Севера" и "Национальный альянс".

А левые?

Честно говоря, как в 1993 году, так и в 1996-2001 или в 2006-2008 годах, нам не кажется, что различные правительства левоцентристской ориентации пошли по пути Рузвельта или Кейнса, или даже развитого социализма: отчасти из-за исторических обстоятельств (вступление в еврозону), отчасти по макрополитическим и макроэкономическим причинам (на которых стоит задержаться в будущем) была реализована политика приватизации и сокращения государственного участия в экономике, сокращение политики развития и поддержки, общего благосостояния и помощи наиболее неблагополучным семьям и классам.

Эта политика была как раз "правоцентристской", что полностью подтверждается (в отличие от риторических и популистских заявлений о социальной справедливости и великолепных и прогрессивных реформах) различными правительствами Берлускони, которые сменялись с течением времени (1994-1995, 2001-2005, 2005-2006, 2008 по настоящее время).

Предательство левых

Мола говорит, что "в период с 1981 по 2008 год государственный долг подскочил с 57% до 107% ВВП". Верно. Но тем временем наибольший рост дефицита и государственного долга за эти 13 лет был зафиксирован при правительствах "большого центра" с 1981 по 1992 год (и не говорится, что это плохо, если не считать очень серьёзной коррупции и непомерных расходов, поскольку это была золотая эпоха итальянской экономики) и переиздании "большого центра" в правительствах члена "П2"Берлускони в течение ещё 10-11 лет (однако это уже были не самые "счастливые " годы для итальянской экономики и общества).

Кроме того (но здесь речь будет длинной, и поэтому мы откладываем её) проблема государственного долга и дефицита итальянского бюджета стала действительно драматичной только с 1999-2002 годов, когда перешли в расчётах на евро.

И это не столько в силу печально известного пакта стабильности и роста (Psc), заключенного с Маастрихтским договором (1992) и Лиссабонским договором (2007), сколько в связи с тем, что ни Италия, ни другие страны Европейского Союза больше не имеют суверенной валюты.

У них её больше нет ни индивидуально (лира, франк, песета, драхма, марка и т. д.), ни коллективно как ЕС.

Валюта евро не имеет суверенитета, не принадлежит ни к какой государственной реалии.

Таким образом, долги в евро отдельных стран ЕС становятся тревожной проблемой, лёгкой жертвой спекуляций с ценными бумагами, чего не могло бы произойти, если бы были выпущены еврооблигации, и если бы политически усиленный Европейский Союз осознал свой прямой суверенитет над валютой, выпущенной различными центральными банками по договору/разрешению ЕЦБ.

И наоборот, с единой суверенной валютой и европейскими казначейскими облигациями (еврооблигациями) не только устранятся нынешние дикие спекуляции в ущерб отдельным странам Союза, но и увеличение государственного долга и дефицита (для целей развития и возрождения экономики) будут очень относительными проблемами и устранимыми дополнительной фискальной политикой по причинам, которые знает любой эксперт по экономике, даже если многим частным банкирам и макроспекулянтам (а также их клиентам, правым и левым политикам) удобно поддерживать статус-кво.

Вернёмся к книге Альдо Мола "Джелли и "П2". Между хроникой и историей". Мы уверены, что автор на сегодняшний день, по крайней мере, был бы готов пересмотреть утверждения, содержащиеся на задней обложке издания 2009 года: "Получив большинство голосов, правительство Сильвио Берлускони пытается исправить..." То есть оно пытается исправить "неясную судьбу активов и сбережений, снижение общественного порядка, неэффективность транспорта, здравоохранения, образования, отправления правосудия..."?

После середины 2011, дорогой брат Мола, ты всё же соглашаешься, что бюджет мер защиты (не) предлагаемых правительством под председательством Сильвио Берлускони, более чем провален. Как, впрочем, было неутешительным и всё длительное правительство 2001-2006 годов, негативная память о котором вскоре была омрачена ещё более неубедительным [...] левоцентристским правительством 2006-2008 гг.

Фактически, в одном Альдо Мола полностью прав, а именно что "Итальянская коммунистическая партия в более поздних версиях поглотила оставшихся представителей христианской демократии и небольших партий, не породив современной, действительно западной и либеральной силы...".

В Италии всегда отсутствовала политическая сила – левоцентристская подлинно либерал-социалистическая или социалистическо-либеральная, искренне демократическая и светская, способная реализовать рузвельтский "Новый курс", способная сочетать свободную рыночную экономику и мудрое, твёрдое, целенаправленное и не расточительное государственное вмешательство.

Свободную рыночную экономику – не итальянскую приватизацию в пользу друзей, которым продают общественное достояние, не олигополистские картели, готовые национализировать убытки и приватизировать прибыли, не полумонопольные олигархии в области телекоммуникаций и основных отраслей промышленности, не мир профессий, организованных по-прежнему в соответствии с корпоративными принципами.

Государственное вмешательство – это возрождение развития, не "золотые" консультации для бесконечных клиентов, не дожди денег для грабителей субсидий, которые во имя экономии на услугах, предоставляемых государством, предоставляют услуги, которые в конечном итоге стоят налогоплательщикам вдвое или втрое дороже.

Государственное вмешательство – это возрождение занятости, доходов, потребления, торговли и промышленности, что приводит к повышению налоговой базы и налоговых поступлений в государственную казну (не в ущерб обычным гражданам), а не для того, чтобы откармливать различные мафии без воротничков и мафии белых воротничков, которые для реализации инфраструктуры и различных работ завышают издержки и кладут в карманы неимоверные взятки, которые оплачивает остальное общество.

Чтобы внести свой вклад в создание такого левоцентристского,либерал-социалистического и рузвельтского движения, некоторые братья ВВИ вместе с другими гражданами из "непосвящённых" породили движение, которое в течение нескольких месяцев громко заявляет о себе (и получает признание, от двери до двери, от человека к человеку, внутри и вне партий): "Народная радикальная демократия".

[...] Поэтому мы согласны с братом Мола в абсолютной ненадёжности нынешнего левоцентристского движения – раздробленного, разорванного и потрёпанного, переполненного посткоммунистической, постдемократической и якобинской псевдокультурой.

С чем, мы уверены, согласится даже Альдо Мола, серьёзный учёный и остроумный интеллектуал, что причина отсутствия в Италии правоцентристов и левоцентристов, достойных своего имени, также заключается в отсутствии авторитетного масонства – ясного и просвещённого, способного лояльно и прозрачно вести себя в обществе, политике и религии с твёрдой и гордой точкой зрения, обязательно мета-политической и мета-религиозной, но не в отрыве от основных вопросов политики, которые стоят сегодня в гражданском, этическом, культурном и духовном плане перед обществом.

""П2" не принадлежала Великому Востоку Италии, как Красные бригады – Коммунистической партии", – как любит повторять этот остряк Адвокат Примавера (в миру Густаво Раффи).

"П2" была неотъемлемой частью ВВИ (в этом был прав Личо Джелли) и полностью разделяла мировоззрение и образ действий итальянского масонства, которое, начиная со Второй мировой войны и до сегодняшнего дня, прежде всего занималось управлением властью и делами за кулисами, а не выходило с поднятым забралом на политико-культурные дебаты в стране, то есть помогало определять в открытых, ясных и явных выражениях интеллектуальные, этические и духовные принципы правящего класса и коллективного воображения.

Таким образом, адекватным ответом на политические, социальные и культурные недостатки послевоенной Италии не могла быть ложа "П2" с её досточтимым мастером Личо Джелли, настолько отсталым и слепым консерватором (какое там "демократическое возрождение"), что он даже был противником возможности развода в гражданском законодательстве (закон 1970 года, попытка референдума отменить его в 1974 году), узнав о чём его многочисленные либеральные братья ВВИ XIX века (которые тщетно боролись за принятие таких законов) перевернулись бы в гробу...

Брат Сильвио Берлускони тоже не мог быть ответом на проблемы XXI века в Италии, который столь активно преследовал собственные тайные эзотерические масонские интересы сначала с приближением к "П2" в 1974 году, а затем с посвящением в 1978 году и строительством собственного мавзолея и Виллы Чертоза на Сардинии (где господствуют масонские герметическо-астрологические символы), так как он хитро и лживо преуменьшал любое происхождение от масонов и предоставлял поддержку, чисто техническую, по законодательному закреплению роли церкви в последние годы, непосредственно вдохновлённый более консервативными кругами Ватикана (закон об оплодотворении и вспомогательном деторождении, о биологическом завещании, препятствиях борьбы с гомофобией), а также поддержку пограничной католички Анжелы Пелличчиари, чью книжонку об объединении Италии (не случайно также спонсировалась "Лигой Севера") под названием "Рисорджименто. История, которую необходимо переписать. Либералы и масоны против Церкви", президент Национального совета, который готовился отпраздновать 150-летие объединения, в 2009 году публично похвалил перед молодежью "Народа свободы" и недоумённой Джорджией Мелони^[202].

Прямое свидетельство Джелли

Наконец, возвращаясь к интригующей книге Альдо Мола "Джелли и "П2". Между хроникой и историей", над которой мы размышляем, имеется выдающееся свидетельство, обнародованное 4 июня 2011, которое, к сожалению, опровергает и разносит в клочья умелую историографическую попытку Мола представить Личо Джелли как бывшего фашиста, обратившегося к западным ценностям либеральной демократии, возможно, именно благодаря соприкосновению с масонской средой.

Кто свидетель?

Сам Личо Джелли.

Давая интервью в рамках специальной трансляции по "Sky Tg24" 4 июня 2011 года в 15.30, неотразимый бывший досточтимый мастер "П2", призванный высказаться по поводу текущей ситуации в Италии, без колебаний заявляет, что единственным реальным решением "привести вещи в порядок" было бы установить диктатуру по нацистскому или сталинскому образцу (sic!), даже не фашистскую на розовой воде...

Вот так-то.

Вот что ответил на обнадеживающую герменевтику Молы, столь вульгарно разрушенную одним махом, неблагодарный (по отношению к благожелательным выводам Молы) бывший кукловод в чёрной рубашке с циркулем.

Правда в том, что брат Альдо Мола – настоящий интеллектуал и джентельмен, который со своей книгой "Джелли и "П2". Между хроникой и историей" предпринял попытку прежде всего гордого и нонконформистского протеста против определённой предвзятой демонизации масонства как такового (и мы его допускаем и приветствуем, а также признаём, что этот протест, безусловно, хорошо обоснован на страницах книги).

Вместо этого попытки реабилитировать Джелли и его руководство ложей "П2" (что мы считаем одним из побочных явлений упадка масонской Италии в послевоенный период) сталкиваются с нескрываемым фактом: Личо Джелли, как и многие другие иерархи фашистов и нацистов, эмигрировавшие в Южную Америку и в Испанию (или даже оставшиеся в Германии), навсегда остался антидемократом и антилибералом, вынужденным работать в условиях демократии (тихо ненавидимой) и тешиться мыслями о перевороте (который нет возможности реализовать, в то время как другие в Латинской Америке результаты были отличные).

Личо Джелли, как бы ни жалел об этом либерал Альдо Мола, даже в 2011 году остался тем бойцом из Испании, нацифашистом из Италии между СС и Республикой Сало, сохранившим симпатии к тоталитаризму Сталина, которые позволяли ему без особых проблем общаться с партизанами-коммунистами в 1944 году, и которые в последние годы обеспечили ему славу двурушника, работавшего как на западные спецслужбы, так и на советские или из Восточной Европы из сугубо личных интересов.

Также по этой причине полезно прочитать книгу Альдо Мола, чтобы признать, насколько тонка граница между истиной и правдоподобием, между риторической саморепрезентацией ("План демократического возрождения" и ВОММП, основанная Джелли в 1975 году) и скрытыми целями того, кто каким-то образом, по крайней мере, до 4 июня 2011 года (интервью "Sky Tg24" и призыв к нацистской или сталинской диктатуре), обманывал и вводил в заблуждение даже такого авторитетного биографа.^[203]

Ответ Альдо Мола

Я прочитал и переосмыслил презентацию и комментарий к итальянскому и румынскому изданию (2011) моей книги "Джелли и "П2". Между хроникой и историей". Я благодарен редакции Великого Демократического Востока за обсуждение, которое он открыл и ведёт в течение многих лет о генезисе, идентичности и перспективах масонства, и что он нашёл уместным упомянуть при этом и мои работы, включая и вышеозначенную книгу.

С братской и конструктивной душой, которыми редакция щедро наделяет меня (и я благодарен ей за это в сегодняшнюю эпоху и в нашем мире: с большим количеством войн, бушующих на другом берегу Средиземного моря и оставшихся без внимания легендарных отечественных пацифистов, уже состоящих на постоянной службе), я заранее привожу здесь некоторые соображения.

Прежде всего, два "личных факта".

Первое издание моей "Истории масонства" (в издательстве Bompiani) относится не к 1992 году, а к ноябрю 1976 года (2-е изд. июль 1977). Ему предшествовали мои очерки о партии "Действие" и "Справедливость и свобода" (1967-1969), опубликованные с предисловием Ферруччо Парри (которого, как мне кажется, редакция Великого Демократического Востока весьма уважает), о Мадзини и других темах объединения Италии, из которых родились следующие, включая исследования масонства.

[...]

Перехожу к сути важных вопросов, предложенных Великим Демократическим Востоком.

Дела Великого Востока Италии от воссоздания (1943) до его желанного признания "Объединённой Великой Ложей Англии" (1972) и потери признания (1994) после до сих пор неясного "дела Бернардо" следует обрамлять именно в этот контекст, богатый светом и тенями. То же самое следует сказать о "Великой Ложе Италии" Аламов, полностью задокументированной Луиджи Прунети в "Анналах Великой Ложи Италии", 1908-2010 гг. (изд. Джузеппе Латерца, 2010), включая "генеалогическое древо" его различных разветвлений, которое стоило автору много терпения.

В этом контексте следует рассматривать ложу "Масонская Пропаганда № 2" (которая, как очень уместно вспоминает Великий Демократический Восток, состояла в подчинении у ВВИ) и Личо Джелли, которого великий мастер Лино Сальвини назначил сначала организационным секретарём, а затем досточтимым мастером. Джелли не действовал по собственной прихоти или без ведома великих мастеров, которые постепенно потворствовали его действиям (Гамберини, Сальвини, Баттелли) и которые смягчили последствия искусственного "скандала", начавшегося в марте 1981 года (Корона, которому мы обязаны утверждением, что некоторые связанные с "П2" не были... её членами: это как раз случай Энрико Манка).

По существу обширного комментария редакции Великого Демократического Востока к работе и презентации редакции на румынском языке моего "Джелли и "П2"" хотел бы сделать некоторые замечания.

Во-первых, моё эссе вовсе не апологетическое, а объективное (или таким я его задумывал). Историк не только не судит, но и не "оправдывает": на мой взгляд, историография не только не казнит (как уже утверждал Бенедетто Кроче), но (в отличие от того, что Кроче считал и практиковал) и не оправдывает, то есть не делает вывода, что произошедшие факты не могли не произойти. Она документирует и пытается объяснить, как из многих возможностей только одна, наконец, воплотилась в жизнь. Дело "П2" – это особый случай: чемодан с бумагами, те судьи, которые это использовали, нагнетание в средствах массовой информации, мобилизация перевозбуждённого общественного мнения, решения парламента, который масонства не знал и не понимал, партийно-парламентская охота за козлом отпущения, чтобы отвлечь внимание граждан...

В своей работе я чётко заявляю о множественности и противоречивости утверждений Личо Джелли об основных аспектах, начиная с полноты "списка", обнаруженного в Кастильон-Фибокки 17 марта 1981 года. В связи с этим я обнаружил странность, которая здесь привлекает внимание редакции Великого Демократического Востока: журналист утверждал, что узнал от Джулиано Ди Бернардо, что заместители прокуроров Республики из Милано, Герардо Коломбо и Джулиано Туроне, прочли "полный" список членов, а затем "признал, что из списка членов "П2" была удалена страница, содержащая имя генерала Карло Альберто Далла Кьеза и его брата (Ромуло)". Если такие заявления соответствуют действительности, вся работа комиссии трех мудрецов (?!?) и парламентского комитета по расследованию "П2" будет стоить даже меньше, чем то немногое, чего они ещё стоят. Мало того. Также будет поставлена под сомнение надёжность судей, которые осуществили или разрешили подмену списка членов "П2". Не помню, чтобы это заявление было опровергнуто в соответствующих местах. В свете столь прискорбного факта я отмечаю то, о чём напоминает редакция Великого Демократического Востока: Джелли был осуждён за клевету, он якобы пытался "запутать" расследование взрыва 2 августа 1980 года на вокзале Болоньи и банкротства банка "Banco ambrosiano": масоны тут не виноваты; ничто не подтверждает, что он то чудовище, которым был и которым до сих пор считается теми, кто пытается игнорировать, что "П2" была оправдана в суде присяжных и в апелляционном суде по обвинению в заговоре против государственной безопасности. Это единственный политически значимый результат, на котором стоит остановиться для надежной реконструкции истории Италии (и не только).

Два последних соображения.

Во-первых, судебные процессы против так называемых "грязных рук" затронули лишь несколько второстепенных фигур государства-правительства-партий-власти, банков и промышленности и нанесли удар по партийному руководству, оставив других невредимыми. Однако эти события, конечно, не были работой масонских организаций, которые тут не главные герои, нежели предполагалось и повторяется некоторыми демократами, о которых хотелось бы узнать мысли в редакции Великого Демократического Востока (это случай масонофобки, председательницы Демократической партии, Рози Бинди).

Наконец, чтобы подвергнуть сомнению обоснованность моей книги (неоднозначной, как и любой результат исследования, которое является научным именно потому, что оно может быть опровергнуто), я возражаю против того, что досточтимый Личо Джелли заявил в недавнем интервью. Чтобы понять это, необходимо принять во внимание тосканское остроумие досточтимого, которому иногда нравится повторять то, что ему приписывают.

Так делал и Эдгардо Соньо в беседах с Альдо Каззулло, который сделал вывод, что на самом деле посол совершил переворот: это скорее не фантазия, а больше сожаление по поводу простой... мечты, которая осталась нереализованной.^[204]

С высоты своего мирового опыта Джелли вполне может радовать интервьюеров, выступая за нацистскую и сталинистскую диктатуру. Но это всего лишь игра. Он знает и предполагает, что интервьюер и читатель заметят и улыбнутся, как это, несомненно, заметила и редакция Великого Демократического Востока, одну фразу которого в качестве предварительного заключения я использую не для того, чтобы уклониться от сравнения, а для дальнейшего использования: "речь будет длинной, и поэтому мы откладываем её".

Кажется, мы все понимаем: между собой мы говорим об истории и институтах, оставляя другим возиться с призраками сравнения ложи "П2" и Красных бригад. Нам интересно понять, что не имеет значения ни болтовня, ни древний крик "волк, волк!" ("П2", "П3", "П4"...), который больше никого не пугает, когда рушится сама Итальянская Республика...

Ответ Великого Демократического Востока

Дорогой брат Альдо, [...]

Когда мы называли "апологетикой" твою книгу "Джелли и "П2"" (определение, которое мы здесь решительно подтверждаем), мы, тем не менее, не намеревались умалять ценность общей исторической реконструкции.

Но, по сути, нам показалось и кажется, что твоя книга, которая сочетает абсолютную филологическую и герменевтическую строгость изложения ситуации и документов, ясное представление в пользу масонской и "гражданской" реабилитации досточтимого мастера "П2", так как и "большого центра" (ХД-ИСП-ДПЛС-ИРП-ИЛП) в области политики, который нам кажется предпочтительнее альтернативы максимализма справа и слева, всё равно не лишена серьёзных недостатков в плане предвидения реформы и гражданского характера.

Можно сказать, что " было лучше, когда было хуже" (т. е. лучше была Первая, нежели Вторая республика), но, по правде говоря, мы предпочли бы какую-нибудь третью...

И, тем не менее, мы оспариваем предполагаемую единосущность (ты утверждаешь не без навыков аргументации) бывшего фашиста Джелли в перспективах консолидации итальянской демократии, считая его скорее презренным оппортунистом в перемещении пешек справа налево, проходя через центр, с единственной целью использовать институциональную лабильность Италии в свою пользу, в пользу друзей и их друзей.

Кроме того, мы никоим образом не можем считать реакционные и соглашательские идеи (на уровне гражданских и социальных прав, освобождения обычаев, сохранения верховенства закона и роли профсоюзов и средств массовой информации) демократическими и либеральными, что неоднократно делал главный герой твоей прекрасной книги.

По поводу исчезновения Карло Альберто и Ромоло Далла Кьеза из списков "П2" дело не ново, потому что Франческо Коссига говорил об этом , а позже полемизировал с "отрицателем" – сыном генерала, Нандо Далла Кьеза.

В любом случае, если "просвещённый" Бернардо и его журналистский гений заявили о вещах, не опровергнутых непосредственными заинтересованными сторонами (в данном случае, судьями Туроне и Коломбо), то ты совершенно прав: это серьёзный и тревожный факт.

Что касается осуждения за клевету, за банкротство банка "Banco ambrosiano" и за предвзятость в деле, столь же ненавистном, болезненном и трагическом (взрыв на болонском вокзале в 1980 году), мы не согласны с тем, что это не "масонские проступки": вольный каменщик, который совершает такие серьёзные преступления, трижды преступает свои клятвы. Во-первых, он предаёт свой долг образцового гражданина, который должен иметь более "этическое" выражение, чем у непосвящённых. Во-вторых, он предаёт торжественные обязательства, взятые перед масонским сообществом, которые обязывают его не бросаться грязью в общество, а, наоборот, иллюстрировать его образ достойными примерами в гражданской жизни. В-третьих, он предаёт клятву совершенствовать свой статус и стать, будучи свободным человеком добрых нравов, мастером жизни и "виртуальным" посвящённым, настоящим духовным путешественником, который выше человеческих страданий.

Что касается предполагаемого "заговора против государственной безопасности", обвинения, по которому Джелли был оправдан в судебном порядке, это не умаляет возможности обсуждать негативные "ошибки" и "ответственность" в историко-политическом плане.

Это относится как к бывшему досточтимому мастеру "П2", так и к другим представителям власти, оправданным на уровне преступлений, санкционированных судебной властью (иногда за то, что произошло предписание, недостаточность или сокрытие улик или исчезновение свидетелей), но вряд ли оправдано судом историков sui generis^[205].

Ты простишь нам твёрдость и немного жёсткий суд над братом Личо, но нам не только не нравились чёрные рубашки и те, кто не раскаялся, что их носил, но ещё меньше нам нравится думать, что этот господин поддерживал интенсивную дружбу с "Колдуном", в миру Хосе Лопесом Регой, аргентинским ультраправым братом-масоном, который со своим террористическим Антикоммунистическим Альянсом Аргентины стал вдохновителем сначала резни левых перонистов, а затем и других лиц, подготовил диверсионную обстановку, которая привела к диктатуре Виделы, Массеры, Виолы и компании (которые всегда числились лучшими друзьям владельца виллы Ванды). Не говоря уже о дружбе с окружением другого образчика демократии и свободы – Аугусто Пиночета и других близких ему персонажей из Уругвая...

О взятках, о "чистых и грязных руках", о любых коррумпированных и/или правонарушителях, злонамеренно помилованных судьями. Если у кого-то есть сообщения о преступлениях, за которые никого не привлекли к ответственности, действуйте в формальном и судебном порядке.

Что касается исторического суждения, очевидно, что коррупция больше касалась правящих партий, чем оппозиционных, но не из-за (никогда не существовавшего) морального превосходства последних, а из-за банальной причины, по которой руководство национальными исполнительными органами и государственными и полугосударственными органами всегда было уязвимо для взяточничества.

Что касается Рози Бинди, мы не рассматриваем её как политика, способную представлять на высшем уровне лучшие примеры реформаторов и либерал-социалистов, в которых нуждается Италия, Демократическая партия и левоцентристский блок.

Но если в этой ветхой Италии и в беспорядке брат из Аркоре вывел на политическую сцену таких посредственностей, как министр Джельмини, министр Брамбилла [...] (и т. д., их слишком много, как в парламенте, так и в региональных и муниципальных советах) и откровенных, оппортунистических и невежественных авангардистов, [...] тогда почему бы не предоставить место и бедной Бинди, не так ли?

Что касается умелой защиты откровенных признаний Личо Джелли и Эдгардо Соньо, сводившихся к клоунаде (Джелли) или велеречивой торжественности (Соньо, который кстати тоже член "П2"), то тут они, безусловно, достойны Горгия или Протагора (действительно, великих персонажей)..., поэтому мы воздаём должное твоему диалектическому остроумию, брат Альдо.

Однако с сократовским смирением мы напоминаем тебе, что Джелли в последние годы, покинув все псевдодемократические болота, всегда подтверждал, что оставался внутренне фашистом, и постоянно отстаивал свою склонность к авторитарному стилю управления государством в эту эпоху предполагаемого упадка... (прекрасная эпоха его юности, когда бушевала фашистская головорезка!).

Ничего случайного!

Что касается Эдгардо Соньо, реальность или бархатное намерение, проекты переворота самопровозглашенного либерала, который сражался (как Джелли) вместе с фашистскими фалангистами и преследователем масонов Франсиско Франко, могут только беспокоить и отвращать нас, даже спустя много лет.

Одно верно, особенно для тех, кто читает наши братские и иногда несогласные между собой соображения: мы, Демократический Великий Восток, считаем тебя, брат Альдо Мола, учёным очень высокого уровня, подлинным либералом (в отличие от Джелли и Соньо), ценным вольным каменщиком и храбрым, щедрым и доблестным человеком, нонконформистом.^[206]

И хотя у нас нет сочувствия к старцу из Ареццо и мы не разделяем некоторые твои выводы, мы признаем у тебя большую душу, чувство братской солидарности и мужество при попытке ответа.

Сегодня Джелли – "неудачник" и "изгой", хотя его самый талантливый ученик сидит в палаццо Киджи. Ты пытаешься оправдать или иным образом историзировать его, чтобы развенчать клише, предрассудки и демонизацию человека, который заплатил (по крайней мере частично) по счёту за своё сомнительное поведение, в то время как "другие" более или менее остаются безнаказанными.

В конце концов (в этом мы с тобой совершенно согласны) есть персонажи, которые, хотя и совершили действия, столь же, если не более достойные осуждения, чем действия досточтимого мастера "П2", справа и слева, никогда не платили по счетам.

Честь тебе, потому что редко можно найти апологетов и защитников "проигравших" и "изгоев", по крайней мере, в отличие от придворных и прихлебателей "победителей" и библии бычьего и ослиного здравого смысла.

Честь тебе, брат Альдо Мола, даже если мы продолжаем осуждать Личо Джелли, "П2" вчерашнего и сегодняшнего дня, а также всевозможные "П3" и "П4", которые являются их прямыми последствиями.^[207]

2. Конец эпохи

Война Судного дня

Энергетический кризис

Европа, которая вместе с Японией полностью зависела от импорта из арабских стран и, в частности, стран Персидского залива, должна была осознать ненадёжность своего положения во время Шестидневной войны 1967 года, когда Египет в отместку тем, кто поддерживал Израиль, перекрыл Суэцкий канал. [...] Поскольку доллар находился в свободном плавании и был подвержен быстро растущему уровню инфляции (более 6% в середине 1973 года), ОПЕК готовилась к пересмотру цен с крупными компаниями. 6 октября 1973 года, накануне переговоров в Вене (штаб-квартире организации), разразилась четвёртая арабо-израильская война. В этот момент произошло совпадение двух разных событий. В то время как ОПЕК требовала существенного пересмотра цен, арабские страны также намеревались использовать нефтяное оружие против Израиля и его союзников. После срыва Венской встречи арабские члены ОПЕК вернулись в Кувейт, одновременно объявив о 70%-ном повышении цен на сырую нефть и постепенном сокращении добычи, пока Израиль не покинет оккупированные территории в 1967 году. Саудовская Аравия пошла ещё дальше и, отложив в сторону свои основные союзнические отношения, наложила полное эмбарго на США и Голландию. Два месяца спустя страны Персидского залива снова встретились в Тегеране и [...] установили двойные цены, к которым приспособились все страны-производители. Эмбарго в отношении США длилось всего шесть месяцев, поскольку на нефть арабских стран приходилось 6-7% их потребления, и её можно было заменить увеличением импорта из Венесуэлы. Однако вместе с ростом цен на сырую нефть эмбарго оказалось достаточно для появления нехватки бензина, но гораздо более серьёзными были последствия лишь частичной блокады Европы и Японии. Учитывая стратегическую роль нефти, все цены пошли вверх из-за роста её цены, что особенно ударило по автомобильной промышленности, которая много лет пользовалась дешёвым бензином. В более общем плане решения ОПЕК имели эффект передачи огромной покупательной способности из развитых стран в страны-экспортеры нефти. В первые месяцы 1974 года, а тем более в 1975 году, сокращение реальных доходов и, следовательно, ресурсов, доступных для спроса, привело к значительному сокращению промышленного производства, в то время как увеличение затрат повлияло на отрасли за счёт сокращения прибыли. [...] Нефтедоллары, которыми стали распоряжаться страны-экспортеры нефти, не создавали дополнительного спроса на товары, способного компенсировать падение спроса развитых стран; они скорее создавали значительные финансовые потоки из нефтяных стран в промышленные, с инвестициями в самые разные сектора производства и услуг.

ОПЕК душит Запад?

Зимой 1973-1974 годов повсюду создалось впечатление конца эпохи и надвигающейся катастрофы. Властям приходилось думать о сокращении потребления энергии, ограничивая движение транспортных средств и вводя надбавки на бензин, окончательная цена которого в 1974 году выросла больше, чем на любой другой товар. На мгновение победа ОПЕК, казалось, показала, что процветание богатых стран зависит от эксплуатации ресурсов третьего мира и является прелюдией к аналогичному восстанию стран-производителей первичных товаров и, в частности, минерального сырья. Но всё пошло не так, потому что возможность формирования картеля, подобного картелю ОПЕК, существовала только для поставщиков нефти. Реальные цены на полезные ископаемые, которые уже с конца 1960-х годов имели тенденцию к росту, фактически достигли новых предельных значений в 1974 году; но со следующего года сырьевые товары также были вовлечены в кризис промышленных стран, и, столкнувшись с падением международного спроса, их цены вступили в фазу снижения, и больше тенденция не менялась. С другой стороны, все страны Третьего мира, которые не владели нефтью и даже стратегическим сырьём (для которых было принято обозначение "Четвёртый мир"), тоже пострадали от дороговизны нефти и разочаровались в усилиях по развитию, предпринятых в предыдущее десятилетие. После роста 1973 года страны ОПЕК в течение пяти лет просто корректировали цены на нефть в соответствии с покупательной способностью доллара, а к концу 1978 года реальные цены действительно упали примерно на 11%. Но иранская революция, начавшаяся в сентябре того же года, привела к остановке одного из самых важных потоков экспорта и сокращению международных поставок, что дало странам-производителям возможность для новых повышений, которые к концу 1980 года привели к тому, что нефть достигла номинальной цены, близкой к 40 долларам (но дефляция также была в шесть раз выше, чем летом 1973 года), что вызвало новый экономический кризис 1980-1982 годов, как и в 1974-1975 годах. [...] В целом по странам ОЭСР в период 1950-1973 гг. реальный среднегодовой рост валового внутреннего продукта составил 4,9%. В последующий период 1974-1982 гг. средний рост сократился до 2,2%, и было три из девяти лет серьёзной рецессии и ещё два кризиса, так что в целом можно говорить о длительной стагнации. Но, в отличие от того, что происходило в прошлом на других этапах слабого роста или снижения, сокращение производства, инвестиций и рабочих мест не привело к падению цен и дефляции. Напротив, в эти годы рост потребительских цен в странах ОЭСР составлял в среднем более 10% и превышал 13% в 1974 и 1980 годах. Если после первоначального потрясения Германия и с меньшим успехом Япония пошли на всё, чтобы сдержать инфляцию, в других европейских странах (Великобритания и Италия) она превысила все 19%, а то и 20%. Ещё сильнее был рост наиболее чувствительных оптовых цен, которые сразу же отреагировали на удорожание нефти, что привело к увеличению инфляции более чем втрое за последние три месяца 1973 года (со средних по ОЭСР 4% до 14-15%), а позже на 30% или 40% в 1974 году. Таким образом стагнация и инфляция вместо того, чтобы оказаться несовместимыми, шли рука об руку, создавая положение дел, которое экономическая теория ранее не рассматривала и которое пришлось назвать новым термином "стагфляция". Среди экономистов существовало полное согласие, что неконтролируемая инфляция – это в любом случае плохо, потому что она усиливает социальные конфликты (побуждая профсоюзы требовать корректировки заработной платы), обесценивает сбережения и препятствует инвестициям, способствуя спекуляциям в ущерб реальному росту. Однако преобладающая доктрина, основанная на престиже Кейнса и ставшая частью здравого смысла, предполагала, что умеренное повышение цен на 1% или 2% в год или даже немного больше предотвращает сохранение неиспользованных ресурсов и способствует инвестициям и, следовательно, расширению. В 50-х и 60-х годах все развитые страны (включая Германию, которая больше всего заботилась о стабильности своей валюты) прибегали к экономической политике, основанной на дефиците государственных расходов; это означало, что темпы роста продукции были постоянно выше, чем темпы инфляции. В основе стагфляции, безусловно, был рост цен на нефть. Однако следует отметить, что увеличение, установленное ОПЕК в 1971-1973 годах, произошло после того, как уже наступила тенденция к инфляции, которая постепенно стала более интенсивной в период с 1967 по 1973 год. [...] Десятилетие стагфляции привело к эрозии всех фиксированных доходов инфляцией и привело к резкому росту безработицы, которая достигла максимума в начале 1980-х годов (13%в Англии и 10,6% в США в 1983 году). С ней исчезли ещё два основных элемента предыдущего двадцатилетнего развития: полная занятость и социальный мир. Если увеличение количества забастовок мало повлияло на основные фонды занятости, сила профсоюзов смогла существенно сохранить заработную плату и воспользоваться защитными системами, установленными в годы государства всеобщего благосостояния, индексацией заработной платы и пособиями по безработице. [...] Монетарные власти (центральные банки), в свою очередь, взяли на себя обязательство обуздать инфляцию, повысив официальную ставку дисконтирования, которая достигла первого пика в 1975 году, [...] второго в 1980 году [...] и в 1981 году, [...] затрудняя преодоление кризиса. [...] Администрация, возглавляемая Джеральдом Фордом, не захотела облегчить платёжный баланс, а установила высокие налоги на потребление бензина и сократила импорта нефти. [...] В результате после серьёзного кризиса 1974-1975 годов автомобильный сектор быстро восстановился и в 1977 году стал рекордным за всё время: было выпущено 11 миллионов легковых автомобилей и более 4 миллионов промышленных и коммерческих; затем вырос импорт нефти, и торговый баланс в 1976 году вновь закрылся с дебетовым сальдо. Новый президент Картер решил справиться с энергетическим кризисом, подняв цены на бензин и ударив по прибылям нефтяных компаний. Производство автомобилей снова упало, что совпало с наступлением нового кризиса 1980 года. В то же время действия Картера создали атмосферу пессимизма и даже паники в стране, привыкшей не считать потребление энергоносителей проблемой; очереди на бензоколонках, которые часто возникали в 1980 году, в конечном итоге были списаны на экономическую политику президента, а не на состояние энергетического рынка.^[209]

"Амон" и "Белый Орёл" - две новые суперложи

Масон Джон Ролз и его враги

3. Сестра с Даунинг-стрит и сводный брат из Белого дома

Тэтчеризм и "рейганомика"

Неудачи во внешней политике (рост мощи Советов, потеря влияния в Иране, кризис с заложниками в Тегеране) и тем более экономический кризис привели к резкому поражению Картера и Демократической партии на выборах в ноябре 1980 года. Разочарование и дезориентация привели к росту отстранённости на выборах, доведя его до 46 процентов. Республиканец Рональд Рейган победил уходящего президента 51,7% голосов против 41,6%. [...] Новая администрация произвела в экономической политике не менее резкий поворот, чем во внешней. Экономисты, которые, как Фридрих Хайек и Милтон Фридман (удостоенные Нобелевской премии в 1974 и 1976 годах), продолжали выступать против доктрин Кейнса и Бевериджа на протяжении всех лет триумфа дефицита расходов и государства всеобщего благосостояния, наконец нашли президента, готового следовать за ними. Негативные последствия инфляции решительно осуждались, и против неё выступила монетаристская терапия, заключающаяся в том, чтобы сделать деньги более дорогими за счёт повышения процентных ставок. Основные причины инфляции, помимо роста нефтяных цен, виделись в высокой заработной плате, чрезмерной силе профсоюзов и непомерных государственных расходов. Первые две причины были устранены путём переноса производства с высокой плотностью труда на юг Соединённых Штатов, где затраты на рабочую силу были ниже, или даже (усугубляя внутреннюю безработицу) в какую-то страну Третьего мира, где не существовало профсоюзных организаций. Помимо снижения инфляции средние классы, проголосовавшие за республиканцев, требовали прежде всего снижения и налогов, "меньше государства и больше рынка", согласно хорошо укоренившемуся и хорошо выраженному убеждению одного из пассажиров дилижанса "Красных теней" (фильм Джона Форда 1939 года), банкир: "Мы платим налоги правительству, а что получаем взамен? [...] Вместо того чтобы защищать бизнесменов, оно суёт нос в их дела. [...] Правительство должно не вмешиваться в бизнес, а снижать налоги. Государственный долг уже достиг своего пика". Основной тезис экономической политики Рейгана, для которой было придумано обозначение "рейганомика", заключался в том, что для разрешения экономического кризиса нужно начать с устранения дефицита федерального бюджета. В первое время снижение налогов на высокие и средние доходы, по правде говоря, действовало в обратном направлении, усугубляя дефицит, но также позволяло умножать сбережения и инвестиции, расширять производственную базу и увеличивать ВВП. Поэтому следовало ожидать, что объём государственных доходов будет иметь тенденцию к росту, несмотря на снижение налоговых ставок. Это должно было соответствовать, с символической значимостью, не менее значимой, нежели финансовая, сокращению федеральных расходов на государство всеобщего благосостояния, которое в Соединённых Штатах даже после реформ в 60-е годы лишь частично охватило сектор здравоохранения и пенсионного обеспечения. Расходы на защиту слабых социальных групп (пособие по безработице и помощь бедным семьям) были сокращены как по идеологическим, так и по экономическим соображениям: государство всеобщего благосостояния привыкло к зависимости от государства и противоречило американским индивидуалистическим традициям типа "помоги себе сам". Другим аспектом "рейганомики" было дерегулирование – устранение слишком большого количества правил, которые мешали свободным инициативам предпринимателей и финансистов. Авиакомпаниям было разрешено свободно устанавливать цены на билеты; компания, которая владела (контролируемой государством) монополией на телефонные линии, была расформирована, и то же самое произошло с теми, кому был доверен электроэнергетический сектор; банки добились значительного сокращения государственного контроля над своей деятельностью. [...] С назначением Пола Волкера руководителем Федеральной резервной системы (центрального банка США) в августе 1979 года стала преобладать ориентация [...], которая усилилось в первые годы президентства Рейгана. Ставка рефинансирования выросла с 5% в 1977-1978 годах до 19% в 1981 году, и инфляция была фактически сбита, [...] хотя этот процесс спровоцировал или иным образом усугубил кризис, поразивший страну в 1982 году, когда безработица выросла до 10,6% в конце года. Ставку Федеральной резервной системы потом стали снижать до минимума 6% в 1987 году. По мере того как инфляция падала, в эти годы реальные ставки всё ещё оставались довольно высокими, более чем на 5-6% выше, что, безусловно, выше, чем в других промышленно развитых странах. После кризиса 1982 года, в четырёхлетний период 1983-1986 годов, период значительного восстановления всех отраслевых экономик, темпы роста внутреннего продукта в США были действительно самыми высокими среди стран ОЭСР (4% годовых по сравнению со средним показателем 3,3% по ОЭСР). Как и ожидалось, Рейган был переизбран президентом в 1984 году, получив ещё больше голосов, чем в 1980 году. Была ли рейганомика успешной? Это впечатление в значительной степени должно быть исправлено, если принять во внимание создание обширной полосы бедности и обострение различий между высшими, средними и нижними группами доходов, а также при более внимательном рассмотрении счетов экономики США. Вопреки ожиданиям, возросшая покупательная способность высших и средних слоёв населения, освобождённая от налоговой политики, привела не к увеличению сбережений и инвестиций, а к поддержке спроса и потребительской гонке имущих. С политикой высоких ставок и сильного доллара иностранные валюты стали дешевле, а импорт стал более доступным; в феврале 1985 года курс доллара составлял 3,3 или даже 3,4 марки. Таким образом, спрос со стороны высших и средних слоёв населения в значительной степени ориентировался на импортные товары, что привело к тревожному росту дефицита торгового баланса. Таким образом рейганомика также действовала как "локомотив" для иностранных экономик и породила не только в Соединённых Штатах десятилетие нового и претенциозного потребительства среднего и высокого классов, которое, в отличие от "демократического" потребительства 50-х и 60-х годов, сопровождалось умножением бедности. Рейганомика также потерпела неудачу в достижении безубыточности федерального бюджета, всё более и более уходящего в минус (дефицит увеличился с 43 до 176 миллиардов долларов в 1981-1984 годах и в последующие годы превышал 100 миллиардов) из-за роста военных расходов. Ракетная гонка и фантастические проекты космических войн обусловили технологические исследования и их применение в гражданской промышленности, а также значительный отъём ресурсов у остальной экономической системы. Как в потребительской, так и в международной политике США жили "не по средствам". В соответствии с тенденцией, которая позже стала хронической, одновременно росли долги корпораций и домохозяйств, внешний долг США и федеральный государственный долг. [...] Экономическая политика, начатая в 1981 году Рональдом Рейганом, имела прецедент в политике, проводимой в Великобритании Консервативной партией, которая выиграла на выборах 1979 года. Правительство Маргарет Тэтчер столкнулось с серьёзным кризисом 1980 года, но программа консервативного лидера уже много лет основывалась на убеждении, что стагнация, происходящая в Англии с 1960-х годов с темпами роста намного ниже, чем в более промышленно развитых странах, объяснялась чрезмерным присутствием государства в экономике. В 1983 году (когда лейбористы были сильно ослаблены расколом умеренных социал-демократов) и снова, но менее триумфально, в 1987 году Тэтчер поставила те же неолиберальные и монетаристские цели, что и её коллега из-за рубежа: борьба с инфляцией, освобождение экономической энергии за счёт сокращения государственных расходов и дерегулирования, налоговая политика, характеризующаяся снижением налогов на прибыль и увеличением налогов на потребление. Основные различия между этими двумя стратегиями заключались в том, что в Великобритании профсоюзы держались гораздо более воинственно, чем в Соединённых Штатах, а государство всеобщего благосостояния и участие государства в экономике были гораздо более распространены, составляя в течение тридцати пяти лет систему социальных и моральных ценностей, которые никогда не ставились под сомнение. Однако, по словам Тэтчер, пришло время свергнуть власть "злого мира ультралевых профсоюзов", в то время как о государстве всеобщего благосостояния она говорила, что оно "унижает чувство гордости и личной ответственности, которые государство с лёгкостью отнимет, но почти никогда не вернёт". Таким образом, тэтчеризм отличался резкостью, которой не обнаруживалось в оптимистических напоминаниях Рейгана об американской традиции индивидуальной инициативы; выступая против всякой помощи "не заслужившим этого беднякам", Тэтчер говорила на языке раннего британского капитализма. Как и в Соединённых Штатах, борьба с инфляцией вызвала серьёзный экономический кризис (в 1980 и 1981 годах) и рост безработицы, которая с более чем 13% достигла своего апогея в начале 1983 года (непопулярность правительства тогда была компенсирована успехом Фолклендской войны). Напряжённость, вызванная экономическими решениями Тэтчер, также сохранялась на высоком уровне в 1984 году, когда проявлялись признаки восстановления. Это объяснялось решением правительства отказаться от национализированного и уже давно убыточного угольного сектора. Угольный профсоюз добился повышения заработной платы в 1972 году благодаря серии забастовок, настолько бескомпромиссных, что они поставили электростанции в затруднительное положение. Другие забастовки прошли в конце 1973 года, когда нефтяной кризис придал углю новое значение. Десять лет спустя, после открытия нефтяных скважин в Северном море, Англия приобрела большую энергетическую автономию, и сокращение занятости на угольных шахтах стало необратимым. Новая забастовка горняков, начавшаяся в апреле 1984 года, продолжалась до января-февраля 1985 года и закончилась резким поражением и серьёзной реструктуризацией отрасли: две трети шахт были закрыты, а добыча угля пошла на неудержимый спад. Поражение профсоюза горняков в конечном итоге оказало серьёзное влияние на всё профсоюзное движение, обвиняемое в том, что оно тормозит экономику и является основной причиной инфляции. Если в сфере здравоохранения у Тэтчер не хватило смелости принять решительные меры, и она просто ограничивалась урезанием расходов (частичная приватизация службы здравоохранения была начата только после 1990 года), многие другие социальные расходы (пенсии, пособия по безработице, семейные пособия, пособия по бедности) серьёзно сократились. В случае с государственными предприятиями всё происходило беспрепятственно: производство резко сократилось, а две трети работников были уволены. Позже сталелитейный бизнес был приватизирован вместе с нефтяными компаниями и несколькими коммунальными предприятиями, включая телефонную связь, газ, авиалинии и, в 1993 году, железные дороги.^[217]

Фронда антипосвящённых

Ложа "Белый Орёл"

Нападение на ложу "Три Глаза"

4. Война и мир

Покушение на президента

Покушение на папу

Масоны объединились ради глобализации

5. Братья Италии

Устойчивое восхождение Джелли

Роковой год

Невозможность оценить международный и геополитический масштаб дела Моро привела к извращённым, если не патологическим последствиям на протяжении десятилетий. С одной стороны, дело рассматривалось как большой эпизод криминальной хроники, как продукт полностью внутренней ситуации в Италии. С другой стороны, почти в противовес, расплодилось огромное количество литературы про так называемый "заговор" или "закулису", стремящейся объяснить всё это в свете чистых догадок, в центре которых всегда находилась демоническая картинка столицы зла, Вашингтона. Две стороны одной медали, потому что обе мешали общественному мнению что-либо понять. Отсутствие правильной картины, которая объясняла бы дело, привела к тому, что оно рассматривалось исключительно в судебном ключе, то есть всегда вращалась вокруг одних и тех же неразрешимых тайн пятидесяти пяти дней. Никогда, однако, дело не рассматривалось в его истинной сущности.^[226]

Кем был Моро, что он представлял в политической истории Италии? И самое главное, какие последствия его смерть имела для страны? На первый вопрос сегодня гораздо легче ответить в свете огромного количества британских документов, которые позволяют нам смотреть на него даже через призму его "врагов". Моро был ярким выразителем "национальной" части христианско–демократического политического класса и связанного с ним государственного предпринимательства. То есть, он держал в голове проект модернизации страны и её политико-экономической системы, основанный на преодолении двух итальянских "аномалий" после Второй мировой войны: подчинённого состояния по сравнению с другими народами Запада и наличия сильнейшей коммунистической партии демократического мира. Средиземноморская стратегия и поддержка стран Третьего мира, с одной стороны, и постепенный сдвиг оси итальянской внутренней политики влево, с другой стороны, были результатом этой потребности в модернизации. И в то же время, как мы видели, они стали причиной конфликтов, в которых Италия сталкивалась даже с "дружественными" странами. Вот почему Моро, как и Маттеи, оказался в центре этих конфликтов. И, как и Маттеи, когда эти линии напряжения неизбежно пересеклись между собой, это стоило ему жизни.^[227]

Дело Моро

Что касается последствий его смерти, нельзя сказать, что она изменила ход итальянской истории, вызвав волновые эффекты в течение следующих десятилетий. После убийства Моро Красные Бригады продолжали настигать его сторонников: один за другим погибали или запугивались многие из самых важных периферийных руководителей, вдохновлявшихся курсом убитого лидера. Каждый взрыв сопровождался бурной кампанией в прессе против политико-государственных лидеров партии. Президент Республики Джованни Леоне был вынужден уйти в отставку. Потеряв Квиринальский дворец^[229], христианские демократы также потеряли контроль над постом премьера и его центральную роль в итальянской политической системе в пользу более проанглийских компонентов светско-социалистического круга. Случилось именно то, что Моро предсказал в письмах, написанных из "народной тюрьмы" за те пятьдесят пять дней, пока его держали в заложниках: когда Фанфани выбыл из игры по анкетным причинам, руководство партии перешло к Андреотти, который, однако, не смог установить с Энрико Берлингуэром те политико-интеллектуальные отношения, которые возникли в последние годы исторического компромисса. И вот, осиротев без своего собеседника, находясь в свою очередь под огнём политиков и интеллигенции, испытывающих аллергию к "католическому коммунизму", ИКП погряз в собственном болоте, всё больше теряя ясность анализа и способность к политической инициативе. "Национальная солидарность" закончилась через год после убийства председателя христианских демократов. В его партии опять приобрели влияние противники Моро. И среди них сыграли решающую роль два старых "клиента" Департамента информационных исследований:^[230] Карло Донат-Каттин и Фламинио Пикколи. На съезде 1980 года, вошедшем в историю как "съезд преамбулы", Донат-Каттин был инициатором документа из нескольких, но тяжёлых строк, в котором значилось основное условие создания нового альянса внутри партии: закрытие любого диалога с ИКП. Вокруг этих нескольких строк было сформировано антикоммунистическое большинство, и Пикколи был избран секретарем вместо сторонника Моро Бениньо Закканьини.^[231]

Последствия убийства

После Моро ничего не осталось, как раньше. Система, основанная на крупных массовых партиях, начала трескаться. Страна ушла в штопор, погружаясь во всё более глубокий кризис. Политический тупик постепенно охватил и государственную, и моральную сферы, коснувшись даже системы основных правил функционирования общественной жизни. Теперь, не имея лидеров, способных реализовывать дальновидные стратегии, Италия упустила возможность воспользоваться падением Берлинской стены. Старый режим не пережил конец холодной войны. И после него никто не смог построить новый. В пустоте оказались олигархические державы, финансовые лобби и деловые комитеты, которые заняли пространство политики и вторглись в пространство экономики. Всё развалилось. Начиная с крупной государственной промышленности, расчленённой и проданной англосаксонским бизнес-банкам. Эта промышленность, которая была следствием экономического компромисса, заключённого вскоре после войны между социальным католицизмом Джузеппе Доссетти и Джорджо Ла Пира и ИКП Тольятти: первые отказались от либерализма, вторые – от коллективизма; и оба указали в "Предпринимательском государстве" третий путь для нашей страны. Также лишённая государственного промышленного аппарата, достигшего вершин передового опыта и способствовавшего в предыдущие десятилетия превращению нации, побеждённой в войне, в пятую экономическую державу мира, Италия понемногу потеряла все позиции влияния, которые, начиная с Маттеи, завоевала в Средиземноморье и развивающихся странах, особенно в Магрибе и на Ближнем Востоке. Короче говоря, с точки зрения последствий смерть Моро имела тот же эффект, что и переворот. Даже больше: она нанесла такой же ущерб, как и разрушительная война. Но это была бы другая книга. Её ещё предстоит написать. И рано или поздно её напишут.^[233]

Италия на продажу

Третий путь

Переворот с длинным шлейфом последствий

Среди условий, продиктованных Фрэнком Джильотти итальянскому масонству, чтобы получить признание масонства США и, таким образом, иметь американскую поддержку повторному завоеванию палаццо Джустиниани, было разрешение на создание в Италии экстерриториальных американских лож – требование, открыто противоречащее масонским нормам, которые предусматривают, что в соответствии с нормами на территории каждой нации масонская юрисдикция принадлежит исключительно местным и национальным органам. Джильотти действовал в двойном качестве агента ЦРУ и представителя американского масонства, эмиссара Лютера Смита, суверенного великого коменданта южной юрисдикции США. 7 июля 1960 года министр финансов Джузеппе Трабукки и великий мастер Публио Кортини подписали договор об урегулировании вопроса о возвращении в собственность масонства палаццо Джустиниани; на церемонии присутствовали Фрэнк Джильотти с супругой, посол США в Италии Джеймс Зеллербах и судья, предполагаемый масон Уго Ниутта. В течение 1961 года, в то время как Джордано Гамберини был избран великим мастером, стали появляться масонские ложи из гражданского персонала и американских военных не только внутри посольства США в Риме (ложа "Колизей"), но и на различных базах НАТО: "Ложа Американская Верона" (при Ftase, оперативном командовании объединённых вооружённых сил НАТО в южной Европе), ложа "Джордж Вашингтон" в городе Виченца (в штаб-квартире объединённых тактических ВВС НАТО, оперативный орган Ftase), ложа "Авиано" во Фриули, ложа "Бенджамин Франклин" в Ливорно, ложа "Г. С. Труман" при командовании в Баньоли (Неаполь), ложа "Дж. Л. Макклеллан" в Сан-Вито-деи-Норманни (Бриндизи). При поддержке великого мастера Гамберини американское масонство "колонизировало" итальянское: хотя масонские нормы предусматривали, что "братья" за рубежом должны подчиняться местным общинам, американские масоны требовали унифицировать итальянские масонские общины по своему образу и подобию. Таким образом, поскольку политика антикоммуниста и антисоциалиста Джильотти и американских спецслужб требовала примирить ориентацию масонства в Италии с необходимостью соглашения с Церковью и христианской демократией, великий мастер Гамберини стремился запретить антиклерикализм в рядах масонов и стал встречаться с отцом Розарио Эспозито (историк масонства) и иезуитом Джованни Каприле; за этим последовала кампания по примирению католической веры и масонства – кампания, в которой принимает активное участие также Эльвио Шубба (доверенный человек американских масонов и спецслужб).^[236]

Когда Личо Джелли в 1970 году был делегирован в управление "закрытыми братьями" ложи "П2", он мог плавно перемещаться между треугольным союзом итальянско-американского масонства, атлантических секретных служб и христианской демократии, чтобы строить и подпитывать свою тайную ложу. По мнению парламентского комитета, Джелли и ложа "П2" являются средством "вмешательства ради операций по контролю и кондиционированию. Когда кто-то хочет прибегнуть к метафоре для представления этой ситуации, можно представить себе пирамиду, на вершине которой стоит Личо Джелли; однако, когда вы хотите, чтобы эта метафора передавала смысл, придётся, чтобы не нарушать её, представить себе ещё одну пирамиду, висящую над первой, которая в перевёрнутом виде касается своей нижней вершиной фигуры Личо Джелли. Это настоящая точка соединения"^[237]. Парламентский комитет смог исследовать нижнюю пирамиду, а верхняя пирамида осталась неисследованной. В ней, на основании собранных документальных данных, безусловно присутствуют американские и атлантические секретные службы, которым соответствует в нижней пирамиде массовое присутствие всех высших эшелонов итальянских спецслужб.^[238]

По словам члена "П2" Лекса Маттео и масона Федерико Федеричи (из "Суперложи Монтекарло" и друга Майкла Ледина), в 1979 году группа масонов-противников почтенного из "П2" собралась в Монтекатини. В течение некоторого времени действия Джелли вызывают недоумение и споры в итальянских масонских кругах, и эхо недовольства раздаётся в Соединённых Штатах. В дополнение к масонству южного округа (Великая Ложа "Мать Мира" реакционной ориентации, на которую ссылается досточтимый из "П2"), важная часть американского масонства признается в Великой Ложе северного округа (более демократической ориентации и традиционно связанной с Государственным департаментом); последняя принимала активное участие в свержении великого мастера Сальвини, который считался слишком подчинённым главе "П2".^[240]

Виновники смерти Моро

Между концом 1978 и началом 1979 года, одновременно с первыми нападками на досточтимого, в Италию возвращается Франческо Пациэнца. По его словам, администрация США назначила его заменить Джелли в руководстве тайной ложи. В связи со свидетельством в рамках процесса по теракту в Болонье члена "П2" Франко Ферракути (консультант Службы информации и демократической безопасности (СИДБ)^[241], близкий соратник генерала Грассини, и работник службы найма гражданских лиц в СИДБ), судья Либеро Манкузо напишет: "В соответствии с указанным свидетельством, Пациэнца был выбран Майклом Ледином от имени Центра стратегических и международных исследований (который он возглавлял в Джорджтаунском университете, в нём числились Генри Киссинджер, Александр Хейг, Ледин, Клэр Стерлинг, и бывший заместитель директора ЦРУ Рэй Клайн), как эксперт по терроризму, который может сотрудничать с СИДБ. [...] Однако вместо СИДБ Пациэнца стал работать по "особыми " назначениями со Службой информации и военной безопасности (СИВБ),^[242] возглавляемой членом "П2" Сантовито. [...] Пациэнца является международным финансовым консультантом, получившим образование за рубежом, работая на крупные компании и бизнесменов; его услугами пользуются также итальянские компании, такие как "Condotte d'Acqua" (под председательством члена "П2" Лориса Корби), группы члена "П2" Дженгини "Italstat", и "кроме того, он был советником "Servizio Italia Spa" банка Bnl", то есть доверенной компании ложи "П2". В Соединённых Штатах Пациэнца связан с итало-американскими околомафиозными кругами и кругами Республиканской партии: он сам будет отчитываться перед парламентским комитетом о своих отношениях с ЦСМИ, в рамках которого он познакомился с Генри Киссинджером, и с компанией "United Technologies", где он познакомился с генералом Александром Хейгом. В информационной записке, составленной генералом и членом "П2" Джузеппе Сантовито, Пациэнцу называют "влиятельным и опытным финансистом". Говоря о Пациэнце перед парламентским комитетом, член "П2" Федерико Д'Амато скажет, что он был "впечатлён исключительным набором знаний, которые тот показал в области информационных услуг и финансов", его важными знакомствами в Соединённых Штатах политического и информационного характера, его "отношениями с Sdece, французской секретной службой", со службами Саудовской Аравии, его "влиятельными знакомствами в Ватикане". [...] С прибытием Пациэнцы в Италию "в рамках СИВБ формируется организованная группа", державшаяся "в секрете в самой службе", в рамках которой "Пациэнца выполнял роль связника между указанной группой и сетью внешних агентов", параллельная структура, [которая] должна была выполнять и выполняла "особые", "чрезвычайно деликатные" поручения, "лишённые даже всякой внутренней проверки в СИВБ" из-за её деликатных целей. Группа состоит из четырёх масонов, членов "П2": Сантовито и Мусумечи, а также двух "неразлучных братьев" Пациэнца и Бельмонте: руководит этой "СуперСИВБ" формально Сантовито, но неформально – Пациэнца. Новый, секретный орган власти, пользующийся сильной и международной поддержкой, появился в рамках структуры военной секретной службы, где до этого времени доминировал Личо Джелли. Тот же Пациэнца скажет, что внутри СИВБ "ходила шутка, что все руководители спецслужб – члены "П2"". А журналист Ландо делл'Амико (директор "Агентства Республики", и друг Пациэнцы) назовет СуперСИВБ "новой П2". [...] После теракта в Болонье 2 августа 1980 года "П2 " и СуперСИВБ активируются, чтобы запутать следствие. [...] Но СуперСИВБ также активируется, чтобы запутать расследование взрыва на улице Фани и убийства Моро. И это в то время, когда парламентский комитет по расследованию работает в полную силу, а члены семьи Альдо Моро сообщают об угрозах, полученных родственником во время последней поездки в Соединённые Штаты, а также о присутствии американца Майкла Ледина (человека Киссинджера, и друга Кракси и Коссиги) в платежной ведомости СИВБ. [...] Но самое важное уточнение Пациэнца делает касаемо Майкла Ледина: "Я знаю, что он был введён в СИВБ окружением Коссиги, в то время министра внутренних дел. Это сам Ледин рассказал мне и представил Коссигу. Я так понял, что он также дружит с Кракси, с которым познакомил меня на улице дель Корсо и с которым общался на "ты"". Это подтверждает, что американец Ледин во время похищения Моро уже работал в СИВБ, возглавляемой членом "П2" Сантовито.^[243]

В рамках СИВБ руками [полковника Федериго Маннуччи] Бенинкаса и майора Умберто Нобили было составлена новая анонимка против досточтимого Джелли, что якобы он инициатор теракта в Болонье. Сообщение, лишённое какой-либо доказательной последовательности, содержит информацию, связанную с деятельностью Джелли во время войны, подробности которой известны только спецслужбам. Это новое "предупреждение", адресованное досточтимому: на самом деле манёвр связан с планом, как говорит Пациэнца, "безболезненно" скальпировать Джелли. Досточтимый, осознавая трудный момент и препятствия, чинимые его власти секретной службой, реагирует и контратакует, давая длинное "официальное" интервью, опубликованное в "Corriere della Sera" в октябре 1980 года, в котором он превозносит силу "П2" и скрывает некоторые черты своего политического проекта. Джелли определённо играет в открытую; хотя факт нарушения секретности, основа его власти, является фактором слабости и явным признаком трудностей, досточтимый открыто говорит о "П2" уже потому, что предпринял шаги по переводу за границу, в "Ложу Монте-Карло" самого секретного компонента. О тяжёлом положении Джелли, кажется, прекрасно осведомлён депутат Андреотти, который обменивается с досточтимым рождественскими пожеланиями в 1980 году, отправляя ему поэтическую поздравительную открытку с афоризмом Виктора Гюго: "Будьте как птица, севшая на тонкую веточку, которая слышит, как ветвь изгибается, но продолжает петь, зная, что у неё есть крылья" – намёк на метафору, достойную Пекорелли... Между тем предприимчивый Пациэнца, используя деньги и оборудование СИВБ и сотрудничество сицилийского агента "Z" (адвокат Мишель Папа, друг Мусумечи из "П2" и досточтимый Гримаудо), оказывает важную услугу Республиканской партии США – благодаря операции "Биллигейт", на выборах республиканец Рейган побеждает демократа Картера. На инаугурационном банкете Рейгана в Белом доме в списке приглашённых числятся как Пациэнца, так и Джелли; но Пациэнца, похоже, пользуется особым вниманием и даже фотографируется вместе с новым президентом США. 7 февраля 1981 года Джелли пишет Филиппу Гуарино (у которого есть офис в Белом доме) с просьбой предоставить ему список документов, необходимых для получения вида на жительство в США. Но его планы срываются арестом сицилийско-американского масона Джозефа Мичели Крими миланским судом, расследующим инсценированное похищение Синдоны: признание Мичели Крими приводит к обыскам в Кастильон-Фибокки и Ареццо 17 марта 1981 года.^[244]

Пациэнца [...] оказывает большую услугу Республиканской партии США – благодаря операции "Биллигейт" республиканец Рейгана одержал победу на выборах над демократом Картером. [...] В ходе операции были собраны фотографии и записи, связанные с поездкой Билли Картера (брата президента США) в Ливию, и с такими материалами Джимми Картера обвинили в связях с ливийским диктатором Каддафи; надуманный "скандал" будет стоить Картеру согласия еврейского электората штата Нью-Йорк и приведёт к избранию Рональда Рейгана в Белый дом.^[246]

Разделяй и властвуй

6. "Объединённые масоны"

На пути к Новому Мировому Порядку

Соглашение из двенадцати пунктов

Глава 8. Объединённые масоны за глобализацию, часть вторая (1992-2001)

Религия рынка

Демократический и либеральный социализм

Колыбелью социал-демократического компромисса между государством и рынком, рождённого плодотворным сотрудничеством между либеральной и социалистической культурами, была Великобритания. Здесь ведущие теоретики либерализма: Милль, Хилл Грин, Хобхаус, Кейнс – отличались чувствительностью к "социальному вопросу" до такой степени, что сторонники невмешательства обвиняли их в криптосоциализме. Со своей стороны социализм, так как было теоретизировано интеллектуалами Фабианского общества: Уэббом, Шоу, Уэллсом, Уоллесом, Коулом, и т. д. – конечной целью ставил "освобождение земли и промышленного капитала от частной собственности или класса, и передачи их обществу в общих интересах", но без классовой борьбы, теории катастрофического коллапса капитализма, насильственной революции и переходной диктатуры; кроме того, Фабианское общество считало, что трансформация классовой структуры капиталистического общества должно произойти в рамках нормативной базы конституционного государства, которое оно считало необходимым завоеванием цивилизации. Короче говоря, это был социализм, диаметрально противоположный социализму Маркса, поскольку основан на "вере в то, что в обществе нет непримиримых разногласий, что политика – это не гражданская война, которую ведут другими способами, и, наконец, что противникам, которые необязательно враги между собой, открыты широкие возможности для компромисса". Таким образом, реформистская стратегия была сформулирована так: "Важные органические изменения могут быть только (1) демократическими, и поэтому они принимаются большинством и продвигаются, готовя к ним общественное мнение; (2) постепенными и, следовательно, такими, чтобы не вызывать потрясений, какими бы быстрыми ни были темпы прогресса; (3) массы народа не должны считать их аморальными и, следовательно, субъективно деморализующими; (4) по крайней мере, в нашей стране – конституционными и мирными".

Таким образом, социализм был не антитезой либерализма, а его органическим развитием; это было общественное движение, целью которого было долгосрочная универсализация либеральных свобод (изначально классовых и, по сути, используемых только экономической и интеллектуальной буржуазией) путём преодоления либеральной социальной модели. Поэтому, когда в 1936 году Кейнс опубликовал "Общую теорию занятости, процента и денег", вполне естественно, что лейбористские интеллектуалы увидели в ней значительное и авторитетное подтверждение своей критики капитализма в стиле невмешательства. В своей книге великий экономист не ограничивался осуждением "произвольного и несправедливого распределения богатства и доходов", которое характеризовало капитализм своего времени; он также выступал за частичную социализацию инвестиций. Кроме того вся его теория подтверждала и узаконивала требование перехода от государства типа "ночной сторож" частной собственности к государству интервенционистов. Таким образом, экономисты Лейбористской партии легко вычленили из общей теории идею национального программирования, чтобы остановить "катастрофическую и растущую тенденцию к нестабильности и контролировать фундаментальные явления, такие как распределение доходов между общественными классами и отдельными гражданами, вместо того, чтобы оставлять это на откуп рынку".

Но в основном именно ученик Кейнса Уильям Беверидж сформулировал основные принципы государства всеобщего благосостояния в докладе, опубликованном в 1942 году под названием "Социальное страхование и другие виды социального обслуживания". Поэтому, когда в 1945 году Лейбористская партия победила на выборах, неудивительно, что министр Арнольд Гринвуд обратился к Бевериджу и поручил ему разработать план социальных реформ в духе критериев, сформулированных самим Бевериджем. Затем последовало принятие ряда правительственных мер, среди которых наиболее важной был закон "О национальном страховании", в соответствии с которым была создана система социального обеспечения, имеющая четыре существенные характеристики: 1) это была обобщённая система, которая касалась всего населения; 2) это была единая система, поскольку один вклад прокрывал несколько рисков; 3) это была единая система, поскольку она гарантировала одинаковый результат заинтересованным сторонам; 4) это была централизованная система, основанная на создании единой государственной службы. Одновременно с созданием Национальной Службы Здравоохранения, которая всем гражданам обеспечивала бесплатную медицинскую помощь, лейбористское правительство под председательством Клемента Эттли поставило цель достижения полной занятости, запустив обширную программу общественных работ, и приняло ряд мер, направленных на реорганизацию британской экономики. Шахты, основные источники энергии и сталелитейная промышленность были национализированы, как и Банк Англии. Так случилось, что в течение нескольких лет британская экономика приняла черты смешанной системы, "двойного производства и двойного потребления, то есть экономики, в которой решения, касающиеся как производства, так и потребления, делились между государственным и частным сектором". И она также приняла черты частично плановой системы, не уничтожая, однако, рынка и самостоятельности гражданского общества в рамках государства.

Институционализация государства всеобщего благосостояния стала важным достижением в истории европейского рабочего движения. Эксперимент лейбористов с его замечательными и продолжительными результатами показал, что можно проводить политику социализации средств производства и перераспределения богатства без существенных переломов для демократической жизни, и что "конституционный путь", за который выступают теоретики Фабианского общества, был не бессильной утопией, а методом, который позволял эффективно продвигаться к тому существенному равенству, которое составляло центральную и основную ценность социалистической традиции. Государство перестало быть беспристрастным зрителем каталлактической игры^[258] на рынке и взяло на себя задачу защиты своих граждан (особенно тех, у кого практически не было рыночных возможностей) от безработицы, болезней, страданий и невежества. Такая амбициозная программа социальной защиты предполагала, конечно, постоянное повышение национального благосостояния. И действительно, в годы сразу после окончания Второй мировой войны британская экономика показала, благодаря плану Маршалла, который сыграл решающую роль во впечатляющем восстановлении европейской экономики, динамизм, намного превосходящий динамизм 30-х годов. Это дало лейбористскому правительству шанс найти, используя налоговое плечо, ресурсы, необходимые для покрытия значительных расходов государства всеобщего благосостояния.

Примерно по тому же сценарию развивались события в Швеции, где социал-демократы после непрерывной череды успехов на выборах смогли совершить" революцию всеобщего благосостояния", строго уважающую правила либеральной демократии, аналогичную той, что была реализована лейбористами в Великобритании. Под авторитетным руководством Таге Эрландера, который стал главой правительства в 1946 году, они приняли ряд законодательных мер, благодаря которым была создана надёжная сеть социальной защиты, от которой в основном выигрывали рабочие классы. Шведская "революция всеобщего благосостояния" стала образцовой моделью реформистского социализма, хотя, в отличие от стратегии, принятой Клементом Эттли в Великобритании, Таге Эрландер не проводил политику национализации: он просто ввёл сильно прогрессивный налог для обеспечения финансового покрытия социальных услуг, предоставляемых государством (образование, медицинское обслуживание, пособие по безработице и т.д.). Шведские социал-демократы дорожили различием, впервые сформулированным Миллом, между производством богатства и его распределением: они оставили первую функцию рынку и частной инициативе и взяли на себя ответственность за изменение второго через социальное законодательство, которое вскоре стало предметом подражания почти во всех страны Западной Европы. У них был классический пример перераспределительного социализма, анимационный принцип которого был точно сформулирован Улофом Пальме: "Капитализм – это овца, которую нужно стричь".

Начиная с экспериментов по социальной инженерии шведских лейбористов и социал-демократов, "революция всеобщего благосостояния" стала главным вдохновляющим источником программ и действий партийного руководства Социалистического Интернационала. Она также стала предметом тщательного анализа и горячих споров. Коммунисты видели в ней не что иное, как хитрую уступку плутократической буржуазии, направленную на закрепление господства над капиталом. Капитализм посредством предоставления социальных услуг расширял свою консенсусную базу и таким образом откладывал свой конец, хоть и неизбежный. Поэтому социал-демократию нужно было рассматривать как последнее средство, которое буржуазия могла использовать, чтобы каким-то образом нейтрализовать революционное призвание пролетариата. Таким образом борьба всеми средствами и всеми способами против социал-демократии была первым и неизбежным политическим долгом тех, кто отождествлял себя с делом освобождения рабочих от ига капитала. В связи с обвинением в предательстве социализма, которое коммунисты выдвинули против СДПГ, когда на конгрессе в Бад-Годесберге (1959) она заявила, что её целью больше не является всеобщее огосударствление средств производства, а "создание внутри системы сети социальных гарантий от угроз существованию личности", сочетая "принцип успеха с принципом солидарности".

Конечно, противоположным признаком были интерпретации исторического значения государства всеобщего благосостояния, выдвинутые учёными некоммунистических левых. Среди них наиболее информативным и влиятельным был социолог Томас Маршалл. Маршалл исходил из идеи, что историю западной цивилизации можно и нужно читать в свете концепции гражданства, задуманной как трёхмерная реальность. Гражданское измерение состояло из прав, необходимых для индивидуальной свободы: личной свободы, свободы слова, мысли и веры; права на получение справедливости; права владеть вещами в собственности и заключать действующие контракты erga omnes^[259]. Политическое измерение состояло из права граждан активно участвовать в принятии решений, как непосредственно и в качестве членов полномочных органов, так и в качестве избирателей, призванных выбирать своих представителей в парламент. Третье измерение гражданства, социальное, состояло из минимума благосостояния и материальной защиты, без которой свободы оставались бы чисто формальными. Таким образом гражданство оказалось в состоянии войны с социальным классом, то есть с экономическим неравенством, порождённым капиталистическим рынком. Отсюда и вся эта борьба, политика и профсоюзы, которые, начиная с Французской революции, заполнили историю европейских народов – борьба, целью которой было постепенное расширение гражданства за счёт включения всё более широких социальных слоёв в общественную жизнь.

Полные права гражданства (гражданское, политическое и социальное), когда-то исключительное наследие привилегированных меньшинств, шаг за шагом распространились на весь демос. Это произошло с того момента, когда после завоевания всеобщего избирательного права и права на забастовку было создано государство всеобщего благосостояния, благодаря которому игра спонтанных сил рынка была изменена по трём направлениям: прожиточный минимум, безопасность и определённый спектр социальных услуг, в первую очередь бесплатное образование. Таким образом, капитализм (к такому выводу пришёл Маршалл) становился "цивилизованным", и "фундаментальное человеческое равенство принадлежности обогащалось новым содержанием и наделялось грозным аппаратом прав". В результате социал-демократия, в той степени, в которой ей удалось расширить буржуазный периметр конституционного государства путем универсализации либеральных свобод, завершила процесс демократизации, начатый с Декларации прав человека и гражданина. И она сделала это именно потому, что реформировала капитализм в свете "принципа солидарности", совершенно чуждого либеральной традиции.

Фундаментализм рынка

Совсем иная была американская социальная модель, рождённая "революцией минимального государства" в версии неолибералов: Мизеса, Хайека, Фридмана, Нозика и т. д. – и реализованная с момента вступления Рональда Рейгана в Белый дом. Имеются две основные идеи, которые вдохновили и продолжают вдохновлять тех, кого Джордж Сорос назвал "рыночными фундаменталистами". Первая, отрицательного характера: безапелляционное и необоснованное утверждение, что "социальное государство, которое берёт на себя ответственность за людей "от колыбели до гроба" [...] не сильно отличается от "большого брата" Джорджа Оруэлла. Вторая, положительного характера: если предприниматели будут платить меньше налогов, экономический рост будет гораздо энергичнее, а богатство, как капля, скатится с вершины экономической иерархии до самых нижних слоев населения. Таким образом, минимальное государство для теоретиков–неолибералистов означает отказ от политики социального обеспечения, основанной на принципе, согласно которому "только отдельные люди имеют право решать, помогать ли другим и когда", и резкое снижение налогового бремени с целью обеспечения максимальной экономической эффективности. [...]

Последствия неолиберального наступления наиболее очевидным образом подтверждали то, что почти столетие назад подчеркнул Макс Вебер: "Когда рынок предоставлен самому себе, он знает только стоимость вещи, а не человека, не долга братства и благочестия, не человеческих отношений, носителями которых являются происходящие из них частные сообщества. Они составляют только препятствия для свободного развития обнажённого рыночного сообщества; и конкретные интересы этого сообщества, в свою очередь, составляют конкретный испытательный стенд для всех этих отношений". И, действительно, неолиберальная идеология, где всё сосредоточено на триаде, состоящей из дерегуляции, либерализации и приватизации, узаконила престижем науки склонность руководителей бизнеса "относиться к рабочей силе как к одноразовому товару". Более того, как это было логично, турбокапитализм породил "впечатляющее перераспределение богатства, которое привело к неравенству на гораздо более высоких уровнях, чем любая другая нация в прогрессирующем мире". Он также породил новый класс: "работающие бедные", которые своим широким распространением опровергли основную теорему неолиберализма, согласно которой "лучшая гарантия от всех эксплуатаций – это рынок"; и они также полностью дискредитировали удобную "теорию капли", выставленную рыночными фундаменталистами в поддержку осуждения политики социального обеспечения. Неолиберальная парадигма также взрастила "многочисленный субпролетариат [...], для которого характерны насильственные преступления, употребление наркотиков, безработица, неграмотность и распад семьи". В результате в период с 1980 по 2005 год количество заключённых в американских тюрьмах увеличилось с 500 000 человек до двух миллионов! Чудовищная цифра, которая сама по себе достаточна, чтобы подчеркнуть не только беззаконие либеральной модели, но и присущую ей иррациональность. Фактически в социальном ландшафте, созданном турбокапитализмом – ландшафте, характеризующемся заметным увеличением "той массы субпролетариата, в которой производственная система не нуждается", – даже преступность оказывается функциональным фактом: не своего рода отклонением, а рациональным выбором со стороны субпролетариата, которого система лишает всех возможностей, за исключением возможности стать профессиональным преступником. Неизбежное последствие: ресурсы, которые государство должно было использовать для уменьшения социальной деградации, вместо этого перекачиваются для управления этой тюремной вселенной немыслимых размеров. И это не всё. Иногда мы слышим "удивление, что голод существует в такой богатой стране, как Соединённые Штаты, где даже самые бедные группы, как правило, имеют гораздо больший доход, чем средний класс в бедных странах, которые не могут особенно страдать от голода". На самом деле нет ничего удивительного в том, что в саморегулируемой рыночной экономике более или менее широкие социальные группы страдают от продовольственной депривации. Технологическое развитие, очень позитивное в долгосрочной перспективе, влечёт за собой, в краткосрочной перспективе, немалые человеческие издержки, которые сваливаются на тех, кто не вписался в производственный процесс.

Периодические потрясения структуры работающего населения неизбежно сопровождаются увольнениями, деклассированием и потерей корней – теми явлениями, которые не могут не вызвать возмущения и протеста против аморальной логики саморегулируемого рынка. [...] "Жертвы" прогресса, то есть все те, кого новые технологии делают "лишними", оставлены на произвол судьбы. И это в разгар величайшего богатства, когда-либо зарегистрированного в истории человечества. Но самое иррациональное и несправедливое в американском обществе, в духе принципа, согласно которому "попытки правительств вмешиваться в деятельность рынков снижают качество жизни и свободу", – это, безусловно, система здравоохранения, основанная на упорном отказе от социал-демократического государства всеобщего благосостояния. Её несправедливость подтверждается убедительным доказательством: до 45 миллионов граждан лишены медицинской помощи, не имея денег для оформления страхового полиса. Также очевидна её иррациональность. Это было подтверждено сравнительным исследованием американской и канадской систем здравоохранения, в результате которого выяснилось, что "в Соединённых Штатах общие административные расходы, включая как административные расходы страховых компаний, так и административные расходы поставщиков медицинских услуг, составляют 31% расходов на здравоохранение, против 17% в Канаде. В денежном выражении эта разница составляет 300 миллиардов долларов, то есть треть разницы в расходах на здравоохранение между США и Канадой".

Это заставляет прийти к выводу, что реальность решительно опровергает основную идею неолиберальной идеологии, а именно, что саморегулируемый рынок гарантирует рациональное использование ограниченных ресурсов. И это также заставляет признать, что у Лестера Туроу были веские причины, когда он напоминал неолибералам, что "капитализм^[260] недальновиден и не способен заниматься долгосрочными социальными инвестициями в образование, инфраструктуру, исследования и разработки, которые ему понадобятся для собственного выживания". Для таких инвестиций ему нужна помощь правительства, но идеология не позволяет как признать эту необходимость, так и попросить такой помощи". Не менее негативными являются моральные последствия неолиберальной парадигмы, особенно подчёркнутые Джорджем Соросом. Доминирующая ценность в американском обществе, где преобладают рыночные фундаменталисты, "это охота за деньгами". "Стремление к эгоизму возведено в универсальный принцип, пронизывающий все аспекты существования: не только индивидуальный выбор, выраженный в рынке, но и социальный выбор, выраженный в политике" – логическое следствие того факта, что идеология невмешательства приняла "в качестве руководящего принципа частный интерес, забывая, что общий интерес не находит выражения в поведении рынка и что, если нет механизма перераспределения, несправедливость может стать невыносимой".

Ничем не отличается, по сути, вывод Джереми Рифкина: "Американская мечта слишком сосредоточена на частном материальном прогрессе и слишком мало заботится об общем благополучии человечества, чтобы не терять своего очарования и важности в мире, характеризующемся риском, разнообразием и взаимозависимостью. Это превратилось в старую мечту, пронизанную ментальностью, привязанной к границе, закрытой уже давно, в то время как европейцам удалось создать самую человечную форму капитализма, известную до сих пор". И им это удалось, поскольку они твёрдо придерживались идеи о том, что общество – это не только место, где происходит игра в товарообмен; это также (действительно, прежде всего) "моральное сообщество", основанное на "преобразовании, посредством разделения труда, потребностей в правах и прав на помощь". Структурные различия между европейским и американским капитализмом во многом связаны с тем фактом, что, хотя первый был, хоть и в определённых пределах, демократизирован в свете ценностей либерально-социалистической культуры, второй, напротив, развивался в рамках институциональных рамок, теоретизированных неолиберализмом, самую совершенную и влиятельную версию которого представил Хайек.

Таксис и Космос

Согласно Хайеку, свободная цивилизация – это цивилизация, в которой отношения между Таксисом (социальным порядком, построенным в соответствии с планом) и Космосом (спонтанным порядком, наиболее ярким примером которого является каталлактический порядок) таковы, что первый не душит второго, а, наоборот, расставляет вещи таким образом, чтобы обеспечить полную автономию гражданского общества и его развитие. Таким образом получается цивилизация, в которой государство хоть и выполняет многочисленные и важные функции: защиту общества от внешних врагов, поддержание порядка посредством законного применения принуждения, защиту прав собственности и свободы договора, отправление правосудия и т. д. – имеет строго ограниченные властные юрисдикции и ограничивает своё вмешательство только самыми существенными вопросами, чтобы не мешать игре на биржах – игре, происходящей на рынке и благодаря рынку. Среди функций, которые выполняет каталлактический порядок, две, по словам Хайека, имеют первостепенное значение. Первая – обеспечить под защитой закона самую широкую свободу для индивидов, чтобы они могли самостоятельно составлять план жизни и осуществлять его; вторая – прямое следствие первой, это рост материальных благ; выраженное языком теории игры, это означает, что каталлактический порядок – это игра "с положительной суммой", благодаря которой мы все получаем преимущества. Действительно, характерной особенностью рынка является то, что благодаря ему "каждый, получая материальную выгоду, обслуживает неизвестные ему потребности и для этого использует неизвестные ему обстоятельства, которые позволяют удовлетворять эти потребности с наименьшими возможными затратами с точки зрения других товаров, которые можно производить в качестве альтернативы".

Таким образом, при разговоре о рынке можно говорить о господстве "невидимой руки", которая спонтанно приводит к тому, что мотивация к прибыли, а не альтруизм, является гарантией того, что товары и услуги производятся в постоянно растущих количествах. Конечно, там, где неоспоримо доминирует каталлактическая логика, экономическое неравенство многочисленно и особенно заметно; но это, по мнению Хайека, ни в коем случае не является действительным возражением, поскольку общества, регулируемые конструктивистской логикой централизованного планирования, также характеризуются сильным экономическим неравенством. Единственное существенное отличие состоит в том, что неравенство там, где доминирует Таксис, вместо того, чтобы быть результатом безличного закона спроса и предложения, является продуктом произвольных решений политической власти, лицемерно замаскированных этическими принципами. Таким образом, проблема распределения товаров включает только два решения: либо товары распределяются "невидимой рукой" рынка, либо "видимой рукой" государства.

Аргументированная логика Хайека типична для рыночных фундаменталистов, и все они основаны на суждениях типа "либо – либо". И, по сути, он оспаривает идею, на основе которой социал-демократические партии разработали свои реформаторские стратегии: исправление распределения жизненных шансов путём институционализации государства всеобщего благосостояния, чтобы граждане, обладающие ограниченными рыночными возможностями, коих подавляюще большинство, могли реально воспользоваться основными правами. В этом отношении проза Хайека имеет однозначную ясность: реализация социальных прав требует, чтобы "рынок, как Космос, был заменен Таксисом, в котором члены должны делать то, что им приказано. Они не могут использовать знания в своих целях, но должны следовать планам, разработанным их правителями, для удовлетворения установленных потребностей. Отсюда следует, что старые гражданские права и новые социальные и экономические права не могут быть достигнуты одновременно. На самом деле они несовместимы: новые права не могут быть навязаны законом, не разрушая одновременно либерального порядка, к которому стремятся старые гражданские права". Из этого следует вывод: социал-демократическое государство, движимое его конструктивистской и интервенционистской логикой, не может не привести к коммунистическому государству и коллективистской экономике, в результате чего Таксис полностью уничтожит Космос, а вместе с ним и все свободы, кропотливо завоёванные и институционализированные западной цивилизацией, а также тот незаменимый множитель ресурсов, который зовётся рынком. Как видно, Хайек выступает не только как анти-Ленин, но и как анти-Кейнс. Он решительно заявляет, что, если государство берёт на себя задачу исправления логики рынка, то мгновенно начинается процесс, который не может не привести к разрушению институциональных основ свободного общества. И в соответствии с его теорией, в которой свобода равнозначна каталлактическому порядку, он не просто оспаривает советскую плановую экономику, а также "правительство, которое стремится к социальной справедливости и, по сути, становится перераспределителем доходов, что по необходимости приводит к социализму и его принудительным и по существу произвольным методам".

Мы сталкиваемся с самой энергичной защитой капитализма в стиле невмешательства, которая когда-либо была предпринята: защита, основанная не на праздновании буржуазных добродетелей, а на демонстрации того, что наиболее эффективной стратегией для повышения благосостояния общества является обеспечение самой широкой экономической свободы с тем, чтобы отдельные лица, движимые исключительно своей прибылью, могли максимально использовать незаменимый инструмент исследования и открытия, которым является рынок. [...] Свободное общество – это "номократия", "связанная только средствами, а не целями", так что, будучи объединённое исключительно свободными каталлактическими отношениями, оно "непримиримо с солидарностью, понимаемой как единство в достижении известных общих целей". Более того, в ней нет места социальной справедливости. Социальная справедливость, говорит Хайек с предельной откровенностью, это мираж, "безумный огонь, который заставил людей отказаться от ценностей, которые в прошлом позволяли развивать цивилизацию, попытка удовлетворить желание, унаследованное от традиций небольшой группы, теряющее смысл в большом обществе свободных людей". Поэтому необходимо раз и навсегда избавиться от такого миража и без ностальгии и моральных оговорок принять идею о том, что свободное общество и социальная справедливость являются взаимоисключающими понятиями: если есть первое, то не может быть второго.

Последовательность Хайека, несомненно, примечательна. Начав с идеи, что источником всех полезных изменений является спонтанность, и обнаружив, что наиболее рациональным и творческим спонтанным порядком является то, что порождается полным развёртыванием каталлактической логики, он отождествил "хорошее общество" с капитализмом. Это капитализм в чистом виде, без посторонних дополнений; капитализм, выражаясь гегелевским лексиконом, согласно его концепции, где всё регулируется безличным законом спроса и предложения, в рамках системы абстрактных норм, которые следует рассматривать как "конечные ценности, потому что они служат определённым и неизвестным целям". Такая концепция "хорошего общества" совершенно несовместима с тем, что люди всегда считали важными элементами своего "единения": солидарностью и социальной справедливостью. И не может быть иначе: каталлактический порядок – это не моральный порядок, если не аморальный; это порядок, который регулируется объективным и безличным распределителем шансов на жизнь, подобным силе природы, то есть рынку. И на рынке нет и не может существовать вещей, которые не рассматриваются как товары. Сам человек, как рабочий, есть не что иное – там, где неоспоримо господствует каталлактическая логика, – как товар среди товаров.

Но тут стоит задаться вопросом: может ли множество людей "собраться вместе" исключительно на основе расчёта затрат и доходов? Разве само понятие общества отделимо от понятия солидарности? И не является ли солидарность чем–то, что выходит за рамки экономического плана, являясь частью как общей культурной традиции (религиозных убеждений, ценности, идеалов и т. д.) так и некоторых общих целей? Это всегда подчеркивалось всей социологической традицией от Конта до Парсонса с переходом к Марксу и Дюркгейму. Хайек избавляется от такой традиции с лёгкостью, которая не может не огорчать. Окинув её поспешным и невнимательным взглядом, он считает её простым средством выживанием того племенного общества, который он никогда не устает осуждать, забывая, кроме того, что такие общества сформировались спонтанно и что в них не существует того демиургического центра, который формирует, согласно унитарному замыслу, институты, и навязывает, благодаря монополии на принуждение, свои цели. Племенные общества также не являются единственными, которые опровергают апологетический взгляд на каталлактический порядок, лежащий в основе социологии Хайека. Кастовое общество, например, показывает с солнечной ясностью, что спонтанный порядок может быть настолько тираническим, насколько вы можете себе представить.

Несомненно, Хайеку следует признать заслугу в том, что он обратил наше внимание на катастрофические последствия абсолютистских эпистемологий^[261] и конструктивистских программ и показал нам веские и многочисленные причины, которые выступают заКосмос. [...] Хайек также видел, что именно пространством гарантируется спонтанность, которая зависит от творчества во всех областях, начиная с научной и заканчивая экономической. Хотя, пытаясь по пунктам опровергнуть марксистско-ленинскую программу – программу, одержимо горящую желанием уничтожить спонтанность и заменить её тоталитарной диктатурой единого мышления – он преодолел отметку и погрузился в "безумную" попытку доказать, что свободное общество и рыночный порядок совпадают. То, что свободное общество невозможно представить без рыночной экономики, – это то, что сегодня, после планетарного банкротства плановой экономики, никто не может серьёзно оспаривать. Но что свободное общество, чтобы остаться верным своим базовым ценностям, должно вычеркнуть из своей системы координат социальную справедливость, является тезисом настолько ужасным, что тот же Хайек его опровергает, когда признаёт, что "не существует причин, по которой в свободном обществе государство не стоит обеспечить всем защиту против серьёзных лишений в виде минимального дохода или уровня, ниже которого никто не должен опускаться", и что правительство обязано проводить положительные меры в пользу тех, "кто по разным причинам не может заработать себе на жизнь в рыночной экономике: больных, старых, физических и умственных инвалидов, вдов и сирот". Столкнувшись с этими словами, возникает спонтанный вопрос: что может оправдать призыв правительства к исправительному вмешательству в спонтанное распределение рыночных шансов на жизнь, если не какой-то принцип социальной справедливости?

Несоответствия Хайека

Тогда какой смысл определять великое общество как общество, объединённое только соблюдением законов, обеспечивающих частную собственность и свободу договора, и отвергать идею социальной справедливости как пережиток племенного менталитета? Непоследовательность Хайека в этом вопросе столь же очевидна, сколь и значительна. Вся его аргументационная машина направлена на то, чтобы доказать, что необходимо сделать сухой выбор: "либо рынок (и свобода), либо социальная справедливость; либо социальная справедливость, либо рынок (и свобода): tertium non datur^[262]". Но затем, почти напуганный своим радикализмом, он говорит, что выступает за защиту тех, кто по объективным причинам не имеет рыночных возможностей. И кто же должен обеспечивать такую защиту, если не государство? Которое, очевидно, не может ограничиваться установлением правил игры, происходящей на рынке, и их соблюдением. Оно должен нести ответственность за функцию, по существу, этического характера: именно защиты позитивными мерами слабых и беспомощных. Это показывает, что недопустимо отождествлять гражданское общество с рынком.

Делать так не только означает путать часть с целым; это также означает иметь очень скудную концепцию основного принципа – "верховенство закона как институциональной гарантии свободы и прав граждан," – который лежит в основе западной цивилизации. Принцип, который выходит за рамки экономической сферы, поскольку провозглашает, что все люди независимо от пола, религии, расы, партийной принадлежности и т. д. должны рассматриваться как цели, а не как простые средства, и что, следовательно, они не могут быть предметом купли-продажи. "Теперь если человек как личность не может быть превращён в товар или объект подарка, это потому, что Конституция, т.е. устанавливающее право, не принадлежит к торговым отношениям. Конституция не является собственностью какого-либо человека как такового, она является общей, неотъемлемой собственностью всех, кто подчиняется ей, поскольку они выбрали её и захотели её. "Короче говоря, Конституция – это основополагающий документ, вдохновлённый принципом социальной справедливости, который содержит торжественное обещание: гарантировать каждому фактическое использование определённого пакета прав. Что, следовательно, означает, что Дюркгейм был прав, когда в прямой полемике со Спенсером указал на невозможность дать адекватное объяснение общественного порядка, исходя из экономического контракта. Фактически свободные переговоры между членами общества "возможны только в силу регулирования договора социального характера". И это потому, что общество не может "ни при каких обстоятельствах сводиться к пассивному исполнению договоров; оно должно определить, на каких условиях они исполняются, и, возможно, привести их в их нормальную форму. Соглашение между сторонами не может сделать справедливым положение, которое само по себе не является справедливым, и существуют правила справедливости, в которых социальная справедливость должна предотвращать нарушение, даже если такое было разрешено заинтересованными сторонами".

Вкратце: в рыночной экономике субъекты могут заключать договоры купли-продажи, но всегда в рамках неэкономических норм, по существу этических по своей природе, которые создают непроходимые ограничения для контрагентов. Из этого видно, что выражение "рыночное общество" – оксюморон, противоречие в терминах, немыслимое понятие. Рыночная экономика может существовать и существует, но не рыночное общество. Общество, которое является содружеством, а не сборищем, "отказывается превращаться в гигантский торговый автомат, который в обмен на точное количество монет поставляет что-либо любого рода". И оно делает это потому, что понимает империализм оценки рынка, если, с одной стороны, он гарантирует рациональное использование скудных ресурсов, регулируемых принципом эффективности (Парето)^[263], а с другой стороны, угрожает уничтожить нетоварные ценности, которые в форме прав, являются его ценностями, на которых основана западная цивилизация. И права – это не товары, которые можно подчинить каталлактической логике. Настолько, что либерально-демократическое государство насильственно запрещает гражданам покупать и продавать права.

Ко всему этому следует добавить, что "быть вместе" всегда предполагает некоторые общие цели. Говоря об этом словами автора, дорогого самому Хайеку, "люди не живут вместе без причины и наугад; эта априорная сплочённость существует только в семье. Группы, составляющие государство, живут вместе ради чего-то: это сообщество целеустремлённых, страстных, больших интересов. Они сосуществуют не для того, чтобы быть вместе, а для того, чтобы что-то сделать вместе. [...] Нации формируются и живут, поскольку у них есть планы на завтра". И планы таковы и могут выполнять свою объединяющую функцию только когда общие цели, которые они указывают, являются общими и воспринимаются как императивы. В противном случае общество распадается и становится ареной, на которой развязываются партикуляризмы. Тогда общество, переставая быть "сообществом судьбы", опасно приближается к модели Хайека: множество действующих лиц, движимых исключительно своими возможными прибылями и готовых избавиться от всех уз солидарности, как только сосуществование предложит им это сделать. По этой причине Джон Ролз утверждал, что правильно говорить об обществе можно только в том случае, если "члены сообщества имеют общее чувство справедливости и связаны узами гражданского братства", а также напомнил, что "важно, чтобы существовала общая конечная цель и принятые способы её достижения". Всё то, о чём говорит Ролз, как раз присутствует в либерально-социалистической традиции и отсутствует в философии Хайека, которой вдохновлялись рыночные фундаменталисты, чьё политическое господство породило нынешний гигантский кризис американской экономики, который Сорос с 1998 года чётко предсказал этими пророческими и неслыханными словами: "Глобальный капитализм падёт жертвой собственных недостатков; и если не в этот раз, то в следующий". Как неслыханно звучали слова, которыми Ролз призвал сограждан принять к сведению, что для уменьшения разрыва между "демократическим правосудием" и американской реальностью необходимо как минимум пять реформ: "реформа финансирования избирательных кампаний с целью преодоления нынешней системы, в которой деньги покупают доступ к власти; равенство возможностей доступа к образованию; некоторая форма бесплатного медицинского обслуживания для всех; некоторые формы гарантированного и социально полезного труда; равная справедливость и равенство для женщин".^[264]

Достопочтенный Марио Драги

Европа сползает к рецессии, и Марио Драги рад: благо он видит в этом "хорошие сигналы". Он сошёл с ума? Как раз наоборот: он просто констатирует, что неслыханный план захвата национального суверенитета европейских стран в пользу мощного финансового лобби Брюсселя протекает принудительно. Первый шаг: дать кислороду банкам, но не компаниям, чтобы ослабить Южную Европу. Второе: запретить государствам посредством "Договора о финансовой стабильности" тратить деньги на собственных граждан, возрождая занятость. Конечная цель, дословно: "структурные реформы ради либерализации сектора товаров и услуг и повышения гибкости рынка труда". Таким образом, единственным решением будет приватизация общего имущества: того, которое итальянцы пытались защитить на референдуме в июне прошлого года.

Понижение роли государства, по словам человека, которого Германия хотела видеть во главе ЕЦБ, дало бы системе больше "справедливости", открыв новые перспективы для молодежи, в настоящее время лишённой гарантий: для Драги причиной безработицы является не мировой кризис роста, а избыток спокойствия тех, у кого есть рабочее место (и кто за него крепко держится). Всё нужно переделать: "Европейская социальная модель сегодня устарела", – говорит франкфуртский супербанкир. В интервью "Wall Street Journal" бывший стратегический руководитель Goldman Sachs втаптывает в грязь более полувека европейского мира, выросшего в условиях лучшей в мире системы социального обеспечения. "Мир закончился", – как бы объявляет Драги. Отныне каждому придётся изо всех сил бороться, чтобы выжить, потому что государства (демонтируемые, нейтрализованные принятием единой валюты, которая будет получаться в виде дорогих займов из ЕЦБ) больше не смогут гарантировать социальную защиту. Посредством "Договора о финансовой стабильности" бюджеты будут сначала утверждаться в Брюсселе, а с 2013 года ни одно государство больше не сможет выделить ни евро своим гражданам, которые с трудом платят налоги. [...]

Богатство, произведённое в еврозоне, сократится на 0,3% по сравнению с прошлым годом, в то время как ЕС в целом столкнётся с полной стагнацией, составив идеальные 0,0%. Таким образом 9 стран будут испытывать отрицательный рост, Чешская Республика будет в стагнации, а 17 государств-членов будут расти, включая Польшу и небольшие страны Балтии, такие как Литва и Латвия. Инфляция упадёт, и в Греции рецессивный эффект будет настолько сильным, что приведёт к падению цен. [...]

Хотя Комиссия этого не говорит, объясняет Маттео Каваллито в "Фатто Квотидьяно", чтобы уменьшить напряжённость на рынках, выражающуюся в усугублении различий доходности между суверенными ценными бумагами самых солидных стран (Германия) и наиболее подверженных риску (включая Италию и Испанию), ЕЦБ разблокировал свои ликвидные активы, предложив кредиторам около половины триллиона евро в виде 1%-ных кредитов. "Цель, конечно же, заключалась в том, чтобы побудить банки инвестировать в государственные облигации крупных экономик в условиях кризиса, используя их среднюю доходность в размере 5-6%. Очень удобная сделка, которая действительно состоялась". За исключением того, что на фоне такой возможности "предоставление кредитов частным лицам и, следовательно, реальной экономике ещё больше сократилось, потому что было сочтено менее доступным и, в конечном счете, более рискованным". Таким образом, вот побочный эффект: "Нагрузка на государственные финансы уменьшается, зато усиливается рецессия".

Эта схема, добавляет Каваллито, работает не только в сфере кредитования: "Чтобы сдержать свой долг странам периферии пришлось увеличить налоговое бремя, но тем самым они уменьшили располагаемый доход граждан, а вместе с ним и их потребительские возможности". Явление, заметное не только в Италии: в Греции ВВП 2011 сократился на 6,8% против -1,5% в Португалии. Это спираль строгости, проповедуемая Марио Монти и осуждаемая Нобелевским лауреатом Полом Кругманом: это будет гарантированное самоубийство, "лекарство", которое будет иметь единственный эффект убийства больного. Интервью Марио Драги не оставляет надежды: как считает председатель ЕЦБ государствам придётся консолидировать свои финансы, "ориентируясь на сокращение государственных расходов", как если бы государственные администрации были частными компаниями, справедливо обеспокоенные бюджетными пассивами, а не незаменимыми поставщиками основных услуг, ориентированными "компанией" не на прибыль, а на благополучие.

Драги, кажется, говорит, что эпоха закончилась навсегда: мы можем с таким же успехом подготовиться к худшему, о чём свидетельствует афинская драма, от которой даже интервью в "Wall Street Journal" становится сюрреалистичным: "Я был удивлен, что не было эйфории после утверждения плана спасения Греция, – заявил бывший управляющий Банка Италии. – Это, вероятно, означает, что рынки хотят принятия мер". Об эйфории: эйфорию греческого народа оценил непосредственно ОМОН в Афинах. Греки разъярены, и Драги беспокоится, конечно, по-своему: "Риск – это невыполнение обязательств, взятых правительством Афин", хотя остаётся "уверенность" в том, что "программы будут приняты как Грецией, так и другими странами риска", такие как Португалия и Ирландия. Тогда, подразумевается, это может коснуться и нас.^[266]

Список сильных

"Объединённые масоны": реализация

В этот жаркий май, мы начинаем голодовку. В лучшие дни молодости мы должны оставить позади всё хорошее, и одному Богу известно, с какой неохотой мы это делаем. Но наша страна дошла до решающего момента: над всем господствует политическая власть, бюрократы коррумпированы, многие хорошие люди с великими идеалами вынуждены покинуть страну. Это время жизни и смерти для нации. Все вы, соотечественники, у кого есть совесть, слушайте наши крики. Эта страна – наша страна. Эти люди – наши люди. Это правительство – наше правительство. Если мы чего-то не сделаем, то кто сделает это за нас? Хотя наши плечи ещё молоды и стройны, и хотя смерть – слишком тяжелое бремя для нас, мы идём. Мы должны идти. Потому что история просит нас об этом. Наш патриотический энтузиазм, наш совершенно невинный дух называют "элементами, создающими суматоху". Говорят, что у нас есть скрытые мотивы или что нас использует группа людей. Мы хотели бы обратиться ко всем честным гражданам, каждому рабочему, крестьянину, солдату, простолюдину, интеллектуалу, правительственному чиновнику, полицейскому и всем, кто обвиняет нас в совершении преступлений. Положи руку на сердце, послушай свою совесть. Какое преступление мы совершаем? Мы вызываем суматоху? Мы просто ищем правды, а нас избивает полиция. Представители студентов встали на колени, чтобы умолять о "демократии". Но их полностью проигнорировали. Ответы на призывы к равному диалогу были отложены снова и снова. Что ещё нам делать? Демократия – это идеал человеческой жизни, такой как свобода и право. Теперь, чтобы получить их, мы должны пожертвовать своей молодой жизнью. Этим гордится китайская нация? Голодовка – это выбор тех, у кого нет выбора. Мы боремся за жизнь с мужеством умереть. Но мы ещё молоды. Родина-мать, пожалуйста, посмотри на своих сыновей и дочерей. Когда голодовка полностью разрушает их молодость, когда к ним приближается смерть... можете ли вы остаться равнодушными?^[268]

Первый исторический удар по Италии наносит Карло Азельо Чампи, будущий Президент Республики, под давлением тогдашнего министра Бениамино Андреатта, учителя Энрико Летта и "дедушки" великой приватизации, которая разрушила итальянскую государственную промышленность, которой так боялись Германия и Франция. Это 1981 год: Андреатта предлагает вывести Банк Италии из подчинения казначейству, а Чампи выполняет. Цель: помешать центральному банку продолжать финансировать государство, как это делают другие суверенные центральные банки мира, начиная с английского. Второй удар, нокаутирующий, наносят 8 лет спустя, когда рушится Берлинская стена. Германия празднует воссоединение за счёт выживания Италии как промышленной державы: под действием шантажа французов, чтобы отвоевать восток, немцы соглашаются отказаться от марки и присоединиться к евро до тех пор, пока новая европейская обстановка устраняет со сцены их самого опасного конкурента – нас. В Риме нет недостатка в сообщниках: чтобы вырвать суверенную власть из рук коррумпированной "касты" Первой республики, есть те, кто готов принести Италию в жертву "немецкой" Европе, конечно, без ведома итальянцев.

Это та драматическая реконструкция, которую Нино Галлони, бывший преподаватель университета, чиновник и высокопоставленный государственный руководитель, сообщает Клаудио Мессоре для блога "Byoblu". В то время, в роковом 1989 году, Галлони был советником правительства по приглашению вечного Джулио Андреотти, первого европейского государственного деятеля, который был готов заявить, что опасается воссоединения Германии. Это был не "исторический провинциализм": Андреотти знал о плане против Италии и пытался противостоять ему, насколько мог. Затем в Рим поступил телефонный звонок от канцлера Гельмута Коля, который пожаловался министру Гуидо Карли: кто-то "ставит палки в колёса" франко-немецкому плану. Галлони только что столкнулся с Марио Монти в Боккони, и на его группу оказали давление Банк Италии, Фонд Аньелли и Конфиндустрия. Телефонный звонок Коля был решающим, чтобы правительство вывело его из игры. "Я узнал у министра правду", – рассказывает бывший консультант, которому пришлось общаться при помощи листов бумаги, потому что министр "боялся, что там будут микрофоны". На "клочке" он написал главный вопрос: "Было ли давление со стороны Германии на министра Карли, чтобы я прекратил делать то, что мы делаем?". "В ответ был утвердительный кивок головой".

Это, резюмирует Галлони, является источником "необъяснимой" национальной трагедии, в которую мы погружаемся. Господствующие сверхдержавы, сначала атлантические, а затем европейские, всегда боялись Италии. Об этом свидетельствуют два ключевых эпизода. Во-первых, это убийство Энрико Маттеи, стратега итальянского промышленного бума благодаря энергетическому рычагу, обеспеченному его проарабской политикой, конкурирующей с "семью сёстрами"^[273]. И во-вторых, устранение Альдо Моро, человека исторического компромисса с ИКП Берлингуэра, убитого "вторыми Красными бригадами": не той подпольной организацией, основанной Ренато Курчо, а "Красными бригадами" Марио Моретти, "тесно связанными со спецслужбами, с обманом спецслужб, с американскими и израильскими спецслужбами". Лидер христианских демократов находился под прицелом гораздо более могущественных убийц, чем члены "Красных бригад": "Киссинджер поклялся, он угрожал Моро смертью незадолго до этого". Трагическая преамбула, странное убийство Пьера Паоло Пазолини, который в книге "Нефть" осудил заказчиков убийства Маттеи, что долгое время выставляли, как авиакатастрофу. Недавние расследования связывают смерть основателя Eni со смертью сицилийского журналиста Мауро Де Мауро. Вероятно, де Мауро обнаружил "французский" след: агенты бывшей Организации Американских Государств (ОАГ), внедрённые ЦРУ в рамках террористической операции "Stay behind" (в Италии, операция "Меч"), сломали самолёт Маттеи с помощью работников, связанных с мафией. Затем, во всём, чтобы заморозить итальянскую демократию, обеспечили стратегию напряжённости и терактов на площадях.

В конце 80-х настоящая игра за кулисами – это окончательная ликвидация Италии как стратегического конкурента: Чампи, Андреатта и Де Мита, по словам Галлони, работают над тем, чтобы уступить национальный суверенитет, лишь бы отнять власть у самого коррумпированного политического класса Европы. После развода между Банком Италии и Казначейством в первый раз страна оказывается в условиях финансового кризиса: до этого Банк Италии был "кредитором последней инстанции", покупая государственные облигации и, по сути, выпуская деньги, предназначенные для государственных инвестиций. После присоединения к евро ситуация резко ухудшается: с ростом процентов (которые будут выплачены в этот момент новым частным "инвесторам") государственный долг резко повысится, пока не превысит ВВП. Это не "проблема", а именно желанная цель: поставить государство в кризисную ситуацию, отключив его стратегическую функцию государственных выплат, бесплатных для граждан, в пользу промышленности и занятости. Это касается и государственных инвестиций, "наиболее важным компонентом, безусловно, было то, что касается государственных холдингов, энергетики и транспорта, где Италия лидировала во всём мире".

В этом плане против Италии также играет крупная частная промышленность, начиная с Fiat, которая внезапно перестаёт инвестировать в производство и предпочитает покупать государственные облигации. Поскольку Банк Италии больше не покупает их, ставки выросли, а государственные финансы превратились в очень доходный частный бизнес. Промышленность отодвигается на второй план, и с этого момента ей придется стоить как можно меньше. "В те годы Конфиндустрия была поглощена идеей введения всё более сильных форм гибкости, которые затем привели бы к прекаризации"^[274]. Увеличение прибыли: "Поверхностный взгляд на то, что такое промышленное развитие". Результат: "Потеря стоимости предприятий, потому что фирмы что-то покупают, если только есть перспективы получения прибыли". Данные, которые говорят сами за себя. И они объясняют: "В 80-е годы, – рассказывает Галлони, – я провёл исследование, которое показало, что 50 самых важных государственных компаний и 50 самых важных частных компаний проводили ту же политику, то есть инвестировали половину своей прибыли не в производственную деятельность, а в покупку государственных облигаций по той простой причине, что итальянские государственные облигации были настолько доходными, что можно было зарабатывать больше, занимаясь финансовыми инвестициями, а не вкладывать деньги в производство. Это было началом нашей деиндустриализации".

При падении Берлинской стены итальянский потенциал был уже сильно скомпрометирован саботажем государственных финансов, но ещё не всё потеряно: наша страна, "продвигаемая" в клубе G7, всё ещё находилась в господствующем положении на международном производственном ландшафте. Мы всё ещё были "чем-то большим с точки зрения промышленности и производства", вспоминает Галлони: "Было достаточно некоторых вмешательств, нужно было возобновить государственные инвестиции". А вместо этого все побежали в противоположном направлении: после крупных стратегических приватизаций в 90-е годы "почти исчезает наша государственная промышленность", "двигатель" развития, которого так боялись немцы и французы. Деиндустриализация: "Это означает, что больше не проводится промышленная политика". Галлони цитирует Пьера Луиджи Берсани: когда тот был министром промышленности, он "предположил, что промышленные стратегии больше не нужны". Приближался конец ИРИ^[275], которым управлял Проди в сотрудничестве с теми же Андреатта и Джулиано Амато. Расчленение мирового гиганта: Finsider-Ilva, Finmeccanica, Fincantieri, Italstat, Stet и Telecom, Alfa Romeo, Alitalia, Sme (занималась продуктами питания), а также банк "Банка Коммерчале Итальяна", Банк Рима, "Кредито Итальяно".

Банки, ещё один решающий шаг: после окончания действия закона Гласса-Стиголла^[276] рождается "универсальный банк", то есть банкам теперь дозволено меньше заботиться о кредите для реальной экономики и можно сосредоточиться на спекулятивной финансовой деятельности. Деньги, сделанные из денег, со сделками на грани больших убытков. Это прелюдия к сегодняшней планетарной катастрофе. Для сравнения, по словам Галлони, государственные долги зашкаливают: в случае убытков банков речь идёт о трёх-четырёх тысячах триллионов. Триллион – это тысяча миллиардов: "стратосферные величины", равные шестикратному мировому ВВП. "Это страшно". Оползень начался в 2001 году с краха новой цифровой экономики и бегства финансов, которые поддержали её в надежде на бум электронной коммерции. Чтобы поддержать инвесторов, банки затем надувают мыльный пузырь с деривативами: собирают деньги для обеспечения доходности, но без покрытия рисков последних андеррайтеров финансовой пирамиды, которые держатся только за сказки о предстоящем "восстановлении", которое вот-вот случится, каждые три месяца, по мнению "учебных центров, экономистов, наблюдателей, учёных и исследователей, которым сами же и платят".

Таким образом, добавляет Галлони, мы годами занимались операциями с деривативами и выпуском других токсичных ценных бумаг. Пока в 2007 года не было обнаружено, что банковская система отбилась от рук: ни один банк не ссужал ликвидные активы другому, зная, что другой делает то же самое, то есть спекулировал себе в убыток. Впервые, объясняет Галлони, масса ценных бумаг, потерянных банками на финансовых рынках, превысила сумму, которую реальная экономика: семьи и бизнес, плюс сама мафия – сумели ввести в банковскую систему. "Отсюда и кризис ликвидности, который вытекает из этого: потери перевешивали депозиты и текущие счета". Как мы знаем, дыра была своевременно закрыта ФРС, которая с 2008 по 2011 год перечислила банкам, американским и европейским, что-то вроде 17 триллионов долларов, то есть "больше, чем американский ВВП и больше, чем весь американский государственный долг".

В том же направлении (ликвидность только для банков, а не для государств) идёт политика количественного смягчения ЕЦБ во главе с Драги, которая, очевидно, не решает экономического кризиса, потому что "те, кто находится на вершине банков, как мы видели примере банка "Монте деи Паски", зарабатывают на убытках". Прибыль исходит не от экономических показателей, как было бы логично, а от количества спекулятивных финансовых операций: "Эти люди забирают домой 50, 60 миллионов долларов и евро, исчезают в налоговых убежищах, а затем банки благополучно разоряются". Они не терпят неудачу только потому, что тогда центральные банки, контролируемые теми же банками-мошенниками, пополняют их новыми ликвидными активами. Дальше страдает вся "система-Италия", с тех пор как в 1981 году государственные финансы были "отключены" разводом между казначейством и Банком Италии. Самоубийственный путь, катастрофически завершённый последней трагедией вступления в еврозону, которая отнимает у государства валюту, а также суверенную власть государственных расходов с помощью таких мер, как "Договор о финансовой стабильности" и баланс бюджета.

Для Европы "слёзы и кровь", санация государственных счётов предшествует развитию. "Вам известно, что такой путь невозможен, потому что нельзя сделать бюджет безубыточным или преследовать ещё более амбициозные цели, если нет восстановления". И в условиях полной рецессии сокращение государственных расходов означает только достижение необратимой депрессии. Выходы? Немедленно дать отставку творцам катастрофы: от Ангелы Меркель до Марио Монти, – которые перевернули европейскую политику. Нужно вернуться к денежному суверенитету, говорит Галлони, и перестать считать государственный долг проблемой. Достаточно сделать ставку на национальное богатство, которое в десять раз превышает ВВП. Это неправда, что мы не сможем погасить этот долг. Проблема в том, что долг просто не должен погашаться: "Важно снизить процентные ставки", которые должны быть "ниже темпов роста". В этот момент долг больше не является проблемой: "Это здоровый способ решения проблемы государственного долга". Если, конечно, это не будет продолжаться, как в Греции, где "ради 300 жалких миллиардов евро" на европейских биржах потеряли 3000 миллиардов, бросив греческий народ на произвол судьбы.

Вопрос: "Понимают ли эти люди, что действуют не только против Греции, но и против других европейских народов и стран? Кто на самом деле командует этой Европой, осознаёт это?" Или, заключает Галлони, они действительно хотят "достичь своего рода порабощения народов, дальнейшей потери суверенитета государств" для неафишируемых целей, как это произошло в Италии: приватизация по выгодным ценам, грабёж национального наследия, получение заработка без работы. Преступный план: великий заговор мировой элиты. "Бильдербергский клуб, Британия, Группа тридцати, десяти, иллюминаты Баварии – всё это правда, – признаётся бывший советник Андреотти. – Люди, которые собираются вместе, как некие масонские клубы, и вершат судьбами". Но реальная проблема в том, что они "не находят сопротивления со стороны государств". Цель всегда одна и та же: "убрать национальные государства с пути, чтобы иметь возможность увеличить власть всего наднационального, многонационального и международного". Государства были ослаблены, а затем наводнены "своими людьми", с проникновением в правительства суперлоббистов, от Бильдербергского клуба до иллюминатов. "В США существовало братство "Череп и кости", в котором состояли отец и сын Буши, ставшие президентами Соединённых Штатов".

У нас нет друзей. Америка безуспешно искала бы в Италии сильный берег после падения стены, прежде чем дать зелёный свет (при Клинтоне) сверхвласти Уолл-Стрит. После убийства Кеннеди, по словам Галлони, США "всё больше становятся жертвами британцев", которые заинтересованы "в усилении конфликтов, беспорядков", в то время как "экологический" компонент, близкий к короне, ведёт курс на "на резкое сокращение населения планеты" и, таким образом, препятствует развитию, главным героем которого была Италия. Ненавистная Германия? Она никогда не станет лидером, добавляет Галлони, если не согласится импортировать больше, чем экспортирует. Единственное возможное будущее: Китай, теперь, когда Пекин перевернул горизонт, предпочитая внутренний рынок экспорту. Италия может уступить китайцам целые сектора своей промышленности, стремясь утвердить превосходство бренда "made in Italy" на этом рынке, который в шестьдесят раз больше. Потенциальное стратегическое оружие: сектор зелёной экономики и переработка отходов, благодаря мировым патентам, таким как те, которые принадлежат компаниям Ansaldo и Italgas.

Но сначала, однако, нужно отправить наёмных убийц Италии домой: от Монти до Меркель – и революционизировать Европу, возвращаясь к необходимому денежному суверенитету. Не забывая о том, что от самоубийственных неолиберальных контрреформ, которые разрушили страну, также тихо пострадали и профсоюзные организации. Чем меньше денег в обороте и ниже заработная плата, тем лучше для сдерживания инфляции? Ложь: США только что создали триллионы долларов из ничего, не ощущая инфляционных толчков. Тем не менее, профсоюзы также были привлечены "к согласию за те неправильные реформы, которые были проведены с 1981 года". Ключевой шаг, который должен быть реализован немедленно: реформа финансов, государственных и частных, которая вернётся к поддержке экономики. Остановите антидемократическое господство Брюсселя, функциональное только для глобализированных транснациональных корпораций. Внимание: решение Китая сосредоточиться на внутреннем рынке может стать началом конца глобализации, то есть "система, которая вознаграждает худшего производителя, того, кто меньше других платит за работу, того, кто заставляет работать детей, того, кто не уважает окружающую среду или здоровье". И, конечно же, прежде всего необходимо немедленное возвращение на поле жертвы номер один: суверенного демократического государства. Категорический императив: финансовый суверенитет для поддержки государственных расходов, без которых страна умирает. "Меня волнует, что есть дефицит расходов, – настаивает Галлони, – потому что в условиях кризиса и безработицы, стремление к безубыточности бюджета является преступлением".^[277]

Глава 9. Большой огненный глаз без век, вписанный в треугольник. Саурон в фартуке и глобализация без демократии, свободы и глобальных прав. Часть первая (2001 -?)

Предварительные замечания

Представление Больших Братьев, участников беседы

Аристократия, которой суждено править миром?

В фильме "Матрица" (1999) братья Вачовски изображают антиутопический мир, в котором люди заключены в систему искажённой реальности, искусственно созданной, чтобы поработить их.

Самая сенсационная сцена фильма - это, безусловно, наставление главного героя Нео на трудный путь, который приведёт его к раскрытию реальности, скрытой этим вымышленным миром. Его наставник Морфеус вручает ему две таблетки, синюю и красную: первую, чтобы забыть обо всём и спокойно вернуться к прежней жизни, вторую, чтобы душой и телом открыть секреты матрицы, и "узнать, глубока ли кроличья нора".

Что ж, этот кризис даёт возможность выбрать красную таблетку, и в этом случае давайте задумаемся над вопросом: почему возникают такие экономические кризисы, которые структурно направлены на поражение низших и средних слоёв населения? И опять же, существуют ли какие-либо причины (кроме краткосрочной прибыли), которые подтолкнули мощные группы власти к этому?

Мир интернета предлагает "правду" и краеугольные камни, готовые к использованию для объяснения тысячелетий истории, но они слишком часто исходят от тех, кто сам использует события в своих монолитных и искажённых схемах; следовательно, неопытный, но желающий знать человек, такой как нижеподписавшийся, остаётся сбитым с толку и недовольным упрощёнными объяснениями.

Итак, некоторое время назад я решил связаться и встретиться с Джоэле Магальди, лидером масонского движения "Великий Демократический Восток", потому что мне кажется впечатляющим качество и количество информации, сообщаемой сайтом самого движения (www.grandeoriente-democratico.com), а также совершенно интригующей та фоновая обстановка, которая поддерживает его тезисы. Я следил за интересными выступлениями на сайте в течение нескольких месяцев, но убеждён, что личная встреча может дать ещё больше уверенности в понимании динамики, проанализированной Великим Демократическим Востоком.

[...]

Наша дискуссия началась с анализа двух интригующих книг (которые также были сочтены самим Магальди полезными и наводящими на размышления, однако он считает их ограниченными и недостаточными в некоторых историко-критических смыслах), таких как "Величайшее преступление" Паоло Барнарда и "Роман о кризисе" некоего, кто подписывается как "американский агент": в них изложена анти-история политической и финансовой власти прошлого века, и, в частности, как некоторые международные группы власти, обычно консерваторы и гипер-либералы, разработали несколько десятилетий назад план, чтобы ввергнуть экономику западных демократий в рецессию и поставить под сомнение национальный и народный суверенитет. В то время как Барнард преимущественно обращается к истории Европейского Союза и евро, как средству угнетения, "американский агент" сосредотачивается на американской реальности, но оба определяют конкретных виновников: неолиберальные, неоклассические, неоторговые элиты, чья власть выражается и распространяется с помощью международных клубов, таких как Трёхсторонняя комиссия, Бильдербергский клуб, Совет по международным отношениям и многие другие.

Эта реконструкция, только частично разделяемая Магальди, фактически расширена, интегрирована и исправлена им путём включения ключевого элемента для объяснения этого нездорового тоталитарного господства гипер-рыночных финансов: это масонство во всей сложности его истории, не только "политическое", но и "философско-духовное".

Вопреки представлениям коллективного воображения, масонство на самом деле является двуликим институтом. Магальди объясняет, что после революционной фазы XVIII века, в которой масонство составляло движущий и творческий центр разрушения "Старого порядка" под знаменем фундаментального триединства "свобода-равенство-братство" (которое будет принято в качестве цели всех европейско-западных революций), масонство распадается примерно на две части, с широкими серыми зонами между ними.

Если в XVIII веке общим врагом был принцип, согласно которому власть аристократии была узаконена предполагаемым правом крови, всё меняется после разрушения этого древнего общественного порядка, задуманного и сделанного возможным, прежде всего, благодаря масонству. В то время как большая часть масонов выступает за то, чтобы продолжать путь расширения гражданских, политических, человеческих прав, в постоянном стремлении к добру и либеральному и демократическому прогрессу человечества, другие значительные масонские группы дистанцируются от этой установки. Масоны, такие как Эдмунд Берк (но это лишь одно имя из многих), например, колеблются между консервативной защитой английской аристократически-парламентской модели и обновлением прежнего принципа власти, но со значительными изменениями: по сути, это больше не господство аристократии крови, как таковое, заархивированное историей, а скорее "аристократия духа", которая передаёт "высшим" людям (иногда даже благородного происхождения, но часто нет) бремя и честь управлять массой "низших".

Чтобы уточнить этот аспект, Магальди объясняет, как эта вера уходит корнями в олигархическую интерпретацию валентинианской гностической мысли, в частности идеи о том, что люди делятся на три "онтологических" класса:

- илические люди (от греческого "hyle", материя), связанные исключительно с влечениями и эмоциями и неспособные управлять собой;

- психические люди (от "psiche", душа), связанные преимущественно с рациональностью и интеллектом, но с небольшим знанием духовной реальности;

- пневматические люди (от "pneuma", дух), то есть те, кто реализует в себе идеальное сочетание тела, души и духа.

Эта категория элитарных масонов, обширная и разнородная, разделяет цель сделать себя пневматическими лидерами человечества, рассматриваемого не как сообщество, которое должно постепенно совершенствоваться в целом с соблюдением демократических и плюралистических правил (как это объективно для прогрессивных масонов), а как бесформенная масса, неспособная формироваться, кроме как с помощью какой-либо группы элитарных просвещённых мастеров.

По словам Магальди, из этой масонской диалектики рождаются великие идеологические противостояния, которые отличают современность. Они начинаются с эпохи политико-социальной борьбы XIX века и различных национальных восстаний против реставрации до Первой и Второй мировых войн, до финансовой войны, которую мы переживаем на собственной коже в XXI веке. Они уходят своими корнями в неолиберальный реванш, который, начиная с 70-х, начинает топить и очернять любую кейнсианскую социально-экономическую модель. Более того, фашизм и нацизм тоже возникли в элитарных и реакционных масонских кругах (несмотря на очевидные антимасонские заявления, фактически научно направленные против прогрессивных и демократических компонентов масонства); из этого огромного противостояния прогрессивное масонство выходит победителем (см. работу тех братьев, которые работали вместе с масоном Франклином Делано Рузвельтом и «раскаявшимся» реакционным масоном Уинстоном Черчиллем) и по-прежнему имеет широкие возможности для манёвра в послевоенный период. Но для Магальди 70—е годы знаменуют рост старых-новых олигархических и реакционных масонских компонентов.

Умело скрытые за маской космополитической универсальности и принадлежности всему миру, эти компоненты, прочно укоренившиеся даже в большой промышленности и высоких финансах, являются носителями империалистической и тиранической аберрации глобализации, предвестника дисбаланса и ещё более глубоких расколов между Севером и Югом мира. После полной трансформации производственных отношений, создания очагов низкооплачиваемого и рабского труда в развивающихся странах, эти масонские течения также начинают стремиться к постепенной деструктуризации того, что было кровью относительно справедливой и гармоничной экономической политики демократических западных государств ХХ века: государственные финансы, направленные на обеспечение широкой занятости и социальной справедливости.

Даже подвергая остракизму память прогрессивных масонов Кейнса и Рузвельта, препятствуя любому неокейнсианскому развитию с точки зрения общественного вмешательства в экономику, эти неолигархические масоны распространяют и делают повсюду (академии, аналитические центры, международные финансово-экономические институты, высшее чиновничество отдельных государств, правые и левые политические лидеры) господствующим гиперлиберальный и гипер-рыночный взгляд, в котором, говоря словами Рейгана, «государство становится проблемой, а не решением» - с сокращением государственных расходов, чудовищным дерегулированием, постепенной отменой принципов общественного вмешательства в экономическую политику. Поэтому 90-е и 2000-е становятся золотой эпохой спекулятивных финансов, но они превращаются в кошмар 99% населения, переживающего структурный кризис, которому уже 30 лет.

Европа в этом смысле является идеальным полигоном для такого эксперимента в области социальной инженерии. Собравшись в тех же советах вместе с другими масонами, выступающими за идею экуменического прогресса всего континента, они разрабатывают шаги, необходимые для построения Соединённых Штатов Европы. "Олигархи" предпринимают шаги, чтобы устранить все остатки суверенитета, сначала денежного, затем и политического отдельных государств, но заботясь о том, что уже никогда не вернут их европейским гражданам, возможно, в форме функционирующих общественных органов, контролируемых народом и подчинённых либеральным и демократическим правилам.

Результаты налицо: денежная система (евро), которая вводит абсурдные финансовые ограничения для государств, вынуждая их искать ресурсы на рынках капитала, Европейская комиссия, никем не избранная, которая, однако, имеет прерогативу устанавливать законы, Европейский Центральный банк, который отвечает за единственную и богословскую цель поддержания ценовой стабильности, но, более того, навязывает отдельным государствам конкретные рецепты политико-экономического характера.

В общем и целом: нулевой денежный суверенитет, нулевое влияние государственного сектора на экономику, неустойчивый дисбаланс между "сильными" и "слабыми" странами ЕС.

Всё это завершается осенью 2011 года, когда Греция и Италия, пострадавшие от "кризиса спредов", передаются под управление иностранцев Лукаса Пападемоса и Марио Монти (формально уважая Конституции двух стран, но навязывая определённую экономическую политику с неразрешимыми диктатами и постоянной угрозой распространения кризиса на казначейские векселя). По совпадению, речь идёт о двух неолиберальных знаменосцах, которые являются изначальными сторонниками политики жёсткой экономии, полностью рецессивной и депрессивной, которая ещё больше душит внутреннюю экономику. Всё под коварным председательством ЕЦБ Марио Драги, который глубоко погружается в цель перенаправления огромных объемов европейских средств в банки и международные финансовые учреждения: однако, ни один евро не перепадёт предприятиям в условиях кредитного кризиса или правительствам государств, которые, очевидно, не "настолько велики, чтобы потерпеть неудачу"^[284], как банки.

С точки зрения Магальди, эта серия операций имеет своей конечной целью создание нового общественного порядка, в котором группа неизбранных технократов ищет и получает безоговорочное лидерство на Западе, но остаётся в тени мнимых демократических институтов. Короче говоря, новая матрица, в которой власть конденсируется во дворцах, недоступных большинству, и больше не узаконена снизу, а насаждается сверху.

Однако он постоянно повторяет, что этот проект, столь искусно продуманный, не является курсом, осуществляемым всем мировым правящим классом (предполагаемая истинная монолитная иединая элитарная сила, представленная различными конспирологами, фактически не существует в таком виде); так же, как этот проект не рождается в мировых клубах, о которых говорили ранее, которые в лучшем случае являются ареной встречи и столкновения между различными компонентами и фракциями (особенно переоценены Институт Аспена и Бильдербергский клуб, место встречи и обсуждения между макрополитическими персонажами, отличающимися друг от друга). Если о разумном и сознательном плане или проекте нужно говорить, этим занимаются некоторые элитарные и неоаристократические/олигархические масонские и парамасонские фракций. При всём этом Магальди добавляет, что хотя в настоящее время "олигархическая партия" находится в явном преимуществе, противники, частью которых он является, готовятся к борьбе и сопротивлению эпохальной антидемократической и нелиберальной инволюции и стабилизации глобализированной ойкумены, включая Запад.

Конечно, я прошу прощения у Магальди, если я попытался упростить для вводных целей некоторые темы его рассказа (конечно, гораздо более сложные, чётко сформулированные и богатые объяснительным анализом природы и генезиса власти в современном обществе, чем это описано в моём изложении), но я счёл полезным начать знакомство современного общественного мнения с герменевтикой, столь утонченной и ценной для понимания мира, в котором мы живём, и его более глубокими историческими и идеологическими корнями. Всё это раскрывается, пусть это будет ясно, за пределами всех однонаправленных теорий заговора (которые служат для отвлечения внимания от реальных и сложных сюжетов господства, преследуемых влиятельными международными группами, находящимися в конфликте и конкуренции друг с другом); и вместо этого, как сказал бы Магальди, пытаясь постепенно высветить то, что на самом деле происходит в закулисе власти, обычно недоступное взглядам обычного человека, обычного политика и даже мейнстрима СМИ. Последние, с другой стороны, часто оказываются плохо подготовленными в культурном отношении к пониманию того, что "движется" в тени государственно-дипломатической официальности, или слишком порабощёнными, посредственными и запуганными, чтобы исследовать и объяснять без цензурной или самоцензурной поверхностности более сложные события текущих событий.^[285]

После Джорджо Наполитано, даже не менее досточтимый Марио Драги выразил удовлетворение инициативами в области работы, проведённой флорентийской марионеткой Маттео Ренци. Начинают проступать следы чёткого курса, проложенного некими эзотерическими архитекторами, чтобы ухудшить жизнь большинства граждан, живущих на Старом континенте. Существует очевидная причинно-следственная связь между политикой жёсткой экономии и окончательным сворачиванием прав униженных, низведённых до положения рабов и подчиненных классов. Как немногие могут увидеть, конечная цель аристократических и неонацистских масонов, которые предстают перед нами в мерах, предпринятых таким публичным человеком, как очень могущественный антипосвящённый Марио Драги, - просто вернуть общество к феодализму. Новое чёрное дворянство, наконец, будет господствовать над массой бедняков, согнутых и измученных страхом и нуждой. Сохранение некоторых гарантий по защите слабых предотвращает кристаллизацию новых социальных отношений, основанных на древней дихотомии хозяев и рабов. Даже перед лицом страха и угроз человек, охваченный системой защиты, способной охранять его право на жизнь, никогда добровольно не впадёт в состояние абсолютного и безоговорочного подчинения себе подобному. Но человек, отдавшийся на милость работодателя и помещённый в государство, которое лишает власти и отменяет социальное обеспечение и социальные амортизаторы, это больше не человек: он превращается в простой предмет, который можно выбросить на помойку, как только он станет старым и утратит возможность приносить прибыль. Когда я часто пытаюсь не без труда объяснить своим читателям, почему основа неонацистской реставрации на самом деле именно "духовная", я имею в виду именно этот аспект. Для таких, как Драги и связанные с ним реакционные братья, только узкая категория посвящённых и просвещённых ("пневматический" класс) имеет право чувствовать себя полноценной частью человечества, достойного признания в качестве такового. [...] Другие, то есть непосвящённые, постоянно страдающие от проблем элементарного выживания (еда, сон, размножение), вместо этого пополняют ряды "илического" класса - группы, состоящей из людей-зверей, которым суждено бороться за жизнь ради удовлетворения тех самых потребностей, которые отличают жизнь животного мира (еда, сон и размножение). Таким образом, рабочий, а также безработный, студент или наёмный работник не страдают и не нищают, чтобы позволить меньшинству жадных накапливать богатство и капитал в разном размере, как ошибочно объясняло марксистское учение, ныне частично перекрашенное работой, опубликованной блестящим французским экономистом Томасом Пикетти ("Капитал в XXI века", издательство Бомпиани). Не знаю, заметили ли вы, как "пневматический" класс, способный увековечить железный контроль над глобальными финансовыми структурами, которые господствуют и заправляют в современном мире, не обязан никому отдавать ни цента, чтобы превратить что-то в золото. Когда ЕЦБ это нужно, он наводняет банки ликвидными активами, которые сам и создаёт в соответствии с правилами и критериями, столь же современными, будто они взяты из очень древних алхимических трактатов. Говоря ещё проще, хорошо, что вы знаете, что Драги не нужно воровать ваше "золото", поскольку президент ЕЦБ знает формулу, позволяющую постоянно создавать его столько, сколько ему нужно, совершенно самостоятельно. Это рассуждение полезно для того, чтобы вы поняли, как ваши материальные страдания не отвечают ни потребности конъюнктурного типа ("кризис привёл к объективной нехватке товаров, предназначенных для потребления"), ни для того, чтобы потворствовать более или менее замаскированным жаждам касты ненасытных богачей, которые пируют на коже бедных и голодных ("объяснение марксистского толка"). Досточтимый Драги со своими братьями, во-первых, раскручивает спираль беспокойства, жертвоприношений и лишений, чтобы достичь в фактической реальности баланса между различными человеческими категориями, что приводит к максимально верному гнозису, который он сам устанавливает и поддерживает. Учение, которое, повторяю, низводит большинство людей до роли полузверей ("илический" класс). И тот факт, что многие, несмотря на доказательства и своевременные и публичные отчёты по существу, продолжают игнорировать подобные проекты, заканчивается укреплением убеждений тех, кто, как Драги, думает, что они могут безнаказанно пасти "человеческий скот". P. S. Эта статья черпает вдохновение из моего личного переосмысления некоторых драгоценных предложений Джоэле Магальди.^[287]

11 сентября 2001 года. Основополагающее событие XXI века. Реальность под маской мифом и масонский логос превыше всего

"Научно-технические объяснения, содержащиеся в отчёте Комиссии 9/11 об обрушении двух башен после попадания самолётов, [...] состоящих из железобетонных конструкций, неожиданно обрушившихся вопреки любому прошлому практическому опыту и даже законам физики (падающее тело должно следовать линии наименьшего сопротивления), искажены, неполны, надуманы и абсурдны. Ни одно железобетонное здание никогда не разрушалось ни в результате повреждений извне, ни в результате пожара, даже когда возгорание было гораздо более обширным, разрушительным и продолжительным, чем у башен. В отчёте комиссии также не упоминается, что все предыдущие обрушения были вызваны тщательно установленными зарядами взрывчатого вещества, используемого для так называемого "контролируемого сноса". Даже второй "дымящийся пистолет" - это скорее "целый арсенал концептуального огнестрельного оружия. Все они связаны со знаменитым зданием 7, Всемирным торговым центром WTC-7. Это третья башня, которая рухнула в 17.20 11 сентября, не будучи сбитой ни одним самолётом. Здание высотой почти 200 метров, 47 этажей из железобетона, как и башни-близнецы, внезапно рухнуло вертикально со скоростью свободного падения и превратилось в облако пыли. Это третий мировой рекорд в истории архитектуры: ни одно стальное здание никогда не разрушалось таким образом. Три мировых рекорда за одно утро – все в одном месте".

Следует также помнить, что несущие конструкции башен-близнецов, как публично заявил их дизайнер Лесли Робертсон, которого на самом деле никто никогда не разыскивал, были задуманы и построены именно с расчётом, чтобы противостоять воздушному удару такого рода. Не говоря уже о случае, подобном зданию 7 Всемирного торгового центра, которое пострадало от пожара на двенадцатом этаже, но это не повлияло на стальную конструкцию небоскреба.

Таким образом, подобное обрушение просто невозможно в мире гражданского строительства. [...] В конце концов, даже желая сойти за тупых и, таким образом, принять исследования, сопровождающие "официальную версию", которые пытаются объяснить, как на самом деле было возможно такое "проседание структуры", с приведением многочисленных таблиц, чтобы продемонстрировать, когда и при каких значениях железобетон может не выдержать и, таким образом, вызвать другие проседания в конструкции башен, даже доверяя реконструкциям, было бы достаточно один раз посмотреть на такое явление, никогда не наблюдавшееся в истории инженерной мысли, чтобы утверждать, что такая трактовка - настоящее оскорбление интеллекта.

Однако каждое из обрушений было полным, и огромные здания превратились в груду щебня высотой в несколько метров. Как могло произойти такое обрушение, остаётся необъяснимой загадкой, поскольку ядро каждой башни состояло из 47 прочных железобетонных опор. Также недостаточно объяснены некоторые явления, например, как бетон превратился в лаву, лужи расплавленной стали при температуре 1100° и другие раскалённые вещества, которые продолжали гореть в подвалах башен-близнецов до 19 декабря 2001 года, то есть ещё три месяца после взрыва. Затем ещё предстоит понять, как несколько железобетонных опорных колонн могли извиваться, как тесто, и, прежде всего, куда пропало более половины тел жертв, находившихся в зданиях. [...] Объяснимо ли, как простая сила тяжести могла разрушить тела жертв до такой степени, что образовались фрагменты костей "размером с ноготь мизинца", в то время как более 1100 жертв даже не было идентифицировано?

Очевидно, что всё это требует гораздо более убедительного и реального научно-технического расследования, чем то, что было дано в "Отчёте комиссии 9/11", более известном как "Окончательный отчёт государственной комиссии по террористическим атакам в Соединённых Штатах". И затем, чтобы перейти к другим аспектам, как были возможны телефонные звонки, подобные тем, которые были сделаны с мобильного телефона Марка Бингема, летевшего на самолёте UA93, упавшем недалеко от Шанксвилля, штат Пенсильвания, если ранее никто в США и других странах никогда не мог технически с кем-то связаться на такой высоте? Конечно, мы говорим о самолёте, который, как было показано в фильме под названием "Потерянный рейс", рухнул на Землю благодаря жертвенным действиям пассажиров, которые при крике "Поехали" не позволили угонщикам поразить другую гипотетическую цель [...], однако фотографии места сразу после падения показывают странную дыру в несколько метров, в которой не видно останков самолета – некоторые из которых даже находили на расстоянии 12 километров (несмотря на то, что самолёт упал в этом месте целым), а другие, как говорят, позже будут выкопаны и немедленно реквизированы ФБР, и никто никогда их не увидит.

Как утверждали свидетели, прибывшие на место происшествия через несколько минут после крушения, среди которых Эрни Штуль, мэр Шанксвилля, "нет никаких признаков, что здесь упал 100-тонный самолёт". Однако на месте был немедленно обнаружен обгоревший паспорт, от которого осталась только небольшая фотография с лицом террориста Зияда Джарры с его именем, хорошо видимым под фотографией, но остальная часть документа оказалась совершенно непригодной для использования. Также были найдены завещание, фотографии, квитанции, совершенно не обгоревшие и принадлежащие другим угонщикам. Самолёт, однако, так и не нашли. Эти находки были весьма подозрительны, но в этом деле невероятные вещи стали правилом. [...]

Что касается самолёта, который вроде как врезался в Пентагон, через несколько лет после взрыва показали лишь несколько коротких кадров, ещё и подправленных "фотошопом", которые не позволяют точно определить силуэт самолёта, что для такого тщательно охраняемого места, как Пентагон (возможно, самое охраняемое место на планете - категория "Браво"), вызывает немало недоумений. Почему из 85 видеозаписей, находящихся в распоряжении ФБР, которые потенциально могут быть полезны для проверки того, что на самом деле произошло в зоне падения рейса 77, общественности была представлена только одна?

Что вызывает ещё большее недоумение, так это то, как было возможно, что самолёт распался внутри здания, включая его два огромных и почти неразрушимых двигателя из стали и титана, проходя через дыру небольшого размера, которую можно увидеть на фотографиях, сделанных за несколько секунд до того, как он обрушился на фасад (чудесным образом оставшийся с неповреждёнными окнами), а затем продолжил свой разрушительный путь, пробив пять колец самого здания. Во избежание недоразумений напомним, что это самолёт с размахом крыльев около 40 метров, причём крылья якобы не оставили никаких следов удара о стены и, по официальной версии, полностью "распались" при ударе. Тайны, которые прибавляются к другим тайнам.

Затем ещё предстоит выяснить, как можно было восстановить ДНК всех пассажиров самолёта, который, как нам говорят, буквально испарился, превратившись в огненный шар, но из которого затем волшебным образом вылетело идеально сохранившееся удостоверение личности арабского "угонщика" Маджида Мокеда. Возможно ли, что человеческие тела из плоти и костей, не говоря уже о бумаге, из которой сделан документ, могли выдержать лучше, чем материалы, из которых построен Boeing 757? Когда также обнаруживается, что так называемые арабские террористы, ответственные за теракт, которых инструктора называли "совершенно неспособными" пилотами, перемещались по Штатам уже несколько лет, в течение которых за ними внимательно следили, но не беспокоили различные американские спецслужбы; когда их предполагаемые роли в терактах вместе с фотографиями позже попадают во все международные СМИ, возникает подозрение в "козле отпущения", выбранном специально. Странно то, что такие "исламские фундаменталисты", как эти, часто ходили к проституткам, на стриптиз и были постоянными посетителями баров во Флориде, где употребляли алкоголь и тяжёлые наркотики.

В дополнение ко всему этому остаётся необъяснимым, как экземпляры Корана, руководства по пилотированию, бредовые завещания и паспорта чудесным образом нашлись среди обломков тех чудовищных катастроф. Другой открытый вопрос заключается в том, что несколько свидетелей сообщили, как видели многих предполагаемых угонщиков, которые по-прежнему живы после 11 сентября, до такой степени, что из девятнадцати "предполагаемых" угонщиков профессор Дэвид Рэй Гриффин видел шестерых, которые до сих пор живы после трагического события: Валид аль-Шехри, Ахмед аль-Нами, Саид аль-Гамди, Моханд аль-Шехри, Салим аль-Хазми и Абдулазиз аль-Оман.

Независимо от того, соответствуют ли эти обстоятельства реальности или нет, комиссия всё равно должна была их расследовать. Но она даже не приняла их во внимание. Она даже зашла так далеко, что заявила, что именно Валид аль-Шехри, который после 11 сентября по-прежнему работал пилотом в Марокко, зарезал стюардессу незадолго до того, как рейс врезался в Северную башню. [...] Как ещё возможно, что целых четыре угнанных самолёта могли беспрепятственно летать в течение непомерного времени по странным и запутанным маршрутам в небе Соединённых Штатов, прежде чем попасть в цели, и ни один истребитель не поднялся в воздух, чтобы перехватить их? Это была стандартная процедура, задействованная в нескольких других случаях, гораздо менее серьёзных. [...]

Невероятно, что не только ЦРУ и ФБР не смогли обнаружить заговор, но и все остальные 16 спецслужб, включая Агентство национальной безопасности (АНБ), которое может выследить кого угодно на планете, и Агентство военной разведки, израильский Моссад и спецслужбы разведка союзников Вашингтона в НАТО. Просто слишком много наблюдателей и слишком много агентов в террористических группировках, чтобы признать, что атака такой сложности могла быть осуществлена без обнаружения и предотвращения. [...]

В заключение этой главы, конечно, нельзя замалчивать вопрос, касающийся отсутствия утечки из какой-либо "глубокой глотки", как, например, жаловался хитрый Умберто Эко в "Картонках Минервы", опубликованных в "L'Espresso". Повторяющееся возражение действительно указывает на то, что перед лицом чудовищных несоответствий, которые мы перечислили, слишком много людей должны были быть проинформированы о плане такого теракта, и поэтому это не мог оставаться тайной после фактов. Первый ответ, который можно сделать, заключается в том, что большинство участников этих операций из-за одержимости военных парцелляцией информации не имели представления о более широкой структуре, частью которой были. Для нескольких сотен людей, которые должны были вместо этого знать более широкую структуру или, по крайней мере, значительную её часть, вездесущая угроза убийства себя и своих семей является грозным сдерживающим фактором. Или, во всяком случае, поскольку это были военные, есть ещё военный трибунал.

Кто выиграл от терактов 11 сентября? Почему официальные расследования были похожи на обнадеживающую детскую сказку, как признали ex post^[288] даже два главных руководителя Комиссии по расследованию 11/9, сенаторы Томас Х. Кин и Ли Х. Гамильтон? Кто извлёк выгоду из стратосферных сумм и новых геополитических событий на Ближнем и Среднем Востоке, последовавших за этими трагическими событиями? Cui bono?"^[289][290]

Американская внешняя и оборонная политика находится в беспорядке. Консерваторы критиковали непоследовательную политику администрации Клинтона. Они также сопротивлялись изоляционистским импульсам, исходящим из собственных рядов. Но консерваторы не смогли уверенно предложить стратегическое видение роли Америки в мире. Они не сформулировали руководящих принципов американской внешней политики. Они позволили за разногласиями, в ущерб тактике, которая должна быть реализована, не заметить потенциальных соглашений о стратегических целях. И они не боролись за бюджет, который будет выделен на оборону, чтобы обеспечить безопасность Америки и продвигать интересы государства в Новом веке.

Наша цель - изменить всё это. У нас есть амбиции сделать это и собрать адекватную поддержку американского мирового господства.

В ХХ веке, который подходит к концу, Соединённые Штаты являются главной державой в мире. Приведя Запад к триумфу в холодной войне, Америка сталкивается с возможностью и вызовом: есть ли у США конструктивное видение, также основанное на успехах прошлых десятилетий? И намерены ли они сформировать новый век, который поддерживает американские принципы и интересы?

Мы рискуем упустить эту возможность и потерпеть неудачу. Мы сокращаем фонды – как на военные инвестиции, так и на внешнюю политику в целом, – созданные прошлой администрацией. Сокращение расходов на иностранные дела и оборону, невнимание к средствам политического искусства и непостоянное лидерство делают сохранение американского влияния в мире невероятно трудной задачей. И ожидание краткосрочных торговых выгод грозит перевесить стратегические соображения. Из-за всего этого мы ставим под угрозу способность страны справляться с текущими угрозами и подходить к решению потенциально более сложных проблем.

Похоже, мы забыли основы успеха администрации Рейгана: вооружённые силы, которые сильны и всегда готовы противостоять любым вызовам, как настоящим, так и будущим; внешняя политика, которая твёрдо и без опасений продвигает американские принципы.

Конечно, Соединённые Штаты должны быть мудрыми и дальновидными в осуществлении своей власти. Но мы не можем избежать обязанностей мировой власти и затрат, которые влечёт за собой такое обязательство. Америка играет важную роль в поддержании мира и безопасности в Европе, Азии и на Ближнем Востоке. Если бы мы бежали от своих обязанностей, то подвергли бы сомнению собственные интересы. История ХХ века должна была научить нас уметь предвидеть определённые события до начала реальных кризисов; и она должна была заставить нас справиться с угрозами до того, как они выродятся. История этого столетия должна была заставить нас понять разумную необходимость американского руководства.

Наша цель - напомнить американцам об этих уроках и сделать некоторые выводы, полезные для настоящего времени. Вот некоторые из них:

- мы должны расширить оборонный аппарат, тратя адекватные суммы, если хотим выполнить сегодняшние глобальные обязанности и модернизировать вооружённые силы с прицелом на будущее;

- мы должны укрепить связи с демократическими союзниками и бросить вызов режимам, враждебным нашим интересам и ценностям;

- мы должны продвигать дело политической и экономической свободы за рубежом;

– мы должны принять ответственность Америки, уникальной и незаменимой по своей роли, за сохранение и расширение международного порядка, благоприятного для нашей безопасности, нашего процветания и наших принципов.

Такая рейганская политика военной силы и моральной ясности может показаться не такой привлекательной в наши дни. Но если Соединённые Штаты хотят воспользоваться успехами прошлого века, необходимо продвижение нашей безопасности и нашего величия в ближайшем будущем.^[298]

Секретный проект глобального господства США показывает, что президент Буш и его правительство планировали преднамеренное нападение на Ирак, чтобы навязать "смену режима" ещё до его вступления в должность президента в январе 2001 года.

Проект, обнаруженный "Сандей Херальд", по созданию "глобального Pax americana" был разработан для Дика Чейни (в настоящее время вице-президента), Дональда Рамсфельда (министра обороны), Пола Вулфовица (заместителя Рамсфельда), младшего брата Джорджа Буша, Джеба, и Льюиса Либби (начальника штаба Чейни). Документ под названием "Восстановление обороны Америки: стратегии, силы и ресурсы для нового века" был подготовлен в сентябре 2000 года правым аналитическим центром Проект "За новый американский век".

План показывает, что правительство Буша намеревалось взять на себя военный контроль над Персидским заливом независимо от того, останется ли у власти Саддам Хусейн. В тексте говорится, что "Соединённые Штаты десятилетиями пытались играть более постоянную роль в региональной безопасности Персидского залива. Хотя неразрешённый конфликт с Ираком даёт немедленное оправдание, необходимость значительного присутствия американских войск в Персидском заливе выходит за рамки вопроса о режиме Саддама Хусейна".

В документе ПНАВ представлен "проект по сохранению глобального превосходства Соединённых Штатов, предотвращению возникновения любой крупной конкурирующей державы и формированию порядка международной безопасности таким образом, чтобы он соответствовал американским принципам и интересам".

Эта "великая американская стратегия" должна быть направлена "как можно дальше в будущее", говорится в докладе. Затем в нём призывают Соединённые Штаты "решительно сражаться и побеждать на многочисленных и современных театрах военных действий" в качестве "решающей миссии".

В докладе вооружённые силы США за рубежом описываются как "кавалерия вдоль новой американской границы". Проект ПНАВ заявляет о своей поддержке документа, написанного ранее Вулфовицем и Либби, в котором говорилось, что Соединённые Штаты должны "убедить передовые промышленные страны не оспаривать нашу гегемонию (лидерство) или даже стремление играть большую региональную или глобальную роль".

В докладе ПНАВ также:

- описываются ключевые союзники, включая Великобританию, как "наиболее эффективное средство осуществления американской глобальной гегемонии";

- заявляется, что военные миссии по обеспечению мира "требуют политической гегемонии США, а не ООН";

- показываются опасения в американской администрации относительно того, что Европа может стать конкурентом США;

- говорится, что "даже если Саддам выйдет из игры", базы в Саудовской Аравии и Кувейте должны будут оставаться на постоянной основе - несмотря на местную оппозицию в режимах стран Персидского залива присутствию американских солдат, - потому что "Иран может оказаться такой же угрозой для интересов США, как и Ирак";

- Китай ставится в центр внимания для "смены режима", говоря, что "настало время увеличить присутствие американских вооружённых сил в Юго-Восточной Азии". Это может привести к ситуации, когда "американские и союзные силы обеспечат толчок процессу демократизации в Китае";

- предлагается создать "космические силы США", чтобы доминировать в космосе, и взять на себя полный контроль над киберпространством, чтобы "враги" не использовали Интернет против Соединённых Штатов;

– даже если США угрожают войной Ираку за разработку оружия массового поражения, США могут в ближайшие десятилетия рассмотреть вопрос о разработке биологического оружия, которое также запрещено. В тексте говорится: "новые методы атаки: электронные, "нелетальные", биологические - станут всё более возможными. [...] Бой будет происходить в новых измерениях, в космосе, в киберпространстве, возможно, в мире микробов, [...] продвинутые формы биологической войны, способные нацеливаться на конкретные генотипы, могут превратить биологическую войну из мира терроризма в политически полезное оружие";

- текст нацелен на Северную Корею, Ливию, Сирию и Иран как на опасные режимы, и утверждается, что их существование оправдывает создание "мировой системы командования и контроля".

Тэм Далиелл, депутат от Лейбористской партии [в лондонском парламенте] и ведущий голос против войны в Ираке, сказал: "Это мусор из правых аналитических центров, заполненных ястребами-кроликами, людьми, которые никогда не видели ужасов войны, но влюблены в саму её идею. Такие, как Чейни, которым удалось избежать военной службы во время войны во Вьетнаме.

Это проект мирового господства США, нового мирового порядка, созданного ими. Это мыслительные процессы фантазёров-американцев, которые хотят контролировать весь мир. Я расстроен тем, что премьер-министр лейбористов Англии якшается с настолько морально опустившимися людьми".^[305]

Фактически, уже в письме, адресованном 26 января 1998 года президенту Клинтону, члены ПНАВ, в том числе Рамсфелд и Вулфовиц, говорили о необходимости взять под свой контроль Ирак и ликвидировать Саддама Хусейна даже без согласия ООН. [...] Но то, что является истинным и неоконсервативным "программным манифестом", "Восстановление защиты Америки" от сентября 2000 года, указывает, как США должны были действовать, чтобы уверенно утверждать своё господство над остальным миром, и буквально указывает, что процесс достижения этого будет очень долгим, "если не произойдёт катастрофического и катализирующего события, как новый Пёрл-Харбор" [...]. Перечитанные через год после их публикации, то есть сразу после 11 сентября 2001 года, эти слова пугают.^[306]

2001-2006: Империя ложи "Хатор Пентальфа". Бен Ладен также нанят

2007-2014: новый глобальный порядок без демократии, свобод и универсальных прав

О парамасоне Энрико Летта

Мы официально и публично заявляем и признаем, что Энрико Летта - почти идеальный парамасон. Он сильно отличается от своего дяди Джанни Летта, который никогда не был напрямую принят в международные парамасонские общества (консультирование Goldman Sachs - это другое дело, в отличие от того, что думают блогеры и конспирологи, которые ставят на одну доску частный банк с высокой ставкой акционеров и менеджеров из масонов, Goldman Sachs, с парамасонскими и масонскими обществами, которые объединяют в себе не только интересы, связанные с финансами, но и представителей, связанных с промышленностью, миром СМИ, дипломатическими отношениями и великими геополитическими играми), но который, тем не менее, получил в своё время своеобразное посвящение в масонство, отличное место для посредничества между консервативными масонскими интересами и многими экземплярами реакционной матрицы церковного происхождения (т. е. из среды Opus Dei).

Сейчас, однако, мы не намерены говорить о старшем Летта. В случае молодого Энрико, Летта-младшего, тяготеющем к парамасонскому Бильдербергскому клубу (основан в 1954 в основном по инициативе масонов Бернард ван Липпе-Бистерфельд [1911-2004], Йозеф Иероним Ретингер[1888-1960], Дэвид Рокфеллер [1915-2017], которые сразу же привлекли с первой конференции 1954 года многих братьев и высокоранговых немасонов, некоторые из которых вскоре получили неофициальный статус парамасонов) и Трёхсторонней Комиссии (основана1973 по рекомендации масона Дэвида Рокфеллера с энергичной поддержкой масонов Генри Киссинджера [1923 г.р.] и Збигнева Бжезинского [ 1928-2017], в первую очередь, а также масонов Макджорджа Банди [1919-1996, США], Генри Оуэна [1920-2011, США], Фреда Бергстена [1941 г.р., США], Окита Сабуро[1914-1993, Япония], Киити Миядзава [1919-2007, Япония], Тадаши Ямамото [1936-2012, Япония], Рене Фоша [?-2008, Франция], Карла Карстенса [1914-1992, Германия], Луи-Франсуа Дюшене[1927-2005, Великобритания], Гвидо Колонна Палиано[1908-1982, Италия], Макса Констамма [1914-2010, Голландия]), следовательно, мы имеем дело с человеком, который, просто в силу своей интеллектуальной посредственности, отсутствию идей, которые не были бы банальными, конформистскими и заезженными в политическом и экономическом мейнстриме (к которому он принадлежит: убеждения Энрико Летта могут развиваться в гармонии с духом времени...), своего дипломатического, подобострастного и оппортунистического характера (по сравнению с любой сильной и состоятельной властью), много лет назад был избран одним из самых перспективных парамасонских учеников в Италии теми, кто "крутит колесо" в Европе, на Западе и во всём мире уже в течение нескольких десятилетий.

Эти настоящие "вращатели колёс" ("чакравартин" на санскрите), после примерно двух с половиной веков непрерывного господства прогрессивного масонства (создателя современных открытых обществ, основанных на верховенстве закона, представительных парламентах, секуляризме институтов, триединства "свобода-братство-равенство", права на труд и личное достоинство для каждого гражданина и т. д.), являются обширными и влиятельными группами антипосвящённых, реакционных и консервативных масонов, стремящихся к постепенной, но неумолимой нелиберальной, недемократической инволюции, технократической и неолигархической, в управлении западной res publica (за пределами западной политической системы до сих пор не существовало ни демократии, ни светского, свободного и плюралистического открытого общества).

Эти нынешние "вращатели колёс" ("чакравартин") осуществляют уже не заговор или оккультный заговор, а проект, который потенциально находится на глазах у всех, за исключением тех, кто отказывается смотреть (которых много, особенно среди операторов СМИ), таких как архетипический философ-астроном Чезаре Кремонини (1550-1631), который не захотел наблюдать за небом с помощью подзорной трубы, предложенной ему Галилеем, чтобы не подвергать сомнению свою собственную ошибочную аристотелевско-птолемеевскую парадигму и не принимать новую коперникано-галилейскую космологию.

В этом отношении, как учит старый девиз посвящённых, чтобы получше скрыть истину, надо выставить её на всеобщее обозрение в обстановке, когда потенциальные наблюдатели отвлекаются на различные фейерверки, умело затеянные теми, кто знает, как ежедневно отвлекать внимание.

Европа является открытой лабораторией этого проекта технократической, нелиберальной, антидемократической и неолигархической инволюции в управлении западной res publica.

Греция (а вместе с ней и Испания, Португалия, Ирландия и Италия, каждая по-своему) - это лаборатория в лаборатории, в которой экспериментальным путём устанавливается, далеко может завести нас навязывание посредством манипуляций в СМИ, повторенной и повсеместной, неумолимая и абсолютная социальная мясорубка. Что-то, что может постепенно превратить европейских граждан, гордых и осознающих свои права, в подавленных, разочарованных и смирившихся со своей судьбой подчинённых новой аристократии духа (а не родовой, как это было ещё в XVIII веке), которая также является олигархией, контролирующей финансы и средства массовой информации, евротехнолократию, касту мелких безвкусных и мерзких придворных, составляющих нынешние политические слои (правые, центральные и самозваные левые) всего Старого континента.

Лаборатория под названием "Европа", лаборатория под названием "Греция" (и "Испания", "Португалия", "Ирландия", так далее) и лаборатория "Италия" - лаборатории по систематической деиндустриализации этих стран, по банкротству компаний и увольнению рабочих, по снижения потребления и, следовательно, снижению спроса на товары и услуги, и с этим крахом, как в дьявольском порочном круге, по банкротству дополнительных компаний, которые больше не знают, кому продавать свою продукцию на внутреннем рынке. Кризис компаний и работников, но также кризис фрилансеров, которые работают всё меньше и меньше и чьи клиенты тают на глазах или не имеют больше денег для оплаты запрошенных услуг. И дьявольский и порочный круг продолжается, потому что даже фрилансеры, как бывшие предприниматели или бывшие работники (теперь безработные), вынуждены потреблять меньше. Пенсионеры и граждане, как правило, ставятся на колени даже из-за увеличения налогов, в первую очередь налог на владение недвижимостью.

Кому всё это выгодно?

Все это приносит пользу тем, кто спекулировал в течение нескольких месяцев и месяца на различия между доходностью различных гособлигаций европейских государств (было бы просто создать еврооблигации, т. е. ценные бумаги объединённых европейских государств, чтобы прекратить мгновенно любые спекуляции пресловутым спредом); это выгодно тем, кто не имеет средств, чтобы приобрести компании в различных странах в кризис по цене распродажи; полезна для тех, кто собирается приобрести по выгодным и супернизким ценам государственное имущество и компании, выставленные на продажу за бесценок, чтобы поощрять друзей и друзей друзей государственных чиновников, коррумпированных и ленивых; полезна тем, кто собирается спекулировать на приватизации общественных услуг, необходимых для повседневной жизни (приватизация, запущенная теми же псевдодраконами^[317], которые хотели бы распродать государственную и полугосударственную недвижимость и бизнес: надо собрать денег, чтобы уменьшить государственный долг, а потом государство должен быть "минимальным", в дань принципам неолиберальной догматической теологии); это выгодно для тех, кто желает иметь в самом сердце Европы и Запада огромную массу безработных, отчаявшихся, растерянных, которые станут дешёвой рабочей силы для новых международных хозяев местных средств производства, приобретённых по бросовой цене именно благодаря кризису; выгодно тем, кто устроил социальную и политическую деконструкция европейских земель, превратив граждан в подданных, смотрящих в пол и озабоченных, в основном, собственным выживанием, таким образом, что суверенитет народа де-факто захвачен (сохранив внешние формы демократии, но утратив смысл и содержание) новыми ?ristoi, элитарными хозяевами и надсмотрщиками нового круга власти, в которой представительная политика партий-движения подчиняется другим средам, которые стоят несоизмеримо выше неё.

Обо всём этом мы, как на Великом Демократическом Востоке, так и друзья и подруги Радикальной Народной Демократии,^[318] говорили широко в последние месяцы. [...]

Что ж, теперь, с "разводом" суверенного итальянского народа после введения с осени 2011 до 2013 года мрачного и разрушительного правительства антипосвящённого масона Марио Монти, поддерживаемого Демократической партией (ДП), партией "Народ свободы" (НС), Союзом демократических христиан и центра (СДХ), партией "Будущее и свобода Италии" (БСИ), просвещённый и выдающийся президент Республики Джорджо Наполитано предлагает/навязывает своему же народу (вопреки воле последнего отвергнуть это правительство и последствия его неудачных действий для ситуации в Италии) чиновника, поддерживаемого теми же клоунами из ДП, НС + СДХ и БСИ, которые алхимически превратились в "Гражданский выбор Монти", который будет столь же мрачным и разрушительным (за то, что он будет делать, и особенно за то, чего он не будет делать в условиях реального и чрезвычайного политико-экономического кризиса в Италии и в Европе) - парамассона Энрико Летта, человека, полностью подчинённого друзьям предшественника, брата Монти.

Посредственный, оппортунистический и услужливый человек, который не преминет преклонить колени не только перед священными тапочками ватиканской курии в связи с железным блоком любой светской и либеральной эволюции итальянского правового строя с точки зрения новых гражданских прав для тех, кто лишен этого, или пересмотра канцелярских ограничений по сравнению с finis vitae^[319] и свободой научных исследований и экспериментов, но прежде всего он будет кланяться желаниям Брюсселя, Франкфурта и Берлина лучше, чем масон Марио Монти, который, по крайней мере, относился к некоторым масонским признаниям как равный, как фактический член, в то время как Энрико Летта -всего лишь парамассон, прилежный «мальчик из мастерской», который подчиняется, не споря.[...]

И не стоит очаровываться недавней и фальшивой диалектической "треугольной" полемикой между тем же парамасоном Энрико Леттой, консервативным масоном Олли Реном (бывший финский футболист, катапультировавшийся в политику и получивший звание комиссара Европы по экономическим и денежным вопросам и вице-президентом Европейской комиссии) и реакционным масоном Вольфгангом Шойбле (влиятельный министр финансов правительства Меркель).

Это обычная игра сторон в стиле "хороший полицейский - плохой полицейский" [...], только на этот раз Летта-младший выступает в качестве «хорошего полицейского», который хотел бы пересмотреть условия европейской политики жёсткой экономии, Шойбле - в качестве "плохого полицейского", который решительно выступает против такого и даже ругает Летта (притворно), в то время как невыразимый Олли Рен (до позавчера один из "ястребов евротехнологической строгости") проявляет сочувствие и посредничает между сторонами, открывая смутные и неубедительные пути к будущему и общему смягчению жёсткой экономии, в тот самый момент, когда, однако, подтверждает слепую веру в фиктивную парадигму, которая породила такую строгость: обманчивую веру в необходимость всегда и в любом случае демонизировать государственный долг и их потенциальные высокие расходы для возрождения экономической системы.

Звонкий розыгрыш.

Ложный толчок к ослаблению жёсткой экономии (но речь идёт не об ослаблении чего-либо, а о том, чтобы полностью подвергнуть сомнению научно необоснованную антикейнсианскую парадигму, катастрофическую и неудачную для доказательства фактов) от Летта, который, получив равный и противоположный толчок в смысле сохранения и как раз реакции на любое изменение политико-экономической стратегии, фатально обнуляется, оставляя всё как есть, кроме обычных "рекомендаций бабушки" (Олли Рен) сочетать строгость и рост - формулировки, которые ничего не значат и наоборот опираются на очевидный паралогизм разума.

С другой стороны, Летта-младший был и остаётся самым "ярым последователем Монти" в рядах Демократической партии, который больше других требовал полного подчинения парламентариев из ДП гнусным претензиям правительства Монти, таким как утверждение баланса бюджета (который ещё летом 2011, эта "мёртвая душа" Пьерлуиджи Берсани изображал как тупое препятствие для государственной экономической политики в рамках "системы-Италия") и утверждение печально известного "Договора финансовой стабильности".

С каким бронзовым лицом парамасон Энрико Летта делает вид, что хочет подвергнуть сомнению то, что было одобрено, и, прежде всего, благодаря его добрым услугам, оказано реакционным братьям и антипосвящённым, которые в настоящее время сидят в МВФ, ЕЦБ и ЕС?

Уважаемые итальянские граждане и уважаемые операторы полуостровных СМИ, которые отличаются закостенелым мышлением и медленными мозговыми рефлексами (когда речь идет не о недобросовестности), имейте в виду, что между прошлым правительством Монти и будущим правительством Летта нет никакой преемственности.

Действительно, в то время как неудача пары Наполитано-Монти в разрешении кризиса стала очевидной (которая, очевидно, обострилась, как мы и предполагали, что это произойдет, когда все праздновали юбилей университета Боккони и его покровителя в Квиринале в первые месяцы 2012 года), теперь пройдёт ещё несколько месяцев, прежде чем произойдёт ещё более разрушительная неудача (в решении итало-европейских проблем) пары Наполитано-Летта.

И, тем не менее, [...] после этой ещё одной демонстрации неадекватности диагноза и лечения, подготовленных в связи с итальянским и европейским кризисом (что становится всё очевиднее изо дня в день, из недели в неделю), наконец, такие персонажи, как Джорджио Наполитано, Марио Монти, Энрико Летта и друзья – со всеми, кто пошёл к нему и ещё пойдёт за ним с рвотным и некритическим безголовым раболепием – окажутся голыми и без оправданий перед общественным мнением суверенного народа.

Заметьте, народа, у которого не будет недостатка в поддержке национального прогрессивного и космополитического масонского авангарда, как это уже происходило на Западе в 1776, 1789, 1820-1821, 1830-1831, 1848, 1870 и последующие десятилетия, до разгрома нацифашизма (magnum opus^[320] реакционных масонских кругов, у которых в Большом Совете фашизма и в нацистском финансовом и промышленном истеблишменте при Ялмаре Шахте имелись свои привилегированные референты в Европе) в 1945 году и основополагающего утверждения Всеобщей Декларации прав человека от 10 декабря 1948 года.

С тех пор и после несбывшейся мечты "Новых рубежей" Кеннеди братья-прогрессисты виновато остановились на достигнутых победах, не замечая, что круги масонских реакционеров и консерваторов (на протяжении веков бывшие в меньшинстве и всегда на обочине), убеждённые, что имеют право и обязанность править народом вола и осла при помощи обновлённого и элитарного железного кулака, а также возможность везде превратить демократию в "олигархическую демократуру", значительно повысили свою силу и свое влияние в по всему миру, особенно через контроль большинства в тех парамасонских обществах, в которых "дворецкие-придворные", как Энрико Летта и другие европейские политиканствующие, были приняты, как законные и послушные дети. Но идеологические и политико-культурные завоевания масонов-прогрессистов (каждый в своё время): Монтескье, Дидро, Гольбах, Вольтер, Кондорсе, Лафайет, Вашингтон, Франклин, Джефферсон, Пейн, М. Уолстонкрафт, О. де Гуж, Гарибальди, Мадзини, А. Герцен, Дж. С. Милль, Ф. де Миранда, Сан-Мартин, Боливар, Марти, Т. Рузвельт, Вильсон, Ф. Делано Рузвельт, Дж. Маршал, Дж. M. Кейнс, У. Беверидж, Элеонора Рузвельт, А. Шлезингер, Джон Роулз, Амартия Сен - и многие другие не менее значимые, как бы напоминают нам, что демократическое и свободолюбивое масонство сопровождало превращение западных народов из скопления подданных в женщин и мужчин, гордых своим статусом граждан и носителей определённых и всеобщих права на свободу, на достоинство, равенство работу и справедливую оплату труда.

Те, кто сегодня насилуют право на настоящее и достойное будущее целых поколений греков, испанцев, португальцев, ирландцев, итальянцев, французов и т. д.; те, кто в Греции создал социальную бойню под открытым небом; кто в Испании демонтирует самые обычные достижения социального обеспечения одно за другим; кто во Франции остановил внутриевропейский реформаторский потенциал президентства Олланда сочетанием развращающих уговоров и даже личных угроз; кто в Италии после неудачного правительства Монти предлагает формирование правительства его последователя, парамассона Энрико Летта, пусть постерегутся.

Им действительно стоит поостеречься.

Аристократии "Старого порядка" также легкомысленно и небрежно танцевали на краю пропасти; не обращая внимания на ненавистные привилегии и оскорбления в ущерб миллионам потенциальных граждан, с которыми обращались, как с подданными, лишёнными всякого политического веса, суверенитета и личного достоинства.

Затем, однако, знамёна прогрессивных масонских лож вынесли из мастерских, триада "свобода-братство-равенство" вырвалась из храмов вольных каменщиков и воплотилась в требованиях грозных женщин и мужчин, песня "Марсельеза" потрясла до самого основания весь Старый континент.

Берегитесь.

Подписано: братья Великого Демократического Востока.^[321]

Ренци и Де Бортоли

1) "Несвежий запах масонства", дорогой Магальди, но вы когда-нибудь читали в "Коррьере делла Сера" редакционную статью Ферруччо де Бортоли от среды, 24 сентября? Речь идёт о "Коррере", где в 70-е годы правил Бруно Тассан Дин...

- Редакция де Бортоли была чем-то действительно новым и необычным. Однако никто не заметил совпадения между его публикацией и одновременным присутствием Маттео Ренци в нью-йоркской штаб-квартире Совета по международным отношениям, очень солидного парамасонского общества, созданного в 1921 году, в то время как в 1920 году был основан его британский коллега, Королевский институт международных отношений или Чатэм-Хаус. Оба эти парамасонских общества были созданы по инициативе Ур-ложи (термин, обозначающий международную суперложу) "Левиафан". И оба, как СМО, так и КИМО, продолжают контролироваться и управляться масонами, с вспомогательным и подчинённым присутствием услужливых парамасонов, то есть "непосвящённых" членов политической, экономической и финансовой, медийной, дипломатической, военной и международной культурной тусовки, которые ещё не получили масонского посвящения в элитарный и желанный круг Ур-лож, но стремятся получить его.

2) Почему эта жёсткая статья де Бортоли появляется именно сейчас, когда премьер находится в Соединённых Штатах? Алессандро Саллусти, редактор "Il Giornale", пишет: "Из какой ложи идет проповедь"…

– Именно так. Саллусти, хотя и со всеми ограничениями "не инсайдера" закулисы или высшего круга власти (власти в современном мире, которая на самом высшем уровне структурно масонская) хоть и оппортунистически мотивирован необходимостью оспорить с де Бортоли нападение на Ренци в защиту "Пакта Назарено^[323]" между премьером и Берлускони, именно он подошёл ближе всего к правильной интерпретации выступления де Бортоли.

3) Но что вы думаете об этой редакционной статье?

– Несмотря на то, что трудно адекватно говорить что-то серьёзное в данном контексте, я упомянул правильные интерпретирующие ключи редакционной статьи де Бортоли в интервью, сделанном в передаче "Комар" на "Радио 24" 25 сентября прошлого года. Моё выступление, не лишённое новостей для общественного мнения, можно услышать полностью и без рекламы на YouTube [...].^[324] Сейчас я могу сказать вам следующее. В течение многих лет и месяцев Маттео Ренци ведёт себя как подражатель, как начинающий масон. Но посвящение, к которому он стремится, не на Великом Востоке Италии или в какой-либо другой обычной масонской общине, итальянской или иностранной. Нет, итальянский премьер стремится намного выше. Он хотел бы пройти посвящение в Ур-ложе "Три Глаза", той самой суперложе, в которой с 1978 года состоит Джорджо Наполитано. В этой же ложе состоит Марио Драги, который также член других международных суперлож, в том числе "Пан-Европа", "Эдмунд Берк", "Роза Ветров" и "Кольцо". И вот Маттео Ренци хотел бы, чтобы его приняли в одно из этих суперэлитарных обществ. И имейте в виду, что это Ур-ложи неоаристократического и консервативного направления, а не прогрессивные, как "Томас Пейн", "Монтескье", "Фердинанд Лассаль", "Иоанн" и т. д.

Нынешний итальянский премьер, как и другие выдающиеся самозваные прогрессисты на официальном и непосвящённом уровне на самом деле хотел бы присоединиться как равный член к тем уютным салонам реакционной масонской аристократии, которая в настоящее время перерисовывает в олигархическом направлении европейскую политику и общество. Проблема в том, что его заявка на членство ещё не удовлетворена. Различные Марио Драги, Джорджио Наполитано, Ангела Меркель, Йенс Вайдманн, Вольфганг Шаубле, Жан-Клод Трише, Марк Рютте, Питер Сазерленд, Андерс Фог Расмуссен, Майкл Фукс, Олли Рен, Йенс Столтенберг, Ллойд Бланкфейн, Кристиан Нойер, Генри Кравис, Кристина Лагард, Франс Тиммерманс, Питер Мандельсон, Джонатан Хилл, Юрген Фитчен, Эвальд Новотны, Юрки Катайнен, Хосе Анхель Гуррия и т.д. не доверяют Ренци, как будущему масону, как никогда не доверяли масону Сильвио Берлускони. Эти и другие представители самых элитарных и избирательных масонских кругов всегда питали недоверие и нетерпение к Берлускони, считая его выскочкой из мира власти: слишком непохожим, громоздким, неловким и самодеятельным. И подобное чувство недоумения они питают в отношении Ренци, которого считают нарциссистом, непослушным и недисциплинированным. Не говоря уже о том, как мало ценится в этих кругах ось Берлускони-Ренци, закреплённая "Пактом Назарено". Следовательно, отношение масонского неоаристократического (евроатлантического) истеблишмента к нынешнему премьер-министру и секретарю Демократической партии неоднозначно. С одной стороны, они ценят политику, в основном склонную к парадигме жёсткой экономии (несмотря на прокламации и бесплодную болтовню, общую и обманчивую в пользу другой Европы), с другой стороны, они боятся недисциплинированности и потенциального "переобувания", считая его чрезмерно амбициозным и способным даже, если ему будет удобно, перейти в прогрессивный масонский круг. Мораль басни: начинающему элитарному масону Ренци ещё не предоставлен доступ ни в одну из вышеперечисленных международных суперлож. Поэтому Ренци специально едет в Соединённые Штаты для достижения личных целей. На публичной пресс-конференции в Совете по международным отношениям он повторяет обычные сентиментальные банальности, но в частном порядке просит и получает аудиенцию у видного масона Ричарда Натана Хаасса, председателя СМО. Эта частная встреча направлена на то, чтобы Ренци приняли в другую Ур-ложу, до которой не доходят руки у разных Наполитано, Драги и т.д. Я имею в виду ложу "Левиафан". Новости об этих манёврах Ренци в США, конечно, были известны ещё до начала путешествия.

Вот тогда парамасон де Бортоли по поручению Драги пишет редакционную статью одновременно с визитом Ренци в Нью-Йорке в СМО. Большинство неправильно понимает сообщение, так как не читало моих объяснений, но это ясно и просто. Де Бортоли пишет: "Уважаемый Ренци, присоединяйся к досточтимому мастеру Марио Драги, иначе я начну выводить тебя на чистую воду в плане "масонства", как в связи с твоими замутами с Берлускони, так и, если понадобится, выше". И добрый Алессандро Саллусти, не знает подробностей и точных предысторий дела, чувствует что-то истинное и пишет.

4) В эти месяцы было много споров о принадлежности премьер-министра Маттео Ренци к масонству. Говорили об отце и его отношениях с Денисом Вердини. Но Личо Джелли, ныне бывший досточтимый мастер масонской ложи "П2", всё опроверг. Вы знаете больше?

- Тициан Ренци, отец Маттео, не является членом ни одной ложи. У него дружеские отношения и близость с некоторыми тосканскими масонами, но не более того. И в любом случае это небольшие пограничные среды, те же самые, к которым имеет доступ масон Денис Вердини, лилипут в фартуке по сравнению с большой евроатлантической масонской аристократией, о которой я упоминал выше.

5) Рино Формика, бывший министр ИСП, друг Президента Республики Джорджо Наполитано, неоднократно повторял, что правительство Ренци - это "План национального возрождения" Личо Джелли, который может привести нынешнего президента ЕЦБ Марио Драги в Квиринал... Вы согласны?

- Программа, на которую вы намекаете, называлась "Планом демократического возрождения". Но мало кто знает, что это было не что иное, как переделка для Италии международных проектов, выраженных в манифесте-эссе "Кризис демократии" - тексте, обнародованном urbi et orbi^[325] Трёхсторонней парамасонской комиссией в 1975 году по заказу Ур-ложи "Три Глаза", которая собирала в свои ряды олигархов, технократов и антидемократов с конца 60-х. Марио Драги, если не принужден событиями и высшими потребностями лично финансировать Италию больше, чем она уже финансируется, не думает о том, чтобы покинуть кресло президента ЕЦБ (гораздо более важное, чем президентство Итальянской Республики) до естественного истечения срока его полномочий в 2019.

6) Некоторые считают, что за статьёй де Бортоли стоит сам Драги, возможно, чтобы перетасовать карты в преддверии всё более близких выборов нового президента Республики.

- Я подтверждаю, что за статьёй де Бортоли стоит рука Драги, но по причинам, которые я объяснил вам выше, а не из-за необоснованного желания лично сесть в Квиринале, когда кресло в Евробашне^[326] гораздо более престижно и влиятельно. Во всяком случае, олигархический масон Драги обеспокоен тем, чтобы если Наполитано покинет Квиринал до конца второго семилетнего срока, на его место пришёл человек, который ему нравится и верен. И не кого-то, кого назначит "странная парочка" Ренци-Берлускони...

7) О президентах Итальянской Республики всегда ходили настойчивые слухи об их принадлежности к масонским ложам? Это правда? Есть ли у вас какие-нибудь примеры?

– Среди президентов Итальянской Республики были масоны Луиджи Эйнауди, Джузеппе Сарагат, Франческо Коссига, Карло Азельо Чампи. И, конечно же, Джорджо Наполитано - масон. Но даже Джованни Леоне и Сандро Пертини, формально не посвящённые, были избраны благодаря поддержке определенных итальянских (Леоне) и зарубежных масонских кругов (Пертини).

8) Что вы думаете о "Пакте Назарено"? Действительно ли это похоже на масонский договор с Сильвио Берлускони?

- "Пакт Назарено" - это банальный договор на 90% между двумя похожими друг на друга политическими лидерами. Подобные в международных амбициях, не всегда соразмерных имеющимся средствам, и схожие в индивидуализме, самодержавии, склонности окружать себя соратниками из "дворецких или салаг", совершенно аморальных, паяцев и пустозвонов, которые, однако, совершенно не склонны к реформаторской деятельности. Конечно, Берлускони был и остаётся масоном, в то время как Ренци стремится стать им, пытаясь добраться до тех высоких салонов глобальной масонской аристократии, которые всегда оставались недоступными для первого.

9) Как долго продлится правительство Ренци?

- Задайте мне этот вопрос в следующем интервью.

10) Является ли Италия страной кукловодов? Ложи ещё командуют, или сильные стали слишком слабыми?

- Ошибочна общая точка зрения, с которой обычно обращаются к этой теме. Сильные (с XVIII века до наших дней преимущественно масоны) всегда были таковыми и всегда будут. Но, честно говоря, вызывает сострадание и жалость то невежество, с которым итальянские журналисты (и не только итальянские) ищут следы этих полномочий в национальных масонских сообществах, уже угасающих на протяжении нескольких десятилетий, и не умеют (по неразумнению, но добросовестно, потому что другим их коллегам платят специально, чтобы они не говорили на определённые темы или, чтобы всё было совершенно безвредно, на уровне мистификаций, дешёвых скандалов, слухов и сплетен, только вводящих в заблуждение) поднять глаза на небо масонских международных кругов, которые неизменно двигают свои политико-государственные, финансово-экономические, дипломатические, военные и медийные шашки с Запада на Восток, с Севера на Юг. Однако чтобы заполнить эту ужасную информационную пустоту о том, кто был и кто сейчас самые влиятельные вольные каменщики на планете, с этой осени 2014 по октябрь 2015 издательство Chiarelettere опубликует пять томов по этим вопросам. Я говорю о томах с моей подписью и кураторством, написанных в сотрудничестве с другими собратьями международного прогрессивного масонского истеблишмента. Сначала будут опубликованы три тома "Масоны", затемдва тома "Мировая власть и её досточтимые мастера". [...] Также вы найдете на сайте Великого Демократического Востока и РНД^[327] интересные доклады о создаваемой ассоциации имени Элеоноры Рузвельт за либеральный социализм [...].

Вы, журналисты, а также итальянские и европейские граждане, как правило, обнаружите, что не случайно брат Барак Обама в своём недавнем выступлении в ООН снова и снова цитировал Элеонору Рузвельт и Всеобщую Декларацию прав человека - высшее идеологическое выражение масонства XIX века. Те, кто будет вести битвы создаваемой ассоциации имени Элеоноры Рузвельт, сделают это именно ради противодействия олигархической и технократической инволюции европейского управления. Управления, за которое неоаристократические масоны Марио Драги и Джорджо Наполитано несут наибольшую ответственность вместе с несколькими их реакционными сообщниками в фартуке.

11) Стефано Бизи, новый великий мастер Великого Востока Италии, возразил редакционной статье де Бортоли, объяснив, что масонство "является свежей силой, древней, но в то же время молодой".

- Формально и в идеале брат Бизи прав. И я также смог оценить его открытое ответное письмо к редакционной статье де Бортоли (опубликованной на сайте ВВИ),^[328] особенно когда он оспаривает использование термина "несвежий" со ссылкой на масонский мир. "Из какой ложи приходит проповедь", - повторяет он, цитируя Саллюсти. Учитывая это, я надеюсь, что новые институциональные саммиты Великого Востока Италии во главе со Стефано Бизи смогут развернуть палаццо Джустиниани четко и ясно в область прогрессивного масонства. То есть на сторону тех, кто борется за существенную демократичность, а не только формальную, итальянского и европейского общества. Существенная демократичность, которая была завоевана братьями-масонами "свежей, древней и в то же время молодой силы" между XVIII и XX веками.^[329]

Франция, Италия, Германия и Китай

Европейская история запутана и полна тёмных зон. [...] Перед лицом справедливых соображений о (циничных) преимуществах, достигнутых "системой-Германия" благодаря нынешней самоубийственной политике ЕС, тем не менее, следует избегать любой демонизации немецкого народа. Это народ дал великих философов, художников, видных интеллектуалов, но и отродье, которым довольно легко манипулировать. Это не их вина, и это не расово-биологическая проблема, а скорее социокультурная.

По тем же причинам, по которым клерикально-фашистская, а затем коммунистическая и христианско-демократическая культура сделала широкие массы итальянцев лицемерными, коррумпированными, двуличными и мерзкими (забыв о великом уроке патриотов Рисорджименто), немцы абсолютным образом влюбляются в фидеистические догмы, под воздействием которых ведут себя отвратительно, по крайней мере пока какой-то травматический шок не вернёт их к разуму и критическому духу. Примерно с 1933 по 1937-1938 годы (затем все усложнилось, и чтобы объяснить, как и почему это произошло, потребуется отдельное повествование) экономический и военный рост гитлеровской Германии также финансировался за счёт большого капитала из определённых масонских финансовых кругов Англии и США (консервативной и реакционной матрицы). Кругов, сочувствующих немецкому национал-социалистическому и итальянскому фашистскому эксперименту.

Как раз одновременно с неприкрытой манипулятивной мистификацией для обычных масс простофиль, фашисты и нацисты поносили демо-плуто-иудео-масонские общества.

Прогрессивные масоны преследовались повсюду в Европе под нацистским господством.

Масонство как официальное учреждение было объявлено вне закона.

Однако, [...] экономическое руководство Италией было поручено Муссолини масону (и бывшему социалисту) Альберто Бенедуче (в то же время Великий Совет фашизма почти полностью состоял из бывших реакционных масонов), а нацистской Германией - масону Яльмару Шахту.

Поэтому нет сомнений в том, что немецкий народ, раздражённый несносной досадной политикой, проводимой англичанами и французами после окончания Первой мировой войны, и тем более выводом американских капиталов после великого кризиса 1929 года, был умело принят на попечение национал-социализма. НСДАП (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei) первоначально финансировалась наиболее влиятельной, космополитической и масонской (реакционной направленности) немецкой промышленностью и высокими финансами, значительно связанной с братскими кругами лондонского Сити и Уолл-Стрит, которые, в свою очередь, вернули капитал в Германию после прихода Гитлера к власти. Мораль басни: немецкий эксперимент, если бы он не был заблокирован провиденческим вмешательством (и, в крайнем случае) евроатлантических прогрессивных масонов (начиная с Ф. Д. Рузвельта и с привлечением консервативных масонов, собравшихся вокруг Уинстона Черчилля, "излечившихся" от симпатией к фашизму, хотя и с участием определённой британской масонской аристократии, связанной двойной нитью с нацистским режимом), привёл бы к инволюции в Европе. Без вмешательства США в 1941 году Европа стала бы континентом, где господствует международная олигархия, которая имела в гитлеровской Германии свой грозный и частично замаскированный плацдарм.^[335]

Спустя много десятилетий и в столь же сложном сценарии сокрытия и мистификации в СМИ и политике, с тех пор, как Ангела Меркель начала свой правительственный опыт руководства воссоединёнными немцами в 2005 году (опыт, усиленный в 2009 году), яд манипулирования тевтонским народом сыпался в полными горстями. Так же как объективные условия враждебности остальных европейцев (после Первой мировой войны) и экономический кризис 1929 года заставили жителей Германии отдаться на волю Гитлера и его более или менее оккультных руководителей-сторонников, аналогичным образом сформировалось коллективное сознание Германии (хотя и со значительным сопротивлением) в последние годы, чтобы установиться на гегемонистском неонационалистическом проекте, который также является по существу антиевропейским. Действительно, одно дело реализовать Германию как благородное и харизматичное сердце Старого континента, способное сделать своё благополучие гармоничным и дополняющим благосостояние других государств ЕС (и это был проект старых мудрецов, таких как Гельмут Коль и Гельмут Шмидт), другое дело - нагло следовать курсу деструктуризации наиболее хрупких европейских стран, чтобы реализовать ненавистную форму циничной и хищной гегемонии.

Тем более, что, как это уже произошло в 30-х годах, эта тевтонская гегемония управляется нитями, ведущими к международным, глобальным и космополитическим кукловодам, безразличным к судьбам европейских народов в той же степени, как и к рабочим из Китая, Азии, Африки или Южной Америки.

Таким образом, бесполезно представлять это антинемецкой проблемой.

Фактически население Германии сегодня захвачено и обмануто миражом необычайной континентальной гегемонии, как это было вчера, в годы гитлеровского режима. Политика жёсткой экономии, строгости, самоубийства и упадка остальной Европы является основой, на которой правительство Меркель строит дьявольское и циничное благополучие для широких (хотя и не всех) слоев своей нации. А между тем "другие субъекты" добились и получают колоссальную прибыль, спекулируя на финансовых спредах с участием облигаций всех европейских стран, кроме Германии. Заглядывая в будущее, Германия сможет завоевать ту расистскую и националистическую гегемонию (обновлённую во времени и, следовательно, более тонкой формы), которая не была достигнута гитлеровским режимом, в то время как настоящие кукловоды всей продолжающейся антиевропейской операции получат экономические дивиденды (с приобретением/заменой по выгодным ценам частных отраслей стран, охваченных кризисом, а также путем колоссального бизнеса приватизации местных услуг и изъятия государственных товаров и отраслей) и политические дивиденды технократической и олигархической инволюции Старого континента.

Если только не появится новая группа бойцов, подобных той, которая позволила брату Франклину Делано Рузвельту (а затем братьям Трумэну и Маршаллу) восстановить свободу, демократию и благополучие Европы и Запада. И над этим мы работаем.^[336]

ИГИЛ и арабская весна

Источники свидетельских показаний

Важность устной традиции в масонстве и в посвящённых обществах в целом

Частичная библиография

Общие и вводные монографические работы по различным аспектам масонства