Дневник Ихтика [Искандер Аликович Шакиров] (doc) читать онлайн


Искандер Шакиров


























ДНЕВНИК ИХТИКА



УДК 821.161.1 ''1992/...''
ББК 84(2Рос.Рус)6
Ш17









Шакиров И.А. Дневник Ихтика. – Уфа, 2021. – 302 с.




В книгу вошли мысли и дневниковые записки, написанные автором с середины 1990-х годов.




© Шакиров И.А., 2021.

Вводные слова

По словам доктора Джеймса Пеннебейкера (James Pennebaker), психолога и ведущего эксперта в области экспрессивного письма, ведение дневника способствует укреплению иммунных клеток, T-лимфоцитов. Благодаря этому улучшается настроение, повышается социальная активность. Также проявляется благотворное влияние на качество близких отношений.
Лист бумаги, который «всё стерпит» – чуть ли не единственное место в этом мире, где ты можешь быть самим собой. Сказано это, может быть, чересчур категорично: в конце концов, каждая личность многогранна и нуждается в разных контекстах для своей реализации. Но честность и открытость, достижимые в дневнике, очень редко нам доступны в других сферах жизни.


Мне кажется, что единственное произведение, которое я могу написать как значительное, нужное людям, – книга о моей собственной жизни.
Юрий Олеша. «Ни дня без строчки».

«Эту книгу замет обо всём, что прошло перед моими глазами и волновало моё сердце, я написала в тишине и уединении моего дома, где, как я думала, никто её никогда не увидит. <...> Подарили целую гору превосходной бумаги. Казалось, ей конца не будет, и я писала на ней, пока не извела последний листок, о том, о сём, – словом, обо всём на свете, иногда даже о совершенных пустяках. Но больше всего я повествую в моей книге о том любопытном и удивительном, чем богат наш мир, и о людях, которых считаю замечательными. Ведь я пишу для собственного удовольствия всё, что безотчётно приходит мне в голову. Разве могут мои небрежные наброски выдержать сравнение с настоящими книгами, написанными по всем правилам искусства?»
Сэй-Сенагон (966-1010). «Записки у изголовья».


«Есть в крайних случаях та степень последней цинической откровенности, когда нервный человек, раздражённый и выведенный из себя, не боится уже ничего и готов хоть на всякий скандал, даже рад ему; бросается на людей, сам имея при этом не ясную, но твёрдую цель непременно минуту спустя слететь с колокольни и тем разом разрешить все недоумения, если таковые при этом окажутся».
Достоевский Ф.М. «Идиот».

«Я тебя, например, ревновала даже к вещам. Я тебя, знаешь, к чему больше всего ревную? К твоему дневнику. И ты, если хочешь, чтобы я не мучилась, должен мне дать его прочесть.
После этого мы долго шли молча. Мне, конечно, не очень хотелось, чтобы она мучилась из-за моего дневника, но, с другой стороны, не могу же я ей дать читать дневник. Это всё равно что начать с ней разговаривать про самые тайные вещи, о которых наедине с собой и то боишься думать».
Николай Огнев. «Дневник Кости Рябцева».

Шарль Бодлер. «Эпиграф к осужденной книге»

Друг мира, неба и людей,
Восторгов трезвых и печалей,
Брось эту книгу сатурналий,
Бесчинных оргий и скорбей!
Когда в риторике своей
Ты Сатане не подражаешь,
Брось! – Ты больным меня признаешь
Иль не поймёшь ни слова в ней.
Но, если ум твой в безднах бродит,
Ища обетованный рай,
Скорбит, зовёт и не находит –
Тогда... О, брат! тогда читай
И братским чувством сожаленья
Откликнись на мои мученья!
(пер. П. Якубовича)


Невинный, честно-близорукий
Читатель благонравных книг,
Брось этот горестный дневник
Греха, раскаянья и муки.
Когда у Сатаны в науке
Ты совершенства не достиг,
Брось! Не поймёшь ты этот крик
И скажешь: он блажит со скуки.
Но если, трезвый ум храня,
Ты в силах не прельститься бездной,
Читай, чтоб полюбить меня.
Брат, ищущий в наш век железный,
Как я, в свой рай неторный путь,
Жалей меня... Иль проклят будь!
(пер. И. Лихачева)
Если бы, представьте себе, вы лежали последним в уже окружённом окопе и знали, что через несколько минут вас непременно убьют, а за пазухой бережно спрятаны её письма – всё, что осталось дорогого в вашей жизни, вы бы: а) попытались уничтожить их; б) скорее закопали бы их в грязь; в) или всё же оставили бы возможность вражеской руке дотронуться до них?

Один раз я даже подумал, что этот мой дневник, наверное, сильно похож на ту засаленную тетрадку, которую носит всегда с собой глухонемой паренёк, продавец автозапчастей на рынке, чтобы изъясняться на её листах с людьми: отрывочно, эклектично, где-то беспомощно, местами неожиданно смешно, в целом, – трогательно.

+++
Всё, что последует далее – было перепечатано с бумажных тетрадок моего детства.
Некоторые встречающиеся непонятные слова являются русской транскрипцией башкирских слов: в детстве я мешал в своей речи эти языки, так как был воспитуем, в том числе бабушками и дедушками, в нестрогой деревенской мусульманской традиции.

«Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,
не будь ко мне жестоко, я начинаю путь...»

весна, 1992 год
Мне 11 лет. Я принимал участие в радиопередаче про образование на основном государственном республиканском сетевом радио. Хотя, на самом деле, корреспонденты приходили в нашу школу с магнитофонами в кожаных чехлах и нас записывали на микрофон. Кто только меня не слышал, и в деревне даже слышали. После этого, как и следовало ожидать, я сильно поднялся в собственных глазах.

24.12.1993
Умер Бабакай, мой дедушка со стороны отца. Я помню, что он ходил в чёрной шляпе с авоськой в магазин, и что мы с ним бесконечно играли в шахматы. Я иногда у него выигрывал.
Ещё остался в памяти запах его тюбетейки, когда внутрь неё окунаешь лицо, как в глубокую тарелку.

23.9.1994
Переехали окончательно с Проспекта Октября 10/1 на ул. Степана Злобина, 5 жить. Ночевали в хаосе.

16.1.1995 г.
Зацеплялся за трамваи, был уличён, изловлен и пуган милицией в салоне служебного автомобиля ГАИ (ударение на букву "А"). Помню, как молодые эти блюстители порядка пытались скрыть свой смех под маской серьёзных карателей; записывали что-то в моём дневнике успеваемости. Потом я этот лист вырвал и сжёг в подъезде. О содеянном впоследствии нисколько не раскаивался.

21.1.1995 г. (воскресенье)
Сестра купила 2 колоды игральных карт, вечером учила раскладывать пасьянс. Я же умолял погадать на знакомых девчушек.

23.1.1995 г.
Шатл пришёл в гости, списывал из моей энциклопедии для своего реферата про адмирала Ушакова. Фотографировались с ним на чёрно-белый фотоаппарат «Смена». Смотрели молодёжный телесериал «Элен и ребята», чтобы не опоздать на него даже бежали по улицам.

31.1.1995
У нас в школе проходили открытые уроки. Наезжали директора из других разных школ. По английскому языку я считаюсь самым лучшим учеником, но Диля Ишбуловна почему-то поставила мне "4", а всем пятёрки. Вот всегда так бывает. Хотел обидеться на неё, потому что я её люблю.
Делал уроки по алгебре по квадратным уравнениям. Но как же я их ненавижу!
Когда шёл в школу вверх по дороге, думал о смерти и о загробной жизни. Страшно не было. А кто-то читает дневники умерших. Мне кажется, что я бы мог запросто умереть, причём, спокойно. По-моему, никакого ада и рая не существует в действительности. Просто у человека чересчур развита нервная система, особенно в голове, и он способен мыслить. А когда органы перестают функционировать, остаётся только кусок материи.
Все школы строят так (я выяснял), чтоб уровень окна был выше уровня парт для того, чтобы дети не глазели в окна и не отвлекались от учения.
Если вызвали к доске, а ты не знаешь, как решить задачу, то начинаешь всё делать медленно, всячески отвлекаться на мел, тряпку и что-нибудь ещё... Я слышал, что в развитых странах вообще запрещено вызывать детей к доске, чтобы не травмировать их психику.
Мама сварила «куллама» (изделие башкирской национальной кухни из теста, вроде лапши). Ну и что?

12.2.1995 г.
Ходили с папой на «Трамплин» кататься на лыжах. Я сломал себе левую лыжу.
Сейчас пишу сочинение на тему: Л.Н. Толстой, «После бала».

13.2.1995 г.
Ругали родители, что будто бы это я сломал телефон, а я не ломал, наоборот, наладил только. Не разбираются в электричестве и ещё что-то говорят.
В школе у нас есть "Баня" – раздевалка с толстыми батареями парового отопления по всему периметру и там такая жарища всегда, просто ужас. Так вот, я, Ромыч и Чарли запалили там дымовушку из линейки, которая гуттаперчевая, что ли. Такая вонь была, ух-х!

23.2.1995 г.
Наконец-то купил вожделенные электронные часы "Монтана" с маленькой запасной китайской батареечкой впридачу. Сбылась мечта идиота! И, как всегда, нашёлся другой идиот, который с умным видом мне сказал, что это дешёвая американская штамповка.

10.3.1995 г.
С Кунафой купили на двоих газовый баллончик для заправки зажигалок и упаковку 20 кремней в блистере. Азам брызгал себе из этого баллончика на руку, и она у него как бы замораживалась от этого. Дурак, потом у него на том месте офигенный синяк вылез.
Папа уезжал в деревню, чтобы привезти оттуда наш автомобиль, который сломанный там остался. Ему картатайка ремонт даёт. Кстати, авто – Москвич-412 (Ижевский автозавод!), цвет – «молочный туман», на заднем мосту амортизаторы рессорного типа.
В телесериале "Санта-Барбара", который мы каждый будний день по вечерам смотрим всей семьёй, Нелли изнасиловали, а Келли посадили в тюрьму. При просмотрах я всегда сижу на паласе на полу, Леська на диване, папа на кресле, а мама на папе, который говорит, что "ты, Ралидушка, что-то толстая стала в последнее время", а мама обидчиво возражает, что ничего подобного. Когда начинается реклама, все как стадо слонов бегут на кухню, чтобы взять там чего-нибудь вкусненького, которого там нет; и всё время почему-то каждый открывает и дверку от морозилки в надежде: нет ли и там чего-нибудь съестного, хотя кроме замороженного мяса там никогда ничего не бывает.
Леська одолжила мне тысячу рублей, так как мне не хватало на зажигалку. Когда продавец спросил меня, зачем она мне, я, во-первых, покраснел, а во-вторых, не на шутку задумался.
Сегодня весь день не работали телевизионные каналы, стояла одна чёрная картинка: убили известного тележурналиста Владислава Листьева.

11.4.1995
Учу последний топик по англицкому "Джек Лондон", пересказывать нужно, поскольку.
Приехали из деревни нэнэйка и картатайка и пошли в театр на вечер Яныбая Хамматова.
Нэнэйка рассказывала о пожаре в деревне еще зимой, когда сгорел дом нашей соседки Хании әбейки и Риф бабая. Наш дом тоже чуть не загорелся вслед. Говорит, что на его жестяную крышу люди кидали снег и он, шипя, тут же испарялся, а окна стали чёрными и полопались. Какой-то мужик получил ранение при тушении катастрофы выстрелом разорвавшегося шифера. А местный тракторист-пьянчуга был самым героическим при тушении этого пожара.

17.4.1995
Как всегда внезапно и без предупреждения провели сегодня контрольную. Всем это не нравится, а по мне так наоборот даже лучше, нафиг лишний раз нервы себе портить, готовясь к ней. У меня класс – 8 "А", кстати.
После уроков выпросили у нашего физкультурника мяч играть в козла на школьном дворе. Мы этого физкультурника как-то видели, как он пиво пил. У него молодая жена и потешная девочка-дочь с голубыми-преголубыми глазами, а выражение лица у неё всегда удивлённое, будто она никогда не знает, куда попала. Хотя и у жены, и у него самого глаза карие.
Подрались с Хакишем. Он, оказывается, весьма ожесточённый воин (хотя с виду не скажешь), с девчонками вообще не общается, всё со своими вкладышами к жевательным резинкам, автомобилями и собаками носится.
У Рафаэля-Бафаэля, моего дяди со стороны отца, начали седеть волосы. Это плохой признак.

28.4.1995, пятница
Сегодня окончательно яблони и черёмуха расцвели. Запашище! А я же вообще запаховый маньяк (текстовой редактор предлагает "за" писать раздельно). Больше всего я люблю, когда никого нет дома, залезать к сестре в шкаф, открывать и закрывать там всякие флакончики от лака для ногтей, пузырьки с духами, шкатулочки с цепочками и серёжками, ватки и платочки, прочая дребедень и мишура. Но самое высшее удовольствие для меня – открыть крышку от какого-нибудь шампуня в чужой ванной... и кусочки душистого мыла. Любые новые купленные вещи, принеся домой, я подолгу, укрывшись, обнюхиваю как первобытный дикарь какой-нибудь. Чуткий к запахам, жадный до них. Ша-а-м-пу-у-нь... :–/
(Когда пукнешь, то через некоторое время обязательно что-нибудь этакое вспомнишь, например, няньку из детского сада).
Но имей в виду, что каждый раз, когда ты это делаешь, говорят, кто-то на земле умирает.

2.5.1995
Сижу за письменным столом своим, типа уроки делаю. Мурзик занял всё жизненное пространство под лампой и ещё толкается лапами, козёл, всю шерсть свою на мою тетрадь высыпал.
По химии проходили соли. С пацанами мы выкрали из лаборантской натрия и потом взрывали его в лужах – реакция при взаимодействии с H2O, типа того.

5.4.1995
Вечер. Лейсянка смотрит телесериал "Мануэлла". Я, оказывается, уже выше неё по росту, о как! Отвинчиваю от ёлочных украшений и гирлянд лампочки на 1,5 вольт, чтоб поставить их в деревне на свой велосипед. У меня там есть динамо-машина, которая вырабатывает электричество от вращения колеса.
Забыл свой портфель в школе в 17 кабинете, вот растяпа. Один раз в младших классах я его вообще в трамвае оставил, а потом как полный идиот плакал и бежал по рельсам несколько остановок, как будто в 1941-ом пытался догнать последний уходящий на восток поезд.
Вечером, после уроков, с Юпиком жгли костёр. Домой зашёл ближе к ночи.
Мама пошла к своей подружке Гузель помочь ей писать реферат по здравоохранению.
По английскому единственным контрольную написал на «пятёрку» – справедливость восторжествовала; ура товарищи, ура! По биологии проходили отряд приматов – орангутанги.
Мне кажется, эта тетрадка будет много значить для меня в будущем. Я ещё, конечно, салага, но уже представляю себя этаким стариком в кресле-качалке, ждущим свою пенсию и читающим эти мемуары.
Мне кажется, что у меня, у будущего меня, который прямо сейчас сидит у себя дома много лет вперёд, что он вот в эту же минуту стоит и пристально смотрит куда-то и ему холодно. Как это странно. Ах, как всё-таки жаль, что жизнь летит так быстро. Хм. Такое слово "ж-а-ль". Да что я всё говорю о будущем, может даже я умру в расцвете сил. И если я умру, то мне бы очень не хотелось, чтобы меня хоронили в трауре – это так отталкивающе. И ещё я хочу, чтобы меня после моей смерти сразу же забыли и не вспоминали больше никогда. Я и дни рождения свои не люблю.
В "Санта-Барбаре", в маленьком калифорнийском городке, события по-прежнему развиваются очень медленно.

10.5.1995
Приехали из деревни, там вчера мы всей семьей сажали картошку и нам помогал добрый и трудолюбивый деревенский народ, но потом я увидел, что папа наливает им водки и понял, почему они так старались. Как им не стыдно из-за этого помогать кому-то, я бы так не смог. Огород (30 соток, т.е. квадрат 300 на 300 метров) вспахивал на своём маленьком тракторе ("Мультик" его называют почему-то) курчавый паренёк-бригадир Гайса. Ездили на грузовике на канал рыбу ловить, придурки. До деревни нашей, если ехать на машине – примерно 83-85 км. Папа не может один ставить машину в гараж, так как там тесно и всё очень неудобно, но я не регулировал его в этот раз. Потом он опять вернулся в гараж, так как Рафаэль заходил туда зачем-то после папы, видел свет в салоне автомобиля, выключить, конечно, не смог, так как двери были заперты. Всё это было сообщено по телефону, когда папа уже лёг спать. Пришлось вставать и идти выключать свет.
Мама полчаса дозванивается в какую-то глубинку и кричит туда на всю квартиру о том, что погреб в деревне затопило водой. Об этом же она потом долго будет говорить за чаем.

13.5.1995
Сегодня я усвоил одну очень безотказную тактику. Когда подходишь к учителю показывать свою работу, то, когда он укажет на обнаруженную у тебя им ошибку, ни в коем случае не надо ему доказывать чего-то. Надо просто сказать, что ты и не помнишь уже, о чём там идёт речь в задаче. Вот так-то.

18.5.1995
У Шатла кроссовки мигают лампочками на пятках когда он ходит, этак мельк-мельк-мельк.
21 мая может быть поступлю в турецкий лицей, в который учиться в прошлом году ушли многие мои друзья: Кильдик и Базик. Только об этом и думаю сейчас. Там, кстати, ещё мой брат двоюродный учится – Айбу.
Вчера папа ходил в баню, а я не пошёл с ним. Не люблю я эти общественные бани, там как в концлагере. Я от неё устаю как не знай кто, а толку не вижу. Мужики голые ходят, пьянствуют, всё грязно, дым табачный коромыслом. Пахнет тёплой сыростью, пивом, потом, мочой, окурками, берёзовыми вениками. Раскрасневшиеся и толстые бабы тоже матерятся. Сидишь ещё долгими часами в очереди, делать нечего, все газеты читают. А папа, жадина, даже лимонада не купит попить. После этого вертепа ещё ходишь как будто оглушённый, придавленный какой-то, что ли.
Отказавшись идти с папой в парилку, потому что там от жара мужики за яйца держатся, сижу в тазу с остывшей водой, глазею по сторонам.
Об этом мне вспомнится однажды, когда я буду открывать крышку от сковороды, где жарится картошка с лавровым листом, не знаю почему... Сестра шуршит пакетами в коридоре – собирается в баню.
Вместо того, чтобы пойти в баню, я производил взрывы во дворе. Беру два гладких куска отполированного мрамора или стекла, кладу между них горку серы от спичек, прижимаю так, чтобы сера раскрошилась в порошок. Потом наступаю сверху пяткой и резко ударяю другой свободной ногой по этой пятке. От этого камни, как бы, трутся друг об друга под давлением моего тела и происходит взрыв серы, иногда она, просто шипя, прогорает без взрыва. Запах зажжённых спичек всегда пробуждает мысли о чём-то запретном...
Вспоминаю, как год назад дразнил сестру, что ей 13 лет, а ведь это несчастливое число. И вот я сам сейчас в таком же положение, но это для меня – тьфу, так как я свободен от предрассудков божьих.
Купил русско-турецкий разговорник в 127 страниц.

21.5.1995
Ездил в турецкий лицей сдавать вступительные экзамены. По-моему, я туда всё-таки поступлю. 91 вопрос, я начинал отвечать с конца. Я всегда так делаю, потому что не хочу быть как все, к тому же пока все дойдут до конца, можно спросить, кто как решил первые задания. Самый первый я сдал свои ответы экзаменатору, так как считал, что ответил на вопросы как мог и толку сидеть там не было, да ещё хотелось показаться всем и я демонстративно так вышел. Там я видел брата на доске почёта, никакой гордости за родную кровь не почувствовал, даже напротив. Уж я знаю какой ценой ему даётся это висение там. А ещё они его заставляют на баян ходить, я называю это баянным рабством; меня мои тоже как-то хотели заставить "посещать" этот противный кружок, но фигли-мигли им.
Вечером дружно слушали радио, там папа кого-то поздравлял с чем-то. Уж совсем не в тему зачем-то сказал, что в моём учебнике географии не "Россия" пишут, а "СССР". И когда это он успел в мои учебники залезть. Его слова вообще выглядели там странно в отличие ото всех, так он витиевато вещал.
Открою секрет: в школе у меня было прозвище, кличка – Пескарь. От Искандер-пискандер, надо полагать. Через много лет мои школьные друзья будут называть так своих котят, а моим псевдонимом станет рыбный эвфемизм "Ихтик" (или «балык»).
Ihtios – это ж "рыба" по-нашему. Именно от этого слова пошёл так называемый Хризм "ISH" – т.е. Иисус Христос, берущий своё имя с зодиакальной Эпохи Рыб, что была во время его пришествия.
В американских фильмах мне всегда нравилась фамилия Маккормак, она напоминала мне башкирское слово ҡармаҡ – т.е. удочка, а ҡармаҡҡа – значит пойти на рыбалку.


22.5.1995
Мыли полы в школе. Меня ЗТ-шка (Зульфия Ташбулатовна) всё время на родительских собраниях хвалит, что я, мол, лучше всех мою полы. Просто все не хотят мыть, считая это стрёмным; а я так не считаю, я люблю быть полезным.
У нас в городе ездит один новый крутой болгарский автобус "Чавдар", я в него влез, хотя мне было и не по пути, пробрался вперёд и долго наблюдал за шофёром, водительскую панелью и как молодой шоф переключал скоростя́, он улыбался, глядя на меня через своё зеркало, и подмигивал. Потом запарился добираться домой, а ещё говорят, что Уфа – большая деревня. Оказалось, что у меня большая температура и даже горячка; вот почему я, выходит, весь день такой пришибленный ходил.

24.5.1995
После уроков пошёл на Центральный рынок. Купил четырёх жёлтеньких цыплят, полубройлерных, несушек и на мясо. Буду выращивать их на балконе. Люблю я эти существа, что поделать, хоть и глупы они ужасно.
Мы с моим котом сидели на расстеленных на балконе газетах, я угощал его финиками, и мы всё время улыбались друг другу, и цыплятам тоже.

30.5.1995
В г. Нефтегорске на острове Сахалин было землетрясение и ОМОНовцы взяли этот город в кордонное кольцо. Через много лет я снова услышу об этом острове в произведении моего любимого писателя Антона Чехова.
Юпик, Кунафа и я лазили на территории Хлопчатобумажного комбината, нас засекли мужики и схватили.
С горя пили очень много кваса с солёной рыбой, это я так придумал. Когда Юпик с Кунафой уходили от меня, я окатил их водой из полиэтиленового тазика, попал немного и на стоящую рядом иномарку. Мужик вылез из неё и хотел заставить меня взять мою тряпку и мыть его машину, но я не открыл ему дверь когда он, устав орать, поднялся на наш этаж.
Последний день учёбы. За весь 94-95 учебный год у меня вышло в целом 51 пятёрка и 20 четвёрок, этим я и горжусь.

1.6.1995
Ухаживаю за своими питомцами-цыплятами, смешал им ячменя с песком. Говорят, они глотают песок и он помогает им перемалывать пищу в их цыплячьем желудке.
Вот какое предпринимательское дело я затеял. Поеду на «пирожке» (автомобиль с кузовом типа пикап) на большие народные гулянья типа сабантуя, возьму с собой наделанных из сахара петушков-карамелек и буду их обменивать на пустые бутылки, а потом сдам их в приёмную стеклотары и, таким образом, будет финансовая прибыль.
Если когда-нибудь я вырасту, и если у меня будут дети и будут попрошайничать у меня металлическую мелочь, то я торжественно и прилюдно обещаю и клянусь, что буду им её насыпать сполна.

1.6.1995
Возился с телефонными проводами, установил на кухне трубчатообразный телефон, но мама сказала, что его там не надо и чтоб я убрал. Я знаю, это она специально так вредничает, чтобы никто не разговаривал. Зря старался, фиг в следующий раз я буду альтруистом.

2.6.1995
Ночевал у нас Азамат абзыйка, единственный братишка мамы и 4-х остальных маминых сестёр. Мой дядя, стало быть. Ему сейчас 29 лет. Он обложился картами и атласами, а я помогал ему делать шпоры по его курсам повышения квалификации по географии, он школьным учителем работает у нас в деревне.
Думаю когда-нибудь организовать бюро путешествий, но какое-нибудь нетрадиционное. Туристы, например, будут терпеть крушения, но не по-настоящему, а понарошку. У них будет выделяться адреналин и срабатывать инстинкт самовыживания. На островах будут водиться нанятые пигмеи и прочие туземцы, которые будут пугать моих туристов тем, что будут хотеть поджаривать на огромных кострах и есть людей.

4.6.1995
Поставили нашу тачку в гараж, купили с папой сдобную булку, шли по улице и ели её как бомжи; прохожие, которые шли каждый один, посматривали на нас неодобрительно, а папа, показывая на них пальцем, смеялся мне. Он говорил, что это мы "заморили червячка".

6.6.1995
Мы, оказывается, должны отработать какие-то работы. Выполнить, так сказать, свой трудовой долг перед обществом за предоставленное нам бесплатное общее образование. Были в цветочных теплицах и оранжереях, что на Южном автовокзале. Катались с Уриком на тележке, свалились с неё и ржали так, что никак не могли остановиться, так и катались на грязном бетонном полу, плача от смеха.
Родил идею вырезать из разных песен только самые лучшие места и из этих кусков делать новые песни – нужен двухкассетный магнитофон.
Руководителю секты Аум-Сенрикё предъявлено обвинение в массовом убийстве людей путём газовой атаки с помощью отравляющего газа зарин в токийском метро, скоро будут казнить его за это. Их учение основывалось на скором ожидании конца света и последней войны «Добра и Зла», в которой должны быть истреблены все «грешники».

13.6.1995
Опять возникла идея, как разбогатеть. Буду делать маленькие и толстые отрывные календари и на каждом дне-листке будет красоваться чья-то физиогномия и ещё что-нибудь про этого человека (например, краткая биография, телефон). Соответственно, заказы буду принимать за определённую плату и иногда буду отвечать так: «Извините, но для вас этот день уже занят, если хотите – можно только на следующий год».
Можно также купить воздушный шар и катать людей за плату.
Когда-то в детстве, я помню, ещё предпринимательская идея была погреба в аренду сдавать, но это глупо.
Были также идеи отливать маленькие бронзовые статуэтки-бюстики людей под заказ, или даже делать манекенов в оригинальный рост и натуральный размер своей желаемой идеальной половины, так сказать, материализовать мечту. Я уже где-то вроде бы видел рекламу, что делают пластмассовую копию с тебя самого с помощью 3D-принтера.

14.6.1995
Я не прошёл отбор на поступление в башкирско-турецкий лицей, аналог английской частной школы для мальчиков. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.

24.8.1995
Приехал из туркомплекса «Арский камень». Привёз оттуда две фотографии, где я вышел ну точно как провинциальный дебил. Там я умудрялся рыбачить на ершей с крючком из проволоки от стального сеточного забора типа «Рабица», с поплавком в виде куска пенопласта и леской, связанной из 5 конских волос от хвоста. Показывали допотопные советские фильмы в клубе, Леська пробовала кокетничать непонятно с кем на тамошней дискотеке.

28.8.1995
Строили с папой гараж. Мы, оказывается, до этого совсем неправильно кирпичную кладку клали. Я вылил в раковину машинное масло и потом никак не мог её отмыть. Думал, никто не узнает, куда там – проели всего.

21.9.1995
Мурзахан надоел портить мебель, я ему пол-полена приволок, чтобы он об него свои когти точил, вредитель этакий.

24.9.1995
Папу показывали по НТВ, он что-то там "интервьюировал". Евгений Киселёв, известный телеведущий, подарил ему фирменные значки, которые я по приезду папы домой у него сразу же реквизировал во имя пополнения моей значёчной коллекции.
Не хочу уже быть врачом, тем более хирургом, расхотелось. Не знаю, кем быть, блин.

4.9.1995
Списываю из прошлогодней тетрадки сестры решения задач по алгебраическим неравенствам. Понимаю, как нужно решать, а зачем всё это – не понимаю, не вижу смысла. Мама угостила огромным бананом и сказала, что, если опять положу его на полку красоваться, он почернеет – только и всего. А мне главное нюхать его, а не кушать – ей же это не втолкуешь.

14.10.1995
Утром выпал первый снег, значит – кто-то подумал обо мне... Красиво, но беспокойно из-за школы с её непонятной алгеброй.
Сестра, уходя, попросила, чтоб звонящим ей я ни в коем случае не говорил о том, что она пошла на шейпинг.

31.10.1995
Ездил в shop-тур в Стамбул с мамой. Напокупали там всяких кожаных вещей. Смотрел по карте и не верил, что действительно там был.

16.11.1995
Меня с некоторыми другими ребятами из нашей школы, как самых «ярких», отправили в ДК завода резино-технических изделий на слёт старшеклассников. Мне там было плохо, так как ходил я как деревенский колхозник с заправленными внутрь крестьянских сапог штанами (если не заправить – то ещё хуже) в каком-то дурацком свитере и с нестриженой 2 месяца шевелюрой. Незнакомые девчонки из других школ смеялись над моим видом, я от этого под конец даже весь вспотел внутри.

19.11.1995
Ходили на работу к отцу Юпика в аграрный университет играть на компьютерах МК-88. ДОСовские игры "Диггер", "Принц Персии", "Супаплекс", "Дюна".

20.11.1995
Моё страшное желание – не увидеть в зеркале своего отражения. Вру, это я из какого-то фильма заимствовал; обещаю, что больше не буду так делать. (смеюсь)

24.12.1995
Папа как всегда занимается своими любимыми занятиями: моет посуду и жарит овощное рагу с явным преобладанием в оном кабачков и красной свёклы. Мы давно с мамой раскусили его, что на кухне он возится не от большой заботы, а просто это он так свои нервы успокаивает, хе-хе. Я тоже иногда со скуки чего-нибудь на парте чиркаю.

26.12.1995
В школе можно запросто быть отличником, я сам пробовал. Просто проходишь самостоятельно будущие темы и на уроках уже всё знаешь и понимаешь, у доски решаешь уже решённые тобой дома задачки, получаешь пятёрочки и так вот и живёшь. Теорию успешно проэкспериментировал на уроках, посвящённых теоремам sin и cos.

27.12.1995
У папы появился портативный маленький компьютер в виде чемоданчика – notebook японской фирмы Toshiba с чёрно-белым жидкокристаллическим дисплеем, который подрубается к интернету через внешний модем на скорости в 14400 baud.

28.12.1995
На уроке развлекался тем, что кидался бумажками, а потом сидел как ни в чём не бывало с умным видом, типа слушаю урок. Бомбардируемый, как правило, начинал драться со своим соседом.
Мама ругается, что я всё окно изгадил. Вернее, это синички и воробьи помётом своим, а кормушка у меня висит за окном. Я кормлю птиц гречёй, ячменём, пшеном и рисом иногда. Не понимаю, чего они в такой мороз вообще едят на улице, околевают часто вижу прямо на ветках от такого дубака. Жалко, блин.
Папа пришёл пьяный, и такой беспомощный. Он всегда таким становится, когда выпьет.
Если из меня в будущем ничего не выйдет, то тоже пойду работать газетчиком, т.е. журналистом.

7.1.1996
Сделал Мурзику-коту бумажный ошейник-жабо и понаписал там всякой всячины. Ходит теперь, народ смешит, фигляр.

9.1.1996
С папой поругались из-за телика. Он хотел смотреть "Зимнюю вишню", а я "Орлы юриспруденции", а я ведь ему ещё массаж делал на полчаса.
Всё время он говорит, что вот когда начнёшь сам зарабатывать, тогда и будешь... Я ненавижу его за это. И только злее становлюсь от этих слов, неужели он не понимает; перестаю доверять людям и вообще... Меня всё злит и злит теперь, потому что я ничего не могу сделать. Мне плохо от этого, от своей беспомощности. Отравляет душу всё это, но не думать невозможно. Самое мерзкое, что у меня даже нет жёлтых маркеров, и я не могу порисовать, чтобы успокоиться.

13.1.1996
У Леськи научился готовить плов.
Азамат абзишка показывал своё боевое ранение. В ноге у него осколок автоматной пули сидит. Это когда он на Балтийском море служил пограничником. Этот осколок у него под кожей туда-сюда бродит, когда сам он спит.

23.1.1995
Мухаметсалим Уметбаев, башкирский просветитель, умер в мой день рождения 28 июля 1907 г. Главным источником зла считал отсутствие и недостаточность образования.

14.2.1996
У 9-11 классов была спартакиада "А ну-ка, парни!" Откопал в раздевалке какие-то вонючие кроссовки. В них было противно, а мои украли. Поэтому мы заняли только 4-ое место. И домой пошёл я пешком, так как не было трамваев. Вообще, дрянь день.

29.2.1996
О, теперь мне понятен секрет! Я много вижу странных людей по телевизору, но на самом деле они совсем даже не странные. Просто они очень долго занимались одним только делом и их как бы засосало, что ли. Поэтому всем кажется, что они такие странные и не похожие на других.

Вспоминаю свои приключения прошлым летом. Пасли стадо коров и овец. Наняли ещё одного деревенского мальчишку Ильнура помогать. И вот мы с ним ловили сусликов. Скотина, развалясь, спит на поле, наша пастушечья лошадь тоже где-то бродит без привязи, и мы тоже спим. И вот слышим, что будто бы кто-то свистит. Я говорю Ильнурчику, чтоб он не мешал спать, запарил уже свистеть. А он на меня смотрит так и говорит, что если я не перестану наглеть, он меня побьёт. Всё это он говорит на башкирском мате, который очень смешно со стороны выглядит, надо заметить. Потом мы опять лежим и вот снова свист, оба вскакиваем, смотрим друг на друга, рты у нас закрыты, но свист продолжается.
Оказывается, это поблизости на кукурузном поле суслики на задние свои лапки встают и так общаются между собой, пересвистываются. Эти грызуны такие проворные, прячутся сразу же в свои норки, не поймать. Причём у них там целая разветвлённая сеть туннельных сообщений под землёй. Но мы всё равно всё закупорили, натаскали в моём сапоге воды и залили норку. Суслик своей задницей поспешил закрыть вход в норку, и вода не просачивалась внутрь, вот урод! Но он так не мог долго с поднятой кверху задницей сидеть и не выдержал, убрал. В итоге мы всё-таки выкурили зверька и посадили его на привязь от кнута. Потом приходили какие-то путешественники из Стерлитамака, искали реку Белую. Угостили нас пивом, но мы побоялись попробовать. Суслика я уговорил отпустить, больно жалостливыми были его большущие чёрные глаза.

20.4.1996
Решил, что как только приеду в деревню, начну строить там капельное орошение, так как КПД от отдачи влаги так намного больше, чем при обычных разовых поливах.
Оказывается, я самый лучший игрок в классе по японским пятерным крестикам-ноликам – провели чемпионат.
Целой толпой ходили покупать электронные говорящие часы и калькулятор. Перед этим много раздумывали.

16.5.1996
Папа меня в детстве называл "Дыркиным". Наверное, потому что у меня всё время были дыры на одежде: на коленках, на заднице. Всё ещё продолжает так называть, хотя дыр нигде уже давно нет. А может это и оттого, что я Искандыркин. Сестра тоже называет меня, как и раньше: "Икалинька – наш сынок!" А мама: "Исконтик-тутонтик" Помню, я как-то придумал своё собственное слово, неологизм: "калигосик". Пукляляшкин, ещё.

23.5.1996
Позвонил Уралей, хвастался, что у него фейерверк прямо напротив окна. Дело в том, что на улице сейчас шторм. Провода на высоковольтных столбах сильно раскачивает и, прикасаясь друг к другу, они брызжут искрами.
Пока папа отвозил маму в деревню, я затеял делать леденцы-петушки из сахарного песка. Их я делаю, когда никого нет дома, так как всем не нравится, что я расточительствую сахар. В леденцах главное – вовремя убрать кастрюльку с плиты, когда масса приобретёт характерный жёлтоватый цвет и тягучесть. Но я сел смотреть фильм, а про петушки забыл. Вспомнил, прибегаю – из-под двери кухни дым валит, причём такой чёрный и запахом противный. Отворяю дверь, а там ничего не видно совершенно. Я, на ощупь, с задержанным дыханием, растворяю форточку и выключаю газ у плиты. Кашляя, открываю везде вообще всё что можно, даже дверь на улицу. Однако, зря я это сделал, так как все, кому не лень, стали забегать в квартиру и лихорадочно по ней носится, что-то ища. Смотрю у Лейсянки в комнате что-то тихо больно, думаю, не задохнулась ли, потеряв сознание? Врываюсь к ней, а она там приспокойненько сидит что-то пишет, под лампой Мурза калачом спит в виде шапки. Поднимает глаза от своей экономики и раздражённо кричит на меня: "Ты что без стука заходишь, закрой быстро дверь!" Я всё-таки говорю ей, что у меня там кое-что подгорело, а она мне, что уже это, как бы, заметила.
Вдруг звонок в дверь правильный (у нас он кодовый многокнопочный и как, правильно нажимая, звонить знают только свои). У меня – сердце в пятки, я умоляю сестру пойти открыть. Она идёт недовольная, я остаюсь у неё в комнате ожидать приговора. Папа в испуге спрашивает, что произошло. Леська сразу же на меня пальцем, мол, вот, пожалуйста. Волнуясь, папа начинает меня отчитывать, что пора бы уже в девятом классе соображать головой, что я такой-сякой творун и всё прочее в этом духе. Я применил свою любимую тактику отмалчиваться. Но он всё пытался выяснить у меня, зачем я начал что-то вообще варить, когда мама перед отъездом же оставила целую кастрюлю супа и жареных макарон. Он так и не узнал, что я там варил в этой кастрюле, так как сама кастрюля ужасно почернела и вообще стала вся дырявая, как будто кружевная. На полу валялись кусочки хрустящего угля, а потолок из белого стал весь чёрным, как картина Малевича «Чёрный квадрат». А я думаю, что так даже красивее, оригинальнее. Да, ещё над плитой висел недавно купленный воздухоочиститель с тремя вентиляторами и лампой. Так вот, он весь начисто сгорел, остался только корпус и оголённые провода внутри. Папа, успокоившись, сказал мне, что когда он зашёл на кухню, воздухоочиститель ещё горел красным пламенем и что, если бы он опоздал ещё хоть на чуть-чуть, то огонь перекинулся бы на кухонный гарнитур и потом весь дом сгорел бы к чёрту. Ну это он перебарщивает, конечно же, дом-то каменный, небось.
У нас завтра последний звонок в школе, но я не пойду, так как у меня пинджак от костюма совсем мал. Кунафа придёт ко мне и мы пойдём с ним гулять по городу. Хотели на вокзале полазить, может, укатить куда-нибудь (например, Уфа-Адлер) зайцем, лишь бы Кунфинь не сдрейфил.

2.6.1996
Смотрю с Лейсянкой телевизор и одновременно сажаю семена сладкого перца, которые я нашёл в своём наборе фиксажей и растворителей для фотографов-любителей. Не знаю, как он там оказался.
Если семена резко окунуть в крутой кипяток, а потом в холодную воду, то они обеззараживаются от бактерий и всходят быстрее. Надо будет попробовать.
Чтобы не думать о людях плохо, лучше о них вообще не думать. От похмелья – обильное питьё.

8.6.1996
Купил на рынке четырёх цыплят, возраст которых двое суток. И семян разных понапокупал, буду сам сажать на своих собственных грядках. Такой я частный единоличник.

5.7.1996
Оказывается, колорадский жук может без еды прожить спокойно два месяца! Личинки из яиц вылупляются сразу же через несколько дней после откладывания, причём одновременно все сразу. Вылупившиеся личинки съедают свою скорлупу и, если кто-то не успел родиться, то этого собрата тоже съедают его же собственные братишки и сестрёнки. Жук зимует под землёй на глубине 1-3 метра, там, где теплее отзимовать. И, подобно медведю после спячки, вылезает по весне, лишь только почует запах картофеля. А вот, скажем, в Абзелиловском районе Башкортостана, жуков совсем нет, так как они не могут зарыться в каменистый грунт местности.
Вылезши из-под земли, самка откладывает в общей сложности около 300 яичек, а вот вылупившиеся дочки отзимовавшей матери успевают отложить до наступления осени более 1000 яиц. Для эффективной борьбы с жуком, можно за 2-3 недели перед массовой посадкой картофеля посадить несколько приманочных кустиков для того, чтобы все подземные жуки вылезли на эти всходы. Останется только успеть их снять.
Целый день копал колодец около соседского сарая, но до воды так и не докопал. Вконец измучившись, я сам натаскал туда воды. Потом подумал, ну и кретин же я столько времени копать какую-то яму.
С соседскими девчонками Лейсянка ходила собирать землянику на железнодорожный переезд. А я собирал гусиные перья для изготовления рыболовецкого поплавка, так как такие поплавки очень чувствительные к поклёвке. Это ноу-хау сразу же пошел и даровал юным деревенским жителям.
В стиральную воду нужно добавлять соды, чтобы вода становилась мягкой.

6.7.1996
Жалко, что в отпуске больше мама, а не папа. Потому что мама ничего не разрешает делать, только заставляет полоть картошку, ягоды, всякие грядки там и всё такое в этом роде. Поэтому я стараюсь убежать на велосипеде куда-нибудь подальше из дома. С папой намного лучше, он ничего не заставляет, сам всё время что-то строит и лишь иногда попросит помочь перетащить что-нибудь тяжёлое. Просто мама не может терпеть, когда она работает, а кто-то в это время отдыхает.
Я не понимаю тех, кто пишет о своих родителях в любовном умилении. Это, по-моему, просто невозможно так. Но я не утверждаю, что все родители плохие, наоборот, бывают очень хорошие. Я даже сам лично видел таких родителей, дядей, тётей, бабушек и дедушек. Но я и не считаю, что мне не повезло. Зато в чём-то другом мне повезло больше, чем другим.
Говорят, что когда подрасту, тогда я и пойму, что это обо мне так заботились и желали мне только добра. Тьфу! Не верю я этому бреду, враньё всё это и только больше бесит. Противно даже.
Папа всегда отпускает на рыбалку, он знает, что самый лучший клёв с 19 до 22 часов. Всегда помогает наладить мой велосипед, а мама только радуется, когда он сломается. Я вообще из-за него стал таким крутым веломехаником; деревенские пацаны ко мне приходят консультироваться, если у них подшипники разлетятся. Только вот жаль, в прошлом году из бани у нас украли мощную новую веломашину «Украина», которую мы с папой покупали в Уфе. Милиция из райцентра выяснила, что у одного замкнутого деревенского недоросля съехала крыша и он пустился во все тяжкие, ограбил в эту же ночь СЕЛЬПО и несколько курятников.
В дождливые дни с папой я наприглашаю деревенских пацанёнков, которых мы кормим чисто варёной картошкой и играем в карточный покер. Садимся в обед, заканчиваем под утро.
По радио верхушку хит-парада занимает Роберт Майлз со своей композицией "Children". Говорят, это его попросили такую красивую вещь сочинить, чтобы лондонские ребята не наркоманили.

12.7.1996
Вчерась с соседским деревенским мальчиком поехали на великах на железнодорожную станцию за яблоками, но оказалось, что там уже до нас кто-то всё общипал. Рамзиль младше меня то ли на пять лет или больше, но это фигня. Выяснилось, что он не умеет проговаривать слово «плоскогубцы», получается примерно как «пласклакцлузский». Потом я узнал, что по-башкирски этот инструмент будет «ҡарғаморон», типа клюв ворона. А вместо «крендель» он говорит «клиндр». Сказка «Кот в сапогах» – это у него «Итекле бесай».
Меня мама всю жизнь ругала за это, за дружбу с "каким-то шпингалетом". Столькому он научился от меня, какие странные разговоры в эти бесконечные часы наблюдения за поплавком, столько приключений в неведомых краях на том берегу Белой. Всего уж не упомнишь. Велосипед дал мне бесценные впечатления. Не купить эту вещь своему ребёнку – просто преступление.
Серьёзно опасаюсь, как бы у меня не появился сахарный диабет, ведь я так много ем сахара! На 200 грамм в стакан я кладу примерно пять чайных ложек. Уралей говорит, что у меня от этого когда-нибудь слипнется задний проход и я умру, пошлый болван он. Но, в самом деле, мою чашку хрен отдерёшь от стола, если я немного проливаю на стол чай и так оставлю на столе. Родители покупают сахарный песок центнерными мешками от карламанского сахарозавода, а период варки варений для меня – период великой депрессии. Я видел, как вся женская часть деревни, от мала до велика, пропалывает эти бесконечные плантации с белой сахарной свеклой, как медленно под вечер они плетутся домой, положив свои мотыги и тяпки на плечи, и как они двигают потом в клубе на вечерних танцах этими своими почти чёрными плечами. Если заговоришь с одной из них, каждая тебе обязательно скажет, сколько она уже прополола, в гектарах.
Почти каждый день хожу на рыбалку, но ничего не ловлю. Сегодня хочу сходить на "зады" на искусственно вырытый канал, половить карасей и гибридов, а заодно и мелиссы пособирать, хотя коровы еёпорядком поели.
Папа привёз свежих газет из города, я же их сразу спрятал, чтобы самому прежде всех перечитать и никому не показывал. Так лучше и мне, и всем. Они не знают, что есть газеты, ну и ходят как всегда; когда я тоже в спокойствии всё внимательно перечитаю, не суетясь, делаю им сюрприз – отдаю всё и не пристаю: "дай эту почитать, дай ту пока ты эту читаешь". Хорошо. Хотя не хорошо, конечно, всё-таки газеты прятать.
Пробовал делать чудо-стельки. Между хлопчатобумажной тканью зашиваешь фольгу. От этого, якобы, зимой ноги не мёрзнут, а летом не потеют. В лечебных целях лучше использовать не алюминиевую фольгу, а медную.
Ничего эти чудо-стельки не работают чтой-то...

16.7.1996
По утру обнаружил на столе орешки из теста с варёной сгущёнкой внутри. Поел их. Повырывал гвозди из досок от сеней. Старый дом мы с папой крушим. Иногда между брёвен попадаются старые дореволюционные монетки. В погребе нашего разбираемого старого дома нашли авоську с двумя бутылками водки, кажется, 1952 года выпуска. Папа попробовал, поморщился и сказал: "ох-х-орошо". Я же начал сооружать курятник для моих трёх цыплят. Папа, скрепя сердце, смирился с этим, так как очень бережлив насчёт стройматериалов и гвоздей.
Лейсянка играла индийскими ракетками в бадминтон с соседскими девчонками. Я заворожённо наблюдал прыжки их тел в шортиках и платьицах, движения волос, выражения лиц. Такого со мной раньше не было, странно и хорошо.
Приходили деревенские алкаши строить гараж.
Я кормлю своих цыплят мочёным хлебом и просом.
Почему-то хочется в школу.

23.7.1996
В нашу деревню приехал Турик-Пушкин. В прошлом году мы с ним ходили на ферму кататься на телятах. Хватались за их тряпичные ошейники и вскакивали им на спины как матадоры! Если им протянуть палец, они немедленно начинают его сосать, такие маленькие. Турян предложил нечто неприличное, мы хихикали, но так и не решились.
Брат Айбулат приезжал из Уфы на мой день рождения. Сказал, что, если простудил горло, надо там сильно наперчить.
28 июля в 1015 году умер князь киевский Владимир, ввёдший христианство на Руси и считающийся её крестителем. До крещения имел 5 жён и 800 наложниц.
В 1586 г. английский исследователь сэр Томас ХЭРРИОТ (Thomas HARRIOT) привозит из Колумбии в Европу первый картофель. А в 1586 г. в Новодевичьем монастыре в Москве происходит столкновение опричников и верующих после того, как митрополит ФЕДОР упрекает опричника за то, что тот стоит в головном уборе. В 1996 г. в Англии устанавливается мировой рекорд длительности полёта бумажного самолётика – 20,9 секунд.
Ездили на реку Белую на пляж. Я набрал там устриц-мидий, положил дома их в таз, они там раскрылись, но через два дня все протухли. Папа закопал их трупы в ту яму, где мы нашли водку 1952-го года.

В детстве мама пела нам такие песенки:
Жук идёт жужжит по дорожке,
А его блошка потеряла сапожку
Левая нога босая, а на правой сапожок.
Прыг, прыг, ещё прыжок
Скок, скок, ещё скачок
Левая нога босая, а на правой сапожок...

Эй, ручей, чей ты чей?
Я от снега и лучей,
Я бегу, я смеюсь, я сейчас с другим сольюсь...

19 августа 1996
Даровал нэнэйке своих двух кур и петуха. Есть их я, конечно, не буду, не для того растил же!

23.8.1996
Уже с год, наверное, как я безнаказанно кидаюсь всякой всячиной из своей форточки и лоджии. В качестве снарядов использую нарезанные на дольки (экономия боеприпасов) картофелины. Попал одной девочке по лбу. Девчонка со своей мамашей незамедлили сделать мне визит, однако «дома никого не оказалось», так как мы с Лейсянкой сидели, как трусливые мыши. У меня чуть инфаркт не сделался. Уязвлённая женщина пообещала заявить на меня в милицию. Сам себе я дал слово не кидаться больше ничем. Ни неспелыми зелёными и подгнившими помидорами, ни огурцами, ни испорченными яблоками, ни даже литровыми картонными пакетами из-под молока, наполненными водой с чернилами.
Ведь я больше это делал, чтобы позабавить детей, гуляющих во дворе, мне что, делать нечего что ли. Вот так. А по лбу угодил я не со зла, не рассчитал немного.
На лоджии уже колосится тот перец, что я нашёл среди порошков для фотодела, а не верили, что взойдёт.

26.8.1996
У меня уже несколько месяцев в трёхлитровой банке живёт карасёнок, которого я изловил в нашем деревенском болоте.
Понапокупал кучу пакетиков растворимого сухого сока "Invite+ – просто добавь воды" и пью их не уставая, просаживаю себе почки, блин.
Карась быстро загаживает воду. Я его кормлю ячменём.
Вот рецепт корейского салата, приготовлению которого меня научил Уралей. У него мама в ресторане работает кулинаром.
На 1 килограмм моркови – 100 грамм чеснока, 50 грамм подсолнечного масла, 1 чайная ложка уксуса, 50 грамм сахару. Перец (чёрный порошковый) добавлять по вкусу. Щепотку соли. Морковь перетирается в тёрке, потом всё это хозяйство перемешивается, в банку и – отстояться в холодильник. Готово.

27.8.1996
Кстати, теперь у меня есть «щит от бактерий на каждый день» – антибактериальное мыло Safeguard. Мама купила, о! Я ненавижу эти противные мочалки, я люблю мылить своё тело руками, поглаживая.

29.8.1996
В 14:00 авиалайнер Ту-154 упал на территории Норвегии близ города Шпицберген, не дотянув 10 км. до посадочной полосы. На борту было 141 человек. Оставшихся в живых нет...

30.8.1996
Наблюдал, как один парнишка забрался в тачку и вытащил вместе с проводами автомобильную магнитолу. Хотел бомбардировать его чем-нибудь жидким, но поленился.

1.9.1996
Когда Азамат абзыйка ещё не был женат, он часто напевал так: «Ты ж меня пидманула, ты ж меня подвела, ты ж меня молодого с ума разума свела».

2.9.1996
Начинаю учить Мурзика давать людям лапу. Хотя ему уже 7 лет. Даёт неохотно (при этом устало отворачивается), как будто делает одолжение, козёл.

8.9.1996
Из какой-то телевизионной программы про здоровье узнал такую вещь. Оказывается, вредно передвигаться гусиной ходьбой, как это всё время делаем мы на уроках физкультуры. В коленных чашечках накапливается давление и что-то там такое... Одним словом, если угол сгиба меньше 90 градусов, то вредно это. Я, набравшись смелости, сказал это нашему физруку, на что он отвечал, что это ерунда.
Когда с папой строили временный навес вместо веранды, я придумал поговорку: «В чьих руках появится, таким и объявится». Это когда молотком чуть палец не отшиб.
Ещё проверил такое верование. Под подушку, на которой спишь, надо положить священную книгу всех мусульман Коран. От этого сон будет спокойным и божественным.
Когда пололи картошку, папа беспрестанно приговаривал, словно в бреду: «Пахнет лебедой: либо бедой либо небедой».
Раскрошиваешь спелую верхушку лебеды на ладонь и слизываешь чёрные зёрнышки вроде маковых. Папа говорит, что во время голодной войны её мешками запасали и потом муку делали из неё и квазихлеб пекли.

18.9.1996
Папа принёс с работы мне книги о Германии, которые лично ему подарил какой-то посол этой Федерации. Теперь я буду переделывать свой реферат по географии с Австралии на Германию. Уф-ф.
Наша замечательная завуч Винера Радиковна отправила наш класс 10 "А" в Национальную библиотеку на встречу с какими-то башкирскими писателями, но мы сели на трамвай, ехавший в противоположную сторону, убежали значит. Однако, Уралей с Юпиком пошли на попятную, испугавшись, что их будут ругать на родительском собрании. Мне так, например, вообще наплевать, что там про меня будут говорить. Пусть говорят сколько влезет, тоже мне. В итоге мы с Кунафой пошли гулять дальше, дошли до Дома печати, потом зашли в какое-то административное здание. Азм всё боялся, а я, как всегда, был смел и нагл, терять-то нечего, не пустят так не пустят. Потом там разгуливали целый час, чего только не видели, столько компьютеров там, везде одни только дядьки и кабинеты. Может поэтому никто не гнал. Даже один молодой и бородатый разрешил поиграть, посидеть немножко. Когда вышли оттуда только увидели на крыше этого здания огромную светящуюся надпись: "Башпромбанк – 70 лет на службе отечеству!".
Глазели на новинки аудио- и видео техники в выставочном центре "АИС+". Шарахались по какой-то столовой, видели, как проезжал на чёрном лимузине невесть откуда взявшийся Филипп Киркоров. В этих столовых всегда одинаково пахнет. Филиппок помахал нам, так как больше там никого не было, когда остановился на светофоре. Потом мы зашли в «Международные переговоры», Трансагентство, что ли. Там есть такая штуковина, с клавиатурой. Нажимаешь кнопку и она листает табло с расписаниями. Мы смотрели, сколько километров до Москвы, Владивостока.
Потом залезли на памятник защитникам родины, царапали там свои письмена.
Наконец, зашли в галантерею, сели на 5-ый жёлтый икарус-автобус и покатили, довольные и уставшие, домой. Опёршись на заднее окно лбами, изображали, будто это мы рулим автобусом, а водители из легковушек сзади автобуса нам мигали фарами и почему-то отдавали по-солдатски честь.



19.9.1996
По телевизору в программе о неизведанном и невероятном показывали такой опыт. Делаем картонный цилиндр, ставим его на иглу. Уравновешиваем, чтобы он свободно крутился от малейшего дуновения. Потом отходим подальше и начинаем пристально смотреть или колдовать руками. Даём ему мысленные указания вертеться то в одну сторону, то в другую, или остановиться. Волшебный цилиндр должен с некоторой задержкой исполнять приказы.
Если положить перед собой несколько только что сорванных листочков любого растения и пристально смотреть на только какой-то один листик, то он скрутится или завянет быстрее остальных.

5.10.1996
Посмотрел чудный фильм "Замороженный" (Iceman). Про одного неандертальца Чарли, которого нашли где-то в Антарктиде и, разморозив, оживили. Кончилось тем, что он принял взлетающий вертолёт за какого-то своего бога, зацепился за него и, блаженный, отцепился в бездну.

13.10.1996, воскресенье
Если в школе задают слишком много уроков непосильных, то мы их распределяем на четверых, только вот Кунфинь всё время нас подводит, лентяй.

14.10.1996
После уроков ходил в пахучий зоомагазин, примечал там черепашку пустынную за 30 руб. Некрасивые продавщицы из за прутьев попугаевых клеток косились на меня неодобрительно.

17.10.1996
Трогал буквы то ли из пенопласта, то ли из паралона, то ли из какой-то губки. Они были приклеены на стенд.
После уроков пошёл в зоомагазин и купил у некрасивой продавщицы 15-летнюю девочку-черепаховну.

18.10.1996
Ночь. Папа поехал за мамой в аэропорт чтобы привезти её. Она должна будет приехать после поездки в Париж. Выпал первый снег.
Теперь наша мама каждый раз – надо или не надо – восклицает: "Как, вы не были в Париже?!"
Какие-то учёные написали, что если тискать и целовать кошек в период с 10 до 15 лет, то в старости вас будут одолевать болезни суставов. Якобы переходят микробы от них к тебе. Ну и пусть.
Решил прекратить пытаться сесть на шпагат.
По башкирской литературе заставляют учить стих Даута Юлтыя о каком-то из многочисленных батыров, фу ты... И имена их всех не упомнишь совсем, да и не кажутся мне они героями с их инфантильными и глупыми поступками.
Сестра испекла в духовке своё фирменное печенье, которое один из её одноклассников окрестил медузой, так как Леська их оформляла посредством мясорубки.
Римское слово "сенат" означает собрание стариков.

21.10.1996
Ходили с пацанами в спортивный магазин. Кто-то хотел купить гантели и турник. Я разглагольствовал о том, что физическое строение тела – ерунда, главное – в башке; вот её-то и нужно тренировать. Юпик тоже заразился этими штучками, и я его упрекал за то, что он меняет свои мозги на какой-то спецназ и мускулы. Кунафа бредит этим французским телесериалом "Элен и ребята", поэтому понакупил в подземном переходе всяких наклеек, календариков и проч. на эту тему.
Я же купил у одного бомжеватого мужика, похожего на нашего учителя по труду Фидрата Хайрулловича, электрический конденсатор на 200 вольт, чтобы пускать искры.
Хочу написать философскую работу о роли физического строения в жизни человека. Например, мама накануне съела чего-то солёного и во сне ей приснилось, как она утоляет свою жажду айраном. Ну вот, значит сны зависят от пищеварения.

25.10.1996
Папе на работе выдали пейджер, и типа это круто.
Каждый день покупаю стакан семечек у бабушки на улице.
Между прочим, дети всё запоминают очень сильно, то что для нас фигня, у них – так важно и потом даже. Я всё ещё нахожусь в фазе детства.

31.10.1996
У нас был медосмотр. Офтальмолог была очень добрая женщина. Я удивлялся: как так с ней запросто можно поговорить, спросить что-нибудь; она шутила. Первый раз вижу таких врачей.
Она сказала мне, полистав мои медицинские бумажки, что год назад у меня было отличное зрение, а вот сейчас ухудшилось. Левый глаз видит лучше, чем правый почему-то. Я думаю, это оттого зрение ухудшилось, что я всегда в упор смотрю телик. Мне же надо всё время безостановочно переключать каналы не знай с какой скоростью, а пульта нет у моего советского ящика. Ещё она сказала, чтоб я ел больше моркови и рыбы.
Как это странно всё-таки, что она добрая, ведь она врач...

3.11.1996
Меня на классном собрании причислили к числу будущих 5 медалистов. Весело, а я даже не подозревал, что так можно.
Наша учительница по англицкому сказала, что молодым учителям очень нравится учить детей, а вот старые детей просто ненавидят.
Мама нам часто покупает киндер-сюрпризы, такие шоколадные яйца, а внутри что-то бренчит. Больше удовольствия не от вкуса, а от вожделения и любопытства, что там внутри.
Моя черепаха уже которую неделю ничего не ест, умирать собралась, что ли...

6.11.1996
Азамат абзыйка был восхищён моей черепахой, он её называл "ташбака", что в переводе означает примерно "каменная жаба".
Ещё он поведал мне свою гипотезу о времени. Будто бы наше время это что-то вроде виниловой грампластинки и что можно взять иглу и переставить в другое место играть. И ещё сказал, что наша галактика – это что-то вроде аквариума, который стоит на письменном столе у какого-то великана. Азамат абзыйка, конечно, мужик не дурак, но все эти свои чудны́е мысли он явно нахватал где-то.
Компас можно сделать и так: положить кусочек намагниченного металла на что-нибудь плавучее на воде.
Электронные микросхемы нужно периодически чистить канцелярским ластиком.

13.11.1996
Носились по школе, учителя говорили, что мы дети. Ненавижу, когда всё время повторяют одно и то же.
Всегда нужно мыслить логически. Теперь я понимаю, что раньше я вообще не мыслил. Задачки решал, ища похожие, уже решённые, совершенно не вникая в их суть. Теперь я не ищу в тетради чего там спрашивается, а замедляюсь, немного напрягаюсь, думаю и мне всё становится так понятно. Некоторым учителям нравится, что я говорю своими словами, другие требуют книжной точности. Угадайте, что больше нравится мне?
Бывает так, что в классе все что-то поймут, а до меня не доходит. Раньше меня это нервировало и пугало, а теперь я спокойно считаю, что всему своё время.
Недавно в Индии столкнулись Ил-76 и Боинг-746, погибло 300 человек.
Посадил на кухне в один из цветочных горшков подсолнухи.

22.11.1996
Уралей начал бриться.
Папа обещал притащить ноутбук домой, чтобы я на нём побаловался.

26.11.1996
Картатайка 7 лет в целом провёл на войне: 2 года в армии, 2 года на войне и 3 года в авиации в качестве обслуживающего персонала. Сказал, что пехота – дерьмо, море – лучше, авиация – всего лучше. Летчикам уважение и почёт, кормят хорошо, дают много спать, а если суждено погибнуть, то быстро и безболезненно.

31.11.1996
У нас в школе те, кто более или менее хорошо учится – лохи, а двоечники и оболтусы – крутые ребята. Почему это так происходит – решительно не понимаю. Может быть, знания делают человека добрее, а их отсутствие – наоборот...

16.12.1996
Во всех пиф-паф фильмах злоумышленник, беря заложника, угрожает ему пистолетом и просит вас разоружиться под страхом смерти заложника. Так вот, никогда не надо слушать таких умников, нужно стрелять в него, пусть даже и есть риск попасть в заложника, которым тот прикрывается. Хотя в реальной ситуации попасть, наверное, очень сложно, но что поделать.

18.12.1996
Мы с Азамом всё время вместе ходим в парикмахерскую. Не потому, что вместе не страшно, просто как-то так, а вы думайте, что хотите.
В моей семье денежный кризис, так как хотим купить Лейсянке дублёнку (куртку из дублёной кожи).
Завтра на уроке философии буду защищать реферат про Вл. Соловьёва. Замечательная у нас молодая учительница, которую я, можно сказать, даже люблю. Она в Уфу приехала откуда-то, говорит, что наш город не хочет принимать её. Живёт в общежитии, как-то ели с ней медового мороженого в неофициальной обстановке. Она не замужем. Ужасно умная и все время мне улыбается.

21.12.1996
Ходили с Азамом на дискотеку в первый павильон ВДНХ. Нас там немного покалашматили, шишок набили. Но музон там всё равно был что надо.

27.12.1996
В школе сегодня сказали, что вчера повесилась у себя в деревне наша одноклассница Лейсан М. Она дружила только с одной своей подружкой, с которой сидела за одной партой. Была очень незаметна и необщительна. Дня три назад после уроков, помыв полы, играли в карты с этими девчонками... Как-то так.

28.12.1996
Не пошёл на школьную предновогоднюю дискотеку, так как там один тип терроризирует меня. Ильгизар некий, его же компания побила нас с Азамом на ВДНХ. Вымогает деньги он. Думает, что боюсь, ха.

4.1.1997
Смотрел фильм "Летучий Голландец". Тупое какое-то кино, но почему-то до трёх ночи не мог от него оторваться.
«Мы все одинаковы, потому что все мы пользуемся мягкой бумагой» – изрёк я, сидя после в туалете. Только схватился за ручку двери и уже хотел было толкнуть, но услышал внутри смывного бачка приглушённые голоса женской беседы. И вчера в шуме воды из-под крана я точно слышал эти же, кажется, голоса...

6.1.1997
Мама с папой всё ещё приносят детские рождественские подарки с работы, хотя нам и не полагается по идее, ведь мы уже давно не дети, да и не христиане. Тем не менее, подарки из-за этого обстоятельства нисколько не теряют своей ценности, хе-хе. У меня мания все коробки приспосабливать под кормушки для птиц, вот и от этого подарка подвесил за окно, у меня там уже целый картонный дворец, прохожие с улицы даже удивляются.
Мама где-то подобрала сиамского котёночка, он обязательно будет драться с Мурзой как окрепнет, я думаю.
У папиного ноутбука Toshiba всего 261 мегабайт ПЗУ, в смысле пространства на жёстком диске. Операционная система – DOS v6.22, частота процессора 50MHz (Intel 80 486), чёрно-белый экран. Для сравнения: на школьных компах 44 Мб ПЗУ всего.
Задумался о таком компьютере, который бы мог самосовершенствоваться, учась на своих ошибках, только откуда он будет знать, что именно является настоящей ошибкой?..
Ночью смотрел эротическое шоу "Playboy", ничего так женщины там, медлительные.

9.1.1997
До меня, наконец, дошло это волшебство. Я всё удивлялся, почему иногда совсем холодно сидеть (мой письменный стол стоит около окна), а иногда, наоборот, очень жарко. Дело было не в батареях; оказывается, на оконном карнизе собирался сугроб снега, который не давал проникать ветру. А когда снега не было или он таял, ветер дул в щели косяка. Мистика думал, ан нет, победила логика и пытливая любознательность.
Чтобы не болеть гриппом: 16 долек чеснока и один целый лимон – через тёрку, потом всё это залить одним литром холодной кипячёной воды и дать отстояться четыре дня. Пить всю зиму, и не должен болеть.

23.1.1997
Мама усадила на стул и спросила, кем я хочу быть. Я отвечал, что не знаю. Она сказала, чтобы я обязательно закончил школу на какую-нибудь медаль, потому что с ней при поступлении в вуз вступительных экзаменов не нужно сдавать.
Блин, а ведь точно, кем быть-то? И почему это обязательно нужно быть "кем-то". Гамлетовский вопрос прям. Но всё-таки, это я так парюсь не оттого, что трушу, а просто не хотелось бы в жизни кому-то мешать, быть обузой и т.д. Нужно занять какую-нибудь полочку.

25.1.1997
Праздник. День студентов – Татьянин День. По всему городу массовые увеселительные мероприятия. А я грущу на своём матраце с книжкой какого-то зарубежного автора.

26.1.1997
Звоним на радио, участвуем во всяких конкурсах и хит-парадах. Столько времени провожу возле радио, целыми днями так. Типа я ещё подросток.

12.2.1997
Чтобы проверить, хорошо ли почищены зубы, надо их помазать йодом и в тех местах, где плохо почищено, крахмал окрашивает йод в зеленоватый цвет.

14.2.1997
Обожаю получать валентинки! Мне принесли фельдъегерской почтой целую кучу.
Не понимаю, почему не производят чашки с встроенным блюдцем, неотделимым от самой чашки.
Секунд 10 усидел на шпагате.

19.2.1997
Кажется, сегодня я лишился девственности, если это так позволительно сказать. М-да... Мама, конечно же, застала нас, когда мы уже было уходили провожаться.

25.2.1997
На уроке физкультуры я подтянулся 11 раз. Это для меня нормально.

4.3.1997
В школе после уроков в актовом зале был концерт на английском языке. Я был на нём ведущим и вместе с девочкой из 9 "Б". Декламировал по-английски стихи Рея Бредбери о конце света.

9.3.1997
Миляуша апай, одна из маминых сестёр, опубликовала свои стихи в башкирских журналах и газетах. Все, кто мог, обзавидовались из родственников, кроме, может быть, Азамата абзыйки. Вот такие дела, а ещё родственнички называются.

16.3.1997
Первый раз в жизни попробовал водку. Ужасно противно, но последствия необыкновенны.

28.3.1997
Привёз Маратика Гайфуллина, своего двоюродного братишку, из детской телестудии "Тамыр". Его там снимали в передаче для детей, покажут по телеку, значит. Так клёво там на студии, как в сказке.

31.3.1997
Надул резиновый воздушный шарик, предварительно засунув туда монетку. Монетку можно крутить внутри шара подобно тем мотогонщикам, которые по стене ездят в горизонтальном положении (под 90° к стене) и не падают. Так вот, когда я крутил так монетку, шар лопнул и эта самая монетка мне в глаз угодила. Бо-о-льно.
В нашем подъезде старушки обматывают электрические лампочки полиэтиленовыми пакетами, которые расплавливаются и лампочку уже нельзя открутить. Она уже всё равно становится не пригодна, а значит и никому не нужная, но работающая.
Лучше покупать те электрические чайники, у которых максимальная мощность. Потому что маломощные (Ватт) вроде бы потребляют мало энергии, но зато воду кипятят медленно. А с высоким потреблением энергии, они воду быстро кипятят. В итоге получается, что выгоднее, когда вода быстрее вскипает, так меньше затрат получается для достижения цели кипячения воды, и энергии, и денег, соответственно.

2.4.1997
Я в туалет городской квартиры установил радио, чтобы слушать, когда... чтоб скучно не было. Не понимаю, почему не проводят розетку сетевого радио туда сразу при постройке дома, наравне с кухней.
Халатное отношение к халатам.

9.4.1997
На кухне маленький телевизор изнутри сгорел, вернее расплавился, весь на пол стёк, пластмассовый же.

11.4.1997
Юпик на уроке по алгебре брякнул такое: «...я функцию привалял к нулю». Я весь урок не мог успокоится от смеха, даже под парту сполз, чтоб не выгнали из класса.
А, по-моему, кенгуру – это тот же самый заяц, только побольше.
— Конину ел, лосятину ел, а вот осликов не ел.
— Ты что, в школу в галошах пришёл, что ли?

23.4.1997
Если разбавить мёд с водой и выпивать это с утра, то весь день не будет хотеться кушать, так как при расщеплении сахарозы в желудке выделяется много энергии.

4.5.1997
После уроков пошли к Урику жарить картошку на маргарине во фритюрнице, делать чипсы, то есть. Потом сыпали солью сие блюдо и смотрели порнофильмы. Стыдно нисколько не было.

14.5.1997
После уроков уже завели порядок оставаться в школе до вечера. Сдвигаем парты и играем в настольный теннис, в качестве ракеток используем практикумы по органической химии. Играем также в покер иногда. Зульфия Ташбулатовна (ЗТ) нас пытается разогнать, но мы-то хитрые, ключи воруем, прячемся от вахтёрши в женских туалетах.
А один раз вообще ринг устроили в классе и боксёрские поединки проводили.
Я, кажется, решил поступать на факультет иностранных языков, изучать английский.
В этом году в начале учебного года у меня начался период какого-то затуманивания сознания, что ли. Как во сне живу, чуть под машину и трамваи не попадаю из-за своей задумчивости и рассеянности.
Украинское слово «сумный» совмещает в себе понятия, передаваемые по-русски словами: грустный и задумчивый. Я давно заметил это и начал выделять «таких» людей; они часто уставятся на что-то и подолгу пристально смотрят туда; это вам не какие-нибудь бегающие свиные глазёнки.
Долго смотрел из окна на один автомобиль. И вдруг (от моего взгляда, надо полагать) у него начали дворники работать: туда-сюда. Мистика!

5.6.1997
В общем, 10 класс я закончил на отлично, нет «четвёрок» совсем.
С Уриком на улице М. Гафури накупили 2-х литровых баллонов Coca-Cola и Sprite и спустились к реке с обрыва памятника Салавату Юлаеву. Там бродили по берегу Агидели, кидались грязью. Там ещё какая-то парочка на пляже была, завидовали... мы. Слушая чаек, закрытыми глазами смотрели на солнце и мечтали о будущем, чуть не заснули так.

Ездили с мамой в Турцию. Мама там работала детским врачом в летнем лагере, а я у неё в качестве бесплатного приложения был. Там я ни с кем не дружил, не знаю почему, хотя я очень хотел.

7.9.1997
Если у меня когда-нибудь будет сын, то мы будем каждую неделю покупать какой-нибудь фильм и смотреть его вдвоём.

11.9.1997
Ну вот я, наверное, наконец и стал таким мальчиком, который нескромен, всё время кричит всякую чушь и заигрывает с девчонками.

12.9.1997
Вот я, пожалуй, и влюбился! А в кого, сам знаю, и вам не скажу.
По астрономии полагается всем посмотреть в настоящий телескоп ночью. Разделимся на группы. Я хочу, чтобы она оказалась в моей группе, тогда бы мы с ней убежали куда-нибудь с этого чердака.

19.9.1997
Ехал в автобусе, разваливающемся на ходу, как такие вообще держат ещё. Я сидел на том месте, где подо мной колесо и вот оно обо что-то задевало, тёрлось и нестерпимый запах палёной резины был в салоне. Соседние парни смеялись, а мне было страшно в ожидании взрыва.
Несомненно, надо учить детей прощать.
А в последние минуты своей жизни я скажу что-нибудь типа: "Я растворяюсь в вечности..." (сам придумал)

13.10.1997
Мы с Алькой, моей одноклассницей, решили не мудрить, а просто так дружить. Ну и молодцы, давно бы так. Она мне рассказала, как они с девчонками в желании опьянеть купили коробку шоколадных конфет с ликёром, что ли, или с коньяком, еле-еле съели её, но нисколечко не опьянели, только плохо было.

6.11.1997
Сегодня я первый раз в жизни очень сильно напился водки. Пришли Аблеська и Альбинка и мы распили папину бутылку. М-да... Я потом стоять не мог на ногах и пах как туалетная вода.

4.12.1997
Устраивали что-то типа КВНа. Я пел песенку Ляписа Трубецкого "Ду-ду-ду, я тебя всё равно найду". Был признан почётным жюри самым лучшим танцором. Наши девчонки меня разодели и разукрасили, как могли. Впервые, так сказать, почувствовал притягательность сцены и славы.
Все напились, как черти. Вообще, в последнее время в школу не ходим, а утром идём к кому-нибудь и пьём алкоголь, совсем опустились, народ. Недавно также курить начал.

11.1.1998
У меня маман-шарман вообще кадр, конечно.
Я в любви объясняюсь в первый раз в жизни, понимаешь, а она берёт и выдёргивает телефонную вилку из розетки, хватит, мол, трепаться.

13.11.1997
Не вылезаем из кинотеатров, все фильмы пересмотрели уже. Сидим дымим сигаретами, как настоящие хулиганы, прям в зрительном зале. Народу мало. Хорошо. Только жалко, денег всегда мало.

19.1.1998
Заходим часто в каморку к нашему бывшему учителю по труду Феде. Курим там сидим и в картишки играем, я всегда проигрываю, так как не могу упомнить всех ушедших карт.

2.2.1998
В парке им. Ивана Якутова на скамейке около озера долго целовались. Смуглая, на индианку похожая. Её никто не любит в нашем классе, называют мышкой. Но она хорошая, добрая и очень жизнерадостная, на самом деле, вне школы.

7.2.1998
На очередном «партсобрании», а иначе – попойке, признавался в любви в ванной комнате, где пахло рыбами и морем. Из крана текла вода, кап-кап; она сказала мне, что любви нет, закрыла воду и вышла, выключив мне свет. Я остался в темноте слушать капли и успокаивающийся стук своего удивлённого сердца. Думал о том, что к экзаменам всегда готовился в туалете, под успокаивающий журчащий звук смывного бачка; как специально мало ел, чтобы больше запомнить; как завидовал другим отличникам в своём классе, как бурчало в животе в библиотеке, когда за окном уже темно. Как оставались после уроков в школе и играли чемпионаты с товарищами напропалую в крестики-нолики и прочие игры на бумаге в клеточку до вскипания мозгов.
Потом вдруг почему-то начал вспоминать, как подростком, когда никого не было дома, наряжался женщиной: надевал платья, чулки, каблуки и т.д. и расхаживал в таком виде по дому, подолгу вертясь перед зеркалом.
А потом, как бегали с ней друг за другом, не чувствуя мороза, роняли в снег, слушали учащённые сердца. Усмехнулся про себя, странно...

6.3.1998
После уроков оставался в кабинете информатики, печатал реферат свой по Карлу Ясперсу в редакторе текстов "Lexicon" под управлением DOS. Рустем Наилович, наш учитель по информатике и классный руководитель по совместительству у 9 "А", в котором всего один мальчик. Так вот, девчонки его класса вокруг меня крутятся, а я сижу себе реферат свой печатаю на матричном принтере, вернее, пытаюсь. В итоге с одной из них уединился где-то на верхних тёмных этажах нашей школы, но вахтёрша прогнала нас оттуда.

14.4.1998
По МХКИ (Мировая художественная культура и искусство) ходил на олимпиаду, мест не занял. Зато про историю Москвы расписался так, что все ахнули.

19.06.1998
До утра был школьный выпускной вечер. Ходил в элегантном костюме и с дорогой причёской. Чувствовал себя доном кем-то там.

20.7.1998
Без мамы в деревне хорошо. Поели жареных окуней и без роздыху играем в покер целыми днями.
Не знаю зачем, но пацаны во что бы то ни стало стремятся девушку склонить именно к сексуальному контакту, будто в этом что-то есть. Это как-то так, пилорамы, сеновалы, берега озёр или какие-нибудь вонючие сараи. Романтика, блин.
В деревне всё живое выглядывает из окон, при малейшем движении по фронту улицы. Меня это жутко раздражало, хотя со временем и за собой начал замечать эту тенденцию.

14.08.1998
На репетиторских курсах юрфака судьба свела меня с одной красавицей, лауреаткой прошлогоднего конкурса «Хылыукай».
Она в самом деле была очень красива. С ней я бродил по своей школе. Мы сидели на подоконнике с настежь распахнутым окном. Впереди был большой неведомый мир студенчества. Мы долго целовались, я сильно волновался, тогда я ещё не был философом. Потом через пару лет я буду встречать её в транспорте, мы почему-то не будем даже здороваться. Она разведётся с каким-то случайным мужчиной, останется ребёнок, но всё это потом, а сейчас запах лета и мне 17 лет. Через 5 лет я увижу её в приспущенном тонированном стекле на переднем сиденье дорогого автомобиля, это будет всё тот же университет, пред которым всегда образуется автопарк. Ей никогда не нравилось, как я одеваюсь, ей было даже стыдно немного из-за этого рядом со мной. Она по-прежнему хороша собой, иногда я встречаю её раскрасневшуюся от алкоголя в барах.
А ещё раньше, помню такой эпизод. Недоброжелательно открывает дверь своей квартиры, но, увидев меня, радостно кидается мне на шею, потом бежит быстро в зал, чтоб экстренно прибраться там. Мы вешали тюли, она гладила их утюгом, а я прицеплял скрепки и вешал на гардины. Потом целовались через или сквозь них, примеряла на мне какой-то парик, я дурачился, смеялись до слёз.
Помню ещё песенку в её магнитофоне, где были слова «ты не верь слезам, всё вернётся, после долгих ночей...»

29.09.1998
Пошли пропивать первую стипендию. Налакались пива и развлекались тем, что ни с того, ни с сего орали в лица прохожих бабушек. Некоторые прям так и оседали на землю от шока. Я отбирал жертв, критерием для меня выступала злобность лица. Кильдика мы изображали так: "От души, братан, не обессудь и не в кипяточек. Ну а я как?".
Одногруппница отписала мне в записке, что «романы между львом и скорпионом непродолжительны, но страстны». Прочитав это, я посмотрел на её квазизагадочное выражение лица и подумал: «наверно, вычитала где-то».

29-30.04.2000
Ночами гуляю в деревне. Мама читает лекции на тему "как низко ты пал" и не даёт отсыпаться днём. Тогда я прячусь на сеновале соседки Хании абийки и там сплю как какой-нибудь Фан-фан-Тюльпан. И что, спрашивается, пристали? А если бы меня совсем не было. Тогда бы не приставали... Значит, чего-то хотят от меня.
«Спасибо Вам за то, что вы меня, не зная сами... так любите».

22.10.2000
Курить бросить не могу никак, блин. Жить долго хочется. Надо быть примерным малым.

13.04.2001
Обычный день.
Все наши беды от незнания, хотя такое положение вряд ли можно изменить.
Таинственность ворочает миром...

26.05.2001
Вчера ночью сорвался и полетел в Черниковку к ней. В полуобморочном состоянии она позвонила мне и плакучим голосом медленно так заявила, что только что вспорола себе вены и что весь ковёр теперь в крови, она не может встать и что совсем не знает, что ей теперь делать и что у меня всё время было занято на телефоне. М-да... Я быстрей в телефонный справочник, позвонил её соседям, дрожащим голосом объяснил ситуацию.
Осталась жива, в итоге. В общем, она была очень пьяна и не ведала что творила...

4.06.2001
Вспомнилось. Я отличаюсь любовью к курям. Раньше я выращивал их у себя в саду. Даже сделанный мной миникурятник всё ещё стоит во дворе, догнивает.
Мы заезжали по пути в деревню на рынок, находили добрую бабушку или весёлого паренька, продававших с машины цыплят. Тебе самому предоставлено право осуществить выборку товара. Ты благоговейно запускаешь свою осторожную руку в это жёлтое, пушистое, галдящее море жизни и нежно поднимаешь тёплого и истошно кричащего счастливца. Думаешь при этом, что вот этот – самый хорошенький и красивенький. А продавец при этом смотрит на тебя и одобрительно улыбается, говорит, что они только вчера вечером вылупились.
Хочу, чтобы и меня тоже так выбрал какой-нибудь мальчик-чудак, любил. Маленький Принц.

28.06.2001
Прощай же грусть. И здравствуй грусть.
Ты вписана в квадраты потолка.
Ты вписана в глаза, которые люблю.
Ты ещё не совсем беда.
(Поль Элюар)

Вернулся из больницы. Воспаление поджелудочной железы, иначе – панкреатит. Ужасные мучения, было действительно очень больно, хоть и кололи обезболивающие. Много попросту лежал. Один и тот же потолочный рисунок перед глазами. Старики на соседних койках иногда матерятся, как подростки. Одного из них повезли на операцию; по всему коридору, когда провозили на каталке, больные сочувственно отворачивались. Рядом шёл, держа за руку, его новый друг-алкоголик и со слезами на глазах напевал надрывно: "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!"
Шланг с видеокамерой в моём чреве, так неестественно и противно.
Молоденькая медсестра предложила раздеться... полностью; при этом была предельно серьёзна, но мне не было смешно – клизма.
Человековед, готовься к уколу, не бойся – импортный шприц, витамин B12. Её осторожные прохладные пальцы на моих ягодицах.
С утра в коридорах тюки с бельём, от которых пахнет испражнениями. Скорбность на всех этажах. Никто никому не нужен здесь как-то по-особенному. Только один человек за всё время посмотрел мне в лицо, это была повариха в столовой.
Всю ночь просмотрел на огни города, вначале было страшно, а потом стало как-то просто грустно. Никто не ругал за ночные гуляния (на посту никого не было), хоть я и простудился. В ординаторской подслушал секс главврача и той самой моей медсестры, было противно почему-то и я ушёл пытаться спать.
Здесь остро осознаёшь, что ты такой же, как все, что можешь так же легко исчезнуть, как это делают многие... В длинных больничных коридорах моё тело иногда перестаёт слушаться, не поворачивается на поворотах.
В глубине ночи я тихонько гладил себя, ибо так хотел... с такой нежностью больше никогда...
В этом больничном царстве каждый сам за себя, один только бог за всех.
С тех пор, проезжая вечерами мимо корпусов больницы, я всегда поглядываю в их горящие окна.


понедельник, 29 ноября 1999 г.
По философии в институте проходим эпоху Просвещения с её рационализмом и объективным идеализмом. Читая книжки (дурной мальчишка), касаемые этой темы, постоянно находился в состоянии перелётов. Улетал то на сторону идеалистов-романтиков с их придуманными сверхмирами, а потом узнавал что-то новое, логично доказуемое и совершенно только теперь понятное и мозг мой кричал тогда: "Это правильно!". Материализм, конечно, более плотно сидит в формах. Может быть, всё остальное нематериальное, это лишь какие-то иные, ещё не познанные и не открытые учёными формы материи?.. Как знать. Тогда нематериальность можно будет взять да и изменить. Хочу потрогать добро, я хочу положить его в карман и пойти с такой штуковиной на свидание. Но повторюсь, чтобы оставаться идеалистом до конца, – необходимо хоть раз в жизни кинуть гантели со своего балкона.
Я, кажется, даже помню, когда я впервые серьёзно задумался и начал философствовать. Это было в раннем детстве. Удивлялся папе, как это он так просто и даже безразлично, смотря на небо, говорит, что "там" нет конца, что это бесконечно, понимаешь, бес-ко-неч-но! И смеялся надо мной, когда я обиделся на него за это, обозвав подлым лжецом.
Ещё помню другой случай. Мама огласила условия игры: кто первый заснёт, именно тому достанется утром мороженое! "Но как же определить победителя" – пугаясь своего невольного вопроса, усомнился я. "Странная игра..."
"Одновременно она была натурой таинственно глубокой, причудливо сочетавшей в себе почти невозможное – задумчивую ветреность и тёплый холод..."

среда, 1 декабря 1999 г.
У папы вчера 46-летие было. Понятно, родственнички приходили. Молодая Светлана енга была тоже, она учится тут в Уфе. Консультировалась у меня по поводу того, как лучше сделать шпоры. Ну, я ей о важности качества бумаги, и про скрепочки и жевачки, чтоб коленкой в случае чего к оборотной стороне парты прижать...
Айратику дал полтинник (50 руб.) и наказал купить пластиковые карты, точно такие, какие были в этом году у Морса в деревне. Ох как весело было тогда. Играли целыми днями в покер, ездили за тридевять земель на телеге за горохом, брызгались с Морсовской сестрёнкой, ночами прикалывались с девчонками. Но мне кажется, что с ними мы ещё не стали настоящими друзьями, возможно потому, что они мало для этого подходят.
Ну по крайней мере, *** осталась моей в самый последний момент. А ей даже ни одного письма не написал. Сама же она сказала, что первой ни за что не напишет. Я – типа адрес потерял, но всё равно стрёмно, скучаю я по ней, мечтаю, что это тот человек, с которым я буду как с собой, но это только... Самое дурацкое разочароваться в ней, она у меня такая... такая, в общем хулиганка.
С Бореем вот соединяемся через модем, хотели NFS и Warcraft поиграть, но обламывались постоянно – эта вечная борьба с техникой...

четверг, 2 декабря 1999 г.
Сегодня по поводу замужества С. Г. пили чай с кахеньками и чак-чаком в институтской столовой.
Айратик купил мне по моей просьбе пластиковые игральные карты. Пока они являлись неигранными, я попросил Леську погадать мне на... девушек, кого же ещё!.. Вроде, всё как бы и сходится.
Всё началось с Башмачки...
День начинался так. С утра встав к 3-ей паре, не торопясь сделал все дела, опрокинул рюмочку портвейна, который оставался с папиного дня рождения (только не знаю, зачем я это сделал, может быть думал, что на философии буду спокоен, а потому и интересен в размышлениях) и отправился в институт. Но пара уже закончилась к тому моменту, как я подошёл, а я-то столько готовился! Материя первична! Дух вторичен как всегда... Думал выпучусь, узнают обо мне одногрупники, какая я на самом деле натура таинственно-глубокая. Но я бы всё равно не смог. Это ладно. Затем Алиюшка там кружилась, ну я и с дуру её что-то при Ромке ляпнул, что ей, естественно, не понравилось. Она сказала, что я буду долго жалеть об этом, а я, что мне совершенно наплевать. Ну и она давай дуться, а мне так плохо стало, так плохо почему-то. Это и послужило каплей, которая переполнила чашу. Я с огорча решил позвонить Айс. и, чтобы она... не знаю, так решил и сделал. Начал меланхолично ныть ей про своё, а она начала говорить о том, что мол ей тоже не так уж приятно, когда я вот так ей звоню и порчу настроение. В общем, она заплакала почему-то и положила трубку. Она также говорила, что долго так терпеть не сможет, что я такой – с ней не гуляю и т.д., в общем не общаюсь с ней, а лишь названиваю, и то, чтобы испортить настроение. И ещё она про то, чтобы я попытался исправить себя, я ей, что мол нет и нет, а она своё. Кажется, она разочаровалась во мне. Вроде, как прикольный с виду казался, а вот оказывается какой зануда. Просто мы с ней оба "плаксы" и поэтому не можем как-то друг с другом, чтобы помогать друг другу или понимать. Думается, что она нервничает из-за того, что у меня много девок. Сначала-то она была согласна на свободную любовь, но теперь, видите ли, ей расхотелось так – собственница. Я и рад буду, если она меня бросит, не люблю я её по-моему, хотя точно не люблю, и не любил никогда. Просто так получилось, что человек понравился, да ещё мы оба хотели одного и того же: "поприкалываться", мы ведь разнополые существа, в смысле того, что всегда интересно с противополым общаться, тем более, что есть реальная возможность обращения всего этого во что-то большее.
Короче говоря, ещё больше усугубила моё и так никудышнее настроение. Я полежал чуток на своём матрасе, на полу который расстелен, и решил позвонить Леське В. С ней всё нормально стало, просто и без неё бы так было м.б. С сестрой откровенно, хорошо так, мило, очень мило по душам поговорили за чашечкой чая с лимоном и маргарином. Вообще, единственная представительница женского пола, с которой мне довелось так близко общаться, и притом общаться так интеллектуально содержательно, когда бы оба мы понимали друг друга пусть не абсолютно, но хотя бы максимально приближённо, – это моя Леся, сестричка любимая. Она сказала, что у меня недостаток такой, не очень приятный, что я всё время, где бы и с кем не находился, всегда всё и вся критикую, причём делаю это не то что бы необъективно, а как-то на личности перехожу, критикую не действия или поступки, а именно саму личность человека. Надо на самом деле прекращать в срочном порядке данную тенденцию и становиться спокойным и уравновешенным гражданином, не лишённым чувства нормального юмора.
Сидели с ней напротив друг друга, изображали мимикой любое телодвижение, как мартышки: я её, а она меня, кто как что делает или говорит. Крутили глазами, строили самые немыслимые гримасы, не моглиостановиться от смеха, показывая друг на друга пальцем. Потом всяких эстрадных певцов изображали.
Когда просто хочется поговорить или после каких-нибудь судьбоносных событий или дней, я захожу поболтать к сестре в её комнату, а она уже собирается спать. Начинаю, например, советоваться с ней, как поступить и почему-то от этого те вещи, о которых мы говорим, становятся мне менее безразличны. Потом я, хвастаясь или радуясь какому-нибудь из своих бывших, настоящих или будущих успехов, начинаю кривляться перед ней, вытанцовывая всякие придурошные движения, традиция чего идёт уже с детства. Она привыкшая к этому и поэтому просит меня очистить помещение, ибо ей нужно завтра рано вставать с утра.

Скажите мне, почему я так не люблю этих пожилых женщин, которые только и мыслят, что о каких-то тряпках, шмотках и всю жизнь свою сознательную обсуждают жизни, как им кажется, несознательных людей. Причём эти несознательные граждане порой даже являются их сыновьями или ещё что-нибудь в этом роде. Да, да, такие люди всегда суют нос. Вы скажете: "Так не обращай на них внимания!" Но как же не обращать-то, когда их так много везде, их очень много, а "нас" считанное число. Это я-то буду нестандартно жить, когда вырасту?! Бросьте, я буду такой же как и все, может быть чуточку умнее остальных. Умнее не в смысле больше буду знать, наука, учёный, а с философской точки зрения, больше буду понимать в этой жизни. Честно говоря, хочется встретить, хочу такого человека, который бы меня понимал, был, если хотите, похож на меня. Но мне с ним не долго придётся быть, по ходу, в силу того, что мы с ним и будем так похожи, я имею ввиду половинку свою.

суббота, 4 декабря 1999 г.
Я выявил ещё одну методу, довольно действенную, по крайней мере для меня. Суть её состоит в том, что надо всё время быть как можно более спокойным. А для этого нужно отучиться от целого ряда комплексов, плохих привычек, пороков и других неприятных вещей. Всегда нужно говорить себе: "Успокойся, не стоит это того, чтобы так беситься". Кроме того, при спокойном состоянии производительность труда заметно возрастает, лень уже не так одолевает и её становится очень легко победить. Только вот не пойму, чего больше стало преобладать – чувств или разумных логичностей. Ну, как бы там ни было, преимущества новоизобретённой мной для меня стратегии налицо. Да и отношения с людьми как-то наладились. Они бы стали ещё лучше, если бы я бросил свои привычки дурацкие, хотя бы одну – критиковать кого не лень...

четверг, 30 декабря 1999 г.
Не пойму почему, но уже сколько месяцев – я самый натуральный меланхолик.
Не знаю, все как будто чужие мне – все, даже друзья, мне завидуют и только и ждут, чтобы я обломался.

суббота, 8 января 2000 г.
Вот читал Шукшина "Любавины" и нашёл там кое-чего про себя:
"Началась другая жизнь. Он только похудел и в глазах погас неприятный блеск раннего самодовольства. Глаза стали задумчивыми. С новыми людьми сходился трудно, больше молчал. Был справедлив, даже резок. Он ожидал, что теперь начнутся невероятные трудности, которые он будет стойко переносить. Никаких особенных трудностей не было. Прошло не так уж много времени. Он не без удивления замечал, что к нему с уважением относятся самые разные люди. Это насторожило. Он знал за собой одно такое качество: мог легко понравиться, когда хотел этого. Он раньше знал точно: когда после его ухода говорят "хороший парень", а когда не говорят. Причём, когда говорили "хороший парень", это не радовало. Значит, дальше надо напрягаться и поддерживать в людях это мнение о себе. А поддерживать в основном приходилось болтовнёй и притворством. Он притворялся, что ему хорошо в обществе тех или иных людей, смеялся, когда не хотелось, внимательно слушал, когда заранее было известно, чем кончится рассказ. Причём делалось это зачастую без всякой цели – просто трусил быть самим собой. Скажи какому-нибудь, что его скучно слушать, – обидится. Помолчи с какой-нибудь вечер, другой, скажет: дурак. И приходилось изощряться. Впрочем, и искусство-то не ахти какое, но утомительное. Начав другую жизнь, он первым делом решил быть самим собой, во что бы то ни стало, в любых обстоятельствах. И стал. И заметил, что люди за что-то начинают уважать его. Он перебрал в памяти всё, что он делал и говорил, и не нашёл, чтобы он в последнее время угождал кому-нибудь, поддакивал, говорил, когда не хотелось, или молчал, когда хотелось говорить. Это открытие радовало – так было легче жить".

А я такой молодой и красивый сижу, искривясь, уже 7 подряд часов в библиотеке. Мне жалко, скольких дев я не обнял, скольких я не поцеловал, не обрадовал и не опечалил... Что я читаю? Бердяева. Тот любил женщин; говорил даже, что только они его по-настоящему понимали. Искал свободы, дарил случайным девушкам книжечку с Конституцией республики, в которой живём. Глупости всё это. Из библиотеки выхожу как из тюрьмы, продолжаю говорить сам с собой шёпотом, голова болит. А вчера ходил к одному неудавшемуся старому философу, он распродавал свою домашнюю библиотеку. Я купил у него Гегеля. Такая диалектика души, понимаешь. Всё же это ничего. У меня ещё остались школьные кореша. Сегодня вечером пойдём пить с ними водку. Хотя бы я буду "свой". Привет–пока.

8.10.2000, воскр.
В деревне развлекался тем, что мышей ловил: рыжих полёвок и простых серых...
4 шт. удалось сюда в Уфу в банке транспортировать. :-)
В деревню как поеду, так замаялся уж, думаю всё об этой деве малой. Райцентр проезжаем ли, по деревенской улице топаю ли, всё о ней...
А с папой так прекрасно за грибами сходили. Правда, ни одного гриба не нашли. Зато я в горе листьев валялся, на солнце пытался сквозь зажмурившись смотреть (люблю так делать) и всё такое радужное, в общем – здорово! Про запахи совсем молчу, конечно.
В саду чистили территорию, на соседской лошадке возили мусор на сүплек (мусорная свалка). Лошадку я прозвал одноглазым Джо, т.к. у неё один глаз һуҡыр (незрячий) был.
Между делом, на веранде да на сундучке, успел я законспектировать Постановления Пленума Верх. Суда РФ.

19 февраля 2001 г.
У меня уже основательная коллекция порно-картинок и коротких видеороликов собралась. Я их всё коплю и коплю, а вот зачем я это делаю и сам не знаю, я их и не смотрю теперь ведь даже. А помню, было время, когда все эти девушки были мне совсем как родные, как я торопился домой, чтобы скорей увидеть их снова, с раскрасневшимися коленками от собачьих поз (помню их такими), как я скучал по ним в деревне. Я знал их тончайшие особенности, каждую родинку и морщинки. И какие эти порно-актрисы притворюшки, все их неискренние позы... Ни с кем так часто я не встречался тогда, как с ними на экране своего монитора. Они всегда подмигивают мне там.
Посреди ночи, стараясь кончить под конец ролика вместе со всеми, она, улыбаясь, машет тебе рукой и говорит по-английски, что надеется, что мне понравилось и что мы снова увидимся скоро.
Удивляюсь я этим фильмам: эти актёры, они там вообще впервые что ли видят друг друга? А актрис этих иногда так вообще, кажется, за людей не принимают.
Когда я думаю о том, как снимали когда-то эти старые порнофильмы, я по-иному чувствую истинность фразы, что все проходит.
Вот он заходит в комнату, где она красивая. Она протягивает ему руку, и он пожимает её. Он, как водится, спрашивает, как её зовут, сколько ей лет и откуда она родом. Какой в этот раз она хочет секс?

пятница, 23 февраля 2001 г.
Сегодня праздник: День Советской Армии и военно-морского флота.
Девчонки наши сегодня нам всем, мальчишкам, дипломы вручили. Я получил диплом в номинации "Интернетом исполосованный".
Сегодня после лекций Гришан, Бигловский, Алмазон и я пошли в бар "Inter" напротив института пить пиво в честь праздника. Гришан достал свой неизменный насвай, похожий на высушенный гусиный помёт, и закинули мы все его. Говорят, он помогает бросить курить. Ну так вот, после всего наша команда отправилась в фирму БИС заключать договор на поставку интернет-услуг. Всё это богатство стоит 200 р., причём 1 час эфира стоит 12 р.

Я всё ещё твёрдо стою на той позиции, что чем больше информации всевозможной в человеке, тем лучше. Пусть хотя бы даже это будет что-то плохое, всё равно человек должен стать мудрее и разобраться сам. И ещё: я отрекаюсь от того поиска, что я веду уже очень давно: я отрекаюсь от того убеждения, что нужно раз и навсегда написать где-то на висящих в небесах огромных камнях, что есть зло и добро. Думается мне, что нет ничего этого вовсе, а все другие вопросы каждый должен решить для себя сам. От нас же требуется как можно больше дать информации человеку для того, чтобы он сам выбрал. А то, что выбрано самим собой, а не привнесено и насажено извне, всегда более прочно и сильно. Да к тому же, если всё будет так разно, то и жить, может быть, веселее и интереснее станет.
Интересно было бы узнать, кем я был в прошлой жизни?.. Только вот думаю, если узнаю я это, то жизнь моя так или иначе покатится именно по этому пути, я даже сам того не замечу; вот что страшнее всего, вот что.

26 февраля 2001 г.
Ездил в воскресенье на «тучу», там купил какой-то порно-диск. Сейчас сижу и думаю: какой же я всё-таки идиот. Деньги на какую-то хрень потратил. Блин... Даже там притворяются, на их вспотевших лицах отчётливо видна неприязнь друг к другу.

воскресенье, 4 марта 2001 г.
Ехал в маршрутке; зачем я иду туда, пьянь господня, а позади девушка сидела. Света в автобусе не было, у шофёра играло трескучее радио, девушка же подпевала ему только губами, было мне слышно её, о том она не знала; сказала также подружке своей, что если бы не попала в больницу, то не похудела бы и потому это очень даже хорошо. А ещё ноготь сегодня сломала, теперь придётся все состригать, блин.
Продолжаю думать, как всегда, обо всякой дряни и ещё подумалось мне...
Можно было бы написать стишок на эту тему. Например, что-нибудь ассоциации с названием вывески и так далее замкнутый круг. Таким способом всю свою жизнь с остановками описать можно, наверное...
Счастье – это когда твой маршрутный автобус заворачивает на сипайловский кратер; атмосферное давление в городе на песке больше, поэтому слегка закладывает уши; на мёрзлом стекле кто-то сделал смотровой иллюминатор, через который весеннее солнце сильно бьёт по глазам. И какой бы ни был автобус, и кто бы в каком бы настроении ни сидел там через сотни лет, и куда бы ни ехал, не думал о чём, будет закладывать ему уши. Снова слышу разговор тех двух девиц на заднем сиденье: девушка говорит своей подруге, что, к сожалению, оставила свою тетрадь со стихами дома, но в следующий раз обязательно её возьмёт с собой.

пятница, 9 марта 2001 г.
Сегодня отсидели уголовный процесс, а на криминалистику не пошли, т.к. там лектор-мужик читает свою, только ему понятную лекцию и услыхать его нет ни малейшей возможности и дабы не тратить столь драгоценное студенческое время, три паренька (я, Айратон и застрельщик Салтын) отправились за подарками своим группным девчонкам к 8-му марта.
Немного опоздали мы, конечно, с подарками-то, но ничего. Я лично всегда недолюбливал 8 марта, стыдно, конечно, но кажется из-за того, что в этот день подарки нужно ходить искать покупать, а затем их дарить.
Ну так вот. По наводке Салтына приехали мы в какую-то глухомань близ отделения Сбербанка и южного автовокзала в какой-то задрипанный богом забытый китайский оптовый склад, магазином-то его не назовёшь. Кстати, забыл упомянуть, что Бигловский согласился с Салтыном ехать и меня ещё прихватить лишь постольку, поскольку имелось основание предполагать, что останется некая сумма в сальдовом остатке, которую долженствовало как-то потратить, дабы очистить совесть от неосновательного обогащения; это могло означать только одно – пиво на пустой утренний молодой желудок.
Ну, дальше. Заходим мы, значит, в этот китайский рынок и сразу такое ощущение, что попали мы в далёкие пред-90-ые года, всё как тогда – и цены, и запах, и обстановка, всё. Вещи все самого наихудшего качества и по самим бросовым ценам, а чего ещё. Купили мы, значит, 14 фотоальбомов и 14 же каких-то стрёмных косметических зеркалец с некими китайскими иероглифами типа Хонь-жонь-фуань (как корчил Айрат :-) Я же всё отговаривал от зеркалец, имитацию клея момент так и не смог купить в качестве сувенира...
За всё время нашего путешествия мы успели обсудить многие вопросы, как то: удобные позы при половом акте, какое пиво лучше, почему Шишкин Азамат такой скряга и как Айратон таскает свой недавно подаренный ему огромный чемоданчик-портфель, пусть даже взял туда с собой лишь футляр от очков.
Итак, нагрузив большой пакет и всучив его Салтыну (он был почему-то ответственным по подаркам), пошли покупать пиво на оставшиеся 30 руб. Однако подошёл трамвай, на который Салтын не замедлил вскочить и быть таковым, однако же, мы с Айратоном, давние пивные лакатели, не преминули стрельнуть из личного запаса Салтына последний в этот день чирик, дабы усладить свои телеса томной негой выпивших студентов.
И вот, сидя на задних сиденьях старого 2-х рублёвого 17-ого автобуса, разговаривали мы со своим другом о том и об этом в простой мартовский полдень, в самый обычный весенний день, чистый и чертовски приятный как сама жизнь. Эх, ма...

понедельник, 16 июля 2001 г.
Прочитал Ричарда Баха. Тоже теперь ищу девушку своей мечты. А мне что, ничего особенного не нужно, лишь бы дура не была. Всю свою жизнь я искал любви. И сейчас ищу.

понедельник, 23 июля 2001 г.
Я не хотел ехать в деревню потому, что там уходит время зря, а красоты природы меня не трогают. Сижу, значится, дома в деревне вечером, мама с папой в бане, и тут знакомый до боли свист под моим окном; сразу нахлынули воспоминания из моего разбитного детства, когда я ночами пьянствовал самогон с местной шушерой. Выхожу во двор, там меня вызывают на улицу и будто бы ко мне приехала она из Прибельска на мотоциклетном кортеже. Однако моему взору предстала совсем не утешительная картина: кортеж с минуту на минуту должен был пострадать от беспринципных рук местных хулиганов. На мне она повисла так, что и не отодрать. После обниманий посреди многолюдной улицы всё пошло совсем уж некстати стихийно. Кортеж из 2-х мотоциклов был уже на границе и норовил умчаться как можно дальше, у меня же на руках, как вы понимаете, она.
Делать нечего – остались мы на дороге с ней одни. Пошли ночевать в отцовскую машину. До утра там сидели. Причём она никак не могла успокоится от мысли, что ей предстоит знакомство с моей маман, о которой была премного наслышана. Всё причитала «ох да ах», «как же я» да «как же ты».
Наутро же маман выругала всех, и я, расстроенный, увёл мою зазнобушку подальше. Решено было идти пешком к ней в посёлок. Пошли. Вдоль реки Белой. Идиоты. 25 километров.
Таки дошли. Останавливать попутные машины не смели. Стеснялись. Устали слишком сильно. Причём жара стояла неимоверная. Насилу добрели до Прибельска. Там мне было не до шуток тоже. Её оказывается тоже поехали на машинах искать. Короче говоря, со мной говорили как с тем, кому предстоит нести по отношению к ней супружеские обязанности. И вообще, тон был матримониальный, если говорили о нас. А говорили только о нас. Каждый пытался высказать своё суждение о происходящем. Оценка давалась с точки зрения нравственности и морали. Тоска, короче говоря.
К вечеру все, вроде, успокоились. Я всё ходил со страшно грустной миной. Но, однако, я, пожалуй, никогда не забуду этот наш поход. Я пил воду из Каракуля, мы купались в Белой, я демонстрировал мастерство прыжков с крутого берега в воду, мы занимались первобытной любовью под черёмухой, которую я ел, глотая косточки.
Однако, продолжу.
Ах, столько там родни в этом Прибельске. Нужно сказать, что посёлок этот – та же самая деревня, только побольше. И вот всех мне пришлось перевидать. Досталось нам. Но оба были рады, что вот так, и ничуть не жалели.
Жил я у её сестры Гульназки и Вовки (Владимир Карпыч). Эта чета ждёт пополнения. Всё время – жара, духота, в доме – вентилятор. Её мама сказала, что если мне не нужна её дочь и если я её не люблю «лучше брось её, не мучь, не обманывай».
Я подумал, что мысль справедливая, но надо бы основательнее всё это обмозговать.
Но вроде как особой вражды родня не испытывала ко мне.
Вечером пошли гулять в кафе. Мы с Вовкой пили водку и пиво. Гуляли ночью пьяные.
Утром Вовка поехал в уфимский аэропорт за комбикормом для скота, чтобы предпринимательствовать с ним в посёлке. Ехали на грузовичке-ЕЛАЗе (Елабужский автозавод), «собирали который армяне из рук вон плохо». Однако ж я в деревенской одежде шёл по городу домой. Будет еще скандал с мамой, наверно.

6 августа 2001 г.
Сегодня у Азама заночевал. Пили пиво, насиловали компьютер, видеопроигрыватель.
Я всё удивляюсь: у Азама вся комната завалена уникальными книгами, а он... плюёт на них откровенно. Его отец профессор, известный филолог в БашГУ. За жизнь библиотеку накопил. На месте Кунафы я бы читал их, а он, видно, для другого рождён. Эх, жисть моя жестянка. Ну ничего, есть же ещё библиотеки.
У меня такой депрессивный период сейчас какой-то. Всем в мире я недоволен. Чего-то хочется, сам не знаю чего, – тоска...
Я знаю, чего хочу. Мне нужны люди со сходными интересами, общение, друзья. Я один в целом мире дураков, надоело. Хочу в Питер или в Москву. Вру, конечно. Раньше не замечал, а сейчас говорю, что мир так несовершенен. Папа ещё мне Герцена сунул "Былое и думы". Что же делать-то, господарчики мои? Кем я стану в конце концов? Я даже сейчас перестал бояться своего карьерного будущего. Первый признак... Такой дерзкий. Целыми днями сижу с книжками, с текстами на компьютере, сам даже не помню, что написал. Творить не творю, не созрел, видимо. Или же мне быть литературным критиком за неимением литературного таланта. В общем, я знаю, чего мне надо. Пока оставлю, плыть по течению, щепочка. План война увидим.
Так много глупости стал замечать. Почему так много дураков? Занимательная эволюция.
Надо всё-таки кинуть девушку из Прибельска, не люблю я её, даром мучаю только. Нечестно так как-то. Эх, жисть моя жестянка!
Надоело притворяться таким как все, не быть самим собой. Все до того заняты самими собой, что этого, конечно же, не замечают. Подстраиваться под всех. Какой контраст, посмотри хоть на разговоры по телефону.

9 августа 2001 г.
Я наконец-то понял, отчего я всё вожусь со всякими текстами! Эврика!
Оказывается, на самом деле, более всего я люблю не стихи, не прозу и т.д., а больше всего этим я занимаюсь потому, что люблю язык. Да, да. Именно красота языка тянет и зовёт меня к тексту. Везде меня привлекает красота слога и построение архитектуры текста. Именно поэтому я был так обезоружен и обескуражен Гоголем, этим мастером великорусского нашего. Voila! – Вот! (франц.)
Думаю, если писаное субъективно красиво, смысл ему придумать можно всегда.

Легли спать поздно, я лёг на балконе. Мне бы такую бетонную стенку, чтоб не мешали читать. Посреди ночи сильно захотелось курить, долго смотрел на улицу. Старый человек искал в мусоробаках стеклотару.

21 августа 2001 г.
У нас мама всё время болтает по телефону... И при этом она почему-то очень громко говорит, сколько её не уговаривай не кричать, как в лесу... А у меня в связи с этим есть такое развлечение.
Вот маман запирает дверь зала, забирается на кресло и начинает болтать. А двери-то зала створчатые и со стеклом. Я с обратной стороны двери встаю и корчу всякие рожи ей, пытаясь её изображать, как она говорит и какие ужимки строит, она пытается не смотреть, но не удерживается и смеётся, краснея, машет на меня рукой.

вторник, 11 сентября 2001 г.
Зашла в комнату сестра и сказала, что у американцев там какие-то террористы взрывают Манхеттен с воздуха. Я подумал, как бы ночью не война...

воскресенье, 16 сентября 2001 г.
Вчера познакомился с А., наверное, самой лучшей А. из всех А. в мире...
В интернете в рассылке знакомств доски объявлений её бывший парень разместил объявление с её телефоном. Ну, вот и очень такая классная девчонка она. Хотя ей только 16 и она только заступила в 11 класс.
Ночью беседовал с ней же. Я таких молодых нимфоманок ещё не встречал доныне! Вот это да... Этакий, знаете ли, секс по телефону. И самое главное, так всё необычно, так свободно и приятно.

понедельник, 1 октября 2001 г.
На лекции сегодня утром опять Иридий Ашрафович (Фаршатов) всех повергал в свою нервозность. Нервный тип...
Всё время думаю об А. Хочется её любить, но, кажется, я совсем не умею этого делать. Что за чертовщина.
Эх-хе-хех. Вот-так-с. Твои-и-и гла-а-за-а-а, самые нежные на свете, мои-и-и глаза-а...
Как давно я не садился за стихи-стишочки.
Перебираю сейчас свои детские тетрадки, там такие инфантильные стишки. Я их никогда никому не показывал, а всё оттого, что уже тогда считал, что они слишком плохи, чтобы ими гордиться. Мне было стыдно, что ли. А зайдёшь на какой-нибудь стихотворный сайт, там такой белеберды океаны, намного хуже, чем у меня тогда. И как только у людей совести хватает. Это и есть ограниченность, когда не видишь своей ограниченности.

04 декабря 2001 г.
Когда приходит слишком много писем... это тоже плохо.
Раньше я всё удивлялся, почему хорошие люди всегда как-то замкнуты и закрыты для всех остальных, я же тогда знакомился со всеми подряд. Ко мне каждый день тянется множество рук, чтобы поздороваться, а мне противно их пожимать, противно отвечать "нормально" на ежечасное "как дела?". Очень многие меня просто бесят. Очень многим от меня (и за счёт меня) очень много надо. Так дело не пойдёт, так нельзя.

среда, 02 января 2002 г.
Недавно же новый год случился. Многолюдный праздник, но немногорадостный. Раскрасневшиеся весёлые люди фотографируют друг друга, чтобы потом получившаяся картинка родила воспоминания, с которыми люди будут грустить. Создайте все улыбочки на лицах, внимание, фотографирую!

24 марта 2002 г.
На семинарах в нашем Институте права я снова подвергся очередному разочарованию. Раньше на институтских практических занятиях я очень сильно старался высказаться, если речь заходила о вещах, которые были для меня святы. Потом я прозрел, что на самом деле в нашей группе никому ничего не надо, и поэтому нет причин стараться раскрывать свою душу. Возможно, если бы хотя бы на одного человека повлияли мои слова, я бы не бросил, но с недавних пор, я всегда стараюсь сесть на заднюю парту и тихонько отсидеть пару. Все удивляются, конечно, тому, что я стал такой немногословный. А когда я знакомлюсь по интернету с уфимскими девушками, они наводят справки и совершенно недоумевают моему дуализму.

10 апреля 2002 г.
С недавних пор у меня вообще начался период разочарования в жизни...
Я и учёбу забросил, хотя на первых курсах был, наверное, самым активным, тогда как сейчас отсижу на задней парте законные часы и рад тому.
Я увидел ужасающее несовершенство мира – это следствие того, что я стал сложнее, чем мир, и поэтому смог охватить пониманием мир, смог выбраться из него и посмотреть со стороны.
Я разочаровался прежде всего в людях, которые меня окружали всю мою жизнь. В государстве, в своём университете, во всех общественных институтах. Они предстают для меня как всего лишь жалкий компромисс. Всё абсурдно и очень глупо. Иногда смотришь на город и думаешь: как такая хорошая система могла появиться, если везде одни кретины и рвачи?
Одним словом, "у меня никого нет". Смешно. Сейчас я не в меланхолии и не в депрессии, я в обычном состоянии и пишу в здравом уме и с твёрдым сознанием. Но я совершенно ушёл в себя.
Раньше я грезил стать каким-нибудь чиновником и ворочать миром. Я хотел сделать жизнь людей лучше, чем есть. Мне ничего не нужно самому, я чисто из альтруистических соображений. Но чтоб попасть туда, нужно положить большой кусок жизни, я не могу пожертвовать этим. Единственный путь, что я вижу для себя сейчас, это учить молодёжь философии. Так я и поступлю. Пусть у меня будет маленький домик, внутри компьютер, мешок макарон, немножечко денег и всё. Больше мне ничего не нужно. И чтоб все остальные меня забыли и оставили в покое. Все невежды почему-то тянутся ко мне. В этом что-то есть, думаю, они хотят меня использовать в своих целях. В конце концов у меня всегда есть путь назад, я могу умереть в любой момент.
Философия тоже немножко мне наскучила, т.к. я воспринял абсурдность, бессмысленность и бесцельность бытия. Так что я как бы повис в некоем вакууме, в точке бифуркации.
Смешно жить. Везде – куда ни глянь – всё ненастоящее, несерьёзное, какая-то постмодернистская пародия на жизнь. Шоу Трумена. Взрослые мужики занимаются всякой фигнёй, женщины же вообще невыносимы, особенно, если толсты и стары. Все они усердно и заботливо тащат свои сумки, пакеты и тому подобный хлам в свои жилища. Поэтому-то мне будет совершенно не обидно, если они вышвырнут меня из этого мира, или если переживут, например. Может быть, обидно будет, когда они изобретут эликсир бессмертия или оправдают евгенику, а так – всё по-честному. Но никому не уничтожить страдания, печаль – это вечное. Никто не возьмёт верх, в конце концов, всё равно не может быть выигравших или проигравших, так как это одно и то же. Бояться смерти – это так унижающе убого, кроме того, это насквозь эгоистично, можно подумать, будто ваши жизни чего-то стоят, так считает каждый на свете идиот, всё это одни пустяки на самом деле. Ихтик смотрит на них, как на подопытных кроликов и тихо улыбается в глубине души, курит напропалую, не считает выпитых бутылок пива. А что, ведь это, должно быть, не очень приятно нормальным людям: жить с такими, как я, пофигистами. Теперь я стал бесстрашен, ибо не боюсь больше ни жизни, ни смерти, я стал смел в высшем смысле, но и апатичен вследствие этого.
Гуляй молодая и невинныя, пока американцы свои бомбы не скинули на всех нас – такова его философия. Этим американцам так нравятся наши добрые российские девушки, они хотели бы перевезти через океан их всех до одной.
Но вскоре, от того, что все поголовно занимаются ерундой и не могут не заниматься этим, от осознания этого чувствуешь какую-то приятную солидарность со всеми людьми, проходит неудовлетворённость и приходит втайне желаемое успокоение, как будто не только я, но и все остальные мои одноклассники пришли в школу, не сделав домашнего задания. Ибо уже какой день тянутся праздники один за другим.

14 мая 2002 г.
Только что ночью: на холодном, крытом линолеумом полу, смотрел, сидя, худ. фильм "День полнолуния". Мама, укутавшись, лежала на диване. Она там уже с вечера ждёт звонка своего кавказского друга. Мне кажется, она его не дождалась, потому что громкость телефонного аппарата оставалась на нуле. От таких звонков она ужасно добреет. Этот фильм мне очень запал. Он состоял из множества сюжетов, которые были связаны друг с другом. У Г.Г. Маркеса тоже всё вертится вокруг колумбийского прибрежного городка Макондо.
У меня через 9 часов экзамен по аграрному праву, а я даже не брался за учебник.
Я за последнее время сильно устал. Всем говорю, что разочаровался вконец в этом мире и что все дороги именно туда и ведут, но понимаю, что наоборот: огромное количество мировой бессмысленности воплощается во мне по закону «количество в качество».

04 июня 2002 г.
Вчера вечером Шаман, Рустик и я пошли в район железнодорожной больницы спаринговаться. Но вместо этого вскарабкались на коминтерновскую радиобашню, которая была испачкана вся солидолом, по ходу специально, чтоб не лазали всякие. Мы с Рустиком добрались до самого верха башни и нас там чуть током не ударило. Мы договорились, что, когда нам будет по 30 лет, т.е. ч/з 9 лет снова вернуться сюда и совершить ещё одно восхождение.
Потом мы всю ночь жгли костёр и философствовали, я толкал свою концепцию о том, что Абсолют есть Абсурд и что всё что ни есть – большая бессмыслица. Шаман потерял очки в траве, испачкал свои голубые джинсы и после спаринга его чуть не вырвало пирожками.
Встречали восход солнца мы танцем тальтеков, и наши лица были в тот момент счастливы.
Ранним утром я стоял на остановке городского транспорта и читал введение книжки Э. Фромма "Анатомия человеческой деструктивности". Проезжающие из автобусов смотрели на меня с вниманием, т.к. на мне была камуфляжный военная форма.

24 июня – 25 июля 2002 г.
Ровно месяц я провёл на военных сборах как будущий младший лейтенант запаса мотострелковых пехотных войск своей страны.
Солдатик едет в электричке, девушки, не смотрите на меня...
Помню, что наблюдал бесконечные вереницы военной тяжёлой техники, ржавеющей под открытым небом вот уже полвека.
Помню огромную кастрюля "Фердинанд" с "шрапнелью" (кашей из цельносваренного овса) – есть можно только с закрытыми глазами.
Помню чисто животное желание одиночества и основательное переосмысление своих былых элитарно-аристократических воззрений на человека. Настолько всё "единообразно, но небезобразно", что у меня никогда нет полной уверенности в том, что я есть именно я, а не один из моих товарищей. От этой камуфляжной формы из саржи уже рябит в глазах. Стадность.
Ужасная вонь в палатках, которую со временем перестаёшь замечать. Она происходит от сыреющего постельного белья, мужского пота и грязи.
Помню совершенно необъяснимое бессознательное удовольствие от подчинения формальному начальнику, когда отдаёшь честь или стоишь перед ним на вытяжку.
Парнишку с добрым лицом и красивыми женскими глазами из какого-то южного города, который уже "заёбся 2 года поднимать и опускать этот ёбаный шлагбаум и весь день проводить на ногах". Этого человека удерживает только одна мысль, что он, вот уже скоро, вернётся домой.
Некоторые армейские афоризмы, переданные нам курсантам командным составом: «У солдата всего две извилины: ебательная и жевательная. До обеда борется с голодом, после обеда – со сном. "Бережёного бог бережёт" – сказала монашка, одевая гандон на свечку».
Единственное, что было нужно от меня – моё тело; сходные неприятные ощущения, наверное, испытывают проститутки.
Солдафоны с дорогими сигаретами в зубах криком объясняют по своим мобильным телефонным трубкам кому-то, что они не могут ничего сделать, потому что сейчас они находятся в армии... "В армии!!!" – ещё громче кричат они, видимо, все их переспрашивают.
Помню убийственный самогонный алкоголизм по ночам. Сигареты с фильтром – валюта. Девушки из близлежащих посёлков настоятельно советуют брать с собой в лес средство от комаров и не только.
Как, лёжа в пыльном горячем песке и ожидая команды командира на огонь, чувствуя холод приклада автомата, я думал о тебе. Долго допытывался у сапёров, кто и где первый придумал гранаты типа осколочных. Украл боевые патроны от пистолетов и пулёмётов, когда стреляли на стрельбищах.
Пытался агитировать свой взвод петь на марше не пресловутую "Катюшу", а "Кап, кап, кап, из ясных глаз Маруси падают слёзы на цевьё (верхняя часть ружейного ложа, на которой укрепляется ствол с механизмом)"... Чтобы с носа в который раз не слезала кожа, я прилепил на него листочек подорожника.
Неоправданные, чудовищные по своей расточительности жертвы богу Хроносу; непостижимая по своей трогательности красота ухода абсолютно всего времени в никуда («к ебеням», как они сами всегда говорят), завораживающее ощущение. За всю свою несознательную жизнь я ещё не вкушал такого количества маразма.
Все занятия кажутся мне бессмысленными. В армии делают всё, чтобы солдат не был без дела, иначе ему в голову начнут лезть мысли и поэтому надобно чем-нибудь, неважно каким делом, занять человека; для этого изобретаются самые абсурднейшие занятия. Например, целый день перекидывать горы снега с одного места на другое, а потом приедет какой-нибудь дебил-майор и прикажет перекидывать обратно. Я почти всегда чувствую себя таким солдатом, вынужденным тратить свою жизнь на бессмысленность, угодную даже непонятно кому. Вот так и проходит жизнь, более того, даже если ничем не наполнят её, она всё равно проходит, только ещё быстрее. Мерзко. Что ж, зрелище нелепостей порождает хороший вкус.
Прямо при нас из какой-то глуши привезли роту новобранцев – т.н. духов. Детские лица. 18-летние мальчишки в огромных тяжеленных кирзовых сапогах. Проходя, они оставляют за собой запаховую вуаль свежей кожи и выданной на складе новой военной формы. Но всё это у них отнимут демобилизующиеся деды, когда поедут домой. Видел потом, как эти духи бегали вокруг казарм в противогазах с запотевшими стёклами и подметали по утрам ломом окурки. Кирзачи часто меняются, потому что подошва от частой муштры быстро стирается в тонкий слой.
На железнодорожной станции перед отбытием метался, ища почтовое отделение, чтобы позвонить тебе или хотя бы отправить телеграмму о том, что я жив и еще сильнее люблю тебя...
После всего этого я ещё долго на улицах неосознанно стараюсь смотреть на ноги впереди идущих прохожих и автоматически подстраиваться к ним "в ногу". Левый, левый; ать, ать! В транспорте, еле-еле сдерживаюсь, чтобы не обматерить того, кто наступил мне на ногу.
Переосмысление идей коммунизма. Размышления об авторитаризме, либерализме и свободе. Кто-то из иностранцев, побывав в советской России, сказал, что эта страна есть одна большая казарма.

22 августа 2002 г.
Я много сижу с Говорилкой, очень много читаю, у меня появилась привычка всё писать с маленькой буквы; я активно переписываюсь в интернете, пытаюсь сделать уфимский вирт. клуб. Сплотить пипл, но кажется всё это не нужно. Стало холодно в природе, я этому рад. Теперь так приятно засыпать под тёплым одеялом, когда вокруг холода.

03 сентября 2002 г.
Ходили с сестрой мне джинсы покупать. Много времени ездили по магазинам города, я о существовании некоторых и не знал даже. А люди так уверенно примеряют на себе одежду, я иду среди витрин, вижу много пожилых женщин, некоторые обсуждают покупки. Неужели им до этого возраста не надоело это делать, мне бы наскучило. А вот ещё на овощной базе возле нашего дома – всегда оттуда идут тётьки с огромными сумками и пакетами, нагруженными продуктами, и мне кажется, что они относятся к своим этим действиям как к почётной обязанности.
Вышел на свою заваленную всяким хламом балконную лоджию и там вдруг застыл, услышав детский мальчишеский крик с улицы: "Ты со мной играешь или как?!"


10 сентября 2002 г.
Сегодня на лекции по правам человека меня посетили неутешительные мысли.
Я так чётко осознал свой промах, что мне стало беспокойно и в то же время радостно оттого, что я всё-таки понял, наконец, этот бессознательно бродивший во мне вот уже сколько лет вывод. Я оказался в нужное время в ненужном месте. А именно, мне не следовало поступать на юридический факультет. Мне следовало поступать на философский, психологический или хотя бы филологический. Когда лектор начал рассказывать про прокурорский надзор, мне стало дурно. Он так щепетильно и со знанием дела излагал материал, с таким похвальным педантизмом, что некоторые просто умилялись, глядя на него. И вправду, жизнь так сложна, можно прожить всю её, так и не став юристом лучше всех. Что и говорить, трудно полностью изучить только отдельную отрасль права, куда там стать супер юристом. Я понял, что сел в болото, да ещё и не в то. Меня начало затягивать. Смотрю на знакомых мне однокурсников, на их лицах – уверенность в себе. Они вникают во всякие процессуальные мелочи, которые им, с видом превосходства, преподносит преподаватель. А ведь так и жизнь пройдёт. Она так хрупка. Когда меня на месяц забрили в армию, я просто не мог поверить в то, что такой большой кусок моей жизни может так запросто уйти в никуда. Ан, на тебе. Пшик – и всё. Это непостижимо. Два года каждую пятницу каждой недели целый день я проводил на военной кафедре университета. Я был там, как мне кажется, самым диверсионным и идеологически развращённым курсантом. Не понимаю, как я мог там находиться, я ведь ужасный пацифист. Поначалу, некоторые вещи меня просто поражали, я не мог поверить, что это так люди выбрали для себя и возвели в норму. Потом я начал понимать, что вот я всё это знаю и понимаю, но ничего от этого не меняется, и тогда я понял, что понимание – не главное. Когда я заболел панкреатитом и загремел на больничную койку, мне тоже трудно было поверить в происходящее. Со смертью такая же ерунда, надо полагать. Созидать намного труднее, чем ломать и удивительно, если кому-то удалось распорядиться своей жизнью желательным для него образом. Я понимаю, что нужно срочно всё это дело брать в свои руки, иначе так и останусь неудачником и не достигну своей мечты.
Я знаю, как живут творческие люди. Их жизнь неблагодарна. Они вечно изгои, вечно в бедноте и т.д. Я думал, что смогу быть хитрее, стать каким-нибудь обычным чиновником, особо не выделяясь. У меня будет постоянный доход и никто, вроде бы, не сможет меня экономически уничтожить.
Преподавателем философии в университете мне тоже не очень-то хочется работать, т.к. всю жизнь посвятить вразумлению посредственности не особо хочется. С другой стороны, я не настолько гениален, чтобы мне было нужно так много моего времени только на себя. Что же, просто я не удовлетворён той жизнью, которая у меня есть, но я знаю, что лучше вряд ли возможно при данных обстоятельствах. Я должен быть благодарен, но разве этого уразуметь! Неугомонный ум всегда ищет и не может успокоиться.

23.9.2002
Я вспоминаю девочку, с которой я познакомился в клубе практической психологии. 16-летняя Анжелика на втором этаже Гостиного двора, под аккомпанемент саксофониста нехотя говорила мне, что дети для родителей – инвестиции в будущее и так в этом роде. Что в большинстве они заботятся о благополучии своей старости, а не о счастье детей. Но не бывать мне дельцом или служащим! Мои родители – мещане.

14 сентября 2002 г., поздний вечер
Брожу по комнатам своего дома, машинально включаю телевизор; там молодая высокая девушка стоит в полный рост перед камерой и, рассказывая о погоде, положительно не знает, куда при этом деть свои руки с длинными холодными пальцами.
Сижу же и жду гостей. Вечер. Когда родители уезжают, я устраиваю на своей квартире сборища, называемые заседаниями литературного клуба. Даже даю объявления в газетах о таковом. М-да... А раньше просто собирались со старыми друзьями и пьянствовали. Не знаю, может, это ново для меня и поэтому я это делаю, но я когда-нибудь так-таки разочаруюсь в этих девочках с филфака и запрусь опять в своей конуре.
В квартирах все разбредаются по своим углам и занимаются
ничем
каждый своим делом, по возможности интимным и необременительным.
Все квартиры пахнут по-разному.

18 сентября 2002 г.
Я в последнее время часто записываю свои мысли... Мне просто жалко их так упускать, почему-то они имеют особенность не возвращаться. Я много общаюсь, но ведь это тоже эфемерно. Поэтому будет просто преступно, если не фиксировать ценные мысли. Это похоже на университетскую жизнь: профессор читает лекции, а когда заканчивается семестр он выпускает эти лекции отдельной книжечкой, чтобы они стали доступны широкому кругу читателей.

На меня нашла такая охрененная грусть... Зачем-то взял у одногруппника компашку татарского певца Салавата Фатхетдинова, оседлавшего "коня жизни" (ғүмер атын эйәрләне). Ничего не хочется, всё уже противно. Спать тоже не охота, знаю, что буду лежать ворочаться, не могу допустить такой растраты. Я – натуральный вампир: в миллионный раз уже, наверное, раскрываю свой раскладной диванчик как гроб, ложусь в него днём, ближе к полночи встаю, собираю диванчик и начинаю бодрствовать. Вспомнил про этого певца, включил наушники, зажмурился, а там песня про маму. Я – гадкий утёнок, чужой среди своих. Неприкаянный и несчастный. В меня впиталось это с молоком матери, каждое утро моего детства начиналось с этих мотивов, с этих слов, на моём родном языке. Эфирҙа, Башҡортостан даүләт радиоһы. Өфө ваҡыты һигеҙ сәғәт биш минут, а хәҙер һауа торошон тыңлағыҙ. Певец пел о своей маме, о том, что он её похоронил. Он вспоминал своё детство и её в нём, эту природу. Боже, это так знакомо для меня, я ведь тоже детство своё в деревне провёл. Сразу вспомнил, как хоронили бабушку. Это было так обычно. Она жила у своей дочери, у моей тёти, получается. Это последний год её жизни, а до этого всё время у себя в своей квартире, я часто заходил к ней попить чаю, послушать её разговоры. Часто я был пьян, она замечала, но никогда моим родственникам об этом не говорила. Она у меня была довольно продвинутая бабушка, кажется, старость нисколько не повлияла на неё. Она даже порой давала мне довольно мудрые советы относительно девушек. У неё была однокомнатная квартира. Один раз я спросил её, что же она делает здесь целыми днями одна? Ничего особенного, как все: чай в 5 утра, намаз (мусульманская молитва) 5 раз в сутки, телевизор, все эти всевозможные телесериалы. Как она радовалась, когда я настроил её телевизор и появилось много новых каналов. Она умерла 25 августа 2002 г., ей было 87 лет. Собралось куча родственников, даже из других областей приезжали, большинство я не знал. По мусульманским обычаям, женщинам запрещается осквернять усопших своим присутствием и вообще наступать на кладбищенскую землю. Это тоже было для меня как-то странно, грустные и старые мужчины, мулла в тюбетейке, просящий работников муниципальной ритуальной службы класть тело на землю (из земли вышли и в землю войдем), а гроб уберите, не нужен. Мне было как-то безразлично, когда я узнал о её смерти, но вот сейчас почему-то я как-то по-другому понял всю печальность этого. А как я ругал все эти нелепые средневековые обряды, как я пытался не участвовать в этих пошлых трапезах по поводу кончины и прочее. Все же вокруг шипели на меня, что так нужно, что это священный обычай, пожилые тётьки слишком косо на меня смотрели, я знал, что это опасно, но почему-то я противился. Я представляю сейчас себе этот обычный панельный дом. Её. Ведь там живут обычные люди, они ходят грустные-грустные, все заплесневелые. Вот так по очереди будем хоронить друг друга. Мулла сказал, что мужчина это көтөүсе, т.е. пастух, своей женщины и детей.
Бетонные коробочки-дома, в квартирах живут, а где-то молодой пробирается в лесу, он не думает ни о чём таком. Ничего такого. Просто одна и та же старуха-бомж, я её уже узнаю при встрече. Не получается ведь жить эту нежить не тужить. Всё суета, получается, как ни крути.
Усыпляюще действует на людей однообразно-монотонная архитектурная среда.

23.9.02 01:49
Устал читать воспоминания современников о Чехове. Ломит спину от сидения в кресле. Пошёл на цыпочках по квартире. У меня какой-то врождённый страх по ночам: всё время боюсь разбудить кого-нибудь, а в особенности маму. Протекаю в зал, прикрываю за собой дверь. Мелькнул кадр из вчерашней субботней ночи: я, как сейчас, закрываю дверь, на краю дивана сидит какая-то девушка – мы подцепили их на улице с другом. Друг в моей комнате с другой сидит в интернете, только потом я случайно узнаю, что кто-то выходил в интернет, да так и оставил его не выключенным, сколько денег накапало! Картинка промелькнула, я уже сажусь на корточки на холодныйбетонный линолеумный пол. Безошибочно попадаю пальцем в кнопку включения телевизора. Комната озаряется постепенным светом, шипение. Да, думаю я, ведь так поздно ни один канал не показывает, однако – два живых всё же нашлось: фильм про вампиров и большой теннис. Оставляю большой теннис, т.к. картинка на нём лучше и не шипит. Какие-то совершенно незнакомые молодые и здоровые два парня. Идёт первый сет. Диктор нейтральным голосом сообщает, что скорость полёта мяча составляет 124 километра в час. При каждом удачном моменте (и вновь ошибается испанский теннисист!) комментаторы оживляются, камера показывает болельщиков. Трибуны едва заполнены. При особых моментах болельщики, какие есть, дружно встают и хлопают. Камера наезжает крупным планом на некоторые лица. Описывать не буду, – они счастливы. Потом показывают теннисиста, не спеша помахивая ракеткой, идущего отдыхать от сетки на скамейку. Он только что выиграл сет. Вот он идёт, покидая теннисный корт, на его лице некоторое даже превосходство, он снисходительно смотрит на аплодисменты болельщиков. Дикторы единодушно хвалят его, говорят что-то про "кубка кубков". Это теннисная идиллия. Совершенно механически, по привычке мои пальцы тянуться к панели и переключают на другой канал. Цветной мир мигом рухнул, шипение здесь, шипение там и так до конца по всем кнопкам. Выключаю ящик. В темноте беру путь на кухню, и у меня выражение лица такое же, как у того теннисиста. Я никогда не любил спорт.
На кухне я открываю крышку чайника. Там воды мало, но хватит. Вдруг у меня возникает идея записать это сейчас же. А, может, не надо, ничего ведь особенного. Я зажигаю газ, сую спичку в рот и иду в свою комнату. Сажусь за компьютер, и пишу: «Чай пьёшь – однако, гора идёшь, чай не пьёшь – равнина, однако, падаешь. Вот так, – сказал бедняк». А теперь, в самом деле, пойду пить свой чай и, может быть, поем картошку с мясом и вареньем, если осталось, как какой-нибудь швед.


25 сентября 2002 г.
Земка. С Земфирой я познакомился месяц назад. Дело в том, что мы с моим другом затеяли записывать компашки с надиктованными нами литературными произведениями. И я как раз в тот момент размещал в газете "Из рук в руки" объявление о продаже моих армейских берцев, оставшихся у меня с военных сборов. И взял да и подал ещё одно объявление, мол, вот учреждается литературный клуб, всех, кто хочет озвучивать – милости просим. Откликнулись двое, среди них и упомянутая Земфира. Студентка второго курса БашГУ факультета русской филологии. Мы с ней говорили раза три по телефону о литературе, о том, что это хорошая такая наша затея, что у неё – жалко – нет компьютера и всё такое. Мне показалось, что она довольно начитанная особа для своих лет.
Пару раз, когда родители уезжали в сад, я устраивал у себя на дому так называемые заседания этого литературного клуба. Приглашал туда всех, кого я знал, всех, кто любил мыслить, ну, вы понимаете. В том числе и Земфиру с её подружкой. Она пропустила два заседания, а потом я перестал ей звонить. Проснулся сегодня после обеда, так как всю ночь читал письма и воспоминания о Чехове, был очень удивлён тем, как моя комната озарилась солнечным светом. Как красиво и радостно мне стало вдруг, и я решил для себя: сейчас осень, в этот солнечный день обязательно нужно погулять с каким-нибудь хорошим человеком, попинать листья... Я, описавший свой город, те места, где можно погулять, где красиво, собиравший их у других... Я не могу просто пропустить такой день. Я взял свою тетрадку с телефонами и начал листать. Пробовал звонить разным людям. Думалось, а как же поступают те, кто знают, что жить вот только сегодня последний день, они ведь тоже листают что-то или нет? Или я совсем не думал об этом, не знаю. У меня нездоровая фантазия и вообще, половина моей жизни придумана мной самим. Может, это из-за огромной требовательности к себе и миру, не знаю. У меня в последнее время любимое выражение "не знаю". Ну, так вот, я позвонил ей, она опять как всегда своим капризным тоном сказала "нет", я сказал "о'кей". Тут она почему-то передумала и согласилась. Прождал её на остановке полчаса, обнаружил в ней очень закомплексованную девочку, которую жалко. Она как бы жалась ко мне, мы гуляли в Юбилейном парке, что на Аграрном Университете, так как ближе к моему институту, я хотел затащить её на лекцию, но там всё отменили. Потом я жалел, что вообще с ней встретился, вернее о том, что она такая забитая. Потом она увлекла меня в Сипайлово, мы сидели на скамейке в аквапарке, было темно и холодно. Вокруг матерились подростки. Она хорошая девочка (18 лет), любит литературу, хочет быть вечной студенткой в Москве или Питере. У неё свой мир. Но господи, как же я устал. Интернет отнимает у меня много времени, бесплодные разговоры, ненужные люди... Земка. Она просила так называть её вкратце. Трогательно. Она вообразила, что я чего-то хочу такого из области "парень-девушка", наивный ребёнок. А мне так безразличны все люди...
Никак не могу решить для себя один вопрос. Страдания и прочие трудности – это благо или нет? Для развития. Может, уйти от суетного мира. Но тогда я "отойду от дел", отстану от жизни, вообще не смогу понимать мир и его обитателей. Или наоборот, уйдя от суеты, пойму главное. Не поняв малого, не поймёшь и большого, или наоборот? Постойте, господа! А нафиг мне мир-то, ведь он-то мне и не нужен. Отец хочет устроить меня на работу в какую-то газетёнку, а я, нахал, думаю такие мысли: гоняться за жалкими новостями этого дрянного города о каких-то лицемерах, которые наживаются на тупом простом населении. Будешь делать репортажи из Курултая, нашего Законодательного Собрания то бишь. Да хоть из ГосДумы, херня всё это. Не было справедливости никогда на земле и не будет. Не люблю я такие игры, вообще не люблю выбирать из двух зол. Не для этого я родился, я хочу жить для вечности, а не для каких-то других людей. Чего я хочу? Хочу домик свой собственный, чтоб меня никто не мог потревожить, чуть-чуть еды чтоб не сдохнуть от голода, компьютер и всё. Больше ничего. Пока я ещё окончательно не послал всё куда подальше, так от меня будет больше пользы. Хотя, нет, ведь всем интереснее, когда я живу среди них, это уже что-то новенькое, новые неиспытанные чувства и всё такое, клоун. Чёрта с два. Я уже в книгах начал разочаровываться, это диагноз. Но я рад. Кто бы мне сказал что-н. обо мне, просто хочется, я знаю, что субъективность и проч. Взгляд со стороны. М-да... Неужели я и вправду больной.

26.9.02 08:35
Ночь читал Чехова. Сейчас утро. Отец гладит рубашку на работу тихо, чтоб не разбудить мать. Я спрашиваю его насчёт Малого Национального Театра, куда именно он переехал. Потом выключаю свет в своей комнате, раздвигаю шторы и, как обычно, долго смотрю в окно на спешащих утренних прохожих. Всё время какая-нибудь мысль хочет зацепиться и остаться, этакая борьба за выживаемость мыслей. Например, думаю так: вот мужчина с портфелем лет 40, наверное, какой-нибудь чиновник. Нравится ему его работа, кого он оставил дома, где он ходил, побывал за всю свою жизнь, с какими людьми общался? Потом начинается самопроизвольная дедукция и экстраполяция на весь мир и т.д. Я тут же отметаю мысли, говорю себе: не думай, просто смотри и всё. Созерцание, чистое, без всяких там. Но нифига не получается так. Проезжает модный автомобиль, за рулём молоденький парнишка, у меня даже озноб по коже, чувствую, что сейчас начнётся и отворачиваюсь, чтобы не травить себя. А вот думаю, надо бы поменьше на выходных в маршрутках в окна глазеть, чтоб не захотелось самому тоже. Идёшь по улице, девушка тащит своего сильно пьяного парня, что-то ему говорит, смеётся и сейчас же сердится, а тебе хочется быть на его месте. Нет, определённо лучше не выходить на улицу в вечер выходного. Иначе буду выглядеть как та барышня, спрашивающая капризным голосом в магазине консервированный горошек, в то время как в субботний вечер спрашивают только водку, сигареты и презервативы. Мне не нравится утро. Всё так архаично серьёзно, а вот к ночи совсем всё по-другому, шатко, я бы сказал. Сумеречный я человек.
И что я сделал днём? Набрал случайный телефонный номер и спросил, как варить клейстер для утепления окон. А что мне ещё оставалось делать – никто из домашних не знал, как он изготавливается...

суббота, 28 сентября 2002 г.
Всегда в выходные меня тянет к людям, хотя в будни всегда даю себе слово, что эти два дня посвящу себе.
Вот ещё. Опять начал названивать по случайным номерам в поисках чего-то невероятного. Случайности, конечно. Или выглянешь посреди ночи с балкона, вычислишь по справочнику телефоны тех одиноких окон-островков света в серой стене дома; чем это кто-то там сейчас занимается, может, как и я, скучают в одиночестве, ведь все нормальные люди спят в это время. 95% руды дерьма и только иногда проблески чего-то доброго. Все люди какие-то злые, недоброжелательные, агрессивные. Ужасно. Только испортил себе всё настроение. Такие штуки меня портят. Единственное, что утешает, это те несколько людей, которых я таким образом нашёл.

воскресенье, 29 сентября 2002 г.
Вчера решил хоть один выходной провести один наедине с собой, но в первом часу ночи звонит она откуда-то, с какой-то хаты, с какой-то попойки. 27 человек в однокомнатной квартире, я бы тоже убежал. Приехала она со своей подружкой, которая живёт с ней в комнате. Много пили всего. Пошли к Азаму в гости, пили и у него, поспали до утра, я думал привычные мысли, дрожа на остановке. О том, что это последний раз, о том, что каждое животное печально после соития. Стоит жить ради этого: сонный и оттого острее чувствующий, что живу, раскачивающаяся походка, мимо одинокие авто. Смех и пара оригинальных фраз вдогонку в салон увозящего девиц маршрутного такси, воздушный поцелуй через стекло, запах солярки. Иду матросом, шаркающим и раскачивающимся. Шарю в карманах, нащупываю презерватив, начинаю надувать его, довольно внушительного размера, конец закручиваю в узел, небрежным жестом отпускаю лететь. Прыгая по асфальту, он летит быстрее. Я улыбаюсь, ни о чём не думаю уже. Утро слишком раннее, одинокие прохожие – не толпа.
Сплю, забыв о том, что договорился с другой девушкой о встрече. Она звонит в дверь настойчиво, сердце колотится, натягиваю не те штаны, выхожу "по голый торец". Я познакомился с ней в интернете. Потом я ей звонил, но она почему-то внесла меня в чёрный список. Я решил отомстить. Никогда ещё от меня не отделывались первыми. "В реале" мы увиделись с ней впервые. Потом удивляли друг друга, говоря, что представляли совсем по-другому. Я напоил её сонным чаем. Забавляла скудость кухонных припасов. Теперь меня такие вещи только веселят, какое-то особое удовольствие говорить те вещи, о которых все знают, но никто не говорит. Мы играли в числа, отгадывали друг у друга трёхзначный секрет. Я нагрузил её компашками, заразил Говорилкой, которая читает электронные тексты человеческим голосом. Она ознакамливалась с содержанием моего компьютера: ей показал, какие удивительные у меня есть картинки, тексты и письма... Фотографии тех людей, с кем мне довелось когда-то общаться в сети. В её глазах было что-то доброе, понимающее. Мы очень хорошо понимали друг друга, у нас не было противоречий, да они нам и не нужны были, но только мы об этом не знали. Одним словом, зубчики её шестерён тютелька в тютельку подходили к моим. Её звали не скажу как. Длинные пепельные волосы, большие губы, нос с горбинкой. Потом мы целовались, обнимались. Всё кончилось тем самым. Я никак не подозревал в ней столько страсти. На остановке, когда я её провожал, нам было стыдно смотреть друг другу в глаза. Умная девушка, хорошая. Мне кажется, мы с ней хорошо поладим, долго будем дружить. Всю жизнь. Мы подходим друг другу.

01 октября 2002 г.
Я насоздавал кучу клубов в интернете и в реале. Стихотворный, уфимский, философский, литературный, о грусти. Мне уже трудно со всем этим справляться. Нужно отстраняться. Это начинает становиться похоже на то бесполезное общение с бесполезными людьми, когда начинаешь слишком много общаться.
Раньше я никак не мог понять, почему правители не прислушивались к своей интеллигенции. Теперь я их прекрасно понимаю. Я как модератор руковожу всеми этими клубами, в которых очень много более достойных меня людей и старших. Всё так серьёзно, а вот сам основатель и реализатор совсем юн и не опытен. В моих руках немыслимые полномочия. Находится множество умников, которые начинают советовать всё подряд, о том, что нужно улучшить и т.д. Советы бесспорно полезные, но их так много. Причём, идёт безостановочное обсуждение моих действий и вообще меня, это мучительно. Лучше бы я этого совсем ничего не затевал и не слышал, был бы спокоен, а так хожу всё время расстроенный и ничего не хочется делать, ужас. Скоро я перестал прислушиваться к "писку" моих подписчиков и мне это понравилось, т.к. я почувствовал, как они от этого нервничают и беспокоятся. Я почувствовал власть. И считаю сейчас, что это абсолютная утопия надеяться, что правители когда-нибудь будут прислушиваться к философам.

4.10.02 04:57
У меня в семье все работают, кроме меня. Сестра устроилась юристом в какую-то контору по недвижимости, один я – нахлебник и радикальный лентяй. Но хорошо-то как! Целый день никого дома нет, как это хорошо.
Я вот всё думаю над словами матери о том, что если я рассчитываю так всю жизнь с книжками и с компьютером просидеть, то я глубоко заблуждаюсь, что у меня это не получится. Она часто так говорит, заглядывая в мою комнату. Мы в семье уже привыкли к ней и специально стараемся сделать так, чтобы она не думала, что кому-то из нас хорошо, потому что ей-то от этого становится очень плохо.
На самом деле, дело не в том, что я кому-то в тягость. Мне кажется, что тут, всё-таки, присутствует что-то из области садизма. Есть потребность такая у человека, чтобы хоть кто-то от него зависел. Помню, когда я был маленький, в нашем городском парке, куда меня часто водили родители, была моя любимая карусель. В виде разных животных, на которых нужно было залезать. И билетёром на этой карусели работал старик, я его ненавидел вот за что. Он всегда задерживал нас детей, не пускал за ограду, тогда как на соседних каруселях тётя пускала. Это было так здорово стоять за оградой и с завистью смотреть на других детишек, которые, счастливые, проносились мимо и, смотря на тебя свысока, были горды этим и всё это было здорово. Но мерзкий старик специально не давал нам, хотя это было совершенно безопасно и излишне. Потом он рассаживал каждого ребёнка на карусели по очереди и не давал, чтобы кто-то сам выбирал себе животное и сам залезал на него. Мы же очень боялись дедушку и были так взволнованы, что не могли вымолвить и слова против, мы были дети, а он был взрослый. Это так портило всё, я часто вспоминаю теперь, когда брожу в этом парке, того дедушку, которого уже наверняка нет в живых. И мне становится немного грустно.
У этого человека была потребность властвовать и единственное место на планете, где бы он мог его удовлетворить, была детская карусель. Вот так. Кстати, у Чехова есть рассказ "Унтер Пришебеев" тоже о таких же людях. В своём детстве я всегда боялся взрослых и не мог понять, зачем им я, зачем они меня растят, держат рядом с собой.
Говорят, я в детстве говорил «не в том деле́».


— Это ненормальность устройства нашей семьи, – горячо заговорил Чехов.
Он повернулся и стал ходить по комнате.
— Если бы я женился, – задумчиво заговорил Чехов, – я бы предложил жене... Вообразите, я бы предложил ей не жить вместе. Чтобы не было ни халатов, ни этой российской распущенности... и возмутительной бесцеремонности.
(из воспоминаний Л.А. Авиловой об А.П. Чехове)

4.10.02
Вчера как всегда сидели с сестрой на кухне, разговаривали. Осталось вино и торт – обмывали её первую зарплату. Я спрашивал, нравится ли ей её новая работа и вообще. Она была не весела, вялая и уставшая, отвечала с неохотой. «Ничего особенного, обычная работа" – говорила она, ковыряя чайной ложкой в вареньице. – Сегодня составляли договор... Перебирать бумажки... если б платили больше...»
Сейчас утро, все уже ушли на работу, кроме сестры. Я пошёл посидеть на кухне в позе лотоса, чтобы не заснуть (не спал всю ночь). Сестра умоляла меня не свистеть в квартире; она то и дело быстрыми шагами ходила туда и сюда по коридору, распространяя запах своей косметики. У неё вообще очень много времени занимает подготовка к уходу куда-либо. Потом я слышу из её комнаты звук встряхиваемой фарфоровой копилки в виде королевского дога, это значит, сестра бедствует и сейчас зайдёт ко мне попросить денег. Сегодня ещё выпал первый снег. Я подумал, что и я не знаю, что мне надеть из тёплой одежды. Я всё ещё маленький мальчик, о котором забыли, и никто не думает заботиться. Слышу звук захлопывающейся двери. Я медленно встаю, засунув руки в трусы из-за холода, захожу в зал. От недосыпания руки мои сильно трясутся, и сердце стучит с перебоями. На кресле спит наш оцелот, Тимонин. Смотрю в окно – мы живём на втором этаже. Необычный вид: крыши автомобильных кузовов в снегу и непривычно светло. Сестра спешит по двору бодрой, немного покачивающейся походкой. Мне становится нестерпимо грустно от всего этого.

4.10.02
Сегодня, когда шёл учиться, проходил мимо торгового киоска. Хорошо одетый мужчина, с красивым и добрым лицом, смешно просунулся в окошко ларька и до меня донеслись отрывки слов: мамзель... папиросочки... знаете ли... будьте так добры.
Я улыбнулся про себя. Это похоже на неожиданный звонок незнакомой девушки, которая хотела бы с тобой познакомиться и вот, наконец, решилась позвонить.
Я уже стою на остановке, какая-то авария на линии, трамваи не ходят, я присаживаюсь на скамеечку автобусной остановки и вижу: всё тот же мужчина. Ему лет 40, может чуть больше. Я вижу, как он задумчиво смотрит на лужу и глубоко затягивается сигаретой. Потом как бы приходит в себя, делает резкое порывистое движение, оглядывается по сторонам, находит взглядом мусорный контейнер, идёт к нему, незаметно вынимает из кармана своей кожаной куртки пачку купленных тогда при мне дорогих сигарет и выбрасывает её туда вместе с недокуренной сигаретой. Подъезжает автобус и он, не смотря на номер маршрута, быстро впрыгивает в него, двери за ним закрываются. "Старый романтик" – думаю я и продолжаю своё любимое занятие – заглядывать в сосредоточенные лица водителей проезжающих мимо автомобилей. Но всё-таки: такие добрые глаза у романтика...

4.10.02
Единственное, чего я хочу, как чтобы было в этом мире, это чтобы люди не были так похожи друг на друга. Чтобы люди были максимально разнообразнее. Я даже знаю, что для этого нужно делать.

5.10.02
Писать стихи кому-то по почте или по интернету сродни разговору с глупым человеком, и там и там твои слова уходят в небытие...

ночь с 5 на 6 октября 2002 г.
Приехал к ней. Мы с ней почему-то совсем не можем общаться по телефону. Только в интернете, где, кстати, мы с ней и познакомились. Она намного старше меня. Очень интересная девушка. Красивая, с добрыми глазами. Чего только она не знает, чем только не увлекалась. У неё в комнате так уютно. Была ночь, много часов. Пили пиво. Она не хотела курить при мне, смешная. Дала мне фильмов. У неё есть крыс, который спит в подвешенном к потолку клетки капюшоне от куртки и ест вьетнамскую лапшу быстрого приготовления в незаваренном виде. Этот грызун один раз, когда хозяйки не было дома, отгрыз самые нужные резиновые кнопочки на пульте управления от телевизора. Называла меня своим малышом, мне кажется она в меня немножко влюблена. Может, в этом виноват мой сайт, на котором она много чего обо мне узнала, прежде чем увидеть меня вживую. Рассказывала про свои туристические походы, про магию, про психологию и своих знакомых мужчин. Я уговаривал её уезжать из дрянного города, она смеялась, целуя меня. Как бы не были различны наши с ней взгляды на жизнь, чем больше я узнавал о ней, тем она мне становилась дороже. Обнимая меня, она говорила, что мы так похожи, что ей кажется, что она обнимается сама с собой и что это очень необычно. Раньше была панком, кажется: рваные джинсы, рюкзачки, вечные наушники, длинные волосы... О самых что ни на есть важных вещах она толковала несколько пренебрежительным тоном, как говорят гениальные творцы о своих вещах: "Да так, романишку или книженцию ещё одну накатал". Я тоже такой.
Крыса декоративна, выведена искусственным способом, такие долго не живут. И в тот день, когда твой зверёк умрёт, ты будешь грустная, грустная.

7.10.02
Мне пришло письмо, мне пришло письмо!
За последние 3 года я ни разу не получал бумажных писем с почтовыми штемпелями и всё такое... Я был преприятнейшим образом удивлён, кто бы это мог быть, – думалось мне. Не без некоторой сакральности вскрываю конверт и начинаю читать одну из извлеченных оттуда бумаг: "Уважаемый налогоплательщик, уведомляем вас о постановке на учёт и включении Ваших персональных данных в Единый государственный реестр налогоплательщиков..."

8.10.02
Неотложных и срочных дел целый ворох. Ни на что не хватает времени. Вот её предложение погулять в городском саду, попинать листья.
Это так старомодно, так размеренно... В какие допотопные времена время текло не спеша, а сейчас заботы, тревоги. Ведь настоящая жизнь – это вот так идти по лесу по осенним листьям, разговаривая с дорогим человеком, даже просто с человеком. Притормози, притормози...

Идёт серьёзная лекция. Слышно даже шуршание ручек по тетрадям. Лекционный зал, 2-ой этаж. Во всём Институте права БашГУ идёт ремонт. Из окна видны строительные леса, на которых стоят двое рабочих. Немного поодаль на голой ветке дерева зацепилась алая ленточка, завязанная бантиком, видимо, от чьего-то подарка. Рабочие, кажется, штукатурят. У обоих явная южная внешность. Один уже поседел, другой же – довольно молод. Вот пожилой узбек положил свой инструмент на доски, закурил. Я перевожу взгляд поверх голов пишущего зала и вижу, что одна голова не пишет. Это девушка, она о чём-то задумалась, глядя в окно. Я останавливаюсь на ней и замечаю, как её глаза невольно скользнули в соседнее окно, где сидит курящий. Сидящий тоже любопытно начинает оглядывать студентов. Их глаза встречаются. Они некоторое время смотрят друг на друга, потом он как-то торопливо вдруг улыбается и тут же подмигивает ей. Девушка тоже как-то неловко улыбается, осторожно убирает свой взгляд с него, так же осторожно оглядывает своих соседей. Потом она снова, возвращаясь к нему, взглядом зацепляет фигуру лектора и в эту же секунду лектор перестаёт говорить. Она понимает, что он всё видел, когда диктовал предложение. Профессор продолжает молчать, опустив глаза в свои бумаги. По рядам проносится шелест выпрямляющихся туловищ. Когда, через некоторое время, ей опять удаётся посмотреть в окно, там уже никого нет. Она не может сдержать улыбки, думая о смешной шапочке, как у лыжников, и рваном свитере рабочего.
Женщина ловит спешащего куда-то молодого парня-консультанта и просит подсказать, чем лучше закрепить, может быть, приклеить? Он, усмехнувшись, отвечает ей, что нужно сверлить стену, так будет надежнее. Она растерянно говорит, что не может сверлить. «Так попросите кого-нибудь!» – и убегает дальше. Женщина растерянно смотрит на стену с разными шурупчиками и саморезиками в пакетиках и грустно начинает думать, кого бы можно было, в самом деле, попросить...


10.10.02
На соседнем ряду вижу шапку из нерпы. Это того самого мажорика, который приезжает на лекции на своём джипе. Так хочется потрогать, прикасаться щекой и гладить, гладить...
Безучастно и полусонно сидит он, развалившись на парте, и слышит где-то за окном странный гул, но никому из студентов нет до этого дела, так как они заняты записыванием научных фактов. Методом научной же индукции я понимаю, что это, видимо, огромный трактор или бульдозер. Я закрываю глаза, кладу свою голову на руки и начинаю вспоминать о детстве, когда с деревенскими, такими же как я сам, пацанами катались по бескрайним океанам-полям на колхозных тракторах. В деревне почти не осталось дееспособных взрослых мужчин, поэтому работать приходилось сущим детям. Как сверху вниз стальных гусениц потешались эти подростки-трактористы над деревенскими старушками, везущими охапки зелёного гороха в скрипучих телегах. И какие были вечером чёрные руки от масла и мазута, и как их потом мыли в ведре с ледяным бензином.
Деревенские ровненькие пацанчики – это значит не в кипяточек, то есть не вспыльчивые, вполне предсказуемые, с которыми, в принципе, всегда можно договориться: адекватные, короче, сучата.
Забыв обо всём, я тихонечко начинаю мяукать, и никто из рядом сидящих не понимает, что это такое и откуда.
«Я маме написала, что купила бурки, потрогай, какие мягкие внутри, вот так, ну же, смелей. Они модные сейчас, в гробу у изголовья лежат её бурки. Просыпаюсь от запаха тетради, на которую положил свою голову, вернее, от гелевых химических чернил в ней, нефтяную плёнку над океаном бессознательного. Проснувшись, обнаруживаю, что аудитория пуста, а ноги страшно затекли и нестерпимо колют меня тысячами иголок».

Давно не общался с современниками, тьфу ты, со сверстниками. Вот вышел в Интернет – там это без проблем за 5 минут. Начинаю расспрашивать какую-то девушку о том, о сём, о жизни, о парнях и т.д. Она так оживилась и начала... О том, что пока у неё никого нет, потому что ещё не зажили раны от предыдущего "козла", но это ничего, скоро объявится принц... Много говорила о том, как она сильно страдала и страдала, но это тоже ничего, что нужно радоваться жизни и веселиться и всё такое в этом духе. Ладно, думаю, хватит пока. Отключаюсь. Подсоединяюсь к другой мамзель-стриказель. Спрашиваю, чего это она такого хорошенького в жизни делает вообще-то? На что она, перед тем как переспросить, удивлённо пожимает плечиками. Хм... Опять душевные раны и страдание, но улыбка на лице и весёлое расположение духа – стараемса, мол.
И какой вывод? – Боль – необходимое условие любой эволюции?
Вот так, а ты говоришь, что с девушкой познакомиться хотел...

12.10.02 02:55
Мне неудобно приглашать домой гостей, потому что в моей комнате стоит огромный шкаф, весь забитый умными книгами.
По стране шагает великая перепись населения. Я жду не дождусь, когда ко мне придут переписчики, какие-нибудь студенты-социологи. Когда они спросят меня, кто я по национальности, – я с гордостью отвечу им: "никто". Или просто: "космополит". Студенты же будут недоумевать, не зная значения этого слова. Хорошо... :–)

12.10.02 06:02
Тяга к путешествиям – это то же самое желание озорного ребёнка пойти погулять и поиграть во дворе. Только масштабы совсем другие. Я помню, как мы с моим дворовым другом предвкушали те неведомые места, которые мы обнаружим. Это было нашим самым любимым занятием. Мы каждый день узнавали новые места и до того забирались невесть куда, что приходили домой только к вечеру. Считаю, что совершенно необходимо отпускать детей так далеко самостоятельно, даже рекомендовать им это. Вероятность того, что с ними что-то случится, не так уж велика, а польза несравненна. И в деревне самогонку пить по ночам тоже нужно разрешать. Потому что, если человек не удался, он всё равно будет таким, какой есть, а оберегание его – сизифов труд. Что толку запрещать, отнимать, если не можешь ничего дать взамен того. По-любому человек занимает свою полку где-то к 20 годам, независимо от того, как он прожил до этого.

понедельник, 14 октября 2002 г.
Сижу на лекции, как в тюремной камере. Пытаюсь пересилить сонливость, читаю пожелтевшую книжку Чехова, один из его самых грустных рассказов. ...международные механизмы защиты прав и свобод человека и гражданина... Лектор-татарин, по совместительству какой-то важный чиновник в республиканском правительстве, видит мою книгу, но он интеллигент. Впереди меня сидит студенческая супружеская пара. С девушкой я когда-то дружил на первом курсе. Она угощала меня горшочками собственного приготовления, гордилась ими. Подарила мне свои серёжки из можжевельника на память, когда их потрёшь в руке, они начинают испускать аромат. Они и сейчас лежат у меня в столе. У них уже есть сын и в университете они всё время ходят за ручку. Лектор читает из газеты постановляющую часть какого-то решения Гаагского Европейского Суда. Парень впереди внушает уважение своей спокойностью и молчаливостью. Вдруг он как-то оживает, резко наклоняется к своей молодой жене и шепчет ей: «А я уже читал эту статью, это Российская газета, вчерашний номер. Я читал это решение, да, да».
Девушка, не смотря на него, быстро кивает головой. Он уже медленно выпрямляется и снова слушает татарина. Девушка косится на него неодобрительно, но с любовью.
По пути домой, около калитки возникает такое ощущение, будто находишься на поверхности футбольного мяча...

Сижу на лекции хмурый, подсаживается товарищ. Он рад, что встретил меня, возбуждён, потому что сейчас я буду ему в чарующих красках описывать все прелести Интернета. Он совсем недавно дорвался до виртуального мира, он только начинает свою виртуальную жизнь, он воодушевлён небывалыми возможностями. Его ещё ждут большие разочарования, но это ещё не скоро, года через 2-3. Как я ему завидую. Я вижу его улыбающегося, он думает о том электронном письме, которое пришло ему сегодня утром.

19 октября 2002 г.
Бессонница. Почти утро. Встал, натянул холодные одежды. Уселся уютно. Успокоился. Артур Шопенгауэр – неутешительная философия, но правдивая. Чувствую, как начинают блестеть собственные глаза. Неведомые вещества проникли в области головного мозга и нарушают там спокойствие. Опять думы об энтропии. Это неотвязное слово. Всегда в своей жизни я стремился к чему-то основательному, чтоб ржавчина и моль не разъедали и не ели, и муравьи, и мухи, чтоб не гнило и не превращалось в пыль.
Я сижу на кухне и думаю про запах гнили, доносящийся из мусорного ведра: нужно успеть скушать продукты до того, как они начнут гнить; нужно успеть обдумать много вещей до того, как твое тело начнет дряхлеть.
Старик, больше всего в жизни не любивший Гегеля и пошлость. Зажмуриваюсь на последнем слове знакомого абзаца и фантазирую. В этот самый момент есть где-нибудь на этом шаре человеки, читающие старика Артура в эту самую минуту, как и я? Да, конечно, сир. 25-летняя Сюзен из Австралии. У них сейчас обед на кукурузной ферме. Она забралась на чердак, там у неё местечко. Чернокожий Джон из 22-го квартала Нью-Йорка. Матрос на судне, близ Антильских островов. А также японец Ишито в палатке на горе.

26 октября 2002 г.
Рано утром проснулся от какого-то противного шаркающего звука за окном, который мне мешал разговаривать по телефону; оказалось, что это дворничиха скребла снег жестяной лопатой.
Это не я стою в окне с заспанным лицом и с дымящимся половником в руках. Это не я смотрю на улицу и сублимирую прохожих. Это не я думаю о 5% КПД двигателя внутреннего сгорания, смотря на соседа, прогревающего мотор своего ВАЗа. Размышляя о том, как моторное масло умаляет удельный вес энтропии энергии трения. У меня есть 3 боевых патрона от автомата Калашникова-74, они говорят мне о том-то и о том-то.
Днём же ты уже сидишь в солнечной аудитории подальше от всех и читаешь книгу. Какие-то шорохи и прыжки. Оказывается, это залетели воробей с синичкой и клюют мусор на полу, неодобрительно поглядывают на меня улыбающегося...

27 октября 2002 г.
"Всё решительно было по-прежнему: из щелей выглядывали тараканы и даже их как будто больше сделалось, но были и некоторые измененьица".
М. Булгаков. «Похождения Чичикова».

Через минуту я заметил, что потолок был покрыт прусским тараканами. Они давно не видали света и бежали со всех сторон к освещённому месту, толкались, суетились, падали на стол и бегали потом опрометью взад и вперёд по краю стола.
Я не любил тараканов, как вообще всяких незваных гостей; соседи мои показались мне страшно гадки, но делать было нечего, – не начать же было жаловаться на тараканов, – и нервы покорились.
А. Герцен. «Былое и думы».

Всю свою жизнь я пробираюсь по ночам на кухню и когда включаю свет, то начинается невиданная суматоха среди тараканов. Я хватаю тапок и начинаю их убивать, потом я смываю их в канализацию. Хрупкая казнь тараканов янтарных, меднокрылых и лёгких, безумных, как ветер. И так всегда. Меня не смущает, что своими набегами я способствую оглуплению этих существ. Тем не менее, я по-прежнему прихожу воевать по ночам на кухню, а тараканы живут всё так же. И ничего не меняется и не зависит от меня и от тараканов. Никто в сущности не умирает. Люди очень похожи на тараканов.
И ещё в детстве я коллекционировал стихи про тараканов.
Она не любит тараканов, живущих в его квартире, и он предлагает им уйти. Раньше он кормил их, учил читать и писать, они несколько недоумевают, но уходят, все до одного. Он думает, что тоскует по ней, на самом деле ему не хватает тараканов. Интеллигентные существа, индивидуалисты с большим чувством собственного достоинства, – не то, что муравьи какие-нибудь. Энергичные и динамичные. И неправда, что они холоднокровные, они сухие, как деревянные щепочки – честное слово, вы только потрогайте. Они связаны с темнотой, а это время мудрое и тёплое.

28.10.02 20:20
Ухватившись за поручень, я в трамвае еду на экзамен. Не спал ночь. Подмышкой у меня Уголовный кодекс Российской Федерации с вложенной внутрь зачётной книжкой и Закон об оперативно-розыскной деятельности. Экзамен по уголовному праву и процессу. Я растрёпан и не брит, заспанные и красные глаза. Потёртая кожаная куртка а-ля чекист НКВД. Пассажиры смотрят на меня с пугливым и уважительным интересом, видимо, из-за кодекса.
Только что приехал из универа и вот что хочу сказать.
Оказывается, совершенно особенное удовольствие читать во время занятий, в полной и шумной аудитории. Такой контраст. Совсем не то, что в своём тихом доме листать страницы. Представляешь себе то, о чём читаешь, и в то же время разговоры вокруг, так необычно, так нервно и в то же время спокойно.
Дождавшись пустой трамвай, чтобы можно было сидя почитать, поехал домой. На какой-то остановке оторвался от книги (уронив на колени), чтобы обвалять картинку в муке своих мыслей. Взгляд в окно, на свет в темноте. Напротив моих окон окна другого остановившегося трамвая. Несколько секунд, не скользя, это лицо, отрывающееся от своей книги и сразу же на меня. Взгляд. Медленная потупленная улыбка. Благодарность. За что? А я впиваюсь в неё. Передержки быть не должно. – Осторожно, двери закрываются. – И опять темнота. Мне почему-то нестерпимо хочется кому-нибудь об этом сказать; о том, что этот 4-х секундный взгляд и есть жизнь, потому что она так же скоротечна и бессмысленно ценна. Я обвожу взглядом яркий салон трамвая, но серые уставшие люди... Как же так.

"Вот коляска, четвёркой, на почтовых, быстро несётся навстречу. Две секунды, и лица, на расстоянии двух аршин приветливо, любопытно смотревшие на нас, уже промелькнули и как-то странно кажется, что эти лица не имеют со мной ничего общего и что их никогда, может быть, не увидишь больше".
Л.Н. Толстой. «Отрочество».

Мой старый дребезжащий трамвай взбирается на холм и взору открывается вид на долину панельных коробок-домов, как новогодние ёлки они сверкают и оттого кажутся немного прозрачными. Моя больная фантазия не может обхватить всего того, что может происходить в каждом огоньке, в каждой комнате. Так много людей, миров. Почему-то мне всегда становится неприятно от этого. Мне всегда хотелось, чтобы на свете было как можно меньше людей. Почему я подумал об этом, ответ известен только мне одному. Потому что до этого прочёл в своей книге описание пустынной улицы, на которой ни души. Всегда приятнее смотреть туда, где нет людей и думать о людях, чем смотреть на вечерние многоэтажки и думать об одиночестве.
Завтра с утра – приставучая песня, слышанная случайно на кухне поёт сама себя во мне.
Мы едем на ненужные для некоторых едущих лекции.
Моя жизнь проходит, вернее уезжает куда-то в трамваях и автобусах, этих общественных институтах социального благополучия. В наблюдениях за безжалостными уличными драмами моя жизнь утекает, как вода из-под крана...
– Как же тебе объяснить... Вот садись-ка сюда, смирно сиди, не шевелись. Посмотри. Чувствуешь, как жизнь идёт, и проходит? Не жалко?
– Да, в самом деле, как будто рейс задерживают и ты вынужден дожидаться...
...про ту девочку, дневник которой читал вчера на каком-то богом забытом сайте, трогательный, насквозь душещипательный, до слёз в своей наивности и девственности, и те радости там старательно записанные, как в детстве посадили молодые дубки, пророщенные из желудей, про дедушку, который сейчас где-то там в деревне открывает дверцу холодильника, из которого всегда так ужасно пахнет и, стараясь не кряхтеть, медленно вытаскивает он оттуда початую бутылку водки, на этикетке которой изображён нынешний президент страны. Старый и пьяный человек смотрит через окно в ночь и думает о том, что уже ни одного из его фронтовых однополчан не осталось в живых и не всё ли равно...
Приостановись...
Только ты да я можем ехать так и думать об этом:
"Да-а-бы или что-о-бы понять цену кайфа-а..."

30 октября 2002 г.
Вчера она написала мне письмо. Между прочим, обмолвилась также, что у неё – никого, что я мог бы наведаться в гости. Я пришёл. Тортик, вафли, кофе. Она была рада видеть меня ещё больше, чем всегда. Я, как обычно, даю себе обещание, что это – в последний раз, и каждый следующий раз – последний. Необыкновенно нежна, изощрённые и "антиханжеские" формы ласк. Я просил её покурить при мне, она не хотела этого запаха. Изображал в лицах, как ты покупаешь в промтоварах пару свечей, одну большую, другую – поменьше, а продавщица сказала, что на складе есть и побольше, если нужно...
Уже не помню какой раз за всё долгую ночь, она даже умудрялась играть при этом со своим котёнком. Я пугаю её, объясняя, что ноги сводит оттого, что это какой-то вирус проникает в нас. Трудный финал "ну, как добрался", мой. В её карих глазах благодарность. Учащённое дыхание, пот холодит спины, между нашими животами хлюпает влага. Наконец-то, такое длинное послание морзянкой неведомо кому. Замирание. Слышно только тиканье настенных часов и немножко шебуршанье её крыса Валерьяна в клетке. Ни дыхания, только несколько секунд пустоты. Это как вдруг оказаться в открытом космосе, с открытыми глазами. Поцелуй запотевшего виска. Надо бы запомнить ассоциацию протекания жизни как полового акта... Опытные в сексе партнёры не спешат; играют со своим вожделением; растягивают удовольствие в прелюдии, лаская друг друга почти до обморока. Извращенцы идут дальше: они мучают друг друга (связывают, бьют и т.д.). Иногда твои глаза кажутся очень старыми, а иногда – наоборот...
Обнимая меня и закрыв глаза, она подбирает прилагательные к морю, к шуму волн, к необитаемому пляжу. И, когда, лёжа в её широкой постели, я наблюдал тёмное предрассветное небо сквозь тюль на окне, она вдруг проснулась, посмотрела на меня жалостливо, потом порывисто прижалась, и, уткнувшись мне в шею, всхлипывая, прошептала: "Я не хочу умирать..."
Утро. Долго ухожу. Дурашливо гадаем с ней, о чём пахнут мои перчатки. На лестничной площадке я подаю тебе ручку на прощание. Ты пожимаешь её трепетно – так прощаются бессмертные. Я отступаю молча, ухожу – так прощаются мужественные и гордые. Уже идя спиной к тебе и не смотря, только помашу рукой – так делают американцы. Спустившись и завернув в пролёт этажа, отправляю воздушный поцелуй – так поступают французы. Идя, ёжась, к остановке, шепчу «прощай, прощай» – так делают все.
Озабоченные лица прохожих. Мимо внушительного банка, молодые костюмы, одухотворённые дорогой туалетной водой, курят дорогие же тонкие сигареты; я в дешёвой шапочке и заношенной куртке, ко мне неприменимо прилагательное "дорогой". Они не задерживают на мне взгляда совершенно. Это мир или этот мир. Мне всегда и каждый раз неизменно стыдно своего жалкого вида, потому что нет у меня столько собственного достоинства, презрения к их условностям, наглости и т.п.... или наоборот, оттого, что слишком много?
В маршрутном такси я засыпаю, женщины смотрят на меня с пониманием, остальные совсем не смотрят. Иногда, пробуждаясь, я вспоминаю, как она изображала белочку лапками кверху, как просила нарисовать химическими чернилами якорь у ней на груди, улыбаюсь при этом как пьяно-блаженный идиот. Потом я замечаю у одной из женщин полиэтиленовый пакет; на нём изображён кипящий ночной город, какой-то далёкий, нарисованный. Снова темнеет в глазах, я начинаю слышать шум полиэтиленового города; я – Нью-Йоркский таксист, проезжающий мимо красивых проституток из России с хитрыми глазами.
Какие такие люди сидели и будут сидеть после меня на этом сиденье?
Случайно заметил, что моё изображение в водительском зеркале обзора салона не повторяло моих движений. Меня это нисколько не удивило. Я отвернулся и продолжал с отсутствующим видом сонно смотреть в окно. Там я вижу большую дорожную рекламу: абсолютно белое полотно и только маленькая стальная скрепка изображена в середине стенда. "Неплохо", – думаю я. Я вообще не люблю рекламы, так сказать, с человеческим фактором, тем более довольным и улыбающимся. "Всё очень просто, mon petit, всё очень просто...", – звучат во мне её слова. Потом эти слова сменяются другими, уже с какой-то бумаги, приклеенной прямо напротив меня: "Правила пользования городским общественным транспортом. Принимаем заказы на обслуживание свадеб, юбилеев, экскурсий, выездов за город, похорон. Грызунам проезд дороже. За рулём ангел".
Около моего дома сидит мокрая кошка и, сосредоточенно следя за плавающим в луже окурком, о чём-то думает. Осторожно беру её, не сопротивляющуюся, и всё ещё смотрящую в лужу, переношу под козырёк подъезда. Оказывается, бывают ещё и дождевые кошки...
Через неделю натыкаюсь на её светлый волос на своём шарфу. Присев в кресло, долго смотрю на него, пока не понимаю, что та кошка под дождём и была ты.

02.11.02 12:03
Когда я окончательно понял, что радикально отличаюсь от других людей?
Когда нашу роту отправили на работы в свекольное поле. Я с удовольствием махал тяпкой, потому что в противном случае я бы маршировал. Все другие же ни за что не хотели брать в руки инструмента, считая это позорным. Наш командир взвода заметил на моё усердие, что во мне есть что-то рабское.

04.11.02 12:45
У нас рядом с домом есть контора автомобильного такси. Там всё время много стоит машин в ожидании вызова. Идёшь мимо рядов машин с шашечками и смотришь на таксистов, одиноко сидящих на своих местах для водителя. Большинство просто сидят, слушают радио или просто глазеют на прохожих. Всего одного видел с какой-то газетой на руле, это был кроссворд.
Вот так, государи вы мои, мы и сидим всю нашу жизнь в ожидании чего-то...
Зеленоглазое такси, притормози, притормози. Ты увези меня туда, где буду счастлив я всегда...

11 ноября 2002 г.
Смотрю перед сном порнографические фотографии. Всматриваюсь в женские лица, думаю о том, что у них там за окном солнечный день; отом, что её страна так далеко отсюда, от моего города, где я рассматриваю порнокартинки с ней. Если бы я был там, я бы пригласил эту молодую девушку в бар, мы бы смеялись. Она бы говорила мне, что с работой туго, но это ничего.
Я точно ненормальный.

17 ноября 2002 г., 9:59
Наплевал ли я на угрозы рефераты работы всякие дефекты ли системы, не засматривался ли на войну всех против всех, замеченную англичанином сэром Гоббсом. Не наливал ли себе непосильный жбан кофе «Пыль колумбийских дорог», который намеревался перенесть в ванную под сломанный душ. Сидел слушал тягучие и всегда грустные башкирские романсы на кухне по радио. Виделся ли ему парень, туда-сюда ходивший на крыше, была видна также бутылка в его руке. Вспоминал ли тебя?
Отливая в пластиковую бутылку, под гудящий этот звук, я вспоминаю детство, будто мы с дедом на его грузовом ЗИЛе горох везём. Только ты одна знаешь, как я люблю отливать во всевозможные бутылки... – такая странная блажь.
«Пацан, ночью не ссы в стакан, не ссы в стакан! В рот пароход!»
P.S.: Не хочу больше никого обманывать. Первый и последний этаж не предлагать.

18 или 19 ноября, 2002 г.
В детстве, завидев паучка, спускающегося как скалолаз с потолка на пол, я тихонько подходил к его верёвке и незаметно срывал её на месте крепления, наматывая на руку, а паук травил свой канат и никак не мог добраться до пола, я всё ждал, когда же у него кончатся нитки, ведь не может же, в самом деле, бесконечно выходить из него этот трос, и вот, паук, поняв, что что-то тут не так, ползет потом наоборот наверх, к моей руке...

20.11.02 06:19
Я всё-таки студент. И у меня сессия. Я тихо сижу со своим бессменным другом компом, а за окном завывает вьюга. Я пишу какие-то тексты, я считаю их глупыми и ненужными, но всё равно пишу, потому что это моя война. Я перестаю стучать по клавишам и опять тихо... думаю. О том, что кроме этого ветра за шторами ничего и нет, что все эти дела, которые я неусердно делаю – выдумки людей от скуки. Так и есть, это всё ерунда. Я уже не доказываю преподавателям, что латинская семантика слова реферат означает – учебная работа для повышения аналитических способностей и интеллекта, а не для отнимания времени у человека. Я уже не улыбаюсь им, и не говорю с задорной улыбкой "богохульные" мысли против оправдания права и государства. Я обычный заключённый, меня взяли в плен и выхода из этого вражеского лагеря нет.
Просто так зашёл в общагу к одногруппнице, увидел фотографию одной девушки, умершей на первом ещё курсе. Она вспомнила, что случайно увидела тогда, как я на кухне в задумчивости написал на каком-то клочке бумаги: "Уходят девушки от нас, они уходят и уносят холодный блеск холодных глаз..."
Начали рассуждать о смерти. Сказала, что не понимает, как один какой-то её знакомый тоже самоубился. Неужели, говорит, можно до такой степени не любить жизнь. Глупая, она и не подозревает, что именно самоубийцы больше всех любят жизнь, но жизни-то (самой настоящей, а не дерьма) им и нет.
У нас в городе есть две двадцатиэтажки, кажется, это самые высокие дома. Подростки со всего города до того облюбовали эти высотки, что пришлось поставить туда охрану. По статистике... прыгать на асфальт... это только психически ненормальные... да нет, ведь всякое бывает.
Блин, зря я начал думать, теперь я уже не могу больше писать этот долбаный реферат. Такие формы обучения неплохие, я не против, но они для кретинов. Я же не кретин, чёрт побери, сидеть 60 листов исписывать своим тараканьим бегом. Студент Шакиров, с вас 14 часов вашей жизни, пожалуйста, оплатите в кассу № 2.
В детстве мне доставляло особое удовольствие рисковать. Больше всего я любил залезать на всевозможные высоты. Взрослые просили меня, чтобы я не занимался дурью, что такие дурачества просто глупы. Времена детских дурачеств прошли, наступили времена больших, взрослых дурачеств. Но теперь меня никто не ругает, напротив, даже заставляют совершать глупые поступки. Что за странный мир, мама?

Уважаемый Сократ, как мудро вы поступали, не записывая своя мысли. Вы относились к жизни так несерьёзно, дурачились с молодыми юношами, рассказывали им странные истории. Легкомысленный старец, он ненавидел кухонную посуду и выстиранное сушащееся бельё.
Неправда, что ты не думал о нас, ты думал очень много, больше всех. Но что мог ты поделать с этой бессмыслицей. Какая разница. Нет, нет, ты не должен был. Никто ничего никому не должен, в этом мире так много долга. Нет, я не прошу, просто так стало грустно, далёкий-предалёкий дедушка Сократ. Если бы ты пошутил надо мной на своём греческом языке, ухмыляясь, я бы ничего не понял. Вот так живём мы тут, севернее от того места, где был когда-то твой каменный дом. Здесь холодно, города у нас совсем другие, чем ваши жаркие полисы. На улицах наших городов ходят угрюмые люди, а снаряжаться на войну не так приятно, как когда-то. Скажи, не казалось ли тебе когда-нибудь, что люди на улицах пустыми как бы видятся, словно надуманными? Передаю тебе привет отсюда; знаешь, ещё из того, что ты любил, сейчас ничего не осталось, всё куда-то исчезло. Хочу открыть тебе маленький секрет: твоя душа не умерла, когда ты выпил кубок с цикутой, она осталась жить. В каждом из нас по чуть-чуть и даже во мне. Ну, прощевай. Только с тобой мне нравится разговаривать. Пойду пить чай. Пробовал ли ты когда-нибудь индийского чаю?

Сижу часами в коридорах в ожидании, когда у меня примут зачёт или экзамен. Сердце, конечно, уже не бьётся от волнения, как это бывало на первых курсах. Есть только раздражительность на то, что приходится так много времени тратить на ожидание, дабы исполнить формальный ритуал.
Я сижу в коридоре, облокотившись спиной на холодную стену. Девушки с младших курсов идут, раскачиваясь. Они никогда не читают объявления на досках объявлений, они никогда не оборачиваются на свист. Они только чуточку тронут меня своим взглядом свысока и тотчас делают вид, будто живут не в одном со мной мире, вернее, с такими, как я. На ногах выше колена – следы от сидения за партой у них. Шлейфы благоухающих духов тянутся за ними. Через несколько лет они перестанут так тщательно следить за собой и тоже станут внешне незаметными и серыми, как я сейчас в своём старомодном свитере.
В день моего рождения СССР официально присоединилась к Женевской конвенции о запрете рабства, ратифицировав её.

Во время разгара студенческой сессии всё так же, как во время революции. Непрекращающаяся спешка, целый день на ногах, бессонные ночи, бесконечные переговоры по телеграфно-телефонной связи. Я невыспавшимся полковником хожу и отдаю самому себе приказы.
Когда человек спит крепким сном, его будят, а он вставать не желает, а хочет только дальше продолжать спать... такой человек может в полусне пойти на чудовищные уступки, обещания и договоры в пользу будящего его, лишь бы только поспать ещё минутку.

Вижу, как какой-то бомж ожесточённо извлекает свои последние медяки для неё. Почему-то женщины никогда не подают милостыни, особенно пожилые. Когда же я кладу в холодные старушечьи руки тёплые российские монеты с двуглавым орлом, я думаю о... Кто-то в голове напевает «Марсельезу». Вижу себя, сидящего на грязном картоне, я сам себе подаю милостыню и сам себя я не узнаю. Тэнге, бог солнца. Я вижу не старуху, – молодую казахскую девушку, скачущую на коне по бескрайней степи. Это я объясняю открывшему мне дверь заспанному парню, что у меня убили братьев и сестру, что у меня есть маленькие дети, и поэтому я бежал от войны. Я жил далеко в Кабардино-Балкарии и Черкесии и вот Башкирия, мирная мусульманская страна, но работу найти не могу...


16 декабря 2002 г.
Проходя мимо детского сада: дети напоминали собой копошащихся цыплят. Смотря на них, я люблю представлять себе кем, в кого вырастет каждый, какая у него будет жизнь и всё такое.
Как-то раз её попросили присмотреть за ребёнком. Она сама ещё ребёнок, и поэтому они вдвоём были заодно. Она чистила картошку для супа, а ребёнок брал из раковины длинные картофельные кожурки в свои маленькие ладошки и старательно разносил их по всей квартире. При этом они оба смеялись, ставя друг дружке волшебные пендали. Съели вдвоём целую вазочку конфет. Потом она разрешила рисовать шариковой авторучкой у ней на животе.
В другой раз оставили двоих детей. Так они на её любимом покрывале костёрчик разожгли, чертята этакие. Стащили клубки пряжи, размотали и по всем деревьям и кустарникам двора развесили, как новогодние гирлянды.
Я же, оказывается, цветов не разбираю совсем: сказала, что детский садик, из которого нужно забрать детей, синий, а он, оказался, зелёным!
На ходу заглядывал джокондой в глаза некрасивым девушкам на улице.
Почему подростки всегда ходят кучками?
Разговаривающие стены. Слушая музыку в компьютере про "написанные кровью" таблички в метро "Выхода нет", я слышу ссору, то есть ругань, вернее даже брань за стенкой. Современные люди живут в железобетонных коробочках-муравейниках, стены которых открывают интересные и не очень тайны. Я думаю, что, если бы я был на его месте, я бы понял, уступил, уж точно не кричал. Я бы и её научил, я бы, я бы... Слышен звук разбивающейся керамики. Но где же гарантия, что так не будет и с тобой?
Выкладывая замороженные пельмени в кастрюлю с кипящей водой, считая их, задумался. Выложил так всю пачку, когда хотел только 10 штучек. Долго смотрел в воду, пахло грибами. Грибные пельмешки. Она боится грибов, ей они кажутся живыми и как бы шевелящимися. У некоторых из них есть хитин. А холодный бульон от них пахнет человеческой спермой. Обычно со мной такое бывает, когда я поливаю горшки с цветами и посматриваю в окошко.
Папа, в зале, выключив свет, играет с закрытыми глазами полонез моего детства. Я тоже закрываю глаза, вижу убегающий снег – это я лежу на санках, на мне лежит сестра и громко хохочет, а папа, улыбаясь тому, что прохожие тоже одобрительно смотрят на нас, мчит наши санки в неведомое счастливое будущее. "Боцман, права руля!" – кричу я отцу, задыхаясь от смеха.
"Ходи инде", – нетерпеливо говорю я своему давно умершему дедушке, на что он поправляет свою тюбетейку, шевелит губами и медленно идёт конём; мне приятно наблюдать за его морщинистой старческой рукой. Слышен из кухни запах пирога с калиной, который я не люблю.
— Па, а один миллион алых роз это примерно сколько? Силосную башню в нашей деревне можно заполнить?
"Не возись ты с этими голубями, они всякую заразу распространяют, и не смей больше брать свежего хлеба для них", – слышу я голос своей матери из коридора.
Она с заговорщицким видом подсовывает под его дверь львиный зодиакальный астропрогноз на текущий месяц и скажет потом, чтоб он обращался к нему, если захочет точно знать, когда будет хорошо и когда плохо.
Мужчина лет сорока, не в силах более воевать с бессонницей, встаёт с постели. Стоя у окна, долго смотрит в ночную темь. Видит на подоконнике вазочку с конфетами. Начинает их осторожно трогать, запускает в них пальцы...

01 января 2003 г.
Таким образом, с Новым годом или с каждым днём поздравляю тебя, невидимый мой адресат.
Морозы были до минус... стояли в подъезде, трогали друг друга носами, шептались. Шубка, мех, кончики пальцев – стукали друг друга маленькими разрядами электрического тока, таким образом, флюиды добра.
Непрекращающиеся звонки, и я удивляюсь тому, что кому-то ещё нужен, такой...
Переживания маленькой девочки на другом конце города, которая долго выбирала (крутила цилиндрический стенд) сентиментальную открытку для меня.
Извозчик в виде молодого таксиста дерёт в эту ночь нещадно, но романтика важнее.
– Любите громкую музыку?
– О, да!
– Тогда, поехали!
«И, пускай, колючка на заборе... И, пускай, смеется вертухай, мы же всё, браток, с тобой поборем, мы оденем жен своих в меха».
Вокруг взлетают ввысь азиатские петарды «Маде ин Чина» и думаю я, что, если война, то все точно также вылезут из своих домов, возбуждённые. Потом я не нахожу того, что искал, покупаю себе что-то вроде литра алкоголя, распахнутый рискованно, смотрю на верхушку муниципальной ёлки и думаю примерно так: "А что, жизнь как бы прекрасна".
Возвращаясь домой, кто-то во мне заладит своё липкое: "I like this game, I like..."


03.01.2003
Познакомился в виртуальных пространствах с добрым женским голосом.
Я узнаю, как она выбирает себе пушистые тапочки, сделанные в виде различных животных: зайчиков, львят, котят. Вот покупает 7-метровый телефонный провод-удленнитель, потому что кроме неё у ней в доме телефон никому не нужен. Потом, надев купленные тёплые тапочки с глазами и ушами, сидя в своей комнате, заводит разговор с умным парнем, старше её на 2 года. Она рассказывает ему, какие великолепные фотографии получились на её фотоаппарате, обещает, что подарит ему самую удавшуюся из них. На её тупую коленку (значит – добрая) падает холодная белая капелька от стаканчика мороженого в её руке, она слизывает её и удивляется новому ощущению. Перелистывает следующую страницу своего любимого фотоальбома, видит школьный класс предвоенной подготовки и гражданской обороны, где она с подругой разбирает автомат Калашникова; вспоминает, что другие девчонки не захотели возиться, так как боялись сломать себе ногти, да и к тому же оружие было смазано оружейным маслом.
Через два дня мы видим её на том же месте прокалывающей одно из ушей своим тапочкам-зверям и вдевающей туда стальное колечко; потом задирающей свитер и смотрящей на другое кольцо, в её пупке, и ненакрашенные ногти, теребящие его.
Она громко говорит: "Алло!", а мне слышится: "Клоун!" Я, смеясь, спрашиваю её, почему это она решила, что я клоун. Хоть ей и нужно было идти на работу в 6 утра, мы романтично проговорили до 5. Я и сам иногда под утро иду за сигаретами шарахаться по окрестностям. И такая сигарета тогда становится той самой, которую имеет право попросить каждый, всходящий на эшафот. Она всё смеялась над своими оговорками и ослышками: "поощрительный please (приз)", "дики-дики извиняюсь, сидя на подокольнике, ты не испарим (исправим)". Ей везде слышался мой виртуальный псевдоним (nick) – Ихтик, например, когда я говорил: "Ишь ты!" Она сравнивала жизнь с роялем, где есть белые и чёрные клавиши, и крышка, закрывающая клавиатуру. Я просил вальс только на белых, она же говорила, что его нельзя сыграть, не используя чёрных – выходит только какая-то полька... "А недавно мы с дичонками... Я – говорит – вообще-то непиривиредливая, но, конечно, вру, фру, фру".


13.01.03 03:13
Почему никто не смеётся во сне? Почему скрип снега под ногами нравится людям?
Разместил в компьютерной сети объявление о знакомстве: "Безденежный, безнадёжный, циничный романтик ищет родственную душу с телом противоположного пола, к которому можно было бы прижаться, когда совсем грустно". Теперь – ночь, я, обняв себя за предплечья, сижу очень спокойно, умиротворённо. Думаю о том, что было бы хорошо, вот таким и быть всю жизнь, говорить медленно, никогда не раздражаться, всегда видеть понимающие глаза.
Ощущение такое, когда дома никого нет, ты бегаешь по дому голый, потом, дрожа, и весь покрывшийся гусиной кожей, опускаешь сперва одну, потом другую ногу в горячую наполненную ванну. По телу начинают бегать мурашки и сразу возникают мысли о том, что жизнь на самом деле не так плоха, как ты считал до этого времени, что Иисус, в сущности, был удивительнейшим человеком. По всему телу начинают ходить оргазмические волны.
Подобные припадки доброты бывают ещё тогда, когда в хорошо протопленной деревянной бане залезаешь на лавку и обхватываешь там свои еще прохладные, не начавшие потеть колени.
Перед тем, как зайти в баню, в ночной тиши, я стою и смотрю на звезды. Никаких звуков ночной деревенской жизни, как в былые времена, даже на выходных. Мой аул вымирает, в каких-то домах ещё остались старики, вся молодёжь покинула это место.
Я залезаю на ләүкә (полок), выдыхаю себе на коленку и её кожу обжигает горячим. От этого меня сразу же швыряет в другое воспоминание, где я стою под душем в номере отеля с огромной душевой лейкой в руке, в моих плавках набилось много морского песка. Я, не разобравшись, кручу рычажок регулировки горячей и холодной воды и на мои обгоревшие и красные плечи льётся горячая вода, обжигая меня еще сильнее. Из-за этих перепадов температур, передо мной торжественно распахиваются прозрачные двери шикарного турецкого отеля. Я вплываю в холл, катя за собой чемодан на колёсиках, и меня окутывает прохлада кондиционера. Эта картинка начинает тухнуть, я успеваю только ещё обратить внимание на большую табличку возле ресепшена с улыбающимися турчанками: бурада сигара ичелмез (здесь не курят – турецк.).
Наконец, я открываю глаза и в тусклом свете лампочки вижу печку с почерневшими круглыми камнями. Река Инзер округлила их за многие сотни лет, думаю я. Когда-то и я планировал побег с родины к берегам Акдиниза.
«На небе только и разговоров, что о море, и о закате... Там говорят о том, как чертовски здорово наблюдать за огромным огненным шаром, как он тает в волнах... И еле видимый свет, словно от свечи, горит где-то в глубине... Поспешите, у вас осталось мало времени».
Я путешественник в пространстве памяти, как в том замечательном фильме Дормеля «Mr. Nobody».
Погружаясь всем телом в воду, закрывая глаза, начинаешь думать о смерти. Как быстра и неожиданна она у насекомых, которые разбиваются всмятку об лобовое стекло, фрагменты их высушенных от ветра тел видны также на решётке радиатора.
Купив новую машину, стараешься управлять ею аккуратнее, не царапать брюхо, не давать ей перегрузок и прочее. Так же ты должен быть внимателен и к своему телу, заправлять его исправно энергией и спокойно водить.
По мере проникновения теплоты в тело, все эти галлюцинации прекращаются. Резко открываются глаза, и я вижу длинный волос на кафеле. И становится нестерпимо печально и грустно, слёзы начинают течь по щекам, капая в воду... И в этот момент тебе хочется только одного – прижаться к кому-нибудь, не важно к кому, спрятать своё заплаканное лицо у него в ладонях, добрых и ласковых.
Чтобы узнать, чем живёт человек, нужно подслушать его бормотание, когда он деловито моется в ванной комнате... Если ему выключить там свет – непременно сразу же начнёт громко возмущаться.
Потом слышится звук открываемого дверного замка, становится очень неприятно, на уровне рефлекса. Я всегда не люблю, когда они возвращаются домой. И они злятся, видя меня; меня, не занятого и не зарабатывающего алтын.


25 января 2003 г.
В своих размышлениях я чувствую себя порой каким-то рыбаком. Сегодня утром только (утром обычно у каникулирующих студенток никого не бывает дома, ибо все зарабатывают деньги), в самый пикантный момент вскочил и принудил разомлевшую подо мной девчонку предоставить мне листок бумаги и пишущий прибор. Такова была мысль, таков я сам. Схватился за голову (в попытке удержать мысль, если она вздумает выпорхнуть из мозговых камер) и ходил туда-сюда. Зажмурившись, чтобы не видеть полураздетого женского тела, отвернувшись начал лихорадочно писать в стиле а-ля "тараканьи бега". Поставив традиционное многоточие, я умилённо начал уже озираться вокруг; она, оказывается, всё это время внимательно следила за мной. "Всё – сказал я с облегчением, – теперь не уйдёт, стерва (имея в виду так не вовремя навестившую меня мысль)". "Ну ты даёшь" – только и проговорила она...


28 января 2003 г.
Из всех времён года больше всего люблю осень в последних числах, из маленьких времён люблю раннее утро и позднюю ночь, когда мир становится более таинственным и малонаселённым. Сейчас пусть это будет утро, так уж и быть, не раннее...
Люблю уходить из дома. В этот раз я еду в серединку своего города, в один из многочисленных мирков потрескавшихся железобетонных коробок и старух со злыми глазами. Проходя возле Управления внутренних дел, я вижу свой фоторобот на доске с изображением лиц, объявленных в федеральный розыск. А вот и трамвайное депо. Когда я был маленький, мама мне говорила, что все трамваи живут в своём домике, где они перемигиваются лампочками. Вообще, у меня нездоровое отношение к этим существам. Только вот водители – всегда хмурые пожилые женщины-татарки, улыбающиеся только тогда, когда навстречу параллельно проезжает другой вагон, где за штурвалом сидит такая же её коллега, иногда они звонком приветствуют друг друга, особенно ранним утром. Киноафиша: "Властелин колец", по роману Д. Толкиена. Рядом с её домом прорвало трубу под землёй. Оглушительный рёв техники и крики суетящихся рабочих. Невероятно высокий гусеничный экскаватор с включенным мотором создаёт устрашающее впечатление, в кабине этого дракона сидит маленький лысый человек в фуфайке и читает какую-то книгу, почти вплотную приблизив её к лицу. Я невольно улыбаюсь, делаю некоторый манёвр, чтобы разглядеть автора – Дж. Толкиен, "Властелин колец", часть I.
Невероятно тоскливый вид из её, то есть твоего окна; глядя на такие пейзажи, не может не хотеться застрелиться. Замурованные камешки и ракушки в стеклянной банке из-под кофе. Полузаржавевшие колокольчики для подлёдной рыбной ловли. Кот Граф – Фёдор Тимофеевич из чеховской "Каштанки", занимающий половину софы.
Фотография: совершенно милая маленькая девочка в сандаликах и белых гольфиках, удивлённый и растерянный взгляд; она уверенно сжимает своей нежной ручёнкой рог. Отрываю глаза от альбома, перевожу на неё, уже взрослую, она же улыбается мне и смущённо так оправдывается: «В фотосалоне фотограф с мамой пытались мне всучить всяких там плюшевых игрушек, а я же упрямая, взяла этого козла с рогами и ничего не хотела другого, ну они меня так и сфотографировали. Правда, там был ещё крокодил, но он был пластмассовый». Я беру с неё обещание о том, что когда-нибудь, она расскажет мне все подробности своих семейных преданий.
Только такие, как мы с тобой, будут нюхать презерватив; потом, немного задумавшись, вздохнут и скажут: "Как в детстве, велосипедной шиной ремонтируемой пахнет, когда ее дедушка вулканизатором штопал". А я почему-то всегда любила именно под дождём кататься. Помню: мечтала, что когда вырасту, обязательно возьму и укачу далеко-далеко. Только таким, как мы с тобой, захочется выкопать с верхнего шкафа старый отцовский микроскоп и смотреть в него на сперматозоиды и спорить о продолжительности их жизни. "Я сама ещё ребёнок, помнишь" – в какой-то отрешённости тихо проговаривает она.
Прощание. Самый нелюбимый акт в моём частном театре. И каждую я подвожу к зеркалу, которое есть в прихожей каждого дома; и каждую я обнимаю, и так мы стоим, смотря на обнявшихся там – семейная фотография молодожёнов. И почти каждая мне когда-то с завистью в глазах говорила что-то вроде: "Как же повезёт той девушке, которую ты полюбишь..." Я думаю о том, что я ещё очень молодой, она – о том, что теперь будет дальше в наших отношениях. И остаётся только постепенно уходящий запах на одеяле, изгибах локтей. Пока ты сидишь на полу и задумчиво протираешь пыль с моих ботинок, если это лето, и белую соль – если зима, я глажу тебя по голове, как какой-нибудь король. Накручиваю твои волосы на руку и думаю, что природой так предусмотрено, чтобы нельзя было завязать в тугой узел... На прощанье замираем в картинных позах.
"Как томительно будет тянуться день!" – говорит он даме и тихо выскальзывает из дома, а она провожает его долгим взглядом, но даже самый миг разлуки останется у неё в сердце как чудесное воспоминание.
Сколько было необычных утр, после бессонных романтичных ночей, где они называли друг друга по именам, где рассматривали фотоальбомы со смущёнными застенчивыми лицами. К ним же я мог прийти только один раз в неделю, в тот день, который у парней посвящён занятиям на военной кафедре университета, а девушки бездельничают по домам. В то время, когда страна готовит своих лучших и храбрейших сынов воевать и умирать за неё, дочери моего отечества с радостным сердечным замиранием ждут странного кавалера-оппозиционера, мечтая в утреннем душе о счастье с ним или без него.
Прихожу домой. Люблю приходить домой.
Наговаривая оператору пейджера, кажется, или сотового: "А была ли ты совсем: тонкие ноги, чёрная материя несчастного итальянца?" и, немного подумав, прошу отменить сообщение, извиняюсь и кладу трубку. "Девушка, будьте добры, абоненту номер... а впрочем... не нужно этого, извините пожалуйста, извините..." – всё ещё продолжают звучать в наушниках микрофонные слова. Оператор – подрабатывающая студентка из провинции, на минуту задумавшись, решительно отменяет сообщение...


01 февраля 2003 г. (5:53)
Выпили с квазидругом. Тащил его на людные места. Потом телефон ли утянул в свой мир, я ли утянул мир в телефон; там люди, там...
Она: Что это за шум на линии?.. Будто дождь идёт.
Он: Это мы с тобой стоим под навесом арестантского барака, смотрим на дождевые струи, неприятно пахнет расположенным рядом туалетом – каторга на острове Сахалин.
Она: Теперь ты у меня будешь всегда ассоциироваться с шумом дождя...
Телефонно-дождливые капли грусти-алкоголи. В провинции и дождь развлечение. Когда вырастешь, дочка, отдадут тебя замуж в деревню большую, в деревню чужую, мужики там все злые и пьяные, по будням там дождь и по праздникам дождь...
Успокоившись, понимаю, что не нужно было совсем звонить кому бы то ни было, хреново так же, как после выпивки или банального оргазма. Так простодушно, в удивлении скажешь: "Ты что, разве так бывает, что зря позвонил?" И, надоев ли, тоска ранит, мягкий дождик не спеша так бесшумно барабанит.
А в Макондо, как всегда в это время года, идут дожди... И в Венеции льёт, как из ведра.
"Попробуй спастись от дождя, если он внутри" – В. Цой.
Немного помолчав вместе с ней, я прошу её ещё раз повторить мне так необыкновенно приятно случайно сказанное ею слово: "лечу"... пожалуйста, ещё раз... ещё. Она удивлённо повторяет, но это уже не то, совсем не то.


07 февраля 2003 г.
Придуманную мной компашку по юриспруденции приходят покупать студенты. Стеснительные студентки в моей прихожей конфузливо извлекают из своих ридикюлей сторублёвые бумажки и стараются при этом не смотреть на меня. Потом я приостанавливаюсь, чувствуя что-то а-ля шуршание платья, но это запах той купюры, что дала мне первокурсница, запах растерянности. Я беру её за уголок как вещ. док., на котором оставлены отпечатки пальцев преступницы и обоняю. Мне чудятся какие-то давно забытые шумные вечеринки, когда и я был первашом. Вот я деловито и без закуски опрокидываю 100 грамм водки, вот мой кавказский нос чувствует холодную сталь её больших серёжек и запах... Уже я небритый протискиваюсь в утреннем сонном автобусе к выходу и вдруг опять... она недовольно искривляет свои густые брови, прядка волос, выбившаяся из-под шапки, и тот же еле уловимый запах.
Я – маленький октябрёнок, стою во Дворце пионеров в зелёном уголке перед огромным аквариумом и смотрю на чудо-юдо рыб, воображая себе чёрт знает что. Потом я тихонечко, чтоб никто не видел, просовываю свою жвачку бубли-гум в клетку морским свинкам, они с жадностью и отнюдь не справедливо её делят и молниеносно съедают.
Пионер с многочисленными замечаниями Шакиров засовывает, как мангуст, свой нос в подарочный новогодний набор и...
...короткий запах злого смысла твоих обыденных забот, и стрелки крутятся не быстро, и время делает аборт; запаха сладость урывчива – борется и тянется, смешна и обрывчива.
Все паспорта пахнут одинаково. Штампики...


11 февраля 2003 г.
Сегодня какой-то мусульманский праздник, а мне наплевать. В нашей res publica выходной.
В радиаторе парового отопления с раннего утра не замолкает шустрый татарский гармошечный мотив.
Весь день в доме и телефон.
Люди, вооружившись своими старыми истрёпанными записными книжками, названивают друг другу и поздравляются, хотя мало кто из них представляет себе, как правильно резать барана.
В деревнях старики бьют челом об пол, в мечетях – рабы – всё вокруг в крови, руки тоже пахнут кровью, и животные боятся, чуют смерть, жертвоприношения, псы ходят посматривают на подвешенные головы коров с ввалившимися глазами и свесившимся языком, потом паяльной лампой огнём в черны глаза, опаляя ресницы, уже не больно и рога...
С праздником тебя, моя азиатская республика!


13 февраля 2003 г.
Зашёл к маме в комнату: сама она спит, а телевизор работает. Я тихонечко прошёл внутрь, чтобы выключить, но... что это за необычное ощущение. Там шёл какой-то английский мультфильм и мне стал до того интересен он, что я так и стоял и смотрел в крадущейся позе, не в силах оторваться. В других обычных условиях я бы даже внимания не обратил на этот мультик, но сейчас, когда рядом заснувшая мама, сон которой так эфемерен и в любую секунду может развеяться... Так стоял я минут 5 с этим чувством и необычным восприятием, потом всё прошло и я ушёл. Похожее бывает, когда заходишь в какой-нибудь магазин техники, где стоят работающие телевизоры, особенно, если канал какой-нибудь не наш, а иностранный спутниковый, допустим. Я могу по целым часам там стоять, не обращая внимания на усмехающихся продавцов и консультантов.
Очень редко бывает и так, что когда моргаешь, картинка в одном из глаз вдруг как бы начинает подрагивать, будто видеопоток подтормаживает, и мозг не успевает его обрабатывать, и тогда становится даже страшно, что все это не по-настоящему, что ты на самом деле находишься в какой-то матрице. Иногда бывает и такое ощущение, что твоё тело как бы резко смещается само собой, навроде того, когда мимо проезжает большая фура на большой скорости.


14 февраля 2003 г.
Иду весь рассерженный – ни одного таксомотора для меня.
Вижу малюсенький автомобиль-малолитражку "Ока", всю заснеженную; на лобовом её стекле надпись: "Я люблю Вас!" Обошёл и приписал: "За что?" Подумал: что-то не то, но исправлять не стал.

20 февраля 2003 г.
Ходил по делам в центре города, и уже поздно вечером меня понесло... Бесцельно бродил по центральным освещённым улицам на морозе. Зашёл в пустынный мебельный салон, внутри он оказался огромным павильоном, весь заставленный мягкой заграничной мебелью. Коварно вдыхал запах кожи и других материй. Остановившись перед большим зеркалом в шкафу, долго смотрел, не шевелясь, на своё отражение. А что, если поцеловаться с ним, этак, по-французски, только язычками, всё равно же никто, пожалуй, не увидит? Потом, гуляя, очутился в другом большом помещении, целиком заставленном только огромными спальными кроватями. И всё так трогательно и по-домашнему небрежно оформлено: тумбочки, подушки, одеяла. А где же продавцы?
Иду по улице – уже спешу домой – повёрнутая голова от колючего ветра. Чувствую инородный предмет на губах, трогаю языком, беру пальцем – это чей-то довольно длинный седой волос. Но чей?
Когда у меня депрессуха, я люблю покупать вместе с водкой лапшу быстрого приготовления. Когда, ещё не заварив её кипятком, нюхаешь этот ровный брусочек засушенного теста... мне чудится, будто бы я – южнокорейский автомеханик, с руками, испачканными в машинном масле, отдыхающий в Сеуле в свой обеденный перерыв. Почёсывая через штаны свои запотевшие яйца, он думает о том, что надо будет не забыть дома посмотреть в словаре слово "дегенерат".
Налил в чай молока и не помешал. Когда пригубился к своему жбану (755 грамм такой покал, что в него свободно помещается мой кулак) увидел небо на рассвете с плывущими в нём облаками, клубящимися и, будто бы эти облака так легко я могу затягивать в себя и глотать. Впервые почувствовал себя божеством: Ихтик-Пыхтик, ты могуч, ты гоняешь стаи туч! :–)


03 марта 2003 г.
Это я, маленький мальчик, когда-то, давным-давно, в детстве. Мама ведёт меня за руку по оживлённой улице в парикмахерскую стричь. Она останавливается, заметив что-то на моём лице, приседает около и, смочив своими губами уголок платочка, стирает с меня это. Я морщусь, мне неприятно это трение и этот запах. И страшно после моей тихой комнаты быть в этой городской кутерьме. Для меня непостижимо, как мама смело садится в разные автобусы и троллейбусы, и мы едем. А вдруг мы случайно сядем не на тот маршрут, и он нас увезёт неизвестно куда, это так ужасно! В транспорте меня иногда принимают за девочку. Это, наверное, из-за того, что на мне кроличья шапка сестры. Если упираешься головой о стекло, ею можно издавать скрипучие звуки.
Когда мы переходим дорогу, мама крепко держит меня за руку. Я беспокоюсь: если будет машина, мама оцепенеет как вкопанная или начнет метаться и меня не отпустит, а так хотя бы я мог бы спастись.
Вот мы заходим в странно пахнущее мужское отделение. Парикмахерша ласково говорит мне, чтобы я не боялся, что моя мама сидит рядом: вон она. "Добрая", – думаю я. Потом она накрывает меня какой-то клеёнкой, чтоб волосы не сыпались на одежду, и мне тут же начинает хотеться где-нибудь почесаться, но я не смею шелохнуться и поэтому терплю. Смущённый и сутулый, опустивший глаза ниц. Но вот добрые мягкие руки прикасаются к моей голове и шевелят на ней волосы, но на самом деле это они незаметно гладят меня.
Мне хочется кашлянуть, но я терплю, не шелохнувшись. Наконец, я осторожно поднимаю глаза на большое зеркало напротив меня, чтобы увидеть её и вижу радостное и улыбающееся мне лицо, отчего я ещё больше смущаюсь, прячу зеркальный взгляд и ухожу в себя.
А когда она случайно коснулась моего уха, её ударило от меня током так, что она даже отдёрнула свою руку. Теперь, если бы наши взгляды встретились, я бы тоже просто разулыбался, быть может, вспомнив, как в школе ёрзали на стульях, а потом дотрагивались ногтями до болтов, скрепляющих стул... и были электрические искры.
Она в фартуке ходит вокруг меня, наклоняется ко мне, задевая моё плечо своей мягкой и в то же время упругой грудью. Иногда, когда она поднимает руку, чтобы, помахивая феном, сдуть с моей головы накопившиеся от стрижки волосинки, видны ее подмышки и это еще больше волнительно. Под клеёнкой я тереблю пальцами в тех местах, где лежат состриженные волосы. Всё время, пока она сосредоточенно стрижёт меня, я рассматриваю какую-то огромную фотографию на стене с моделью-парнем, у которого зелёные глаза и длиннющая чёлка, закрывающая почти половину его лица. Вижу лохматого спящего котёнка на одном из стульев.
Слезая с сиденья (меня маленького сажали на доску, которую ставили на подлокотники кресла), осторожно переступаю через клочья собственных состриженных волос. Когда мы уходим, мама шепчет мне, чтобы я сказал тёте "спасибо" и "до свидания", и я, задыхаясь от смущения, проговариваю это, уставившись на её маленькие туфли. Она говорит мне, чтобы я обязательно приходил ещё. Я, конечно, приду, но только уже через 10 лет, и её я там, конечно, не найду. Уходя, мы проходим мимо толстых-претолстых женщин с бигудями на их неприятных мокрых волосах. Во время обеда моя парикмахерша сбегает в зоомагазин, чтобы купить там дорогущий специальный шампунь для кошек отмывать спящее на стуле грязное животное.
А этот старый пердун заказывает стрижку с мытьем головы и ей приходится ему ее мыть, трогать пальцами у него за ушами. Он, откинувшись в кресле, наслаждается прикосновениями твоих нежных рук – ведь они не умеют иначе.
Я вырос, стал вполне самостоятельным, хожу в парикмахерские один и за свои деньги. Очередей, как раньше, нет. Прежде чем зайти, хоть дверь распахнута и всё видать, я всё равно постучусь легонько.
И, приехав на своем белоснежном внедорожнике в ту часть города, где когда-то жил, таким же солнечным днем, взгляд липко зацепляется за нехитрые предметы волосяных дел мастера: расчески, лежащий фен, жидкости для укладки волос, заряжающийся потертый смартфончик, лягушка под золото из китайского магазина, которая вроде как притягивает деньги. Клонит в сон как моего маленького сына, когда он в своем детском кресле хочет следить за миром за окном, но глаза останавливаются в одной точке, и приходит, наконец, оно – то смутное чувство грусти, как будто кого-то не хватает, того, кто всегда рядом, с кем приходишь и кто тебя всегда ждёт.
Я взял с собой на стрижку свою девушку, чтобы она меня также подождала, но...
Каким-то безразличным утром, сижу нешевелящимся истуканом в мужском зале и вслушиваюсь в звуки телевизора, что стоит где-то там и мне не видим. Персонажи мультфильма наперебой тараторят ну совершенно что-то несусветное. Мне хочется повернуться и хоть на секундочку увидеть картинку на экране, но я сдерживаюсь и приступаю представлять себе тех тётенек, которые озвучивали этот зарубежный мультик детскими голосами, и эту их студию, и как они кривляются перед микрофоном, какие корчат рожи, чтобы правдоподобнее получалось, как всплёскивает руками лисичка и сопит ёжик. И вдруг начинаю чувствовать себя каким-то почему-то зеком-рецидивистом.
Слышу, как на заднем фоне администратор салона по телефону записывает клиентов и всё время повторяет одну и ту же фразу: «как вам будет удобно, конечно, как вам будет удобно». Я думаю: бывали дни, когда я днями напролёт спал и мне так было удобно, расточительствовать время.
Парикмахерша уж больно коротко берет, но я не паникую, сижу себе, думаю, почему бы и нет, что-то новое, вдруг так станет лучше жить... От электрической машинки по мне начинают ходить волны мурашек. В зеркале – ассиметрия моего лица: немного кривой рот, глаза, кажется, один выше, другой ниже, уши. Аристотель говорит, что это признак талантливости человека.
Некрасивая женщина – мастер-универсал – неприятным тоном спрашивает меня: "Чего вздыхаешь, не спал что ли? Подыми голову-то, надо всегда держать себя гордо, а ты... Что там на полу, деньги увидел, что ли?" Мне противны прикосновения её холодных жёстких пальцев, отчего по всему телу пробегает дрожь. Её глупые разговоры с другими, такими же как она, парикмахершами, которые просят кого-нибудь переключить передачу. Но всем лень.
— Виски прямые или косые?.. Так оставить или нет? – не смотря на меня, недовольно спрашивает она.
И через много-много лет, я опять вспомню этого универсала, когда одна из многих, в очередном сюжете мне скажет: "Кто же в салат с огурцами и помидорами добавляет зелёный горошек, тем более консервированную рыбу?!" И, намеренно не смотря на меня, покрутит пальцем у своего виска.
Совершенно опустошённый, бреду домой, не замечая холодного ветра в незастёгнутый ворот. Переходя дорогу, как-то автоматически слышу у себя в голове оглушительный рёв автомобильного клаксона, останавливаюсь. В каких-то сантиметрах от моего бедра появляется грязный капот иномарки, её окно медленно опускается и оттуда вылезает почти половина верхней части толстого тела, которая кричит и, кажется, на меня: "Тебе чего, жить надоело что ли, мудило, смотри куда идёшь-то, придурок!" Я спокойно обхожу машину и иду себе дальше.
И вот снова я – опять мальчишка, летом, в деревне. Я сижу на нагретых солнцем и пахнущих мазутом железнодорожных шпалах и жду хлебный поезд. Внимательно наблюдаю за каким-то зверьком, который тоже залез на полотно: то ли суслик, то ли кто. Жарко и стрёкот кузнечиков. Вот подходит поезд, с последнего его вагона спешно сбрасывают станционной продавщице хлеб в мешках и поезд, даже не останавливаясь полностью, уже снова начинает набирать ход. Повесив пакет со свежим белым райцентровским хлебом на руль своего велосипеда, я мчусь обратно домой, по полям и лугам, мимо лесов и озёр. А когда нет велика, я еду обратно в деревню вместе с магазинным дедушкой на телеге, груженной буханками. Дедушка почему-то всегда пьяный и весёлый, он часто поглядывает на небо.
Вдруг я вижу вокруг себя зиму. Где это я иду и куда? И, как всегда, не помню дня недели и числа. Ах, да, ну-ну... На холодном подоконнике рядом с огромным кактусом сидит девочка и смотрит в заиндевелое окно, рядом сидит её большой серьёзный чёрный кот; он старый, намного старше своей хозяйки. Девочка внимательно смотрит на медленно идущего, понурив голову, юношу, который вдруг останавливается возле грузовика рядом со служебными дверьми магазина. Он поднимает голову и, немного подумав, подходит к грузовику, с которого разгружают штабеля хлеба в деревянных ящиках. Она замечает, что его глаза почему-то закрыты. "Какой странный, – думает она, – я такого в первый раз вижу".
"Что, вкусно пахнет?" – весело и одобрительно спрашивает старый и пьяный красноносый грузчик, заметив меня.
Потом девочка видит, как парень кивает грузчику и быстро сворачивает за угол.
"Нет, ещё не надоело", – думаю я про себя, вспоминая крикуна из иномарки, ускоряя шаг и тоже начиная слабо улыбаться, вспомнив, как свалился вместе со своим велосипедом и хлебом в ручей. И как мой деревенский приятель из детства со злого размаху (за что-то поругали дома) забрасывает с дороги в болотце свой велосипед; потом я тренируюсь в искусстве успокоения человека, и мы, довольные дружбой, снимаем всякие водоросли с его велика...
Позвонить, приехать, остаться и попросить, что ли, как раньше, маму постричь мне ногти на правой руке и почистить в ушах ваткой на спичке?


04 марта 2003 г.
Он изучал российские маразмы и был
по-своему привязан к ним, как праздный
Гуляка, но вдыхающий миазмы
родных болот не может не упасть.
(Елена Фанайлова)

Отечествоведение.
"Дана нам красота невиданная и богатство неслыханное. Это – Россия, её прошлое – изумительно, её будущее – невообразимо".
Кто такой русский? Дурак. А два русских? Драка. А три русских? Очередь за водкой.
Россия – это страна, где каждый пишет на себя характеристики. Чем и я занимаюсь в последнее время. Своим товарищам по учёбе я тоже делаю копии, подставляя вместо своей фамилии их. Причём те, которые читают этот листок с удивительным единодушием выказывают недовольство тем, что слишком уж как-то эмоционально представлены их личные качества, а надо бы суше, как-то поофициальнее. Почему не найдётся ни одного влиятельного человека, который бы отменил этот маразм. Хотя, с другой стороны, есть возможность попробовать на вкус "советской жизни", это полезно в малых дозах. Профессора со старыми советскими, туго набитыми бумагами кожаными портфелями у нас ездят в трамваях.
Холодная страна, где тёплые люди уже в мальчишеском возрасте устают колоть вечный лёд. Чёрный бутер, белый снег, жизнь кончается во сне.
Уфа – город одиночества. Это город неработающих или вовсе разбитых уличных телефонных автоматов. В домах этого города есть раскуроченные почтовые ящики. Большинство городских голубей живут недолго, калеками с вечно отмороженными лапками. Если долго быть с ними, то можно заметить, как они говорят друг другу: "Умру, умру".
Зимой ещё перед входом в приличные, уважающие себя магазинчики всегда висит табличка: "Осторожно, у нас скользкие ступеньки"... "Пешеход, внимание! Перейди на другую сторону тротуара – опасность схождения льда и падения сосулек с крыш". Мужички на улицах жгут гаражные замки, чтобы отпереть двери. А если воздушные шары, оставшиеся с какого-нибудь праздника, высыпать в подъезд, их никто не успеет даже увидеть, потому что от мороза они все сразу перелопаются.
Там несть числа озлобленным, упрямым и глупым вахтёрам и техничкам, хорошоусвоившим идею равноправия людей.
Даже рекламные плакаты и вывески с дырами, чтоб не сдувало ветром – рваные паруса.
Учитесь, иностранцы! Почему в других-прочих империях этого нет?
И смотрела погоду в тех местах, в которых хотела бы побывать...

У меня даже есть список того, что можно поделать, когда всё надоело, ничего не хочется и неймётся. Например, можно чего-нибудь пописать в этот дневник, или тезисы в черновик диссертации, посканировать какую-нибудь ненаучную художественную книжку и послушать её через синтезатор речи; посмотреть заново какой-нибудь фильм или телик, послушать старую музыку; проверить почту, позвонить бабам, поиграть в компьютерные игрушки.

Я сижу и сканирую, то есть увековечиваю, не самый лучший учебник по истории античной философии. Между страничками иногда попадаются чьи-то реснички, волосики, крошки. Я давно понял, что онтология и теория познания является высшей ступенью иерархии, далее идет социальная философия, т.е. обществоведение, потом располагается восточный мистицизм, ниже – религии, не забыть художественную литературу, после – анекдоты и, наконец, пословицы и поговорки как форма простой народной мудрости, а под конец еще, возможно, песни.
Мама, пришедшая очень поздно с работы, незаметно подкрадывается сзади и кладёт мне на голову что-то холодное. Я делаю вид, что не заметил ничего, но потом, резко вскрикнув, хватаю предмет с головы и начинаю рассматривать его. Им оказывается маленькая молочная шоколадка под названием "Блаженство". Самарская шоколадная фабрика: Россия – щедрая душа. Я говорю "рахматунчик", что в переводе с башкирского означает примерно "спасибочки" и только тогда оборачиваюсь назад, но там уже никого нет.


05 марта 2003 г.
Мои бабушка с дедушкой под старость ударились в религию. Так приятно смотреть на людей, боящихся смерти и бога.
Это очень неприятное чувство, когда слышишь, как кто-то кого-то зовёт, а он не слышит.
Со спичкой в зубах энергично ходишь по кухне туда и сюда, ждёшь, когда вскипит чайник на плите, думаешь быстро. Засмотревшись на чайник, весь как бы коллапсируешь в него, взяв с собой всё то, о чём думал вдруг... ужасно вздрогнешь, как взрыв суперновой звезды, когда кто-то, щурясь, в этот утренний час откроет дверь. Пижама, всё ещё продолжая щуриться ото сна, спросит о том, почему я плачу. А у меня всегда слёзы идут, когда я впадаю в транс, потому что, видимо, глаза не закрываю, смотря в одну какую-то точку. "Взасплох".


12 марта 2003 г.
Неужели это я слышу пищание своего будильника, это я его поставил? Так рано, но с какой стати я должен вставать. Ах, какие крамольные мысли, студент Шакиров! Вам нужно поменьше читать умных книг. Досадую, что домашние ещё не ушли по своим работам, помешиваю пельмени. Какого чёрта я делаю, но вот я, уже ежась от холода, бреду к своей традиционной трамвайной остановке. В голове стучат мысли о ненужности всей затеи; университет, где какой-нибудь жалкий человек будет объяснять, как заполнить ненужную бумажку. Не-е-т. Но прочь абстрактные размышления, не рассуждать! Спустимся на землю и узреем жалкого в своей крамоле студента Шакирова, который ещё не знает, что жалеть об этом и не только об этом не надобно.
Я зацепляю своим сопливым взглядом худого школьника, он держится за поручень трамвая и спит на ходу, глаза полуприкрыты и усталы. Я замечаю на его руке чёрные пластмассовые китайские дешёвые электронные часы и... рубец на запястье; шрам глубокий, значит, правил решительно. Он замечает это и меняет держащуюся руку, потом зло смотрит на меня, и я как-то почему-то бессознательно облизываю губы, он, немного подумав, всё же чуть улыбнётся на это своими уже на самом деле добрыми глазами. Трамвай встряхивает на повороте и снова в мире вокруг царствует пошлость... мы с ним больше не взглянем в сторону друг друга.
Специально дождался дешёвого государственного икаруса – старого разваливающегося гармошечного автобуса, в котором выхлопные газы идут прямо в салон. Потом, если с кем-нибудь будешь ты обниматься, она спросит, почему от моей одежды пахнет керосином. Дрянной день да пусть окончится дрянным транспортом.
Сестра налила, не заметив, прокисшего молока себе в чай, и продолжая задумчиво помешивать ложечкой свернувшуюся жижу, вздыхает обречённым тоном: "Не везёт мне что-то сегодня..."


8 марта 2003 г.
Всю ночь проторчал на молодёжной дискотеке. Танцевал я изящно и нежно, как женщина; движения мои были аккуратно плавны. Заговаривал с улыбающимися, глупыми и очень красивыми девушками – куколками. Когда одна из них покупала себе джинсы, пришлось даже лёжа их натягивать – так сильно они обтягивали её бёдра и ноги. Продавщица, живущая одна в общежитии, смотря на одиннадцатиклассницу, примеряющую вечернее платье с блёстками на свой незабываемый выпускной вечер, первый бал... продавщица думает о юной Наташе Ростовой, ей чудятся сверкающие хрустальные люстры в вышине, громкая музыка, шум праздника. Несчастная, она каждый выходной уговаривает одну из своих подруг пойти с ней в какой-нибудь ночной клуб, где тебя не будет. Всё это только для того, чтобы встретиться там с тобой, не любящим дискотеки. Несчастен и я сам.
И всё-таки, я упивался радостью смешаться с толпой, потягивать пиво, быть с кем-то, кто заглядывает тебе в глаза, берёт тебя за руку, а потом уводит прочь от этой толпы.
В прокуренном туалете я вываливаю наружу свои причиндалы, кто-то переругивается по сотовому телефону. Не в силах удержать приятное пьяное равновесие, я прислоняюсь к стене и от этого запаха чудится мне, будто я еду в поезде...
В темноте танцпола прозрачны белоснежные кружевные бюстгальтеры. Девушки будто охомутованы ими каким-то невидимым наездником сзади. Ты будешь весь насквозь пропахший запахом сигарет, от трусов до волос. Торопливо целоваться, танцуя. Чувствовать во рту табачный привкус и ещё что-то неразборчивое. Наутро проснуться с болящей головой, обнаружить в своём бренном теле болезнь «грипп». Лежать в недуге, мучиться, наблюдать баночки-скляночки возле себя, быть безразличным уже ко всему, то есть доступным внешним влияниям. Всё-таки, среди бисера разноцветных таблеток заметить такую, которая на языке отдаёт вкусом той самой помады, что была у припоминаемой всё сильнее девочки, подарившей мне болезнь, не свою, а просто бо-ле-зинь. Думать в потолок о том, что ничего не нужно; потом о том, что понимаешь такое только в такие моменты. Невероятно и недоверчиво выздоровев, переродиться, много и беспричинно улыбаться, и... снова заговаривать в маршрутках с незнакомками...
Она, всё-таки, оказывается, дала мне свой телефон, где отсутствовала последняя цифра, значит – кино с рулеткой десять к одному, и снова игра!


12 марта 2003 г.
Долго колдую над её компьютером – борьба духа с материей. Устанавливаем сканер, я предлагаю, засунув головы туда, отсканировать наши с ней физиономии, она поспешно отказывается. Уезжать уже поздно, четырёхколесные существа спят в своих холодных гаражах давно. Грызём на кухне сухари, беспрестанно колупаем полиэтиленовую скатерть на столе, где стоит пустая пластиковая бутылка из-под кетчупа, на ней яркий рекламный девиз: "Что может быть любимее?!" Мы оба в который раз перечитываем его и, заметив её слегка прищуренные глаза, я догадываюсь, что и она не может понять этих слов. "Может, в дурака поиграем? – предлагаю я, – так ночь быстрее пройдёт... должна". Она долго роется в своих ящиках и шкафах, но не находит колоды карт. Снова садится рядом со мной, и нам почему-то опять долго не надоедает смотреть друг на друга. "Тебе нравится?" – спрашиваю я её. "Так" – отвечает она и мы продолжаем молчать. Нельзя играть в карты сидя друг у друга на коленках, нужно сидеть насупротив. Вдруг я подумаю о шахматах, но ей не предлагаю. Знакомое неприятное чувство, когда знаешь, что чего-то не нужно говорить кому-то, но от этого сказать хочется ещё сильнее. Нельзя играть в шахматы с добрым сердцем, но женщины не любят шахмат.


25 марта 2003 г.
Рассыпал перед продавщицей с несуществующим будущим последние свои деньги, купил хрустящих вафлей и отправился с ними к другу. Мы построили с ним из них башенки и пирамидки, заварили зелёного чая. Друг играл на гитаре и пел про одинокие горы в Челябинской области, которые он так любит. Когда бы я к нему не пришёл, у него всегда неизменно стоит на кухне нетронутая чашечка с конфетами и мне удивительно это, как их никто, обрадовавшись, не съедает вдруг.

Есть человек, который "расклеивает свои объявления", есть те, которые их читают. Я – из первых.
Долго обсуждали, дарить ли торт победителям викторины, и все заметили, как от этого в аудитории очевидно запахло кондитерской.


5 апреля 2003 г.
Старался не задевать покупателей-обывателей в сутолоке да на вульгарном базаре. Удушье толпы. Однако, только одна картинка осталась нетронутой – и только эти жалкие торгашки могли повесить это среди своих второсортных тряпок – небольшой плакат, на котором небывалая девушка вся в обтянутой джинсе, такая уютная, удобная и аккуратная.
Государственный магазин (такие ещё сохранились в нашей милой отдалённости). В обувном отделе я коварно вдыхаю несравнимые запахи заморской кожи и каучука. Осторожно и с опаской трогаю вороватыми пальцами лакированные туфли на стеллажах.
В этом суть всех измен. Когда трогаешь, гладишь, берёшь на руки кошку ли бедняжку, другую, третью. А они ластятся, не подозревают...
Но как я мог так неосторожно забыться. Впрочем, всё равно. Засмотрелся на большую картонную вывеску-рекламу – увеличенная фотография парня с девушкой, совсем не таких журнально и телевизионно типических, а как-то неуловимо единственных, делающих этот магазин центром чего-то..., стоящих на коленях оба с засученными рукавами, обнявшись, они улыбаются не друг другу, а как бы каждый самому себе. Почему-то, я бы не сказал, что они счастливы, потому что... не знаю почему, но это что-то другое, что, собственно, и приковало мой взгляд и ввергло меня в столь опасное и столь приятное забытье.
Сложное разворачивается медленно, оно хранится в себе, как улитка. Тени секунд соломенных, соломенных не суетливы, тени вещей не неподвижны.
Вот я уже возвращаюсь в сей мир и крайне неприятно предчувствую, что кто-то заметил мой цепенелый транс. Только молодая продавщица от удивления не сразу отводит глаза, когда я посмотрю на неё уже нормальным взглядом. На груди у неё маленький крестик, а в волосах французская заколка в виде морской раковины. Только теперь я замечаю, что где-то в магазине играет громко музыка: «Кто-о, кто-о, придумал эту любовь, заставляя жить как в последний раз и не отпуская тебя и меня...»
Уходя из этого обувного отдела, куда я завернул-то всего на минуту, я замечаю не увиденную мной до этого надпись под гипнотической вывеской: "Не уходи, мне хорошо с тобой..."
Секретарша ждёт, морщась на заходящее солнце в окне, слегка слепящее в глаза и этим мешающее допечатать документ. Она всегда знает: ещё немножко потерпеть, от рамы до кактуса на подоконнике, всего несколько минут, планета прокрутится, шар повернётся, солнце уйдет...


07 апреля 2003 г.
В моём доме надо ходить всегда крадучись, чтобы не разбудить невзначай кого-нибудь, ибо все ложатся спать очень рано, ведь утром нужно вставать идти на работу, а я живу только по ночам.
Не хочу укладываться спать, тяну время зачем-то. Бесцельно то открываю, то снова сворачиваю окна и вкладки в компьютере. В сотый раз обновляю посещаемость своего сайта с книжками, но она такая же, как и 5 лет назад – примерно 500 суточных уников. Глаза слипаются и делать что-либо уже невозможно: читать, тем более слушать или смотреть; а хочется только поскорее заснуть – мне почему-то всегда не по себе в это время. Всё выключаешь, но хоть ты как – не хочется ложиться спать. Печальнее некуда тогда ты смотришь на свою нерасстеленную кровать, как на какую-нибудь гробницу Тутанхамона. Кажется, будто умираешь, всё заканчивается и сделать уже ничего нельзя. Сколько недоделанных дел, недописанных текстов остаётся, а я ничего не успел. Не страшно только потому, что привык благополучно просыпаться на следующий день. Поглядываю на часы: «надо ложиться» – кто-то тревожно повторяет внутри меня. В стотысячный раз обещаю этому внутреннему кому-то, что нужно ложиться пораньше, чтобы не быть весь день как сонный мух.
Сейчас, чтобы самоуспокоиться, что ли, я пошёл на кухню и стал кипятить чайник – хоть чайку попить перед квазисмертью. Когда через много лет встречаешь когда-то хорошего друга – тоже возникает это странное чувство – а где был этот человек все это время? Ведь для тебя он был все равно что мертв? Сколько ещё всего будет таких воскрешений?
А ещё бывает так: глаза закроешь и тут же откроешь, посмотришь на время, а прошло уже часа 2; выходит, те секунды, на которые ты закрыл глаза, расточительно заняли более двух часов – ужас, да и только.
Выкурить, что ли, сигаретку перед сном – напоминает последнее желание смертника. И в тот момент, когда ты стоишь так посреди ночи и печально смотришь на свою кровать – многообещающее телефонное сообщение от соседа-собутыльника: «Спишь?»
Легкая паника на рассвете – как теперь распределится мое предстоящее время дня. Стряхиваю с кровати крошки, взглянув на часы, что-то подсчитываю и ложусь спать. Думаю, Том Сойер тоже ведь всегда любил почесаться перед сном... Солнце никогда не останавливается, оно просто не может остановиться.
Просыпаясь утром, открывая глаза, понимая кто ты и где ты, я чувствую какую-то неловкость перед самой жизнью, будто я чем-то ей ужасно обязан. Некоторые дни я сминаю, комкаю, как удачно начатое, но забракованное.
Если у хорошего человека хорошее настроение и он идёт по дороге или по улице, что он делает? Он начинает попинывать разные предметы, встречающиеся ему на пути и ещё, может быть, негромко напевает или насвистывает.
Этим ранним утром я еду в пустом старом трамвае мимо деревянных домов по улице какого-то китайского революционера Сун-Ят-Сена. Помню, когда мы были мальчишками и ездили по этому пути в школу, то переиначивали это странное название улицы как «сука, ят сенага», что в переводе означало примерно «сука, ложись на сено».
Я захожу в кабинет криминалистики юрфака и шучу со старостой. Но вдруг, дрогнув, картинка замирает, и я понимаю, что это был просто сон, воспоминание. На самом деле сейчас вечер, и я иду за руку со своим отцом и полностью поглощён мыслью о предстоящей поездке в деревню. Я не могу дождаться завтрашнего утра, чтобы испробовать новый велосипед. И это утро наступает.
Я захожу в какой-то районный суд, иду по коридору и встречаю всё ту же нашу старосту в черной судейской мантии. Не могу сдержаться, чтобы не воскликнуть: «А! О! Сколько же лет, сколько зим! Какие люди в Голливуде! Это же наша штароста Зарипукина, ты слы-ы-шь!». Но от этих эмоций картинка снова становится нестабильной, начинает подрагивать и как бы подвисает. В голове появляется какой-то ультразвуковой писк, наподобие того, когда сильно высморкаешься.
Я просыпаюсь в темной затхлой комнате, где очень тихо. Я один, моя жена давно умерла, на столе много каких-то лекарств и рамок с фотографиями каких-то молодых людей с их маленькими детьми. Я снова начинаю проваливаться в сон лежачего болеющего человека, понимая, что больше никогда уже не проснусь...
Но ведь вот только что, уложив сперва нашего ребенка, а потом утешив и меня, мы с женой еще какое-то время устало перебрасываемся словами, пока я не начинаю проваливаться в тягучий и липкий сон. Я уже не в силах осознать свою последнюю оброненную фразу, когда я уже перестаю отвечать, но как-то при этом отчётливо успеваю почувствовать, что мой последний прерванный ответ – всегда безнадёжно грустный...

Первокурсница, которой нравятся мои тексты, но не нравлюсь я сам, рассказывает мне о том, что на хоккее (она большая его поклонница и посетительница) больше всего парней, но они там все почему-то ужасно матерятся, что даже потом охрипшие ходят немного. Я спрашиваю, нет ли у неё мячиков от большого тенниса – мне нужны для жонглирования, она, нисколько не удивившись, отвечает, что есть только для настольного. "Любили вместе посидеть с ним: баночки пива, сухарики, орешки. Но однажды он принёс слишком много... Да, у них часто такое бывает и поэтому приходится от них потом убегать".
Рассказывала, что, когда была маленькой, очень любила возиться с солдатиками, такими красными с чёрным брюшком, но это на самом деле клопы. Я рассказал ей про мои эксперименты с колорадскими жуками, о божьих коровках и червях. "Придурочные" мальчишки хотели подсмотреть её, когда она проходила флюорографию – рентген грудной клетки на предмет туберкулеза. Для этого приходится раздеваться по грудь в специальном мобильном прицепном вагончике, припаркованном возле школы. Если у вас есть металлическая цепочка, то её нужно зажать в зубах, чтоб не облучилась. Но она заснула на контрольной и проснулась только, когда уже все сдавали свои работы. Смеялась, никак не могла успокоиться, пришлось так и выйти из класса. Даже в школе, когда учили зачёркивать неправильное или лишнее слово, она никогда этого не делала. "А я вот люблю в плохие дни брать свою записную книжку и мазохистически чиркать там" – признаюсь я ей. – А одну, однажды, я даже утопил в унитазе, так как она не горела в огне.

Есть такой фокус. В выходные, ближе к ночи, встать перед любым высокоэтажным жилым зданием: в одних окнах огни, а в некоторых – нет. Если топнуть по асфальту ножкой, через несколько секунд загорается или потухает какое-нибудь окно. Проходящие прохожие не могут понять, почему встали тут и топают.
Как, интересно, эти инженеры-проектировщики решали, где будут стоять эти многоэтажки...

Она обиженным голосом обращается ко мне: "Ну что ты такой загруженный. Если будешь сидеть таким грустным, я уйду домой, ведь я пришла к тебе в гости". Мне становится приятно от этих её слов и я, продолжая пристально смотреть на неё, начинаю как-то странно улыбаться. Она, обрадовавшись перемене, садится поближе ко мне и, пытаясь поймать мои глаза своими, быстро проговаривает: "Ну вот, ну вот". Потом я прошу её рассказать мне, как её пригласили быть снегурочкой на новогоднем утреннике и как она ею была. Она с радостью и воодушевлением начинает сбивчиво описывать свои воспоминания, смешно мимикой изображая своих начальников по работе. Постепенно звук выключается для меня, и в тишине, продолжая улыбаться, я только смотрю на её быстро меняющееся лицо, беззвучно говорящие губы, неоконченные жесты рук. Ну вот, ну вот.
Кто знает, может, какие-то из древних праобезьян тоже грустили, подобно мне, на свой манер; что если и не сделало их людьми, то хотя бы, наверное, подтолкнуло. Трудовая теория происхождения человека – и возникает потребность что-то сказать друг другу. Задолго до человека...
Тот брусочек разноцветного мыла у тебя в ванной, запах которого мне так нравился, со времени нашего знакомства уменьшился, почти уже исчез, как и наша любовь.
Вот уже сколько лет мы хотим с тобой пойти на окраину города и посмотреть, как тронется лёд на реке, о чём он скажет нам. Но, похоже, этого никогда уже не будет.
Я говорю ей слова прощения и прощания, ей хочется плакать – так жалко себя. Она идёт в ванную комнату, пускает тёплую воду, опускает руки под эту струю и так стоит минут 10, смотря на своё заплаканное отражение в зеркале. Крем-масло жожоба и витамин E для капризных... волос. Против перхоти, против пехоты. Пусть нежная пена унесёт прочь дневные заботы... Продолжая держать руки под струёй, вдруг понимает, что именно это снилось ей сегодня. Я же рассеянно останавливаюсь посреди своей комнаты, беру с полки коробочку от шоколадной игрушки с сюрпризом, открываю её и самозабвенно вдыхаю белоснежный опиум – стиральный порошок "Зифа", запах моего прачечного детства. В этот момент я конечно же не знаю, что она, задумавшись, смотрит на недавно постиранный чёрный бюстгальтер, висящий на батарее отопления для сушки полотенец. Я не знаю также, что в этот же самый момент, мой двойник в далёкой Аргентине выкручивает перегоревшую лампочку; но и он не подозревает, что в эти секунды она, морщась, проглатывает чашечку с ромом, которая... Там, в том городе, ночь и тишина; где-то каблучки гулким эхом «цок-цок». И в полях поезд стучит и стучит.
Вечером того же дня, сижу истуканом, строго смотрю в одну точку не отрываясь, не знаю сколько времени, но довольно долго...
Я заболеваю. У меня повсюду галлюцинации: то обойным клеем запахнет, то лягушками погребными, то сбруей лошадиной, мукой.
Аккуратное замороженное масло крестьянское (чувствую себя холопом в лаптях, да на печи) я режу тупым ножом, и оно выглядит как ровно нарезанные пластмассовые пластинки.
Я задумываюсь и понимаю, как сильно болят мои обкусанные губы.
Странные дела. Только то, что не нужно, меня одолевает.
Звонил друг. Из разговора запомнил только то, что его подруга разбила об стенку будильник, а ему страшно иттить к зубному. Ехал куда-то, говорил с кем-то по телефону о какой-то ерунде, вдруг кровь носом пошла, никак не остановить, и ведь платочка даже у аристократа духа нет с собой.
Набрал горячей воды в ванной, свалил туда все свои грязные вещи, посыпал ароматным порошком, который пахнет Альпами, и ушёл куда-то.
Но можно ли производить разворот на пешеходном переходе при разрешающем сигнале светофора или нет, а на зебре можно, или нет?


13 апреля 2003 г.
Я очень хорошо выспался. У меня превосходное настроение. В кармане много денег. На мне свежее и удобное бельё, выглаженная одежда, начищенные ботинки. Я чисто выбрит, приятно надушен и недавно побывал в парикмахерской. Я еду по городу в полупустом общественном транспорте, солнце приятно бьёт мне в лицо. Одна только мысль навестит меня: жаль, что никто не оценит этого, никто не запустит свою холодную руку мне под кафтан, никто не прижмётся к моей пахучей щеке, никто...
А это я пишу только для тебя, моя мечта, мальчик мой или умница дева, инопланетяне. Я же человек пропащий, поэтому обо мне ты и не думай даже. Я живу в далёком забытом городе, в котором населения больше миллиона. Эти люди, почему-то, если все вместе – то злы, а по отдельности – очень даже добрые. Из-под крана в моём-не-моём доме я пью убийственную воду. Домов в строгом смысле у нас тут нет, скорее это отдельные отсеки в большом муравейнике. Тех людей, которые всегда живут рядом со мной, все вокруг называют моими близкими и родственниками, и я замечал ещё, как они усердно уверяли друг друга, что я их очень люблю. Вообще, они говорят очень много бессмысленных слов, нужность которых я не понимаю. Если у нас дома кто-то позвонит в дверь, никто не идёт открывать, потому что "это" никому не нужно.
У меня есть мечтательная радость общения, но нет тех, с кем можно было бы поговорить. Иногда я думаю, что это и хорошо, так как если бы я усиленно общался со всеми мне подобными, то у меня не оставалось бы времени на одиночество, то есть на самого себя. Вообще, большее количество времени у нас уходит на те дела, которые нам всем не нравятся. Звездочёты говорят, что так нужно.
Ты не поверишь, но я ждал, пока они все умрут; но они и не собираются, а если даже и умирают, на их место тут же приходят такие же, только ещё хуже.
Здоровье моё плачевно, несмотря на то, что родился я относительно недавно и ещё считаюсь довольно молодым. Ещё я очень некрасив. Тело моё худое и заброшенное, что сразу выдаёт меня как живущего внутри себя, а не снаружи, как все нормальные люди. Женщина, родившая меня, брезгливо отворачиваясь, говорит мне, что я похож одновременно на глисту и Кащея Бессмертного. Именно из-за этого они хотят, чтоб я не жил среди них, ну а мне теперь уже всё равно. Я бы всё равно умер и не сам. Но я верю, деточка моя, что у тебя всё обязательно будет по-другому, иначе и быть не может. Да, непременно. Самое главное, у тебя будет много, очень много времени, твоего... столько, сколько ты захочешь.
Если бы ты был, я бы купил тебе велосипед, вопреки всем на свете кошелькам. Ты бы ломал его, потом чинил, снова ломал, пока, наконец, тебе это стало не нужно. Я бы не следил за тобой, но это не значит, что мне было бы наплевать на тебя, я бы любил тебя по-мужски, это ты понял бы много позже, когда... В одно прекрасное утро отправился бы на край света, в сторону гор, туда, где обычно заходит солнце. Крестьяне подносили бы тебе помятые алюминиевые ковшики с колодезной водой, поблагодарив их, ты бы ехал дальше в свой путь. Туда, куда улетали крикуны-журавли, живущие на болоте рядом с летней фермой телят, которых ты учил объезжать чумазых аборигенов.
Ты спрашиваешь обо мне? А знаешь, я жил лишь отчасти, я жил лишь чуть-чуть. Не сказал бы, что мне кто-то целенаправленно мешал, всё получалось как-то само собой. Наши звездочёты вообще утверждают, что все причины находятся только во мне самом и нигде больше, но я им не верю. Раньше я много желал, боролся. Больше всего на свете я любил свободу. Но всегда я не переставал чувствовать, что меня кто-то хитро обманывает, и никогда не переставал ощущать этого. Я так и не нашёл своего обманщика. В сказках для здешних детей пишут, что ежели кто сумеет найти своего обманщика, тот станет самым счастливым человеком на свете.
Я не вижу номеров маршрутов моих любимых трамвайчиков, но люди пока ещё продолжают мне подсказывать, когда я их прошу. Моя жизнь рассыпалась в них, но не сразу, а постепенно. Когда-то мне было непостижимо смотреть на это. Ты спрашиваешь, как они движутся? Они ездят по строго расчерченным тропинкам от искорок свитеров маленьких мальчиков, таких вот как ты. А ещё у нас есть пахнущие добрыми дедушками автобусы, хитрые, они берут силы от чёрной крови, высосанной из недр моей планеты, похожей издалека на мячик, на котором сидит кто-то в шапке-невидимке.
Здесь всё очень просто и понятно. Я не могу читать книги, которые люблю, потому что их вообще тут не существует. И если я кого-то и люблю, то только оттого, что мне больше некого любить. Я читаю законы государства, в котором живу. Что такое государство? Ну, это такой большой дракон, в животе которого мы все находимся. Да, да, не смейся.
Смотри, это маленький мальчик, с давно нестриженой львиной шевелюрой, в тёмной комнате стягивает с себя огромный папин свитер. Шерстяной, он весь искрится электрическими разрядами и липнет обратно к мальчику. Мальчик удивлённо и осторожно кладёт его на стул, некоторое время стоит так, потом снова берёт свитер, но тот уже не скрипит и не магнитится. Юркнув под одеяло в холодную постель, маленький мальчик немедленно сворачивается там калачиком. Ему хорошо, он даже, кажется, обняв свои коленки, тихонечко мурлыкает. Этот человек думает о том, как же всё это будет потом, и как хорошо жить на земле. Вспоминая мультфильм про старого моряка с его неизменной дымящейся трубкой, мальчик, глубоко вздохнув, засыпает...
Раньше, перед тем как окончательно заснуть, я любил полежать, поворочаться с полчаса, подумать о своём. Теперь в мыслях у меня только какие-то ненужные события, жалкие людишки, они нахраписто и бесцеремонно лезут в мою голову и там занимают всё доступное пространство. Не думать о них я не могу. А может это и не я уже. И наступит ли когда-нибудь такое время, когда мне придется думать не о них, а о более приятных вещах...
Из всей своей ненужной и никудышней жизни я бы не тронул всего лишь 48 секунд. Я был тогда такой же, как ты сейчас. Издалека вставало огромное красное солнце. Помню ещё маленького паучка на своём мокром рукаве. Там не было никого. Вот и всё.

Дети, не в силах больше терпеть жуткий мороз, забегали погреться в детскую музыкальную школу, что находилась по пути домой. "Что хотели, девочки?" – недовольно спрашивал их комендант. Дети больше всех музыкальных инструментов любили флейту, и поэтому отвечали вахтёрше, что хотели бы записаться для обучение именно на неё. Между собой они называли злую женщину у входной двери "трандычихой".
Переходя улицу, вдруг остолбенел, увидев табличку со словами: "Осторожно, – ЛЮДИ. Коммерческие перевозки. Водитель, меня тоже ждут дома".


24 апреля 2003 г.
Купил толстую книгу по религии Ислама. Новая, она пахла колорадскими жуками, когда их соберёшь в консервную банку с соляркой (дизельное топливо), но сестра говорит, что она пахнет именно деньгами и именно долларами.
Вдруг тебе захочется сказать или показать что-то кому-нибудь, а в квартире никого нет...
С одним моим другом, когда он или я позвоню, мы всегда как-то насмешливо приветствуем друг друга, примерно такими словами: "Ну, как ты там, живой ещё?" У примитивных народов приветствие выражается примерно так же, видимо, у них оставаться живым было неординарным положением вещей, тогда как смерть – вполне обычным. По утрам умирают, по вечерам нарождаются, не живут, в сущности. Мои башкирские предки жили в юртах, которые часто, сдувая, уносил сильный ветер, они поклонялись святому дереву рябине и журавлям, носили на голове шкуру волка, держали купленных у казахов облезлых верблюдов.
Я барским сытым псом лежу в полусне у господских ворот. Мне тепло и уютно. Сквозь еле-еле приоткрытые щели век я слежу за людьми, проходящими по улице. Нет, я – старый пёс, лежу в детской заброшенной песочнице, где никто не играл уже лет пять, мимо меня громыхая, и скрежеща колёсами на поворотах, проезжает трамвай, в котором сижу тоже я, смотрящий в окно на старого пса, лежащего в песочнице, ибо там не дует ветер в бока.
Мне очень нравятся твои и мои прохладные руки, когда водишь ими по тёплому телу. Тыльной стороной ладони, слегка щекоча кончиками ногтей. Почему-то мне нравится всё сухое. Сухая кожа, сухие поцелуи. В детстве мне было неприятно бегать поздним вечером по холодной и уже увлажнённой росою траве, но я почему-то всё равно бегал; особенно когда наступишь на жидкий гусиный помёт, и он проходит меж пальцев.
Как-то в своей деревне я в самом деле решил делать пробежки. Сперва местные забеспокоились, не могли понять, что случилось и куда я так спешу. Но когда они узнали, что бегаю я просто так, это было для них культурным шоком. А когда я лежал на задах нашей усадьбы, просто так часами наблюдая за облаками – то решили, что я пьяный там валяюсь на траве.
Уходя, бросить-предложить жвачки, отказаться, с улыбкой проводить. Если ты спросишь, чего сейчас я хочу больше всего на свете, я отвечу – винегрета с редисом, которого нет в холодильнике твоём. Бросая в мусорное ведро корку хлеба, представлял себе дерущихся чаек на загородной помойной свалке.


27 апреля 2003 г.
Мне приснилось, будто у меня густые белокурые волосы, был рад ужасно, всё их трогал... и будто у меня на лице большой шрам и это тоже мне нравилось. Я с двумя своими первобытными соплеменниками, далеко забравшись от стоянки, стоим и запоминаем, где лежит туша мамонта, чтобы весной вернуться, забрать скелет и сделать из него вип-хижину.
Ещё снилось, как я ломал стеклянный ртутный градусник как карандаш в руке.
В театральной программке бросилось в глаза: "зав. бутафорским цехом".
Только что купленные мной игральные карты атласные пахнут больничным рентгеновским кабинетом.


03 мая 2003 г.
Второй день не могу перестать думать об одной истории. Случились печальные события, потрясшие меня до глубины души.
Подруга моей сестры, которой тоже 23 года. Её я совсем не знал, но помню по школе. Смуглая башкирская красавица, отличница. Три дня назад на трассе Уфа-Челябинск в автомобильной катастрофе погиб её муж. Говорили, что вдвоём они напоминали сущих детей. Приехав с их свадьбы год назад, сестра с завистью рассказывала мне о них, что они как будто специально были созданы друг для друга.
За всё время она ни разу не заплакала. Когда их привезли на место аварии, глаза не слушались её, были как будто чужие, всё время словно бы старались зацепиться за окружающие неподвижные предметы. Слабо моросил дождь. Она, с отсутствующим и потерянным видом, долго и неотрывно смотрела на запёкшиеся следы крови, оставшиеся на искорёженном кузове десятки на обочине дороги. Маленькая родинка в уголке губ, которую он так любил; глупые американские фильмы, которые всегда смотрели в обнимку; слабая утренняя рука, гладящая подушечкой пальца скат спящей щеки и шевелящая пряди волос. Потом, заметив, как мать внимательно следит за ней и уже шагнула в её сторону, собираясь, видимо, увезти её отсюда, она с какой-то фатальной уверенностью чуть слышно прошептала: "Я без тебя жить не буду". Только молодой сержант ГАИ, стоявший рядом и не расслышавший её, вопросительно повернул козырёк своей фуражки в её сторону. Ему хочется подойти и сказать ей, что водитель ВАЗа не был виноват в столкновении, но сержант остаётся на своём месте. В морге тишина и холод, слабо подрагивает электрический свет. Она отказалась ехать туда.
Имя Лейсан – означает весенний дождь; в тот вечер тоже шёл слабый дождь. Говорят, лебеди любят, когда на озере дождь. Если мы откроем её ящик в письменном столе, там мы найдём её любимую вещь, стеклянную гусеничку, которую он подарил ей когда-то случайно.
Так как наши родители были знакомы, я слышал, что её отец известный в нашей республике поэт, и что в последнее время он много пил.
Квартира родителей на девятом этаже, её бывшая комната. Им не нравилось, что он приходит к ней так поздно. Они уже, обсуждая свои общие планы на будущее, пугались такой своей смелости. Привычный рисунок обоев на стене. "Не заходите туда, пусть выплачется" – строго говорит её мать домашним. "Странно, прошло уже два часа", – думает она, очнувшись и взглянув на большие настенные часы. Потом с каким-то неестественным спокойствием встаёт, медленно обводит комнату глазами и идёт к окну. Отдёрнув штору, она тут же взглядывает в сторону двери, смотрит на неё некоторое время, потом раздвигает занавески до конца. Схватившись за ручку оконного замка, она замирает, смотря в далёкие сверкающие огоньки в черноте города. В памяти на миг появляется картинка, где они с её маленькой сестрёнкой намазывают кефиром и хозяйственным мылом полоски бумаги. Но окно оказывается незапечатанным, и она с неожиданной даже для себя лёгкостью открывает и внешнюю раму. Из темноты в комнату врывается холодный мокрый ветер. Потом она, ещё раз мельком взглянув на дверь, приподнимает юбку и, скинув мягкие тапочки, закидывает ногу на подоконник. Встав полностью на него и держась обеими руками за косяк окна, она слегка подаётся вперёд, сильно зажмуривается... Нюх улавливает запах жареной картошки, видимо, идущий из чьей-то соседней кухни. Среди какого-то непонятного шума, резко усилившегося в её ушах, она различает позади себя отчётливый звук открывающейся в комнате двери. Сразу же откуда-то перед ней появляется его родное лицо, доброе и чуть улыбающееся; оно как всегда любовно смотрит на неё и, выглядывая из-за какой-то стены, покручивая указательным пальцем возле своего носа, заговорщицки так говорит: «Янбечка-узбечка, әйзә сай эсеп алайыҡ*?» Она убирает с косяка руки и уверенно шагает вперёд.
* Пошли, чай попьём? (пер. с башкирск.)


09 мая 2003 г.
Он, сонный, сидит, печатает какой-то текст на своём компьютере. Время – полночь. Неожиданно: телефонный звонок надежды, радостно снимая трубку, её он не узнает, потому что все девушки в мире слиты для него во что-то одно целое. Говорит ему приезжай, ну приезжай, поймай таксомотор, крутящий момент. Я тут одна так сильно скучаю, ты просто приезжай и всё, а? Он говорит с ней нарочито медленно и будто успокаивает. А она: (вздох) ну, ну-у... (выдох). А может лучше ты ко мне? Ты сразу найдёшь мой дом – на нём огромная вывеска: "Оформление праздников воздушными шарами" и два клоуна ещё там нарисованы. Но вот он натягивает на свои ноги ещё мокрые после стирки носки – неприятное ощущение. На улице дождь, но тепло и хорошо. Смотрит на стекающие по стеклу капельки. Ёжась, набирает из уличного телефонного автомата её номер – занято; тогда он набирает длинный номер её мобильного телефона, там привычный скрип и трескучие помехи. Луноход один, я – луноход два, вызываю базу, как слышно, Хьюстон, приём? "Привет, это я" – говорит он. "Алло, кто это?" – различает он ответ. После этого он говорит туда о том, что на улице дождь то идёт, то не идёт. "Ну и что?" – слышится ему раздражённый голос сквозь шум проезжающих мимо автомобилей. В нём вдруг промелькает догадка, что он просто ошибся номером и поэтому с ним так разговаривают. Тогда он спрашивает у скрипа, как его зовут. "Что?" – опять слышится недовольный голос в ответ. "Просто скажи, как тебя зовут, разве тебе трудно?" – громко говорит он. Это замечает какой-то спешащий прохожий и удивлённо оглядывает меня, согнувшегося под тяжестью этого разговора. Он внимательно прислушивается, но кроме скрипа ничего не слышно, несколько секунд и – короткие гудки. Раньше он тихо и медленно повесил бы трубку, аккуратно высунул карточку из таксофона и задумчиво побрёл. Но теперь он резким злым движением бросает трубку на рычаг, выругивается при этом по-английски, сплёвывает много раз и быстро идёт по дороге, смотря по сторонам, будто что-то ища. Сможет ли он забыть об этом эпизоде, когда будет рядом с ней? Постарается. Почти час он гладит её спящую руку. Ближе к утру она начинает целовать его всего, ему становится от этого не по себе. "Будто в последний раз" – думает он. Представляется чёрно-белое кино столетней давности с опрокинутым буфетом, с разбросанными по полу какими-то истоптанными бумагами, кажется, нотами; с шинелями и стаканами водки; паровозом, увозящим неуверенных прыщавых мальчишек на фронт. Слышится какой-то военный марш, кажется, "Прощание славянки".
«И нежно, с безысходною тоской, она ловила тонкою рукой его большие руки – было поздно... и, задыхаясь, думала она: Наверно, в день, когда идёт война, такой же он загадочно-негрозный».
У меня дома есть старик кактус-великан, который достался мне в наследство от бабушки. Мама говорит, что, когда она была маленькой он уже тогда был. Помню, как в детстве мне нравилось прикасаться к его иглам. Он иногда порождает маленьких кактусят, которые легко отделяются, и я пересаживаю их в малюсенькие горшочки с песком. Разные девушки приходит и уходят из моей жизни, на память о себе я дарю им одного кактусёнка...
Иногда, в бессонные ночи, перед каким-нибудь особенным судьбоносным жизненным событием, когда почему-то кажется, что эта ночь последняя у тебя, все мои девочки, девушки и женщины приходят ко мне, и, расположившись внутри моих глаз, они показывают мне фильмы с их участием. Я замечаю, что все режиссёры на этом кинофестивале как-то тенденциозны и чересчур гротескно акцентируют внимание зрителя на самых неприятных моментах сюжета. Как бы мне хотелось собрать вас всех в одном уютном доме и познакомить между собой, но так не бывает на свете.


13.05.2003
Беззаботная, она пришла после школы ко мне в гости. Маленькая ступня в огромных папиных тапках. Капроновые чулки, пахнущие стиральным порошком; бюстгальтер со стальными поскрипывающими прутьями внутри; сухая тыльная сторона ладони, так приятно скользящая по её белой девственной коже. Чайник, как всегда забытый кипеть на газу, превративший кухню в баню.
Однажды, говорит, пришла как обычно утром в школу, в раздевалке расстегнула шубу и поняла, что забыла надеть юбку. Пошла и отпросилась у учительницы домой.
Погода солнечная и тоже как будто приглашает к беззаботности. Довольные, вдвоём идём по улице, оба одновременно обращаем внимание на трёх бабушек и одного дедушку, сидящих на скамейке двора. Остановились мы на них оттого, что их лица были как-то неестественно безразличны, хотя у одной бабули на лице изображалось некоторое недовольство. Мы переглянулись, и как-то странно стало нам обоим: это радостное настроение молодой нашей жизни, играющей... и эти старые невзрачные люди. Первый же удобный повод сменить тему – девочка, осторожно ведущая на поводке маленького обаятельного щеночка. Моя школьница лукаво поведывает мне о том, как этот щенок возился к ветеринарам на прививки для того, чтобы можно было его целовать в мордочку сколько хочется.
Современный технический прогресс позволяет купить у кондитерской фабрики двухсотграммовый кулёчек конфет, то есть карамелек, прозрачных и как бы стеклянных. Понимаете, юноша или девушка, покупающие карамель на вес, не могут быть не добрыми. Пойти с ними тут же в лес, там лечь на траву с неутомимыми исследователями муравьями. Ты расскажешь мне про свою допотопную черепаху, холодную, которую ты так любишь порой класть на свой горячий живот.
Уже нет никого из взрослых, кто бы ругал меня за то, что я поднимаю с земли грязных и блохастых кошек и разговариваю с ними. А ещё недавно я видел на улице девушку, у которой на плече сидел котёнок, выглядящий как клок шерсти, сибирский какой-нибудь, наверное, то есть персидский, конечно.
Задумчивые, и каждый как бы сам по себе, сидим на спинке скамейки. Молчим уже долго. Пепел падает на её полусапожки. Ты перестала качать ногой, я внимательно слежу за торопливыми продвижениями муравья на асфальте, камешки гравия для него, должно быть, огромны. И вспоминаю, как сам когда-то лазил в Турции по большущим мраморным плитам древнего города Эфеса, куда уехал Демокрит на ослике от своей сварливой жены. Вздохнув, начинает, как с горя села в первый попавшийся поезд и увёз он её в город Челябинск. И везде там, почему-то, девушки беременные.
Я вспоминаю: трактую ей её же жесты предельной давности в которых она, к моему удивлению, легко узнаёт себя; даже пытаюсь изображать, выходит смешно, но она ужасно смущается, не успев, кажется, удивиться. При этом выражение её лица становится таким, какое я никогда раньше не замечал у неё. Мне приятно наблюдать за ней в такие минуты. "Смотри-ка, какая у тебя память, ты так всё замечаешь, от тебя ничего не утаить, проницательный..." – с некоторой боязливостью в голосе говорит мне она. Иногда мне даже кажется, что именно за такую мою способность она и любит меня больше всего, вернее не меня, конечно, а своё прошлое, наше...
Уже я обнаруживаю себя, пинающим резиновые воздушные шарики в её ли комнате общежития, пока она накрывает на стол. Странно, никогда не подозревал, что молодые учительницы живут в таких местах. Кошки, как крысы, тут жмутся к стенам в узких коридорах и поглядывают на тебя враждебно и озлобленно. Девицы здесь все узкоглазые, низкорослые и толстозадые, а парни все на одно новобранско-солдатское лицо. У нас это называют зауральский колорит. (Да, узкие глаза на севере из-за бесконечных белоснежных снегов, а в Азии – из-за песчаных бурь. Низкий рост и ноги как будто на бочке сидит – т.к. ноги у кочевников атрофированы, т.к. вся жизнь проходила на лошади) Такой народец любит рассуждать, например, о том, будет ли дождь сегодня или пройдёт стороной? Все ходят исключительно в вьетнамо-китайских кислотно-разноцветных тапочках. Повсюду слышен говор башкирский: "Ә нимә Өфө, беҙҙә лә андый нәмә бар, йыффанама" (А что Уфа, у нас, твою мать, тоже есть такая хрень). Уфа, столица Башкирии,построенная русскими крепость, чтобы обороняться от башкир, как и все остальные города в республике. Башкиры же никак не могут перебраться в эти малые, средние и крупные города, отсюда и их провинциальные комплексы, усугубляемые вечными жилищными проблемами. В песнях часто встречаются примерно такие слова: «Таралдыҡ бөтөн яҡҡа атай йортонан» – типа, разбрелись дети кто-куда из отцовского дома.
Она рассказывала однажды мне, что в её деревне, из которой она приехала в наш "негостеприимный" город, совсем не было проведено электричество, а природного газа уж подавно. Добраться до этой глуши может только местный человек, иной же, заплутав, подыхает с голоду или становится съедаем волками или медведем. В её 5-ом "Б" классе есть «мальчик, который ужасно похож на тебя», – говорит она. – «Он, конечно, заметил, что я часто смотрю на него и совсем из-за этого переживает, бедный».
Потом мы долго спорим на темы национализма, государственного суверенитета, самоопределения народов и проч.; я рассказываю ей о пороках либеральной демократии. Причём разговариваем мы с ней исключительно на башкирском языке, этим мне она нравится больше всего, кажется какой-то родной и настоящей. По крайней мере, за всю свою жизнь это единственный встреченный мною мой языковой сородич, которого бы я мог назвать хорошим и не глупым человеком. У неё на подоконнике рядом с кактусом стоит допотопный радиоприёмник, который всегда настроен на одну и ту же волну и никогда не выключается.
Вообще, с башкирско-татарской культурой я могу соприкасаться, пожалуй, только через музыку, мелодичность которой меня привлекает и навевает какую-то первобытную тоску крови. Разве я виноват, что лучшие годы моей жизни, моего хрустального детства, облечены в эти неуклюжие средневековые слова и поговорки. Да что там, деревня. Однажды я очутился у неё в школе, где она вся такая ужасно деловая утопала в ворохах каких-то бумаг; заставил показать мне журнал успеваемости 5-го «Б», вглядывался в имена, трогал оценки.
Кажется, я начинаю понимать, откуда у башкир эта вселенская грусть, почему башкиру жалко своей жизни.
В древности жизнь племен и родов зависела от оптимального поголовья скота. Соответственно, деревни были небольшие, всего по 5-6 дворов. И только при введённой кантонной системе управления краем была взята политика на укрупнение дворов до 20-25. Башкиры всю жизнь жили просто чтобы жить, или выживать в особо неудачные годы. А человеку хотелось жить ради чего-то, не просто так, потому что просто так коротать дни – очень обидно и жалко... Я бы сказал, что это тоска по какой-то своей цивилизации, к которой они уже были готовы.
Многие века лишь у самых продвинутых и богатых башкир был «салыр» – деревянная лопата с железным резцом для выкапывания съедобных корней растений. А сейчас, пожалуйста, чего только нет, можно запросто купить что угодно.
Ранним утром, едва проснувшись, она, внимательно присмотревшись ко мне, констатирует: «Эйе, ир-атка был донъяла йәшәүе рәхәтерәк, ә ҡатын-ҡыҙҙарға – ҡыйын...» («Да, мужчинам в этом мире жить легче, а женщинам – труднее»).
Проходя мимо старушек, слышу родную речь: "Бөтөн нервамды бөтөрҙе" – то есть "все нервы мои кончал". Сказано это было неизвестно кому, но с таким чувством, злым и ненавидящим, даже жмурясь от накипевшей искренности.
Дома сижу за столом и пальцами делаю себе глаза узкими, как у кочевника.


14 мая 2003 г.
"А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём". (Матф. 5:27-28)

На средней полосе России наступают времена смущения плоти похотью и соблазном юных мужских сердец. Эти времена не продолжительны, как жаль. Сколько, сколько я вижу ног, на лица я не смотрю специально, их я придумаю сам, но ноги... Ах, кто же придумал делать из женских ног культ? Провожая нецеломудренным взглядом очередные стройные ножки, я томным дремлющим котом опускаю свой взгляд ниц, переступаю с ноги на ногу, отворачиваюсь. И хочется почему-то глубоко вздыхать. Женские обнажённые тёмные локти. Стою на транспортной остановке, не замечая толкающихся женщин возле; заглядевшись на мокрые колёса подъехавшего автобуса, я автоматически и бездумно залезаю в него, дождавшись пока все залезут. Иногда обтянутые тканью ягодицы идущих ног, вообще, вся эта женская спекуляция на мужской похоти, напоминает навязчивую рекламу. Зачем толкаться, ведь сразу же видно, что сидячих мест хватит на всех. Терпеть не могу, когда лезут вне очереди, особенно, когда буквально физически оттесняют туловищем, работают локтями, мне становится дурно, тошнит и неостановимо хочется умереть. Как обезумевшие насекомые. Я тоже хорошо научился наглеть, но слишком противно, слишком. Не то чтобы я был недоволен, я думаю: "Вы не виноваты, просто нужно сделать как-то так, чтобы у вас даже не было возможности драться, или, чтобы это попросту было не нужно вам. Вы не виноваты". Если бы не эта трещащая музыка из охрипших динамиков ларька на остановке, может, я бы не впал в это своё сомнамбулическое состояние, когда весь мир превращается в замедленное кино. Сев поудобнее, я достаю свой блокнотик и карандашик, трясущимся почерком присваиваю чувствам символы, ощущая себя при этом отчего-то ужаснейшим подлецом, но и это чувство мне приятно. Когда я ещё не завёл себе блокнотика, чиркал на последних страницах лекционных тетрадей, бывало забавно обнаруживать там такие записи. Спрятав специальную маленькую ручку обратно, я удовлетворённо глазею в окошко. На перекрёстке возле Гостиного Двора, когда наш автобус на повороте ждёт сигнала светофора, я замечаю, как на тротуаре стоят две девушки по направлению к Макдональдсу и тоже ждут зелёного света. Они держатся за руки и незаметно гладят друг другу ладони. Когда им загорается зелёный свет, одна нежно обнимает другую за талию, как бы увлекая и говоря "пойдём", та трогается с места, и, не обращая внимания на дорогу, улыбается другой девушке, повернувшись к ней лицом. Наш автобус тоже трогается с места и видение пропадает. Я сглатываю слюну, отрываюсь от окна и обвожу салон взглядом. Вижу, что сидящая через одно сидение девочка-подросток, как и я, всё это видела; она замечает мой взгляд и сразу же опускает глаза вниз. Так мы сидим и думаем с ней... О чём? О том, что в салоне этого старого автобуса очень сильно пахнет бензином, и никому из пассажиров это не нравится, а только мы с ней не поморщили носы. Отдав водителю деньги за проезд и вылезая, она, смелая, всё-таки одаривает меня, остающегося сидеть, своим последним как бы улыбающимся взглядом, но мне довольно и того. Кто-то рядом визгливо кричит в свой телефон: "Я немножко опоздаю, займите мне там место, о’кей?". Я смотрю на вентиляционный люк на крыше автобуса и спрашиваю себя: "Может, проехать свою остановку?"

Искал в сети материал на тему "Условия и порядок заключения брака по российскому законодательству", поисковик выдал мне страничку, предлагающую скачать реферат на тему "Любовь должна быть трагедией".
Ещё по кабакам всю ночь прошатался. Оказаться в полупустом подвальном баре, когда вырубается всё электричество, и только огоньки сигарет видны. Эти несколько секунд непонимания...
Подобно тому коту, который мёрзнет возле входной двери подъезда, и никто на него внимания не обращает. Он бы и рад попасть внутрь дома, но его пугают люди и страшный звук входной металлической двери, которую они то открывают, то закрывают. Скоро люди совсем перестают заходить и выходить. Тогда кот становится каким-то безразличным, садится на грязный и холодный бетон, подбирает лапки и свой хвост, съёживается, отчего становится ещё более незаметным, закрывает глаза и старается не думать о людях и о страшной двери с огромной скрипучей пружиной. К коту приходят разные упаднические видения, грустные и успокоенные. Он уже не чувствует голода и холода, и постепенно засыпает. Но иногда, посреди ночи, его замечает подвыпивший малый, тогда его жалеют как никогда в жизни, кормят и, попросив прощения, выгонят прочь.


16 мая 2003 г.
Ненавижу, когда меня спрашивают о том, как я провёл праздники.
Купив себе милейший букетик ландышей, на вопрос университетских одногруппников, кто подарил ей эту прелесть, она отвечает так: "Просто я сама решила сделать себе приятное".
Не выдержал и сказал сегодня нашей гардеробщице в институте, что у них там внутри пахнет свежесобранными грибами. "Что?!", – хмурясь спрашивала она. "Ничего", – улыбаясь отвечал я.
Меня опять едва не сбил автобус.
«Если водитель видит пешехода, который не обращает внимание на приближение транспорта, ему нужно "помигать" дальним светом фар (в крайнем случае подать звуковой сигнал), внимательно следить за его дальнейшим поведением и быть готовым к экстренной остановке. Особое внимание поведению пешеходов следует уделять в ненастную погоду и при ограниченной видимости. Из-за спешки, а также из-за зонтиков, поднятых воротников, головных уборов и т.п. они могут не замечать опасности» (Практическое пособие по вождению легкового автомобиля).
Вот уже фильм подходит к концу, неужели всё так быстро. Ты осознаёшь это, озираешься по сторонам, смотришь на часы и буквально физически ощущаешь, как утекает время, как проходит жизнь. И становится очень обидно и нестерпимо жалко её. Ведь жизнь – это тоже фильм, но длиннее и оттого незаметный, как бег минутной стрелки.
Когда ты со мной не соглашаешься, ты всегда говоришь «может быть, может быть...» или просто «угу». Я ужасная собственница и я конечно же понимаю, что так нельзя, но что я могу с собой поделать... "Неужели, – спрашиваю я её, – ты не поступила бы так же, будь у тебя возможность и желание?"
– Ты скучал по мне?
– Я думал... – поправляю я её.
– Ты всегда просишь всю ночь, а мне хочется только погулять с тобой – заявляет она обиженным голосом. – Говоришь соскучился, а встречаться не хочешь. Разве так бывает? – немного погодя будто спрашивает она кого-то с упрёком.
После этого я замолкаю и между нами воцаряется долгая пауза. Она глубоко и как-то сонно вздыхает, мне же представляется шум морского прибоя и будто я лежу на песке ногами к морю и всё такое. Она спрашивает, прерывая видение: "Я тебе помешала, да?" Смотря со своего второго этажа во двор на радостную семью, усаживающуюся в свой семейный автомобиль, следя за тем, как он осторожно разворачивается и отъезжает, я ничего не отвечаю ей. Трогаю стебельки рассады помидоров, что растут на окне в картонных пакетах от кефира, нюхаю свои пальцы. И уже я думаю о том, куда и к кому пойти бы мне в этот субботний вечер – спастись от этого нестерпимого одиночества в моей пустующей на выходных квартире. "Подари мне котёнка" – еле слышно и, кажется, плача говорит она в трубку. "Ты меня слышишь?" – жалобно и в то же время недовольно...
Старый собутыльник в пьяной задушевности поведал мне, что хочет назвать своего сына Диего. Имя совсем уж "не в тему" в нашей местности, мексиканских телесериалов насмотрелся, наверное. За бабами, друг, как на рыбалку едем, "цеплять" их, а потом зажечь с ними... "Не открывай ту водку, потом в баню с собой возьмём".
Я спускаюсь в подъезд к почтовым ящикам, из раскуроченных них торчат кипы газет, вдыхая их свежий типографский запах, я вынимаю одну, состоящую только из рекламных объявлений, беру первое попавшееся сутенёрское, звоню и говорю примерно так: "Вы могли бы, допустим, прислать самую молодую из ваших, которые?.. Эм... А восемнадцать есть?".
Угощали пирожеными-морожеными, прищур сквозь сигаретный дым. Странные вопросы: ну, в свободное время увлечения, хобби там какое-нибудь? Какой-то не такой. Говорю, что это всё не так важно и ещё признаюсь, что люди рядом со мной обычно добреют. Жизнь незлобная, каждая, добрая, стоическая.
Дёшево и сердито. Ну, что ты? Хочешь я чай поставлю? Просто мой друг немного перепил, с ним такое бывает. Смотря на её мокрые волосы, я размышляю о принципах гуманизма в международном праве. Все мы немного проституты... и даже такси, в котором я пытаюсь записать всю эту бадягу.


22 мая 2003 г.
Сегодня встретил на улице человека, напевающего себе под нос какую-то песенку – положительная экзотика в нашем городе скорби.
В последнее время я что-то часто смеюсь. Занимаюсь тем, что делаю за деньги выпускные квалификационные (дипломные) работы глупым студентам, дотянувшим до пятого курса. "Таможенные тарифы строятся на основе товарных классификаторов, которые группируют товары в зависимости от отрасли и степени обработки, причем каждый имеет многозначный цифровой код (например, 220410 – Вина игристые)".
А ты позвонишь мне – домоседу и скажешь, что на улице черёмуха и яблонь цветёт. Потом почему-то начнёшь жаловаться на несправедливость своих преподавателей, про то, как ты решила больше никогда не списывать и поэтому в последнее время начала плохо учиться. Спросишь совета, как поступить в той или иной ситуации, а я скажу, что всегда нужно поступать как хочется, потому что ничего не имеет значения или что-то в этом роде. Я выйду на улицу, пожмурюсь немножко на солнышко, подумаю: "щенятами же пахнет, а не сиренью", потом подойду к ларьку, куплю себе пива и сяду где-нибудь смотреть на прохожих. Это моё самое любимое занятие. Маленькое дитя слезает со своего трёхколёсного велосипеда, опасливо подходит к какому-то предмету на дороге, приседает возле него на корточки и долго сидит так, видимо, разглядывая находку. Интересно, что это он там обнаружил? Оказалось, что это обычная проросшая картошка, обронённая, видимо, кем-то из приехавших с садов. Чудак ребёнок.
Через много лет он наткнётся на какой-то латиноамериканский фильм про девушку, во влагалище которой поместили картофелину, чтобы ее не изнасиловали и потом картофель пустил там клубни. Или это было с луковицей, чтобы спровоцировать выкидыш?
И ещё жаль, что никто никогда не узнает, о чём думалось мне, когда я прочёл надпись на стройке: "Без упора не работать!"


24 мая 2003 г.
Честное слово, я набоковский педофил: специально вышел из дома, чтобы походить по улицам и паркам и посмотреть на одиннадцатиклассниц, которые собираются в больших количествах в день своего последнего школьного звонка.

Держать в своём домашнем компьютере порно-видеоролики – всё равно что содержать наложницу. Если очень долго качать и смотреть такое видео, то там можно увидеть людей, похожих на всех своих знакомых... Раздолье для антропологов и этнологов, можно сравнивать человеческую анатомию со всех концов света.
Бывают оригинальные находки. Недавно, например, видел сюжет: прямо в одежде и туфлях заходила под музыку постепенно в бассейн... Потом уже шесть обнаженных девушек несут парня на руках и кладут его на диван, после чего сразу начинают облизывать его всего.
А однажды прямо во время съёмки на актрису напал какой-то шмель, и она вместе с оператором на высоченных каблуках удирала от насекомого.
Она на четвереньках и поводке лакает из миски молоко, а он грубо ведёт себя сзади.
Две лесбиянки сидят, играют в шахматы, попивая вино, потом начинают ласкать друг друга.
Он – работяга, подкараулил и выкрал валютную проститутку и, туго обмотав розовым скотчем её грудь и саму, совокупился с ней в ковше своего экскаватора.
Ударившись коленкой о край кровати, я валяюсь на полу и корчусь от боли, быстро говорю какие-то бессвязные речи, кого-то обвиняю, злюсь, потом умоляю о чём-то, но как странно: мне больно, но и необъяснимо приятно в то же самое время. Говорят, спортивная боль от молочной кислоты в мышцах – как наркотик. "Кажется, в жизни у меня такая же фигня" – философствуя я, когда боль немного отпускает ногу.
А вот еще вспомнится, как пальчик в больнице прокалывали, какая доброта нахлынет и как хныкать хочется.


29 мая 2003 г.
Сварщик ЖЭУ из нашего двора сегодня "оставил свой пост". Он ездил обычно на своей тарахтелке, что-то вроде мотоблока с прицепом, где у него лежат сварочная аппаратура, шланги, баллоны с газом и проч. Я заметил, что, когда он медленно едет на этой дребезжащей на всю улицу штуке, все прохожие невольно улыбаются; а мне начинает казаться, что я нахожусь в каком-то мультфильме. Всё это становится ещё нелепее от того, с каким сосредоточенным выражением лица этот маленький человек управляет своей трактороподобной повозкой. Это похоже также ещё на то, как если бы в гуще оживлённого автомобильной суетой проспекта появился вдруг мужичок в лаптях и в тужурке на телеге с клячей.
Сварщик испинал маленький мотор своего драндулета, кинул свою машину возле продуктового магазина на произвол судьбы и отправился восвояси. Наши дворовые бабушки-пенсионерки появились тут как тут и, окружив бесхозную тележку, начали шумно обсуждать произошедшее. Потом его нашли пьяным, спящим на траве возле стоянки такси. Говорят даже, что он перед тем, как заснуть там, рыдал сидя на бордюре тротуара. Бабульки уверяли его, что весь день следили за этим (при этом они указывали на стоящий драндулет) и никто ничего не трогал, а валявшийся рядом карбюратор они положили в кузов, так что всё в сохранности. Он, сильно смущаясь, благодарил их своим тихим голосом.
Возвращаясь домой, в подъезде нашего дома почувствовал аппетитный запах чего-то жарящегося. Оказалось, что мама печёт мясо с картошкой и когда я сказал ей, что её кухня распространяет свой аромат на весь дом, она буквально просияла.


8 июня 2003 г.
Противный писк дешёвого пластмассового китайского будильника. Раннее прохладное утро. Зябко ёжась, стою у окна и вместе с её котом Барсиковым Эффектом (с которым мы всё-таки подружились за вечер) смотрим туда. Картина: "Утро расстрела". Вроде бы, обычное утро, почему ко мне всегда приходят одни только трагические сюжеты, не понимаю. Я возвращаюсь к ней, сажусь на край постели и, шепча её имя и всякий вздор, щекочу её лицо своей небритой физиономией. Она улыбается, не открывая глаз, мурлыкает, поводя плечами под одеялом и, щурясь на меня, говорит: "Ненавижу утро". Оно и верно: все ученики не любят утро, потому что оно заставляет идти их в школу. Мне нужно уходить, а ей идти на её школьный экзамен. Уже я иду по пустынной улице автомобилей в росе и твержу под нос: "Божественно! Божественно!" Это я, идущий на рыбалку ли, или на построение в военные колонны для марш-броска? Лучи восходящего солнца, вывеска магазина подержанной одежды "Секонд хенд: европейский текстиль" – в карманах вы можете найти позабытые там бывшим хозяином иностранные монетки и представлять себе этого человека на улицах какого-нибудь Брюсселя; зевающие на остановке люди; бабушки, торгующие семечками, орешками и американскими сигаретами поштучно. Ах, в жизни всё-таки столько хорошего. Каждый номер автобусного маршрута напоминает мне о какой-нибудь моей девушке, к которой я ездил когда-то, я хорошо помню их всех. Эти номера очень дороги для меня, как безвозвратно ушедшее счастье или жизнь. Я залезаю в один из этих автобусов и чувствую сильный запах свежей зелени, кажется, картофельной ботвы. Но нет, это всё те же бабушки, в советских штормовках с капюшоном и в китайских кедах, с рюкзаками и все в помидорной рассаде, которую они везут в свои сады и дачи. В полупустом автобусе, положив свою сонную голову на руки, я смотрю на город нескончаемых гаражей, мимо которых мы проезжаем, хоккейную коробку, с коммунистическими лозунгами на её дощатых бортах. Это странное утро завершается рекламными стендами около моего дома, на первом из которых изображена обычная палка колбасы и надпись: "Побалуй себя любимого"; на других: "Лестницы из ценных пород дерева", "Коррекция фигуры!", "Живи настоящим! Включи эмоции: бытовая техника из Англии" и ещё один маленький рядом: "Запчасти к тракторам". Что бы всё это значило?.. Я долго смотрю на них и почему-то думаю о той далёкой японской сказке, иллюстрированную книжку которой я, лёжа на пыльном паласе, листал когда-то в детстве, про мальчика-с-пальчика Усумбоси (так его звали); этот мальчик путешествовал на кувшинке с жердью-соломинкой, он что-то искал, чёрт возьми, не помню.
А я больше всего в школе любила биологию. А как та наука о птицах-то называется, ты не помнишь? Отправили на олимпиаду и на подготовку дали мне кучу аудиокассет с голосами птиц. Нужно было уметь определять птиц по их пению. Так любила слушать, раньше всех птиц знала. А теперь (смотрит на верхушки деревьев) все забыла.
Моя маленькая школьница, добрые глаза, староста класса, возвращающаяся домой, где ждёт её старый кот Барсик... Садится на пол рядом с котом, ставит между ним и собой свою дамскую сумочку, раскрывает её, посматривая на него; но кот не хочет ничего нюхать. Тогда она берёт и сажает кота на стиральную машинку, сама выдавливает из тюбика зубную пасту Aquafresh на свою щётку и подносит к носу животного, чтобы тот понюхал, на что тот слегка морщится.
— Ну, что ты так смотришь, что я могу поделать?.. Ты, конечно, прав, – шепчет она ему, – да, ты прав.
Вздыхает, медленно-медленно она расстилает постель, сажает животное на простыню и начинает раздеваться перед ним, снимает колготки, носки. Немного даже пританцовывая, поводит бедрами. В тишине комнаты кот прислушивается к урчанию у неё в животе.
Вот мой кот. И потому я пристаю к нему, что тебя нет рядом, безнаказанно. Это мой кот. (А в деревне всех их называют одинаково – «псай» или «пси»). Психологический фактор.
Повторяя и повторяя на разные лады его имя, будто зовя, она засыпает так. Через сон она слышит, как кто-то скребётся возле её двери, на что она как будто улыбнётся, да и уснёт, наконец... Но кот ночью не спит, бесшумно бродит по квартире, не спит.


12 июня 2003 г.
Люблю рассматривать в Интернете прогнозы погод в мире: в Лондоне +20°С, в Париже как всегда солнечно и т.д. Курсы валют.
А сегодня 429 лет, как молодые стрельцы основали наш город, а тогда ещё крепость, на стыке трёх рек. Множественность исторических названий городов... Я, например, многие года жил на улицах имени всяческих отчаянных ухарей, коммунистов-революционеров, убийц и прочих деятелей. Сейчас же праздник, День города и я стою в самой гуще пьяной и прыгающей толпы. Под ногами валяются пластиковые бутылки и осколки стёкол, всевозможные плакатики, флажки и прочий мусор. Моё плечо неприятно болит от сигаретного ожога. "Рок-н-рол этой ночью, у-у-у!.." Толпа скандирует, я тоже, но скоро мне это надоедает, и я начинаю развлекаться тем, что рассматриваю окружающих. Длинноволосые, одетые в чёрную кожу мужики, на их плечах сидят малолетки, которые истерично выкрикивают слова поющего Мумий Тролля о неприступной, чуть капельку рассерженной девочке. Я зачем-то нагибаюсь вниз и удивляюсь, там под ногами всё совсем тихо и прохладно, ощущение невероятное. Но всё же, пробираться ночью к тебе, тихими и неизвестными никакому миру улицами не хуже, а в сто раз лучше. Счастливы люди, счастливы толпы.
Пьяными мутными глазами вглядываюсь в толпу. Спокойно подхожу вплотную и чётко проговариваю ей в лицо:
— Вы очень приятны...
"Спасибо", – немного погодя отвечает она. При этом её глаза, которые стали больше, пытаются пристальнее вглядеться в мои.
— Извините (опуская голову и начиная уходить).
— Ничего (провожая меня растерянным улыбающимся взглядом).
Я вижу, как её подруги окружают её и начинают расспрашивать о том, кто это. Она, ничего не говоря, только смотрит на них отрешённо и улыбается растерянно.
Когда я подбираю прилагательные к тому, с каким именно взглядом она провожала меня, я закрываю глаза, пытаюсь воссоздать ту ситуацию и те секунды, вспоминаю все подробности, сам пробую улыбнуться так же, как она, и, довольный, продолжаю дальше стучать по клавишам.
Администрация города, один из её комитетов или департаментов по молодёжной политике выделил пару трамваев для подростков, чтобы они изрисовали его корпус своими рисунками. Эти дети с помощью пульверизаторных баллончиков с краской в стиле граффити изобразили шприцы, что-то вроде презервативов, фрагмент милицейской фуражки, названия каких-то музыкальных групп и т.д. Я всё ещё не могу поверить, что это было на самом деле и в нашей стране; больше я эти трамваи не видел никогда, может даже и привиделось.
Становится как-то всё безразлично, что сваливаешься на сиденье в трамвае, запрокидываешь голову, закрываешь глаза и начинаешь свистеть какие-то джазовые экспромты, забывая обо всём на свете и как будто ты в сюжете какого-то психодраматического кино непонятно о чём.
Возвращаясь посреди ночи домой, заходя в круглосуточный магазин-супермаркет, я думаю о прелестях демократической формы государственного устройства, в магазине я вижу охранника в чёрной форме и начинаю думать о гитлеровских молодых чёрнорубашечниках и о том, как они разъезжали на грузовиках по ночному Мюнхену. Итак, я покупаю противопехотную мину, то есть консерву в виде шайбы – атлантическую кильку в томате, а также корейские "супчики" быстрого приготовления. Перед продавщицей вдруг зачем-то оправдываюсь, мол, это нам с кошкой, мы с ним, мол, едим пополам.
Какой-то бомж на скамейке не даёт зайти мне в подъезд, задавая несуразные вопросы, я не выдерживаю и близко наклонившись к нему, доверительным шёпотом быстро выговариваю ему о бессмысленности и жестокости жизни, о том, что «ты стар, скоро подохнешь и ты никому не нужен», о том, что мне хочется скорее разминировать и съесть заряд, который я только что купил в магазине. Однажды я повел себя подобным образом в гостях у одной вдовой женщины с её ребёнком; к счастью, маленький человек, кажется, ничего не понял из мною сказанного. Но и не испугался тоже.


13 июня 2003 г.
Сестра заходит ко мне в комнату и, глядя на свои ноги, смущённо спрашивает: "Ну как, так нормально?" Объясняет, что ей захотелось чёрные колготки в сеточку, вот она и купила такие. Я говорю, что они как у проституток; она, улыбаясь: "Я знаю". Мы оба смеёмся. Потом начинаем вместе рассматривать её новые туфельки, которые пахнут ракетками для бадминтона и воланчиком.
Потом она увлекла и меня снова на базар ХБК. Я ходил меж торговых рядов, задевал висячие на вешалках одежды, оттенки соскучившихся запахов. Молоденькая девушка-купчиха отрывается от какой-то многотиражки-детектива, когда мы подходим к её столу и начинает нам дружественно улыбаться. Ну зачем она смотрит мне прямо в глаза, ведь я так ничего не смогу у ней купить! Мужские плотные cotton джинсы, чёрные, нет, без шёлка. "Давайте померим талию, приподнимите свитер" – привычно просит она и тут же тянется ко мне. Я делаю глубокий вздох и сжимаю скулы, мне ужасно неловко, к тому же везде вокруг ходят люди, но её проворные руки уже обхватили меня и взяли в измерительную петлю сантиметровой ленты. "Что такое?" – спрашивает она удивлённо. "Щекотно", – ещё больше смутившись, отвечаю я. Почему-то я всегда чувствую себя ужасно дурно насчёт покупки, примерки и т.д. одежды. Это примерно так же, как стыдно кушать домашнюю пищу в присутствии незнакомой девушки. Мне даже кажется, что это берёт свои корни в моей деликатности в разговорах с людьми. Но зато мне ужасно нравится конкуренция купли-продажи на этих огромных рынках, когда только и делаешь, что вертишь головой, и уже другой продавец предлагает тебе свой товар. Чувство независимости, свобода абсолютного выбора среди бесчисленных альтернатив, плюрализм, то есть. Примерно то же, когда перебираешь каналы кнопками на пульте от телевизора, если не нравится то, что там идёт; каналов много и поэтому испытываешь какое-то ощущение власти отменять чье-то желание навязать. К женщинам-торговкам со злым лицом я никогда не подхожу. "И почему ты зациклился на чёрном цвете, у тебя и так всё чёрное, уф, пессимист". Да, перебирая телепередачи или даже радиоканалы, я стараюсь найти что-нибудь по возможности грустное, чтобы на том выключить всё и уйти, задумчив.
На рынках одежды все продавцы – женщины, на автомобильных – толстые загорелые мужики.


19 июня 2003 г.
Ища глазами своё объявление в газете, зацепился за первое слово сообщения, выделенное жирным шрифтом "Читать", – остановился – «ребёнка... научу за 16-20 занятий; логика, память, мышление. Звонить до 24 часов».
Обучу мастерству вождения по городу.
Испеку торты домашние оригинальные, воздушные, с заварным кремом, бизе и свежими фруктами, свадебные с лебедями, с фигурками жениха и невесты, юбилейные, детские и т.д. для любых торжеств, одно- и многоярусные, очень красивые и вкусные, имеются фотографии. В любое время дня.
Воспользуюсь услугами гипнотизёра-специалиста по восстановлению утраченных в памяти событий. Шарлатанам просьба не беспокоить.
**Нужна суррогатная мама выс. гонорар + пансион.
Даже не начав слушать, недовольно перебираю одну за другой музыкальные композиции в своей компьютерной коллекции песен – надоело всё и как-то невыразимо неможется. Надоело бегать от крикливых лозунгов и слоганов, но всё равно смотреть эту рекламу для красивых скотов. Вся она направлена только на потребности тел, туловищей. Молодые, разодетые эстрадные кривляющиеся мартышки, которым с их мускулами и крутизной место где-нибудь в полевом блиндаже или в бою погибать от избытка энергии. Эти бесконечные журналы на великолепной глянцевой бумаге с качественнейшими фотографиями, но разве мне, знатоку тонких эмоций не разглядеть за натянутыми, якобы, улыбками всей жизни этой девушки, стоящей почти голой в обнимку с каким-то красавцем серфингистом. Секс по всем каналам телевидения. Иногда меня натурально начинает тошнить и кажется, что вот-вот вырвет. Вся эта культура дебилов, ведь мне не то, что повоевать с достойным, даже просто поговорить не с кем, нет никого. Как стадо прут внутрь автобуса, ибо посадочных мест ограничено. Да нет, и не в этом дело. Ведь даже если удастся попасть в эту тесноту, там тоже есть сильные люди, которые, пробираясь к выходу, заботливо удерживают тебя от падения. Просто всё вокруг смешно. Я не говорил ещё, что хотел бы подохнуть под забором, как последнее ничтожество?
Не люблю людей, которые говорят, что самоубийцы все слабаки и дураки и что уж они-то, сильные, точно категорически никогда не приемлют этот способ разрешения проблем; очень цепко они держатся за жизнь, отчего последняя становится ещё более невыносимой и ненужной.
Руками выжимал дольку лимона в стакан крепкого чая, рассерженно втирал оставшийся на пальцах сок в ладони, хотя и терпеть не могу липкие и грязные руки. По улице медленно шёл белоснежно седой старичок, он нёс прозрачный полиэтиленовый мешок, наполненный крупными огурцами и помидорами.
FM-радиостанция, каких много, приветствует вас своими нарочито деланными жизнерадостными голосами и желает всем-всем-всем самого лучшего в мире настроения! Да, и ещё хочу передать привет своим друзьям, которые вот сидят возле меня и вообще всем, кто меня знает, пожелать им всего того сказочного, чего никогда не бывает, в связи с чем прошу поставить ещё какую-нибудь весёлую песенку ни о чём. Спасибо. До свидания. Будьте, по крайней мере, счастливее меня.
У нас в доме, да и вообще во всём городе исчезли тараканы; это – к войне. Что же делать, на войну, что ли, в самом деле, поехать, а то так просто жаль... Туда, где нет будильников, в прошлое, на Марс, повиснуть в невесомости? Бросить всё или нет? Бесхозные сумки и автомобили настораживают и отталкивают: вдруг взорвутся. Сесть на мирный автобус – "разговор с водителем запрещён!" – доехать до военного комиссариата, проситься на Кавказ... офицер запаса... боевое применение мотострелковых частей и подразделений на БТР и автомобилях. Успокаивающий стук колёс. Загнивающий империализм. Вспоминать, как пришёл однажды к ней в общагу и вдруг по стене неторопливо ползёт здоровенный, какой-то американский таракан. Я как заору на всё общежитие: "Дайте мне коробок, кто-нибудь коробок же!" Как в детстве шутили друг над другом, кладя спящему на лицо всяких жуков и прочих насекомых. Как мучил лупой шершня, как поджигал бумажное осиновое гнездо, не подготовивши воды и путей отступления. Вместе с кучкой пацанов палить по тебе и по мне из ужасно хитрых железяк паскудных, но настолько же бессмысленных, на шее полумесяц со звездой, значит, по своим.
Настоящая война – та, на которую идут от скуки. Это я понял, наблюдая всевозможные попойки и гулянки подростков. Они стараются провести их как можно бесшабашнее, опаснее, конфликтнее и даже как-то убийственнее, так, чтобы это время было наполнено максимальным риском и оттого запомнилось, чтобы почувствовать всю шаткость мироздания.
Когда доходишь до такого состояния, когда совершенно на всё становится плевать, именно тогда человеку хочется "танцевать", только тогда он делает это по-настоящему. Хмурый, он начинает собирать своего коня на войну, уставший от вечной нужды и подыхающий от бесконечной скуки, познавший всю долбанутость мира. Танцуя, он празднует эту долбанутость, он уже благодарен, он радуется ей. И вот он снова пьёт и пьёт, когда уходят все свои и остаются только чужие...
Мать, в очередной раз затеяв упрекать меня в безнравственности, говорит в бессилии: "Ты что, совсем что ли?" Задумавшись над вопросом, к её удивлению, соглашаюсь с ней.
Ненавижу. Дерьмо какое-то. Звук опорожняющегося смывного бачка в туалете.
Какой-то маленький городок по пути, маленькая кафешка под названием "Счастье". Смотрю на бутылку водки и окурки в пепельнице рядом, и думаю так: это пойло вместе с дымной отравой лежит немеренно на прилавках всех в мире магазинов, как и пессимизм, приходят они из ниоткуда... и ведь есть неумеренные люди, которые посредством этого укорачивают свою жизнь, а то и вовсе спиваются и гибнут. Пропащий я алкаш и нет мне ничего, нет ничего... Алкоголь и табак – лучшие друзья человека.
Когда принесли пиво, хлебнул и сразу почему-то вспомнил, как однажды купил нам с Мурзаханом кефирчику, разлил – ему в мисочку и себе в блюдце – и мы, посматривая друг на друга, хлебаем, придурки.
В магазине люди стоят в очереди. Может, я один такой, но где бы ни было, к какому бы прилавку или ларьку я не подходил, всегда почему-то передо мною оказываются какие-то толстые люди, долго и бесконечно разборчиво что-то выбирающие, расспрашивающие и вертящие в руках ничтожный товар.
Женщина виновато и неуверенно спрашивает дешёвого крепкого пива. Мы – рабы вещей.
А как лучше сказать мне: «Можно мне молока топлёного и сигарет» или «сигарет и топлёного молока»? Я поцеловал тебя или я поцеловал твое лицо?
Выходя из магазина, автоматически ищу глазами мусорную урну и рука кидает туда мелочь-сдачу – ах, чёрт!
Во время броска время будто замедляется, и я не слышу звенящей мелочи, потому что урна – это бездна, где живут лангольеры, пожиратели времени.
Закрываю злые глаза свои и вижу картинку. Тихий деревенский вечер, сверчки где-то и людские весёлые голоса. Мой отец задумчивый сидит на бревне, в руках у него папироска; видно, что он сильно пьян. Всю-то свою жизнь он своим личным примером мне доказывал, что курить и "так" пить просто не можно, категорически. Я сажусь рядом с ним и мы молчим. «Это бывает – стряхивая пепел, успокаивает он меня – это бывает...»
Добредаю до мечети, расстёгиваю рубашку и показываю серебряный полумесяц на шее спокойному бородачу из Душанбе, на литературном башкирском объясняю, что я не знаю зачем живу, что мне всё осточертело, что я очень устал. Мулла чует мой перегар и понимающе молчит.
Смотрю на невесть откуда взявшихся старушек и думаю: да, все мы передохнем тут потихонечку, поэтому и нужно узнать, что самое главное и важное в жизни...
Самое прекрасное в жизни – возможность выбора.
День до того удался, что я, видите, в дневник записал.


21 июня 2003 г.
Приехал в деревню. Сижу на корточках перед жёлтыми маленькими утятами, которые собрались в кучку и греются под висячей над ними огромной лампой. Когда к ним приближается человек, они все дружно замолкают, прекращая свой галдёж и суету и, слегка наклонив свои потешные головки на бок, внимательно вглядываются в огромное чудовище. С дедушкой и бабушкой пьём французское вино с американскими конфетами. Дед вертит в руках винную бутылку, трогает её, стучит по ней и не может понять, как стекло может быть таким лёгким. Они поздравляют меня с окончанием университета, я развлекаюсь тем, что подыскиваю слова перевода на русский язык их речей. Кстати, в моём дипломе у меня куча «троек». Под вечер я специально прошёл по всем улицам, но нигде нет молодёжи, нет голосов, пьяных людей, будто деревня вымерла совсем. Кто-то сидит на скамейке, обхватив голову и, слегка покачиваясь, что-то мычит, кажется, что-то про трактор и борону. А, впрочем, ведь грязно и холодно. Одинокая лошадь, грустно опустив голову, медленно куда-то по лужам бредёт. Я залезаю под холодное, сырое и рваное одеяло, которое пахнет мышами. Тихо. Где-то вдалеке слышен шум поезда. Комарик надоедливый пищит над ухом, спать не даёт.
В какой-то компьютерной игре я тоже отправлял батраков обрабатывать землю тяпками. Когда, после окончания работы снял перчатки и вымыл руки, они стали такими свежими, мягкими, горячими, румяными, как у девицы какой-нибудь; целовал их даже, будто они были не мои. Такое же приятное чувство бывает, когда целый жаркий день исходил в тесных ботинках и, придя домой, опустил ноги в прохладную воду, а потом просто полежать.
Прижимая коленями к лицу заваренный душистый дубовый веник, непонятное чувство умиротворения и всепрощения охватывает меня. Я думаю почему-то об Антарктиде. Температура воздуха в одной из точек Антарктиды опускалась до −93,2 °С (-135,8 F). Средняя высота поверхности континента над уровнем моря составляет более 2000 м, а в центре континента достигает 4000 метров. Большую часть этой высоты составляет постоянный ледниковый покров континента. Из-за тяжести льда, как показывают исследования геофизиков, континент просел, в среднем на 0,5 км. В Западной Антарктиде находится и глубочайшая депрессия континента — впадина Бентли, вероятно, рифтового происхождения. Глубина впадины Бентли, заполненной льдом, достигает 2555 м ниже уровня моря. Исследования подлёдного рельефа, проведённые НАСА, обнаружили в Антарктиде кратер астероидного происхождения. Диаметр воронки составляет 482 км. Кратер образовался при падении на Землю астероида поперечником примерно в 48 километров, примерно 250 миллионов лет назад, в пермско-триасовое время. Пыль, поднятая при падении и взрыве астероида, привела к многовековому похолоданию и, по одной из гипотез, гибели большей части флоры и фауны той эпохи. Ледниковый покров в Антарктиде содержит около 80% всех пресных вод планеты; если он полностью растает, уровень Мирового океана повысится почти на 60 метров. Благодаря интенсивной солнечной радиации, обусловленной исключительной прозрачностью воздуха, таяние ледников происходит даже при незначительной отрицательной температуре воздуха. На поверхности ледника, зачастую на значительном удалении от побережья, образуются ручьи талой воды. Наиболее интенсивное таяние происходит вблизи оазисов, рядом с нагревающимся на солнце каменистым грунтом. В 2000 году от шельфового ледника Росса откололся айсберг B-15 площадью свыше 10 тыс. км². Ледниковый покров материка образовался, вероятно, 30-35 миллионов лет назад. Этому способствовал, по-видимому, разрыв перемычки, соединяющей Южную Америку и Антарктический полуостров, что привело, в свою очередь, к формированию антарктического циркумполярного течения и изоляции приантарктических вод от остальной части Мирового океана. Находки теплолюбивых пресмыкающихся и папоротниковой флоры были сделаны первыми исследователями Антарктиды и послужили одним из веских доказательств широкомасштабных горизонтальных движений плит, подтверждающим концепцию тектоники плит. В результате глобального потепления на Антарктическом полуострове начала активно формироваться тундра. По прогнозам учёных, через 100 лет в Антарктиде могут появиться первые деревья. В соответствии с конвенцией об Антарктике, она не принадлежит ни одному государству. Разрешена только научная деятельность. Размещение военных объектов, а также заход боевых кораблей и вооружённых судов южнее 60-го градуса южной широты запрещены. В 1980-е годы Антарктиду объявили ещё и безъядерной зоной, что исключило появление в её водах судов-атомоходов, а на материке — атомных энергоблоков.


24 июня 2003 г.
– Здравствуйте, а можно Искандера к телефону?..
– А он спит.
– Спит?
– Угу.
Дозвонилась всё-таки до меня, отключившего все телефонные аппараты в доме; я буквально физически ощущаю радость в её тихом, осторожном ко мне голосе. Она говорит мне о том, что очень много думала обо мне в эти дни. Моё житьё-бытьё? Чтобы хоть немного успокоить её, я говорю, что, вот, ездил в деревню. Облегчённо вздохнув, нетерпеливо: и что же я делаю завтра? О, завтра я иду с другом покупать электрический фонарик, потому что мы собрались лезть с ним в пещеру. Мне нравится ощущать её трогательные усилия скрыть свой интерес к моей пещере, но она всё-таки не расспрашивает меня об этом. Ненавижу эти жестокие правила, по которым вынуждены жить мужчина и женщина, но без них мы имеем только жалость и подобные ей чувства. А мне было так плохо, так плохо, что даже я вот забежала домой и не раздевшись, запыхавшаяся, набираю твой номер.
В единицах времени на телефонных карточках, мобильных телефонах, в минутах молчания обычных телефонных разговоров смерти и смерти; каждую секунду на планете кто-то умирает. Иногда я представляю себе это, вглядываясь в незнакомые мелкие точки – города на карте мира, висящей в моей комнате.
Ей плохо, она просит совет, что ей делать, я советую почитать книжку, посмотреть телевизор, не думать... что ещё я могу предложить.
"Ну, я пойду", – то ли утверждая, то ли спрашивая говорю я ей.
Если тебе не хочется подходить к телефону, когда тот звонит; если тебе не хочется, чтобы о твоём дне рождения вообще кто-либо знал, значит ты не управляешь своей жизнью.


30 июня 2003 г.
По пути через многие деревни проезжаем мы на машине, видим сидящих на скамейках скучающих людей, которые, кажется, вот так всю жизнь и сидели там, глядя на дорогу. Пахнет арбузом и ещё, кажется, кто-то топит баню. Я смотрю на клубящиеся в солнце облака, провода на придорожных столбах, часто попадаются аккуратно огороженные крашеным заборчиком кладбища. Музыка играет в салоне – поют чудные лондонские наркоманы из группы «Prodigy».
"Хайерле юл, то есть, счастливого пути, водитель, не рискуй жизнью, уступи дорогу" стальной гусенице, то есть железнодорожному составу. Magic people, voodoo people!
В деревне так естественно надевать рваные одежды. Я видел, как радующиеся люди резали себе ступни ног о стекляшки под водой, как они ныряли за этими опасными предметами и заботливо складывали их на берег; видел, как другие люди поднимали и легко выбрасывали эти осколки стекла обратно в воду. После долгого купания в воде бывает такое ощущение, будто только что долго плакал, приятное такое чувство.
Остановись, вглядись в бескрайную степную даль; зайди в поле, бережно положи там на высокую зелёную траву пустую пластиковуюбутылку из-под пива.
В деревне укоренён такой обычай, что если оказался здесь, то нужно обязательно повидать знакомого человека, лично пожать ему руку, поговорить хоть чуть-чуть, засвидетельствовать, так сказать, почтение, причём в строго буквальном смысле – увидеть физически именно тело, побыть с ним рядом; там это почему-то много значит. Это чем-то напоминает разницу между дистанционной лекцией через скайп или даже записанной на видео и той, когда ты пришёл в аудиторию к студентам по старинке. Таким образом, я делаю вывод: желание физического присутствия – это либо от нехватки технологий, либо от желания некоего личного, с оттенком интимности, контакта.
Есть странное башкирское выражение «йән аҫрау» – существовать, влачить жизнь; разводить душу, содержать, выпускать её на выпас, как скотинку.
Потом, через много лет, я услышал одну старинную татарскую песню на башкирском языке и понял, откуда такая генетическая память. В той песне были такие слова: «В поисках трав для наших лошадей, мы откочевали далеко... Мы пришли с тех мест, пройдя 70 вёрст... как раз в то время, ближе к зиме, когда одевают белый калфак. Мы пришли, чтобы увидеться ещё один раз, в то время, когда люди скучают по своим родным. В Оренбургской стороне купила я белую пуховую шаль в подарок, не скупясь отдала я за неё золотую монету. 70 вёрст – не близкое расстояние... Золотая монета не большое имущество, увидеться же раз – событие большое. Этот край наполнен нашими соплеменниками. Уронила я белую шаль из рук... В то время, когда надевают белый калфак... Раз увидеться – это целая жизнь...»

Она говорит, что приехала в наш большой столичный город из далёкой Сибири, какого-то крохотного нефтяного городка или посёлка, где кроме нефти и попутного газа больше ничего нет и все «сидят на трубе». Что там ужасно скучно жить, и она ни за что не хочет туда возвращаться.
Но вот она в детстве была на острове Кипр, ездила там на ослике, у которых имена почему-то русские, её же ослика звали Васей. Ещё там была одна старая собака-сука, её звали Дианкой. Там в городах пробки на дорогах существуют только по ночам, а днём никого нет, жара и все спят. Снега не бывает совсем, а зимой идут дожди. Море...
В детстве мы ходили с рюкзаком в пункт приёма стеклотары сдавать бутылки от кефира и молока. При ходьбе стекло позвякивало и было отчего-то немножко стыдно.
"Люблю – говорит, – замёрзнуть, а потом согреться".
Признаётся, что ей очень нравится запах только что зажжённой спички. Она нарезает очень тонкими ломтиками чёрный хлеб, потому что так, как ей кажется, он становится вкуснее. Рассказывает, как проходила какой-то тест на профпригодность, с гордостью сообщает также результаты: таких как она всего 5% в общей популяции. Ещё она обожает всех на свете кошек, к ним она обращается по-коммунистически: "Товарищ!", сам видел. Вообще, когда увидит какую-нибудь зверушку, восклицает: «Ути!» И всё живое она всегда жалеет, даже червей на рыбалке; пойманных же с горем пополам рыб норовит отпустить обратно, причём незаметно от настоящих рыбаков.
Разоткровенничавшись, проговаривается о том, что мечтала бы работать воспитателем в детском саду. И ей родители всё ещё до сих пор говорят: "Посмотрим, как ты будешь себя вести". Представляешь? Среди прочих её растений-детей есть один удивительный цветок, который даёт ей понять о том, что ему не хватает воды, имитируя своё увядание, а когда нальёшь ему водички, он тут же поднимается во весь рост, хулиган. Для них она покупает специальную землю в хозяйственном магазине для огородников.
Она ужасно хочет почитать записи в моём блокнотике, который я всегда ношу с собой; я же требую взамен показать мне текстовое SMS-сообщение, только что пришедшее на её мобильный телефон. Её лицо принимает страдальческое выражение, но она всё-таки не соглашается на сделку, а я продолжаю её дразнить и мучить этим. Чем-то всё это мне напоминает сексуальные ласки, ужас.
"Когда что-то начал говорить и не доканчиваешь – так не делай пожалуйста, прошу тебя, лучше тогда вообще не начинай" – беспокоится она. А вообще у неё голос какой-то "смеющийся". Когда не может подобрать нужного слова, она делает рукой такой жест, будто посыпает яичницу солью. И говорит, растягивая: чи-и-к – и как бы надавливая пальчиком на кнопку звонка, – понял? «Понял, чик», – отвечаю я.
Я продолжаю, напоминаю, что дома в компьютере у меня есть к ней большое письмо-черновик, лежит готовое в папке отправки. Всё время что-то добавляю туда, никак не могу отправить. И, конечно же, просит. Ведь оно же для меня, оно моё! Пожалуйста, отправь его немедленно! Ну а я, такой-сякой злодей, говорю, что подумаю, так и быть, может ещё уберу чего... От этих слов ты так сильно расстраиваешься, но не перестаёшь канючить...
Она положила на свой абонентский счёт 100 руб. Этого хватит на 15 минут разговора по её трубке. На эти же деньги, – рассуждаю я, – можно заправить 10 литров бензина и проехать 100 километров. Это не много. Да, это не много, – соглашается она. Беспроводные телефоны, разговоры людей по радиоволнам каждый день проходят через нас. Куда ни глянь – люди ведут переговоры по поводу мелочей жизни: кто куда во сколько приедет, что сделает, что купит и что продаст. От технического прогресса всё больше суматохи и суеты. Но именно то, что большинство людей заняты такими делами, даёт возможность некоторым, вроде нас с тобой, не делать этого. Что-то вроде того: дворник метёт двор, никому бы, конечно, не хотелось, но кто-то же должен этим заниматься. А в один прекрасный вечер, она даже умудрилась позвонить мне из какой-то деревни родственников с крыши сарая или сеновала, так как на ровном месте отсутствовала зона покрытия и не было сигнала, что и протараторила сразу же мне она.
Ты женщина, и в сближении с тобой мне помогает сама природа, ибо интересы наши с ней здесь совпадают, этакий магистральный путь Партии. Поговорим мы с тобой о самом интересном, о взаимоотношении полов, то есть, о нас с тобой. Разглаживаешь пальцем мои брови. Хотел ещё попросить раздеться до конца и покрутить на бёдрах спортивный обруч, который я заметил в её спальне. А может быть вместе сфотографируемся вон с той фуфайкой? Родинка на шее, изящные ногти, ложбинка под нижней губой; чем пахнет бюстгальтер или щекотка под коленными чашечками.
– Ты – хитрый, подглядываешь, когда целуешься, – шепчет она обиженным тоном. – И ещё ты всё время меня нюхаешь.
– Твои трусики пахнут Антарктидой....
Несовместимость твоего такого родного, приятного голоса с наготой твоего такого отталкивающего, чуждого мне тела. Кефир на раздолбанных детских качелях в обезлюженное утро у тебя во дворе, жарко ещё голова болит, щурясь, улыбаемся пришедшей доверчиво кошке. Ты протягиваешь ей свой смоченный белый пальчик, приятен лижущий шершавый кошачий язычок. Я люблю таскать твои дамские сумочки. Опять секс в душном подъезде, можно сказать, что на улице. Успокоившись и отдышавшись, разглядывая хулиганские надписи на стенах, он спрашивает её: "Ты чувствуешь, как жизнь бьёт ключом?" Среди прочих ещё и такая надпись: «Я клёвая девчонка, ЧМОООК!» – Кто бы сомневался. «Ладно!»
Когда она капризничает или не хочет отвечать на вопрос, она изображает то ли собачку, то ли какое-то другое животное: "Ау! Ау!", а! так это мишка, когда он что-то бормочет, а я смеялся в нос – "Запорожец" завожу... пока можно подурачиться, ну и пусть, что дураки, а потом, может быть, уже нельзя будет. Ей почему-то нравится, когда я называю её мерзавкой. Чихает она ужасно смешно, так громко и сама всегда этого стесняется, а потом всё равно тоже начинает смеяться вместе со мной над тем, какое у неё при этом было изображаемое мной выражение лица. Ещё она ужасно мило косолапит, когда стоит на одном месте: носки внутрь и перебирает ножками. Жалуется на то, как неудобно носить каблуки.
Не успела высушить волосы, так и пошла в школу, теперь, видишь, голоса нет совсем – простыла.
Не знаю почему, я, кажется, никогда не говорил тебе, что ты очень красивая девушка, она засмеётся от удовольствия и скажет в ответ "спасибо".
Когда ей плохо, она старается остаться одна. У неё даже есть место на пустыре рядом с её домом, куда она обычно приходит, чтобы побыть одной. В этом мы с ней похожи. Если не может уйти из дома, – выключает на кухне свет, заводит старую сигаретницу-музыкальную шкатулку, садится на пол возле батарейки и грустит...
Из родительской комнаты снимает огромное зеркало, поставив на пол, чокается со своим отражением, рассказывает о себе и обо мне, и о нас с тобой.
А когда день был весь неприятный или грустный, она залезает в Интернет на сайт анекдотов, которые всегда повторяются, ведь у них есть бороды, отчего становится ещё тоскливее; пробует поговорить с кем-нибудь в городском чате, но всё неизменно повторяется. Наконец, она засыпает, непременно свернувшись клубочком, как котёнок.


7 июля 2003 г.
Они познакомились в Интернете. Потом все дни думали друг о друге. Он на прополке картофеля, она – повторяя спряжения английских глаголов. Она внимательно всматривается в каждое его слово на мониторе компьютера, становится задумчивой. У него же, напротив, все интересуются, отчего он такой весёлый сегодня и жизнерадостный не в меру.
Сперва я хотел, добивался того, чтобы ты меня уважала, узнала, какой я необыкновенный, умный и удивительный. Когда же ты начала относиться, слушать меня слишком внимательно и серьёзно, я начал делать всё, чтобы "упасть" в твоих глазах. Мне не нравилось то, что ты начала во всём соглашаться со мной.
Фланировали. Покупали лотерейные билеты, при этом каверзно и заговорщицки улыбались друг другу. Ничего не выиграли, но это, кажется, обрадовало больше, чем если бы наоборот. Начался дождь, запахло цыплятами. Забежали в подъезд. Много мата на стенах, сильно пахнет кошатиной. Грязный лифт поднимается на последний этаж. Целовались, не касаясь ничего. Она легонько, еле прикасаясь, гладила под рубашкой его сильно загорелую в деревне на прополке картофельных плантаций спину, так что ему было очень приятно, и он мурлыкал как кот-гедонист. Нашла несколько седых волос на моей голове и была тому как-то сильно, удовлетворённо обрадована; потом выдёргивала волоски моей мудрости. В тёмном пролёте с разбитым окном 4 минуты. Положи руки вот сюда, на живот ко мне, прижми, чувствуешь его там? Легкая щетина этого побритого у тебя места напоминает мне мшистые лошадиные губы. Устав, смеялись, обзывались друг на друга дураком и сама дурой. С зажмуренными глазами начал надувать горячий презерватив. Конечно, хотелось потрогать. Тут же выдумал свою идею рекламы над городом на больших водородных шарах. Сомневалась, что реклама скорее всего улетит в деревню. Презерватив превратился в приятно скрипящий продолговатый кабачок. Ещё чуть надуть или хватит, лопнет али нет, как думаешь? Пустить семя по миру. Говорят, оно, как и вирус СПИДа, живёт совсем чуть-чуть, а потом умирает. На целый Китай, наверное, уже нарожал бы. Ничего. Сейчас отпустим, вот только ещё чуть-чуть. Бац! Чёрт. Сколько баллов по твоему дерьмометру? Ах, на платье попало. Всё, пошли отсюда.
В темноте видели девочку в ночнужке и носочках. Она прямо в этих носках стояла на холодном бетонном полу и беззвучно всхлипывала. Шептала ты ей: «Не плачь, ведь ты принцесса». Видимо, кто-то её как бы выгнал из дома.
Успели на последний автобус, уходящий в другой конец города; я тебя провожаю, сажаю. Люди на остановке с интересом следят за моим и твоим поведением. Когда твои махающая мне рука и виноватое лицо скрываются из виду, я ещё долго, уставившись, стою, будто о чём-то задумался – жду, когда остановка потеряет ко мне интерес. Дождавшись, незаметно ухожу.
"И имел связи с бесчисленным числом женщин всех сословий". Исцарапанный, в самом деле, живу развратно. Но все мои сексуальные похождения не кажутся такими уж безобидными при виде сморщенных старух с тусклыми глазами. Лучше дружить и трахаться, чем любить и плакаться. Уйдут, уйдут ведь без возврату года пригодные к разврату.

Она улыбается, вспоминая, как он шутил над её подозрением на беременность: "И родишь ты мне богатыря!" Он в это же самое время на другом конце города глядит в окно и тоже улыбается тому, что неправильно прочёл вывеску магазина: "Троцкий" вместо "Троицкий". Когда к холодному стеклу приложишь свою тёплую ладошку, хочется, чтобы за ним, на другой стороне, тоже кто-нибудь положил свою руку.
Зато как мило смущаются и конфузятся девчата, когда я, целуя их, вдруг неожиданно говорю им с оттенком зависти, что "а ведь ты будущая мать"... После чего, придя в себя, они тут же начинают оправдываться, говорить что-то о замужестве, о нелёгкой женской доле.
Напугаешь ты меня смертельным вирусом, пойду я дырявить себе пальчики да вены, втирать сигаретный пепел в джинсы. Вместо страха какой-то пугающий азарт в этой игре в кошки-мышки со смертью, вечным недугом. Как в виртуальном компьютерном чате пожелаю остаться я анонимусом, но белый колпак напомнит мне, что здесь тебе не тут. Смотрю заворожёно на спешащие реанимационные машины скорой помощи, пересекающие двойную сплошную: хотелось бы, чтобы кто-то сейчас там, может быть, умирал...
Когда выходишь из дому, не бывает так, чтобы не вспомнить и не подумать о деньгах.
Снова начал курить. И теперь, просыпаясь, неизменна мысль: Эх, покурить бы... Сигарету за ухо, зажигалку – в трусы. А если, в ожидании своего маршрута, закурить на остановке, то сразу же подъезжает нужный тебе транспорт. И только что вскрытая пачка сигарет всегда пахнет хлебом и почему-то сауной с раскалёнными камнями, и последняя сигаретка в пачке неизменно – самая гадкая. А когда сидишь, дымя пахитоской, столько удивительных мыслей и прозрений приходит вдруг. Возможно, это от того, что смерть входит и выходит из тебя; она – рядом, нашёптывает свои тайны и выдаёт секреты своей жалкой соперницы – жизни. Если запалишь дешёвый табак, дым от которого пахнет палёными сухими берёзовыми вениками, то начинаешь вспоминать клубную деревню с её безфильтрными сигаретами "Прима", во рту от которых потом так, будто стакан пережаренных семечек сгрыз. И ещё какое-то поэтическое настроение, может быть, от школьных лет, когда я, начитавшись романтических стихов, простаивал на своём балконе долгие часы. Цигарка, кружась, полетит вниз, и, ударившись об асфальт, рассыплется на искорки. А морозной зимой я чувствую себя каким-то каторжным арестантом, что ли, вышедшим из барака покурить драгоценную самокруточку, смотрящим в тёмное беззвёздное небо.
Мне снится сон, будто я лежу в слякотном окопе, с моими ногами что-то случилось, остальных людей не видно и не слышно нигде, только звук дождя. Воды в окопе становится все больше, я не могу встать. Я думаю, кабы сейчас выпить или закурить...
Ночь. Тишина. Только детские птичьи кормушки из картонных молочных пакетов ударяются от ветра об стёкла чёрных окон нашей многоэтажки. От холода меня колотит так, что и пепел стряхивать не надо. Защемит вдруг сердечко, выругаешься про себя, подождёшь как отойдёт. Шальное оно у меня, и пара зимой из меня больше, чем у остальных выходит.
Бросай окурок по ветру, не бросай против.
Стою в кромешной темноте, выжидаю чего-то. Вслушиваюсь в звуки квартиры: холодильник урчит привычно, из крана капает вода. Дышите носом, не дышите. Что-то это мне говорит, что-то... И будто нет ничего, не важно, никогда не было и не будет. Может быть, эта тишина и молчание и есть главное, а все остальные люди, веселье и слова – для того только и нужны, чтобы понять и любить никого?
Шатаясь, как пьяный и страшась гнева родителей, яко тать в нощи, по стенам ощупью возвращаться в свою комнату. Нет ничего лучшего в жизни, как делать что-нибудь украдкой, наслаждаться сворованными у соседа фруктами... Но всё крепче с годами сигареты, всё неинтересней курить.
Моя бедная, бедная нэнэй, возможно, последний твой подарок – связанные холодными старческими руками шерстяные носки. Как сувенир, надеваю только на случай чистой экзистенции. Чтобы бесшумно красться, ибо живём мы по-прежнему как в сарае, а гостям всегда говорим, что у нас как бы вечный ремонт. В семье по-прежнему царит равноправие, поэтому полы не моются месяцами; когда идёшь, крошки хрустят, а если босиком, то холодно и липкий линолеум противен. Эти скрипучие ручки и двери! – хоть бы кто смазал.
Уткнусь в подушку, голова вся кружится, перед глазами красные огни. Всё равно, долго жить не имеет смысла, как и жить вообще... «Да, люди на Земле мрут, как мухи вообще-то», – успокаиваешь всегда сам себя. Пропаду я, как со многими случается, ну и что с того. Обкусанным губам больно прикасаться к сигаретному фильтру. Щурясь и жадно глотая клубы смерти, слышу старающийся быть безразличным и как бы между прочим, голос: "А, по-моему, это глупо". Придя домой я обнаруживаю, что кто-то покупает мне кульки и пакетики с ирисками и разными там карамельками – это, конечно, сестра хочет, чтобы я поменьше курил. Мама обнаруживает мои грешные сладости и прячет их куда-нибудь от меня, думая подшутить. Я изображаю из себя сыщика, а потом и следователя на допросе. Мой главный аргумент в пользу того, что именно она – воришка, – это то, что она, отрицая свою причастность к этому делу и вину, всё время смеётся.
Салон-магазин цветов "Венский Вальс": более 200 видов сортовых узамбарских фиалок и орхидей, цветущие экземпляры, другие горшечные растения, семена... Мускулистый молодой паренёк, вместе с другими мужиками укладывающий асфальт. Девочка с зеркальцем, красящая ресницы на одинокой остановке; к ней подходит высокий сонный парень, которому она тут же начинает закатывать рукава. Под конец, нечаянно наступить на пушистую гусеничку, спешно пересекающую проезжую часть, непоправимо расстроиться... Пожилой мужчина и молодая девушка выбираются из подвальчика с вывеской "Ритуальный салон. Памятники", останавливаются друг перед другом и молча начинают пересчитывать деньги.
Мама заглядывает ко мне в комнату и язвительно спрашивает: "Ә hин, хәҙер инде, әҙәм көлдөрөп, каридорға сығып, тәмәке тартып йөрөйhеңме?" (Так ты, бесстыжий, теперь, оказывается, перед людьми позорясь, в коридор курить ходишь? – пер. с башкирск.)
Выбросить арбузную корку в унитаз. И ты уже уходишь на работу, мама срывает с бельевой верёвки на балконе инфантильный платочек и начинаются препирательства о том, куда мне его лучше всего положить.
«Ты вот что мне скажи: ты когда бросишь своё курево?» – расстраивается мать.
Что за ерунда сила воли бросить, когда не знаешь ради чего...
— Может я и брошу когда-нибудь, но пока в моей жизни ничего хорошего нет... В следующей жизни, когда я стану кошкой, ла-ла-ла-ла! – машу я маме рукой и делаю изысканное па.
Понимаешь, если я брошу курить и пить, все будет уже не по-настоящему. Все мои строчки уже не будут правдой. До конца собой. До конца.
Кому жизнь буги-вуги, а кому – полный бред...

10 июля 2003 г.
Сажусь на кухне пить чай, по радио, как всегда, передают новости: опять кого-то взорвали террористы, где-то идёт война и проч. обыденность насильственной смерти, бомбы в универмагах; я равнодушно выключаю его и начинаю вслушиваться в детские играющие голоса во дворе; смотрю на чаинки, плавающие в моём стакане.
Папа, особенно во время политических выборов, любит смотреть передачи про животных или про какие-нибудь стройки, так как смотреть на людей становится уже невыносимо.
Сестра что-то жарит и спрашивает меня, не хочу ли я сходить за кубиками. "Какими кубиками?" – в свою очередь удивлённо спрашиваю я. "Ну, те что в суп кладут, спрессованные специи там и т.д., в магазине продают, ещё в той рекламе с семьёй олигофренов показывали".

13 июля 2003 г.
Приехали в деревню, по дороге в которую я нашей машиной чуть не раздавил блаженную свинью, которая не желала вылезать из грязной лужи посреди дороги. Бабушкина собака, уже издали заметив меня, впала в состояние какой-то исступлённой радости; она рвала свою цепь, ошейник душил её, но она всё равно продолжала неистово кидаться в мою сторону. У нас с этим молодым псом любовь с прошлого года. Я скорее подбежал к нему, чтобы он успокоился, животное положило свою голову мне на колено и, тяжело дыша, притихло.
Через много лет, я с похмелья побреду на кухню в поисках какого-нибудь окурка, буду выискивать на захламлённом грязной посудой столе более или менее чистую чашку, поднесу к лицу какую-то банку, посмотрю внутрь, и тут пахнёт на меня тем самым дыханием моего бедного пса...
Совершенно голый карапуз, деревенский абориген (одалисок), встал в грязь посреди улицы и орёт во всё горло. Когда я прохожу мимо, он (а может и она?) надувает свои пухлые губки, тяжело дышит и, проводив меня долгим любопытным взглядом, снова начинает посылать свой вопль миру.
Так называемый деревенский клуб. Это строение, не содержащее ничего внутри, кроме лампочки и розетки. Здесь собирается вся молодёжь и откровенно коллективно напивается напитком "самогон", который гонят их же мамы и бабушки. Около входа стоят угрюмые молчаливые тени и беспрестанно сосредоточенно курят самый низкосортный табак. Очень часто в темноте ночи слышны угрозы, что, мол, сейчас пойду домой спать нафиг, но угрожающий, как правило, продолжает шататься по деревне до последнего, до утра. Это место становится прекрасным только когда опустевает, и остаются только клубы табачного дыма под потолком.
Я бродил по улицам и пожимал подвыпившим людям их липкие руки. Вот кого-то рвёт возле забора, он матерится, так как ожегся об крапиву лицом и руками. Иногда всплывали лица из далёкого детства, но не те... самые лучшие куда-то делись. В деревне вообще жизнь катастрофична: люди дохнут как мухи, то ли от физической тяжести труда и нелечимых болезней, то ли от бесперспективности и скуки; подростки с ужасающей лёгкостью тонут в воде, вешаются и режут друг друга. Убийственная жизнь, я бы сказал. Как-то раз моего батю местные алкаши избили, чуть не зарезали на рыбалке, тачку хотели сжечь и прочие ужасы. Да как же я без папки-то... ведь у меня в жизни и так... только из-за глупейшей какой-то... Помню, как сразу вспомнились жаркие студенческие дебаты на кружке по уголовному процессу о смертной казни, о свободе, о причинах преступности. Эти мысли постепенно сменяются какими-то до тошноты противными христианскими о всепрощении, о непротивлении злу насилием, о молодом Будде и прочая. Встаёт перед глазами суровое мужественное лицо одного уважаемого мной подполковника с военной кафедры, кулаки и зубы непроизвольно сильно сжимаются. Чёртов прекрасный мир...
Поздно ночью сижу в одиночестве на скамейке, слушаю звуки: лай собак, концерт жаб на озере, перелетающую туда-сюда стаю галок. Когда такая стая в тишине летит над тобой, кажется, будто наверху кто-то шуршит полиэтиленовыми мешками. Дерусь с откуда-то прилетевшими комарами и грустными мыслями. Один из припозднившихся прохожих, деревенский житель, видимо, запеленговав, как я перекусывал карамельку во рту, подходит ко мне, пристально всматривается в моё лицо и, узнав, спрашивает, что, мол, я здесь сижу. "Не спится", – поясняю я. Он, деловито кивнув головой, уходит дальше своей незатейливой дорогой. Я вздыхаю, закидываю ногу на ногу и продолжаю с тоской смотреть в темноту. В городе почему-то звёзды видны не так хорошо, как в деревне. В деревне вообще видать дальше.
В клубе одна моя старая городская знакомая сказала мне, что танцевать ей уже не интересно, рассчитывать, что познакомишься или встретишь кого-то нового и непривычного тоже нечего и вообще тут все дебилы. В этой местности я абсолютно одинок, что-то вроде ссыльного чукотского интеллигента или даже инопланетянина; здесь даже до того доходишь иногда, что к вроде бы людям начинаешь относиться как к гуляющей по двору скотине. Человеков нет. Если бы знал, как это знаю я сейчас в этой деревне, что в моём миллионном городе тоже нет никого, кто бы... о! Нет, сама идея не плоха; не плоха природа, мир, даже этот клуб, где собираются и веселятся молодые люди, заводят любовь, разрешают свои страсти и всё остальное, но... жалко ли мне, что я не могу во всём этом участвовать, жалко ли мне этих людей или наоборот; кто для кого живёт? Кто кому только позволяет? Я не знаю, я ничего не знаю. И как я утаюсь, подстроюсь, ведь даже сама походка, жесты, глаза и другое – всё выдаёт меня. Вспоминаю, как прикидывался дурачком и как это было неправдоподобно. Почему меня в самом деле не сошлют куда-нибудь, я не вписываюсь в эту картину, эмигрант. Чужой среди своих, и снова: но может это они, а не я, чужие? Деревенский паренёк равнодушно замечает, что эти котята хоть и хорошенькие, но не жильцы – дед их завтра в бочке топить будет.
Я вспоминаю своё детство, проведённое в этой деревне, когда родители оставляли меня там на всё лето. Как ловили голыми руками карасей в пересохшем маленьком озерке, как играли с раками на реке. Сколько объездили дорог на своих велосипедах, сколько часов провели, следя за поплавком рыболовецкой удочки; потом он всё во сне снится и будто: клюёт, клюёт же! Ложились под поезд на полотно, чтоб он проехал над нами, а нас бы не задел, но в последнюю минуту, не вынеся оглушительного сигнала машиниста, вскочили. С тех пор, если где-нибудь слышу звук проезжающего железнодорожного состава, мне нестерпимо хочется лечь под поезд. Язык и зубы от черёмухи безобразно черны; всех ходишь, Дракула, пугаешь и смеёшься друг над другом. Запрячь лошадь, запах сена, телята жалобно мычат. Над кучкой свежего конского навоза облако из мушек дрозофил и, если подставить туда руку или голую ногу, то какое-то удивительное ощущение, будто тебя бог щекочет. На деревенской свалке столько всего интересного, ежи. Как ловили на ферме крыс, больших, как морские свинки.
Нелюдимым профессором, засидевшись в кабинете, зайду в университетский туалет, где только что чистили его технички своими хлористыми моющими средствами. В одну секунду промелькнёт передо мною детство: давным-давно позабытый любимый чёрный с проседью мудрец-кот, старый покосившийся деревянный домик, где мои удочки стоят в углу сенцев. Будто я рассматриваю, склонившись над ведёрком, пойманных на рыбалке маленьких карасиков, которые несуетливо плавают там, поблёскивая чешуйками. Мурзахан, придя с улицы, заметив меня и заинтересовавшись, что это я там рассматриваю (и к тому же – запах рыбы!), тоже подходит и присоединяется ко мне разглядывать амфибий. Мы одновременно поворачиваемся друг на друга, глаза наши говорят: "Вау!" Усы его хитро шевелятся, морда как бы раздумывающая: что бы такое предпринять, не выдав за бесстрастным поведением своё страстное желание слопать хотя бы одну рыбёшку. Так мы сидим, глядя в воду, думая о своём и друг о друге. Ведро снова приводит меня к решению, принятому уже когда я только шёл на речку: непременно полететь вместе с инопланетянами, если они вдруг приземлятся в поле и поманят меня. Я плавно поднимаю руку и начинаю её опускать в ведро, кошачьи глаза восторженно следят за каждым движением.
Ползая по поляне на четвереньках или на корточках, собираем ягоды. Кропотливая это работа каждую ягодку отрывать, первую, вторую... но потом собранное меряют вёдрами и счёт идёт уже на килограммы. Так же и среди людей, очень много людей.
И прыгал утром вокруг нее и, останавливаясь, таинственно нашептывал, что миссией NASA на Марс был успешно доставлен марсоход третьего поколения «Кьюрио́сити», который сразу же заснял какие-то странные летающие объекты на поверхности планеты...
В сельском туалете... это нечто. Сам он обычно бывает в виде будки, сколоченной из досок. Сидишь ты в нём и столько всего вокруг. Можно разглядывать всяких букашек и насекомых: гусеница на доске, жёлтая оса в паутине, внутри у ней пусто. И, если где-то наверху осы начали строить свое бумажное гнездо – какое это замечательное дело наблюдать за их деятельностью. Они, суетливые, прилетают и улетают, стоит ли их бояться? В углу стоит дюралевый кувшин с водой; стоит он там целую вечность, но им никто никогда не пользуется. Со спущенными штанами ты сидишь на корточках и смотришь в просвет приоткрытой двери на небо, где пересекаются следы реактивных лайнеров. Снизу из ямы поддувает прохладный сквознячок. У тебя во рту травяная соломинка, которую ты сорвал по пути сюда или сигарета, чей дым в лучах солнца, просачивающихся сквозь многочисленные щели, витиеват и о чём-то говорит. Быть может, о чем-то запретном.
Я уже долго сижу тут, весь вспотел, отрываю ленту туалетной бумаги, прилепляю ее ко лбу и сам себе напоминаю японских камикадзе. Вдалеке за рекой на горе стоят две нефтекачки, они давно уже не работают. Почему-то вспоминается школьный урок химии, таким же точно солнечным днём и нагретым на полу линолеумом, с открытым в классе окном, с таким же настроением...
Деревенский туалет похож то ли на одиночную тюремную камеру, то ли на какой-то минисарайчик. Здесь тихо и жарко, с улицы доносятся голоса, вернее, окрики, на скотину, людей. Где-то поблизости мычит телёнок, чирикают воробьи. Обрывки полуистлевших листов для подтирания из какого-то провинциального татарского журнала. Беру один, вглядываюсь в чёрно-белое фото: сидят за партами обычные школьники; минуты две не могу отвести взгляда от лица одной маленькой девочки. Пойти, что ли, сегодня в клуб, напиться самогону, улыбаться примиряюще всем, потом пойти в самом деле с какой-нибудь малолеткой на полувысохшее озеро, сидеть там до утра, думать о городе, о зиме?
Об этом обо всём я вспоминаю, когда мы играем с тобой в игру ассоциаций, когда ты рассказываешь про ваш крохотный и ненужный дачный участок, про то, как папа долго и кропотливо всё лето строил эту маленькую будку; про то, что раньше родители были очень плохие и сама я раньше очень плохо жила, часто ругались. А теперь всё изменилось, теперь не так как раньше, папа перестал пить, мама беспричинно «закидывает» деньги на счёт твоего телефона.
Всё тот же карапуз, уже в почерневших от грязи когда-то белых трусиках, сидит под телегой и возится с песком. К ребёнку медленно подходит безразлично-меланхоличная собака и они, оба присев, долго смотрят друг на друга. В деревне собаки не лают.


16 июля 2003 г.
Если даже и всю ночь просидишь в своей комнате, всё равно перед сном под утро пробираешься на кухню, чтобы там поглядеть на улицу, покормить голубей и воробьёв. Они сразу налетают на крышу нашего балкона, как только я высунусь наружу; пушинки от них медленно падают вниз. Ребёнок осторожно подойдёт к стае, зайдёт в неё, счастливый, а молодая мамаша, умиляясь, стоит в сторонке, ждёт дитятко своё; она не торопит его, опаздывающего в детский садик.
Поставишь чайник на газ и, пока он кипит, ты что-нибудь делаешь, при этом тебя охватывает какое-то чувство приятного ожидания чего-то такого хорошего, пусть даже это просто чашка кофе. Сильнее же всего это чувствуется, когда "чашка" – какой-нибудь человек. Вот так и в жизни, если есть такая "чашка", даже чашечка, тогда и жить приятно, а если нет, то нет.
И как всегда спохватываешься: «ба! там же мой чайник!» – приходишь, а он весь красный, потрескивает, выкипел, конечно, давно.
Я слишком долго сидел дома, я отвык от людей. Непривычно мне идти по оживлённой улице, нелепо залезаю я в автобус, чувствую ужасную неловкость, смущенье другими пассажирами; мне кажется, что все они на меня смотрят и посмеиваются. Не знаю куда деть глаза, и руки... да, руки всегда выдают меня, что делать мне с ними, чтобы без женских жестов, чтобы было естественно для них – этого я никак не умею.
Маленький Чингизхан с суровым уставшим лицом сидит и болтает ножками, хлопает узкими своими глазками, в бессильных руках у него книжка-раскраска "Золотая антилопа". Вот наш автобус проезжает мимо остановившегося длинного кортежа многолюдной и праздничной свадьбы. Растерянная белая невеста оказывается совсем юной девушкой. Находящиеся в автобусе девушки и молодые женщины начинают невольно улыбаться и посматривать друг на друга. Парни же саркастически ухмыляются и устраиваются поудобнее на сиденьях.
У одной девушки зазвонил сотовый телефон; невоспитанные пассажиры с ехидным любопытством, предвкушая возможность подслушать чужой разговор, начали, бесцеремонно озираясь, вертеть головами. Итак, мелодия, идущая из незаметной сумочки, выражение лица девушки не поддаётся описанию. Вот она виновато достаёт свой невероятно маленький телефончик и по всему её виду видно, что она страшно хочет деться отсюда куда-нибудь, и, ближе прижавшись к автобусному окну, совершает следующий чуть слышный диалог: "Да... Привет... Я домой еду. Да... Хочу говорю. – И ещё больше смутившись – Я буду ждать. Конечно. Я тоже...". И, потом, не смея улыбнуться, не смея... Подрасти, и в такси женщиной говорить со мной по телефону, таксист не то чтобы всё слышит...
Заметил за собой, что при виде любой отворенной двери, у меня почему-то возникает чуть ли не инстинктивное непреодолимое желание её закрыть. А когда иду открывать нашу входную дверь, мне всегда кажется, что, когда я подойду к глазку, с наружной стороны в меня кто-то выстрелит оттуда сквозь дверь.
В ранний час девушки разные, девушки весёлые и грустные, женственные и не очень встают неохотно из своих тёплых постелей. Они надевают своё обмундирование: бюстгальтеры, капроновые чулки; наспех или сонно неторопливо смотрят на себя в зеркало, трогают свои волосы. Зимой те, что помоложе, шепчутся со своими подружками на сонных лекциях. Когда видят незнакомых парней с суровыми и волевыми лицами – думают о любви, которая, конечно, ожидает их не сегодня, так завтра, и от этих мыслей им становится так же хорошо, как верующему при мыслях о том, что всё не случайно, что все мы обязательно встретимся Там.
В жаркие же летние дни девушки, которые не прочь, ходят по улицам пачками. Бог знает сколько усилий у них уходит на то, чтобы выглядеть привлекательно.
Когда девушка одевается во что-нибудь этакое, открывающее части её тела, – все дело в фантазии. Мужчины, глядя на нее, начинают фантазировать и воображать, кто насколько далеко: что там у нее внизу, как бы это, интересно, было с ней; как бы, в самом деле, это было, если бы?.. Поэтому, на таких девушках взгляд задерживается чуть дольше, таким оборачиваются вслед, чтобы получше их запомнить.
Однажды меня посетила догадка: почему парни в молодости всегда озабочены тем, как бы затащить какую-нибудь девушку в постель? Чтобы потом, когда они женятся и начнётся их семейная моногамная жизнь, вспоминать эти моменты. Не то чтобы самих этих девушек, а те ощущения, которые впечатываются в мозг на всю жизнь. Собирают, так сказать, некий мастурбационный гербарий или капитал, которого им должно хватить «для подпитки» на всю жизнь. Если, конечно, они собираются быть порядочными мужьями и не изменять своим жёнам. Возможно, некоторых из них они потом будут наблюдать у себя в ленте новостей в соцсетях и думать удовлетворённо: а я пробовал.
Вот почему мужчины оборачиваются вслед женщинам, чтобы лучше запомнить формы «объекта», дабы потом, наедине с собой, предаться воспоминанию и фантазиям. Может, поэтому про некоторых мужчин говорят, что они не нагулявшиеся в молодости. Таким образом, случившись единожды, этот секс повторяется и продолжается потом бесчисленное число раз в мужской голове. Секс, который всегда с тобой.
Не правда ли, мы все работаем на память. Об этом и я думаю, то и дело поглядывая и пытаясь лучше запомнить красотку в автобусе.
Среди них есть хорошие и интересные люди, это видно сразу даже моим плохо видящим глазам. Мне всегда тоскливо при мысли о том, что большинство из них превратятся из бесшабашных хохотушек в злобных и глупых женщин и сварливых старушек. Мой друг толкает меня локтем, кивая в сторону очередной кокетки: «Прикольная фигурка, да? Люблю девчонок с большими глазами». Но вот что обидно и жалко мне. Через несколько буквально лет от этого не останется и следа, они станут прочь, хоть на их место придут и другие не менее. Проще говоря, я хотел бы познакомиться со всеми, но я знакомлюсь только от силы с несколькими из них, это жаль. А что же другие? Они пропадают, и не только для меня, навсегда, они единственный раз в жизни уносят свой лукавый взгляд, проносясь мимо. А сколько всего происходит среди живых пока и когда я сижу дома в одиночестве, подумать страшно. Сколько молодых девушек и парней, хороших, ходят по улицам городов мира и чем они занимаются там, и не потому, что они такие нарядные сейчас... Пройдёт ещё немного времени, и они тоже состарятся и им уже ничего не нужно станет, как это я следил за изменением гардероба институток от первого к последнему курсу: всё небрежней, невнимательней, безнадёжней.
А зимой они ходят румяные, это так здорово. Ещё одно и то же тело в одно и то же время не может находиться в разных местах. Я уже знаю свой город почти до последнего закоулка.
Мы, бездельничая, познакомились с несерьёзными девушками. До самого конца я даже не пытаюсь... а она не может, ибо она девушка и должна соблюдать условности. Кажется, моя холодность её подзадорила, и она во что бы то ни стало хочет со мной целоваться. Почему же я холоден? Потому что устал, я знаю, что идёт за всем, что веселит, а что наводит грусть; я знаю, как невыносимо печально всякое животное после соития. Я знаю, что после того как кончишь, как будто никто не нужен на этом свете, я больше не хочу. Но ещё я не отказываюсь от чего-то вроде "заторможенного желания в смысле цели" по Фрейду или смакование предвкушения того, что никогда не наступит. Знакомясь с очередной незнакомкой, долго всматриваюсь в неё, лицо, рот, зубы обнажаются, её ярко накрашенные губы осторожно и не спеша обхватывают начисто выбритый мужской половой орган, зубками слегка покусывая, паутинки слюны, ногти чёрным лаком, как крылышки майского жука, один трогательно сломан и подправлен пилкой... Она облизывает тестикулы и чувствует, как притекает по венам горячая кровь и всё становится еще твёрже. Внутри же девушки лапша быстрого приготовления. Пытаюсь также представить себе, как будет искажаться потом её лицо под ним.


20 июля 2003 г.
В выходные жаркие летние дни город пустеет. В воскресное утро на улице я вижу только зевающих подростков с мучительными похмельными лицами. Транспорт ходит полупустой. Из машины я зацепляю взгляды мальчишеские, многоговорящие. По данным портала «Яндекс-пробки», на этот момент затруднений движения по уфимским улицам нет.
А в будние ранние утра на лобных местах города можно увидеть целые поля, которым конца края не видно, пластмассовых столиков с зонтиками – плантации, на которых по ночам происходит питие бесчисленных литров разбавленного разливного пива под какую-то орущую музыку вперемежку с чем-то похожим на слова, не имеющие смысла. Огромные по размерам рядом пластиковые же контейнеры для мусора доверху наполнены бутылками, одноразовыми стаканчиками, обёрткой от фисташек, сухариков, картофельных чипсов и сушёной рыбы. Мусор собирается пластмассовыми вениками и щётками. Пластиковая эпоха. И, кстати, даже туалеты выполнены из чего бы вы думали? Осталось теперь только шашлычницу сделать.
И в этом биотуалете-кабинке я, улетаю...
Девочка идёт вся, обвешанная какими-то непонятными штуками, фенечками, изрисованная, татуированная, с рюкзачком, сплошь кармашки штаны – это что-то новое, какая-то субкультура.
Но, в любом случае, это необычная девочка. А я одет непримечательно, как все, обычно.
Но по взгляду только поняли, что мы заодно, что мы свои. "Тех самых" дев я определяю по тому, что они в детстве водились только с мальчиками, они и сами говорят, что всегда чувствовали, что мужской пол их всегда лучше понимал; больше нравилось с людьми старше их, чем со сверстниками... На ходу она открывает каким-то огромным ключом (от гаража, что ли?) стеклянную бутылку дешёвого пива, а крышку подпинывает так, что она подлетает высоко вверх и потом долго катится по асфальту.
В среде молодёжи деление на особенных и на быдло прослеживается намного чётче, чем во взрослом мире.
Вечером пьём душный чай. Сестра рассказывает, как у них на работе судили трёх 17-летних школьниц из какого-то села и все работники суда ходили смотреть на них как на какое-нибудь диковинное экзотическое животное в зоопарке. А одна из них им на это язык показывала. Одну из своих одноклассниц – они её не то чтобы не любили – в шею осколки от зеркальца вдавливали ногами вбивали, камнем по голове стучали, пытались имитировать изнасилование, палку засовывали. По первой инстанции... кассация... Психолог заключил о полной вменяемости подсудимых, то есть то, что они нормальные люди, такие же, значит, как мы с тобой. Громадный ротвейлер у конвоиров вдруг громко залаял на судебных приставов на всё здание Верховного Суда Республики, перепугав всех престарелых судей и прочих служащих.
А ещё в этом месте закрывают на ключ в пластиковый прозрачный шкафчик допотопный междугородный телефонный аппарат, чтобы кто попало не звонил в другие города и страны.

Залезает в маршрутку орава каких-то деревенских парней. Все они как-то одинаковы – лицом, одеждой, поведением. Пьяные и раскованные, они матерятся, презрительно посматривая на остальных пассажиров. "Солдаты" – думаю я про себя; и, отворачиваясь к окну, уже вижу, как полчища таких же отморозков с истошными воплями, вылезая из окопов, несутся на меня... меня, едущего подавать мечтательное заявление о поступлении в аспирантуру на кафедру философии; меня, который так несправедливо много и долго думал о мужестве перед смертью, который смеялся над любым человеческим страхом, который до сих пор презирает невежество, как самый большой смертный грех. Итак, глупейший конец ли? Со стороны водителя доносятся слова песни радио «Шансон»: «А теперь меня цалует богатенькый».
Но обожаю делать так: когда звонят какие-то родственнички деревенские тугодумы, что-то мычат в трубку, не умея спросить маму-врача, я кидаю трубки, мол, сперва научитесь удовлетворительнее изъясняться.
Через несколько часов они звонят снизу по домофону и просят открыть дверь от подъезда, я прикидываюсь помешавшейся от старости скрипучей бабкой и даю волю накопившемуся потоку сознания; те, что внизу, не разрывают связи, но долго и, кажется, даже внимательно слушают мой «скрип».
А я по-прежнему больше всего люблю сидеть дома, читая или сканируя любимые книжки, дабы, выложенные в Интернете, они отнимали время у таких же как я молодцов и вызывали праведный гнев их родителей.
Это вроде пирамиды. Просто у них больше ничего и ничем... На самом деле они получают совсем немного в обмен на свою «жизнь», просто вблизи и издалека кажется... Просто то, что внутри тебя, никому не интересно и не нужно... Это порочный круг. Ты отдаёшь одним кусочки своей жизни, за что получаешь возможность забирать кусочки у других, а те, в свою очередь, и т.д.
Ты – то, чем ты занимаешься. Нужно, чтобы у тебя было что-то такое, чего нет у других. Редко бывает так, что ты становишься богатым из-за своей непохожести на других. И, если такое богатство, то – самое настоящее.
Смотришь, какстарушка, кряхтя, волочит какую-то коробку, чтобы сделать из неё нечто вроде прилавка для продажи жареных семечек и думаешь: "Деньги стоит зарабатывать только для того, чтобы их весело пропивать. Об одном жалею, что мало пил в молодости". Когда от остановки к бабушке подходит как бы пружинящийся паренёк, замечаю, что глаза у нее отнюдь не горды... как тот жест поломойки на почтовом отделении, когда она с такой тревожной заботой тянется, завидев монету на полу; нет, нет, не себе, а на стол, где сидит расторопная операционистка.
Так ведь нет ничего удивительного в том, что малыш хочет купить сладость – у него в жизни радостей не так много.
Где этот источник желания позитива, оптимизма и т.д.? Насколько люди не хотят испытывать отрицательные эмоции, настолько же они хотят быть богатыми. Возможность отгородиться деньгами от проблем и проч. негатива. Но сказано, что для счастья человеку нужно столько же счастья, сколько несчастья.
«Йөрәкләрне яндырмайща сөйөy була тиме ул» – Разве это любовь, если не поджигает сердца (татарск.). Быть может, переживания – это и есть жизнь.
Да, мы долго не общались. Я чувствую, как ты меняешься. Мне кажется, ты без меня портишься. Ты говоришь о ремонте, о тёплых обоях, паркете, угловом диване, что ты что-то там где-то присмотрела. Ты слишком уверенна в себе, когда, засунув голову в окошечко киоска (что уж лишне), выспрашиваешь у растерявшегося продавца дату изготовления какой-то шоколадки.
Дай-ка я потрогаю твои ушки. Хочу проверить, не глупая ли ты. Если много думаешь, уши у тебя должны быть тёплые, а если нет – прохладными. Я выяснил: у тех, кто много размышляет, уши всегда горячие из-за поступления крови к голове.
Ты объясняешь, что любовь – не манна небесная, а такая же непростая работа, как, например, заставлять себя каждое утро вставать по будильнику. Работаспасибность.
Нет человека в мире лучше, чем Форрест Гамп в фильме, лучше, чем «Форрест Гамп».


13 августа 2003 г.
Обеденное время, я говорю ей вялым голосом, что вот только что встал ото сна и ей становится сладко от этих слов и всегда так почему-то именно от них.
А вот я не люблю, когда другие знают, что я делаю, когда спрашивают, чем это я там занимаюсь сейчас, и это не оттого, что я скрытен, а просто мне как-то стыдно... разве есть в мире хоть одно дело, занятием которым можно было бы гордиться, что ни возьми – всё суета или что-нибудь в том же ничтожном духе. Всё, что я делаю, – это изнашиваю, даже насилую своё тело; пичкаю его незатейливыми средствами, как то: алкоголем, иными плотскими наслаждениями; даже невещественные штуки вроде смеха, хорошей беседы или книги, – всё это как будто физические удовольствия. А если не участвовать в этом паскудном фарсе, не ходить с ними, не расточать, то остаёшься один дома наедине с чужими жизнями, которые почему-то не кажутся фарсом. В любом случае голова заполняется всяческой ерундой, навязчивой и наглой, а ты говоришь мне, что я живу...
Какая-то вечная неудовлетворённость куцей жизнью, тогда как надежды так величавы, когда мечтал так много сделать; ещё самые лучшие друзья пропадают навсегда или годами не пишут, если не напомнишь им о себе, и даже если... Становятся со временем трусливее перед жизнью, жалуются, что хотят бросить курить и всё остальное. Жизнь стремится к посредственности, такой же, как у всех, и меня как будто вовсе нету в этом мире.
Она прочитала мой дневник, предположила, что я начал писать его для того лишь, чтобы знакомиться с девушками, чтобы не объяснять каждый раз, кто я такой, а теперь, вот, просто не могу остановиться. Сказала также, что я вечно неудовлетворённый жизнью и почему-то очень озлоблен на весь белый свет и что это совсем неправильно и нехорошо так. Я с ней, конечно, согласился. Но когда я вот здесь, на этих страницах пожалуюсь невесть кому неизвестно на что, мне становится легче и уже не так жалко своей никудышной жизни. Почему ты такой недовольный, раздражённый, не знаешь, что делать, куда себя деть? Просто вот сейчас я с тобой говорю, а мне хочется чего-то необыкновенного. Устал я говорить вечно об одном и том же. Не знаю, отчего так и почему я стал таким уже давно, наверное, мне и самому не нравится это, и я не хотел бы быть... Может быть, ты будешь говорить, не задумываясь о том, что... Нытик. Меня всё бесит. Даже не в этом дело, и не в том, что вот это куда-то уходит безвозвратно и не повторится больше никогда, даже если ты попытаешься повторить – будет уже не то.
"И ещё у тебя там очень много женского элемента..." – прибавляет она, лукаво улыбаясь.
Или вдруг какая-то упущенная деталь, из-за которой покажется, что в сущности всё не так уж и плохо, и даже, напротив того, – ничего себе.
«Мне кажется, я тебя все время держу в напряжении, как в универе мандраж во время сессии. Я думала, больше не будет такого, но это всегда напряжение, от него не спрятаться нам с тобой».
Всё это напоминает мне, как когда-то в детстве заперся в туалете, прихватив заблаговременно карандаш и исписал рулон туалетной бумаги ультиматумами к родителям и всем прочим, разворачивая его наружу через щель в двери.
...Моя жизнь пройдёт здесь среди колких локтей худых независимых старушек, родители куда-то делись, друзья пропали, всё больше и больше пыли на рукаве, когда печатаешь, одно и то же, впрочем, выходит...
Но я, намазав из какого-то флакончика ароматной жидкости себе под мышки, сижу за компьютером в папке с музыкой, которую столько лет кропотливо копил, целыми ночами выкачивая из сети отдельные песни; я бездумно, играючи выделяю большие группы файлов и нажимаю "Delete", снова выделяю и опять стираю пока папка не опустевает совсем.
Если бы ты сейчас была рядом, то дала бы мне таблетку от головы.


20 августа 2003 г.
Выйти из дома, побродить по городу, пособирать грустные сюжеты.
Думать о том водителе за рулём джипа, ковырявшего на ходу одной рукой у себя в носу.
Купить бездомному котёнку сосиску.
Рекламный щит: ужасно довольный чем-то всё тот же мужчина в чёрном костюме при галстуке в лакированных туфлях лежит на каком-то роскошном кожаном диване, вокруг него наставлены высокие деревянные шкафы-купе с зеркалами; посередине этой картинки пояснительная надпись: "Жизнь удалась!"
Паренёк, стрельнувший у тебя курить и которого ты, конечно, угостил сигареткой, скажет, прищурившись, дореволюционное "от души, благодарю".
За городом, у реки, в ботинках – песок. Огромный слепень покружил вокруг меня и полетел в сторону реки, долго я смотрел ему вслед, пока совсем не потерял его точку из виду. В детстве мы с дедушкой мазали им глаза солидолом от скрипучих телег и потом отпускали. Насекомые сразу же почему-то устремлялись вертикально вверх в небо. Дед говорил, что некоторые достигают солнца и сгорают. Окурок бросил в воду, он, пшикнув, идёт ко дну, но волны прибивают его к берегу. Я напеваю про себя: "Это всё, что останется после меня..."
Заснуть на часы в ванной, проснуться от остывшей воды. Мама замахивается на меня гимнастической скакалкой, потому что я не смог доказать ей, что самое главное в жизни... Или может вдруг покажется, что где-то что-то горит.
Позвонит ли давно забытый когда-то друг, будет плакать в трубку, говорить мне слова и слова: нет никого совсем, совсем покинут и так больно, боже ты мой, а ты только один мог меня понять, и если ты не приедешь, я же умру... У тебя там мой номер телефона определился, высветился? Нет. Ну вот, я выбрал подсказку "звонок другу"... из ниоткуда. Нормально. Успокойся и тащи-ка свою фанеру, давай-давай.
...Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна и не вижу ни одной знакомой звезды. Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда, обернулся и не смог разглядеть следы. Но если есть в кармане пачка сигарет, значит всё не так уж плохо на сегодняшний день, и билет на самолёт с серебристым крылом, что взлетая оставляет земле лишь тень... Па-па-пам-м-м, та-та-там... И ты, поспешно извинившись, уже решительно одеваешься у себя в прихожей, напевая сам себе под нос продолжение восставшей из беззаботного прошлого песни: "И никто не хотел быть виноватым без вина, и никто не хотел руками жар загребать... Тулуза, Тулуза! Я – девятый, терплю крушение, оба двигателя вышли из строя, приборы – тоже. Mayday, mayday, терплю бедствие... Тулуза, вызывает девятый борт!"

Ты всё время подбираешь слова специально будто для меня, как для маленького ребёнка. Ах ты боже, она заметила, она видит. Признаюсь, что всегда только и делал что притворялся, натуру-привычку приобрёл, себя принижая опуская до других, обижая тем самым прежде всего себя ли, их ли. Фразы, построения предложений не по правилам так кладу, чтобы, повторяю, показать, что я нисколько не лучше вас, а напротив, вы же сами можете видеть.
Пыталась отучить свою подругу от безвкусицы, я же ей говорил про экстравагантность. «Но ведь будут смеяться!» – недоумевая она. Ей я: «Ну и пусть, ведь для того только мы и живём все вместе здесь, чтобы смеяться друг над другом, разве нет, ну разве нет?..» И она в изысканном для неё тупике вздыхает: «Ну не знаю, ну не знаю...»; так люблю смотреть я на тебя смотрящую, реснички хлоп-хлоп, на стены, перед которыми поставил тебя сам же, перед магическими.
О своих надеждах, оставшихся, ещё не завядших, так тоже приятно тебе поведывать, а я пытаюсь бороться с чьим-то проснувшимся внутри меня желанием разрушить их, не топтать, нет, а, лаская и целуя, как самый мерзкий злодей, сладкий до того, что не можно было о чём-то ещё думать, которого от этого всегда путают, перед поступками которого теряются мудрые люди. По всем меркам я считаюсь счастливым человеком, должна... но я этого не ощущаю. О далёких неведомых странах, о самых лучших людях, как об инопланетянах, о невозможных вещах и событиях... О расписании занятий в университете она вспоминает только после 12 ночи, и посылает SMS-ку кому-нибудь из своих одногруппников, которые всегда отвечают невнятно на её запрос. По философии к экзамену готовилась, три дня не выходила из дома, только в форточку выглядывала. Ах, как бы я хотел посмотреть на тебя, когда ты, дрожащая, будешь сдавать его. Мне бы какой-нибудь волшебный глазок или очки, чтобы я всё видеть могла. О, в ночь перед трудным экзаменом показывают самые лучшие фильмы! После аттракционов какой-то даже самый жуткий экзамен кажется ерундой. И ещё, ты знаешь, мне всегда с билетами на экзаменах не везёт. Ты не понимаешь? Ну про это пишут, например, в женских журналах, листаешь сотканные пейзажи в жизни же кино никогда, ещё тела, мебель, вкусную еду. Лучше быть одной и не спорь это я решила так, одной воспитывать ребёнка, поехать на Чёрное море, вступать в сотрудничество с другим человеком, тем более мужчиной, так трудно, себе дороже. Не люблю вообще, когда на меня обращают внимание, стараюсь быть незаметной, идя по улице не могу смотреть людям в их лица. И я совсем даже не расстроилась оттого, что ты не получил или не помнишь моего письма про шоколадные тюльпаны на шторах в твоей комнате...
Бархатный, чуть уставший голос. И говорил с ней так спокойно, так уверенно-безразлично, будто доживал свою последнюю ночь. Почему ты сегодня так откровенен со мной? В последнее время у меня такое ощущение, что меня скоро не станет... А другое приятное чувство – когда тебя предпочитают другому. Когда, находясь с тобой, не хотят подходить к телефону, объяснять, что сегодня ничего не получится...

Я еду к тебе. Вечер на улицах. Молодёжь матерится, тёмные тени ходят с бутылками пива в руках, страх нагоняют. А я еду к тебе. Вывожу твой адрес на запястье и еду. Мы тоже с тобой купим пива, а какого? Без разницы, без разницы... У продавщицы, которая отбивает всякую охоту что-либо у неё покупать, заведём беседы до утра до слёз, до хрипотка, до покраснения ушей. "Без хорошего разговора что за жизнь!" – вспомню я нашего любимого с тобой Чехова. Потом случайно замечу отражение своего лица в зеркале и удивлюсь, не поверю, что это я, а будто всё это время кто-то другой чужой ходил нервно по ковру, говорил воодушевлённо, как какой-нибудь Гитлер.
В ванную комнату за ручку меня завела, раздела любовно и аккуратно, пьяные глаза – хи-хи – холодная вода – бр-р... – а сам такой горячий, гладила, нежно целовала в плечи. Когда ты пьяный, – говорит, – ты похож на котёночка-сибарита с недоумённо-смеющимися глазами, ты излучаешь добро повсюду, куда посмотришь...
Ранним утром, проснувшись ради нескольких сигаретных затяжек, курю. Она спит. Глаза слезятся.
Кручу маленькое допотопное радио, диктор говорит о реформах правительства. Сидя на табуретке, я отчётливо представляю себя твоим отцом; крепко затянувшись, отец думает о том, что жизнь проходит на удивление быстро...
На балконе он замечает сваленные в углу мольберты, банки с кисточками, краски. Их она туда забросила, когда была маленькой художницей. Я осторожно перебирал все эти предметы, нюхал высохшую советскую гуашь. Кроме этого, здесь есть бледно-синяя купальная шапочка для бассейна. На бельевой верёвке вверх тормашками, прицепленные прищепками, висят две полуувядшие розы бутонами вниз.
"Коричневая тюрьма!" – слышится мне, когда звонит телефон, и сестра снова повторяет: "Это скорее всего тебя-а".
Твой заботливый голос: "Вот не думала, что будет проблемой купить тебе в подарок книгу, которой бы ты не читал. И вообще, тут одно дерьмо какое-то про секс и тому..."
— Пусть стоит, мешает что ли тебе. Лучше купи мне стул.
— Помнишь, ты обещал, что мы пойдём залезть на одну из твоих любимых высоток в городе?
Беременная маленькая кошка бежит, убегает, а если позовёшь, скажешь ей хотя бы: "кис-кис", – остановится, мяукнет тебе жалобно.
Лежу в какой-то коматозной полудрёме, вокруг всё темно. Вдруг резкий телефонный звонок неотключеного почему-то аппарата. Автоматически хватаю во сне трубку и утверждаю туда своё "Да". Оттуда дрожащий мужской голос спрашивает неуверенно, а не больница ли это? Я как можно доброжелательнее и примирительнее говорю, что нет. Он извиняется "ради бога" и уходит в небытие. Я падаю назад на кровать и делаю так же...


24 августа 2003 г.
Сегодня я узнал новое слово: "ебатория", означающее место, где для достижения желаемого результата нужно неоправданно много мучиться. И ещё: недоебит и кикоз.
Я наконец-то понял, что в мире смущало меня больше всего всё это время – временность человеческих творений в противовес долговечности. Вот почему мне никогда не нравились деревянные дома, но каменные; откуда непонятное чувство тревоги при виде хрупкой вещи и спокойствие при грубо и навечно сколоченной. Но самое неприятное видеть, если что-то начало разрушаться или портиться, например, коррозия металла. И человек, словно бы в насмешку, закованный в бренное тело...
При игре в карточные дурачки, вначале игра идёт неторопливо, несколько даже беззаботно, но по мере скудения колоды, события начинают разворачиваться по необходимости быстро, обстановка накаляется. И интереснее всего наблюдать, как даже самым нерешительным натурам приходится делать выбор и решать, как поступить. При этом лица у таких людей всегда как-то растеряны от такого неминуемого развития событий, когда необратимость бега судьбы так ясно видна и ощутима. Или, когда прощаешься в течении не больше минуты, как уложиться в это короткое событие, а хотелось бы столько вместить, дать многое понять тому, с кем прощаешься, а, впрочем, ничего не нужно, просто играйте марш!
Неизвестно, куда исчезают деньги.

30 августа 2003 г.
Моя мама меня очень любит и ревнует к моим девушкам. Когда я ухожу куда-нибудь из дома, она помогает мне выбрать, что лучше надеть из одежды; всегда провожает меня и потом ещё долго смотрит в окно, как я удаляюсь. Когда у неё хорошее настроение, она ласково напутствует меня: "Әйбәт, матур хәм ипләп кенә йөрө унда, балаҡайым, тәртипте боҙоп йөрөмә", что в переводе с башкирского означает примерно следующее: "Аккуратно, прилично и осторожно ходи там, будь умницей, деточка моя, не нарушай порядок". После этого, в опустевшей квартире она устраивает танцы в одиночестве и темноте под какую-то турецкую музыку (откуда она только её раздобывает).


10 сентября 2003 г.
Получил с утра такое письмо: "Слышь, Ихтик, ты какой-то неудачливый: как я тебе начинаю что-нибудь писать, так обязательно мой комп устраивает мне пьесы со словами "Do you want to debug?" Пора мне за него взяться, иначе совсем друга близкого до греха доведу или он меня доведёт... а может это своего рода знак, типа не пиши ему ничего, не надо... ну, да плевать, как говорится... Я сегодня ночью убежала от одного надоедливого и противного комара спать в другую комнату."
Поставил компьютер на проверку вирусов и прилёг, закрыв глаза: жду, пока завизжит при нахождении инфицированного объекта. Заходит мама, как всегда бесцеремонно и властно, но видит меня, лежащего в неестественной позе, и у неё вырывается: "Бай!" А я, притворюшка, лежу как лежу. Она воровато притихает, долго и внимательно всматривается в меня. Я знаю об этом и не шелохнусь. Вдруг я резко распахиваю глаза, она сильно пугается и от неожиданности говорит: "Әйҙә, сосиска ашайhыңмы?", типа «пошли есть сосиски». А я её, в свою очередь, тоже окатываю вопросом: "В "Бедность не порок" тире ставить или нет?"
Если же, когда я, закрывшись, сижу в своей комнате за компутером, кто-то из домашних заглядывает ко мне, приоткрыв дверь, и смотрит на меня, я каждый раз состраиваю какую-нибудь новую невозможную физиономию, в ответ на что, как правило, заглядывающий тоже корчит мне рожи и закрывает дверь, мол, с тобой всё понятно, и я продолжаю дальше сидеть за своим компом.
Обычно, когда в какую-нибудь командную спортивную игру играешь, когда хочешь что-то под свою ответственность сделать, например, забить гол, кричишь: "Моё!", "Оставь, не трожь!", "Горишь!" или что-нибудь в этом роде; а когда в квартире звонит телефон, все члены семьи превращаются в этаких игроков и каждый раз выкрикивают что-нибудь новенькое. Если не успевают поднять трубку или её кидают на том конце провода, мы ждём, когда он снова зазвонит. Мама, с мокрыми волосами и завёрнутая в полотенце, садится на диван, Леська в каких-то рваных рейтузах, нарезает по залу круги и пытается с кем-нибудь заключить пари, что этот звонок был именно ей, папа с ножом, с которого капают капельки, вопросительно заглядывает в зал. Я же, как шаман, танцую и колдую над телефонным аппаратом и при этом напеваю что-то вроде: "Позвони мне, позвони, позвони мне ради бога!"
Когда же я занят и меня спрашивают к трубке, мама всегда говорит, что я в ванной или ещё что-нибудь придумает в таком духе. Я не понимаю, зачем так далеко заходить в ложь ради учтивости. Достаточно ведь сказать, что я просто не могу подойти, зачем же обманывать людей?..


4 октября 2003 г.
Я подбираю иногда где-нибудь красивый и аккуратный камешек, долго ношу его с собой, всё время верчу в руках и тру, а потом возьму и подарю его кому-нибудь на память. Делаю я это так:
— Вытяни-ка ладошку, да не бойся ты, хе-хе.
— Что там у тебя (беспокойно), жук, что ли, какой-нибудь?
— Нет, не смотри пока.
Осторожно разжимает ладошку и медленно расплывается в улыбке.
Смахни паучка с плеча в тряском вагоне. В субботние вечера все люди в этом городе думают примерно так: "Хорошо, что завтра никуда не нужно вставать идти".
Уфа – это грустный парнишка в идиотской шапке, не спеша бредущий сквозь оживлённую уличную толпу, с пакетом мангового нектара под мышкой. Это пухлые, как капуста, от китайских пуховиков, детишки на детсадовском дворике с маленькими деревянными лопатками в руках, на которых, слабо улыбаясь, смотрит этот грустный парнишка, обходя мусоровоз, теряющий по пути свой мусор...
Старик с полиэтиленовой корзинкой, полной не очень доброкачественных яблок, забрался в циклопический чехословацкий трамвай, в котором еду и я, уставший и непротрезвевший. Тут он замечает другого старика, окликает его, тот подходит, и они начинают расспрашивать друг друга о других стариках: "А Генку помнишь? Так он тоже... умер же. Кто говорит, что сам, кто – кто-то. По десять рублей на венок собирали... Сколько проживём – столько и ладно. Ну, мне сейчас выходить..." Засаленный пиджак, начал моргать глазами и смотреть в окно, где бегут дети, кидая друг в друга охапками листьев. Сидит и беззвучно плачет.
«А ты ведь тоже состаришься, брови у тебя станут как кусты, и зимой на них будет оседать иней, будет так прикольно, хи-хи».

Он говорит ей, что человек – каждый день другой, совсем новый, что невозможно в одну реку войти дважды, и все твои психологические тесты врут; поэтому не нужно обижаться и делать какие-то выводы, наклеивать ярлыки; надо учиться забывать и не цепляться за какие-то случайно произнесённые слова, ибо иначе они и не могут быть произнесены. Разве ты не чувствовала, что ты пьяная тогда была не ты, а кто-то другая, или когда твоё настроение сменяется и ты становишься совсем на себя не похожая, не такая, как вчера?
Помнишь, как я призывал тебя не обижаться на людей, на их поступки, слова? Ведь всё это зависит от тысячи мелочей и от шаткости вообще. Быть может, просто сегодня плохое настроение, просто вот так захотелось по молодости и всё тут, просто так получилось непонятно как, просто было лень притворяться, сопротивляться и держать под контролем и т.п. Поэтому, завтра всё начнётся сначала. Иногда характер... Ситуационный подход. За скверными идут иные времена... Когда я упрекал тебя в том, что ты порвала все связи с бывшими подругами, так как сейчас ты стала другой и вам, конечно же, не по пути. Всё верно, но зачем так строго. Мне всегда было интересно, почему родственники, а уж тем более члены семьи, ссорятся так же часто, как и все люди, но "порывают" меж собой намного реже? И с незнакомцами мы, как правило – плохо, а со знакомыми – хорошо. А ведь должно быть наоборот? Я вспоминаю бесконечную вереницу упрёков, слышанную мною за всю свою жизнь, о том, какой он или она предатель и как ты всё поняла после этого его единственного поступка. И выяснил я для себя, что в большинстве случаев на подобные упрёки нет никаких оснований. Ведь никто никому ничего не должен. Простая человеческая жалость к себе или злоба на другого. Я смог постепенно внушить тебе эту экзистенциальную теорию в течение года, и поэтому ты обижаешься с каждым разом всё меньше, расстройства твои становятся всё непродолжительнее, и уже ты не обращаешь внимания на моё порой пренебрежительное к тебе отношение. Кроме того, ты знаешь... вот ты говоришь, что я жестокий и скорее всего буду первым, кто тебя предаст. Так вот, я выяснил, что чем лучше человек, – а ты ищешь и ценишь именно таких, – тем он по необходимости более жесток. По-другому и быть не может, ты только подумай... Просто, если никому ничего не рассказывать, а только, скажем, отвечать на вопросы, быть хорошим легко. А если что-то придумывать самому, фантазировать вдруг, то обязательно можешь показаться неприятным или злым. В детстве у меня был воображаемый друг. Он жил на обоях. У нас с ним были очень серьёзные отношения. Дело иногда доходило даже до ссор... Тогда я не мог поверить, что движущиеся тени на потолке ночью происходят от машин на улице. Потом, все-таки, сопоставив звук забирающегося на уклоне автомобиля и направлением их фар вверх... Я лежу и вслушиваюсь, как ветер то надувает на балкон, то втягивает внутрь комнаты шторы, как будто кто-то дышит неровно.

Что значит экзистировать? Успокойтесь, попытайтесь всех простить, не спеша зайдите в супермаркет. Купите там одну маленькую баночку консервированного зелёного горошка, ну или кукурузы, больше ничего не покупайте. Придя домой, делайте с баночкой что хотите. Это и будет экзистенцией чистой воды.
В "последний" день никто бы не стал обижаться... И никак не угадать, о чём подумается тогда.

– Я тут лупу нашла пока тебя ждала, такая старинная.
– А ты сегодня какой?
– Я – спокойный.
– А какой?
– Мечтательный.
– А о чём ты мечтаешь?

Но однажды мне приснился сон как раз про неприятные стороны экзистенциализма.
Мы как всегда поссорились на почве твоей ревности, и я пришёл к тебе мириться. Ты плеснула мне в лицо кислоты. Я ору как ошалелый, на что сбегается весь твой дом, но я ничего уже не вижу.
И вот, в ночной тишине больничной палаты весь в бинтах я лежу и раздумываю, забирать ли у следователя заявление о возбуждении уголовного дела или нет. А ты виновато сидишь на допросе у этого самого следователя и теребишь ремешок от своего телефончика.

Я, кажется, начал понимать ту главную причину, по которой незнакомые девушки инстинктивно доверяются мне. Она кроется в моём отношении к миру и жизни в нём. Дело в том, что большинство людей в неведеньи идут на поводу у своего бессознательного трусливого животного естества. Я же, как бы восстал против самого себя, вернее, против тех законов, по которым я как и все вынужден жить-поживать. Им я откровенно так и признаюсь, что делаю большое одолжение, присутствуя здесь и сейчас...
Иногда мне кажется до смешного нелепым то, что женщины, девушки, матери, эти благородные и полные достоинства существа, находятся здесь, в этом придурошном мире и им тут нравится. И ведь они держатся за него своей нахватанной от аморальных мужчин моралью. Всю-то свою жизнь они увлечённо занимаются своими смешными делами: смотрят телевизор, бесконечно треплются о ничтожных с точки зрения истории сиюминутных пустяках, портят детей, толстеют, занимаются сексом, провожают лучших мужчин на войну, оставаясь через некоторое время в народонаселённом большинстве. Но это стареющие, а как же молодые, неужели им не стыдно? Ведь к ним никаких претензий, ведь они должны быть только гостями... А, может быть, как раз-таки в этой "тюрьме" и кроется вся прелесть, трогательность, смешное? Я часто стал замечать, что специально выставляю на показ что-то такое, что должно показать ничтожность человека, способность его "опускаться". От этого я иногда становлюсь притягательно естественным, люди находят в сочувствии ко мне что-то от себя, от чего они уже устали открещиваться и пытаться делать вид, что этого в них нет, ибо тысячелетние заповеди... влечение подохнуть под забором. А вот мужчины в большинстве своём – отчаянный народ, они приходят в этот мир для развлечений, поиграть день-другой. Они стараются использовать все доступные средства от скуки, потому и... Но что-то меня на философию потянуло, это, кажется, должно быть в другом файле и не так.


24 октября 2003 г.
Сегодня выпал первый снег. Заметив свою маму в автобусе, я подхожу к ней сзади и слегка трогаю её за плечо. Она непонимающе смотрит на меня какое-то время, а потом сбивчиво говорит, что меня как-то не узнала сразу. В автобусе тепло, дедушка с ласковыми голубыми глазами в военной шапке-ушанке говорит рядом сидящему весёлому парню: «Я в заполярье шесть лет прожил. Пошли ко мне, фотографии покажу...» Мама в моём присутствии чувствует себя неловко. На мокром полу лежит блестящая сломанная женская заколка для волос. Пассажиры, не замечая, наступают на неё, и она ломается на части. Я изысканным жестом снимаю длинный волос со своего кашемирового пальто, проговаривая про себя имя какого-то профессора, чтобы не забыть. Кто? – Конь в пальто.
Я ем ювелирно нарезанную папой декоративную капусту «кольраби» и слушаю грустные протяжные башкирские песни о том, как на лугу бегал жеребёнок, о журавлях, улетающих осенью в тёплые края, о 15-летней смуглянке, выданной какому-то престарелому бею в очередные жёны и которая с горя идёт топиться к тому же самому замёрзшему озеру, на котором она так любила наблюдать за этими гордыми белыми птицами. В том краю руки у девушек всегда так холодны. А любовь – это дремучий лес (ҡуйы урман). Песни эти мне секретно (эфирный винчестер во время профилактических работ) переписал мой школьный друг, звукорежиссёр из фонда башкирского гостелерадио.
У меня вообще есть мечта принять участие в съемке фильма-эпопеи про историю борьбы башкир за свою свободу. Про колониальные экспедиции русских, постройку крепостей и заводов в уральских горах, восстания и их подавление, побеги предводителей в казахские степи от карателей. О трагической судьбе лидеров: Карасакала, Батырши, Бепени Торопбердина. Смерть друзей детства и предательство союзников. Степь и разливающаяся по ней мелодия курая.
Прокручиваю в памяти скамейку, холодный ветер, противную водку с бананами и твои жалобы на некую преподавательницу по фамилии Ван. Где-то в восточной Турции есть большое озеро с таким же названием, и уже я сижу на тележке, груженой не то неспелыми оливками, не то черепками от кокосов... И о том, что я ни за что не остался бы с тобой только вдвоём на необитаемом острове.
В последнее время мы всё чаще вопрошаем друг друга: «А ты меня ни с кем не путаешь?» И так, знаете ли, обидно слышать это, но потом уже нет. Запнувшись на полуслове: «Подожди, я сейчас сейчас вспомню, м...» – и мы молча сидим минуты три и глядим друг на друга.
И все время вдруг неожиданно просил протянуть ему руки. Всегда, много или мало, они дрожали. Она тоже виновато смотрит на них. «Хорошо», – удовлетворенно трогал он их и убирал; и был доволен, как хирург.
Ты рассказываешь мне что-то захватывающее о каких-то механизмах суггестии и вдруг я, ни с того ни с сего, со страшно серьёзным и строгим выражением лица резко обрываю тебя: «Пошла на ...!», – и жду вопросительно. Потом мы обсуждаем уже твоё выражение лица и первые ощущения после этого моего выпада.

Сестра пытается заставить меня вытереть многовековую пыль с моих книжных полок. Я объясняю ей что-то о символизме и абстракционизме, но она меня не слушает, а только смеётся и вертит перед моим лицом своей влажной тряпкой. Я вскакиваю на свой стул и начинаю что-то лихорадочно набирать на клавиатуре, бормоча какой-то бред о вдохновении, которое ниспосылает на меня богиня Пыли, живущая на Луне, о моём поклонении ей и о том, какая она бывает во гневе. Сестра машет на меня своей тряпкой и уходит. Я же, взяв пальцем немного пыли с монитора, отправляю воздушный поцелуй своей богине.
— Мне так нравится твоя щетина...
— А что тебе не нравится во мне?
— То, что у тебя в комнате везде пыль (смеется).
— В этом мире нет ничего кроме пыли. Пулесос или палесос?
В этот день я засыпаю, представляя, как медленно падает пыль на статуэтку пастуха в отдалённой комнате Виндзорского замка, которую не открывали уже очень давно. На протяжении более 900 лет замок являет собой незыблемый символ монархии, возвышаясь на холме в долине реки Темзы.

Родители поругались, иначе зачем бы отцу сидеть ночью в зале и смотреть случайный фильм. Я подсаживаюсь к нему рядом, он знает, что я со своим компьютером по ночам не сплю. Отец доверчиво шёпотом начинает пересказывать сюжет фильма, чтобы я понял, о чём он. Команда астронавтов застряла на какой-то планете и не знает, как улететь оттуда...

Когда мне становится совсем хреново, я включаю те детские трогательные песенки из советских мультфильмов. После такой "анестезии" люди и мир уже не кажутся столь невыносимыми. Так же делал мой молодой отец, когда ещё не перевалил за 40, только он сам играл эти песни на своём пьяном баяне, когда вырубали электричество во всём доме. Теперь он достаёт инструмент из шкафа очень редко, и только тогда, когда мама допоздна задерживается или не приходит домой. А когда она появляется, тут же прячет баян обратно в футляр, в котором я когда-то прятался, умещаясь там целиком.
Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой, крутится, вертится, хочет упасть, кавалер барышню хочет украсть.
Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди. И хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди. Скатертью-скатертью дальний путь стелется... Каждому-каждому в лучшее верится...
В юном месяце апреле в старом парке тает снег.
Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда мои друзья со мной.
Кабы не было зимы в городах и сёлах, никогда не знали б мы этих дней весёлых. Кабы, кабы, кабы...
Надо в дорогу-в дорогу-в дорогу мне торопиться, надо узнать, надо узнать мне, что я за птица. А почему? А потому: плохо на свете, плохо на свете жить одному, жить одному, жить одному...
Нужным быть кому-то в трудную минуту... Друг в беде не бросит, лишнего не спросит... В полдень или в полночь друг придёт на помощь – вот что значит настоящий верный друк.
...Самый сказочный и не бывалый, самый волшебный...
От улыбки станет всем теплей...
Потеряться может кепка или маленький птенец, только просьба: не теряйте доброту своих сердец.
Облака – белогривые лошадки, ах, куда же вы летите, облака...
Папа может, папа может всё, что угодно, только мамой, только мамой не может быть!
А нам всё равно, а нам всё равно! Дело есть у нас: в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву! Ля-ля-ля-лям пам-па-па-па...


11 ноября 2003 г.
Мой учитель (научный руководитель), прочие господа университетские философских дел парикмахеры отговаривают меня писать диссертацию о пессимизме, ибо темы эти прокляты. Все, кто долго и серьёзно занимался проблемами смерти, кончали всегда плохо и долго не жили. Я сказал, что подумаю об этом.
Иногда мне хочется, чтобы все обо мне забыли и не беспокоили.
Переходя перекрёсток, я видел обронённую детскую варежку на асфальте в мокром снегу. Она была сплюснута колёсами бесконечных автомобилей.
По поводу? – зло вопрошаю я что-то, смотря на проезжающие мимо авто – по поводу все они уселись в свои повозки и катят, катят?


15 ноября 2003 г.
До тряски в руках набухался, накурился, изжога мучит, почки совсем болят уже умирать вроде бы рано и не хочется пока.
Твой бедный мальчик где-то сидит сейчас, уставший и неудовлетворённый, измучивший себя алкоголем и потным апатичным онанизмом, ибо имеешь в каком-то колене выкраденную, изнасилованную предка-турчанку, спускает и спускает с жалко подкошенными ногами в мусорный мешок, где лежат огрызки от яблок, на которые неизвестно кто откладывает яйца, из которых родятся какие-то мушки и долго не живут.
Как болели руки, будто наколол целый грузовик дров или расчистил от снега плац. Сколько было этих оргазмов с тобой наедине с собой?
В пол-уха слышу, откуда-то передают новости, будто в каком-то турецком городе был взорван пассажирский автобус. По предварительным данным, бомбу в салон пронесла террористка-смертница 16-ти лет. Я начинаю представлять себе эту юную скуластую девушку, заваливаюсь на кровать и снова продолжаю мучить себя.
Ничего не знача, никому не нужный и неоценённый, вконец запутавшийся или, наоборот, разобравшийся во всём, куришь одну за другой дешёвых, дурманящих и тошнотворных, выслушивая разговор-комментарий происходящей вокруг или прошедшей уже давно какой-то суеты акцидентной, но тем не менее улыбающийся и соглашающийся. Грубо разговаривающий по телефону с любимыми в сущности людьми и тем не менее не отключающий разговорный аппарат в надежде что ли какой-то. Эти строки должна была бы писать ты, но какая, и вправду, разница. Вот и я. Ничего не знаю, но хочу быть с тобой сейчас, поэтому нам нужно как-то встретиться. «Давай, ты сейчас подумаешь, как и когда, а я перезвоню тебе через некоторое время, ладно? Ну вот».
Прихожу к тебе в гости, приношу с собой замороженные пельмени и шоколад. Добраться к тебе, моя фронтовая подруга – сродни маленькому военному подвигу интригана, когда в любой момент тебе грозит гибель. В пространственном ориентировании я ужасно плох, в компьютерных играх-бродилках я всегда где-нибудь заблужусь, сяду и плачу там, ожидая конца игры; всё время не могу найти дорогу назад. Я не найду тебя и в списках больных, да и больница окажется не та. А когда всё уляжется, когда ты станешь уже никому не нужна и люди забудут о тебе, я, пожалуй, не найду и твою заброшенную могилку на этих огромных городских кладбищах, на которых мы, убежав ото всех и забыв обо всём, так любили с тобой гулять по целым дням.
«Почему ты всегда молчишь? Скажи хоть что-нибудь. Неужели ты приехал только для того, чтобы просто посмотреть на меня?»
Беру с полки американские книжки по практической психологии и с удивлением вчитываюсь в названия – неужели они до такой степени могут знать твою душу? и мою? Убедившись, что не могут, ставлю красочные книжки обратно на место...
Потом что-то запикает, напомнит о бесцельно прожитых днях.
Подними свою ручку в мехах, с тонким запястьем, пошевели пальчиками – это будет означать "прощай", для смотрящей на тебя из своего окна... с любовью. Вид сверху: как далеко продвинется точка с зажженной сигаретой за время её тления в руке наблюдаемого объекта? Приходишь домой под утро, как солдат, сумевший прорваться домой из плена, оказавшийся волею таким же расточителем, как и все до него. Чистящим дольки чеснока от шелухи и радующимся в этих условиях тому, что всё пройдёт. Они говорят, что жизнь – штука сложная, но они совсем не то имеют в виду. Неимеющий ничего своего и при всяком случае упрекаемый за это, немогущий не стесняться своего безденежья (до чего я дошёл: теперь ты даёшь мне мелочь на проезд в общественном транспорте и недоумённо добавляешь копеек на пачку второсортных сигарет, а моя мама начинает серьёзно беспокоиться, когда у меня появляется хоть какая-то сумма) и оттого затворника, лишившегося сюжетов в свой откровенный дневник. Ты говоришь, что так и нужно, всё отбросить. Но что же тогда остаётся? Ничего, кроме тоски. Выращивающий кактусы на мониторе своего компьютера, редко включающий телевизор-камин, подвешивающий перегоревшие за много лет стеклянные вольфрамовые лампочки, как гирлянды на верёвку к гардине. Рекомендующий виртуально-эпистолярно незнакомой девушке прочесть Чехова или Бунина. Хорошо знающий географию своего города и мира. Нравящийся людям своим всепониманием, умелой откровенностью и душевностью к месту, организаторской решительностью.
Бывают дни, когда я вдруг рассказываю оживлённо, тогда речь моя насыщается удивительными ассоциациями, и так много становится в ней ненужных, казалось бы, отступлений, подробностей милых прелестных... И как только до неё доходят первые волны от эманации моей драгоценной щедрости, у неё загораются простодушные радостные глаза, она забирает побольше воздуха, подаётся вперёд, губы её дрожат от нетерпения, и не в силах уже дождаться паузы, она с самозабвением начинает быстро тараторить что-то из своей простодушной жизни, о том, что у неё тоже был такой случай и что это было, кажется, на чьей-то свадьбе, ну и вот, короче... Ты потухаешь банально, губы невольно то в одну, то в другую сторону кривятся. Она недоумевает, почему его выражение лица стало таким растерянным, а теперь и вовсе погрустневшим, и он как будто хочет отойти куда-то.
– Что-то не так?
– С чего ты взяла? – тут же беру я себя в руки. – Нет, всё нормально, а что? – И что там они потом с ней сделали?
После того, как задашь вопрос, она сразу же торопливо примется отвечать на него и в конце обязательно спросит озабоченно: "А это хорошо или плохо?"
И всё остаётся в тебе, невыраженное, непонятое. Твоя ненужная щедрость и моя.
В твоих устах жалобное слово "деньги" порождает нестерпимое чувство одиночества.
Знаешь, я был такой дурак, я думал, что можно быть гордым человеком без этого, что со своей философией я справлюсь с этим.
И вправду, мы разные, нам с тобой интересны совсем разные вещи, поэтому я иногда пропускаю мимо ушей твои речи, тогда ты становишься похожа на телевизор с невыключенным звуком, который хочется выключить. И когда я уже не могу больше тебя слушать, я засовываю один конец трубки себе в рот и там слышен только гул, как в морской раковине. Ты будто внутри меня говоришь и тебя слышно мне как из бочки или кастрюли. Вопросы падают в моё нутро, не получая ответов и ты уже начинаешь аукать, алёкать, звать меня внутри же меня самого; так печально на всё это смотреть, что я начинаю плакать.
Я же тоже иногда читаю тебе бесплатные, но занудливые поучительные лекции. "Тебе не хватает выдержки" – долетает до меня обрывок её фраз. Но интересное дело: когда по телефону, я начинаю показывать тебе, что устал с тобой говорить и вообще мне не интересно то, о чём ты и кто, ты чувствуешь это и спешишь попрощаться со мной, отчего я почему-то начинаю просить тебя остаться ещё немного, поговорить со мной, а потом всё начинается сначала.
Когда же я, пьяный звоню тебе ночью, ты стараешься от меня избавиться, я делаю так же. Мы уверяем друг друга, что именно сейчас как никогда до жизни нужно самое чуть-чуть поговорить с кем-нибудь человеком, а у меня ведь есть только ты. Ещё хочется прижаться к тебе, прошептать на ушко самое-самое. Какие мелочи слова поступки могут так сильно менять наши отношения, и кто вообще командует всем этим?
— Вот когда ты мне наговоришь всякого я начинаю всякое писать в свою тетрадочку... у меня ведь нет компьютера, как у тебя.
И в долгих телефонных разговорах с ней всё время просил не обижаться на него, если вдруг что-то покажется обидным, ведь я так давно не... стал сухим, чёрствым, не чутким. Она не верила ему, так как считала, что чуткости нельзя разучиться...
После разговора сижу задумавшись. И ни с того, ни с сего, порывисто кинусь на кровать, крепко обниму свою давно не стираную подушку, будто это ты, расцелую. А потом всё равно становится очень грустно, от того, что вот так радость по жизни разбивается, какой сука сидит во мне так делает, от того, что объятия – всего лишь символ невозможности быть по-настоящему близким с кем-нибудь, но лишь пытаться и грустить по одиночке о подачках того гнусного волшебника, в спектакле которого мы играем так архаично-серьёзно. Я включу тебя, модем, а ты не расстраивай меня сегодня, пожалуйста. Пусть в моём электронном почтовом ящике окажется хотя бы одно хорошее письмо. Все собранные мною бессмысленные урожаи e-mail-ов... когда я начал разговаривать со своим компьютером...


30 ноября 2003 г.
Я был на свадьбе у друга детства. Вокруг был априори доброжелательный народ, как осаждённые в крепости они были дружны и заодно; я ходил среди них, я был с ними, я был "свой", я был что называется "в теме". Может быть, так всё и нужно, но я уже взрослый, я окреп, я могу заменить что-то на что-то. Но нет, всё это блики блики, матрица, то бродят не люди, а нечто стихийное, роботы, всю жизнь повторяющие на своём азиатском наречии свои средневековые поговорки. Ничего это не значит, что их так много. Каждый просит слова, чтобы с гордостью похвалиться перед остальными чем-то ужасно смешным, но всё-таки вызывающим сочувствие. Они говорят про какое-то дерево, которое нужно вырастить, про постройку сооружения, которое они называют домом. Как можно до седин, нисколько не уставая, играть в клоунов и не видеть себя в "зеркалах".
Попробуй отделить собаку как идею, как то, что крутит глазами, переставляет лапы и виляет хвостом от самой этой шерсти, от костей, от мяса; не смущайся тем, что она умело движется и естественно, просто она привыкла... Не в силах наколоть вилкой зелёную горошинку, я обвожу эту толпу взглядом и больно ударяет мысль: они придут и уйдут, но и ты уйдёшь вместе с ними. Совсем я внекультурный тип, не люблю людей,одобряю выкладки Томаса Гоббса про всех против всех. Кажется, я уже изрядно перебрал и в глазах появился идиотический смех, задняя мысль и мелкие барашки, поэтому, наверное, соседи по столу не смеют вступать со мной в разговор; а я продолжаю сам себе наливать и пить. Я не жалею, мне весело снисходительно, мне весело самомнительно, мне весело одиноко.
Я сижу спокойно, трогая руками область лица, но постепенно подкатывает... и я начинаю чувствовать, как накатывает во мне тошнота. Как заведённый, заклинаю себя: никого осуждать, осуждать никого.
Тост: мужчина всегда должен быть способен защитить, оберегать свою женщину и близких, только тогда он и будет считаться состоятельным и настоящим. Кто-то во мне сразу же начинает философствовать: от кого защищать? – Конечно, от недоброжелателей. Но какого хера? Принц учил нас, что только отсутствием ненависти уничтожается зло. Это какая война и чья? Может быть, вы ошиблись? Я ничего никому не должен, но я также имею право пошалить, когда мне вздумается, не так ли?
Жизнь – она прекрасна, а вы так молоды, так подходите друг к другу, совет да любовь, да все прочие тёртые пошлости, которые напечатаны на ворохе подаренных вам открытках, вот и думай потом судьба ведь, и весна, и много денег, и квартиру, машину, и холодильник. И голоса детишек в доме чтоб не смолкали. Дай бог воспитать, выучить, в люди вывести. И шкафы, и пыль в них, и мышиный вальс по ночам и мечты о любовнике. В общем, живите счастливо, всё у вас впереди, много-много.
Тамада на пару с ди-джеем продолжают дискредитировать песни моего народа, перемежая их скабрезными шуточками и конкурсами на раздевание.
Я наблюдаю за незамысловатыми движениями танцующих бесформенных женщин. Некоторые из этих стареющих подвыпивших женщин то и дело пытаются продемонстрировать оставшийся у них запас сексуальности.
И встаю ли я, вскормлённый неволей орёл молодой, отвожу ли глупышку-невестку-белоснежку в сторону или только её свидетельницу и желаю ли я приватно. Я желаю... Хм. Почему я, и почему вам, и почему именно желаю? Всё наоборот, от грязнейшего в этой местности сердца, от души. Уже мой изрядно подхмелевший сосед через один стул начинает раскачиваться на своём месте, то улыбаясь при этом, то хмурясь, начиная невнятный разговор с самим собой, я разбираю только слова: "ну и что, ну и что же", так как он часто повторяет их как бы вопросительно и в то же время утвердительно.
И родится дитя, и все родственнички вроде бы будут хотеть посмотреть на него. Но только не я, понимаешь, люди такие, если что не так, ведь совсем малое, скажут сглазил недобрый, тёмная сила. Я всего лишь, пока никто не видит, в коридоре отрываю у подарочного букета лепесточек розы и прячу его между страниц первой попавшейся книги в шкафу. Из кухни доносится принципиальный спор на тему того, можно ли, допустим, фотографировать новорождённого, или такие вещи возможны только по истечении, допустим, 40 дней после рождения?
Когда-нибудь, открыв ту книгу, ты наткнёшься на хрупкий лепесток, когда умрут все те, кого ты и не помнишь даже...
Я отрываю кусочек бумажного полотенца, аккуратно складываю его вчетверо и начинаю вытирать сперва боковые зеркала, потом передние окна, потом фары. После чего беру немного снега, чтобы вытереть им оставшуюся грязь на перчатках.
Но свадьба в деревне, но холод неимоверный, но бескрайние заснеженные поля и взгляд от сигареты в тёплой машине в окно на дверь школы, где красный плакат запорошенный, извещающий не о конце ли света, нет, о выборах – «Һайлау көнө» на таком то одномандатном избирательном участке. Это демократия, детка, но присмотрись внимательнее политпросвещённый юноша. Ворочая во рту прикушенным языком, встал гордо и курю на крылечке этой самой школы, где устроили пункт голосования. Эту ночь отец просидит на телефоне, поздравляя своих московских коллег-журналистов с победой либерализма в Башкирии, диктуя им точные цифры итогов голосования.
Простая незначительная перестановка вещей, сделанная кем-то в моей комнате во время моего отсутствия в городе, может окончательно вывести меня из себя до такой степени, что я начинаю всерьёз подумывать о самоубийстве. Ну не могу я жить вместе с вами, сограждане. Оттого, что вы так невежественны, потому что хотите заставить меня тратить мою жизнь на возню с атомами этой планеты, но вечны остаются атомы, а не вы. Я не хочу перечислять ваши темы, это уже слишком непереносимо, не хочу видеть ваши жующие рты и суетливые как бы урвать морды.
Иногда хочется выделить в толпе понравившееся лицо и бить... бить до исступления, до кашицы.
Вокруг меня, оказывается, столько идиотов живет. Почему я раньше не замечал, что их так много. Теперь я, наконец, понимаю, почему государство не заботится о своих гражданах. Потому что они в своей основе глупы.
«Что бы ни случилось, мы дети мерзляков, мы всегда здоровы, ты всегда здоров. Мы не боимся холода, мы любим докторов, которые кастрируют кошек и котов. Когда морозы постучат в окно, мы не боимся ветра, нам все равно. Мы закрываем дверь, мы закрываем дверь. Мы дети кастратов, мы дети мерзляков, мы дети дураки из страны Будь здоров, мы добываем ток из шкуры котов. Если дует ветер, ты всегда готов, ты закрываешь дверь, ты закрываешь дверь».
Меня охватывает неописуемая гадливость и тошнота. Голова отворачивается куда-то в сторону, рот открывается на всю ширину, язык высовывается до упора и меня выблёвывает каким-то нечленораздельным звуком: "Бе-э-э!.."
Сперва я начинаю часто дышать, потом рычать и чуть уже не вою. Надо, пожалуй, распустить слух среди знакомых, что, мол, былое сотрясение мозга, психические отклонения, лечился и проч. Тогда бы все перестали обижаться на меня, на мои высокомерные выходки, и всё было бы понятно и просто. Нервы мои стали ни к чёрту.
Пытаюсь взять себя в руки, успокоиться. Подхожу к окну и смотрю на коробки домов с огоньками окон. Но вспоминаю, что в любых домах сидят в основном бабы, питают прокладки, всегда тщательно и суетливо готовятся выйти наружу, шуршат пакетами, гремят посудой, всю жизнь в возне с барахлом, но выйти ненадолго.
Тогда начинают лезть на меня из своих хрущёвских кухонь все эти толстозадые и полногрудые существа с лошадиными мордами – старушечьи их губы ярко накрашены дешевой алой помадой – обвисшие со всех сторон жиром.
Я знаю, как это бабьё толкается на этих вонючих рынках, как покупает все эти грудинки, вблизи я могу видеть их складки на шее и шарообразные животы.
Среди этих толстых баб я даже дышать нормально не решаюсь, а вдыхаю воздух в этом коридоре как-то как будто нерешительно, будто в меня проникают мелкие частички от них.
Придя после своих скучнейших работ домой, жуя, некоторые из них состраивают безумно глубокомысленные гримасы, имея в виду всякую хрень. Нервно отхожу от окна, сажусь на диван и бессильно опускаю лицо в ладони, но всё равно лезут прямо мне в мозг женские жующие рты, противные, тупые; и с серьёзным видом, сосредоточенно так жуют эту дешевую еду, что продают в супермаркетах эконом-класса. А потом, как старательно чистят свои зубы. И такие паразиты в каждом окне, в каждом доме, в каждом городе и в каждой стране. И каждую весну новые штаммы вирусов гриппа от них лезут в меня. В этих многоэтажках, как правило, бабы, как будто спрятались и проводят там свои бесценные жизни. Именно сейчас, дайте мне ядерную кнопку оранжевую, я нажму, чтобы разнеслось всё к ебеням, собачьим ебеням. Провожу ладонью по щетине, запускаю руки в немытые волосы, с силой сжимаю их в кулаки и мучительно... не знаю куда деться от этого проклятого тела, от всех вас.
Ты же, появившаяся невесть откуда в мой пьяный сон, хоть и говоришь, что с чердака, где голуби, с запахом пива, успокаиваешь меня, прижимаешь к своим губам, смеёшься: не злись, к чёрту их всех, и меня, и тебя, ты только успокойся, всё будет хорошо, и-и... Я приготовлю кофе, попьем вместе, хорошо? Я ещё с большим отвращением отстраняюсь от неё, и вообще не люблю, когда ко мне прикасаются, в такие времена я никого не люблю. Кто ты вообще такая, откуда пришла и что делаешь в моей комнате, в которой всё изменили без меня, что белый свет стал мне не мил? Зачем ты затащила свои сапожки и шубку сюда и спрятала их на евроремонтный немецкий, если доверять рекламе, пластиковый подоконник, быть может ты тоже хитрая, как все они? Ты что рекламируешь? Зачем ты, забравшись на меня верхом, растягиваешь мою кожу лица: концы губ в стороны – клоун, и края глаз вниз – грустный Пьеро? Зачем кривишь мои губы, взяв лицо в безнежные свои пальчики; зажимаешь мне нос и задаёшь глупые вопросы, щекочешься: "улыбнись, ну улыбнись"? Да не резал я себе вены, просто играл с кошкой, царапались. От тебя пахнет гуталином, ты не моя женщина, уходи быстрее в свой город ангелов, оставь же меня одного, я не хочу ничего.
Все становятся такими незначительными, когда к ним кто-то приходит и задаёт вопросы... «Я намного сложнее своих текстов», – бросает он обиженно, как бы в никуда, но именно для неё. – «Я знаю, я знаю», – успокаивает она его, нежно гладя по нервному плечу.
Включаю и выключаю компьютер и, написав, "Что делать" не ставлю вопросительного знака.
Паршивый мир, куда ни глянь. Куда поскачем, конь крылатый? Везде дебил иль соглядатай или талантливая дрянь.
В самом деле, однако, под слоем масляной краски в школе моей, на втором этаже, в конце коридора – неуклюжая надпись: "Some shit, different day (день-другой, дерьмо всё то же). It's a good day to die".
Мой отец только что, простодушно постучавшись, заглянул в мою комнату, предложил стопку газет, свежих...
Я всегда вынужден, почему я всегда вынужден делать что-то, думать о чём-то, я не хочу так жить, но и иначе жить я хочу ещё меньше; что же мне делать, а? Но я всё ещё продолжаю нервничать и переживать по этому поводу, следовательно, у меня ещё есть время.
Не спавший ночь, задумчиво стою на кухне, заворожённый и загипнотизированный. Открываю крышку от какой-то кастрюли и так продолжаю стоять с ней в руках. В дверях показывается мама: "Да, да, поешь их, поешь". Плюхаясь на стул, брезгливо засовываю какой-то попавшийся кусок пищи себе в рот и представляю себя старым слоном, задумчиво и устало жующим траву под палящим солнцем Шри-Ланки – что за херня? Пригвоздившись зрачком к сахарнице, ошарашено наблюдаю за тем, как из радиоточки уже минут пять аккуратно вливается в меня поток идиотической рекламы: медицинские препараты из хрящевой ткани морских животных от старческих болезней суставов; заказывайте прямо сейчас, только у нас. Гневно встаю и начинаю расхаживать туда-сюда по кухне – как будто нищий духом меня ударил, посмел – и прорывает настоящим русским матом, не остановить: шипящие, злобные, ядовитые обвинения. Но, кажется, мне нужно было куда-то идти, вроде бы звонил телефон; треть жизни на сон, ещё треть, ещё и ещё... "Ну а зачем тогда столько накладывал".
Смотрю на мамины увесистые золотые серёжки на раковине и думаю: Запродать и уехать в Калькутту, куда-нибудь... туда, где можно в любое время года выйти вдруг из дома, не одеваясь, сесть в машину и поехать куда-нибудь за город, открыть окна и трогать на ходу растения вдоль дороги...
— Что за нездоровая любовь к поездам. Ты хочешь куда-то уехать?.. Я видела у тебя дома, ты собираешь атласы разные и карты.
Всплывёт разговор, слово в слово, когда-то слышанный, где-то далеко: "А, да, привет. У меня всё нормально. Да, да. А, хорошо. Ну так, ничего, кормят нормально. Всё, встретили, проводили. Ну ладно тогда, созвонимся ещё... Ага. Давай, давай".
Почему я говорю тебе всё это, быть может это тоже что-то значит по твоим психоаналитическим теориям, поставь меня на полочку, мне всё равно. И зачем мне такая наблюдательность, зачем я собираю, как скупой вонючий бомж, все эти мелочи, камешки и стёклышки жизни, мелкие происшествия дней, которые кажутся красивыми и милыми только на бумаге да на сытый желудок.
Хочу остаться хотя бы в качестве сравнения, в скобках мелким шрифтом в её блокнотике, где спешно прописала, для виду только, чтобы не обидеть кого-то, кто стоит рядом и ждёт, мол, имярек, которого скорее всего даже не сможет вспомнить потом, неразборчивые пьяные цифры телефонного номера – сколько вас таких, разве всех упомнишь, но постой-ка, тут, кажется, какая-то ещё приписка: "(похож на Ихтика)" – ах, ну да, конечно, такой загадочный, ещё как помню, небритый был, всё на мои ботинки смотрел. Неужели в самом деле похож? Надо бы ему позвонить, обязательно... В тебе остался в виде слов "красивше" вместо "красивее", "лизает" вместо "лижет" и другие нежности. Как покрывался пупурышками, когда скрести ракушками по стеклу. И песенку, которую я так любил, вдруг услышишь в самый неподходящий момент в самом неудобном месте, или черты нечаянно поймаешь, послышится голос, жест. Оживёшь. Экстрасенс-электросекс.
Ничего не видно. Ни надписей, ни ценников, ни легкомысленных покупок, ничего. А только влажные павшие листья на крыше железного гаража, к которому ты прислонился, чтобы поссать. Поговоришь сам с собой, оставишь пару комментариев и себя совсем не узнаешь. Перестанешь шататься, обалдеешь.
Бла-бла-бла и тра-ля-ля. Я хотел бы уйти от ваших невыносимых анекдотов, туда, где хотя бы тоска и одиночество без краёв, где любые анекдоты уже не будут противны.
Сколько же можно таскать свою задницу в их квартиры и сидеть середь вещей, им принадлежащих, опускать оконное стекло в их же автомобилях, смотреть на улицу и людей.
Сидел, пил и пил; на полу карты раскладывал и раскладывал; всю ночь смотрел музыкальные видеоклипы, где везде девицы в купальниках, не переставая, вертели своими задницами. Вышел я на балкон под утро плеваться на дерево внизу, и так мне стало тоскливо тогда...
Трогая дождевые капельки на балконных бельевых верёвках, мне нестерпимо хочется прыгнуть вниз, солдатиком. Но я замечаю внизу собаку, нюхающую что-то в песке. Так не плюй же сверху вниз на животное, не надо.
Помнишь, как девочки в дурацких кислотных купальниках махали руками и тебе, высунувшемуся по пояс из окна электрички?
И ещё, прошу тебя, идя вдоль зелёной кустарной изгороди, не срывай листики просто так, не тереби их в пальцах, не надо...
И эта девочка, возвращающаяся домой с воздушным шариком в руках – символ того, что радость по-прежнему фрагментарна, а люди злы.
Накрасив яркой помадой свои губы, иду курить в подъезд; долго смотрю на сигарету, отпечаток губ на фильтре. Представь, что ты внутри зелёного яблока и всё тебе нипочём, не трогает.
Сижу на корточках, кусаю дым и пускаю его на мерцающую лампочку под потолком. Откуда-то пахнет жарящейся картошкой. Телефонная трубка в кармане мешает сидеть, я вытаскиваю её и начинаю вертеть в руках, раскачивать, как маятник, на кожаном ремешке. "Вот он, основной вопрос философии" – думаю я. Однако, включаю подсветку, выбираю "любимый номер" и начинаю набирать тебе буковки, то есть, короткое сообщение. Я подсчитал: одна к тебе sms-ка стоит столько же, сколько одна ко мне сигаретка. В темноте моё лицо освещается экраном телефонного дисплея. От этих сокращённых слов мне становится лучше. Через несколько секунд уже ты ухмыляешься, держа в руках свою трубку. Нажимая рассеянно кнопки, я замечаю одно непрочитанное послание, отправленное с какого-то неопределённого и незнакомого номера: "Знаешь, я решила разводить цветы..." Отвечаю: "И это мы запишем к тому, чего нет". Где-то всё-таки определённо жарится картошка...
Хладнокровно залезаю в запретный мамин шкафчик, нахожу на медицинской полке советский фонендоскоп, надев его, иду к себе, ложусь, закрываю глаза и остаётся только шум сердца.
Вспоминается какая-то телевизионная передача, где говорили о том, что у плода в утробе матери сердцебиение почти в два раза быстрее, чем у взрослого человека. Потом вдруг мне вспоминается комната, большой стол, и девочка, измеряющая мне пульс каким-то китайским электронным аппаратом. Где это было и когда? И кто эта девочка-медичка? И она ли сидела потом с закрытыми глазами передо мной, когда я мыл её голову её таким пахучим шампунем с запахом ромашек? И кто-то так радовался, что наконец-то записался в школу восточных танцев.
Завтра встану ранним утром, буду заходить в здания, полные жизни надежды людей, и при встречах, я превентивно, опережая их, буду выпаливать им нагло и бойко в лицо: "Ну, как она?!" Они, несколько растерявшись от неожиданного нападения, будут какое-то время гадать про себя, кто "она", но потом примиряюще отвечать "нормально"... Я приду домой по следу на снегу от детской коляски, зайду в магазин с продавщицей-алкоголичкой, куплю там 3 кило гречки, которую вырастили пьяные колхозники – пофигисты с грубыми руками и собрали подхмелевшие комбайнёры в полях, на которых трудолюбивые пчёлы собирали мёд.
"Херня всё это", – зло и резко ругаюсь я сквозь зубы. "Что?" – переспрашивает она меня. "Херня говорю". "А-а..." – соглашается она.
Мы засыпаем в опьяневшую обнимку, и, прежде чем окончательно провалиться в бездну, я, сделав усилие, шепчу еле-еле: "Завтра... будет... лучше..." На что ты только через минуту пробормочешь: "Угу...". И как жадно потом мы спим.


8 декабря 2003 г.
Больше всего я чувствую жизнь, когда нежусь с утра в постели, а вставать и идти никуда не надо.
Я пишу тебе письмо и пытаюсь представить себе твоё выражение лица, когда ты будешь читать его. Как ты сначала обрадуешься, потом нахмуришься, потом вознегодуешь, затем опять оттаешь, как под конец умильнёшься даже. Письмо отходит на второй план, и я начинаю писать всякий вздор, лишь бы ещё раз увидеть тебя, меняющуюся у меня на глазах. Пока ты не догадываешься, я играю твоим лицом, твоим настроением, тобой, как хочу. Потом и мне самому начинает становиться смешно от всего этого и уже слова мои совсем негодны и несуразны.
Когда, от делать нечего шляюсь по квартире, приставая то к одному домочадцу, то уговаривая другого попить со мной чаю, иногда забредаю к сестре в комнату, у которой никогда в жизни не выключается радио. И вот она откладывает свои дела и начинает внимательно смотреть на меня, я же пытаюсь танцевать так, как ещё ни разу не танцевал перед ней, каждый раз приходится изощряться в новых движениях. Пока я старательно выделываю акробатические трюки, она задумчиво смотрит на меня, думая всегда о чём-то своём. Потом, я, устав и запыхавшись, машу ей рукой, посылаю воздушный поцелуй и исключаюсь.
Залезала с бойкой подружкой в ту же маршрутку, где и я. Меня увидев, узнала, но виду не подала. Что-то щебечет соседка, но как-то помутнел лик и стал рассеян. Потому что сейчас мы оба, стараясь не смотреть в сторону друг друга, думаем об одном и том же: о ёжике, которого нашли на лесной тропинке и какой он был прикольненький; о ночном купании голышом и костёрчик на бережку, для которого я полез на сухое дерево за дровами и с которого смехотворно неуклюже упал прямо в заросли крапивы; как, обещали друг другу потом встретиться в городе и дружить. О том, как, в сущности, было хорошо в то незабываемое лето...
Проезд стоит 5 рублей, я же протягиваю водителю 10-рублёвую купюру и иронично замечаю, намекая на то, что я сам по себе и на сдачу: "Адын".

– Лучше, наверное, на один номерок сдадим, да?
– Нет, давай по отдельности повесим, вдруг потеряемся.


5 января 2004 г.
За собой же надо смотреть немного – переживает мама, – кушать вовремя, режим дня у тебя совсем неправильный: всю ночь сидишь непонятно с чем, а потом спишь целый день. И проветри свою палату, то есть, комнату, у тебя тут птицефабрикой пахнет какой-то. Но сегодня она всё равно добрая, потому что по телику опять какие-то террористы взорвали целую школу с детьми.
— Ты вот меня упрекаешь, а я из всех людей о тебе думаю больше остальных.
Смеётся.
— Да ты живая! – вдруг в слух говорит он ей.
— Да, все заметили, что у меня сегодня хорошее настроение. А я ещё волосы покрасила, бе-бе-бе! – хвастается она. — Чунга-Чанга, синий небосвод!.. Пока. Ну, я, если ещё что-нибудь вспомню, позвоню тебе, спрошу, ладно?
Все праздники рано или поздно заканчиваются, остаётся только долгий взгляд на кучу грязной посуды и объедков на столе, и в этой куче прозрачный... бокальчик, со следом губной помады на краешке.
Мы долго ссоримся по телефону. Вспоминаем всякие обидные вещи как, например, купил во время антракта в театре шоколадку в буфете и ни в какую не хотел поделиться. Ты зовёшь меня, слыша моё дыхание, а я заснул прямо на телефонной трубке. Через несколько дней я получаю ответное письмо, написанное тобой в каком-то приподнятом тоне и словно бы совсем ничего не случилось. Если бы ты только знала, как часто я вспоминаю о тебе, представляя твои животные черты.
А мне неловко отвечать на твои послания, потому что я приучил тебя всегда прощаться навсегда; я чувствую вину за то, что остался живой, что просыпаюсь каждый день цел и невредимый и от этого ценность любых моих слов каждый раз падает и падает. Твой номер у меня на обоях возле кровати начертан, мама заметила его и теперь всё время напоминает мне, что это – "пакость". Зачем все они, ведь ты роднее мне всех на свете, но меня ещё больше тянет к ним, и я понимаю, что это только для того, чтобы мы стали ещё ближе. Настолько же, насколько ты стала мне нужнее, они стали мне безразличней. Это ничего, я ждала тебя в подъезде, пока ты выйдешь, я грелась возле батарейки; руки у тебя холодные, а металлические колечки на них ещё холоднее. Если бы каждый день мне встречались такие, как ты... они бы приходили по утрам ко мне на свидание со мной, и каждый бы приносил какой-нибудь грустный фильм о смерти, и жизнь тогда казалась бы такой прекрасной. И ни за что я бы дома не сидела тогда!
Боже, как же хочется донести до тебя всё это, ведь так здорово и необычно, это требует понимания, умоляет и плачет о себе. Но только тогда, когда всё как будто тонет, начинается понимание... А ты, мерзавка, фотографируешь своим пластмассовым китайским фотоаппаратом, похожим на детскую мыльницу, трущобы этого города, которые я невероятно сумел отсканировать у себя дома! и заслать в интернет в раздел "готика" – подвиг, иностранцы восхищаются.
Да она всё время раньше времени нажимает на кнопку фотоаппарата, когда никто ещё не успел даже приготовиться, натянуть, что ли, улыбки. И такое сама виноватое лицо делает после этого!
И плачет, и жалуется, что так так обидно. На дне рождения был один парень, познакомились, так просто, такой приятный был, а я не могла плёнку заменить в своём фотоаппарате, пьяна как ночь, а он вызвался помочь, какой добрый был, я бы и сама, конечно, смогла, но как ночь, как ночь, приятный был. Засветил всё, извинялся долго ходил, а я ничего, ерунда говорю, и только потом поняла, дура, чего лишилась: там, где с бабушкой, и на работе с девчонками придурялись, потом в парке у озера, он не мог всего этого знать, конечно, и как я за рулём с кошкой. Вместо всего этого белые пятна пятна, представляешь? Ах, как же обидно, ведь на память же, па-а-мять, понимаешь? А помнишь на кладбище, белки, такие хорошенькие, шустренькие, ух! Симпатичный такой был.
У тебя, наверное, тоже было такое. Приходишь, замерзшая, посреди ночи домой с пьяной, ожившей душой. Хочется с кем-нибудь поговорить, позвонить, что ли, но все давно уже спят, да и некому звонить. Еле-еле возвращаешься домой, доползаешь, мама встречает будто с войны вернувшегося сына-солдафона. Ты ведь даже не представляешь, что вот всё это я пытаюсь записать на каком-то кусочке бумаги, усердно дыша на непишущую с мороза ручку и опасаясь, что меня вот-вот вырвет прямо на этот клочок. Еле-еле... Не всегда я впоследствии разбираю, что там такое накалякано на пограничную голову. Так что эти несколько предложений – не просто обычные слова, они подкреплены литрами и литрами алкоголя. Обняв под одеялом свои прохладные ягодицы, засыпаешь с невесёлыми мыслями. Какой ужас! Но вопреки всем неудачникам: вы что, такой час ночи в этой части планеты, невоспитанный, мерзкий, никогда больше поздно так не делайте, её нет. Но, может быть, это хорошо, что тебя нет, с тобой мне было бы, наверное, ещё хуже. В голове меркнет социальная реклама на городских автобусах: изображен мотоциклист и надпись: «Меня тоже ждут дома»; «В два раза больше девушек, которым ты противен – не увлекайтесь алкоголем...»
Усмехнёшься вдруг, ни с того ни с сего вспомнив слово "паттерн", которое тужился вспоминал ходил цельный день и о чём давно уже как бы забыл.
Мучаясь бессонницей, думаю, что не плохо было бы где-нибудь в дневничке сделать такую примерно запись: "Девочки всегда мне говорили так: «Твоя проблема в том, что ты слишком много думаешь».
Во сне приснилась идея основоположить профессию типа мачо, но не сексуального, а интеллектуально-душевного. Буду общаться с людьми, вот как с тобой, без жадности, за деньги. Соберём всех наших, учредим контору. Накупим книг по психологии и разных других, но хитрить не будем. По вечерам вместе будем читать их у камина. Про нас снимут фильм, разбогатеем, уедем куда-нибудь, а?
О, кем только в своей жизни я не хотел стать.
Всегда мне нравилось строительство. Из какого-нибудь долговечного материала, железобетона, например.
Радиоведущим, я бы приглашал разных засветившихся в Республике людей и брал бы у них интервью.
Хотел быть я и психологом, лечить душевные раны уязвлённых людей.
Каким-нибудь ответственным чиновником-начальником я бы быть не смог, потому что у меня бывает до того отвратительное настроение, что вообще ничего не хочется делать и видеть. Бывает, придешь таким на работу и весь день просидишь как дурак.
И ещё мне снилось, будто мы забрались на какую-то гору на советско-китайской границе, и снег идёт, и ты лежишь подо мной на маленькой фуфайке военного образца, и на мой мокрый зад падает снег. Мне холодно сверху и горячо внизу, а тебе – наоборот. «Кажется, это напоминает турецкий кофе» – думаю я.
Я засыпаю и вижу во сне, как пишу тебе всё это, а ты, оказывается, исчезла. И меня допрашивают какие-то уроды из отдела убийств по поводу этого письма. «Что значат эти корабли?! Отвечайте же, чёрт подери!»

А меня на работе пригласили станцевать на мероприятии для начальства, по профсоюзной линии, танец живота – секретничает она кокетливо. Но я не смогу, если будет плохое настроение, с плохим мне никак нельзя, ведь я уже давно не танцевала.
Весело объявляет в свой телефон в варежке, что идёт по улице, что ей хорошо так, снег идёт, дуралей, а снежинки, как котята, летят и летят в лицо. «Жмурюсь, конечно, чтоб не попало», – так она ни за что не скажет, но скажет так: «чтобы не попали».
«Здорово, что ты позвонила... Нет, не так. Хорошо, что ты позвонила...», то есть арендовала на какое-то время канал связи у сотового оператора.

Этим похмельным утром сижу и жую гречневую кашу с шоколадом, который маме подарили на работе её благодарные пациенты, за врачевание, за продление жизни. Всё правильно делают только снегоуборочные машины, в кабине которых на засаленной верёвочке болтается маленькая деревянная иконочка Богоматери. А ты русалочкой ходишь по квартире, свалившись на диван, бубнишь: «Где эта крутилка? Любишь любишь любишь любишь... Я микро-, я макро и мокрощёлка... Канчита из Микронезии-Индонезии. Но где же эта крутилка?! Я тебя внематочно слушаю, как таковая, как таковая...»


11 января 2004 г.
Одной еврейской семье, приехавшей чёрт знает откуда в наш город (оттуда, где рядом с их домом стоит бельгийско-английский завод по производству жевательных резинок "Dirol" и "Orbit"), записал компашку со сборником классической музыки, рассказывал про нелепую смерть Скрябина, про ссору Рихарда Вагнера с Ницше. Попросили ещё записать что-нибудь из местного, колоритного, для них ведь это экзотика. Ну, у меня одноклассник, с которым всю школу вместе за одной партой просидели, работает на башкирском Гостелерадио звукорежиссёром; понятно, что у него есть доступ даже к фондовым записям и прочее, он мне и оцифровал эту музыку, которую хер как иначе достанешь в нашей большой "деревне", да она и никому, пожалуй, не нужна в городе, ибо живёт в сердцах крестьян отдалённых селений, где медведи бродят, где соколы летают в вышине, где горы Уральские. Так вот, избрал я самые душещипательные, наигрустнейшие медленные песни родного края: о смерти матери; о тёплом чае из самовара возле печи; про тракториста, застрелившегося на пилораме; про друзей, поивших своих коней на Висле и Дунае и не вернувшихся с войны в родную деревню и похоронки; про курочку с цыплятами; про малолетнюю узбечку, украденную во время туркестанской компании; про расстрел ранним утром на краю рва и тропинки; про утонувшего коня; про облака, что улетают как жизни года середь непроходимых лесов нашей маленькой Швейцарии, где колодцы, расточительные одноглазые кузнецы самогонные и телеги скрипучие, утопающие в грязи по улочкам, где кнуты кожаные настоящие, жестокие, как всё здесь; про единственную и последнюю недолгую любовь, ибо в таком мире не может быть иной любви.
В эту маленькую папочку с нескольким десятком композиций я вложил всю уральскую мусульманскую душу.


11 января 2004 г.
Моясь в ванной, твержу сам себе: "ты дура и ждёшь этого утра, ты дура и ты ждёшь этого утра...", чтобы не забыть записать потом, как помоюсь. Потом вдруг эти слова тайного заклинания начинают действовать, и голова тут же заполняется совершенно невероятными мыслями, ассоциациями и прочей белибердой. Я даже перестаю тереть себя мочалкой от неожиданности и замираю под мощной струёй воды. Отмахиваюсь мочалкой от всех этих наваждений и продолжаю снова повторять своё "ты дура и ждёшь утра". Потом, когда после купания (чисто женское слово, хи-хи) сажусь за компьютер, заклинание разворачивается в следующие два сообщения. Ты дура, потому что напросилась в официантки-проводницы в поездах дальнего следования для того, чтобы повидать мир, пообщаться с людьми из далёких-предалёких разных мест, пожить по ночам. И мы с тобой договорились, что ты придёшь ко мне в гости по утру, мы специально условились об этом за неделю, чтобы можно было смаковать родное вожделение и получить полное удовольствие от ожидания захватывающего счастья. И всю эту неделю твои знакомые удивляются, почему ты стала такой доброй, весёлой, такой внимательной ко всем и спокойной – что это случилось с тобой? А ты придумываешь себе, что сперва мы посмотрим какой-нибудь дурацко-миленький фильм про любовь, чтобы вместе потешить свою особенность от всех прочих, в зале; потом целый час будем просто целоваться в комнате сестры, потом перейдём на кухню, тяпнем немного отцовской водочки с женьшенем внутри бутылки, похожим на корневище хрена, покурим там, прищуриваясь и подмигивая друг другу, задержимся в коридоре перед зеркалом, будем кривляться, примеряя разные шапки-ушанки и вязаные варежки, которые папа надевает, когда идёт в лес кататься на лыжах; будем называть друг друга скотиной. Наконец, мы зайдём в мою комнату, иначе – философский будуар, где, открыв форточку и занавесив окна, сольёмся в неистовой страсти плоти и духа и будем мучить друг друга по очереди и просить, и умолять, время от времени отвлекаясь, чтобы испить воды. Твой мобильный телефон еле слышно запиликает в сумочке, ты подо мной смотришь на меня вопросительно: отвечать или нет? Но тебе, конечно, очень хочется узнать, кто звонит. Я добродушно наблюдаю за тобой, сидящей на корточках и говорящей какие-то отрывистые зашифрованные фразы сопернику-абоненту, крутящей вдруг увеличенными удивлённо-сосредоточенными глазами, осматривающей зачем-то мою комнату, переводя взгляд с одного предмета на другой, ротик твой улыбнётся и снова станет приоткрытым серьёзно. Я возвращаюсь в комнату, а её нет. Разве могло такое богатство, такой огромный мир спрятаться за шторкой? Заснув, будем с тобой во сне перетягивать друг у друга моё маленькое одеяло. Потом ты уйдёшь, перепутав (а может и специально) и надев мои носки. Я тоже, как и ты, с нетерпением жду этого утра, всё время думаю о тебе, пытаясь представить, что я буду делать, если тебя вдруг не станет...
Уже я, сонный с утра, пока жду тебя, решил залезть в ванную согреться и окончательно проснуться для тебя. Оставив дверь душа открытой, чтобы слышать, если ты позвонишь. И тут у меня начинаются слуховые галлюцинации, будто кто-то из иных миров мне что-то хочет сказать. Я выключаю воду – тишина, включаю – снова шёпот...
Когда ты приходишь, румяная, обо всём об этом я навсегда забываю. А ну, давай ты встань за дверь, а я буду на тебя смотреть в глазок! Сколько раз твои блудливые реснички задевали этот глазок, сколько любопытных, боязливых и радостных, и сколько сердечных ударов тут было оставлено оставлено. Ах, пойдём скорее, заходи уже, не стой там, как идиот.
Что мне в тебе больше всего нравится, так это то, что ты всегда собираешься быстро и не заставляешь себя ждать. И в то же время ты такая терпеливая. Останешься ли ты такой через 10 лет? Я тоже не могу спокойно долго сидеть на одном месте, обязательно начинаю вертеться и ёрзать и не понимаю тех людей, которые засыпают, как брёвна. Она ковыряется у меня в пупке, доставая оттуда катышки от одежды, невесть откуда накопившиеся там за эти дни.
Вечером, еду ли в автобусе на лекции, сижу ли за партой – руки мои пахнут тобой.
На краю парты вижу корявую надпись белой канцелярской замазкой: «Я люблю тебя» и чуть ниже ещё большими буками: «И ты меня».


27 января 2004 г.
Её заботливый голос по телефону. Вдруг, ни с того, ни с сего, оборвав на полуслове свой монолог, грустно скажет: «Я тоже тебя люблю». Зимой ведь все прячутся по своим норкам и живут каждый по своим адресам, как таракашки. Когда я была маленькая, то всегда удивлялась, как люди могут жить с разноцветными лампочками в квартирах. Пока мама однажды не открыла мне глаза, что это просто шторы разных цветов, а свет внутри везде белый. Люблю по Икее ходить, как будто у кого-то дома находишься.
Оказывается, бельё утюжат не только для того, чтобы оно ровненькое было, без складок, но и чтобы убить там микробов.
Вот я простыла, только не знаю где; таскаю с собой градусник, как дура... Посчитала все цветочки на обоях в своей комнате.
Мы с подружкой договорились, что, если никто из нас не найдёт себе мужика, будем жить вместе. Я знаю, ты делаешь из пластиковых канистр кормушки для птиц, дома и на работе, ты завёл котёнка. Ты любишь животных, значит ты добрый человек.
У меня в этих маршрутных ПАЗиках на кочках так груди сильно трясутся.
А, оказывается, звёзды перемещаются, да ведь? Решила волосы отращивать... И ещё, знаешь, не люблю совсем, когда собаки лают не по делу. Как будто внутри меня все лампочки перегорели... Мне кажется, я всех подвела под одну черту – боюсь, что посадят в клетку... Сегодня из одной форточки на первом этаже я точно слышала обезьяний крик мартышек. В автобусе малышу показала язык, а за окном в витринах везде скидки, скидки.
Зачем тогда на качелях ты насыпал мне столько семечек, видишь, какая у меня маленькая ладошка.
Тогда я этого тебе не сказала, но всё-таки ты: «Старый Мазай размечтавшийся в сарае».
Я – маленькая, в шортиках таких, как сейчас помню, голубых – и проводит руками вниз, в футболочке (надпись: «The girl») – и босоножках. Однажды, вот так, мы приехали с папой на какое-то болото помыть машину. Руками я собирала лягушек и жаб в банку, а папа их вечером отпустил. У меня всегда руки холодные были тогда, как эти жабы. В детском садике я любила смотреть сквозь них на солнце, ладошка тогда становилась вся насквозь красная и потом я прижимала её к лицу – как же было хорошо тогда...
В другой раз папа взял меня с собой на рыбалку в Татарию. Такая красота в тот солнечный день, я с тяжёлым спиннингом по пояс в воде, в палатке же душно. Отморозила навсегда все детородные органы, но всё же тот незабываемый солнечный день...
Сегодня рано утром, когда все ушли на работу, к нам в квартиру зашла старая соседская кошка, соседи её не кормят и часто не пускают к себе домой. Я ей начала всё показывать у нас, открывала двери, даже от кладовки на балконе – знаю, хотя это грустно, что она никому об этом не расскажет...
Кто съел всё печенье, а? Пока мы тут с тобой беседуем, где-то в Маньчжурии мышь проникает в амбар. В глухой сибирской деревне на последние батарейки мальчик в сарае засыпает с плеером в ушах. (Где взять бензина для мотоцикла, чтобы доехать в соседнюю деревню к ней, где взять бензина, если не украсть его?)
Там я общалась с людьми, которые не говорят о деньгах. А я потому и люблю приходить к тебе, что забываю с тобой обо всём. А ещё мне очень нравится, когда ты говоришь, что всякое в жизни бывает. Или так: «Мылыш, ты что, забыла, о том, что мы все живем только один раз?» Да, ревнивая, да, собирала улики в твоей комнате. Но в пустой же утренней квартире, попугай в клетке сидит, жёрдочку в лапках сжал. Все эти слова я взяла с неба.
— Есть у меня один талант: я умею проходить по слякоти или другой какой грязи, минимально запачкавшись, так как я именно так искусно выбираю, куда наступить и как поставить ногу. Потом я почти всегда ловлю вещи, подхватываю их уже на лету, если уронишь или если они валятся. А ещё я великолепно и моментально могу назначать место встречи так, чтобы точно не потерять друг друга. Или, скажем, найти в городской местности куда бы сходить по нужде (задумчиво улыбается). А ещё, а ещё, я так аккуратно поливаю умывающемуся на руки воду, что – ни много, ни мало, такая оптимальная струя получается, как бы.
— Я круто зажигаю спички на ветру, прикуриваю, например, кому-нибудь на улице, попросившему огоньку. Только вот, почему-то, если попадается незнакомое слово или фамилия, я никогда не могу правильно поставить ударение...
— А я научилась специально не переспрашивать, если что-то не расслышу, сама додумываю, что это могло бы быть, а угадаешь или нет уже не имеет значения, прикинь?
— Когда выпью, душа открывается иногда, и тогда по разговору ни за что не определишь, серьезно я говорю о вещах или можно списать на воздействие алкоголя. Если спишешь – проиграешь, если отнесешься не серьезно – тоже проиграешь.
Совсем не узнаю твой голос и что такое на тебя нашло, несёшь какой-то бред.
Допрашиваю о всяких мелочах, о которых можем знать только мы с тобой. Ты возмущаешься такому недоверию и тому, что я тебя не признаю, но всё равно отвечаешь подробно.
— Не пьяна ли ты?
— А сам-то?
— Мне нужно так мало совместно проведенного времени, чтобы уже начать приводить примеры, взятые из тем этих разговоров, а это всегда всем приятно, согласись? Почему ты всегда обижаешься, ведь это всего лишь игра?
Почему они через каждое слово говорят «как бы»? Может быть, они сомневаются в реальности этого мира, может быть, он представляется им лишь видимостью? Они такие деликатные. Везде и всюду, когда что-нибудь спрашивают, непременно добавляют «если не секрет».
Водитель в мусоровозе ковыряется в своем мобильном телефоне. Продавцы на улицах никогда не бывают задумчивы.

Аккуратно кладу молодой билетёрше-кондуктору в её ладонь свою монету, на что она не менее аккуратно отрывает билетик и значительно вручает его мне. Шикарно смотрится моя рука с парой кошачьих царапин. Я некоторое время смотрю на этот кусочек тонкой бумаги, подсчитывая в уме: счастливый или нет? Она же, облокотившись спиной о поручень, заинтересованно и выжидающе смотрит на меня. Я слегка морщусь, мол, «к сожалению» и «увы», зато повезёт в любви и проч. Проворно начинаю засовывать билет в карман (хотя обычно сам не замечаю, как он оказывается у меня во рту); кондукторша тоже резко отворачивается и уходит на своё подогреваемое место смотреть в окно. Когда я готовлюсь выходить, мне хочется сказать ей что-нибудь примиряющее, и я, сильно смутившись, шучу тихо: «У вас в троллейбусе холоднее, чем на улице».

Конец уже почти января. Числа не помню, да и к чему они, эти числа?
На рассвете вспоминаю, что у меня ведь совсем нет денег на езду в городе. Пишу на клочке туалетной бумаги, чтобы, мол, поспособствовали, те, кто прочтёт, вешаю её на трельяж, чтобы увидели, как проснутся. И, конечно, не удерживаюсь от того, чтобы не приписать что-нибудь раздражённое о базисе и надстройке, о буржуазии, прибавочной стоимости и интеллектуальном пролетариате, о вещах в себе...
Утром рекламные ходоки подбросили под дверь свои газетки. А я сижу и отделяю друг от друга дольки мандарина, раскладываю их ровно на столе, как боезаряды, чтобы сейчас же запивать их чаем. Внезапно осознаю, что это вовсе не дольки, а яйца гигантского колорадского жука. Становится дьявольски противно.
Курю на балконе и размышляю о пачке лотерейных билетов, подаренных мне друзьями на день рождения. Не могли ли организаторы подтасовать результаты?
Роюсь в библиотечном каталоге в разделе «Буржуазные теории». В здании библиотеки попадаются, кажется, одни молоденькие девушки. Книги они берут, кажется, только по экономике и финансам (провинциалки, что ли?) Увидев моего Юргена Хабермаса, отойдя, шушукаются.
Звоню другу, бывшему сокурснику по юрфаку, чтобы пригласить его на философские посиделки в университете на нашей кафедре. Несмотря на поздний час, мне говорят, что он всё ещё на работе. Звоню в прокуратуру, там же мне преспокойно буднично сообщают, что он «выехал на труп».


10 февраля 2004 г.
Сидел сегодня на диссертационном совете, была защита по онтологии и теории познания. А там заседают ужасно мудрые пожилые профессора. Один из приехавших специально на эту защиту немецких гостей говорит через переводчика о ком-то или чём-то, "изнурившем себя в бытии". На мгновение его взгляд задерживается на мне, и, наверное, он подумал сейчас о своей далёкой Саксонии и о той, оставленной там.
Отворачиваюсь в окно, где на перёкрёстке стоит группа девушек, ждущих зелёного света, чтобы перейти дорогу.
Представляю тебя, наконец-то, будто бы приехавшей ко мне из Германии и что-то мне быстро и воодушевленно рассказывающей, а потом ты лезешь обниматься, смеёшься и смеёшься на меня, потому что я ни черта не понимаю немецкого. Мы с тобой никогда раньше не виделись и не общались. А я, смущаясь, бормочу тебе по-русски: "Ну что ты всё смеёшься, ты ведь сама же меня не понимаешь". После чего, немного отстранившись, ты как-то странно смотришь на меня некоторое время, будто пытаясь что-то вспомнить, а потом снова заливаешься смехом и уже лезешь ко мне целоваться.
Или, может быть, наоборот, ты – обыкновенная проститутка, а я иностранный гость.
В какой-то момент мне так сильно захотелось вскочить на стол, топтать бумаги, пинать бутылки с минеральной водой, и когда я опомнился, то облегчённо обнаружил, что этого не произошло на самом деле и, конечно же, ещё больше смутился.
Наша методистка сидит в другом углу аудитории. От скуки смотрим друг на друга. Как только она моргнёт – тут же и я. Поначалу она думает, что так получается случайно и, сев поудобнее, продолжает пристально смотреть на меня. Мы начинаем моргать уже почти одновременно. Она, кажется, начинает слабо улыбаться – догадывается, что это я так с ней играю, но хочет всё-таки проверить, чтобы знать наверняка. Вот, смотрит, смотрит, а потом специально, и уж, по-моему, больно нарочито,моргает, то есть быстро закрывает и открывает глаза. А я вслед за ней и нет. Она недоумевает, и теперь уже я начинаю улыбаться. Чувствую, как ей сильно хочется мне что-то сказать, но идёт ужасно важное заседание...
А-а! Самая главная новость: я же посеял свой драгоценный блокнотик! Как же стыдно, если кто найдёт и прочитает (прикусывая нижнюю губу), ну и жалко тоже, конечно. Потому что, когда я напьюсь, то строчу и строчу туда, как ошалелый, и не помню потом, и удивляюсь, и боюсь...
Я сегодня что-то много улыбаюсь неуверенно, именно неуверенно так.


27 февраля 2004 г.
В последнее время начал возвращаться к своим философским экзерсисам; теперь они снова, как и прежде, не кажутся мне мальчишеским бредом. Я часто забрасывал свои тексты, так как после их написания они казались мне очень сложными и запутанными, совсем не моими, а какого-то высоколобого умника. Радуюсь необычным мыслям, удивительным сравнениям. Если бы только вы знали, при каких нелепых обстоятельствах они приходят мне в голову и что послужило тому причиной. Судорожно настучав 2 страницы тезисов, которые выкристаллизировались из размышлений в последние месяцы, подхожу к окну. Там солнце вовсю светит, люди с сумками по улицам идут, и так хорошо. Оттого, что есть у меня радость уж какого-нибудь творчества, оттого, что ещё живу и, пожалуй, долго ещё буду. Что я необычный человек, что я расскажу многим пытливым студентам кучу интересных вещей. Что впереди столько непросмотренных фильмов, непрочитанных книг, как я буду критиковать Канта с Гегелем, как мне будет хорошо в моём затворническом одиночестве. Стою, вцепившись в ручку балконной двери, и плачу, судорожно повторяя про себя "хорошо, как хорошо..."
Скажи, что сегодня необычный день, правда ведь? Всё как будто во сне или кино.
Хожу по квартире как идиот неприкаянный и не знаю, чем заняться. Когда сестра, полная покупок, заходит домой, я выхватываю у неё пакеты, тащу их на кухню и начинаю выгружать. При этом каждую вещь беру в руку, высоко поднимаю и торжественно комментирую: «Сок! Кефир! Хлеб! Кетчуп! Маслице!»
Потом всё равно ходит по квартире в этих дурацких трико, заглядывает в комнаты. Когда в очередной раз просовывает голову в родительскую спальню, мама ему вдруг так дружелюбно: «Что тебе надобно, старичок-паучок?» Тогда я захожу в их комнату и начинаю щупать одеяло лежащего папы.
— Ну как, теплое одеяло? из верблюжьей шерсти, говоришь? – и в таком духе.
— Чего это ты, чего надо-то? – начинает беспокоиться он.
— Одеяло это я, пожалуй, у тебя заберу, – вслух рассуждаю я, пытаясь сдержать свой смех...
— Ты чего, ворчишь, ворчунчик-паучок.


9 марта 2004 г.
Убежал из дома, чтобы не мыть посуду. Пили вино "Шёпот царицы". Подарила разорванную, а потом снова склеенную, таким образом, постмодернистскую открытку, с мишками, милую. Если я буду писать последнюю записку, то только тебе. А я в подарках больше всего не люблю то, что их нужно искать, выбирать, покупать... Это как раз тот случай, где трогательнейшее так тесно увязано с пошлейшим.
А если, мотаясь по городу, долго не можешь найти подходящий, значит тот, кому дарят – вредный.
И чем ближе человек, тем обязательнее подарок.
Например, прийти в гости, напокупать всякой вкуснятины.
— А зачем ты это взял, ты что?! Ты посмотри, ведь не по ГОСТу же, какие тут консерванты, красители, и то ещё не все, наверное, написаны. Фольга же в этой жидкости растворяется! Я понимаю, конечно, что сам ты воду из-под крана пьёшь, но... А это что? Ох, ну зачем же...
— Да я не знал, честное слово, ну давай выкинем, я ведь не разбираюсь в этом, я прям сейчас...
Ты мне никогда не даришь подарков. Ну, конечно, ведь ты так далёк от этой мелочной суеты. А как же вспоминать, если нет повода, если от тебя ничего не останется, ничего милого. Между тем, всякие придурки... Вот, например, мишка-брелок, смотри какой маленький и аккуратненький, он и сам весь тряпочный, не только тельняшка. Я, когда после работы стою на остановке, всегда его нащупываю в кармане и глажу там. Ты никогда меня и с праздниками не поздравляешь. За это я тебя иногда не люблю совсем, вот.

Она нехотя толкает пальцем пачку сигарет на столе. "Курение вредит вашему здоровью", – неслышно читают её губы.
Читала, говоришь, малышу сказки разными голосами, задавала странные вопросы: живой ли, а зачем живёшь и др. На Кая похож из мультфильма "Снежная королева".
Сосала леденцовую конфету, вспоминала тебя, да так и заснула с ней во рту...
Сон снился, будто ты, как всегда, сидишь в своей душной комнате, что-то делаешь за своим компьютером, а я подхожу сзади и кладу свои руки тебе на плечи, отчего ты резко вздрагиваешь, но когда понимаешь, что это я, успокаиваешься и глубоко вздыхаешь... Да, ещё у тебя ногти на руках были накрашены в какой-то морковный цвет.
Это всё правильно, конечно, но ничего не значит, ведь навряд ли ты забудешь меня.
И вправду, в жизни, оказывается, запоминаешь все мелочи и помнишь потом всю жизнь...
Я печальным не бываю, веселюсь и напеваю: парам-пам-пам.
Никто не знает, что пепельница, полная вчерашних выкуренных мыслей, пахнет проросшим картофелем, начинающим гнить.

Мне нравится, когда ты заводишь разговор о чём-нибудь нестерпимо грустном. Мы с тобой не по годам презираем старших обывателей. Какая мне судьба? Приходить в перерывах между лекциями в университетский туалет и задумчиво смотреть на унитаз? Я издохну, а из тебя получится великолепная старушка, что, шаркая ногами, выходит по утрам покормить голубей в староветхом своём шушуне. А пока мы накупили много алкоголя, забурились в подъезд попаршивей, где я, с сигаретой в одной руке, а другую засунув в штаны, расхаживаю туда-сюда по окуркам и плевкам и доверительным тоном изрекаю невесёлые максимы. А ты с пластмассовым стаканчиком пива в руке, не в силах сдерживать смешки, в точности повторяешь сзади меня все мои эволюции и рычишь иногда: «Их-х-ти-ик». Но я уже начинаю чаще поглядывать в темноту окна города и цокать языком.
— А можешь повторить урчание в моём животе? – резко обернувшись, ухмыляюсь я.
— Да, я вообще хочу быть похожей на тебя.
— Ты должна выглядеть так, чтобы тебя все хотели. Нежелание женщин называть свой возраст – это и есть боязнь, что их больше не захотят или захотят меньше... И в руках у тебя не должно быть ничего лишнего... Девушка может уехать из деревни, но деревня из девушки – никогда!
Потом, на прощание, ты нагло и безапелляционно расстёгиваешь мою шубу, откидываешь толстый шарф, и, зарывшись, шумно вдыхаешь там моё тепло и неизвестно что бубнишь, всё крепче и крепче прижимаясь ко мне. "И-и, касатка!" – нежно похлопываю я тебя по спине.
Она говорит: «Хочешь я поставлю тебе одну песню, популярную в том городе, где я когда-то жила?». После прослушивания, она спрашивает: «Ну как?». Я говорю, что «это ведь тюремный шансон, вроде?». «Наверно», – отвечает она и, видимо, жалеет, что дала мне послушать. Я улыбаюсь и говорю, что «в тебе, наверное, тоже есть что-то бандитское, а?» и подмигиваю ей, приглашая к сближению.
А вот другая иностранная красивая песня. А ты не ищи перевода слов, не нужно их знать. Мы сами придумаем им смысл, свой. Шея твоя пахнет пилорамой, то есть опилками.
С ней, раздевшись и прижимаясь к её юной груди, чувствую себя как на приёме у хирурга или уролога конвеерно-безразличного, когда тебе велят раздеться, и пока осматривают твои половые органы, ты непременно чувствуешь какую-то непонятную вину и, покрываясь гусиной кожей, дрожишь от холода: носки внутрь, пятки – врозь...
Проснуться среди ночи от позывов боли в животе, вслушиваться в бормотание бармалеев в трубах, напрягаться мучительно. Снова засыпать, гадая, а проспался ли ты вообще, были ли твердеющие соски от холода кафеля под ногами, был ли тот, кто дал тебе почувствовать всё это?
Я так люблю смотреть репортажи с мест "трагедий": на эти растерянные лица извлечённых из-под завала казино или супермаркета, где провалилась крыша; толстяк, у которого угнали самый дорогой в его городе автомобиль и проч. в таком пролетарском духе. Единственная достойная новость, которую я когда-либо слышал от людей, заключалась в том, что через пару лет, в такой-то день и в такой-то час, планета Земля столкнётся с неким гигантским астероидом (размер: 100х100 м.; скорость: 500 миль/час.), что и будет являться Концом Света.
Кстати, видел сегодня на улице обычного парня в шляпе Наполеона, серьёзно. :–/
И что же я делаю. Сижу вяло за компутером и невнимательно рассматриваю анкеты-аватарки уфимских девушек в одной из многочисленных виртуальных служб знакомств. Задавал в поиске, кто не спит сейчас в моем городе. Писал им всякую дребедень, по возможности – обидную. Бесконечное количество девушек, с нетерпением ждущих писем от приятных незнакомцев, вроде меня. Экстравагантность только приветствуется!


15 марта 2004 г.
Как обычно еду себе в автобусе, сижу у окошка. Кто-то протяжно и уныло во мне поёт: «Мин hине шулай hағындым, hиҙаhең микән шуны?..»1 Вдруг вижу: ты. Идёшь преспокойно по тротуару. Задумчива, но глаза у тебя радостные. Ты смотришь себе под ноги, где тает снег (ведь сегодня такая замечательная погода, что хочется останавливать из-за этого прохожих). Я тоже спокойно смотрю на тебя, не видящую мою идиотскую рожу в окне в нескольких метрах от тебя притормозившего на светофоре автобуса. Я даже не пытаюсь как-то подать тебе сигнала, что эй, посмотри, вот он я, тут; тот, о котором может быть, ты и думаешь сейчас. Не стучусь монетками в стекло, не лезу отодвигать оттаявшую створку окна, не прошу водителя осуществить экстренное открывание дверей, так как на кону стоит – ни больше ни меньше – жизнь и смерть! Не прошу хотя бы попибикать тебе. Я сижу совсем недвижим, ехидный злодей. Мой автобус начинает набирать скорость и обгонять тебя, плетущуюся. О, боже! Только не смей сейчас поднимать гордо голову и смотреть в мою сторону! Иначе... какая растерянная ты станешь, что так сильно захочется пожалеть тебя, как остановятся твои ботиночки на самом мокром месте. Уф, не заметила. Я довольно улыбаюсь в окошко, вот и Монумент Дружбы между башкирским и русским народами. Лёд на реке ещё не тронулся; он так ослепительно блестит, что все пассажиры отворачиваются в противоположную сторону.


25 марта 2004 г.
Видимо, просто окошко открыл покурить в машине, видимо, просто дождь со снегом... Сижу с соплями и тяжёлой головой. Издеваюсь над своим крохотным носовым платочком: то смачно высмаркиваясь в него, тут же суша на батарейке, то снова увлажняю. С каждым разом кусочек ткани становится всё жёстче, пока, наконец, не начинает хрустеть и осыпаться пыльцой, наподобие прозрачных крылышек насекомых или шелухой от высушенных тыквенных семечек. Тогда я кладу платок под включенную лампу, надеваю свою шапочку-пидорку и выхожу на улицу, набрав воздуха, захожу в аптеку. Вижу витрины с разными флакончиками и коробочками – жаль, что я не могу сейчас чувствовать лекарственный запах. В аптеке никого нет, я делаю вид знающего, вчитывающегося в названия баночек; аптекарша, в свою очередь, тоже делает вид, что ей всё равно, кто там ходит, держа руки за спиной. Остановившись взглядом на каких-то жгутах и трубках, неожиданно для себя вспоминаю, как в детстве мама брала меня на свои ночные дежурства в больнице. Помню, как гулял один по пустынным коридорам, заходил в тёмные кабинеты, трогал устрашающее гинекологическое кресло. Наконец, подхожу к окошку продавца, где молодая аптекарша поднимает на меня глаза. Я долго смотрю на неё, она тоже ничего не говорит, но не выдерживает и, отвернувшись, расплывается в улыбке во весь рот. Она, наверное, подумала, что мне нужны презервативы или ещё что-нибудь в этом же интимном роде, и что я стесняюсь спросить у неё. Но я спрашиваю "что-нибудь для носа". Она, нисколько не растерявшись, начинает так и сыпать мудрёными длинными названиями препаратов. В конце концов, я выбираю капли отечественного производства в самой неприглядной упаковке.
Ночью лежу и потею, то холодно мне, то жарко; ворочаюсь, заснуть не могу. Пальцам на ногах сразу становится холодно, если начинаешь что-нибудь читать, а перестанешь – согреваются. В темноте лезут ко мне видения из прошлого, какие-то сцены, лица. Вижу, например, себя как бы со стороны, занимающимся сексом, не важно с кем. Голая моя задница так и ходит туда-сюда ходуном старательно. Я пытаюсь как-то всё это обобщить, синтезировать в самое главное, но вижу только себя, уставшего с утра топтать свежевспаханную землю вслед за железным плугом, в который запряжена старая лошадь, что борозды картофельной не портит, но и глубоко не пашет. Пересыпаю из ладони в ладонь чёрные спелые семена лебеды, сдуваю шелуху.
С каким отношением я просматриваю все эти нескончаемые короткометражные фильмы? Только не с умилением или грустной радостью, без удовлетворения, но с каким-то смутным беспокойством. Сколько ещё в жизни я вылью пережитого. Например, Бродский лежит не прочтён до конца и в других городах тоже есть философствующая молодёжь. Возможно ли всем людям, каждому жить, не мешая друг другу, не завися ни от кого?
Но что же делать, как же утешиться? Я подтягиваю свою подушку под себя, бессознательно крепко её стискиваю и целую, почти что по привычке. Не открывая рта, издаю какие-то трогательные звуки, похожие на мяуканье котёнка, сопение медвежонка и ещё чего-то от ежей.
Да кто это там возится на постели, мычит и поводит плечиками, что за слюнявчик?!
– Ну что ты, ну что ты... – Смутно осознаю, что просто так поцелуев не бывает и начинаю перебирать в памяти лица людей, девушек, кто бы мог быть вместо подушки. И когда встают самые достойные, то есть те, которые и должны быть, ибо больше и некому, я отворачиваюсь к стенке в жалком бессилии. Никто не подходит. Это кризис. Мне определённо нужно сходить к психиатру, вот только бы я знал, где их можно найти в этом странном городе. Отныне молодой человек или юная девушка с закрытыми глазами, лежащие в обнимку с подушкой, пусть будут символом. Пусть будет символом и потом твой замечательный выбранный запах духов, на работе, среди этих чужих, бессмысленных и ненужных людей. Но символом чего?
А ведь завтра у меня студенты. Боже мой, если бы они только знали, видели меня сейчас. Ведь я так строг с ними в строгом своём костюме, бездельниками и лентяями. Суровый молодой преподаватель, всегда внимательно слушающий докладчиков и задающий странные вопросы, никак не вяжущиеся с его образом. Меня они страшно уважают, по всей видимости, потому что не понимают. Девицы же в моих группах энергичные и неустанные, вертихвостки и хохотушки на переменах. Прилежные и юморные. И ни одной с грустью в глазах. Постоянно копошатся возле розеток, заряжают свои севшие за ночь смартфоны.
Но чёрт, чем это я тут занимаюсь посреди ночи, сидя на стуле на корточках в трусах перед компьютером. Тем же, чем все эти отвратительные пошляки: суметь заговорить и тронуть, задеть за места, растрогать. Разве получше занятия нет, не нашёл себе?
Как, совсем никто не готов что ли? Так-с, раз так – достали все листочки, будем писать сочинение. Медленно вывожу скрипучим мелом на доске тему: «В чём смысл жизни?» Писать можно всё, что хотите и не переживайте, никто кроме меня это не увидит. Лирические отступления допускаются... :-)
Поздно вечером, засидевшись на кафедре, по пустынному университетскому коридору, стараюсь гулкое эхо шагов... Заходит (скрип двери) в аудитории, что-то скребёт на доске, сокровенное и необъяснимое. Вдруг вижу: стоит ведро с водой, рядом прислонённая к стене швабра – видимо, техничкино барахло. Вода прозрачная. Оглянулся на всякий случай – нет ли кого, присел рядом, осторожно погрузил свой палец в тёплую воду. Закрыл глаза, наверное, вспомнил что-то хорошее...
А что было дальше – не так уж важно. Правда, ничего?

А вот, когда я вёл семинары по дисциплине «КСЕ» (Концепции современного естествознания), я незаметно записывал всякие оговорки своих студней.
«Между небольшими дисками из меди и цинка он помещал су́конку, смоченную раствором кислоты. Эти приборы мы сейчас называем конденксакторами. Так, в эпоку средневековья, Ньютон тоже и пространство, и время хотел... Поэтому пространство и время можно рассматривать как две независимые друг от друга сучности. Можно Канстанци... Константи... констатировать, что Вселенная – квинтасессия квинтэссенции.
Теории вступили в прямое противоятие. Тезис был сформирован в тракте Людвига Витгенштейна1. Постелируя данное положение, большинство филоских систем промысловатых, т.е. промысловых австралопи́теков представляет собой ограническое единство.
В состоянии равномерного прямолинейного движения, то есть движения без толчков, остановок или витражей (виражей), энергия мира и Промтранс... пранстранссовые координаты стремятся к максимусу. Транс... данс, де́нтал... трансцендентальный дуализм.
Остается только поставить опыт и ответить, наконец, на проклятый вопрос, существует ли эфирный ветер, либо нет.
Говорят, что неевклидова геометрия это такая, которая, типа, имеет положительную кривизну.
«Ш-ш-тс-с-ш... Все не рассказывай, оставь мне! Гульшат, ну ты такая странная, – ты будешь два раза отвечать, а мы тут просто так будем сидеть что ли?» Гульшат гетшальт гештальт-психология2.
Все атомы земли сообща притягивают нас. Электрон образует облако, как бы облакатывающее ядро атома. Электрон при переходе из одного стационарного состояние в другое, испускает фото... да, т.е. фото он3 и равен постоянной планке4.
В качестве премьеры, т.е. примера явлений интерференции и дефартации1 будут выступать... карпук... карпусклю... капсюль... каспуксулярные свойства микрочастицы2 и электромагнитная война, т.е. волна.
Шарль-клон, т.е. Кулон3, Бор и Луи де бройлерный4 произвели глубокий анализ принцессы квантования5. Эн Бор ваще сам был датским физиком.
Этим занялся учебник Платона Аристотель, т.е. ученик учебника, решебник ученика-волшебника, тьфу!!!
В архаичной вредности, т.е. Греции, вместе с умершим клали крепкую обувь, чтобы он мог там ходить. Это все, что вызывало живой, неподелённый, неподдельный интерес в эпоху рессенации, т.е. Ренессанса.
Отход от общеприятного подхода к вакууму, как фундаментальному уровню структуры матери(и) капитоля капитулян континенталь, ох, континуальной картины мира.
Больше по поводу аллахо, алко алхо, алхимии скачать нечего, т.е. сказать ничего, нельзя.
Специально предусмотренный знакомством акт, т.е. законом. Презумпция невинности, э... невиновности. Экспанси́я Курта6 т.е. культа (товарного) чека, т.е. человека рукоприкладчика, то есть его душеприказчика.
Цель этой культуры – стыри... диктатура проталината, пропината, пролетариата. Пусть отец будет отцом, а сын сыном. Великий старе́ц-торец создал учение о Великом Абсолюзме. В последней трети 18-го века население еще не было пара... парад, порабощено. Концепция Чижика... Чижевского. Поэтому фитнес, ситец... э, синтез полезнее анализа».


28 марта 2004 г.
Только один раз бывает такое в жизни. Сидишь на неторопливой лекции для аспирантов, не хотел приходить, но хорошо, что пришёл. Полусонные лица, время – после обеда. Весна. Она жмурится, будто бы пытаясь уклониться от лучей солнца, бьющих ей прямо в лицо, но всё равно позволяет ласкать себя. Я так удачно сел, что мне видно всё в этом преломлении: как переливается и блестит золотистая шёрстка на её щеках, носу и шее, какие ложатся тени от ресниц. Красивейшая интимность между звездой и человеком. Мне даже начинает казаться, будто я слышу, как она медленно и глубоко дышит. Открытый белый лоб. Профессор сказал что-то смешное и пикантное, аудитория оживилась и она тоже, слегка наклонив голову от смущения, улыбается, не открывая глаз. Вот она слегка облизывает губы, которые тут же начинают блестеть. Руки сложила на груди, нежится в лучах. И, ах, что за прелесть! она – левша, господи, как мило. Вдруг она замечает какую-то букашку, торопливо ползущую по парте, глаза у неё по-детски загораются. Она осторожно и незаметно протягивает свою белую ладошку, чтобы насекомое забралось на неё, но букашка, при виде пальчиков, резко замирает. Девушка тоже сразу же смутилась и поспешила извиняюще убрать руку с края парты, как-то вся собралась, покраснела, повела плечами, будто уличённая в чём-то постыдном. У неё – туфельки-лодочки. Хочется почесать ноготком. Быстрей бы. А, может быть, и нет. Говорил. Потом. Раньше когда-то занималась баскетболом. Принципы. И как только не надоест. Хватит ли? Глупости всё это, конечно. Ничего не решает...
Такое бывает только раз...


3 апреля 2004 г.
Мама ездила в город Санкт-Петербург на какую-то педиатрическую конференцию. На одной из станций метро увидела, как продавали трёх медных обезьян. И показывала, в каких позах они там сидели: одна плачет (всплеснула руками), другая – хохочет (заулыбалась), третья – просто так... (неопределённо)
В нашем доме завелись настоящие мыши. Леська выдвигает теорию о том, будто бы они были завезены внутри кабачков и тыкв, которые папа привёз из деревни в мешке и свалил на балконе. Папа называет грызунов сволочами. Я объясняю ему, что сволочи – это дружинники князя Владимира, которые сволакивали киевлян креститься в Днепр. Мама один за другим покупает препараты, где пишут о павших животных, которых после нужно закапывать на пустырях на глубину не менее чем 50 сантиметров, тогда как ни одной умершей особи мы не можем найти. В местах их присутствия отчётливо пахнет очень давно нестиранными носками. Когда заходишь ночью в туалет, мышата выбегают оттуда гурьбой. Когда задумчиво потягиваешь остывший чай на кухне, смотрят на тебя внимательно, поводят усиками. На прогулку ходят семьёй: мать-мышь и три маленьких мышонка. Ничего не боятся, молодцы! Их дыру в косяке балконной двери мы с папой пробовали заделывать и пробкой из-под молдавского вина, и старыми колготками, и даже яблочными огрызками. Но ничего не помогает, всё равно всё сгрызают и выталкивают, черти.

Сидим, аспиранты, на английском, всё перевели и не знаем чем ещё заняться. Я тереблю невесть откуда взявшуюся канцелярскую скрепку и обращаюсь к своей соседке, внимательно следящей за моими пальцами: "А за 12 тысяч рублей проглотила бы её?" Она, посерьёзнев, берёт у меня тёплую скрепку, приблизив, внимательно смотрит на неё, аккуратно ноготком загибает конец проволоки и поясняет: чтобы не зацепилась, и смотрит мне на грудь. Вздохнув, прячет скрепку в мой учебник, захлопывает его и, доверительно приблизив своё лицо к моему, поясняет: на память.
А потом, с ужасно независимым видом поехала не домой, а в промтовары покупать лампочку, чтобы заменить на перегоревшую вчера, причём выбрала какую-то польскую, непрозрачную и дорогую.
Через много лет аспирантка вспоминает этот момент, когда на пьяной хате смотрят порно с групповым сексом и кто-то спрашивает ее, за сколько бы и она согласилась на такое? Она молчит. Но потом все же начинает говорить про этих порно-актрис. Наверное, сироты какие-нибудь, или наркоманки, которым терять уже нечего, хотя, вроде не похожи. А может просто приезжие из провинции. Нет, я бы не смогла так...


4 апреля 2004 г.
В последнее время мне снятся какие-то страшные сны. Причем эти сны как бы закольцовываются, как заезженная пластинка, снова и снова, не переходя к следующему сюжету. Именно тот момент, который мучительно бесконечно длится, как будто всё время прокручивают один и тот же эпизод киноплёнки, тогда как в жизни это состояние можно перетерпеть, подождать, и через некоторое время всё проходит. Боль в жизни не бесконечна, она лечится и убивается временем, как, впрочем, и всё остальное.
Снится, будто я ночью свалился с пятого этажа в глубокий сугроб, где никто не ходит, и вот я лежу и умираю в этом ужасном снегу и не кричу, не зову на помощь, потому что не могу перебороть свой стыд, и так долго тянется страдание. Или будто я на празднике «Сабантуй» забрался на высоченный столб, смотрю вниз на толпу наблюдающих зевак, а сил спуститься или удержаться у меня уже нет. Или заплыл далеко в море. Потом я в каком-то тёмном помещении, где меня жестоко пытают и не дают умереть; и когда мои мучители уходят на обед, оставив на время меня одного, я лихорадочно начинаю перегрызать себе сухожилия на запястье, чтобы добраться до вен, перегрызть их, и больше не мучиться. Дерёмся с кем-то, таким же отчаянным, на ножах, руки все уже изрезаны, кусочки кожи свисают с рук, оба истекаем липкой кровью, но всё равно продолжаем колоть и колоть друг друга. Но если мне удаётся каким-то усилием отогнать один ужас, за ним приходит другой. И вот я уже вонючий бомж, всё время кашляющий, нигде не могу согреться, и все люди не замечают меня, будто меня совсем нет. У меня на теле повсюду язвы, которые никогда не заживают.
Вот так долго мучился я во сне и, проснувшись, испытал такое сильное облегчение, что это, наконец, закончилось и что это был всего лишь сон. Я подумал, а если эти две реальности поменяются местами – тогда уход из жизни, в самом деле, будет как спасение.
Я просыпаюсь, но мне кажется, что в комнате я не один, что кто-то ещё незримо присутствует здесь и что-то мучительно хочет мне сказать-прошептать, но не может или я не могу его услышать.
Почему-то вспоминается это ощущение, когда в детстве мама, делая мне укол, учила считать про себя до 100, с введенной в мышцу иглой.
В деревне я – пастух, вернее, маленький пастушок. Чтобы хоть чем-то развлечь себя, я встаю под свою лошадью и ловлю там слепней, особенно между ног. Главное при этом следить за хвостом лошади, ведь она машет им и ее волос может попасть в глаз, а это будет не шутки.
Но пока я спал под деревом, моя колхозная кобыла ушла домой, а племенной бык, которого я до этого все норовил стегнуть кончиком длинного кнута по его огромным яйцам-бидончикам, гоняет меня вокруг Туңәрәк-куля – маленького круглого озера, и я уже устаю убегать от него. В бессилии я ныряю в озеро, где кувшинки и квакают жабы, но в последний момент понимаю, что бык был слишком близко, и эта ошибка прижимает меня к илистому дну – и хорошо, что этот момент не продлится долго...
Вдруг резко и громко звонит телефон и выдергивает меня из этого зыбкого дневного сна, сердце тут же начинает бешено колотиться, что вот-вот вырвется из груди. И ты хочешь, чтобы оно было такое отзывчивое, не угасало и потом, и всегда...

Купил зачем-то в хозяйственном мышеловку, вся она смазана маслом. Инструкция. Капкан предназначен для уничтожения мелких грызунов. На сторожок насаживается приманка в виде кусочка сала, сыра и т.п. Затем взводится пружина путём поворота рамки на 180 градусов вверх. Меры предосторожности: во время взвода пружины и установки капкана на место следить, чтобы пальцы и кисти рук не находились в рабочей зоне рамки с пружиной. Сделано в России, г. Йошкар-Ола, ул. К. Маркса, 133.
Установив орудие, и уже лежа в постели, я вспоминаю, как когда-то в школе на меня чуть не упали футбольные ворота из железных труб, тогда бы они точно мне хребет переломали, но я успел увернуться.
Мне снится, будто я пират, делающий клетку для корабельных крыс, чтобы вывести «крысиного короля». Сколько придется ждать, пока крысы от голода начнут друг друга есть?
Мышь удивляется, откуда тут взялся этот аккуратный кубический кусочек сыра, прикасается к нему и... как неожиданно, как больно и как горячо. И умирает медленно, в муках, всю ночь беззвучно пища, а братья и сестры ничего не могут поделать, а только больше не будут подходить к тому страшному месту.


26 апреля 2004 г.
Сегодня в 9 утра была назначена мне встреча проректором по учебной работе. Но я всю ночь сканировал собрание сочинений Лейбница 1982-го года издания и переставлял будильник раз пять на пять минут попозже, чтобы ещё хоть чуть-чуть поспать, ведь эти пять минут тогда длятся, как целая жизнь. Но вот, еле-еле, с великим превозмоганием я всё-таки бреду по туалетным делам, натягиваю на себя вещи и зловонные, неделю не стираные носки. В непроснувшейся ещё до конца голове продолжают выкрикивать, проносясь, обрывки каких-то неизвестных стихов, цитаты из каких-то никогда не читаных книг, куски неслышанных разговоров.
Захлопнув входную в квартиру дверь, я некоторое время выжидаю, почувствовав неуверенность в движениях, будто бы что-то забыл. Представилось, что я теперь – мой любимый старый кот, беззаботности которого я завидовал всё своё детство, и которому уважительно открыли дверь, а он стоит и думает: идти или нет, – ни туда, ни сюда. От охватившей его нерешительности кот начинает нервно помахивать хвостом и посматривать на мальчика, открывшего ему дверь. Маленький хозяин торжественно ставит диагноз своему четвероногому другу: у вас, мистер, раздвоение личности!
Смотрю на часы, время: 10 рублей 20 копеек. – Деньги на проезд! Ох, чёрт. По карманам можно и не шарить – их там однозначно быть не может. По родительским костюмам и плащам в шифоньере тоже – я там давно уже всё, что можно было, вычистил.
Я стою, некоторое время вслушиваясь в завывание гуляющего где-то сквозняка и гудение опускающегося в шахте лифта, и вдруг меня охватывает такая необъяснимая радость, что я расплываюсь в счастливой улыбке и наполняюсь до края какой-то редкостной добротой. Но это не то, будто я послал всех проректоров и иже с ними, это нечто другое, не злобное. Решительно снова отпираю стальную дверь, быстро раздеваюсь и юркаю в ещё не остывшую постель. Через минуту засыпаю, как самый, в самом деле, счастливый в это утро на земле человек.


8 мая 2004 г.
Вчера заполночь сижу читаю "Воспоминания о Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе" современников издательства Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Вдруг – телефонный звонок и молодой женский голос заговорщицки сообщает оттуда, что звонят мне, ни много ни мало, как из туалета одного из черниковских подвальных баров, где чувствуешь себя точно как в бомбоубежище, и что тебя там за столиками середь бутылок и переполненных пепельниц окружают одни дебилы, и ещё, что ты сегодня уволилась с работы и поэтому у тебя куча денег, и что тебе всё нипочём и, может быть, ты прямо сейчас прыгнешь в какое-нибудь волшебное такси с шашечками и примчишься в мой дворик посидеть на скамейке под окном со мной или без меня. Ты ещё не успеваешь, запыхавшаяся, проговорить всего этого, как в трубке появляется какое-то шипение и автоинформатор уведомляет, что связь с абонентом потеряна. Я недоумённо и очень медленно кладу трубку на место, поднимаю взгляд на стену, где висит карта города, слежу путь от моего дома к северу по Проспекту Октября до твоей Первомайской улицы. При этом всё ещё продолжая думать о русских социал-демократах, навещавших Маркса на его квартире в Лондоне. Глубоко вздыхаю, хмурюсь: что это такое только что было? Тут я опять резко вздрагиваю от следующего звонка: ты ещё быстрее тараторишь в трубку, то ли спрашивая разрешения, то ли просто заявляя, что вот ты уже едешь ко мне очень-очень, ладно? хоть как, по-любому, да ведь? ну ладно (смеясь).
Тогда я покорно натягиваю штаны, свитерок и крадусь по квартире в зал, там встаю возле окна, прислонившись лбом к холодному стеклу и смотрю на дорогу. Любой сильный человек когда-нибудь бывает беспомощен и жалок; такой и я сейчас, со мной можно сделать, что угодно. Таким ребёнком я стою и ласкаю пальчиками стебли помидорной рассады, потом подношу пальцы к лицу и нюхаю их, часто моргаю.
Выхожу к тебе, где ты уже сидишь на той самой скамейке, схватив как хомячиха свою сумочку и вертишь головою по сторонам. Увидев меня, ты вскакиваешь как угорелая и мчишься ко мне, но я сгибаюсь в три погибели и упреждаю тебя приложенным к губам помидорным пальчиком знаком "т-сс", и показываю наверх, мол, мамаша следит за нами. Твои глаза начинают сверкать ещё сильнее, и ты тоже как бы припадаешь к земле, но всё равно продолжая хищнически красться в мою сторону.
После всех жеманств и кривляний мы усаживаемся на всё ту же скамейку, и я начинаю выпрашивать у тебя покурить твои тончайшие, белоснежные ментоловые сигареты. Потом мы обнаруживаем, что скамейка крашеная и наши задницы прилипли. Нисколько не расстроившись, а даже напротив, возвеселившись, бредём куда-нибудь в сторону пивного ларька, где стоит распахнутый весь мусорской бобик. Вспоминаю, как на этом же самом месте, приехав с поезда поздней ночью с военных сборов, я сидел и пил задумчивое пиво, и меня чуть не скрутили менты за то, что карманы мои были набиты настоящими боевыми патронами от пистолета Макарова, автомата и пулемёта Калашникова, а также запалами от ручных гранат.
Долго разглагольствуем под ёлкой о методах дошкольного воспитания и, замёрзнув и спрятав недопитые бутылки в мой саквояж, торопимся в какой-нибудь подъезд. По пути туда я всё никак не могу понять, почему у меня одна штанина влажная; может, там где-нибудь кровь идёт, а я просто не чувствую боли от раны? Ты предлагаешь меня раздеть, но я не соглашаюсь и продолжаю ощупывать и обнюхивать свою мокрую ногу, как самец-хомяк. Ах, чёрт! Это же пиво из сумки вытекает прямо на меня! А там же вещи! И давай быстро вытряхивать всё содержимое. Документы: читательские билеты национальной библиотеки им. А.-З. Валиди, Башосуниверситета, Центральной городской библиотеки; Паспорт с квитанциями и извещениями о ценных бандеролях и почтовых переводах, удостоверение аспиранта, трудовая книжка; мой новый блокнотик, пытаюсь перевернуть его страницы, а с них буквы, слова, мысли стекают на мои руки и радостно капают на бетон; адресная записная книжка стала раза в три толще; две дискеты, лазерные компакт-диски, маленькие и большие, – все блестят от влаги; сборник стихотворений Иосифа Бродского – о, какое кощунство! лекции по философии учителя Лу (проф. Лукьянова А.В.); красочные объявления в папке о молодёжном философском клубе; журнал посещений и оценок студентов второго курса специальности "прикладная математика"; расчёска, ключи, банковская пластиковая карта для снятия стипендии по ночам в городских банкомётах, карты игральные, атласные, дорожная карта города Уфы, Правила дорожного движения. И всё это в липкой, противной жёлтой жидкости, какой ужас!
«От грязи не треснешь, от чистоты не воскреснешь».
Я провожаю тебя до дороги, ты сама садишься в какую-то сплошь затонированную и блестящую разноцветными лампочками, как новогодняя ёлка, тачку, что я успеваю только запомнить государственный номер.
Целая орава каких-то кочующих бездомных собак. «Ребята! (восторженно) Ну, как дела! как жизнь? Хреново, наверное, как всегда, да?» Притянешь к себе на корточках нескольких, псиной пахнет. Хвостами машут усердно, дураки. Ребята вроде бы чего-то ищут, а как будто бы и нет.
Когда, поставив рядом с собой бутылку минеральной воды, я уже падаю в пьяное забытье, снова ты, весёлая, звонишь мне чёрт знает откуда. Я, не открывая глаз, слушаю твои признания о том, что ты счастлива, счастлива как никогда, и что «а жизнь такое», «а новогодний шофёр приставал ко мне и я испугалась, никогда ещё не смешивала алкоголь со страхом». Ватный, я глажу провод от телефонной трубки и так мне приятно от этого. Думаю: когда, в самом деле, я ещё смогу всё это ощущать, если меня не станет, если всё это уйдёт куда-то... Вот, лежу, сильно думаю о тебе, веришь ли, плачу и смеюсь.
Наутро моя комната превращается в некое подобие дедушкиного гаража: баночки-скляночки с синтетическими растворителями, толуолом и формальдегидом, жидкостями для снятия лака для ногтей без ацетона французской фирмы AVON; щёточками и тряпочками, даже мочалками. Вся моя семья достают меня каждый со своими советами о том, как лучше тереть краску от скамейки. Мама суёт мне медицинский шприц, чтобы я набрал туда бензина и прыскал на джинсы, сестра уверяет, что даст в долг на покупку новых штанов и даже сходит со мной выбирать. Папа норовит зайти к соседу-сантехнику ещё чёрт знает за чем.
И спрашивается: зачем ты всё это барахло на ночь глядя с собой попёр?
Уже я стою в очереди за мороженым, женщины начинают брезгливо морщиться, трогать свои носы и подозрительно вглядываться в соседей; я же, делая вид, что разглядываю пивные бутылки на витрине, не в силах сдержать счастливой улыбки.


Ночь с 14 на 15 мая, 2004 г.
Какие только нашла в доме... таблетки. Ха-ха-ха, как всё смешно, боже мой. Ты был прав, ты был абсолютно прав...
Карету скорой медпомощи всю трясёт от быстрой езды по Проспекту, и в то время, как ты, ухватив мою руку, твердишь и твердишь какой-то бред: прости, я не хотела частная жизнь и ебанашка прости статисты частная и под занавес я не... Ах, оставьте ради бога!
Я смотрю в окно на горящие рекламные вывески, видеть тебя я не хочу.
"Будьте добры, бил меня, пальцы под рёбра совал, а они все чужие... всё, что нашла... у меня ведь больше никого... будьте так добры, я не хочу, не хочу..." Ты начинаешь метаться на носилках и мне приходится схватить твою голову. – «Всё будет хорошо, ёб ты, тихо, всё будет хорошо...»
В какой-то совершенно идиотской ночнушке тебя укатывают по больничному коридору, где ты всё ещё продолжаешь глухо хныкать, и всё это, знаешь, точно как в кино. Мне не верится, что всё это происходит.
И мудрые уставшие врачи: "В 3 часа ночи кто ж мировые проблемы решает. У меня у самой такая же дочь".
Джинсы голубые, кофта вязаная с железными пуговицами; футболка тёмно-синевая с красными рукавами; ботинки кожаные, чёрные; тапочки тряпочные, серые. Распишитесь тут.
Госпитализация в реанимационно-токсикологическое отделение, посетители не пропускаются, с часу до двух можно принести минеральной воды, зубную щётку.
И впечатляться не надо, молодой человек. Теперь вы видите, теперь вы убедились...
Завтра под капельницу, потом с ней психолог побеседует, может в психиатрическую придётся ложить – попытка суицида, вы сами понимаете. А сама на психологии учится, карьеру...
— Что за дежурство сегодня.
Стоим с молодым милиционером курим в ночь на больничном крыльце.
— Таблеток что ли накидалась? Таких часто сюда по ночам привозят...
Я стою на безлюдной ночной улице и разглядываю твой паспорт под столбовым фонарём: гражданка Российской Федерации – просто ты, пол – женский, дата рождения такая-то; внимательно вглядываюсь в твою неудачную чёрно-белую фотографию и, крепко зажмурившись, несдержанно хохочу...


1 июня 2004 г.
Что-то я всё время вскакиваю и хожу бесцельно по квартире, перебираю каналы по ТВ. За этот день, наверное, уже раз 50 открывал и закрывал холодильник, убеждаясь каждый раз, что кроме кусочков тыквы там всё равно ничего нет. Кроме ещё чьей-то шоколадки, мне она положительно не даёт покоя, специально что ли её туда для этого положили.
Пишу эти строчки и ухмыляюсь; с улицы слышен шум проезжающих авто.
Сестра подсаживается ко мне, пьющему чай, задумчивая, и, не смотря на меня, доверчиво начинает: "А знаешь..." Потом замолкает примерно на полминуты. Я продолжаю потягивать чай из своего жбана в полном молчании, только приподняв на неё глаза. Но она вся в себе: "Что знаю?" – шепчу тихо. «Ах, – вздыхает она, вертя в пальцах чайную ложечку, – Ну, бывают же такие вот...». И смотрит на меня уж совсем жалостливо. "А что?" – стараясь скрыть любопытство, спрашиваю я её. Она, сделав неопределённый жест рукой, продолжает: "Ну, может быть видел когда-нибудь... такие маленькие, как у школьников... рюкзачки... (пробует слабо улыбнуться) Так хочу такой вот, представляешь себе? Ах..." Уже через секунду я расплываюсь в несдерживаемой, безобразнейшей по своей циничности улыбке, на что сестра, смутившись и потупившись, начинает поправлять халатик на груди. «Тебе там в морозилке мороженое осталось», – обижается она, – Я бы к нему свою Зайку (её любимая мягкая игрушка) подвесила, пришивать не стала бы, как некоторые делают».
– А знаешь, как называется это печенье?! – прищуриваясь, спрашивает она. Я поднимаю на неё глаза. – Царские, – многозначительно сообщает она.
В самом деле, когда хочется поесть чего-нибудь вкусненького, идёшь в супермаркет и покупаешь: консервированные тушёнка говяжья или паштет, рыба в томате (калининградская); масло икорное лососевое. Колбаски или сосиски молочные, сыр голландский. Салаты на вес, маринованные огурцы венгерские или польские; замороженные пельмени ручной лепки или вареники, котлеты. Потом бананы, лук репчатый к отваренной фасоли. Шарообразные печенье-орешки, а внутри у них сваренное сгущенное молоко.
Под дряхлой машиной-развалюхой котёночек притаился.
Творог хитреет, становится сыром.


19 июня 2004 г.
Наш дом построен специально для ветеранов ВОВ, афганской и чеченской военных кампаний. Всюду эти старушки, на всех скамейках сидят целыми сутками, ничего не делают. Обсуждают, прошло ли 40 дней со дня смерти того-то и того-то, и на сколько копеек подорожал хлеб. Видно, как в своих квартирках они занимаются ужасно важным делом – хлопают газетами мух. Есть ещё в нашем подъезде одна старая карга, лицо у неё ужасно злое, ни с кем она не разговаривает и будто ненавидит всех людей; её я вижу каждый год и сожалею, что она никак не умрёт.
У нас в семье давно уже завелась такая традиция всех пугать. Когда человек, ничего не подозревая, пробравшись на кухню и залезая, скажем, в холодильник, что-то там ковыряется, нужно спокойно подойти к нему рядом и весело прокричать что-то вроде "Ага!" или "Попался!". После такого уличения человек иногда даже приседает на пол от чувства вины и неожиданности.
Крадусь ночью по квартире с банкой горячего чая в одной руке и кусками хлеба, намазанного паштетом, в другой. Хорошо так крадусь, не спеша, штатно. Но все-таки натыкаюсь впотьмах на что-то и всё валится у меня из рук. Неожиданно для себя и для штатной ночи я разражаюсь неслыханной бранью...


25 июня 2004 г.
Пока никого не было в деревне, соседские крестьяне по просьбе отца свезли в наш огород 20 возов свежего навоза с колхозной конюшни, что стоит на задах, за что получили литра два городской водки. Разбросанный по полю, через некоторое время, навоз дал обильный всход овса, семена которого, видимо, не переварились в желудке лошадей. И вот, бедный Ихтик, притащив из бани миниатюрненькую скамеечку, сидит потный в зарослях сорняка, полит и полит. Солнышко припекает мечтательного философа, который обдумывает своё недавнее решение быть предельно спокойным и уравновешенным, ко всему относится с каким-никаким юмором. Когда-то в детстве он любил наблюдать животных за едой, как они, аппетитно похрустывая, жуют траву. Руки, уже наловчившиеся рвать сорняк, напоминают ему об этом, а звук вырываемых из земли корней – пережёвывание жвачных. Щелчками сбивает он колорадских жуков с листьев картошки, а листочки со стройными рядами яиц, отойдя в сторонку, ехидно подставляет печься под палящими лучами. «Эй малай, эй шалай, һөрмәгән ер тырмалай!» – (Эй, мальчик, эй проказник, обрабатывает невспаханную землю граблями)
Попив чаю, прячется в автомобиль, где коварно читает "сталиниста" А.С. Макаренко, причём, всё время поглядывает в зеркало заднего обзора на то, что творится на улице и кто там проходит. Давно я не читал бумажных книг, всё с компьютером сижу, робот мне читаеттексты своим синтезированным голосом.
Вечером залезаю на крышу дома, чтобы позвонить по сотовому телефону в Уфу, на это сбегается поглазеть вся местная малышня-шантрапа.

На футбольном матче во дворе деревенской школы заикающийся распалённый мальчик кричит своим товарищам: «Я в аба-аба-абароне буду!». А когда забьют гол, все из другой команды кричат: апсай, апсай! (типа, offside – положение «вне игры»).
Ах, ах! Атаҡ атаҡ! Ниңа алдың аны (огромной ветеринарный шприц для скотины), санселаhең бит, в основном?! Ну, тянись, ынтыл, вот сметанку бери, конфетами угощайся, – и подвигает всё ко мне. – Что ты мне рассказываешь, что, я не вижу, что ли, что на столе стоит: надо будет – возьму сам. – Как хошь, дос, как хошь. А псю-таки... питалетом, атаматом, дэтрилю. И хвастался потом на зависть всем деревенским мальчишкам, что читал книгу про приключения, «Три мушкедра» называется.
А русская городская девочка, гуляя по башкирской деревне, пела так: «Ветка чуть качается, дождик не кончается, с нами старый скворушка до весны прощается. В путь дорогу дальнюю скворушке лететь. Песенку прощальную как ему не спеть». Деревенская же шантропа пытались повторить красивую песню, но у них ничего не получалось, кроме как искаженных нескольких первых слов: «Питка-щутка-а...»
И этот старый татарин, когда не находил уже за что ещё можно выпить, торжественно тостовал: «Щабыс!» или даже «Чибыс!», что означало, примерно, как «Пьём».
У башкирского языка тоже есть диалекты, сильно напоминающие татарский: «Ҫу буйына ҫуған ултыртҫаң, ҫу ҫипмәҫәң дә үҫә».
Отец вдруг останавливается от своих дел, стоит посреди двора замерев. Сделав пол-шага, поворачивается к солнцу, запрокидывает голову, закрывает глаза и начинает моргать ими. Вижу, что пытается чихнуть. Но так и не добившись ничего, с досадой выругивается и идет дальше возиться по хозяйству.
Я на пластмассовые DVD-пластинки записал ей мультиков студии Гибли режиссера Хаяо Миядзаки, и она увезла их к себе в Хайбуллинский район. И потом спрашивает в пути: ее родители тоже хотят смотреть эти диски и потому все ли там прилично?
Там сбивают китайскими петардами ворон с деревьев.
Дождь идёт, в основном.

27 июня 2004 г.
Грустный вечер, ящик передаёт криминальную хронику. Двое немолодых китайцев и ещё одна гражданка КНР приехали в Москву на автобусе, спрятавшись там под тюками. Корреспондент, еле сдерживая смех, спрашивал у них о цели их визита в столицу России и удобно ли им было ехать.
Ну и рожа у тебя, когда, перескакивая с канала на канал, ты уже хотел было выключить телевизор, но попал на какую-то передачу про животный мир Мадагаскара. Крупным планом на меня с экрана не моргая смотрит маленький лемур. От растерянности я даже приоткрываю рот, не в силах оторвать взгляда. Не знаю, сколько продолжалось это оцепенение, а только было это чем-то необыкновенным. Потом это существо, сидевшее, оказывается, на баобабе, куда-то упрыгало. Засыпая поздно ночью, я, то ли думаю, то ли плачу только одно: "Лемур с острова призраков. Лемур..."

Ужас. Всю ночь и всё утро промучился тем, что не мог решить: ехать на выставку кошек, морских свинок и карликовых кроликов или нет? Прямо весь извёлся. Разве это подобает взрослому серьёзному человеку, в самом деле?

17 июля 2004 г.
Пьяным в хлам осторожно сесть на детские качельки, запрокинуть голову на звёзды, думать о том, что все спят, один я, дуралей, тут сижу и на качелях скриплю.
Мечта о приборе, который бы определял, в каком же из окон этих серых домов есть такая же, как я девушка-дурашка, что не прочь встретить рассвет за игрой в дурака, на раздевание? Всё отдал бы.
И почему, например, когда едешь в поезде, лежа в темноте на верхней плацкартной полке под мерный стук и свои уже давно надоевшие мысли... почему я не могу знать о том, кто же думает обо мне сейчас и, скажем, в каком контексте, понимаешь? Мне бы очень хотелось. Понимаешь?
Я понял, почему я перестал писать в последние годы. Вокруг меня почему-то не осталось необычных людей. Только в присутствии них у меня появляются оригинальные мысли, которые стоит записывать и вообще делиться. Теперь вокруг меня только простые и хорошие люди, понимаешь?
И еще, я понял, о чем все эти фильмы, эти истории. О странных встречах. Как и настоящая любовь, такое бывает только несколько раз в жизни. А также о памяти, которая остается после таких встреч.
Так никто не делает. Ранним утром ждёшь безразлично автобус и ни с того, ни с сего вдруг заулыбаешься и не знаешь, куда спрятать своё лицо от сонных людей безразличных.

В середине ночи сидел в странной комнате, белой-пребелой от света, как в операционной. Это зал для игры в пинг-понг. Я глазами только слежу за шариком: туда-сюда, прыг-прыг, тук-тук.
Ночью тихо в лесу, только жёлуди иногда падают, ударяясь об листья.
Сегодня на пляже одна девушка читала книжку, я присел рядом на камешки, попросил почитать и мне, вслух, на что она с радостью... Всё было как-то безразлично. Закрыл на солнце глаза, и всё там было про нас с тобой. Потом уж она одна продолжала думать, лежа на песке. Вот у меня спина даже не прикасается к земле, неужели оттого, что попа большая? Да, это точно, даже в транспорте иногда люди протиснуться не могут...
Не знаю, когда ты прочтёшь мои письма, но я всё равно пишу их тебе, вскарабкавшись на свой скрипучий стул.
Что же, в каком-то богом забытом летнем детском лагере для детдомовских детей, лежу ночью в сверчках на сыром и вонючем матраце. Мистер Кутаковский из деревни Малые Кутаки. Кукей Кутлеяров из Усрак-Кудейской волости.
А ты сейчас тоже, где-то, не спишь в этот час, озабоченно-нахмурившись сосёшь свой пораненный пальчик, потому что «бо-бо».
И я тоже уснул пьяным, и над моей кроватью повесили табличку, исполненную из какого-то огрызка туалетной бумаги: "проф. ихтиологии Ихтиандропулас Таврическiй. Приём: с 11:00 до 23:00". Эх, па-лю-била парня я, – оказался Ихтиандр! Жизнь не сахар и не мёд, никто замуж не берёт!
Я спрашиваю отца, как бы между прочим, что хочу поехать искупаться на озеро в Ильмурзино, может ты ещё знаешь места?
— В этом я тебе антисоветчик, отвечает он.
Катались буржуями по ночному городу. Приставали к девушкам, спешащим домой, а потом нашли-таки парочку припозднившихся студенток, которых не пускали в их общежитие Института искусств. Привезли их домой. Застенчиво попросила прощения, но нельзя ли какую-нибудь, хоть самую плохую, футболку, чтобы спать? И ещё один нюанс: я всегда сплю исключительно одна. Из меня откуда-то так и сыплется песок, больше всего его почему-то в моих трусах и на простыне. Сердце начинает колотиться всё быстрее, но потом стихает, когда я вспоминаю, что купался в реке, валялся на пляже, ходил по дну под водой. Наутро – как всегда – беспорядок и все уже ушли. Захожу в комнату, вижу: она аккуратно сложила ту футболку, сцену с которой я тут же вспоминаю, и повесила на спинку кровати. Присаживаюсь рядышком, медленно кладу руку на ткань, поворачиваю голову набок и, прижав губы, крепко зажмуриваюсь.


10 августа 2004 г.
Всю ночь просидел, со слипшимися глазами, сканируя философский словарь – этакий талмуд в 1280 стр., и слушая "Маятник Фуко" Умберто Эко.
Ждал утра, когда все, торопливо походив с деловитыми и значительными физиономиями по комнатам, наконец, уйдут на свои работы. Посидел как сомнамбула перед телевизором, посмотрел какие-то модные клипы MTV или МузТВ. При этом думалось о древних человеческих пращурах, из учебника по антропологии, который мы с тобой недавно купили в книжной лавке, и которые, видимо, тоже, как эти грудастые негритянки с какими-то атлетами танцевали свои дикие танцы, надеясь на что-то, или, наоборот, от безысходности и отчаяния. От этих однообразных в нашу эпоху движений мне становится как-то стыдно-противно и жалко, я горестно нажимаю кнопку выключения и иду бродить по дому неизвестно зачем. Чёрр-т, это уже где-то было, но со мной? И сколько ещё будет. Что-то скверно мне, не стоило курить на голодный желудок, хотя, какая, нахрен, разница.
Знаешь, наш с тобою фильм так и останется недописанным сценарием, но я тебе не выскажу этих сомнений, ведь ты так легко расстраиваешься от внешних причин.
Я хочу жить один, провести туда кабель и воткнуть его в телевизор, и ничего не делать, потом сойти с ума до того, как кончатся деньги.
Если бы я решился отослать тебе этот абзац по электронной почте, то в графу "Тема письма" я бы вписал "Утро нахлебника".


28 августа 2004 г.
Смотрел ночью какой-то глупый фильм, под утро расплакался – всё о своём, никак не мог успокоиться. Потом хлопнул дверью за сигаретами, сидел в песочнице, долго курил, пока не затошнило. Старик аккуратно бутылки собирает. Неужели и он до сих пор думает, что мир?..
Нет, я буду крутой старик. В жилищно-эксплуатационном управлении неоднократно просил беседку во двор, чтобы с прочими еще не вымершими бабуськами играть там в дурачка.
Старик напряженно роется в кармане своего засаленного пиджака и кидает горсть гречихи воркующим поблизости голубям. Бабуськи начинают его одирать: Крой давай!
Старики прижимают свои карты камнями, чтобы не сдувало ветром.
Когда я не могу определить твоё настоящее настроение, а выражения твоего лица только ещё больше запутывают... Когда ты улыбаешься, я подношу свой палец к твоему рту, и, если ты позволяешь мне слегка надавить на твой зуб-клык, неправильно выросший, значит всё нормально, а если нет – то ты не в духе.
— Ты что, совсем не помнишь ничего? Как заснул сам? Как изображал оленя? – как бы поражаясь, спрашивает она. – А как ели сосиски? Ну!.. – то с одной, то с другой стороны заглядывая мне в лицо. – Во сне бредил, всё доказывал шёпотом, что знаешь одно место, где окуньки хорошо клюют...
Ты уходил, бродил по берегу; оказывается, собирал там пустые пластиковые баллоны и бутылки из-под пива. Принеся их, по очереди запускал в наш костёр, выкрикивая при этом что-то вроде: «Первый пошёл! Есть! Второй пошёл! Ах!»
Баллоны шумно взрывались внутри костра, разбрасывая кругом угли по траве. Но никто, никто не ругался и даже ничего не сказал. Ты веселился, ты был такой радостный. Когда у тебя закончились бутылки, ты тихо сел на бревно, закурил и больше не проронил ни слова.
Мы идём с ней по аллее, она что-то объясняет мне из области психологии, что я и так давно сам, наверное, знал и понял. На ходу я подпрыгиваю и срываю со свисающих веток американского клёна семена-вертолётики, отрываю их и подбрасываю вверх кружиться, при этом я – радостный. Она видит, что я плохо её слушаю и начинает сердиться. Тогда я перестаю подбрасывать семена, а только ломаю и тру их в пальцах, нюхаю, незаметно поднося к лицу. И, заметив трусящего по краю проезжей части костлявого пса, виновато улыбаюсь ей.
— Пожалуйста, возьми меня с собой.
— Нет, я хочу побыть там один.
— Зачем?..
— Чтобы грустить, чтобы подумать...

— Алло! Шокированный, ты? (нетерпеливо)
— Привет. (радостно)
— У вас что, дома уксус кончился? (с издёвкой)
— Почему это? Не знаю. А чего это? (быстро, без пауз)
— А зачем тебе уксус тогда?
— Какой уксус?
— Ну ты блин даёшь. Ты же взял, в моей комнате стоял, в бутылочке такой маленькой.
— В бу-тылочке?
— Ну да... (растерянно) Нет, ты погоди, ты скажи, зачем ты уксус украл? Кроме тебя у меня никого не было, так что это мог быть только ты. Воришка эдакий...
— Да что, не брал я твоего уксуса. (извиняясь)
— Он же 1965 года, я его у своей домохозяйки на чердаке нашла. Отравишься, дурак. (заботливо)
— О-ох. (неопределённо)
— А тебе-то он нахер нужен. (раздражённо)
— Да ты вообще сам ахренел! Это моё дело и уксус тоже мой! (в ярости)
— Да ну тебя... Пи-пи-пи-пи... (сигналы зуммера)

— Перезвони мне – всхлипывая, просит она. – У меня 50%-ная скидка с городских на входящие по выходным. Никого у меня нет, и тебя, вот, нет, и Корионов уехал, а мне ведь только... Не могу письма прочитать, ни отправить, всё отключили. Сижу... Почему ты такой, почему с тобой так тяжело, зачем ты всё время так делаешь? Ведь ты совсем не такой, я же знаю...
— Такой-не такой. Потому что мир играет со мной, и я играю с ним – радостно отвечаю я. – Что же мне ещё делать? А вот ты напрасно плачешь, воспринимаешь все мои слова всерьёз... Как вообще можно относится к словам всерьёз? Мне это не понятно, как ребёнку...
— И стаканчик мороженого, знаешь, сейчас совсем не такой большой и радостный, как в детстве. Всё не такое уж...
— И пряники, и вафли... Что значит «всё надоело», объясни нормально. Чего ты хочешь? Ну, чего ревёшь-то, – деловито перелистывая свой блокнотик, – спрашивает он, при этом что-то записывая туда про неё. – Мы же с тобой об этом уже тысячу раз говорили. Насчет арбузов, кстати, согласен – раньше были, в самом деле, как-то вкуснее и слаще.
— Я хотела спрятаться за шторкой, пока ты так долго курил на кухне.
— Что же не спряталась?
— Всё изменилось. Потому что всё уже не так, как раньше. Я даже разложила все вещи, как в тот день, но...
Раньше мы, например, спорили, красиво у меня ногти накрашены или нет, а сейчас... всё изменилось.
И как можно, – думает он, – как так можно? Из ничего, на пустом месте. Всё же есть. И деньги, какие-никакие, и дом, компьютер, полный книг, краски в магазинах продают с кисточками, большая грудь... Это просто дурость, истерия и больше ничего.
В полусне я говорил "не надо", но ты всё равно, волевая женщина, пришла. Видя мой раздавленный вид, как я, ни тебя не замечая, только лежу на диване и что-то себе под нос напеваю без конца, ты, встав в позу, сокрушаешься: "Так же нельзя! Ну, нельзя же так. Иди хоть посмотри на себя, когда ты последний раз брился".
Ведь ничего не предвещало, ведь если читать твой дневник с начала...
— ...Я обожаю чёрный цвет, и мой герой он соткан весь из тонких запахов конфет... Давай вечером умрём весело, поиграем в декаданс... Убей меня, убей себя, ты не изменишь ничего. У этой сказки нет конца, ты не изменишь ничего...
Я, заметив тебя, лениво пытаюсь переводить разговор в другое русло: "А как твоя собака поживает?" Ты веселеешь, глаза твои загораются, но потом ты хмуришься и укоризненно начинаешь смотреть на меня.
Стоим с ней курим на балконе в каких-то балахонах. Не обращая внимания на сильный ветер, каждый что-то высматривает во дворе. Среди гаражей, занесённых сугробами, ветер катает два связанных резиновых шарика от какой-то, видимо, презентации – вряд ли свадьбы. Ты начинаешь следить за их путанными перемещениями. Я же слежу за двумя целлофановыми пакетами, летающими меж домов. Но это продолжается не долго, потому что ни ты, ни я не поделимся увиденным, как раньше бы, а только резко и нетерпеливо выкинет недокуренную сигарету и отвернётся уходить...
Смотрит на противоположный дом и все-таки произносит:
— Сколько себя помню, вон там, на девятом этаже, второе окно слева... всегда по ночам горело. — И будто ждет, что я скажу. — А сейчас не горит. Всегда зашторено. Всегда было интересно: он или она?
Лежа на моих ногах, она долго смотрит в потолок. Так вот как ты сходишь с ума...
Уходя, всё-таки умильнёшься на мою простыню в цветочек. Пойдёшь выбирать мебель на базар.
— Короче: не грузись, раздвинь шторы, поставь телефон на зарядку, станет лучше...
«Снегопад, снегопад, если женщина просит, бабье лето её торопить не спеши!»
— В супе, который сварила ты, попадаются фрагменты кости, фрагменты кости в супе, который сварила ты...
«Протяни навстречу руку, не грусти об этом дне, обещает нам разлуку стайка листьев на окне. Мое сердце без тебя словно дикая птица без неба (а небо без бога), без тебя моя душа словно слабая лань без леса, без тебя мои глаза, как налитые груди без чада, без тебя моя слеза, как роса без утра падает... Я с тобой... по городу автобус пустой... он также как и я за тобой... пусть, днём опять не ты, разной высоты... о картинах витрин, бесконечность машин... я с тобой, хоть сейчас я один. Я с тобой, я твоя, и для меня не секрет – без меня тебя тоже нет...»
Я смотрю на ряды припаркованных машин и думаю о том, почему всем так важно всё время перемещать свое тело. Как в сексе, важно всё время что-то делать с телом.
Как же всё-таки это грустно и смешно, что в этом и заключается содержание нашей жизни, что ради этого всё и происходит.
Где-то вдалеке города одно окно в многоэтажке отсвечивает мне прямо в глаз.
Трехзначные госномера машин говорят тебе о клиентских счетах в банке, в котором ты работаешь.
Но пока ты не садишься в переполненный транспорт, я ни у кого не беру в долг.


30 сентября 2004 г.
Взявши в банке все деньги, которые государство выделяет аспирантам раз в год на покупку научной литературы, мы идём гулять по утреннему городу, когда все магазины открыты, но там почти никого нет, потому что все остальные люди тоже сидят где-нибудь на своих рабочих местах. И куда только мы не заходим на Проспекте Октября.
В залитой солнцем витрине смотрим, задумчивые, кусочек какого-то фильма на огромном экране.
Художественный салон, где белоснежные мраморные женщины, картина с баней зимой на берегу реки.
В зоомагазине покупаем муляжи мышей, птичек. В хозмаге «Промтовары», где, кажется, ничего не изменилось с советских времён и о котором все забыли и не переделали, я деловито приобретаю довольно внушительную кухонную скалку. В книжных же лавках мы громко высказываем сожаления, что сегодня на полках одно дерьмо, нормальных книг, вот, нет.
Забрели на какой-то праздник Интернета, кидались там потешными компашками.
Беззаботно сидим на остановках, лузгаем старушечьи семечки, курим манерно. Граждане приезжают и уезжают.
В каком-то, заросшем лиственницей дворе, среди пятиэтажных "хрущёвок" и голубятен стоит полуразвалившийся постамент, а на нём Ленин В.И.! Мы по очереди становимся перед ним как пионеры и декламируем какую-то ахинею. На всё это из своих не менее сгнивших балконов вылезают поглядеть любопытствующие бабуськи. "Кто велел топтать покос?! – Ленин тихо отвечает Ленин тут и сел старик. Атайдите, Феликс Эдмундович, счас бгызнет."
На Стадионе Нефтяников по очереди бегали в туалет на второй этаж, показывая друг другу всевозможные па в раме окна, кидались конфетами, так как они оказались невкусные. Я не понимаю, почему милиция не прекращает это безобразие?! Арестуйте нас, ну арестуйте же нас!
В очередном салоне, присев рядом со снегоходами и мотоциклами, долго спорим о клапанах и цилиндрах. В магазине "Охотник-рыболов" смотрим на свинцовое грузило в форме столовой ложки – страшно хочется потрогать. Ружья, ножи, сети.
В парке им. Мажита Гафури катались на чёртовом колесе обозрения, которое помню ещё с малолетства. Я решил раскачать одну кабинку, и когда она накренилась, вся вода, скопившаяся на крыше, вылилась прямёхонько на меня; а ты этого не увидел, потому что пошёл отливать за деревья. Зато в тире на тебя опасно отрикошетило, чуть в глаз не поймал свинца.
На малом импровизированном рынке суровый дедушка ужасно сосредоточенно накладывает женщине в пакет грибы.
В забегаловках и кафе я покупаю сосиски в тесте, а ты – пирожки с ананасовым повидлом.
Встаём у входа в какой-то кулинарный колледж, чтобы "зажечь" с 17-летними девчонками, угощаем их сигаретами, говорим, что сами из железнодорожного училища, специализируемся по тепловозным двигателям, но сегодня, вот, прогуливаем.
Друг говорит, что теперь у него новый загон, иначе – идея фикс: трахать исключительно дурнушек беспонтовых, в особенности – толстых в тазу.
Сидит он пьяный на ковре, перед ним большая гора спутанной кассетной ленты от видеомагнитофона. Вороша там руками, он думает, согласится ли она сфотографироваться голой в этой плёнке, в стиле «ню», или нет?
В тот момент, когда я вспоминаю о тебе, ты проходишь в магазине бытовой техники мимо витрины с включенными телевизорами, где одновременно отовсюду вдруг начинают показывать какие-то чёрно-белые кадры с самолётами и гнусавый голос говорит, что эти великолепные истребители в годы Второй мировой войны были оснащены двумя пулемётами и двумя бомбовыми подвесками под крыльями.
Уже подходя к финалу, я изгибаюсь как кошачий, закрываю глаза и вижу тебя, с растерянным лицом. Спрятавшись от дождя в каком-то закутке, ты сидишь на корточках и теребишь ноготком огромного красного червя на асфальте. И только после того, как ты порывисто встаёшь и, не смотря по сторонам, начинаешь переходить широкую 8-полосную дорогу Проспекта Октября, я кончаю.


11 октября 2004 г.
Готовлю для студентов небывалую лекцию, где хочу рассказать про загадочного индийского принца по имени Сиддхартха из рода Гаутама, евшего по одному бобу в день, но сумевшего таки вырваться из этой проклятой круговерти.
И вновь испытать давно забытое чувство подъёма и жизни, ведь поделиться чем-то, рассказать... это такая радость. Понимаешь, когда ты узнаёшь что-то такое, о чём никогда не думала и о чём не говорят среди... ты начинаешь чувствовать себя как-то чище, что ли, от того дерьма, что копится в тебе, как то: всевозможные придурки, алкоголь вперемешку с никотином, напрасно потраченные дни...
Уже пьяный сижу один и проникаю как бы в саму суть мироздания, мне открывается как бы окно, через которое я могу почувствовать это. И я чувствую какую-то тоску и бессилие (перед временем?), оглядываясь на свою жизнь и думая о тех людях, с кем сводила меня судьба, что всё так грустно устроено и заканчивается. Но в то же время и сладкое чувство пессимизма, оттого, что ничего нельзя с этим поделать, сколько бы я не напивался и не оказывался у этого "окна".
Ведь ты как никто приблизилась ко мне, имела «доступ к телу», как никто прочла все мои тексты, как никто столько раз я был с тобой, сидел рядом, а не где-нибудь под баобабом. Чего тебе ещё не хватает, зачем ты засыпаешь сейчас в слезах в гостях у своей подруги, которая ничего не понимает в жизни, к чему паранойя – «хроническое психическое заболевание, характеризующееся устойчивыми бредовыми идеями ревности при сохранении в остальном логичности мышления»?


15 октября 2004 г.
Чернявая девочка, перевязанная рваной шалью, в огромных резиновых сапогах, забралась на подножку нашего автобуса, вопросительно посмотрела на водителя. Некоторое время стояла так, уткнувшись на свои сапоги и насупившись про себя. Потом вдруг падает коленками на грязный мокрый пол и начинает довольно громко проговаривать какую-то молитву на своём, каком-то арабском языке. Хватаясь за поручни одной рукой, другую лодочкой протягивает людям. Пассажиры стараются не замечать грязной ладошки и каждый сердится про себя на водителя, который не уследил и пустил в салон. Выйдя на следующей остановке, девочка деловито засовывает ручки в карманы своего тулупчика и радостно задирает голову к небу, что-то шепча.
Потом мы идём, бредём с тобой неторопливые, чуть пьяные.
Дождь со снегом, и я знаю почему в России много думающих людей: сама посуди, сидишь ты дома в непогодь одна, всё равно о чём-то подумаешь, кого-то вспомнишь, загрустишь.
Студентки на уроке физкультуры пробегают толпой, у некоторых груди колышутся под спортивными костюмами; за ними тянется шлейф из запахов стиральных порошков.
Такие стеснительные, заходим за ручку шажками в мечеть. Где бородачи добрые, где запахи живут. У тебя глаза испуганные (Зачем ты меня сюда привёл? – шёпотом). Ты садишься на скамейку и нерешительно начинаешь снимать свои сапожки. Молодой шахид в зёлёной тюбетейке, опёршись на ящик для пожертвований на нужды Ислама, одобрительно наблюдает за тобой. Я выбираю пятнистый платок, бережно повязываю его тебе, поворачиваю к себе как куклу, поправляю выбившуюся прядку. Прижавшись бочком друг к другу, присядем на холодный подоконник, хотим пошептаться, но не смеем. Лишь, вопросительно приподнимая брови, всё время смотрим друг на друга, и на носки: я на твои, а ты на мои. Святыня не давит, но удивляет.
Старухи и старики долго на коленях на холодном полу, в протянутых руках у них бог. Лица серьёзные и спокойные, губы о чём-то шевелятся в тишине, про себя.
Просто так молитва не читается, нужно обязательно вспомнить кого-нибудь близкого, кто умер. Время проходит слишком незаметно.
Тру́сы – устало отворачиваюсь я в окно, где мост в снегу, где по не замёрзшей ещё реке баржа плывёт.
– Пойдём отсюда.
– Пошли.


18-23 окт. 2004 г.
Съездил впервые в Москву.
В метро мы с другом только и делаем, что многозначительно переглядываемся, когда объявляют следующую станцию. У серьёзного мужчины кончик зонтика выглядывает из дыры пакета. На такой подземной глубине почему ни у кого сердце не болит так, как у меня?
И как верблюд, с огромной сумкой бреду. И зачем только я позволил маме снаряжать мою ношу. Мекум порто, например, эти шерстяные носки – деревней приехал в столицу Отечества, а москвичи-то, как танки по улицам ходят, я только успеваю уворачиваться.
Везде продают золото.
Душный законсервированный поезд.
Выданный грустной молодой проводницей комплект постельного белья пахнет ежами.
И чудится в этой ритмичной темноте, будто все тут лежат в каком-то бункере или подводной лодке, и эти бабки с плачущими детьми – последние, кто спасся после ядерной войны. А проводница оттого и печальна была, что знала: до того, как пыль осядет, на поверхность выйдут не все и не скоро.
Морщинистые руки слишком долго убирают битые карты.
Милиционер путей сообщения крепко задумывается над твоей завёрнутой запиской (что-то интимное в эсхатологическом духе) в спичечном коробке, которую он принял за упаковку от наркотиков.
Нюхаю подмышками в ледяном тамбуре, думаю о тебе.


9 января 2005 г.
г. Уфа. ул. Фрунзе (близ Телецентра), 12:10 по полудни.
Старый бородатый мужик разворачивает принесённый им из дома красный флаг, он предельно серьёзен. Потому что вокруг товарищи, которых намного больше, чем милиции, потому что не всё ещё продано и куплено. А на выцветшем флаге: Россия. Труд. Народовластие. Социализм.
Колонна из стариков – левый фронт – движется очень медленно.
Бритоголовый бычок, хотевший проехать по улице, где идёт народ, спрашивает у толстого усатого милиционера, типа, что за бодяга, начальник? Усач, ухмыльнувшись, говорит, что, мол, коммунисты хреновы опять выступают. Бычок удивляется: «Это что, Ленин там, Сталин, да?». «Ага», – говорит мент позорный и оба ржут, суки...

И вот в таких расстроенных чувствах, посреди зимней ночи, в этом скучном городе, с китайскими наушниками на голове, которые постепенно доламываются, а я их снова чиню и чиню на своей кровати паяльником с деревянной ручкой...
Так вот, в наушниках монотонный голос компьютерного робота рассказывает про приключения молодого француза Шарьера, и молоденькая венесуэлка уводит его за руку из бара в жаркую улицу. Потому что, когда он пьян, он – как ребёнок, робкий и поддающийся всему. И всё трогает его руки, и гладит: она не знает, сколько всего повидала эта рука: и каторгу, и умирания друзей, и отчаяние одиночества в тюремной камере, и шёрстку маленького дрессированного поросёнка, и горсти патронов, шуршание и запах парижских газет; а когда вытягивал самую большую в своей жизни рыбу, конечно же, никого не было рядом.
Он улыбается ей, вокруг его шеи повязан платок, так же, как у меня через много лет, когда я вот так же, сидя перед молоденькой студенткой, буду рассказывать ей о Жаке Дерриде, умирающем от рака в парижской лечебнице.
И мои движения будут так же спокойны и умиротворены.
И плевать, что на улице не будет стрекота цикад, а всё та же суровая уфимская пурга.
Мне ведь всего лишь 23, всё ещё будет, конечно, нарезанные полоски бумажных обоев ещё унесут воды могучей реки Ориноко. Не вечно же мне, смочив язычком пальчик, переворачивать тут страницы с бездушным роботом наедине. Ещё постучатся под утро в мой одинокий дом и угостят кахеньками. Ещё сами поедем на вокзал встречать друзей из далёких городов...
Да что ты, родной. Ещё купим мы с тобой пивка, ещё пойдём по улицам пустым, в лифте грузовом будем смотреть друг другу в глаза, залезем на последний этаж, оттуда я расскажу тебе о том, как Александер смотрел задумчиво вдаль на берегу реки Амударьи, как и ты смотришь сейчас на этот миллион.
Ещё выдашь в эфир небрежно что-нибудь этакое, когда-нибудь перестанут, наконец, спрашивать тебя о том, где ты работаешь.
«Но читать это невозможно», – да, именно так он и сказал.
Конечно, немного усиливается пульс, когда звонит, пухнет потихонечку записная, но что с того?

Она, прижавшись к нему, медленно гладит его грудь, закрывает глаза и представляет его склонившимся над огромным муравейником и с улыбкой наблюдающим тамошнюю суету. Срывающим пахучие травы, растирающим их в руках и нюхающим; как он поднимает нагретые солнцем камешки и подносит их к щеке, а потом бросает в воду. Жмурившимся на солнце, если он пастушок и рядом ходит, щипая траву на поляне, старая кобыла с умными глазами и спокойным нравом. Сидящим на пустынном пляже и пересыпающим речной песок в своих ладонях, и будто она кладёт свою голову ему на ноги: креветочный запах его старых залатанных брюк, которые он обычно надевает на рыбалку. Как он с сигареткой без фильтра в зубах стоит по колено в зарослях камыша и внимательно следит за поплавком, сделанным им из гусиного пера. Как внимательно смотрит на втулку от задней оси велосипеда с развалившимися подшипниками, отгоняя рукой приставучих мух. Как, весь напыжившись и вспотев, рассерженно накачивает велосипедным качком шину.
"Успокойся" – неслышно шепчет она, продолжая гладить его. А ниппель у камеры колеса всё равно сдувает накаченный воздух.
Любовно похлопывает по плечу, по животику, как любил делать и он, зарывшись лицом в спокойную лошадиную гриву...
И ты пытаешься желток взбивать рассерженною ложкой. Он побелел, он изнемог. И всё-таки, ещё немножко.
Или это он сидит и курит дорогие сигареты с фильтром в тёмном пьяном подъезде, в холодном предбаннике, и ему хочется звёзд? Читающим толстую и старую грустную книгу, когда дома никого нет. Засыпающего с открытыми глазами в тишине и одиночестве своей комнаты. Выбирающим в кондитерской разновидность конфет и заговорщицки что-то говорящим молодой продавщице. Трогающим поросший мхом могильный камень двадцатилетнего мл. лейтенанта на заброшенном загородном кладбище. Подсчитываешь даты жизни – вроде должна быть бабка, а на надгробном фото изображена девушка, лет 19-ти. Вот и мы сейчас живем так, как никогда лучше не будем... Задумчиво стирающим в раковине свои вонючие носки, а потом сидящим с умным видом на корточках и развешивающим на неотапливаемую батарею их связку. Чистящим картошку и бездумно напевающим какую-то глупую песенку. Даже неловко стригущим свои ногти на правой руке огромными ножницами для резки мяса.


15 января 2005 г.
«Потому что все мы вращаемся здесь на орбите вины и прощения, вечерами всплакиваем, глядя в тёмные окна, без повода, замыкая бесконечное это круговращение в рамки тела, улицы, парка, города...»
(И. Бродский)

Вот как разобидимся мы с тобой друг на друга и пропадем на недельку-другую. Вот как я полезу в грязной фуфайке в погребок, как запалю там ту свечу, которой ублажал тебя. Как сожму до боли висящую надо мной сосульку. И в этой пещере теней буду не думать, но вспоминать тебя (ибо думать о тебе нельзя), вперемежку, почему-то, с тезисом Куайна об онтологической относительности мира.
Не вспоминать, а именно думать о ком-то – это, кажется, намного круче, чем просто любить или хотеть всё время быть рядом. Быть идеальной – это не значит бросаться в глаза, быть идеальной – значит врезаться в память.
Не мало ли вас, не надо ли нас? Чего бы ты лишился, если бы надо было выбирать – способности мыслить или помнить? Любить не тех, с кем живешь, а жить с теми, кого любишь. Я стал не обидчив, а уязвимее.
Сейчас у меня только один недостаток, перед тобой – я не однолюб. Для тебя понятие измены должно стать смешной вещью, тогда ты станешь моей, ты станешь по-настоящему «мая». Никто не любит тебя так, как я люблю тебя своей фатальной любовью (не умирает, но перестает быть рядом). Ведь неспособность дарить себя многим... Все временно, пока не встретил ту единственную и не женился. Ходишь с кем попало, но все это временно, не так ли?..
Меня всегда смущала моя догадка о том, что девушки, в принципе, могут также легко отдаться другому, как и выйти замуж за любого и прожить с ним всю жизнь, только бы быть как-то пристроенной.
Я устраиваюсь и начинаю медитировать в надежде создать состояние невесомости для отдельно взятой картофелины.
Надо позволить себе полностью пропитаться этой обидой, досадой и злобой, сконцентрироваться на этом чувстве. Чтобы, когда ты позвонишь, мои ответы были молниеносны, точны и убивали сразу в цель, в сердце. Т.е. надо замочиться, как в уксусе, в ожидании твоего сообщения и, наконец, подытожить его самому, что ли...
Как завибрирует у меня в кармане телефон, напоминая о времени, месте, роли. Как твой металлический 900-мегагерцовый голос спросит меня о том, чего я хотел. Я отвечу тебе, что ничего, может, что-то нажалось случайно... А потом зачем-то добавлю, что, действительно, у меня в собственности есть настоящий погреб, с запахами, и что я забрался в него вовсе не из-за тебя, а потому, что у меня кончилась картошка, свекла и морковь. Связь обрывается, ты медленно подходишь к выключателю света в своей комнате, потом к окну и всё шепчешь и шепчешь себе под нос: «Картошка, свекла и морковь...»
Слёзы заливают тебе глаза и уже кажется, что огни города вернули нас в ту новогоднюю ночь, где мы были так счастливы, где ты подарила мне настоящего кенаря в клетке и всё объясняла и объясняла, как с ним обращаться, а я поражался твоим познаниям по разведению и содержанию канареек.
Вспоминаю наш спор: какое же зрелище печальнее на свете: когда ссорятся два интеллигентных человека – мои родители, или, когда два простых – твои?

Пожалуйста, я хочу тот солнечный день. Когда, проснувшись, я замечаю, что кто-то подсунул мне под дверь пачку детского гематогена.
И вот я сижу на своей родной кафедре, настоящий начальник, листаю одну из диссертаций в стопке и натыкаюсь на выражение: «мы все друг для друга боги», отстраняюсь, встаю, подхожу к заиндевевшему окну, вглядываюсь вдаль и откусываю плитку гематогена.
Разъяснив студентам, как желательнее писать рефераты, захожу затем в книжный магазин, выбираю там книгу, оставшуюся или бывшую изначально в единственном экземпляре. Потом лежу на твоём диване и читаю про состояние постмодерна, о том, что страшна не война... И ты то ложишься рядом со мной, пробуя что-то читать из моей книги, то садишься за компьютер химичить в графическом редакторе со своими детальками от какого-то трактора.
«...Такую же судьбу испытал идеал гуманизма. Символом его краха, по мнению Лиотара, стал Освенцим – имя конца истории. После него говорить о гуманизме уже невозможно».
Проснуться со скалкой в объятьях, и ты подходишь, и я верчу эту невесть откуда взявшуюся скалку в руках. Ты сжимаешь свою руку в кулак и показываешь мне, я же начинаю угрожающе помахивать своей скалкой. Никто ничего не хочет говорить. Устроившись поудобнее на кровати, я передаю в твои трепетные руки своё оружие и начинаю изрекать: подумай только, женщина, что может быть идеальнее на свете? Вроде бы просто кусок дерева. С начала времён были эти форма и материя. И сотни тысяч лет назад, такие же, как мы с тобой, два дурачка вот так же лежали в какой-нибудь богом забытой пещере. У-у-у... Растения придумали древесину в борьбе против динозавров. Слово «деревня» – тоже производное от дерева.
Всё-таки лежать и вдруг начать изображать, кто как хотел бы умереть. Она – с чуть приоткрытым ртом и широко закрытыми глазами, а я лицом зарываюсь в подушку, а лучше всего, говорю, в землю.
Она, обнимая, обхватывает его, сильно прижимается и признаётся: «Мне хочется закопаться в тебя»...
— О чём ты думаешь?
— Да... Когда лежишь, у тебя грудь почти совсем не выделяется, чем... когда стоишь в платье. Мой способ стать необыкновенным – начитаться книжек и ждать того, когда начну чувствовать всё иначе. И ещё я совершенно не представляю, как разрешить трилемму Мюнхгаузена в контексте проблемы обоснования знания. Счастье – это когда ты искусно присутствуешь, один; по ночам отправляешься в какую-нибудь круглосуточную столовую, чтобы купить там чебурек.
Может быть, не помню, не скажу, секрет...
И если ещё через сотни лет придёт отряд раскапывать наш город, то я бы хотела, чтоб меня нашли оставшейся навек в твоих объятьях... а не скалки.
В кинотеатре спокойно ласкать колечки на её пальчиках. На экране негритята едят картошку из картонных пакетов.
Сколько уже тонн воды просидел под душем, прелестный истукан, я стараюсь вспомнить все обидные слова этого дня. Гладил волосы и шептал: возьми кредит, возьми кредит...
― Где найти спутника, – крутил он кольцо на безымянном пальце, – когда каждый бредёт в свою степь...
Тот день, когда ты призналась, что так немногого нужно, пожалуйста, а?


21 января 2005 г.
Давай друг другу свои сны рассказывать.
Мы с девчонками с нашего двора играли в футбик, причём бегали без лифчиков, представляешь?
Потом почему-то мы с тобой с горки катались. Не помню, был ли там кто ещё. И когда ты скатился, то прокатился вообще куда-то далеко, ударился об какой-то забор и нечаянно нажал на кнопку звонка. Потом как-то открылась калитка и ты, нисколько не подумав и не боясь, быстро туда вошёл. А я хотела было тебе сказать, что нельзя туда ходить, но всё равно побежала за тобой.
Потом мы очутились в каком-то доме, коттедже, наверное. Ходили там по нему сначала осторожно, а потом развеселились и начали трогать разные вещи. Ты, например, всё прыгал возле камина и кричал, что заберёшь что-то оттуда домой, безделушки маленькие, кажется, какие-то.
Я забралась на второй этаж и закрылась там в ванной, а ты снаружи тихонько то ли стучишься, то ли скребёшься и угрожаешь, что сейчас пролезешь в щель под дверью. И представь, ты каким-то образом всё-таки просачиваешься туда. А на мне футболка с пивом «Невское», ну та, что бонусом была, когда я промоутером работала. А ты давай надо мной смеяться и стягивать её с меня.
И вот кто-то позвонил в дверь, причём звонок такой, какой был в сериале «Санта-Барбара»: тин-тон!
Тогда мы начинаем метаться по дому, но ты хватаешь меня за плечи и просишь успокоиться, говоришь, что мы просто наивно спросим: «А разве это не 66-ой дом?» Но я придумываю ещё идею, что мы, притворившись, ляжем сейчас на диван, обнимемся, как ни в чём не бывало, а когда нас увидят, то так и скажем. Ты соглашаешься, и вот мы уже лежим и смотрим друг на друга, я даже помню, как блестели твои зрачки. Ты подмигиваешь мне, и мы оба закрываем глаза, типа спим.
И ты был заика там, и я так сильно возбуждалась от этого: Й-я те-е-бя лю-ю-юблю. И еще ты там любил все американское, хотя все вокруг ненавидели США, даже носил с собой американские витаминки.
Проснулась и лежу, смешно так. Правда?
Да уж. А мне недавно тоже приснилось, будто мы с тобой поженились и от скуки развлекаемся тем, что лазаем ночами по стройкам и жжём там покрышки по углам. И был там ублюдок, изнасиловавший откуда-то взявшуюся маленькую девочку. Мы с тобой одеваем ребёнку трусики, пытаемся успокоить, обнимаем ее, как можем, а ты всё повторяешь, что сейчас мы пойдём домой, пойдём домой...
И ещё, будто украл в супермаркете шоколадок каких-то, и в какой бы трамвай я ни сел, все они изнутри обклеены какими-то плакатиками. А если присмотреться в них, то там изображены зарисовки из твоей жизни. И один раз на всех было твоё лицо, весь трамвай с твоим улыбающимся лицом.
Ага. А вот ещё из недавнего. Будто я у тебя в гостях, и к тебе приходят деловитые такие массажистки, китаянки, что ли. Потом вы начинаете делать вместе физкультурные упражнения разные там и ты больше всех стараешься, пыхтишь даже.

На скамеечке весенней – ногу на ногу, пакетик жареных семечек «Белочка». Мимо студентки общежитские, иногда взгляды говорят о том, что они не прочь выйти замуж за закоренелого горожанина, меня. Потом, в Союзе писателей, она беременна – ногу на ногу. И пока она проводит пальцами по зубчикам деревянной расчёски, с каблучка падают грязные оттаявшие капельки, на которые я смотрю задумчиво. Женщина в шубке, женщина с проседью. На расчёске выжжена надпись: «From Siberia with love».
Затем выходит какая-то старушка в каких-то странных старомодных серёжках и, волнуясь, сообщает, что выпустила очередную книжечку сборника собственных стихов. Старушка пылко говорит о солнечных зайчиках на занавесках, о том, как тяжело «болеть равнодушностью чувств», и что-то там ещё о задушевности юной – «коснётся рук твоя рука, как когда-то, где-то собирали вместе пионы». Я смотрю на это и меня неожиданно осеняет, что ведь это же ты! Какая же ты стала...

Сижу сканирую Юма, устало посматриваю на монитор, там высвечивается номер страницы – 233.
Тут следовало бы улыбнуться, ведь это номер моей любимой маршрутки, но ничего не меняется.
А ведь ещё вчера... Ребёнок на остановке радостно и ответственно озвучивал плохо видящим взрослым номера маршрутов. И там была такая она, вся в шубке. Сидит и в воротник дышит.
А под её сиденьем огромная и грязная пластиковая канистра, внутри там наверняка пахнет бензином.
Как и юный Дэвид, которого я сегодня оцифровываю всю ночь напролёт, двести семьдесят лет назад, я стою на кухне, смотря на чайник, и раздумываю: стоит жить или не стоит.


12 февраля 2005 г.
Стою на автобусной остановке «Пединститут», поднимаю голову и вижу ворону, сидящую на дереве. Мы долго, кажется, смотрим друг на друга и от этого у меня пропадает желание ехать домой, но появляется другое – увидеть тебя, и плевать, сколько и где придётся ждать окончания твоего трудового дня.
В пьяном баре на ул. Карла Маркса она мне объясняет, что, вот, сейчас я тут, и она тоже со мной. Но я-то знаю, что это-то что, вот ворона... или тот трамвайный билетик с шестизначным серийным номером, по которому я позвонил 17-летней тебе.
Я шёл в библиотеку за анархистом Фейерабендом, а пришёл к тебе.


1 марта 2005 г.
«Теперь совсем другая жизнь, но, как и прежде, снега тень напоминает о тебе и возвращает в день, где никто, нет, никто не заменит мне свет твоих глаз, хотя бы раз...»

Мне снился сон:
Шла с работы домой, как обычно. И вдруг, ни с того, ни с сего, в один, можно сказать, миг так расстроилась, что осела посреди улицы. Прислонившись к чему-то, безобразно сидит на корточках и безотчётно плачет. И с каждой секундой всё больше и сильнее налетают на неё казавшиеся вытравленными воспоминания того ужасного дня, когда тебя не стало, и накатывает катком, ничего нельзя поделать, ничего.
Весна. В районе полудня. Стоит в каком-то парке и жмурится на слепящее солнце, улыбается, из глаз текут слёзы. Руки в карманах.
Бодрой походкой спускается к реке, срывая по пути большие зелёные кленовые листья и что-то негромко насвистывая. И неожиданно вдруг замирает, будто вспомнив что-то важное и хитрое. Голова поворачивается на бок, и глаза вслед за ней. Выражение лица сменяется на как будто обеспокоенное, он неопределённо имедленно лезет в карман, извлекает оттуда свой телефон в довольно потёртом кожаном чехле. Нажимает клавишу проверки счёта и, прежде чем посмотреть, вспоминает тот день, такой же солнечный и радостный, когда они вместе бродили по парку, то брались за руку, то снова шли врозь, махая руками, как буратины. Как, присев на корточки и утвердив перед собой бутылки, обсуждали каких-то общих знакомых: ты как всегда укоряла, а я оправдывал их. Как я то и дело ходил пописать за здание Госцирка и видел там в одном месте через прозрачную стену разных животных и обезьян. Пытался показать одной палец, но она упорно меня не замечала, отчего я почему-то сильно расстроился.
Он опускает голову на телефон и видит строчку, что его баланс составляет 23 цента.
Сжимает трубку в руке и оглядывается кругом, ища место, где можно было бы присесть. Сев неподалёку от дорожки на пригорок, начинает перебирать списки адресной книжки. Наконец, находит запись о ней, даже две. Привычно ставит блокировку клавиатуры, встаёт и идёт дальше, вниз по тропинке, то хмурясь, то улыбаясь.
Довольно долго посидев на большой бетонной глыбе и покидав камешки в холодную реку, вытирает руки о свитер и спрыгивает с камня.
Курить хочется, будто и не бросал вовсе – думает он.
После чего достаёт телефон и нажимает кнопку вызова.
— Э, привет...
— Да, вроде узнаю. Привет, конечно (хмыкнув). А с чего это ты вдруг?
— Это, я кое-что хотел просто сказать... в общем, может, ты помнишь...
— Ну-ну?
— И...
Тут связь обрывается. Она нарочито быстрым движением складывает и убирает свой телефончик обратно в сумочку и смотрит на пролетающие мимо маленькие маршрутки «ГАЗельки», слегка опустив голову. – Всегда так делала. – Потом начинает медленно крутить головой вокруг, будто ища кого-то, ходить по остановке кругами. Наконец, останавливается, закрывает лицо руками и начинает там часто дышать.
Ничего нельзя поделать, ничего.

Проснувшись с бодуна, думаю на растрескавшуюся голову: жаль, что тогда компас с фосфорными стрелками не купил, ведь стоял же, долго раздумывал.
Голова так раскалывается, что хочется просто мычать. Где-то внутри начинают всплывать и неотвязно преследуют отголоски былого веселья: «Ох, меня прёт, меня прёт, потому что снег идёт, меня прёт! Государыня моя-я!..»
Он резко поднимает свой указательный палец вверх и кричит: «Тиhхэ! Послушаем погоду».
«Көндөң аяҙлы булыуы, төндә бер аҙ ҡар яуыуы көтөлә...»1

Стоять на светофоре и напевать полонез. «Ты, давай, туда или сюда. Быстрее, то есть, шурши колготками. Мне моя душа-а на исходе дня, пропоёт о том, что любовь прошла...»
Трогать в магазине ковры, паласы: живут же дольше любого человека.
Что-то вроде: встать перед спектаклем у входа в театр, будто ждёшь кого-то, наблюдать, замечать лица, и каждое – отдельный огромный мир.
Или едешь в такси, молчите оба с таксистом, ведь что попало не скажешь. Так и пиши только что-нибудь существенное. Но тверди и тверди себе неотвязно: «Я вспоминаю ядреню-феню, как мог я это всё забыть за дверью?..»
Стоял в очереди в отделении почтовой связи с намереньем отправить пластмассу в Таганрог. Увидел на прилавке на обложке одного из бессмысленных глянцевых журналов: «Только для тебя... торт "Мой генерал!"»
Я начинаю нервничать из-за одной вертлявой малолетки в очереди, которая уже запарила говорить в свой телефон одни и те же слова: «Если я выпью – начну потеть, нет, а там сквозняки. Нет, если я выпью...».
Заходят мужик с маленьким мальчиком, и малыш спрашивает:
— А что это?
— Это почта, – растерянно отвечает мужик, озираясь по сторонам.
— А что ты тут делаешь?
— Нужно взять бланк от кабельного телевидения.
— А, мы на почте, нам нужен бланк...
Да, я продаю компакт-диски, хотя сам не понимаю тех, кто продаёт диски.
Он сидит в библиотеке им. Надежды Крупской и, не зная куда деть бланк уже не нужного требования, сложив листок несколько раз, засовывает его в свой ботинок, что ли. Через два дня она замечает в прихожей какую-то измятую бумажку, поднимает, разворачивает и читает: «Шпет Г.Г. Сознание и его собственник. Скептик и его душа. // Филос. науки. – М., 1991. – № 9. – С. 85-136.»
Да в этих маршрутках я и сам иногда ощущаю, как становится столь проницательным мой взгляд. И если тогда встретиться с кем-нибудь знакомцем, то внутри пробегает табун тараканов.
Где-то картошка гниёт в погребах... А в моем детстве люди выкапывали картофель в огромных количествах с огромных полей. Мы с сестрой маленькие сидели на диване, где подушки пахнут дедушкой, вернее, его морским одеколоном. Люди приносили вёдра с картошкой и сгружали в таинственный погреб по желобу, сделанному из двух под углом досок, по которому картофелины весело скатывались вниз. При этом, дед приговаривал, высыпая своё ведро: «Эх, Самара городошка!» На досках оставалась тёплая земляная пыль с поля. «Япунский городовой!»
Я не выдержал и решил подползти посмотреть, так как никогда не видел погреб открытым и всегда гадал, что там за щелями, куда падают мусоринки, когда метёшь пол. Сестра оставалась сидеть на диване в ужасе, не в силах даже отговаривать меня. Гора из картошки дошла уже почти до уровня пола, и я сам не понял, как оказался на вершине этой горы. Какое-то мгновение я сидел так, не шевелясь, и смотря на изумлённое лицо сестры. Потом гора пришла в движение, и я постепенно начал съезжать вниз.
Ужасу сестры не было предела, но она – нужно отдать должное её героизму – бросилась с криком ко мне и пыталась спасти меня. Мы тянули друг к другу руки, но расстояние было уже слишком велико. Сестра, видимо, перестаралась и пропасть погреба приняла и её. Так, пища и визжа, мы съезжали вглубь подземелья, где была видна огромного размера лампа с матовым светом.
Не помню, чем всё это кончилось, но ощущения те я помню всегда. Сестра же ничего такого вспомнить не может.
Ты спрашиваешь, почему у меня такое хорошее настроение сегодня? Ну, я думала, что потеряла свой читательский билет, расстроенная ходила весь день, а он, оказывается, на подоконнике лежал, представляешь! Вот я и обрадовалась, теперь понял?

В подъездах тихо, а мне всегда кажется, что за нами всё время подслушивают и потом предъявят, типа, вот, говорили же... Если долго так сидеть, начинает казаться, что где-то рядом кто-то дышит.
Нам обоим теперь интересно только одно, что же там капает этажом выше, но никто из нас вот уже несколько часов не идёт посмотреть.
На месте своих родителей я бы, конечно, не стала покупать все эти холодильники, стиральные машины и шифоньеры, а уехала бы куда-нибудь... бросать камешки в море – деловито проговаривает она, туша свой окурок в крышечку от пивной бутылки.
Облокотилась лбом о стену, колупает штукатурку и, зажмурившись, шепчет что-то неразборчиво: «В универмаге, малыш в витрине, уткнулся и смотрит на эти пластмассовые машинки, жалко так...»
Мне самому вспоминается какая-то, казалось бы, забытая летняя ночь, когда я, шатаясь, брёл тротуаром к ней или от неё. И, не в силах более идти и, прислонившись к пыльной чугунной ограде, бубнил какие-то похожие заклинанья: «Бараны в маршрутках и непосредственно жизнь подарит, только прошу тебя, не будь глупа, не будь глупа... Каждое биение сердца почувствуй, любимая. Запахом, вкусом, улыбкой моей заслонись ты от ветра. Тонкие пальцы согрей в жесте прощенья. В голосе, в ритме, в моём к тебе отношении найдешь ты защиту...»
Когда-то в детстве, мы пришли с мамой в гости к одной из её подружек-однокурсниц, что ли. Столько много чудных салатов, но какой там был прелестный магнитофончик у её противного сына, моего ровесника! И как сильно потом я дёргал руку своей матери, и как незаметно расплакался прямо на улице, что мне не можно иметь такой же замечательный магнитофончик, умеющий записывать и хранить в себе разные хорошие песни и мелодии. На той далёкой вечерней улице, мама ничего не говорит, мама только так странно смотрит на плачущего мальчика, такого несчастливого, так несправедливо обиженного всеми...
— Слушай, ведь с тобой всё понятно: ходишь на работу по утрам, вечерами заседаешь в баре, иногда чего-то нажимаешь у своего компьютера – в общем, ничего особенного.
— Оставь ты эту стену в покое. Понос пройдёт, жизнь наладится. Ты уже взрослая девушка, не забывай об этом. Шевролет, говоришь? – переспрашиваю я её.
— Да, – ещё немного помолчав, отвечает она. – Купи, мама, купи, а?
И больше уже не меняется. Задумчивые тусклые глаза читают в рекламной сплошь газете, которую я постелил на ступеньки для нас на посошок перед разлукой... Да, эти жалюзи, купил и закрылся ото всех, и хорошо должно быть...
«Любимой девушке на День Валентина можно подарить любовный роман, она будет тронута вашей заботой».
Из ящиков в подъезде... вытаскивал эти газеты я. И, запершись ото всех и надев отцовские кожаные перчатки, кончал и кончал туда меж страниц пахучих, меж страниц...
— В сущности, мне нужно не так много денег, чтобы послать всех к чёрту.
— Объяснишь мне это в следующей жизни, хорошо?

Когда я в полном спокойствии почти что засыпаю, обстановка вдруг резко меняется, и я вздрагиваю, потому что на меня несётся какая-то разлохмаченная женщина и, глядя мне прямо в глаза, истерично орёт: «Дискотеки не будет, я сказала!» Хватает невесть откуда взявшийся стул и замахивается им на меня.
Вздохнув, переворачиваюсь на другой бок и вижу: будто я в какой песочной стране, где жара. Спрятавшись, наблюдаю, как молодая женщина набирает из колодца воды и такое при виде этого меня сжирает желание, что я не знаю, что и делать от безысходности.
И, крякнув, я яростно замахиваюсь топором на сучковатый чурбак, но лезвие лишь глубоко увязает в дереве, даже не потрескав его. Я переворачиваю топор с чурбаком обухом вниз и снова остервенело замахиваюсь. Чурбак, вертясь, улетает далеко вперёд и приземляется прямо на росток клещевины – декоративного растения, похожего на миниатюрную пальму. Мама, в каком-то старомодном сарафане и встав в позу, укоризненно смотрит на меня. Я вытираю пот со лба воротом рубахи. Потом она говорит: «Что ты такой дёрганый-то?».
Солнечное небо, саржевая ткань формы липнет к телу. Я стою под берёзой и жду, пока мне зарядят рожок от автомата. Я стою и внимательно смотрю то на ящик с патронами, то на быстрые пальцы нашего взводного командира. А потом, лежа на песке и ожидая команды на огонь, естественная мысль: а что, если встать, и очередями, очередями вокруг?
Повертевшись ещё, слышу какой-то постоянно нарастающий гул в ушах: не то в самолёте, не то в вертолёте, я сижу на жёстком сидении и осознаю, что по нам стреляют со всех сторон, вижу даже появляющиеся дырки в полу. Крепко сжимаю свой парашют на животе и начинаю орать во всё горло: «Блять! Блять! Блять!!!»
Стою на ветру и смотрю на озёрный камыш, тоже слегка покачиваю головой. Вынимаю из задних штанов джинс свой потёртый блокнотик с карандашиком и начинаю что-то туда записывать, но разгон почерка, рука всё медленнее, всё тяжелее выводить корявые буковки, так как слова становятся тяжеловесными... И я, как в детстве, начинаю передвигать их как кубики-конструкторы, но не могу, ибо это уже огромные валуны, здания, громады, наваливающиеся на меня со всех сторон и я, задавлен ими, погибаю в темноту вперёд, успев лишь чуть-чуть порезаться об лист камыша.
Большой бесшумный прозрачный лифт медленно везет меня куда-то вниз, в самые недра земли...
Потом идут уж совсем невразумительные вещи. Будто я отключаю наш телефонный аппарат от розетки, несу его на кухню и ставлю на газовую плиту. Зажигаю конфорку на полную мощность и сажусь рядом ждать.
Сижу за школьной партой на ленивом необязательном уроке, ковыряю в носу. Стреляю накатанной козявкой в стену, но она улетает в ином направлении, вверх. Вижу, как падает на стол к девчонкам. Одна из них, в которую я уже как три года по уши влюблён, спокойно подвигает её колпачком от своей ручки к краю стола. Мне ужасно от всего этого, и я готов провалиться сквозь землю.
Тогда я откидываю одеяло, надеясь, что всё это, наконец, прекратится.
И мне через некоторое время видится следующее. Будто я в какой-то командировке еду поездом в плацкартном вагоне, посреди ночи осторожно встаю, беру со столика вилку и иду в туалет, по пути тыкаю этой вилкой какую-то толстую женщину.
Проводница включает во всём вагоне свет и объявляет сонным голосом, что в поезде едет убийца, и сейчас они его будут выявлять. Потом вагон обшаривает с собаками ОМОН. Овчарка долго принюхивается к моему паху, на что молодой милиционер подмигивает мне, мол, после этого просто нужно подмываться, и они идут далее.
В конце концов, после долгих хождений выясняется, что преступник – это я. Но меня не крутят, а сочувственно оставляют одного полежать в последний раз на своей полке, подумать, может быть, о своём... И та женщина, которую я пырнул, участливо подходит ко мне и показывает небольшую ранку на бедре, мол, ерунда. Начинает ласково успокаивать меня, говорит, что мы ещё поедем на Восток, в Индию, и что люди там совсем не злые живут... Я злобно отмахиваюсь от неё, говоря, что теперь лет 10 воли не видать, какой, нахрен, ещё Восток.
Сквозь свои, кажется, всхлипывания слышу, как эта участливая женщина объясняет молодому милиционеру с собакой: профессор, на какой-то конгресс... никогда ничего подобного... из интеллигентной семьи... по философии...
Я беру себя в руки и оказываюсь на сцене, в глаза мне ослепительно светят прожектора. Я – мастер тюремной лирики. Стыдливо и неловко говорю, что писал я все свои стихи для себя, а не для них. Закрываю глаза и затягиваю задумчивую песню, песню об индийских слонах, умудряющихся воровать кошельки у простодушных туристов, о былом друге, о молодости губ, о смелости силлогизмов, о том, как амулет переживает владельца, как пусто и страшно счастью без человека в предрассветную ночь, и как одиноко сфере пространства без мыльной радужной оболочки...


10 апреля 2005 г.
Мама сидит на кухне и безучастно грызёт тыквенные семечки, то и дело переключая каналы телевизора. Я наливаю себе кофе, то и дело бросая в её сторону издевательские фразы: «Как, ты ещё не приняла участия в конкурсе лучших приколов?! Немедленно отправь SMS на простой короткий номер, проголосуй за любимого участника и получи приз. Ты можешь управлять эфиром! Торопись, а то проиграешь – до окончания голосования осталось всего 3 часа!»
Пульт дистанционного управления перестаёт подчиняться маме, и я советую ей постучать по крышке или повертеть батарейки, контактная поверхность которых, по-видимому, окислилась. Она только смотрит на меня растерянно, на что я встаю в позу этих счастливых клоунов из тупых рекламных роликов, делаю руками как бы рамку от ящика и изображаю: «Купите у нас интеллектуальный пылесос и получите в подарок супер бонус – 25 замечательных дополнительных насадок! О-о! Но это ещё не всё – я вхожу в раж и продолжаю с всё более нарастающей истеричностью лезть со своей рамкой маме прямо в лицо – сделав заказ по почте, вы автоматически приобретаете право на два дополнительных супер-фильтра!!! Звоните, звоните прямо сейчас, количество призов ограничено-о-о!»
Чуть позже захожу в комнату к родителям, там мама опять, как всегда, валяется, смотря таким образом телевизор. Я присоединяюсь валяться с ней рядом. Потом начинаю комментировать происходящее на экране, парадируя актёров мелодрамы: «между им и ею что-то было», понимаешь, между ней и им (показываю расстояние примерно в один метр), что-то (крутя пальцами, как фонариками), было (из всех пальцев оставляю один указательный)!
Лежит моя усталая мама и смотрит куда-то потолок. Я снова медленно захожу, подхожу и сажусь рядом. Через некоторое время она глубоко вздыхает и переводит свой взгляд на меня, отчего мне становится так сильно жалко чего-то.
Через какое-то время я тихо говорю: ты знаешь, есть такая песня... И, поняв её взгляд, хрипло и неуклюже начинаю петь: «Недавно гостила в чудесной стране, там плещутся рифы в янтарной волне, в тенистых садах там застыли века, и цвета фламинго плывут облака. В горах изумрудных сверкает река, как сказка, прекрасна, как сон, глубока. И хочется ей до блестящей луны достать золотистою пеной волны. Меня ты поймёшь, лучше страны не найдёшь. Меня ты поймёшь, лучше страны не найдё-о-шь... Красавиц видел я немало и в журналах, и в кино, но ни одна из них не стала лучше милой всё равно. С тобою связан навеки я, ты жизнь и счастье, любовь моя. Между прочим, всегда я была нарасхват, прогуляться со мной до сих пор каждый рад, а тебя иногда не могу я понять, уж тебе ли не знать. Между нами непогода, грозы и дожди, мы с тобой громоотводы, просто подожди, скоро ты меня согреешь и оттаю я, оглянуться не успеешь, я уже твоя. Ты теперь не солнце, а скорей луна, обо мне забудь не вспоминай меня. Когда нужно сказать, слова становятся лишними, всё замирает, часы замедляют свой бег. Любовь умирает в саду под зимними вишнями, малышка, во всём виноват этот снег. Так же как все, как все, как все я по земле хожу, хожу. И у судьбы как все, как все счастья себе прошу... Это незнакомо, в первый раз со мною. Я на всё готова, но с тобой только. Я очень боюсь тебя потерять, но знаю, что потеряю. Я так не хочу тебя отпускать, но все равно отпускаю... Quanto costa, как всё просто, я поверила серьёзно. Ты спросил, у лифта стоя, сколько твое сердце стоит. Знаю это всё, повторяю вновь: это не любовь, это не любовь. Лошатеми кантарэ, я танцую пья-я-ный, пьяный... Усни моя обида, засыпай, тревожить сон я твой не стану. Усни моя обида, стихнет боль, лишь время мне залечит рану. Я-яблоки на снегу-у, ты им ещё поможешь, я уже не могу. Я-я-я яблоки ела, я-я просто сгорела, я просто сгорела, мысле-е-нно. Love-love ловила – мысли, взгляды твои, думала, думала о любви. Знаю я, что ты красивый где-то ешь одиноко виноград. Над тобою только птицы, только небо и рассвет. Желтый лист осенний кружит с высоты, вот опять разбиты все мои мечты. Платье не по росту, нету красоты, на меня такую не посмотришь ты. Скажу тебе: «Ты Super Dетка!» Ты – супер, и снова я застываю и, честное слово, от взгляда тако-о-го скрываются редко... У моей подруги длинная коса, полюбил ее ты раз и навсегда... Твой взгляд, твой смех, который так мне нужен... Я знаю, я буду, лететь безумной вспышкой, я буду, я буду, для тебя всегда твоей малышкой!..»
«Много ли встречала ты таких как я? И часто ли кричала твоя глубина? Я знаю все пароли к тебе и капризы. У моей стервы за спиной одни сюрпризы. Ты моя стопроцентная суперзвезда, наш путь с тобой – это опасная игра. Пришли мне ночью все свои на жизнь эскизы, я разгадаю в них все твои капризы. Давай потише, давай не днём, когда стемнеет тогда уйдём. Секунды риска и время ноль, всего лишь искры, а не огонь. Горят глаза мои как на небе Луна! И мне так хорошо не было никогда!»
«Маленький злодей, бесчувственный мэн, отдам подруге, надоевшая тряпка, годы без идей, ветер перемен, память о прошлом и мысли не в порядке. Сладко так въедался дым, ты с другой, а я с другим, всё понятно, всё понятно... И вновь прекрасный сон, простой, как дважды два четыре, где он в меня влюблён, и мы одни в целом мире. Он на руки берёт, несёт меня сквозь туман, и наш корабль мечты заплыл в любви океан. Он мой, я его и больше никого, кокосовый коктейль, сладкое вино, и слёзы глотаю, но знаю всё навсегда ушло...»
Этой ночью с пятницы на понедельник тратим время, сливая килограммы денег. Знаю, что ты не такая, зажигаем, выбирай коктейли в баре, да, и пусть мешают. Нас не раздражает, жарко, но не душно я фристайлю чушшь тебе в уши, чувствуешь мой жар, ты меня хочешь тоже, очередь в чилаут, большой диван из кожи, позже этой ночью некуда спешить, мы возбуждены, молоды, впереди вся жизнь, двигай всем, чем тебя мама смогла наградить, все думают сегодня будто рождены тусить... Ты напрасно меняешь замки́ – я проникну в тебя как дым. Мне нравится твоя чёлка, все мы здесь не надолго. Будущие мамы хвастайте телами, парни не бойтесь обнимите их сзади. Летим, клубимся в дым, а о том, кого как зовут на завтра может и не вспомним. Формы, обтянутые тканью, глядя на них, бейби, хочется сказать: "мама, тебе надо сниматься в рекламе с этими пузырями, что так красиво искрятся в моем бокале". У меня сейчас одна проблема – научить тебя двигать телом, и когда тебя научу я мы с тобой потанцуем.
Я перестаю и замечаю, как уголки маминых губ слегка приподнимаются. Тогда я встаю и ухожу.
Специально переключаюсь внутри себя на другую песенку, где есть, в том числе, такие слова: «и тихонечко злюсь, на себя» и неожиданно понимаю, что я ведь никогда так не делал, и как это такое вообще возможно, когда люди плюют в лицо своему отражению в зеркале...
Потом, я знаю, мама засыпает, положив голову почти под подушку, в обнимку с неработающим пультом.
Ли-ли-ли-ли-лили воду в решето, во-во-вот тебе и здрасте. Лучше все-таки делать то, лучше все-таки делать то, что ты де-де-де-лать мастер! Только не надо перебивать, только не надо переживать. Может быть выйдет, а может не-е-е-ет... Новая песня вместо штиблет...
На кухне отец снимает очки и сам себе что-то бормочет под нос. Когда заканчивается передача, тоже берет пульт, вздыхает, и начинает переключать дальше: «Одни евреи, что ты будешь делать, на всех каналах, одни евреи...»


25 мая 2005 г.
Девушка стоит на бордюре и следит за своей играющей собакой. На одной руке, засунутой в карман, висит огромный целлофановый пакет, какие дают в супермаркетах при особо крупных покупках. Молодой пудель радостно носится по всему дворику, как ошалелый. Вдруг поднимается ветер, пакет начинает шелестеть, туго надувается и начинает биться об её ноги.
Я описываю эту сцену только для того, чтобы сказать, что девушка будто и не замечает этого, потому что она задумчиво смотрит на собаку, отстранена.
Через много лет нечто подобное повторится. На обочине будет стоять сломанный автомобиль, капот открыт, мужчина что-то копается в отсеке предохранителей. Отойдя довольно далеко, на краю дороги будет стоять она, в пальто, развевающимся на ветру. Втянув плечи, будет смотреть в даль, через вспаханное чернотою поле и вспоминать один день из той жизни, когда любимый пудель был такой живой.
Идущего бодро по мосту останавливает невидимая паутинка. Человек замирает, морщится немного и медленно начинает дотрагиваться до своего лица; пальцы осторожно гладят щёки, нос.
На этом месте ручка моя тоже останавливается, не умея подобрать нужных слов и глубоко задумывается так, будто вспоминая, что было дальше...
Я понял что это такое – вдруг вырывается у него догадка; и, высунув руки из задумчивых карманов: «Просто жизнь проходит... а ничего как не было, так и нет», – смотря в даль, обречённо произносит он. Внизу на набережной горят огни пивных палаток и ездят «машинки» с подсвеченным неоновым светом днищем, слышны визжащие женские караоке-голоса.
«И день бежит, и дождь идёт, во мгле летит авто, и кто-то жизнь у нас крадёт, но непонятно кто».


12 июня 2005 г.
В тишине квартиры слушаю рваные тексты Луи Селина. И получаю от тебя сообщение, что ты находишься на 16-ом этаже какой-то стройки и что там можно вот так умереть. Встаю, подхожу к окнам, становится беспокойно и... завидно. Хожу туда-сюда, кусаю ногти.
В этом городе нет ни одного человека, кто бы не знал рок-певца Юрия Шевчука, который завтра будет петь на ипподроме «Акбузат».
Потом долго сидит задумчиво в комнате сестры, произносит: «ладно, я всё понял», порывисто встаёт и уходит прочь.
Такую я задумал шалость. В тёмном подъезде положить на пол детскую резиновую игрушку-пищалку. Люди наступают нечаянно, пугаются визга, живут.
Звони мне по ночам, рассказывай... о том, как перемигиваются светофоры впустую, ни для кого; как красиво падают капельки с неба, они падают на дурацкие рекламы и умирают; что у тебя отключили телефон за неуплату, отчего письма посетителей твоего сайта не попадут в переполненный спамом почтовый ящик, как, в самом деле, жаль.
Звони мне по утрам, сидя на корточках на автобусной остановке: «Здесь воробьишки так потешно прыгают вокруг меня, вернее, скачут даже; такие прыг-прыг, прикольно так!»
В маршрутке мама своему ребёнку: «Садись», – кивая головой на освободившееся место, а он ей: «Нихачу!». В лифте он тоже приседает на корточки и так сидит насупившись. Мать ему испуганно: «Встань, чего ты сел-то», а он ей заготовленное: «Нет, я так качу!»
Она сидит за компом и что-то торопливо печатает, ребёнок играет рядом с мячиком и специально норовит попасть в её сторону. Наконец, он попадает прямо ей на клавиатуру, на что она сердито поворачивается к мальчику и раздраженно:
— Ты что, дурак?!
— Да! Я – дуяк!
Хихикает и убегает прочь.
Тех, кто проголодался, ребенок называет «голодашка», а улица Ленина у него это Олина улица.
Где-то на улице сегодня, среди людей, в меня вцепилось одно слово: «подешевле». И так мне стало плохо от этого, прямо не знала что и делать...

Снова остался дома один, и ничего мне не нужно, не тянет... вставать, идти куда-то, что-то делать. Я сделал всё, что мог. И что такое жизнь, как не желание чего-нибудь или кого-нибудь.
Слушай, вот ты говоришь, что всё тебе влом, лень накраситься и пойти куда-нибудь. Может быть, это оттого, что ты мастурбируешь, а?
― Нет, мне просто лень топать куда-то на каблуках.
Ты всё время меня спрашиваешь, откуда и почему я такой озабоченный в плане половых вопросов. Дай-ка я объясню тебе по-нормальному, ведь это не просто так.
Наличие сексуального элемента делает жизнь насыщенной и как бы обещающей, что ли, как флешка с классной музыкой в машине. Конечно, можно ездить и без музыки вообще, но это сухо. Даже если записать на ту флешку в машине аудиокниг, уже будет лучше, но, всё-таки, не так прикольно.
И в то же время, это вечное напоминание о нашем животном происхождении и о том, как хрупок человеческий разум. Я даже когда вижу, как люди жестикулируют...
Может это у тебя просто гормональный фон повышенный или что-то типа того? Я вот жила в Стамбуле и скажу тебе, что там на улице только одни мужчины присутствуют и они куда больше тебя озабочены. Мне прямо жалко их становилось, что им приходится жить под таким тяжким исламским колпаком запретов насчет всего телесного. Вообще, во всех этих твоих разговорах насчет сексуальности – одна теория. Про то, что разговорчивость – это словесная похотливость, например. А так, в постели, я, может быть, даже посексуальнее тебя буду.
Через лет 15, отвезя ребёнка в садик, и закинув жену в банк, еду уже один на работу, но не по Проспекту Салавата Юлаева, городскому автобану, а по улице Рихарда Зорге, с постоянными остановками и светофорами. Специально, для того, чтобы поглазеть на девушек и женщин, спешащих на свои работы, на их ноги, попы, костюмы, причёски.
На очередном светофоре бросаю взгляд на седан в соседнем ряду, там за рулём сидит девушка с невозмутимым видом. И-за сидячей позы или от нажимания на педали у неё задралась юбка и еле-еле скрывает бельё. Я знаю, что она знает, что я смотрю на неё, но продолжает делать вид, что ей без разницы. Я же, немного приподнявшись на сиденье, незаметно запускаю руку за бляху ремня, чтобы поправить там.
Регулярный секс с женой или мужем тоже покрыт покрывалом тайны, никто никогда ничего не узнает и не должен узнать, т.е. эта важная часть жизни проходит у людей незаметно друг для друга. Вот почему женам и мужьям всегда интересно посмотреть, как выглядит чужая жена или муж.
И, идя днем по коридору на работе и здороваясь с коллегами, остаётся только догадываться, каким был у них секс этой ночью. Вот идёт коллега-пышечка на каблуках, я специально увязываюсь за ней, чтобы поразглядывать её сзади. Я смотрю на ее раскачивающийся зад и пухлые ноги и думаю, это какое же давление приходится на квадратный сантиметр её каблука.
В особо тёплые дни я вижу девушек в тонкой одежде, с ещё более открытыми частями тела. В этот период молодые девушки становятся в некотором роде революционерками. В них просыпаются древние инстинкты, и они вспоминают, что это им можно по праву рождения в качестве женских особей. 9 холодных месяцев они ждали этих дней.
Откровенные наряды женщин намекают на душевную близость между людьми, которая есть на уровне тел, но сразу же пропадает на уровне личностей. Таким образом, сексуально одетые женщины напоминают нам, как мы могли бы быть близи друг с другом.
Наблюдая за тем, как всё откровеннее начинают одеваться женщины летом, я в который раз разоблачительно убеждаюсь, как всё-таки слабоприкрыто и почти откровенно похотливо окрашены мысли людей. Как вообще часто нас посещают мысли с сексуальным подтекстом? Психологи пользуются для выяснения этого так называемым методом выборки переживаний – испытуемых просят регулярно в течение дня фиксировать, о чем они думают в тот или иной момент. «У мужчин только две извилины: одна ням-ням, другая тык-тык!». У мужчин вообще либо секс, либо работа, либо секс на работе. «Все наши чувства сфокусированы природой на поиске сексуальных возможностей – особенно если перед глазами нет подходящей женщины».
Ты ведь видишь, ты знаешь, что, когда мужчины смотрят на тебя, на твою грудь, попу и ноги, они думают только об одном; это отвратительно и мерзко. Но ты всё равно, получив СМСку о новом поступлении от своего любимого магазина женской одежды, выбираешь новое красивое платье или даже платьице и идешь, спешишь срывать эти взгляды.
Все девушки утверждают, что они прихорашиваются прежде всего «для себя». Мне иногда даже кажется, что их порой берёт досада, что в обществе оказание знаков внимания к сексуальным особам – показатель испорченности и тех, и других.
Я считаю, что женщины одеваются и украшаются, по большому счёту, для того, чтобы их хотели мужчины. Вот почему для них является настоящей трагедией, когда на их теле, особенно на видных местах, появляются какие-то болячки или дефекты. Возможно, женщины хотят, чтобы их хотели – не потому, что они в душе шлюшки, а просто из-за того, что наша жизнь так одинока, и это такое странное проявление их страха перед возможной покинутостью. Поэтому им необходимо какое-то чужое внимание, пусть даже первоначально просто к форме, но потом, быть может, и к содержанию. Кроме того, способность вызвать интерес к себе – это ведь тоже некая форма власти.
Запутанности придаёт ещё и то, что женщины по своей природе всегда вынуждены находиться в плену необходимости быть привлекательными и желанными для мужчин, вызывать известный интерес. Общественные устои требуют от них дисциплинированности в плане того, чтобы они всегда выглядели сексуально. Феминистически это можно представить в виде некой повинности или даже заложничества.
Для несения этой «повинности» женщины используют самый доступный и простейший способ, а именно, низменный, он же основной инстинкт. Таким образом, получается, что женщины стараются и вправду больше не для мужчин, а для себя.
Почему бы, в самом деле, не поиграть в эту игру. Игра заключается в том, сможет ли женщина сделать так, чтобы мужчины её захотели. И кого захотят сильнее, тот и победил.
Она вышагивает гордо и вполне уверенная в себе, зная, что основной закон природы непреложен, он работает всегда. Она полагается на этот закон, закон о том, что её туго обтянутые колготками ноги всегда вызывают желание у мужчин.
В чем смысл оголения женщинами своих ног? Каждый, видимо, решает для себя сам. Например, чтобы было легче представить, как они раздвигаются и насколько, например, широко. Точно также глубокое декольте облегчает представление дотрагивания до груди.
Я, например, когда вижу женские ноги, особенно в капроне, представляю, прежде всего, какое там нижнее бельё и как оно было одеваемо. И то же самое насчёт коротких и лёгких юбок.
Но также есть и позиция, считающая, что она в корне не права, что оголила свои ноги и ходит так по улице. И что и я не прав, что смотрю на них.
Иногда кажется, что мужчины всё время думают о сексе примерно в том же духе, в каком коррупционеры всё время помышляют, как бы что где урвать и на чём нажиться. Но ведь это вопрос о продолжении рода, о детях, а дети – это святое! Может быть, нет ничего плохого всё время думать об этом, раз природа сама всё время этим озабочена?
На сексуальные дела всегда у всех находится время, также как, впрочем, на дела алкогольные. С другой стороны, секс напоминает занятие спортом – вроде бы ерунда, а, тем не менее, люди тратят много времени на это.
Я, кажется, начинаю понимать, почему всякого рода моралисты так боятся разврата. Потому что это сродни наркомании или алкоголизму, на этом пути можно так далеко зайти во все тяжкие, откуда уже будет не выбраться, засосёт. Те, кто попробовал, уже не забудут такой опыт преодоления пределов.

Стою на светофоре и наблюдаю за спешащими перебежать зебру под заканчивающийся зелёный свет пешеходами. У женщин постарше при этом подпрыгивают их большие груди. Этому, переглядываясь, улыбаются мужики в соседних машинах.
Я задаюсь вопросом: почему природа не вшила такой же силы основной инстинкт в человека, как тяга к познанию? Разве смысл эволюции не в распространении и наращивании силы разума? Вроде бы нет же биологически обусловленных препятствий к этому? И в качестве ответа – не получается ли по задумке природы, что следствием озабоченности людей должно быть рождение новых людей, а значит и потенциально новых знаний?
Я подхожу к бойкой бабушке-киоскёрше, и, разглядывая макулатуру с гороскопами и сканвордами, спрашиваю, а нет ли чего-нибудь про секс? Она несколько теряется, но виду старается не подавать.
Когда я еле-еле достигаю финала, с онемевшей рукой, я будто вплотную приближаюсь к какой-то финальной же истине. Но когда моё семя извергается, я сразу же осознаю, что так и не достиг того понимания, над которым работал, к которому шёл, и от которого был на волоске; не понял того самого главного о жизни, о женщинах, о семье и прочем.
И, не в силах кончить, перебирал в запыхавшемся уме всех своих знакомых людей женского пола. Так и не остановившись на ком-то конкретно, кончал «в никуда». В комнате с зашторенными окнами, в перерывах между забытьем сна, снова и снова.
Я слышал, что во время мастурбации, задействуются те же области в мозгу, что и после приёма героина. Бездарные выходные.
Вспоминал, как подростком заехал на велосипеде в центр бескрайнего пшеничного поля и там, сидя на седле, онанировал. И когда моя сперма уже должна была оросить чернозём, она не выплеснулась. Тут же у меня в голове промелькнуло что-то про библейского Онана, персонажа Пятикнижия, второго сына Иуды, внука патриарха Иакова, который был наказан Богом смертью за то, что изливал семя на землю. Оказывается, сидя на жестком велосипедном седле, я пережал семенной канал, который идёт от мошонки к пенису. Возвращаясь домой в деревню и проезжая мимо поля молодого подсолнечника, я думаю, что в моей порции спермы, наверное, так же невероятно много сперматозоидов, как всех семечек с каждого подсолнуха на этом поле...
Дрочил, вспотел, бесил, чесался между ног, рычал на звонки. От всего от этого во мне остаётся и царит только апатия, мизантропия и меланхолия. И ты облизываешь пальцы после того, как тыкал членом в ведущую прогноза погоды на экране телевизора. И продвигаешься, со спущенными штанами, стреноженный, до ванной, со своим семенем в ладони.
И, смотря на этих забугорных шлюх, чудится мне, будто я солдат в одном из оккупированных городов, насилующий женское гражданское население, передёргивающий затворы.
Кстати, есть такая версия, почему в порно-индустрии, категория «teen» или «lol» самая популярная. В первобытные времена девочек подростков-малолеток было проще всего поймать, изнасиловать и утащить с собой. Поэтому, типа, и нравится.
Иногда я представляю, что в будущем государства будут специально подбирать людям случайных партнеров для секса, даже семейным. Один день в неделю законного секса, как маленький праздник, которого ждешь и готовишься с волнением.
Мы ведь пойдем на этот фильм в кинотеатр вместе, да? Ты только не скачивай, не смотри один, не смотри без меня... Ты можешь даже тренировать свою волю на этом.
В просмотре порнушки, как и в употреблении алкоголя, нет меры – дрочишь или пьешь, пока не успокоишься. И лишь откладываешь исход, решив вдруг сказать себе «нет».
Интересно, смогла бы ты так? Без любви, без ничего. Как бы, наверное, ненавидели мужчины и женщины друг друга, если бы не все это – вожделение (иногда в виде грязных мыслишек), которое превозносит и того, кто хочет, и того, кого хотят.
Этот режиссер, он же порно-актер, кажется, по крайней мере, в сексе, зашел уже слишком далеко. Лишил запретов и тайн. Но, может быть, тем самым он открыл дверь в другие ещё более неизведанные соблазны и тайны?..
И чем откровеннее сцена, чем развязнее ведут себя мужчины, чем больше она позволяет делать с собой, тем больше я начинаю думаю о том, сколько ей заплатили за эту работу в пересчете на наши рубли. Мне кажется, было бы верхом сексуальности, если бы она сказала на камеру, сколько ей заплатили за съёмки и что она собирается купить на эти деньги.
Я думаю о том, возможна ли такая развязность именно в занятии любовью, а не в сексе? Ведь любовь тоже работа и там тоже всему есть своя цена. И вообще, каков интересно процент занятий любовью из всего секса на Планете.
Я хотел лечь пораньше, но, как всегда, застрял в скаченных завалах видео для взрослых: вот уже постаревший порноактер и режиссер Рокко Сифреди, сам залезает в кадр с глазами, полными восторга и твердит в камеру: «That the new generation, unbelivebale!» –рядом с ним совсем юная и стройная красотка-блондинка.
Он по-всякому вертит, крутит и нагибает ее, она послушно выполняет его команды. Рокко не может сдержать своего восхищения совершенно идеальной красотой.
Уже какую по счету девушку заводят в эту массажную комнату, обвешанную синей материей, но с каждой новой – все по-другому. Оргазм тоже каждый раз как будто новый... И эта странная концовка в некоторых сюжетах: в затухающем крупном плане липкий взгляд ее... Я помню каждый эпизод... Не каждый порно-актер – это член на ножках...
Подарите кто-нибудь мне какую-нибудь долбанную книженцию что ли, чтобы я примирился сам с собой... И от перевозбуждения я залезаю в первый же попавшийся интернет-интим шоп и заказываю там разных секс-игрушек. Потом, успокоившись, жалею о содеянном. Представляю себе, как эта бандероль за невостребованностью уходит к ним обратно и как они потом перекладывают эти силиконовые штуки туда и обратно.
Ускорение перемотки в два и более раз. Все становится так смешно, эти дрыгающиеся голые тела. Наверное, мы все ужасно смешны, если бы можно было всю жизнь перемотали за ночь... Но он, взявшись за ее попу, и так и сяк ею вертит, переставляет её руки, ноги и продолжает, продолжает свою безумную качку. Ещё люди выглядят смешно не только в своих секс-желаниях, но и когда пытаются после еще поспать, хотя очевидно, что пора бы уже вставать.
Она мнёт яйца и спрашивает, не мешают ли мне в жизни, ведь торчит, выпирает? А я отвечаю: а не мешают ли вам ваши титьки, ведь они много больше и тоже выпирают, и тоже болтаются частенько?.. Да и неудобств, чтобы сходить по маленькой нужде, вы испытываете больше.
Кстати, а вот, если у молодой миниатюрной девушки большая грудь – ведь это в каком-то смысле даже как-то неприлично, особенно в присутствии взрослых мужчин, да и сверстников тоже, не правда ли? А если у этой же девушки увеличенное влагалище, для оптимального секса с которым нужен пенис размера много больше среднего – ведь это тоже девушке не делает честь и несколько даже дискредитирует ее юную женственность?
Так, наверное, и хвосты мешаются иногда животным.
А ещё прямохождение людей, которые все время норовят куда-нибудь присесть или прилечь, т.к. их все время тянет к земле. Я думаю, такое прямое строение тел людей само по себе как-то слишком неестественно на этой планете и вынуждает к слишком большим затратам в работе по физике.
И, сидя в туалете и прицеливаясь плюнуть между крышкой стульчака и спущенными трусами, я думаю, что вот когда долго воздерживаешься, появляется некое чувство жизни, какая-то экзистенциальная энергия. Так вот, люди в созидательном смысле отличаются между собой содержанием этой энергии. Иногда я сам забываю, что эта энергия может быть и у меня. Может, поэтому в детстве жизнь кажется удивительней и захватывающей, чем потом.
Приостановись. Расстегнув ширинку, подумай, ведь столько еще хорошего на свете кроме этого, застегни снова. Помни, есть всего две трагедии на свете: желать и не получить, и желать и получить...
Раз, дотянувшись, нажимаю паузу и думаю, думаю. Раз, продолжаю воспроизведение видео. В какой-то момент снова подкатывает какое-то смутное ощущение, что вот-вот я наконец пойму что-то важное, произойдёт какое-то озарение. Я снова ставлю на паузу в попытке прочувствовать эти намёки, но так и не улавливаю, в чем тут дело и продолжаю тупо смотреть ролик пока он не заканчивается.
Я кончал на картонные обрывки, в цветочные горшки. Та салфетка, в которую я накончал уже который раз, эти засохшие спермические наслоения, пахнут то ли сахарной ватой, то ли ванилью, шербетом, то ли еще какими-то кондитерскими изделиями, в общем, чем-то сладким...
«Другие параметры спермы, подлежащие исследованию, – это вязкость, объем, кислотность, цвет. Во время эякуляции сперма выходит как жидкость, и почти сразу приобретает желеобразную консистенцию, а затем опять разжижается в течение 20-40 минут. Если сперма не разжижается, могут быть проблемы с ее проникновением в цервикальный канал. Объем спермы в норме варьирует между одним и пятью миллилитрами; пять миллилитров – это объем чайной ложки. Если объем спермы очень маленький, то её может не хватить для того, чтобы проникнуть в матку и в фаллопиевые трубы в достаточной для оплодотворения концентрации».
Ходил потом пьяный и напевал: «Делу – время, делу – время, а, потехе – ча-а-с...» У меня как у латыша – х... да душа! Hey, bitches! Ебическая, лимбическая сила!
Когда я, без оргазма с неделю, а то и две, лежу среди ночи с непреодолимым желанием, чтобы ты ответила на мое сообщение – сколько лет я не писал тебе на твой позабытый номер... Тогда я это я, тогда я живу по-настоящему.
Иногда, одевая наушники, я забывал отключить колонки. И посреди ночи были слышны из моей комнаты звуки, стоны, охи...
Не слышь, а послушай: если после всего этого, ты всё ещё хочешь просто её увидеть, поговорить с ней, значит, похоже дело, ты действительно её, вроде как, любишь... Если онанировать перестану, хоть тебя сильнее любить буду, малыш...
Я засыпаю, я перестану, любовь вернется, и желания, мало по малу, я знаю... И если потом, на каком-нибудь совещании или заседании я вижу сидящих засыпающих мужчин, я знаю – они просто кончали накануне.
Через много лет, занимаясь со своей женой неторопливым сексом, смотрел краем глаза новости по телику. Как жаль, что тогда, когда нам так сильно хотелось, не было даже места, где бы уединиться, а теперь уже и не хочется...
Жена удивляется, как это ты после того, как кончишь, можешь сразу говорить о каких-топосторонних темах. О марсоходах, политике или ещё бог знает о чем. Я и сам удивляюсь, как это так оно само собой начинает думаться о самых неожиданных вещах. Например: а вот ёжик в самом деле всякие яблоки и грибы себе на спину на иголки накалывает для транспортировки? Интересно, как он это делает, лапками что ли?
– Это я специально переключаю внимание, чтобы не стало грустно, – подумав, отвечаю я. Post coitum omne animal triste est – каждое животное после совокупления печально – sive gallus et mulier – за исключением петуха и женщины.
Иногда, после того, как кончишь, в сознании мелькает некое озарение, как будто пелена сходит с глаз, совершенно чёткая догадка, что вся эта потребность в сексе это некая зависимость, навязанная тебе, за которой ничего нет. Всё-таки у женщин более взвешенное отношение к сексу, они не придают ему большего значения, чем он того заслуживает и это хорошо видно в разговорах в женских компаниях. Поэтому женщины используют сексуальную зависимость мужчин, как дилеры используют зависимость наркоманов для своего обогащения.
Чудиться мне, будто исчезнувший когда-то без вести мой кот Пупурышка-Пупыркин-Пупырчатый остался, бедняжка, закрыт на холодном балконе и зовет, мяукает оттуда, прося пустить его в дом. Так я и засыпаю в раздумьях, пойти открыть ему или нет... Но я снова бессильно проваливаюсь в сон, в ту бутылку минералки на подоконнике, где сегодня весь день от солнца вода испарялась и оседала капельками на стенках бутылки, стекая вниз. И завтра этот процесс повторится снова...

Оба задумчивые, они безучастно о чем-то спрашивают друг друга по очереди.
— Я в деревню съездила... одна... поливала.
— Да? А что ты поливала?
— Цветочки.
Он очень устал, но ему нравится это ощущение, разлившееся по всему телу.
Она думает, что ей больше всего нравится в нем то, что он может выдумывать всякие интересные штуки, вопросы часто с подковырками и противоречиями и говорить об этих мелочах, что он их так запомнил мимолетных, неожиданно переходя от одного к другому, что эти его ассоциации так странны и откуда они идут и от чего зависят. Наверное, это можно было бы назвать «поболтать ни о чем».
Он медленно спрашивает еще:
— Ты... когда-нибудь сажала какие-нибудь деревья?
Она задумчиво улыбается и отвечает: «Только укроп».
Он представляет ее в летнем сарафанчике, разбрасывающей семена укропа в огороде.
— А я раньше много всего сажал везде, но никогда не получалось увидеть всходов, как растет.


22 июля 2005 г.
Почему я снова закурил?
Да нет у меня никаких проблем, просто... от делать нечего. Просто жизнь станет скучна.
Солдат писал, что только и делал, что мечтал поскорее убраться с этой долбанной войны. Но, возвратившись домой, она стала приходить к нему. И не только к нему, но и ко всем тем, с кем ты был там. Потому что, чёрт побери, хоть оно и так, а всё же это было не плохое времечко, да?
Сигарета может заставить тебя встать среди ночи и увидеть звёзды, а это уже что-то.
Бывает, выйдешь вот так на балкон, такой серьёзный стоишь и куришь, и каким несерьёзным кажется всё вокруг, все дела...
Доводилось ли вам не спать ночь и потом пойти утренней улицей? Не правда ли, каким же неторопливым и особенно неожиданным кажется всё вокруг? Ты бы сказала, что это изменённые состояния сознания. Оно и верно.
Когда-то, на одной из скучных лекций, и я размышлял о том, что как же это хорошо знать, что после этого можно уйти куда-нибудь, увидеть кого-то... Моя наивная теория надежд, которую съел компьютерный вирус, и поделом.
Или, например, позвонит друг и пьяным голосом пригласит залезть на двадцатиэтажку...
Иногда я слышу где-то, что нужно учиться жить сегодняшним днём, ловить каждый момент и радоваться этому; и от себя: оценить все оттенки ночного дождя, сидя под козырьком, а, быть может, и ту пыль, которую он поднимает со дна души.
Но с каждым разом ты дышишь чаще, взбираясь к ней на пятый этаж.
Однако, лежишь же в поле мордой в небо и вспоминаешь тот несерьёзный разговор о самоубийцах-мальчиках-дурачках...
Мне кажется, и правильно, что девушкам не следует слишком давать парням понять, что они им нужны. Быть может, и к жизни не нужно уж так серьезно цепляться, иначе она может поворотить нос от тебя.
В общем, так и не смог объяснить тот факт, что я «взял у сигареты неизмеримо больше, чем она у меня».


Ты где-то...
Встав посреди ночи, я еду встречать тебя на вокзал.
Какая ты коммуникабельная, в отличие от меня, просишь у не соседнего даже молодца телефонную трубочку на секундочку позвонить, давая мне, таким образом, слышать стук колёс поезда: «тук-тук, тук-тук».
Отнимаешь у уфимского времени московское и быстро-быстро диктуешь мне номера поездов, путей и вагонов.
Я рассказываю таксисту о тебе, какая ты у меня необыкновенная и смуглая красавица.
И, приседая в вонючем вокзальном сортире, и зачитавшись, не знаю какой листок вырвать из этого затёртого блокнота.
Забурились в бильярдную с морозца, кругом сидят народ возбужденный, слышно, как за соседним девушки рассказывают о перипетиях на работах.
Давным-давно земледельцы приходили к охотникам на север, и как они были рады встретить, пообщаться. Зачем воевать, если есть чему научиться друг у друга. Так же и я рад видеть все эти новые лица.
И, трогая тебя сзади, я всегда знаю, что почувствую маленький прямоугольник, слегка выпирающий в заднем кармане твоих штанов; в нём я и ты, там так много нас с тобой, больше чем сейчас, когда ты метишь кием (дай-ка мне эту палку) в бильярдный шар, а я внимательно курю.
Ходя вокруг бильярдного стола в поисках удачной позиции-комбинации-расклада для удара, я замечаю за собой, что двигаюсь как кошечка, шаловливыми пальчиками трогая борт. Краем глаза кошечка замечает улыбающегося парня-страуса в чересчур потёртых джинсах, несущего стеклянный графинчик с прозрачной жидкостью... Остальные игроки напоминают рыцарей с копьями, всем своим видом показывающие, что они «Идут на Вы». Я понимаю, что с каждой кружкой мои удары по шарам не точны и с этим ничего нельзя сделать, только перестать играть.
Не очень мне везет что-то. Наверное, оттого, что дела мои сейчас в общем-то хороши в отличие от моих сегодняшних друзей. Может, дуракам везет оттого, что судьба или какой иной бог этой игры не сразу успевает «проиндексировать» жизненные обстоятельства «новичка». И, конечно, если не везет в этом, так повезет в другом... Может быть, если бы бог существовал, то должен был бы любить больше именно тех, кто в него не верит.
Стояла так, смотря на бильярдные шары задумчиво, потом повернётся к одному из нас и спросит: «Ведь завтра воскресенье, да?» Тот, посмотрев на неё, кивнёт.
Потом еще пьют пиво. Она хочет сходить в туалет, поэтому встает и, улыбнувшись, говорит, что сейчас вернется. Пока ее нет, он курит и думает над тем, что было сказано и что он еще скажет ей. Она, присев на унитаз, тоже хочет продолжить разговор именно с этого места.


29 апреля 2006 г.
Прижимаясь к нему, она вдыхает запах его нагретого солнцем пальто.
Он шёл как солдатик, и тогда я подумала, что это так смешно, ведь мы совсем не замечаем того, что всё время размахиваем своими руками, когда ходим... потом долго смотрела и смотрела на идущих по своим делам прохожих, машущих... Я раньше думала, что аристократ – это значит 100 раз ариец.
И говорит: боюсь больше всего, что стану инвалидом каким-нибудь... Закрываю так глаза, снова открою – всё на месте остаётся всегда, так странно... И ты, всегда так странно на меня смотришь, долго-долго, так, наверное, смотрят на воду...
Но мои поступки реальны. Особенно, когда пьяная и с зарплатой в кармане, я захожу в ночной магазин и отдаю продавщицам приказания.
Я подолгу разговариваю со своим котом, чтобы знать, что все еще живу, что все в порядке и ничего никуда не исчезло.
Знаешь, многим вещам, оказывается, ещё не придуманы названия, правда?..
Купила себе новые туфельки-каблучки: нет, чтобы зеркало снять и на пол опустить, так притащила табуретку и при попытке забраться... упала; вот теперь видишь – синяк (показывает).
Чем короче причёска у девушки, тем быстрее до неё всё доходит.
Когда я еще была девочкой, то помню удивлялась, как это у мужчин такое большое хозяйство умещается в штанах и не топорщится.
А ты знаешь, какая у мужчины самая сексуальная часть тела, орган? Мозг – улыбаясь, говорит она.
Когда у меня болит живот, мне нужно с кем-нибудь разговаривать, не важно о чём, тогда живот отпускает; если молчать – начинает болеть ещё сильнее.
Боже, какая радость угостить секретаршу парой ирисок.
Признаться, мне никто не мешает записывать сюда всякую ерунду... Хотя, вот сижу, к примеру, за компьютером, чихаю, отчего со стола слетает какая-то бумажка. Ты было потянешься за ней, чтоб поднять, но бросаешь. Так же и записывать сюда иногда бывает не то, чтобы лень...
— Мне часто снится, что будто бы я куда-то всё время опаздываю, всё же прибегаю, а автобус или поезд уже ушёл... Ты же знаешь, что это значит?
— Я тоже заметила одну странную закономерность. Когда я еду к тебе, в автобусе всегда кто-то скандалит, сильно или слабо, но всё-таки...
В лифте в руке сигарета в дыму смотрит обволакивает красиво так, а представь если скоро в гробу, сыра земля если скоро всё так странно, как кто-то уже говорил...

Я и спрашиваю: как ты думаешь, кто нашему президенту эту чудную шапку купил?
Жена, наверное, а может, вместе, или у них служба специальная есть.

Я оказался на вьетнамском рынке. Местные фашисты сжигали его несколько раз, оставался только стальной каркас, но рынок всегда снова возрождался к бурлящей жизни.
Сперва стыдливо, а потом уверенно и весело я покупал там маленькие радости жизни.
Эти маленькие люди улыбались мне, в их магнитофончиках играла странная музыка тех мест, откуда они приехали.
— А это сколько стоит?
— Дридабидат (триста пятьдесят).
Придя домой (дед мороз), я собирал вокруг себя всех домочадцев и восхищённо вынимал из сумки, передавая в тянущиеся ко мне руки. И тогда, с каждой минутой, руки начинали мне тихонько завидовать.
Стеариновые свечи, длинные и тонкие, романтические, грустные от заканчивающейся жизни.
Новогодние бомбочки и петарды, не распроданные зимой, – чувствовать, как замирает человеческое сердце в страхе, встряхивая бытие, привычное и пресное, как хлеб.
Непрочный блокнотик и огромный чёрный маркер, чтобы писать пьяные стихи в подъездах.
Измерительные линейки, чтобы вертеть их в руках в минуты размышлений.
Аляповатый стакан из дешёвой керамики ли, чтобы навещала иногда мысль о «чайку-кофейку».
Два маленьких походных электрических кипятильника, один – кому-нибудь в подарок, другой – на случай войны.
Карты игральные атласные, сидеть до утра с друзьями в покер (тактика выжидательная).
Магнитики, чтобы прикреплять на кафедральную доску объявлений информационные листки научно-практических конференций.
Увеличительное стекло (лупа) – жечь насекомых в деревне во время фиесты, чувствовать вместе с запахом палева откровенную и чистую жестокость внутри себя, как корчится оно в судорогах, как съёживаются крылышки, так быстро, так быстро...
Барахольщик-барахлюш прибарахлился.

Мне приснилось, будто я, к своему огорчению, обнаружил кариес в одном из своих коренных зубов. Я начал иголкой ковырять эту чёрную точку и, по мере ковыряния, дыра всё больше увеличивалась, а я всё дальше углублялся в корень зуба. Потом я обнаружил, что там ещё дальше имеется какая-то пустота и меня начало туда затягивать и, провалившись туда, я оказался в какой-то то ли пещере, то ли комнате. Я походил по этому помещению, но вскоре комната пришла в движение и начала накреняться подобно кораблю во время шторма, твердь уходила из-под ног.

23 май 2007 г.
Заводил я двигатель и ехал, не спеша, по направлению к тем местам, где прошло мое детство.
Смущенные райцентровые медсестры подавали мне халат, тапочки, открывали двери. Заходил я в палату, где лежал мой умирающий дедушка, весь скукоженный и больной.
«Эх, ғумер» – шептал он по-башкирски, держа меня за руку. И так же бессильно плакала потом бабушка, похлопывая своей маленькой ладонью по холмику сырой земли над его могилой.

25 октября 2007 г.
Ко мне девушки прикипают, даже самые сильные и независимые. Потом начинают просить, чтобы я не играл с ними, их чувствами, а то – больно. Всегда все дело было во времени и месте моего присутствия, а точнее, моего тела. Не подает знаков внимания, значит не думает, забыл. Мне же кажется, что я просто сильно самодостаточен.
Они не любят общаться так, «чтоб было обоим удобно», делать перерывы в общении.
Люди женятся друг на друге для того, чтобы были свидетели нашей проходящей жизни.
Может, я до сих пор перебираю их, а к тебе я вернусь потом, когда пойму, что по сравнению с тобой...
Я поняла про тебя и хочу сказать вот что. Ты не можешь принадлежать кому-то одному, а только всем по чуть-чуть. Тебя много, ты хорош по маленьким дозам и, наверное, не так близко, иначе – яд, страдания и боль. В этом мы похожи с тобой. Вот и все, что я хотела сказать тебе, вот и все. Я так пьяна, открой окно...

Цит. по: Кот Бегемот. 99 признаков женщин, знакомиться с которыми не стоит.
«Он: когда тебя нет, мне просто кажется, что ты вышла в соседнюю комнату».
Она: «Когда ты вышел в соседнюю комнату, мне кажется, что тебя больше нет».
Когда мы любим женщину, то нам кажется, что она всегда вместе с нами – где бы мы ни оказались. Духовно мы с ней как бы и не расставались вовсе. А потому, мужчина, по сравнению с женщиной, в разлуке в общем-то не очень и скучает.
То, к чему женщина привыкла и полюбила, она начинает считать своим. Собственно, так поступаем и мы, но если мужчина отождествляет 'свое' с добычей, которой овладел, но с которой может, в принципе, и расстаться, то женщина ощущает 'своё', как часть собственного тела. Это относится к территории, на которой она обитает, к мужчине, которого любит.
Для женщины сумочка – это часть тела. Так вот: женщина спокойна лишь тогда, когда все, кого она любит, находятся с ней рядом, здесь и сейчас. Если же объект просто исчез с глаз, то для женского подсознания он навсегда исчез, безвозвратно пропал, начисто растворился.
Проститутка любила говорить: «Одной мне слишком холодно, с кем-то – слишком жарко...»
Занятно, что именно такое отношение характеризует примитивные народы, находящиеся на ранних стадиях развития. Б.А. Успенский доказывает, что для первобытной культуры человек, отправившийся в путешествие, воспринимается, как умерший, и наоборот: смерть воспринимается как своего рода путешествие.
Однако на этом дело не заканчивается. Воспринимают разлуку как смерть также и совсем маленькие дети. Гельмут Фигдор доказывает, что маленькие дети всегда чувствуют надвигающийся развод и воспринимают его как своего рода смерть покинувшего семью родителя, а последующие его эпизодические визиты – как нечто призрачное, как возвращение с 'того света'.
Женщина рассматривает как часть своего тела в первую очередь собственных детей – тем более, что некогда и были они частью её тела. И это своё отношение угораздило её перенести на весь окружающий мир. На всё, что попадает в сферу её влияния. То есть женщина как бы становится 'матерью всех вещей', всего сущего. Иными словами, всё женское подсознание почти полностью исчерпывается материнством.
Может он погиб, пропал, заболел, растворился, скоропостижно полюбил другую.
Женское подсознание паникует во всех ситуациях, кроме той, когда всё люди, которых она любит, сидят в одной комнате рядом с нею. И в этом смысле женщины, как ни странно, почти полностью бездуховные существа. А ещё – именно поэтому матери так трудно смириться с независимостью выросших её отпрысков. И нет ничего удивительного в том, что после развода женщина ведёт себя по отношению к ребёнку, как к своей собственности.
Для женщины быть нужной кому-то и обладать им – одно и то же.
Даже желание иметь «одного-единственного и на всю жизнь» также вытекает не из позитивного стремления быть именно с этим человеком, потому что он такой-то и такой-то, но из глубинного страха, что не понравишься МНОГИМ. Это подтверждается, в частности, тем, что красивая женщина редко отличается необыкновенной верностью. Да и вообще женская влюблённость частенько рождается из благодарности, что на неё обратили внимание, а не из чего-то другого. То есть опять же из слабости, но не из силы. Один циник вообще заявил, что после определённого возраста любовь нужна женщине скорее для того, чтобы избавиться от своей перманентной ненависти к мужчинам.
Тот, кто постоянно боится, что может вдруг лишиться чего-то своего – без сомнения, является слабым человеком. Слабый интуитивно чувствует себя таковым и потому стремится стать сильным.
А ещё – женщина ищет себе мужчину по принципу дополнительности. То есть того, который сделает так, чтобы она стала сильной. Мужчину, который сделает так, чтобы у неё 'было всё'.


10 ноября 2007 г.
Я сдаю свои позиции, «оно» меня перебороло: стал отправлять обширные ответы на sms-сообщения, чего раньше за мной не замечалось. И я принимаю очередную твою sms-ку: «Я объелась как тузик на помойке у меня молния на брючках лопнула сижу на работе завернувшись в шарф ;-)».
Герой, всякий раз, едучи в автобусе привычным маршрутом домой, набирает ей, живущей уже чёрт знает где, сообщение, начинающееся со слов «а помнишь...». Например, как тащили из леса берестяную кору для костра и какая ты была красивая с этим куском коры. Когда мы шли по лесу, ты сказала, что в городе такого нет, чтобы слышать свои шаги. Но кончаются сюжеты у него.
Я так редко стал появляться дома, что даже забыл, в какие стороны переключатели света включаются.
Она смеется и делает пальчиками вот так «чик-чик», будто что-то перед собой «заковычивает».
Когда начинал капать дождь, она снимала с руки свои маленькие часики и прятала их в карман. Иногда это выходило у нее естественно и незаметно, так, будто в этом ничего такого нет, но часто получалось как-то виновато.
Вот поэтому я и начала ходить в мечеть... но потом бросила... как и фитнес...
А кот, дурак, когда пошел первый снег, целый день просидел на подоконнике и смотрел...

А знаешь, – говорит он вдруг ей, – самое удивительное для меня, что такие люди, как ты вообще существуют, и даже живут в этом городе. Ты для меня как большая собака, к которой поначалу страшно подходить, не то, что трогать. А когда узнаешь хорошо, можно тискать, трепать за ухом, хи-хи, вот так. Здесь моё время идёт так же, как там у тебя и это тоже делает нас ближе.
А вот как странно. Заметил у тебя появившийся крестик, на шее висит и на грудь ложится. И потянулся к нему, потрогать, хотя, ты же знаешь, что я вообще-то не такой, а ты ругаться, говоришь, что нельзя чужие талисманчики трогать, тем более так. Но мне-то даже в голову не пришло, что тебе может не понравиться, хотя, ты же знаешь, насчет осторожничанья я такой фантазёр, – всё было занято тем, как тебе будет приятно, и ты улыбнёшься, когда я осторожно возьму в руки его, у тебя на груди...
Она едет всё в том же автобусе в квартале, где находится его дом и раздумывает нервно: позвонить или нет? но бельё... весь день не мылась... – и, следя за толстой женщиной, залезающей на подножку, решает обиженно: нет, пусть лучше в другой раз...
Снова смотрю на крестик у нее на груди: «А его (глазами показываю наверх) променяла бы на меня, на то, чтобы быть со мной?» «Я знаю, ты атеист» – лишь отвечает она.
Нюхает, нюхает меня, сопит и заключает, что от меня пахнет старым дедушкой.

Однажды, когда я была маленькой, как всегда посмотрела перед сном передачу «Спокойной ночи, малыши». Проснулась от того, что нога совсем затекла. Я так испугалась, что сейчас умру. Родители потом прибежали, но ничем мне не могут помочь, а только растерянно смотрели на меня. Я ведь давно подозревала, что не такая, как другие, что что-то во мне не такое, как у всех других.
Мама рассказывала мне, как я родился у нее: «Сестра твоя всегда плакала, а ты, помню, когда проснешься, всегда улыбался почему-то, такой спокойный ребенок был, беспроблемный совсем».

И будит с утра свою дочь:
— Тебе нужен ластик? Ластик тебе нужен, а?
— О-о...
— Хороший, нужен или нет?
— Мам, отстань, а.
— Вот, смотри, Эрих Краузе. Ты же ведь что-нибудь, наверное, пишешь карандашом.
— О-о-о...
То, с какой серьезностью люди спешат утром на работу – внушает некий страх заданности происходящего, запланированности.

Поругавшийся со всеми оттого, что хотел понимания и участия... сижу один ночью в своей машине и слушаю аудиокнигу – французский роман («Возраст зрелости»), события более полувековой давности, там девушка со странным именем Ивиш... Я делаю еще глоток из бутылки пива и смотрю во двор сквозь запотевшее окно. Думаю, как расскажу когда-нибудь своей дочери об этом и почему я так странно ее назвал, о чем я думал... Да, поругался со всеми, телефона с собой не взял.
«У него есть сын, который еще одного года не использовал, то есть, не исполнилось». Молодой отец-студент, готовясь к экзаменам по горному делу, читал в общежитии своей маленькой дочери лекции, вместо сказок, чтобы самому лучше запомнить материал. Ах, какой бы я был отец. Например, я бы не обращал внимания на невыключенные свет, теле- и радиоприемники. Время от времени я бы приносил в дом какую-нибудь новую интересную книгу, фильм, музыку.
Искал потом на кухне что бы поесть, как всегда – нечего, засыпал... Проекты так и висят неосуществленные.
Если умру, будет жаль. Драма не свершившегося, навеки неосуществленного.
Не разрезать с тобой вкусненький тортик. Топ-топ босиком по пыльной дороге. Не прикоснусь к клавишам. Все будут забывать заряжать мой телефон. Как переполнится мой почтовый электронный ящик, кто продолжит дело библиотекаря? А сколько барахла из шкафа извлекут, недаром же ты называла меня барахольщиком.
Объясняю тебе первый и последний раз, почему наш проект называется «Библиотека Ихтика» (ihtik.lib.ru) или Ихтиотека. Меня зовут Искандер. В детстве в деревне мы не вылезали из озера до посинения, меня дразнили так: «Иска-писька», потом писька сгладилось до «Пискарь», а это рыбка, т.е. из области ихтио. Ихти – по-гречески рыба, андр – человек. Всё вместе значит: Фишман. Секандр ещё.
Демонстрирую маме заказанный по интернету внешний бокс для подключения 2-х HDD SATA по USB 3.0-интерфейсу и говорю, что когда-нибудь наступит день, когда вообще вся информация на земле будет помещаться в одной такой коробочке с коробок спичек, а человек ничего не будет значить, но коробок! big data и искусственный интеллект! и смотрю на нее многозначительно. Она, покосившись на меня, отвечает: «Ой, ой!» А я: «И я буду продавать эти коробки!»

Ловушка для истребления тараканов. Конструкция ловушки представляет собой безопасное укрытие для тараканов. Циперметрин – действующее вещество нового поколения, которое, попав в организм насекомого, вызывает его гибель, а также эпидемию среди сородичей. Пищевой аттрактант обеспечивает привлечение в ловушку даже сытых тараканов с расстояния до 1 метра.
Запасы папиной минералки на кухне не иссякают.

Она торопливо вылезает из машины и достает пачку бенгальских огней, показывает их мне поближе. «Я взяла две, для нас». Дает одну свечу мне, другую – себе. Я деловито поджигаю зажигалкой сперва ей, потом себе. От искрения глаза её загораются, начинают хлопать ресницами, и она начинает слегка пятиться. Я усаживаюсь рядышком на корточки и мы молчим, смотря на яркий бенгальский огонь, каждый на свой. Я, немного помотав свой огонь в стороны и слегка улыбнувшись, произношу: «Весело, да ведь?» Она как-то отстраненно кивает в ответ, не сводя глаз с догорающей свечи...

Начистили гору креветок, сидит и смотрит на это. Представляет, как понес бы в сарай попробовать, будут ли куры клевать?
Они ссорятся возле продуктового магазина. (Ты сегодня больше не будешь пить!) Укоризненное молчание. Обнимает ее, в руке сигарета. Ничего, ничего... Вздыхает, скорее всего про себя: жизнь одна, жизнь одна...
Разговор затянулся. Она тушит и тушит в переполненное пеплом блюдечко свои сигареты. Я смотрю, как она это делает. Будто вспаханное черноземом поле, вороны садятся за плугом. Это серьезный разговор.
Не бойся, я не опьянею. Чем интереснее собеседник, тем труднее опьянеть. Ведь в скучных же гостях, становится интересен телевизор любой.
Это показатель широты моей души. Несколько лет ушло у меня на то, чтобы научиться знать меру в алкогольных делах, считать литры и мозгом гасить широты.
Ах, напились как-то раз с подружкой, стали записывать на обратной стороне какого-то прайс-листа имена всех мальчиков. У меня получилось больше сорока.
Среди ночи, она ему: «Ты же знаешь, что не можешь остановиться. Может, хватит?»
Обняв недопитый двухлитровый пластиковый баллон пива: «Нет? – А почему?». «Жизнь коротка».
Когда кончила, расплакалась навзрыд, полилась вся накопившаяся, все обиды замелькали, будто исстрадавшаяся душа, все эти десять месяцев, и мечты летучие раздумий трамвайных огней и злость, злость, чего никогда, как стало понятно, ворота заперты, но меня несет, туда, где этих бессмысленных хождений и ожиданий; ые убирается, увидела такой безлишний стул, так мало не лишних вещей, колеса крутятся быстрее и я, видишь, тоже постепенно становлюсь добрее, успокаиваясь, я тебя никогда не забуду, ты все-таки добрее меня.
Она оказывается в его комнате, где повсюду на поверхностях пыль. Видит на полке несколько необычных открыток и спрашивает, можно ли посмотреть. «А от кого вот эта?» Видит слова: «Мой любимый, я так тебя люблю и буду любить...» Он, отвлекшись от компьютера, не может вспомнить от кого... «А разве подписи нет?» Виновато улыбается и снова смотрит на экран монитора. Она потом долго смотрит на него из глубокого кресла, сощурившись.
Похмельным утром мы прощаемся с тобой посреди улицы; щёлкнув каблучками, отдаём друг другу честь, приложив (ты мягкую, а я жёсткую) ладонь к виску.
В подъезде стоят курят. Она: уф, устала, нужно косметику смыть, глаза тяжёлые. Ещё смотри, что бывает, если у тебя большая грудь: и показывает отпечатанный след на плече от бретелек бюстгальтера.
Докуривают, тщательно тушат и долго еще смотрят друг на друга. Он начинает: В ночь с такого-то на такое-то число, пропала девушка, 23-х лет, среднего роста, восточной наружности, на носу имеется небольшая горбинка. Всем, кто что-либо видел или слышал просьба звонить по... Ты никогда не покатаешься на яхте, и ты это знаешь.
Он трогает большие пуговицы на ее халате и объясняет: ты, ты как этот... как, как же звали, того персонажа из мультика-то?.. М-м... Вот что значит с тобой пить. Фунтик! Да, ты как Фунтик! Ого-го, хо-хо-хо!
— А у тебя зато одна ресничка белая-белая и быстрее других растет.
Он настораживается, но потом вздыхает: это моя грусть таким странным образом выходит из меня, понимаешь.
Я купил камаз семечек подсолнуха во сне, урожая 1939 г. В том же сне я пытался попасть пьяной ногой в сапог, но там внутри был космос и звезды. И будто я какой-то хищник, на таких скоростях заяц передо мной срезает в бок, потом резко в другой, заносит, гад. Я останавливаюсь, как аватар и прислушиваюсь: где-то нарастает шум, будто поезд идёт, он усиливается с каждой секундой, но оказывается, что это кто-то пишет гигантской шариковой ручкой. Этот огромный стальной шар катится на меня и мажет, как гудроном пасту, от химического запаха которой я задыхаюсь.
Притормозили, дверцу открыли, взяли под мышки и бережно опустили на мерзлый асфальт – высадили кота, мол, гуляй, Вася, будь здоров.
У меня, кажется, теряется память. Вот, например, вчера: сестра говорит, что я, оказывается, стоял у дверного глазка и сетовал, что вот так всегда – когда хочу выйти в подъезд, обязательно там кто-нибудь блуждать начинает... Стоял и брюзжал, говорит, но я ничего этого не помню.
В музее боевой славы примерял немецкие стальные каски с отверстиями от пуль.
Сегодня в банке беременная операционистка, увидев мое имя на платежке, решает так же назвать своего будущего сына.
Бесите меня, перегоревшие лампочки, бесите.

Пока ты гладишь свою юбку французским паровым утюгом, я говорю тебе:
— Все мои свитера идиотские, в таких у нас ходят провинциальные студенты... Станцуй еще раз, этот арабский танец, а?
Она смотрит на меня оценивающе.
— Ладно. Но что это тебе даст?
И начинает ходить по комнате.
— Я и на работе учила девчонок восточному танцу живота. Они, уф, ты бы видел, как деревянные, никакой пластики. Танец должен быть внутри тебя, но если не дано, то...
— Наверное, если девушка не умеет двигаться красиво, т.е. чтобы ее захотели при этом, значит она и в постели не очень хороша, а? Или наоборот?.. Стриптизерши.
Через форточку слышно, как мальчишки взрывают бомбочки во дворе.
Она нагибается над столом, кладет руку на мышку, чтобы переключить композицию в проигрывателе компьютера, вращает пальчиком колесик мышки, вращает – но не может выбрать подходящую в плейлисте. Я рискую подать голос из своего угла: «Крути, крутилка, крути свою шарманочку, малыш».
— Почему ты на меня все время так смотришь, будто наблюдаешь, как я расту, живу... как на домашнего питомца?.. Зачем ты пишешь, что ты там пишешь?
— Ты знаешь, а я о тебе вообще много записал.
— Зачем?
— Ну, вот, мы состаримся и умрем, а кто-нибудь потом узнает о нас, как все было, прикольно же?
В течение этого танца я вспоминаю с умопомрачительными подробностями свой больничный период, где я «лежал», и где был так никому не нужен. В комнате, освещенной только мерцанием монитора. Пока ты танцуешь, в своем прозрачном костюме. Твоё сосредоточенное лицо, когда ты после работы, уставшая, обшивала лиф мелким бисером. Как ты красива в этом родном полумраке, как ты для меня родна, тело дрожит. Я все еще застрявший в том тягостном месте, твои руки в такт простираются ко мне, но тут же быстро уходят. Шприцы и капельницы. Твой оголенный живот. Старики в лифтах в креслах-каталках. Твои летучие улыбки.
Ворочается в постели, не может устроиться. Потом вдруг останавливается и шепчет: «Знаешь, что мне нравится? – что ты старше меня на 2 года, хотя это так глупо»... Мне снится, что мы забаррикадировались в нашей квартирке. На все деньги, подаренные гостями на нашей свадьбе, мы купили что осталось: спички, восковые свечи, консервы, полотенца и минеральную воду в упаковках. Телевизор уже перестал показывать про эпидемию чумы в мире, и мы мёрзнем, сидя, обнявшись на диване.
Но это был лишь сон и спросонья она толкается утром: «Не жмись ко мне, от тебя пахнет кротами».

Проходит мимо девушка-модница, а друг вслух говорит что-нибудь лестное про её внешность, чтобы все слышали. Мол, настроение ей поднял и самому приятно.
В каком-то богом забытом пьяном подъезде, где мусорка вывалила свою утробу, друг вспоминает с удивительными подробностями всех «баб», с которыми ему довелось столкнуться в жизни и везде, будто, он виноват, кидал и всё такое. Ну а они, возмущаюсь я, разве они так много думали о тебе, зачем ты вообще держишь их в себе.
А сколько мы уже вместе с ней? Можно спокойно сидеть рядом и вспоминать приятно... Но конечно не напрасно – все другие женщины, с которыми довелось... Наверно, не напрасно.
Так одиноко в этом грязном и холодном подъезде, с бутылкой пива одиноко, когда подумаешь об одном только для тебя человеке, сделай ещё глоток... И если ты один, на ком бы живом проверить, есть ли перегар, запашок, чтобы сейчас же ехать туда, где красивые места...
Потерял ведь перчатки. Помню кафе «Ковчег», кто ещё что вспомнит из участников того вечера? Недовольная официантка, неохотно менявшая нам переполненные пепельницы. Помню милицейский «стаканчик»; теперь милиционеры и сами не рады, что завели меня туда. Прокручиваю все назад к ретроспективе мелочей. Из кожи финского оленя. Перчатки становятся чем-то глобальным. На улице смотрю только, какие у людей перчатки. Засыпая, я думаю о грациозных оленях полуострова Ямал.

11 мая 2008 г.
С утра возле университета стригут поляну газонокосилкой, я сажусь на бордюр в ожидании запаха свежей травы, ведь я запаховый маньяк. Наверное, я должен быть благодарен судьбе за то, что мне не досталась какая-нибудь разрушительная зависимость или извращение.
После бессонной ночи, алюминиевый вкус во рту от жестяных банок, теперь я на семинаре по философии или бог знает чему, в неком полусне, я раскачиваюсь на своем командирском стуле. Ругался зачем-то, говорил им, чтобы не галдели, что чувствую себя пасечником на пасеке, где ульи гудят.
Я смотрю на сапожки батальона моих студенток под партами. В этой филологической группе одни девушки, и сегодня глаза у них, будто специально, такие добрые. И представляю я, что если бы я был девушкой, как всегда жалел, я бы, наверное, клал голову на плечо соседке по парте, практиковал кошачьи бы эти повадки и руки... И, привыкшие, мои любимицы не осуждали бы лесбийских этих повадок...
Подсмотрел в студенческой столовой: девушки обступили однокурсницу и охают, и ахают на то, как та покрасила волосы. Подходят, трогают руками кончики, в глазах нечто среднее между восхищением, завистью и желанием внутренне признать покраску неудачной.
Однако, чтобы не сдавать зачет по всей строгости, идет охота за объявленными мной возможными «автоматами». Новенькая, переведенная, незнакомый коллектив и все такое, и поэтому при себе должно быть все необходимое: разные ручки, карандашики, линеечки. Так и есть.
Пара идет, я смотрю на студентов, как бы поверх голов, то есть ни на кого в особенности. У другой смугленькой – выражение лица, пока она украдкой под партой пишет в свой телефон ему сообщение. Выражение, знакомое до боли, но когда и где?..
Моей любимицы в этой группе сегодня почему-то нет, ей 17 лет, и неделю назад, смотря на нее, я шептал ей внутри себя: «найди меня потом, не бойся найти меня...»
Эта завороженность глупыми длинными ресницами...
Обрывки докладов, выступлений: «в хтонической мифологии тополь являлся символом горя, мрака и слез... Сократ говорит, что прекрасным может быть и копьё, и кобыла... скорее эллинизация варваров, чем варваризация греков».
Я думаю о том, что ведь совсем относительно недавно вообще не было резины, а теперь вот на них всех есть трусы на резинках. Можно оттянуть и отпустить. Блин, ну о какой фигне я думаю всё время... это же просто, просто я даже не знаю как.
Она спокойно поднимает руку, и я приглашаю ее выступить. Что-то про школу как ценность культуры. У нее такая большая грудь для 19 лет. Но это выглядит не так неестественно, как, например, взрослый баритон у певцов-мальчиков. Я думаю, будет так обидно, если, когда она родит, там не появится молока, но это вряд ли. Интересно, как она осознаёт, что каждый день носит перед собой ёмкость для кормления нового человека, ведь она сама еще ребёнок? И вообще, для неё любые предметы, вроде больших банана, огурца или моркови – это то, чего следует избегать, стараться не брать в руки, и уж тем более не подносить ко рту в неразрезанном виде. Я слышал, что в арабских странах даже есть целая наука приличного поедания бананов женщинами.
У меня есть теория, почему для женщин всех возрастов считается неприличным демонстрировать грудь. Молочные железы у всех женщин разной формы, тогда как другие части женского тела – более менее одинаковы. В этом и дело.
Вот ее сережки, вот ее уверенный голос и гордая шея, вот они сели смотреть фильм на родительский диван, вот он смотрит на нее, вот...
Снова обрывки семинара: «Так, мы верим, что вещи существуют и тогда, когда их никто не воспринимает, мы верим, что другие люди обладают сознанием и т.д. <...> Бог-Творец – это в каком-то смысле информационный массив, в котором содержится все данные о нас, о нашем мире, о Вселенной... но всегда в суждениях своих добавляет в конце: «Если захочет бог»».
— Господа присяжные заседатели, властью данной мне, объявляю пятиминутный перерыв.
Студентки, вставая из-за парт, поправляют свои юбки, колготки, косточки от своих бюстгалтеров под свитерами и кофточками, потягиваются, как кошечки. На их попах и ягодицах следы от деревянных стульев, к которым они прилипают за время моей пары.
Я строгий преподаватель, студенты – мои клиенты, складывают контрольные работы на край стола. Потом эти листочки так по-разному пахнут каждый, так по-разному. Их написали будущие мамы, сыновья которых должны изменить жизнь в этой стране к лучшему.
Эта завороженность глупыми длинными ресницами... Фраза в голове кружится, я иду по коридору университета и приближаюсь к подоконнику, чтобы ее записать, но тут же решаю, что не стоит, что никакой глупости нет, и даже если и есть, то пусть ее не будет...
Прицепленный за туфельку взгляд нужно оторвать, прицепить его, скажем, к куску мела на столе.
В легком гуле аудитории я слышу, как по бетонным плитам этажом выше кто-то деловито и энергично вышагивает на каблуках. И меня как будто бы зовут. Прозвищами разных лет. Шепотом, вкрадчиво. Исканде-е-р... Пупурышка... пушистик! пу-пу-рыш-ка ты моя-я, ихтиандри-и-к... Я вглядываюсь в их лица, но...
После пары я не спешу никуда уходить, как делают те преподы, которые старательно держат дистанцию и субординируются. Девушка, выждав момент, подходит ко мне, в руках у нее, кажется, справка. О том, почему ее не было на прошлом занятии. «В связи с похоронами матери...» Я тихо говорю «хорошо», бережно возвращаю справку обратно ей в руки и обвожу буковку «н» напротив ее фамилии в черный кружочек. Хотя мы оба понимаем, что во всем этом нет ничего хорошего.
Кукукья, моя студентка с экономфака и будущая жена лежит в фитобочке в горах в санатории Янган-тау и слушает местное радио: «Мёд ощэнь палезный. В нём содержатся витамины... А-а, Бы-ы, Цы-ы». Она смеётся про себя и вспоминает случай на корпоративной спартакиаде работников её банка ВТБ, когда одна старая сотрудница кричала кричалку: «Вы-тэ-бе, щемпиён!»
«Как хорошо, что есть такие люди, как ты, я думала, что такие уже просто перестали рождаться... Вот поэтому у тебя нет такого ощущения времени, как у ребенка...»

27 ноября 2008 г.
Одна моя восторженная студентка не по-детски заинтересовалась то ли философией, то ли мной. После разговора с ней, я подумал, что, быть может, такие увлечения у них проходят, как проходит вера в любовь.
Увидела у сестренки выданные ей в университетской библиотеке учебники по анатомии, прижала один из них к груди и расплакалась: всегда мечтала стать врачом, а сейчас...

И вот я сижу, вернее, она, напротив меня. Губошлепка работает с утра до вечера, она смотрит на меня. Даже ногти накрасить некогда. Искусство присутствия.
Думая о ней, я понимаю, в чем тут «фишка», почему меня мучает мысль, что я как-то не так живу. Они живут так, как будто... жизнь не связана с искусством. Я же живу так, как будто нахожусь в каком-то фильме, о котором если можно было бы рассказать, то не стоило бы и вообще его снимать. Или как в книге... Этот фильм и книга не имеют никакого отношения к обыденной жизни. Действие – как аналог текста, действия. В кино все обязательно обретает какой-то смысл, законченность. И длится полтора-два часа, чтобы на что-то рассчитывать. Его нужно смотреть, а не строить планов. Смотреть, пока оно иначе не посмотрит тебя. И она нажимает на паузу видеопроигрывателя. А, может быть, на самом деле мне просто жаль жизни. Она снова нажимает на паузу... Ах, сколько раз с тобой в кино, мы не уходили из кинотеатра сразу же после окончания сеанса и когда зажигают свет в зале, а слушали музыку в титрах, каждый думая о чем-то о своем... Разве ты не замечаешь, что многие современные фильмы заканчиваются как-то странно, то есть, как бы плохо. Ведь это хороший признак. Но в жизни люди не ведут себя, как в кино, в жизни нет многозначительных задумчивых пауз. Может, это потому, что в жизни нет таких удивительных людей, по крайней мере в том месте, где проходит моя жизнь...

Эту мысль я поймал когда-то в Турции, в номере отеля. И я как тот аниматор, т.е. ди-джей, развлекающий отдыхающих весь сезон. Люди приезжают и уезжают, но увеселительная программа остается одинакова. Анимасион ти-и-м, е-е-па-а!
Не люблю, когда одно и то же. Каждый раз одна и та же дорога домой, код от двери подъезда не меняется никогда, дома одна и та же посуда, тело, слова. Все одно и то же. Один и тот же я, одна и та же ты.
Шло все нехорошо, а вышло и вовсе плохо. С кем-либудь.
Когда я перенервничаю, то закрываю глаза и представляю планеты в черном космическом пространстве, с гулом летящие по своим орбитам, и как же далеко от одной до другой.

Мама: «Фу, накурился снова весь! Ты когда перестанешь, а?»
Я: «А когда ты перестанешь в квартире пукать, а?»
В квартире – постирушечки. Сестра заглянула в мою комнату и сказала, что мусоросборник от пылесоса хоть бы кто вытряхнул – там из пыли можно делать гнездо.
Мой антивирусник в компе каждые пол-часа уведомляет всплывающей подсказкой о том, что «сигнатуры угроз устарели».
Когда родители собираются уезжать в деревню, мы с сестрой провожаем их соответственно баяном и освежителем воздуха для туалета аэрозольного типа.
Ты, ты купила на распродаже тонкое платьице и теперь сидишь следишь в инете за расписанием погоды, когда можно будет надеть...
Ладно хоть преподам в университете не нужно здороваться со студентами за руку, как со взрослыми. Вешалка на кафедре в университете продолжает каждый раз ударять меня током.
Лежу и думаю о всякой ерунде. Надо же, у меня дом под номером 112 и у нее. Только у меня по улице Д.И. Менделеева, а у нее – по Проспекту Октября. От Аграрного университета, начала Проспекта, до Городского совета, где ее дом – далеко и куча остановок. А от Монумента Дружбы, начала моей улицы, до Хлопчатобумажного комбината, где живу я – совсем рукой подать, откуда такой счет, неужели за счет частных домов вдоль Сергиевского кладбища? Надо будет потом по карте посмотреть...
Ну да, я научный сотрудник в Академии наук. Но с кем же, или с чем я должен сотрудничать?
Почему слова «желательно» и «желатин» так похожи?

После этой ночи, сидим утром пьем чай. «Я сегодня крепка скала, т.е. крепко спала». Я смотрю на ее платьишко и спрашиваю: «Ты так пойдешь на работу?» «Да, сегодня жарко будет».
Хочу, чтобы мы были такая же органичная пара, как эти утренние телеведущие, рассказывающие по очереди новость и посматривающие улыбчиво друг на друга.
– А откуда такая информашка, откуда прогноз, а?
– Иди-ка, не мешай-ка, мыслем югала, мыслэм...
– О чем думаешь, не слышишь ничего? А зачем ты меня тормозом нажимаешь.
– А куда ты зажигалку дела? – А чья она? – Его, её, наша, их... – Зато ты мою игрушку выкинула в форточку.
Поутру он курит в окно, на улице идет стройка, работает кран. Она, заметив, что его нет рядом, пришла за ним, обнимает его сзади, чтобы не мешать курить. «Смотри-ка, уже 5-й этаж начали строить, смотри-ка, сколько строителей работает, элитный дом, квадратный метр, наверное, стоит столько, сколько твоя, то есть, моя жизнь не стоит... А сколько кретинов потом там будет жить...» «И что теперь, ты сам такой жекретин».
Понимаешь, они так гоняются за деньгами потому, что боятся, что им кто-то сделает плохо, они прикрывают свои тылы, наращивают силы для будущей войны.
Извращенец. Он нашел странный клад, обнаружил. Что его возбуждает, когда ее губы медленно и отчетливо произносят «рыбьи глаза» и всегда просит так...
У меня бывает так, что приду смотреть телевизор, просижу полчаса и понимаю, что телик-то не включила. Или выйдешь на улицу в аптеку, пройдешь мимо, повернешь и опять пройдешь мимо. А сегодня со стола убирала и свой телефон туда же, в холодильник убрала...
Она сказала «в том, что я пишу есть свой стайл», н-да, так и сказала, стайл...
Помнишь, как мы мечтали, чем бы занялись, если бы поувольнялись со всех наших работ.
Он бредит (во сне?): ты мой друг, да, но я раб лампы, я джин... И все твердил во сне: «Нафига это все надо, нафига это все надо...»
А помню, как пришла устраиваться на работу, в первый день увидела, как тамошние девки срутся меж собой и больше не приходила туда: упаси господь работать в таком коллективе. А если бы можно было, когда не хочется, не идти на работу, но и зарплату бы тогда не платили за этот день, ты бы, наверное, усердно пользовался этим правом, да ведь?
Когда были детьми, в библиотеке скучающие сотрудники нам заплетали косички. Книжки выбирали самые потертые, ведь раз зачитаны... Продолжает рассказывать о себе, о своей молодости, вздыхает: Блин, такой бандиткой была, столько девчонок научила курить.
В конце разговора с ней я понимаю одну вещь. Чем откровеннее мысли и чувства, направленные к тебе, тем больше обреченности причинить боль. Чем откровеннее, тем вернее уходят от тебя люди. Чем откровеннее, тем меньше вероятность оставаться впоследствии хотя бы друзьями. Казалось бы, открываясь кому-то... Чем откровеннее... Как-то слишком мы с тобой стали знакомы, не стоит. Наверное, садизм и откровенность как-то связаны друг с другом. Откровенность за откровенность.
Ты стараешься как можно чаще и дольше быть со мной, чтобы я как можно меньше был с другими. Я встречалась с ним тогда, когда было удобно нам обоим.
Мы снова поссорились и расстались с тобой. Ты – почти ненавидя меня, я – не желающим тебя больше никогда видеть. Задумавшись, я стою и курю на шиномонтажке, ожидая своей очереди на смену резины у колес летних на шипованные зимние. Замученный и грязный монтажник из Средней Азии спрашивает, балансировку делать или нет? Я – клиент, независимо от того, сколько я обидел девушек. У нее не укладывается в голове, как они вообще могут делать ему балансировку, такому мерзавцу, который только использует людей. Я и сам когда-то удивлялся тому, как у таких мудаков есть вообще работа и жены, и как с такими вообще можно жить...
Я стою и курю, и я уже не так уверен в том, что я обычный клиент. Смотря на мокрые колёса разных приезжающих машин, я вспоминаю, как тогда мы с ней попали в ДТП и долго стояли на дороге растерянные, и все проезжали мимо, притормаживая и посматривая на нас с любопытством. Но что они могли сделать, что могу поделать я?
Я подбираю варианты: перестать общаться слишком близко, ибо что бы я ни делал, я обречен причинять боль. Не лезть в душу, ничего не обещать, быть отстранённым, чужим, непонимающим, ведь ничего не забывается просто так... Как в той поговорке: если на вас очень сильно обиделись, значит когда-то вы делали этому человеку слишком много добра.
Но через много лет, жили вместе почти год, опять ушел, ничего толком не объяснив, в мессенджере статус «депрессия», смотрит на пакет, который передала его мама, там большая странная рыба, мешок сахара и красивая мочалка... Она думает непонимающе: как вообще такому уроду можно передавать мочалку...
Я меняю масло в машине, ты где-то смотришь фильм ужасов, где старушке пускают кровь; кровь старушки черна, как стекающее из картера двигателя отработанное масло...
И расставались с такой небрежностью, с кучей ошибок. Каждый хотел, чтобы ему было не больно и с какой-никакой правотой.
Я читаю твое «последнее» сообщение: «Спасибо за всё. Мы многому научились друг у друга. Прости, прощай». Неужели все вот так вот просто перечеркивается у людей, ведь знакомы 8 лет, столько всего вместе пережили. Так решительный поступок, будто самоубийца в последний момент. И все из-за какой-то неистребимой ревности, живущей в тебе. Но решение принято. Что ж, прощай. Ведь в море, конечно, много других рыб. Но, приручив одну из них, все повторится снова, просто рядом с тобой будет другой человек. Это как бросить курить – сначала тяжело, а потом нормально, привычно. Вот как наказывают в тюрьме лишением свободы, так же и мы друг друга отсылаем подальше. Но все это не имеет значения по сравнению с тем фактом, что жизнь протекает очень быстро и неожиданным пониманием, как много того, что больше никогда не повторится.
Я еду по городу, я пропускаю молодожёнов и их гостей на зебре, идущих от ЗАГСа к памятнику Салавату Юлаеву. Я с силой нажимаю на клаксон и машу всем рукой в открытое окно, улыбаясь на весь рот. Люди со свадьбы, и особенно невеста, испугавшись резкого звука, также улыбается растерянно, не может же в этот день она по-другому...
И я так просто с улыбкой подхожу на улице к понравившейся молодой девушке и слегка смущенно предлагаю познакомиться. По всем правилам хорошего тона, беру телефон и все такое. Я дарю ей это странное ощущение праздника, на несколько дней, пока мы с тобой снова не помиримся, чтобы поссориться опять...
Я написал ей, что когда она со мной, то, как будто, впадает в детство, а ведь такой уважаемый человек там у себя на работе, начальник отдела и т.д. Она говорит, что это она так радуется, ведь детство это и есть радость. «Посмотрите, какой вкусно пахнущий мальчик здесь лежит, какие у него ямочки, что за къясатулька такой, и какие иснички у него, м-м!»
Все у них нормально в отношениях. Она роется у себя в шкафу, примеряет свое любимое старое платье и... (о, ужас и кошмар!) спешит отправить ему сообщение, что более не лезет в платье.
Икосик-тутосик (проговаривать быстро и без запинки). Исконтик-Тутонтик, Тутик.
Усталая, она лежит на диване и кладет свои руки себе на лицо. И удивляется для него: «Чем это у меня руки так приятно пахнут?» «Это, наверное, смесь смысла, т.е. мыла с белизной, с которой ты мыла полы утром...» – отвечает он.

Мы сидим в машине и слушаем музыку, я глажу рукой кожаную оплетку рулевого колеса, она смотрит на мою руку и спрашивает: «А сколько твоя машина уже проехала?» Я лениво перевожу взгляд на спидометр и деловито отвечаю: 40 с небольшим... тысяч километров. Ее лицо становится несколько... не совсем... как будто пытается себе представить... То есть, – продолжаю я, – это примерно, считай, что один раз обогнуть вокруг Земной шар – средняя длина меридиана экватора. Я замолкаю и смотрю на ее лицо, мне хочется улыбаться вместе с ней.
«Если бы и ко мне так были внимательны, как когда они за рулём, – думает она, – и так же прикасались ко мне в нужные моменты, как за свой руль».
Такой я крутой сижу в кожанке с тобой внутри своей тачки с полным баком бензина. Командир, вассал, повелитель. И какой же я лох был сегодня утром перед профессором, как суетился и соглашался в покорных движениях, имея в виду только одно в голове – получить искомую ученую степень кандидата наук, видела бы ты меня. Это тебе не пять минут позора и все дела.
Так люблю или любила, – говорит – когда в машине едем, показывать язык детям, проезжающим в других машинах. Притом эти солидные мужчины кажутся почему-то смешными, когда заблаговременно включают поворотники и так стоят, мигая ими.
По пятницам вечером, если настроение никто не испортил, стараюсь попибикать проезжающему свадебному кортежу, но получается так, что всегда старательно сигналю в разных тонах пустой свадебной машине, где только водитель едет на базу один.


21 августа 2011 г.
Сходил на кухню, поел там всего помаленьку и стало интересно, как положено в природе – хватать где только можно по чуть-чуть всякого съедобного, ведь тогда вероятность запастись всяческими микроэлементами и витаминами больше, чем, когда есть одно и то же. Но тогда и вероятность отравиться возрастает; и как определишь, отчего у тебя понос, если ел всего помаленьку...

19 сентября 2011 г.
Выбрал погожий день и собирал желуди в деревне. Это очень приятное занятие, можно взять с собой фотоаппарат и мяч. Плоды красивые и приятные на ощупь. Одна опытная овца зайдет под дуб, и все остальные за ней, потом одни только кожурки остаются. Почему только генетики не изменят вкус с горького.
Сроками сбора желудей можно считать конец сентября – начало октября.
По уверению практиков-птицеводов, мука из жёлудей, даваемая курам, увеличивает у них несение яиц; для этого пекут из такой муки небольшие хлебцы и дают, размочив в воде.

19 декабря 2011 г.
Узнала, что, когда была маленькая, не могла сказать «фотографировать», а агро- или играфировать. Патик возьми и ням-ням мамай апкайт. Куркулятор.
– Гульшат, ну, скажи еще раз «свадьба».
– Нет, не скажу!
– Что ты не скажешь?
– Свабдя не скажу! :-))

Сижу на работе, беру бессознательно ластик на столе, кручу в пальцах, нюхаю и сразу же перед глазами картинка. Как надували лодку в деревне, чтобы расставить сети, и как я поймал огромную жабу, и как спрятал ее под водительским сиденьем, чтобы только незаметно довезти до дома, а она оттуда выпрыгнула прямо на колени моему дяде, отчего у того началась истерика, и мы чуть в озеро не съехали, но слава богу – только в поле.
Я подхожу к кулеру с водой, жадно выпиваю один поскрипывающий от своей тонкости пластиковый стаканчик, потом второй, третий и вдруг вспоминаю ощущения того жаркого летнего дня из детства, когда мы, дети в деревне, ушли днём за ягодами, не позаботившись о том, чтобы взять с собой попить. Как у меня мутнел рассудок от жары и от жажды, и я не был уверен, что дойду до деревни. Как я добрёл до леса, пробрался сквозь режущий мои руки и лицо камыш, как упал лицом в зелёную муть болота и жадно всасывал эту жижу в себя.
С тех пор я, если выхожу куда-то, пусть даже не в долгий путь, всегда беру с собой хотя бы маленькую бутылочку воды.

Вот как еще пессимистическое отношение к жизни помогает избавляться от страданий.
Происходит, скажем, какая-то несправедливость, которая нас сильно беспокоит и с которой нам трудно смириться. Мы начинаем искать пути исправления, что можно сделать и т.д. Тогда как, может быть, нужно просто смириться и не дергаться, как в случае смерти. Ну унизили тебя, ну не смог разбогатеть, ну не повезло, как не везет тем хорошим, кто погиб от шальных пуль или иных фатальных случайностей, и что тут. Потому, если нет возможности проверить честность и если прогресс не достиг уровня, чтобы иметь встроенные механизмы противодействия, то нужно верить просто так, как если бы. Потому что, если обманут – то обманут, ничего не попишешь. И безвыходные ситуации, наверное, все-таки бывают, когда для всех было бы лучше, если бы тот, кто ошибся, пустил бы себе пулю в лоб, ибо свою игру он проиграл. К тому же, очень часто судьбы людей складываются как пришлось, случайно, таким же образом они и проживаются.

Едем в машине, перебираю частоты радиоволн, натыкаюсь на мелодию курая, она тянется переключить станцию, но я сильно неодобрительно смотрю на нее и говорю: понимаю, что ты татарка, выросшая за полярным кругом, но во мне течет башкирская кровь, так что... уж ты их не обижай. Русские когда-то появились и самых лучших перебили, их и так немного осталось... Помнишь, ты тоже в кино удивлялась, что европейки в основном такие некрасивые – так это из-за того, что в средние века церковная инквизиция жгла самых заметных и красивых женщин – ведьм. Наверное, только люди, выросшие в горах или степи, могут услышать всю эту красоту свободы, когда тянет свою озун кюй курайчи.
По моим наблюдениям, особенность башкир состоит в том, что изначально в стране башкир крепости-города строились русскими переселенцами для себя. Более продвинутые башкиры тоже начали стремиться к оседлой жизни и стали перебираться в эти города и становиться интеллигенцией. И до сих пор никак не могут переехать. Потому у многих современных башкир есть неустроенность в плане городского жилья и многие с советских времён идут на госслужбу, чтобы урвать бесплатную жилплощадь или хотя бы льготную ипотеку, покрываемую безвозмездной госсубсидией. На своих работах они занимаются поэтому кумовством и мздоимством, тем самым дискредитируют свою национальную идею.
Мейенемде серетмә – не суши мне мозг. Видал, кәзә күтендә миҙал?! – Видел орден на заднице у козы?
― А ты чего не застраховался в той компании, что я говорил, у которой самый низкий процент?
― «Русь», которая что ли? А, нахер.
― Чего это ты таким националистом стал-то, почему так русских не любишь?
― Когда у нас война с этими оккупантами была, они наших самых лучших парней перечикали, не говоря об остальных.
― Ну ты скажешь, это ж когда было, 200 с хером лет назад.
― Все равно, не доверяю я им, и это на уровне тех генов, которых они не успели уничтожить.
Вначале им нужны были здесь шкурки белок и прочих пушных зверей. Потом они принялись за добычу руды и угля для отлива своих пушек. Теперь они докачивают нефть под нашей землёй, собираются также взрывать и труднодоступные сланцевые пласты гидроразрывом.

Выбираю на рынке футболочку для своего ребенка, в садик носить, и вроде бы хорошую нашёл, начинаю доставать деньги, но замечаю на ней небольшую нашивку в виде двуглавого орла. «К сожалению, мне не подходит», – говорю, откладывая товар. Продавщица отрывается от лузганья семечек с плохо скрываемой досадой. Не понимая причины отказа, она начинает нагло приставать ко мне, пытаясь понять, что мне не понравилось в футболке.
Я какое-то время оторопело смотрю на ее ожиревшее стареющее лицо и вульгарно подведенные глаза, и меня неожиданно для самого себя прорывает. Сперва шёпотом, потом смело и громко.
«Сколько вы тут уже хозяйничаете? Строго говоря, здесь везде, куда ни глянь, наша земля. А вы, оккупанты, имейте хоть немного хотя бы уважения. Переубивали всех наших лучших отцов и сыновей, оставшихся увели на свои войны умирать, а тех, кто вернулся, доконали своим пойлом и табаком.
Вы, я вижу, видимо ярая патриотка? Ну так и я тоже патриот своего народа, в чем проблема-то? Так уж вышло, что наши народы всю жизнь воевали друг с другом. У нас тоже, как и у вас, есть свои «не забудем, не простим». Теперь вы победители, а победителей не судят, не так ли?
Для нас вы всё равно остаётесь самыми обыкновенными оккупантами и захватчиками, примерно, как гитлеровцы. Вы знаете, как это научно называется?
Мы сотни лет пытались вас скинуть со своей шеи, но куда там, вы как вши – теперь везде, не вывести.
Между прочим, судя по раскопкам, здесь еще за 500 лет до Вани 4, когда ни одна русская нога не ступала по этой земле, было древнее городище. Так что, хоть вы и строили эту крепость в страхе и для обороны от нас, она все равно стоит на нашей земле и ее берега омывают башкирские реки Агидель и Караидель.
Наговорил, наверное, себе уже на пожизненный срок по совокупности уголовных статей.
― И часто тебе снятся такие сны?
― Нет, но путинизм меня доканает...

Когда я был маленький, быть глупым было очень стыдно и даже недопустимо. Взрослые казались самыми разумными существами и вселяли основательное уважение. Но вдруг оказалось так, будто все отличники куда-то делись, а остались одни только троечники-взрослые. Уже как будто никто больше не волнуется перед экзаменом или выступлением.
Однажды ко мне пришла мысль, что людей образованных и умных легче поймать на детекторе лжи, т.к. такие люди чётко различают добро и зло. Как пчёлы или осы бьются до смерти о дно стеклянной бутылки, повёрнутой к солнцу, упорно пытаясь прорваться к свету. Тогда как мухи, не имея никаких разумных ориентиров, заключенные в прозрачную бутылку, начинают хаотично летать как попало, пока случайно не находят выход в горлышке.

Моя кормушка для птиц. Пластиковая 5-литровая канистра. Желательно, конечно, чтобы стенки были плотнее. Крепится на 4 саморезика, даже на раму пластикового окна. На дне делается пара небольших дренажных отверстий, чтобы уходила дождевая вода или от снега. Вырезается три прямоугольных летка повыше от дна, чтобы смогли поместится две птички рядышком, но не один голубь! Когда птицы, нагибаясь, тащат корм из кормушки, им непременно инстинктивно нужно осматриваться. В любом случае воробьи будут драться из-за кормушки, т.к. они питаются и летают только стаей, в отличие от синичек. От небольшого резинового шланга вырезаем кусочки, чтобы птицам цепляться их когтистыми лапками. Из крышечек от губок для обуви можно сделать поилку с водой, – прикручивать ее также саморезами на уровне летка. На оптовых продуктовых базах покупать им корм в мешках, т.е. третьесортные крупы. Третьесортный рис для собак, пшено, гречиха. Деликатес – нежареные семечки. Перловка от дождя сразу сыреет, прорастает или начинает гнить. В мешок с крупами кладем маленький совочек или стаканчик, чтобы накладывать корм.
Птицы переваривают содержимое желудка за 7 секунд, могут съесть во много раз больше своего веса. Потому нет смысла все время им насыпать корм. Лучше его класть перед выходными, когда есть возможность наблюдать их копошение и возню возле кормушки.
Кроме этого, с утра написал письмо на адрес нашего местного завода резинотехнических изделий с предложением тоже выпускать надувные кресла-диваны, и чтоб не резиной пахло, а чем-нибудь приятным. Я бы, например, взял такой на работу отдыхать :))

22 марта 2012 г.
Попросил сестру пришить мне петельку от пуховика и благодарил за это, она же выражала опасение, что петелька может долго не протянуть. Тогда я принимаюсь танцевать танец заклинания петельки, обращаясь к сестре:
«Скоро весна, скоро весна, скоро эти ночи беспокойного сна; снова весна, снова любовь, снова в наших жилах заиграет кровь. Знаю ответ, знаю ответ, на вопрос, ты есть или нет; знаю обман, знаю обман, знаю нашей любви океан. Ты не одна, ты не одна, будешь этой ночью без сна. Ага! Скоро тепло, скоро тепло, скоро много нам воды натекло; скоро тепло, скоро экстаз, и эта музыка доходит до нас. Делаю шаг, делаю два, закружилась от любви голова; знаю теперь, знаю теперь, как открыть эту тайную дверь. Время идет, время идет, нам его уже никто не вернет; время летит, время летит, двигаясь с нами, танцуя в пути. Снова вопрос, снова ответ, снова загорит невидимый свет. С нами любовь, с нами игра. Ага!»
– Ну щто тибе падарить, щилавэк мой дарагой, как судьбу блахадарить, щто свила мине с тобой! Для миня нищаво нивазможнаго нэт!
Я не выдерживаю и пишу тебе сообщение с вопросом: послушай, вот если женщина одевает тонкие белые обтягивающие брюки, что она хочет этим сказать?

31 января 2013 г.
Насчет курения. Себя травить это, конечно, глупо, а так как больше половины населения страны у нас народ неумный – вот и получается...

16 апреля 2014 г.
У нас с тобой такая сложная, запутанная и тайная связь, как история с М.Б. Ходорковским или С. Магнитским, разобраться в сотнях томах этого дела стало очень сложно. Хотя, по сути, в этих делах всё ясно и просто.
Редко, но на меня накатывает былой пессимизм, когда начинаешь ощущать, что живешь как бы вполсилы. Из-за того, что место не то, люди вокруг не те, и вообще вся жизнь людей вокруг устроена как-то недоделано, по принципу не как лучше, а хоть как. Почему же мне всегда кажется странным это людское безразличие, когда это самое естественное поведение.
А, впрочем, что и говорить, если стоит только вылезти из машины, чтобы зайти в магазин, как сразу же образуются какие-то жалкие люди и просят подать им хоть немного помощи. Я всегда хотя бы что-нибудь даю, т.к. этот бонус зачтётся на том свете, если он есть.
Я и отгораживаюсь ото всех своим увлечением к кинофильмам. Наверное, эта моя хандра происходит из-за Путина и его закручивания гаек всему либеральному. Каждый раз, выезжая на работу или с работы, я настраиваюсь на спокойствие и уступчивость. Но их слишком много, я не справляюсь и в итоге начинаю беситься и злиться на наглость и тупость людей на дороге.
Люди какие-то такие, что стараешься с ними лишний раз не общаться, что с родственниками, что на работе. Только и делают, что втихаря друг от друга пытаются обогатиться. Причём обиднее всего то, что видно, что они это делают не специально, не со зла, а только потому, что вынуждены как бы приспосабливаться к системе.
Какое-то сплошное разочарование в мире взрослых у меня. Может, в том числе и поэтому всегда так радуются, когда рождаются дети? Многие втайне ждут и надеятся, что кто-то умрёт. Это хорошо видно, когда по новостям передают о смерти какого-нибудь известного актёра или политика. Оказывается, ничего не имеет значения, кроме квартир, машин, повышения по службе, влиятельных родственников и кто где отдыхал этим или прошлым летом.
Жена заваривает чай и замечает: а помнишь раньше все время в новостях один Шеварнадзе был? И вот что, где он сейчас?


1 августа 2014 г.
Уставился в телик, телеканал «Драйв». Девушка сидит в помещении за рулем учебного тренажера и рассказывает про опасные маневры и заносы, говорит о том, что нужно ездить плавно и сейчас продемонстрирует, как не надо: резко поворачивает руль в сторону, а потом обратно. При этом, ее довольно большая грудь колышется и она, кажется, сама понимает это, но продолжает говорить о правиле трёх «Д» (дай дорогу дураку).
Вспоминается, как одноклассник в юности всегда говорил «сисянрды», вот бы потрогать, помять.
Я поворачиваюсь к своей молодой жене, нюхаю её внимательней и подтверждаю, что от неё пахнет порохом и как будто она недавно занималась выжиганием по дереву. Она задумывается на время и, смеясь, объясняет, что это, наверное, от её косметической маски для лица с содержанием серы.
Я рассказываю ей о своей догадке, которая осенила меня еще зимой, когда я гулял с нашим ребенком на улице. Толкая по неровному сугробу коляску, я заглянул внутрь посмотреть, не проснулся ли он от тряски. У малыша веки подрагивают. Ему, наверное, снится сон, будто он снова в утробе матери и мама куда-то идёт.
Я целый день убирался дома, что-то ремонтировал, устал. Сел на диван и тут, кажется, вдруг узнал, ради чего люди вообще что-то делают, стараются.
Когда дремлешь в полусне у себя дома или в каком-то безопасном месте. Провалиться в это вязкое состояние, как когда-то в детстве, в поезде, когда вокруг ведутся какие-то неторопливые разговоры фоном, а тебе чудятся картины из твоего маленького мира.
Я как какой-нибудь йог, находящийся в бочке, слышу будто через стенку, как мой маленький сын играет со своими машинками, устроившись рядом со мной. Так собака сидит рядом со своим умирающим или уже умершим хозяином.
Сморило – происходит не от слова ли «мор», т.е. умирание? И латинское выражение «memento mori» разве не об этом же? А короткое артиллерийское орудие для навесной стрельбы – мортира? Нет, это через голландское mortier – «ступа».
Когда я думаю об этом, мне представляются большие и старые морские черепахи или крокодилы, отдыхающие под солнцем на песке. Греющиеся на солнышке тюлени, львы, змеи, которым пока что не нужно ничего делать и никуда спешить. Мне начинает казаться, что я сам какая-то большая рыба-кит с длинным шрамом вдоль тела, и я медленно погружаюсь в глубины океана.
Так и старики в своих креслах-качалках начинают дремать прямо во время разговора... Невозможно сопротивляться. Другие же часами ворочаются в постелях, не могут заснуть, вот это странное состояние проваливания куда-то.
Но, поругавшись с женой, я после работы еду не домой, а в дешевый кинотеатр на краю города. В ожидании сеанса я сижу в пустом зале с какой-то пустотой внутри и впадаю в дремоту. Откуда-то доносится разговор о том, что кого-то на тренировке не ставят в паре, а перед зеркалом или грушей. И чудится, будто ты уже вторые сутки лежишь на верхней полке в плацкартном вагоне и ждешь, когда же поезд прибудет домой, минуя все эти чужие города...


29 июня 2015 г.
Зажив семейной жизнью, иногда я чувствую себя бывшим наркоманом, который смог слезть с иглы и теперь живет скучной жизнью, все время сдерживаясь, чтобы не почувствовать те ощущения, когда "бог поцеловал"... Алкоголь я заменил просмотром кино; курение, пожалуй, – сексом с женой и самим собой, прослушиванием либеральных оппозиционных радиопередач; разные знакомства и общение – играми и возней с моим маленьким сынишкой.
Во время обеденного затишья на работе, я пишу ложное сообщение жене, что мне подарили котёнка, полтора месяца, мальчика. На ответное нервно-спешное сообщение с опечатками уточняю, что он такой миленький пушистик и будет хорошим другом нашему ребёнку.
Смотрел я так на него и подумал однажды. У нас с сестрой разница в рождении – год и три месяца, т.е. мы погодки. Говорят, что, скорее всего, моя мама думала, что не забеременеет, пока кормит грудью, а вот и на тебе. Я пытаюсь осознать эту мысль: вот же блин, тогда не сидел бы я тут и не разговаривал с тобой. «Почему же, – отвечает жена, – у них всё равно бы родился мальчик через несколько лет». – Но кто бы он был? – Кто-то вроде тебя. – Да, пожалуй, кто-то такой – успокаиваюсь я. Это как выбирать котят: не беда, что выбрал не этого, а другого, всех всё равно заберут другие, в добрые руки. Может поэтому убийство другого человека так драматично, ведь тогда вместе с ним лишаются шанса жизни все те, кто должен был родится от него. И я понял, что меня больше интересует на самом деле не проблема смерти, а то, как это, когда кто-то умирает, а мы остаемся без него, вот так просто выбывшего.
Но иногда, когда на какое-то время обо мне забывают зависимые от меня люди, занятые каждый своими делами, когда экран моего телефона не загорается и не вибрирует от пришедших сообщений, я еду по городу без дела и как бы сам по себе. И, делая музыку погромче, я снова ощущаю тот привкус свободы и беспечности, как тогда, когда я был молодым...
Отрезок жизни, когда в душе всегда есть какое-то предвкушение, как бы некая заряженность, которая движет тобой и не позволяет лениться. Тогда и каждый новый день встречается с ожиданием чего-то нового, что может изменить судьбу.
Примерно так же захватывающе и волнительно было, когда я объездил весь город по всем имевшимся объявлениям в поисках самого лучшего котёнка.
Думаю, в какой-то степени с похожим чувством ведут свою жизнь незамужние молодые девушки, мечтающие встретить любовь. Они ведут переписку в фейсбуке с иностранными друзьями, чтобы когда-нибудь свалить отсюда.
В своё время я знал все места в Уфе, которые работали до 23 часов, до 5 утра, а то и круглосуточно.
Чтобы хоть как-то задержать это чувство, я начинаю, сперва не быстро, переводить взгляд с боковых зеркал на зеркало заднего вида и обратно, всё быстрее и быстрее, пока у меня не начинает кружиться голова.
Я набираю номер своей пенсионерки-мамы и непринужденно спрашиваю ее, не хочет ли она тоже присоединиться ко мне? Не просто так, конечно, а в целях покупки чего-нибудь необходимого. И вот, в каком-то крупном торговом центре, уставший бродить, я сажусь в кресло-качалку. Мама подносит мне ботинки, я же, ставя на них на какое-то время указательный палец, жестом отметаю, и она идет за следующей моделью. Проваливаясь в сон, я слышу, как продавщица сообщает, что у них сегодня акция: при покупке одной пары – вторая в подарок.
Внезапно, из-за откуда-то неуместно выскочившего пешехода или другой машины сердце в долю секунды вкачивает наверх, в голову кровь – гидравлика молниеносна. И подскакивает человек, которому попибикал, почти одновременно с нажатием на клаксон. И всё ещё потом продолжает гулко стучать в висках. Так бывает с сердцем, когда вдруг внезапно тебя что-то разбудило. Мне не нравятся такие стрессовые моменты. Тогда я представляю себя какой-то огромной жабой, глотающей болотную воду взахлёб и от этого раздувающейся в шарообразную форму, как когда-то пацанами-извергами мы накуривали сигаретами лягушек, не могущих обратно через кожу выдохнуть вдохнутый дым и оттого лопающихся. Я чувствую, что в такие моменты моё сердце как будто и не моё вовсе, не принадлежит и не подчиняется мне и никак его не унять, и что оно само не хочет быть таким аффективным, но его к этому вынуждает некая потусторонняя сила, более влиятельная, чем я сам или мой организм.
Несколько успокоившись, наш автомобиль продолжает движение в городском потоке машин. И чудится мне, будто я аквалангист, спустившийся на дно океана, меня окружает непроглядное облако из косяка рыб, их чешуйки переливаются и отблёскивают. И когда я поднимаю руку, весь косяк, как одно целое, отбрасывается в сторону от меня. Также шарахаются машины от того, кто совершает резкие манёвры на дороге.
Когда нужно резко ускориться, например во время обгона, когда ты уже находишься на встречной полосе, ты давишь тапку в пол, чувствуешь, как подскакивают обороты, но машине это передаётся не сразу, а с некоторым лагом, провалом. Вот такой же провал в некоторые доли секунды срабатывает и в гидравлике сердца. Манёвр обгона завершён, но сердечный насос качнул с перегрузом и типа куда теперь девать это избыточное давление.
В автомобильной магнитоле мы слушаем трек, который мне на прощание отправила одна из моих бывших девушек. Жена, не зная об этом, подпевает песне, я, само собой, рулю и помалкиваю. Что ж, такова трагедия всех интимных фантазий – ими обычно не делятся с близкими людьми. У впереди идущей машины на заднем стекле надпись белыми приклеенными буквами: «Автоковрики Eva. Удерживают влагу и грязь. Звонить в любое время».
Стоя на светофоре, замечаю, что у девушек на остановке «улица Сочинская» ноги у всех как-то сведены вместе, друг к другу. Может это чтоб согреть их, чтобы меньше мерзнуть? Или, быть может, мёрзнут не только ноги, но и междуножье? У тех девушек, у которых колготки чёрные, – те, типа, тонированные.
Девушка в соседней машине, видимо от волнения или нетерпения, начинает грызть ногти, потом отдёргивает и кладет руки на руль, но потом снова подносит их ко рту. Я улыбаюсь, потому что она не слышит меня через два стекла: «не грызи, не грызи ногти!»
Я проезжаю мимо Арбитражного суда Республики Башкортостан, в этом месте вечно юристы с папочками перебегают дорогу. Я думаю, хорошо, что я не стал таким юристом с папкой для бумаг.
Жена что-то пишет в телефоне воспитательнице ребенка в детском саду. Тянется к автомагнитоле, чтобы сделать музыку потише. Поясняет, чтобы сосредоточиться. Я тут же начинаю размышлять про себя, что значит сосредоточиться: «со среды точиться».
А в этой песне были очень странные слова: снова снова сколки в разорванной струне, снова снова сколки в морозном окне. Я хочу, так хочу твою любовь поднять до Солнца. Пока до нас не дошло, что речь не о каких-то там «сколках», а об осколках снов!
Таксист звонит сам и говорит жене, что на самом деле стоит выше, у соседнего дома. Жена с ним заигрывает, что он хитренький и что у неё, вообще-то, каблуки. Таксист же говорит, что сам принесет её на руках. В этот раз, я на это не сержусь, даже наоборот.


30 сентября 2015 г.
Сегодня очень уставшим и не выспавшимся пришел с работы домой, жена накормила ужином, и я прилёг на полчаса вздремнуть.
Проснулся с бешеным сердцебиением от того, что во сне я, будто бы, как обычно, ехал на работу по Проспекту Октября в четвёртом ряду, готовясь к развороту налево. От идущего навстречу потока машин мою машину слегка покачивает от ветра, который они создают.
Поток кончается и я уже было собираюсь произвести свой манёвр, как вижу, что по встречке с огромной скоростью несётся, быстро приближаясь, белый лендкрузер и забирает в мою сторону. Я, не зная, что сделать, вроде бы начинаю крутить направо от него, но сразу же понимаю, что надо бы наоборот, т.к. крузак не меняет траекторию. В голове успевает промелькнуть мысль: а вдруг он одумается, очнётся и все-таки вернется на свою полосу? Но нет.
Происходит какой-то гулкий щелчок, наподобие того, как раньше выключались старые ламповые телевизоры с большими кинескопами. И я еще успеваю почувствовать, как по телу резко пробегает какая-то электрическая волна. Как тогда в детстве на длинной школьной перемене, когда мы забирались друга на друга верхом и играли в конный бой. И Джалиль, на котором я сижу, теряет равновесие и начинает падать; чтобы не упасть, он начинает всё быстрее пятиться, и я сползаю по стене с сотрясением мозга и такими же электрическими волнами по всему телу.
Одновременно с этим в некой темноте я успеваю глотнуть ледяного воздуха, который и встаёт мне поперёк горла. Как тогда, в еще более далёком детстве, ранним буранным утром папа тянул меня с сестрой против ветра за руку на остановку. Порывы ветра были настолько сильными, что буквально не давали мне дышать, но папа, опаздывая на работу, упорно продолжал тянуть.
И вот я со своим сердцем сажусь на кровати, обвожу комнату взглядом и начинаю понимать, что ничто никуда не ушло, всё поправилось, наша квартира (без ипотеки), жена с ребенком, моя работа и вся прошлая жизнь; вот моя машина под окнами на своём привычном месте. Я вижу, что в общем чате родственников в ватсапе уже накидали много фоток и видео.
С этим странным чувством, я сажусь за кухонный стол и бессмысленно трогаю ядрышки семечек подсолнечника в корзиночке – любимое лакомство нашего ребенка. Как когда-то в детстве, любил сесть на полу и долго ковырять длинным гвоздём в отсеках папиного ящика для инструментов в поисках подходящего шурупчика или болтика.


10 августа 2016 г.
Я уже ушёл в отпуск вроде бы, но всё равно какое-то время продолжаю приезжать на работу, чтобы доделать оставшиеся дела. Чувствую себя неким бизнесменом, индивидуальным предпринимателем: когда захотел – появился на работе, захотел – уехал, в общем, решает какие-то свои дела, разъезжает, появляется.
Мне всегда нравилось ходить именно по рынкам, базарам, ярмаркам, бродить мимо множества аккуратно поставленных вещей, еды, где с продавцами можно пообщаться, когда они понимают тебя с полувзгляда.
На рынке – всё честно, тебя могут обмануть немного в одном месте, но что это по сравнению с тем превосходством покупателя с крупными купюрами, свысока смотрящего на ценники и вообще не смотрящего на циферблат весов. Слабым жестом я указываю на кругленькие французские карамельки: будьте добры на 100 рублей примерно.
Азербайджанцев я и вовсе беру на понт – похлопываю ладонью по довольно большому арбузу и предлагаю, не глядя, отдать мне его за 200 ровно рублей. Тот с радостью и задором сразу же соглашается, под одобрительные комментарии соседних продавцов. Подбрасывая в руках арбуз и как бы взвешивая его «на глазок», он бережно передаёт его мне.
Здесь всё честно: я обмениваю на те деньги, которые получил за дни своей жизни, проведённые на работе. Не все из них бывают приятны, но покупки всегда приятны. В каком-то смысле мы все живём на рынке проституции, ежедневно продавая друг другу себя. Поэтому принципиально перехитрить тут кого-то, наверное, вряд ли выйдет.
Мне нравится быть покупашкой. Не потому ли рыночная экономика нравится многим, что все мы внутри либералы? А я либерал обострённый. В магазине только я решаю, что мне нравится и чего я хочу или не хочу.
На 34 года со дня рождения получаю смс-ки от коллег из Института истории, языка и литературы Уфимского научного центра РАН: «Мөхәбәтле, шатлыҡлы, бәхетле ғүмер кисер» – т.е. истрачивай, исчерпывай, проходи насквозь жизнь.
На спинах уличных хипстеров болтаются рюкзачки, будто это яйца и мошонки каких-то прямоходящих бурундуков.
Мне не даёт покоя идея такого прибора, показывающего, кто о тебе вспоминал ранее или думает в данный момент.
Поругались с женой накануне, поэтому, проходя мимо доски объявлений на работе, краем глаза заметил информацию про программу стажировок и образовательных грантов Фулбрайта. И пишу жене сообщение, что я прошел конкурс и меня приглашают в Институт международного образования в Нью-Йорк на 5 месяцев. Всё оплачено Госдепартаментом США, для разработки курса и чтения лекций по правовому и гражданскому обществу, о коррупции, открытом информационном обществе и электронной демократии. Говорю, что мне уже звонили представители отдела по культуре посольства США в Москве.
И назло всем коррупционерам на последние почти деньги я заезжаю купить не нехитрую продуктовую корзинку-набор обывателя, а весёлые китайские игрушки для сынишки, хоть меня и обложили со всех сторон, экономически. Почему-то я никогда раньше не задумывался о том, что самое естественное, что можно купить за деньги, – это, прежде всего, еду.
Кроме того, за долгие годы путинизма я стал неплохим экспертом животного мира и путешествий, так как по телику больше смотреть стало совершенно нечего.
Мы с друзьями-одноклассниками по старой памяти иногда на выходных забуриваемся на всю ночь в игровые компьютерные клубы и играем там бесконечно устаревшую стрелялку Counter Strike. Я всегда выбираю команду террористов, которые всегда одеты как попало: в джинсы, футболки, бандана у. Антитеррористическая же команда всегда в строгой синей однообразной форме и шлемах, они все всегда одинаковые и похожи друг на друга.
Продолжаем переписываться с женой в чате. Я говорю ей: вот уйду от тебя, будешь сама жить среди дебилов.
Засидевшись на работе, я не еду домой, а иду пешком через дорогу в кинотеатр «Искра». Меня в детстве иногда обзывали Иской. Я смотрю два фильма подряд с 1-литровым стаканом пепси-колы на каждый сеанс. Мне никто не пишет на телефон, и я никому. После того, как я женился, мне стало совершенно не с кем пообщаться в такие моменты. В почти пустом большом зале I-max 3D я сижу в опустошённом состоянии и смотрю американский фильм, где события происходят в середине 20 века. Я думаю о том, что у них там уже тогда были тысячи таких бытовых мелочей, которых мне ни за что не дождаться здесь. О том, что, может, я как-то затерялся в этом городе, среди своих студентов и других взрослых, среди каких-то ненужных дел и обязанностей. Жена меня совсем перестала слушаться, и мы стали как бы каждый сам по себе. Раньше я помнил, что она младше меня на 6,5 лет, её тело было близко мне, а теперь нет.
В этом високосном году умерло много знакомых мне людей. Мой друг спустился в мёрзлую могилу, чтобы самому принять завёрнутое в белую простыню и положить на дно могилы, прямо на глиняную рыжую землю тело своей жены. «Мы вышли из земли, и в землю мы уйдём, земля мирской наш дом и прах наш тленный в нем. Лишь дух, вдохнутый в нас, Всевышним при рождении, покинув наше тело, поднимется к Вселенной». Я подумал тогда, что, наверное, не захотел бы так... делать, так ты стала далека от меня. Я сидел и грелся в машине на парковке у входа на городское кладбище, наблюдая, как каждые минут 10-15 приезжала процессия кого-нибудь хоронить.
В тот год мой уже плохо видящий картатай продавил всех своих 5 дочерей и врачей из райцентровской больницы, чтобы ему вернуться летом в деревню в свой дом. Выждав момент, когда мы остались с ним наедине сидеть на скамейке, тихо подозвал меня к себе и сказал: «Ҡара әле, Искәндәр, әйҙә әле урманға барып киләйек, апарып ал әле мине» – «Послушай-ка, Искандер, давай съездим в лес, отвезёшь меня туда?»
Я кивком даю согласие, и, выждав момент, незаметно подгоняю машину поближе и открываю дверь. Быстро бросив самой младшей его дочери, что мы проедемся, и чтобы не волновались, я съезжаю на полузаросшую дорогу вдоль леса, по которой когда-то на ЗИЛе картатай возил сено с сенокоса, а я, маленький пацан, неизменно сидел на самой верхушке күбә (стога). Как же здорово было в детстве бесәнлектә (сенокос), когда собирались все вместе и бесконечно шутили и смеялись над нами еҙнәләр и абзыйҙар (дядья и браться), как сладостен был отдых в шалашах из сена и неповторимо вкусен нәнәйкин чай в трёхлитровой банке с листьями смородины.
Дед, задумчиво смотря в даль уходящего поля, говорит, что раньше до войны от всего лечились с помощью муравьёв, не даром же наша земля называется муравьиной, городом муравьев (Кармаскалинский район РБ).
— А как это? – спрашиваю я.
— Очень просто: садишься ялан күт (голой попой) на муравейник и после все болезни как рукой снимает.
Мы медленно бродим по опушке леса, я нахожу огромный муравейник с красными муравьями, и мы долго смотрим на жизнь этой колонии, что по нам самим уже начинают лазать муравьи. Дед вздыхает и грустно говорит, что они ему всё равно уже не помогут. Мы отходим и молча сидим, прислонившись к дереву, смотря на бескрайнее поле ржи. Глубоко вздохнув, он говорит с горечью и проступившими слезами на глазах, что его жизнь, вот, прошла уже, ә малайҙар (а пацаны), с кем воевал, тоже все уже умерли. Я думаю о том, что башкирское название нашей деревни «Малай» можно также перевести как «пацан».
Я закрываю глаза и вижу в воспоминании, как здоровый и крепкий дедушка возится на веранде с пчелиными деревянными рамами и восковыми пластинами, вощинами. Специальным роликом, похожим на стеклорез, он закрепляет их на натянутые внутри рам проволоки. Потом мы с ним собираем гнилушки в дровянике и зажигаем дымарь. Я, спрятавшись в зарослях малины, наблюдаю, как картатай аккуратно и медленно открывает крыши пчелиных домиков, похожих на конуру нашей немецкой овчарки Герды. Он голыми руками осторожно смахивает пчел с рам. Я просто в шоке от того, как он не боится находиться там и преспокойно орудует.
Дом нәнәйки с ҡартатаем стоял у дороги прямо на въезде в деревню. Вот будто сидим мы все вместе как обычно пьем чай на кухне, причем нәнәйка неизменно сидела на стуле с ногами, от нее у меня такая привычка перешла и ко мне. Ҡартатай глядит в окно на проезжающих и идущих по дороге: гужевые повозки, автомобили, велосипедисты, комбайны и т.д., вяло комментируя что-то. Нәнәйка тоже что-н. добавляла в ответ.
Нас обдаёт порыв ветра, и дед начинает кряхтеть, мол, наверное, нужно уже домой возвращаться. Поднимаясь, он произносит своё неизменное шофёрское: «Эх, Самара-городошка!».
По пути домой я думаю, что ведь это была такая советская песня: «Ах, Самара городок, беспокойная я, да успокой ты меня. Я росла и расцветала до семнадцати годов, а с семнадцати годов кружит девушку любовь. Понапрасну небо ясно, одна звёздочка горит, понапрасну милых много, об одном сердце болит». Есть ещё древний город с похожим названием – Самарканд и история про доброго самаритянина, или может самурая? Или может это Самари́я – столица израильского царства в 9-8 вв. до н.э. Иисус Христос рассказывал притчу про доброго самаритянина, жителя Самарии, который спас еврея, брошенного разбойниками умирать на дороге, несмотря на межэтническую вражду. А ведь моего деда зовут Муса-бабай, это и есть Моисей по-еврейски. И моя другая бабушка, и мой отец родились в тех местах, где течёт река Сакмара (Оренбургская область). Я начинаю представлять, как Пугачёвцы взяли штурмом и вошли в городок Самару в далёкомдекабре 1773 г.
«Ах, Самара городок, беспокойная я, да успокой ты меня. Тебе, белая берёза, нету места у реки, если я тебе невеста, ты меня побереги. Милый скажет – до свиданья, сердце вскинется огнём и тоскует, и томится всё о том же, всё о нём...»
Я захожу в комнату к своему трёхлетнему сыну, он сидит за столом и собирает пазлы. Немного посмотрев на него, я думаю о том, что у него такой же нос картошкой, какой был у моего картатая.
Я долго молча наблюдаю за тем, как он деловито играет со своим планшетом. Ведь из ниоткуда взялся и уже требует всего. Так же и мы все – слишком уверены в несомненности своего появления и существования, забывая, что могло бы ничего и не быть вовсе.
Я протягиваю ребёнку едва начатый тюбик зубной пасты, поясняю: это тебе, подарок, можешь играть. Он вопросительно и недоверчиво смотрит на меня и осторожно берёт тюбик. Я невольно снова вспоминаю своего дедушку, который читал зубную пасту «Colgate» как «Солдат», отворачиваюсь и ухожу.
Среди ночи я выбредаю на кухню, долго бессмысленно сижу за столом, непроизвольно беру лежащий на столе пульт дистанционного управления, трогаю резиновые кнопочки, но не решаюсь нажать – кто-то во мне хочет продолжать вот так сидеть «безмысленно».
Однако я всё же нажимаю. Транслируют какой-то волейбольный матч. Куча здоровенных, высоких и возбуждённых мужиков, колени которых перетянуты бандажом, а пальцы рук лейкопластырями, после каждого удачного прыжка в глушении или блока, собираются в кучку, ударяют двумя руками в ладоши с отличившимся игроком, одобрительно похлопывают друг друга по попам. Диктор с не меньшей серьезностью комментирует показатели команд.
Переключаюсь на следующий канал из небольшого списка избранных – FashionTV. Говорят на английском. Какие-то подросткового типа то ли юноши, то ли девочки-подростки, плоскогрудые и худющие, как узники Освенцима, с ужасно серьезными и слегка надменными выражениями лиц, на какой-то заброшенном заводе или ангаре выходят на дефиле. На них надеты такие нелепые одежды, совершенно несуразные и неудобные, и это выглядит так нелепо, что я выключаю всё это и бессмысленно продолжаю поддевать острием ножа оставшийся кусочек сала на блюдце.
Однажды дед рассказал мне, как война для них не закончилась в 1945-ом. Как их затолкали в товарняки и, не объяснив ничего, отправили на Дальний Восток. Как выяснилось потом, воевать с японцами. Путь занял почти месяц со всеми перипетиями. Ставили ведро с подгнившим салом. Из тех мусульманских парней, которые по религиозным соображениям не ели свинину, не все доехали до Владивостока.
На мусульманских чтениях, как правило, по случаю смерти или поминания, я сижу за столом среди молчаливых мужчин на длинных скамейках, подняв ладони на уровень сердца, слушая как на арабском мулла читает суры. Мне ничего не остаётся, как сидеть и сидеть, не отводя глаз, уставившись на расставленную еду на столе, куски пирогов и прочих ашамлыков.


2 ноября 2016 г.
Я живу на улице Высотной (Бейеклек урамы) в г. Уфе и, когда, полюбовавшись рассветными огнями старого города, спускаюсь с горы на машине, я специально не торможу и даю автомобилю ускорится, машину начинает потряхивать всё сильнее. И я представляю, будто взлетаю самолётом турецких авиалиний, и кто-то спешно начинает твердить во мне: «Ля и ля ха илля Алла, Мухаммадун – расулю-Ллах». Разве я знал вообще эту формулировку?
Тут же на ходу запрашиваю у google объяснений и получаю: слово «илях» обозначает буквально «божество», «достойный поклонения», «достойный молитвы», т.е. Тот, чье величие, могущество, мудрость и место в мире достойны того, чтобы ему поклонялись. Это ключ от рая. Простое повторение этих слов, а не следование им как закону жизни, не ставит человека в число тех, кто выполняет миссию, возложенную Аллахом, следовательно, не принесет ему пользы в грядущем. Это всё равно, что при воспалении без конца повторять слово «пенициллин», — легче от этого не станет. Весь смысл в деятельности.
Медленно переваливая ухабы и рытвины на дороге по улице Большой Московской, я проезжаю дом бабушки жены, где она осталась одна в большой трёхкомнатной квартире. Когда-то в далёкие советские годы эту квартиру покупал ее муж, Курбанов Зия Валеевич, председатель колхоза из двенадцати деревень Давлекановского района республики. Вижу, как возле дома одна бабушка стоит в нерешительности возле крышки погреба в земле.
Приехав с раннего утра в новый корпус университета по улице Тукая 1, переделанный из бывшего завода, открыл одну из учебных аудиторий с видом на Бугульмино-Белебеевскую возвышенность, как я любил говорить своим студентам. В окно виден противоположный берег реки, откуда Пугачев пытался штурмовать Уфимскую крепость.
Техничка мыла полы и все стулья подняла на парты. Опуская эти новенькие стулья на пол, я вспоминал, как в детстве отец купил мне в магазине «Спорт» новые деревянные шахматы, как я любил доставать их, расставлять на доску и ощущать запах лака. На дне каждой фигуры, как я выяснил позднее, под приклеенным кожаным кружком была посажена на эпоксидный клей массивная металлическая гайка для того, чтобы фигуры были устойчивыми и с внушительным характерным стуком делались ходы.
Дописав на работе статью в журнал «Ватандаш», то есть «Соотечественник», то есть «Compatriot» про волонтёрский проект по созданию синтетического среднетюркского языка «ортатюрки тили», я спешу в садик за ребёнком.


4 мая 2018 г.
Я понял, почему мне нравится спорт, т.е. игра в настольный теннис. Потому что в обеденный перерыв можно ненадолго, как бы, вернуться в детство, где было можно дурачиться, обзываться, шутить и веселиться. Ведь дети всегда, что бы они ни делали, – занимаются творчеством.
Мы с моим маленьким сыном остались на выходных дома одни. Вымыв посуду и пропылесосив все комнаты, выключили везде свет и легли валяться на диван под успокаивающую музыку радио «Relax FM».
Ребенок лёг, положив голову мне на живот, я же запустил свою руку ему в шевелюру и там шевелю немного.
Тут же вспомнилось, как когда-то давно мне самому так делала одна девушка, с которой мы просидели всю ночь на заднем сидении моей машины. Я лежал у нее на коленях, и мы рассказывали друг другу о своей жизни. Как же звали ту девушку? ― Не помню, но запомнил её рассказ о том, как в детстве она любила рассматривать свадебные фотографии своих родителей. Молодая мама в белом платье и папа в костюме, а потом как ударило: а почему меня не пригласили на свадьбу?! А её старший брат подзуживал, смеясь: ха-ха-ха, а я там был и торт ел.
По телевизору начинают показывать какой-то древний советский фильм-постановку про город волшебников. Думаю о том, была ли в жизни хоть небольшая интрижка у главного героя-ученого с актрисой, играющей принцессу? По-любому же что-то было.
Я думаю о том быте, который окружал этих людей-актеров, когда после съемок они возвращались домой.
Наверное, это было несколько смешно играть им в сказку, как смешно было мне, когда я повел своего маленького сына смотреть в кукольном театре на кривляющихся и говорящих такими смешными голосами тётенек. Я думаю о том, что, пожалуй, все эти люди давно состарились и в большинстве умерли, а осталась только вот эта сказка...
Колобок ведь, по сути, это тот же баурсак, т.е. сваренный в масле шарик из теста?
И какая-то дурацкая засевшая фразочка крутится в голове, то ли из мультика про кота Тома и мышку Джерри: «Энд ю сет май шюлэндвайн, шюлендвайн, ю май сет!» – что бы это ни значило.

Куний городок. То есть Уфа, т.к. символ Уфы, изображенный даже на ее гербе – это пушистый зверёк куница. Куни – это также по-английски мохнатка, т.е. женская пуська.
В университете, где я работаю, особенно концентрировано подмечаю, как девушки-студентки ходят такие гордые собой, что они выполняют в обществе важную миссию деторождения. Притом, что они могут заняться этим хоть сейчас и хоть с кем, хоть со стариком. А парни ничего этого не могут, им не дано.
На паре незаметно слежу за этими девушками: в обычной жизни они бы даже и не посмотрели на меня, а тут вынуждены часами сидеть и слушать мои мысли. Я вижу, как осторожно они поглаживают экраны своих телефонов, с такими разными цветами и рисунками ноготков.
Я вижу, как приподнимаются их груди под свитерами, когда на переменах они, подняв руки, поправляют свои волосы или завязывают их в кубышку-пучок.
Я тоже достаю из кармана свой смартфон, снимаю блокировку и так просто набираю жене сообщение о том, что я придумал и хочу запатентовать устройство для проветривания области трусов для мужчин и женщин.

«Кишка тонка» – а не из лексикона ли это гомосексуалистов, вдруг думаю я. Залез в интернет посмотреть, откуда фраза. И правда, есть версия, что, как обычно, – из тюремного жаргона. Словосочетание "кишка тонка" означает, что человек слабоват для какого-то дела, имеет либо слабое для этого дела тело, либо трусоват или недостаточно сообразителен. В общем, если он возьмётся за это дело, то либо у него ничего не получится, либо ему от этого будет плохо.
Почему именно кишка, а не рука или нога? Возможно потому, что первоначально эту фразу могли придумать алкоголики. Тот, кто мог выпить меньше, чем основная компания алкашей, про того могли сказать – кишка тонка, то есть его пищеварительная система не достаточно крепка для приёма большого количества крепких напитков.
Подобные выражения есть и в других языках, например, в английском: тот, кто силён и уверен в себе, has plenty of guts (у него, значит, много кишок), а слабохарактерный has no guts (у него нет кишок). Поговаривают, что это вроде как связано с одним варварским обычаем викингов, о котором стесняюсь подробно рассказывать в теме для невзрослых. Если кратко, то человек, приговоренный к смерти, сам наматывал свои кишки на столб, чтобы показать, что их у него достаточно. После чего умирал, но зато все знали, что он настоящий пацан.
А поскольку викинги, они же варяги, не только на берега Англии высаживались, но и на Руси княжили, что-то подсказывает, что и про кишки они тут тоже, как минимум, рассказывали. А потом древний фразеологизм был переосмыслен.
Выражение могло образоваться в процессе действия, обозначающего какое-либо физическое усилие. Если слаб и потянул слишком большой для себя груз, то вполне вероятно надорвать организм, мышцы, связки, в том числе и кишечник, внутренние органы. Выражение собственно русское: из представлений, что при поднятии тяжестей можно надорвать кишки. Иными словами, с медицинской точки зрения, во время поднятия тяжестей может произойти выпадение прямой кишки.

В супермаркетах и продуктовых магазинах люблю подглядывать за их работницами, тянущихся куда-то на верхние полки или на корточках расставляющих товар на нижних полках, на их попы и копчики.
Однажды, в каком-то хозяйственном, по которым я так люблю бродить, пошла вдруг кровь носом. Чувствую, как все меня странно жалеют, сотрудники магазина завели в служебный туалет. Потом только до меня дошло, что они, наверное, подумали, что у меня рак и что я не буду долго жить. В средние века времён бубонной чумы, такое считалось однозначным предвестником скорой кончины, в течении нескольких дней.

Такая радость, когда папа, убежав с работы в отсутствие директора, раньше всех забрал тебя из садика. И вот мы вдвоём разгуливаем по мебельному центру в поисках какого-нибудь маленького детского столика в деревню для настольных игр. Скучающие в течение дня женщины-продавцы диванов и шкафов-купе смотрят на сынишку, а я посматриваю на вырезы их рубашек и блузок.
И тут внезапно я осознаю, что, наконец-то, понял, что самое страшное на свете. Это время, оно убийца всего.
Время – нечто сродни платоновской идее, как бы вечное, потому что неизмеримо больше тебя. Мы умрём, а оно не остановится и пребудет вовеки. И оно раскрывает всё. И от него особенно пострадавшими завсегда являются, конечно, женщины. Для них день идёт и засчитывается как за три. Напоминают скоропортящиеся продукты. По идее, именно женщины должны были бы первыми разгадать секреты времени.
Смотрю на ребенка, играющего с машинками, и думаю примерно так. При рождении нам всем тоже раздаются машинки-тела, чтобы мы могли с помощью них жить. Машины эти ломаются, изнашиваются и попадают в аварии.
Людям всё время нужно таскать свои тела туда и сюда. Нужно передвигать свои корпуса, скелеты. Пауки, раки, крабы, черепахи, улитки, скорпионы, многоножки и кузнечики, практически все виды жуков имеют внешний скелет. Тела изнашиваются, дряхлеют, подводят. С какого-то момента мы постоянно начинаем думать о своих «тачках», которые передвигают нас. Службы такси именно на для этой цели и существуют.
Все дело в том, что, когда уходишь в себя, где спокойно и уютно – время как бы набирает ход и начинает подтачивать тебя изнутри, а также всех тех, кого ты знал когда-то. Так что не какие-то обстоятельства или невзгоды могут повредить наши машинки, а больше всего время... оно глушит куда масштабнее.
В советское время не было компьютеров и не было мультяшных каналов, вечером же мультик можно было увидеть, пожалуй, что только в телевизионной передаче "Спокойной ночи, малыши".
Обычно, в конце небольшой передачи показывали тоже очень коротенький мультик или даже отрывок. Я до сих помню это неприятное чувство досады и разочарования от такого "обмана". Всё это усугублялось приказами родителей сразу же идти спать в кровать. Время обычно было всего лишь что-то около половины девятого вечера.
В 1990-ые полноценные переводные мультфильмы стали показывать по воскресеньям утром. И вечером, студии Уолта Диснея (Скрудж МакДак, Чип и Дейл, Чудеса на виражах, Спасатели спешат на помощь и др.), когда все дворы и детские площадки страны опустевали на время трансляции.
Порой и сегодня на меня накатывает похожее чувство неудовлетворенности от того, что я живу, как бы, на весьма небольшой процент от того, как мог бы. И вся моя жизнь, по сути, уходит на то, чтобы повысить этот полезный процент КПД.
Бдящие чекисты уволили меня из университета, чтобы идеи либерализма в моих убеждениях не проникли в неокрепшие студенческие умы. В этот раз ирония заключалась для меня в том, что главный и классический университет республики башкир, Башгосуниверситет, уже много лет возглавляет ректор – некто Морозкин, Николай Данилович, который, вроде как, вообще мордвин. Так больше и не продлил мой трудовой контракт. Таким образом, преподавательского стажа в своей альма-матер я накопил 15 лет, с 2003 по 2018 гг. И на этом поставим точку.
Я остался работать научным сотрудником в Академии наук. Но с кем или чем я должен сотрудничать?
Я уже давно ушёл в какую-то внутреннюю эмиграцию. Когда появился Путин, мне было 18 лет, сейчас мне идёт 38-ой год, Путин же никуда не собирается.
Выходим из детского сада, веду маленького сына за руку. Вижу, что в школе над крыльцом под козырьком водрузили российский флаг и рядом плакат с номером участка для голосования с приглашением на какие-то выборы. От этой картины на меня накатывает такое нестерпимое чувство тоски, до слёз.
Сегодня один ютуб-канал, на который я недавно подписался, сообщил мне, что эта страна никогда не стремилась к людскому разнообразию, что здесь люди вообще государству только мешают.
Составляю на компьютере отчёт, и краем глаза замечаю, как загорается на несколько секунд экран моего лежащего на столе смартфона с вылезшим новостным подкастом: «Почему вы все такие злые?» – 14-летняя девочка в Смоленской области покончила с собой.
Засыпаю, обращаюсь шёпотом к жене: иногда мне кажется, что нам нужно уехать отсюда.
― Куда?
― Не знаю, куда-нибудь...

Недавно я вспоминал, пожалуй, об одних из самых кайфовых днях моей жизни. Летом мы с девушкой снимали одну очень хорошую квартирку в Уфе. Я находился в длинном преподавательском отпуске, её же отправили в командировку на повышение квалификации куда-то на 2 недели. Тогда я, в общем-то, любил её и поэтому с нетерпением ждал, когда она вернётся, старался меньше смотреть порно. У нас был огромный, купленный с рук монитор, широкий диван и котенок. Я накачал кучу арт-хаусного и не только кино, до которого не доходили руки столько лет. Тогда у меня было много денег, которые я заработал в Интернете на своём книжном сайте. Я заскладировался пивом, фруктами, чипсами, семечками, орешками, сушёной рыбой, кальмарами, разными сладостями и бог знает чем ещё. И целыми днями валялся дома с кошаком и беспрестанно курил на балконе, в самой комнате, в туалете, и в ванной, сколько хотел. Иногда ко мне, небритому, приходили какие-то гости. И я с удовольствием их угощал выпивкой. Когда же это было?..
Но когда девушка вернулась, у нас с ней всё разладилось. И она ушла, или ушёл я сам. Помню только, как просидел тогда всю ночь посреди комнаты, уставившись на каких-то пингвинов в мониторе и думая о своей несостоявшейся семейной жизни. Суровый ветер колышет шёрстку пингвинов, они тоже смотрят в бесконечную белую даль.


18.07.2018
Когда я, оторвавшись от монитора с бесконечными столбцами сельскохозяйственных терминов на башкирском, подхожу к подоконнику, чтобы попить минералки, вижу, как ночь почти накрыла город.
Вспоминаю про сына, тихонько захожу в его комнату, он не спит и что-то шепчет про себя, как обычно.
Я приношу ему огурец и яблоко, чтобы было не так скучно лежать и устраиваюсь с ним рядом. Осторожно начинаю его спрашивать о самых разных и странных вещах. Я вижу, как напрягаются вены на его висках от усиленного думания и напряжения памяти. «Такова плата побыть со мной», – думаю я.
Надеваю кроссовки, кладу смартфон в карман и выхожу из дома.
На автомойке в это время почти никого, я втыкаю в уши наушники и начинаю слушать радиостанцию «Эхо Москвы», интервью Евгении Альбац, дающей свои комментарии после встречи Трампа с Путиным в Хельсинки.
Паренек автомойщик окликает меня, мол, ваша машина готова и я, помигав ему аварийкой, выезжаю на улицу Бакалинскую, т.е. "жабью" по-русски.
Остановившись на улице Кавказской под ярко горящим табло с ценами на бензин, я обрызгиваю все 4 колеса чернителем резины для установления окончательной красоты.
В детстве, когда мы с дедушкой заезжали на бензоправки, все водители-мужики почему-то всегда бегали к кассам и пытались шутить меж собой. А теперь никто не бегает, мужики выходят из своих машин и заправляются с очень суровыми и деловыми лицами.
В такое позднее время во дворе дома, разумеется, нет ни одного парковочного места. Некоторые запарковались даже там, где это, казалось бы, сделать невозможно.
Я когда-то разрабатывал планы для своей управляющей компании о сооружении небольших парковок на пустырях возле дома, на месте брошенных деревянных домов частного сектора.
Но там всё заросло двухметровым бурьяном. Я решаю создать себе персональное машиноместо.
Оставив в салоне тихонько музыку и надев садовые перчатки из багажника, начинаю дергать лопухи и прочие борщевики.
Мимо проходит припозднившаяся молодая парочка, удивленно посматривают на меня, но я для них уже взрослый дядя, мне ведь почти 40 лет. Хотя несколько часов назад я кривлялся со своим 5-летним сыном, по-дурацки танцуя на кухне под песенку группы «Руки вверх!».
Из машины еле слышно доносятся слова песни: «Егет саҡтарыңда булдыҡлы бул, һоҡланмаған кеше ҡалмаһын. Ирмен дә генә тигән ир егеткә башын түбән эйеү килешмәй»...


Те стебли, которые не поддаются моей прямой силе, я выкручиваю хитростью. В природе никто ведь не выкручивает, чтобы оторвать, хотя, вроде, акулы так делают, сами вращаясь вокруг своей оси.
Я медленно заезжаю в пространство, очищенное от растений. Заглушив двигатель, долго сижу, уставившись на капот своего внедорожника. Медленно-медленно, сквозь пелену времени, я начинаю слышать свой собственный детский смех, когда картатай запустил меня «купаться» в бункер своего грузовика, куда был собран горох с колхозных полей.
Или это я уже взрослый, задорно смеющийся и собравшийся сыграть с коллегами в настольный теннис. Я протираю резиновую накладку своей ракетки ватным диском, смоченном в обезжиривателе. Керосиновый запах всегда в моей жизни будет напоминать мне дедушкин гараж.
При входе в подъезд, вижу объявление: «Порядочная семья снимет квартиру в вашем доме». То есть семья, которая за порядок. Пока поднимается лифт, я думаю о том, что мы только и делаем, что всё время подбираем подходящие слова к чему-нибудь, как примериваем одежду или выбираем еду.
В ночной тиши квартиры я тихонько мою арбуз в ванной и смываю слой какого-то глинистого песка, видимо, в котором и вырос этот арбуз.
Тогда я начинаю думать про те места, где вырос он, может это в Оренбургских степях, или казахских, или это Узбекистон?
Мой дед рассказывал, что, когда он был молодой, на той стороне деревенского озера на огромном поле колхоз выращивал арбузы и дыни и сторожа охраняли эти бахчи.
Климат в то время был очень тёплый и в деревне иногда даже появлялись верблюды.
Сев снова за компьютер, я долго смотрю на детскую игрушку мишку-панду на столе и думаю, а почему бы не записать всё то, что произошло сегодня со мной.
Добавив ещё некоторое количество сельскохозяйственных терминов в башкирско-русский онлайн словарь Glosbe, уже посреди ночи в полутьме ночника в ванной, я почти наощупь выдавливаю тюбик зубной пасты на щётку. И ударяет в мозг тот самый вкус жевательной резинки бубль-гума (или бабл-гама) начала 1990-ых, когда я был таким же ребёнком, как мой сын, чей тюбик пасты я спутал в темноте.
Засыпая в душной комнате, укрывшись простынёй и довольный сельхозтерминами, уже в полусне кто-то думает во мне привычно: как же счастлив я был в детстве, и куда ушло всё это?..
Но мне удаётся перевалиться в тот мир, в одно из обычных утр. Вот я, почему-то оделся раньше обычного, и сижу в прихожей нашей старой квартиры, жду пока все соберутся на работу и поведут меня во второй класс. Мы сидим с нашим котом, я так завидую ему, что он остаётся дома один и будет весь день бездельничать. Кот принял какую-то полусидячую позу, и я глажу его, начиная от ушей и до хвоста, чтобы он окончательно сел, пока домочадцы носятся туда-сюда. На мою глажку кот начинает немного нервно шевелить своим хвостом и жмурится, но всё равно полностью не садится. Тот, у кого есть кошка, знает, что прежде чем что-то сделать, нужно всегда дать животному понюхать свои руки, чтобы оно удостоверилось, что всё нормально.
Мама накрасилась и торопливо ходит по коридору из комнаты в комнату в одетых сапогах до колен. Папа ругает её за это, на что она даже не обращает внимания. Мама молодая и красивая.
А я всё глажу кота, и этот момент длится бесконечно долго. Так долго, что уже обеденное солнце пробилось в окно кухни, а мы всё также сидим с котом Мурзаханом вдвоем в прихожке, я на маленьком деревянном стульчике, он – на полу. Он всё-таки сел, а я приподнимаю его хвост и снова кладу.


07 августа 2018 г.
Сижу ночью в деревенском туалете и тужусь. Видимо, съел много дыни, накрапывает дождь, у меня проступил пот на лбу. Через приоткрытую дверь я смотрю на стебли подсолнуха, заросли тыквы и кабачков и замечаю, что шепчу неосознанно диалог из сказки, из детской книжки моего сына:
— Тирмә-тирмәкәй! Был тирмәлә кем йәшәй?
— Мин – ҡыр сысҡаны. Ә һин кем?
— Мин Әрмәнде.
— Әйҙә бергәләп йәшәйек.
Из-за этих зарослей передо мной встает другая картинка из детства. В Уфе я сделал самодельный фонарик из прямоугольной батарейки и прикрепленной к ней изолентой лампочки. Мы едем на поезде в деревню, слезаем на станции Тазларово (от башкирского слова "таз" – то есть плешивый). За окном уже стемнело, идёт мелкий дождик. У нас с отцом за спиной рюкзаки. Один мужик просит нас посветить ему в траву, его родственники должны были спрятать там для него сапоги.
Мы заходим в мокрую высокую траву, я свечу своим тусклым фонариком, и мы ищем сапоги, но тщетно.
Поезд с шумом уходит и становится ещё темнее и страшнее. Голосов людей, сошедших с поезда уже тоже не слышно.
Отец с беспокойством в голове говорит, что нам надо уже идти, т.к. дорога до деревни длинная – 3 километра, проложена вдоль леса и сквозь поля. Мужик по-башкирски просит посветить ему еще немного...
Я ещё тужусь, и вспоминаю, как потом в натопленном деревенском доме, папа с картатайкой и Азамат-абзыем распивают «бер ярты», играют на баяне и поют башкирские песни. Мы с сестрой лежим на полу на паласе, смотрим телик и играем в шашки. На полу кое-где попадаются разноцветные бумажные кругляшки конфетти.

Оказывается, по занимаемой площади Республики Башкортостан больше, чем: Греция, КНДР и Южная Корея, Болгария, Куба, Венгрия, Португалия, Иордания, Азербайджан, Австрия, ОАЭ, Чехия, Грузия, Литва, Латвия, Эстония, Дания, Нидерланды, Швейцария и Израиль (в 6,5 раз).
Читаю в новостях: В Башкортостане пройдут Дни Королевства Швеция. Программа «Дней Швеции» включает в себя также проведение «Недели шведского кино» в кинотеатре «Родина». В Башкирском государственном университете запланированы лекции по истории и культуре Швеции. С 7 по 9 сентября 2020 г. «Дни Швеции» пройдут в Торговом центре «МЕГА». В одном из уфимских клубов покажут свое мастерство ведущие шведские ди-джеи.
Заезжая во двор, я специально делаю погромче играющую в моей машине мелодию курая в инструментальной обработке, чтобы из открытого у меня на крыше люка было хорошо слышно русским бабкам, сидяшим у подъезда на лавочке.
Я, как в американских фильмах, еду через всю страну башкир, на юг.
Проезжаю мимо мусульманского кладбища (судя по полумесяцам), расположенного недалеко от дороги. Возле кладбища припарковано не очень ровно много машин; внутри ограды зыярата стоит группа понурых мужчин, с опущенными головами. Судя по количеству собравшихся, умер какой-то значительный человек, который был важен для этих людей...
Где-то в пределах Кугарчинского и Зилаирского р-нов республики, в Мурадымовском ущелье сижу на берегу реки Большой Ик. Само ущелье представляет из себя скалистый каньон, вытянутый вдоль реки. Нашел на берегу пару камешков – квадратный и в виде пальчика. Они так хорошо лежат в моей руке, что я их даже помыл. Я перекатываю их в ладони и думаю про то, что написано на плакате при входе в одну из местных пещер: о том, что рисункам внутри более 10 тыс лет, палеолит. Представляю, как кто-то, также как и я сейчас, сидел на берегу реки и перекатывал камешки в своих руках.
Где-то за Уральским хребтом остановился в каком-то небольшом городке купить баночку газировки в дорогу. В магазинчике встретился глазами с местной девушкой, настоящей башкиркой. Что-то ёкнуло в сердце, видимо, зов крови. Но я женился на другой, на татарке. «Несвоевременность – вечная драма, где есть он и она».
Я напеваю слова из одной башкирской песни:
«Һыуҙа балыҡ йөҙәлер, балыҡсыны һиҙәлер.
Ҡара ҡашлы һылыу ҡыҙ үҙәгемде өҙәлер.
Мөхәббәтем тәрән, диңгеҙ кеүек,
Аҡҡош булып шунда йөҙһәңсе»1.
Однажды я спросил жену, почему она не напрягается по поводу своей татарской этничности, языка и проч. Она ответила мне просто: нас татар много, более 5 млн. в России, а вас, башкир, меньше – полтора миллиона. Так что нам, в отличие от вас, можно не беспокоится пока. Вас, нас.
Исәнмесез, саумысыз! Ниге кәҗә саумыйсыз? Әтәчегез күкәй салган. Нигә чыгып алмыйсыз?2 Казань наша столица, Сююмбике наша царица.
«Татар әтисен сатар» – татарин все продаст и все купит.
А вообще-то у меня были знакомые башкирские девушки, которых я пытался познакомить со своими знакомыми, башкирскими парнями, в ответ на то, что меня, в свою очередь, они пытались познакомить меня с башкирскими девушками, их подругами.
И вот я пишу одной из них прощальное письмо: «Бөтә ҡыҙҙар ҙа һәйбәт, алама ҡатындар ҡайҙан алына икән? – тип әйтте, ти, бер ир. Ҡатын – донъя тотҡаһы... Хағыш баҫып алыр һине лә. Буласаҡ иренеңдең һүрәтен күрһәт, исмаһам»3.
Скоро она выходит замуж за какого-то московского парня из телевизионщиков.
Мы прощаемся с ней, желаем друг другу счастья. Мы оба знаем, что больше никогда не сможем написать никаких искренних слов друг другу.
По случаю этого события я включаю в машине песню, где есть такие слова:
«Бәхет бит ул, шатлыҡ бит ул. Туй күлдәге кейеүе.
Иркәм тееп, йәнем тееп, онотолоп һөйөүе.
Туй күлдәге кейгән ҡыҙҙан көнләшеп тә үләрлек.
Туй күлдәге бер көнлөкмө? Туй күлдәге – ғүмерлек»1.
Но кое-что всё же осталось от нее у меня: она научила меня убирать хлеб в холодильник. С тех пор я так и делаю всегда.
Однако, это я лежу, распаренный, на раскладном кресле в предбаннике, завёрнутый в простыню, как какой-нибудь прокуратор Иудейский. Я помню из Мастера и Маргариты, как сильно болела голова в тот день у Понтия Пилата, а у меня не болит.
Римский префект пристально смотрит на кювету с дровами возле печи и вдруг неожиданно обращается к своей голой жене: «А почему, когда сводит ногу, вроде нужно поменять положение, чтоб не болела, а ты специально не меняешь, и терпишь, и ждёшь?»

Пока едет лифт, я успеваю напеть про себя: "Беҙ һуғышҡа ингәндә, бәхилләштек барыбыҙ. Мәскәүгә лә керҙек беҙ, Парижды лә күрҙек беҙ. Француздарҙы еңгәндә, ер емертеп йөрөнөк беҙ."2
Жене жалуются, что это он никому не отвечает на сообщения, а когда что-то и ответит, то это уже становится не актуально. Жена им говорит: а вы пишите на башкирском языке, на такие сообщения он отвечает всегда.
Ҡыр ҡаҙҙары илап, ҡыр ҡаҙҙары йырлап, ҡаңғылдашып оса көҙ еткәс.
Йөрәк әрнеп ҡала, йөрәк һыҡрап яна, ҡыр ҡаҙҙары кеүек һин киткәс.
Әллә йәштәр тама, әллә ямғыр яуа юлдарынан киткән ҡаҙҙарҙың.
Йөрәк һине көтә, йылдар мине һүтә. Һин онотма ерҙә мин барын.
Яҙмыштан юҡ уҙмыштар.
Йоҡо бүлмәһе – вот что мне нужно более всего.
Засыпая, я представляю, как туман медленно опускается на полотно горной асфальтовой дороги, неподалеку от деревни Байназар в Бурзянском районе Башкортостана.
А я, почему-то, какой-то чабан с длинным кнутом, висящем на плече, в плаще и самодельной шляпе из кожи, наподобие тех, что делают маляры из газет. Я стою в слабом тумане посреди большого поля с курительной трубкой в зубах и думаю, где бы присесть по нужде, прямо здесь, что ли?..
А может я батрак в 19 веке и засыпаю на сеновале, специально спрятавшись ото всех, и будто кто то кричит во дворе: «Где седло!? Седло где?». Но я уже не могу выбраться из окутывающей меня паутины сна.
Ещё моргнул, и уже я стою в нелепых колготках (хорошо бы подтянуть) и красных шортиках среди других детишек. Воспитатель громко говорит, чтобы мы не переставали пробовать крутить наши обручи.

Девушки из бухгалтерии, смеясь, идут по коридору с чайником. Я, кивком головы поздоровавшись с ними, конечно, представляю их в нижнем белье, льнущих ко мне, во главе с главбухом, пышной женщиной. Не бухгалтерия, а бюстгалтерия.
«Что толку быть собой, не ведая стыда,
Когда пятнадцать баб резвятся у пруда...
Чужая борода, жестокая орда,
Пришедшая, увы! Пришедшая, увы...
Что толку просто быть, жестокая орда,
И бабы у пруда не ведают стыда...
Нагие поезда, пустые города,
Пришедшие, увы, в упадок навсегда!»

Я думаю, какое архаичное это слово – вспылила, т.е. взмахнула крыльями на дворе, как курица. Значение такое: внезапно рассердиться, прийти в сильное (обычно кратковременное) раздражение. «И тут-то, на эти слова, князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова». – Л.Н. Толстой, «Анна Каренина», 1878 г. Вспылить вскипеть (гневом), вскипятиться, вспыхнуть, взорваться, рассердиться, разозлиться, разъяриться, выйти из себя. Из-за пустяка вспылил и наговорил много неприятностей. Всыпать по первое число, т.е. наказать так, что следы от наказания останутся до первого числа следующего месяца. Слово "вспылить" означает показать свою горячность, то есть, пыл (вспыльчивый, запальчивый). Получается вроде бы, что слово "вспылить" произошло от слова "пыл". Однако вспыливший человек может быть готовым стереть в порошок, то есть, в пыль, того, кто его разозлил. «Цветочная пыльца», «мелкая пыль», пыхать, пух. Менее вероятна связь с: палить, пламя, полено. Пускать пыль в глаза. Добры молодцы на Руси обожали кулачные бои. Иногда сила уступала хитрости. А последняя заключалась в спрятанном где-нибудь маленьком мешочке с песком. Нужно было только вовремя запустить этим самым песком в глаза противнику и тем самым временно обезоружить его. Явился, не запылился. Когда хозяин отправлял слугу с тем или иным поручением, предполагалось, что тот отправится своим, пешим ходом. Спустя совсем короткое время слуга появлялся совсем не запыхавшийся и не запылившийся. Скорей всего, он нигде и не был, а попросту схитрил.


25 декабря 2018 г.
Сижу на какой-то скучной конференции по теме то ли внутрирегиональной миграции, то ли стратегического развития регионов России.
Смотрю поверх голов на слайды очередного докладчика и обращаю внимание, что у многих головы лысые. Достаю незаметно телефон и пишу запрос гуглу: зачем человеку длинные волосы на голове, у обезьян ведь их нет? Ведь это даже опасно, как галстуки, например.
Получаю ответ от всезнающего ока:
«Волосы немного защищают от мелких травм – обеспечивают скольжение, соскальзывание при ударе.
Голову с мозгом надо эффективно охлаждать (мозг тратит до четверти всей потребляемой энергии) и сохранять от охлаждения. С этим отлично справляются волосы. Волосы защищают от перегрева солнечными лучами. Волосы также сохраняют тепло. Воздух, захваченный между волос, обволакивает кожу и не отпускает тепло. Чем более волосы выпрямляются, тем больше воздуха они удерживают. С каждым волосяным фолликулом соединена плоская мышца, которая, сокращаясь, заставляет волос подниматься, образуя "гусиную кожу". Эти мышцы возбуждаются холодом или эмоциональным стрессом.
Примерно четверть волос на голове взрослого человека мертва, и они, как высохшие деревья, ожидают лишь толчка, чтобы выпасть. Такой толчок дают им молодые волосы, отрастающие в глубине волосяной сумки под мертвыми волосами.
Волосы хорошо сигнализируют о молодости и здоровье организма, что важно при выборе партнера».
Придя на конференцию, я тоже надел ненавистный мне костюм. Я знаю, что сидящие вокруг меня каждый день только в них и ходят. Костюмы у меня стойко ассоциируются с чиновниками-казнокрадами, бюрократами и подобными паразитами общества.
У тех, кто постарше, костюмы немного мятые, у молодых – выглаженные, т.к. им нужно смотреть далеко вперёд, делать свои карьеры.
Выступающие, все как один, говорят о каких-то достижениях и перспективах, хотя ясно давно, что система полностью прогнила и дальше будет только хуже.
Откуда у них хорошее настроение и что движет этими людьми? – спрашиваю я сам себя. И отвечаю: простая забота о своих задницах и страх.
Как же отвратительны все эти лизоблюды, готовые поддерживать хоть чёрта лысого, лишь бы быть сытыми и устроенными. И отвратительнее всего те из них, кто поумнее, заигрывающие с либеральными взглядами на жизнь.
Откуда взялись все эти люди? Как жить среди всех этих приспособленцев? Тоже приспособиться, влиться в ряды "Единой России" и ехидно посмеиваться над теми, кто "дёргается"?
Когда и как так получилось, что вся жизнь превратилась в сплошное РОВД?
Помню в детстве представлял себя каким-то партизаном и в фильмах про гражданскую войну допытывался у отца, где наши и где враги. И как мялся отец, и говорил, что, в общем-то, и те, и те наши, я сердился, что он меня путает и толком не отвечает!
Бензин ещё подорожал, а ценность жизни ещё упала. Теперь полный бак стоит столько же, сколько снять проститутку.


9 января 2019 г.
Всю ночь ввожу башкирские слова в электронный словарь для смартфонов, столько много современных слов попадаются, и я решаю написать письмо автору-составителю книги – Азнагулову Рафаилу Гайнитдиновичу. Уфа, изд-во "Китап", 2016 г. Читаю в предисловии: «В словаре автор стремился отразить лексическое богатство современного башкирского литературного языка, его богатую фразеологию, идиоматику, пословицы и поговорки. В словаре представлены общеупотребительная лексика, заимствования из других языков и, в первую очередь, из русского языка, общественно-политическая терминология, термины из разных отраслей науки и техники, слова, связанные с этнографией, которые встречаются в фольклоре, в художественной литературе и периодической печати. Нашли свое отражение в словаре и наиболее употребительные аббревиатуры. В последние годы в башкирской лексикографии прослеживается тенденция, согласно которой русские заимствования стали заменяться их эквивалентами из арабского и персидского языков. Сравните, например: мөхәррир (редактор), рәйес (председатель), сәркәтип (секретарь) и т.д. Несмотря на то, что такое словотворчество осуществляется без каких-либо нормативных актов как со стороны научных учреждений, так и со стороны правительственных органов РБ, между тем, эти слова начали проникать в школьные учебники. С учетом такого явления в данное издание настоящего словаря включены оба варианта этих заимствований.»
Скончался Рафаил Гайнитдинович в 2015 году на 75-м году жизни и похоронен в Уфе.

Я еду на работу, возле мэрии женщины-дворники, пухлые от своих ватников, сделали кучу из снега и, встав в сторонке, о чем-то судачат, ожидая грузовика со снегоуборщиком.
На оперативке сижу и я, слушаю, как директор раздаёт указания, я вижу много старческих рук, теребящих ключи, ручки или вертящие свои телефоны. После новогодних праздников все коллеги какие-то отстраненные, взгляды заторможенные.
После окончания обеда, вдруг решаю перед возвращением на работу заглянуть в магазинчик на остановке, купить, быть может, чего-нибудь вкусненького. И как-то неловко, что я поддался этому маленькому капризу. Поел ведь уже, что ещё надо? Какие ещё там вкусняшки, что за глупости? Таким поведением я уже начинаю ходить по краю допустимого. Это примерно как положить ноги на стол. Что говорит священное писание по такому поводу?
Пока я вожусь со связкой бананов, замечаю, как молоденькая низкорослая продавщица незаметно трогает, поправляет колечко на пальце. Я кладу на прилавок банан и прошу ещё курник.

Потом сидел на работе задумчив, ничего делать не хочется, пальцы рук замерзают. Я кликаю на «открыть новую вкладку», вписываю адрес городской барахолки подержанных вещей: обогреватель масляный (пишем с одной "н"). Звоню. Молодой женский голосок говорит, что «да, да, можно забрать; да, в обеденное время, да можно и в любое время. Отправляюсь по указанному ей адресу. Дом возле ипподрома "Акбузат", поднимаюсь на лифте на 16 этаж. Передо мной открывается весь город, как на ладони. Она уже приоткрыла дверь и ждет меня, захожу. Она протянула удлинитель (пишем с одной «н»), чтобы показать мне, что всё работает как положено, лампочки-индикаторы загораются. Приседает на корточки, чтобы воткнуть в вилку. Она в простеньком халатике, может сидит в декрете? В голове мелькает мысль, что у неё дома явно больше никого нет. Она такая теплая домашним уютом, а я такой холодный с мороза. Что если потрогать друг друга? Я смотрю на неё и представляю, как бы она просыпалась, когда бы я толкал и будил её утром, когда после бурной ночи проспали на работу; как она вскакивает, бежит в ванную, одевает нижнее белье и верхнюю одежду.
Вернувшись на работу, от накатившей грусти я выхожу в коридор и начинаю ходить по кабинетам, напрашиваясь на "бер сынаяҡ сәй?", т.е. чашечку чая, и заводя разговоры ни о чем, чаще о прошлом, реже – о будущем.
Я специально говорю только на башкирском и когда коллеги видят моё затруднение в припоминании или подборе того или иного слова, незаметно подсказывают мне его, как бы невзначай. И от этого и мне, и им становится хорошо и мы добродушно улыбаемся друг другу.
Девушки на работе, которые в джинсах, выходя из кабинетов, хлопают себя по обеим ягодицам, проверяя таким образом, сунули ли они туда свои телефоны.
Так я обычно слоняюсь до конца рабочего дня, пока не погаснет свет в кабинтах. Тогда и я выключаю освещение в своей комнате и в тихом свете монитора продолжаю грустить один.
Вяло листая ленту: кто-то предлагает заменить бильярд «шарокатом», а браузер – «сетеходом».
Поздно приехав домой по пустым улицам, я смотрю в окно на постепенно гаснущие огни города и думаю, поставить, может, ещё раз чайник или нет? Однако, ложусь и, засыпая, представляю, как медленно падают снежинки в городском парке Победы, на гаубицы и танки... и как потом ранним утром первый дворник с лопатой подойдёт к парку.


ноябрь 2019 г.
Вечером ездил по каким-то своим делам, вроде искал свободную автомойку. И так живот скрутило вдруг, что я почувствовал себя истекающим кровью бандитом, которому нужно во что бы то ни стало доехать до порта, нервы сдают на светофоре, дыхание рваное, мысли начинают приобретать какой-то болезненный характер. Всё идёт не по плану, каждая секунда ведет к катастрофе, я сворачиваю на ул. Авроры, крайнюю к обрыву реки Караидели, даже не закрыв машину и бросив ее как попало, углубляюсь, как подстреляный, в темноту ноябрьского леса. Тропинка уходит из под ног и я уже иду просто по сухостою и вот наконец разрядка, пар моего разгоряченного дыхания на морозном воздухе и уже через несколько минут я успокаиваюсь, мысли постепенно приходят в порядок, бардак в голове кто-то прибирает и я уже вглядываюсь в далекие огни трасс, идущих от города и запах палой листвы. Повезло и в этот раз, думаю я. Я, наверное, свободный человек, раз могу испытывать такой аттракцион.


2 февраля 2020 г.
Как мы пытались попасть учиться в башкирскую школу.
Немного предыстории.
Мой отец родился и вырос в башкирской деревне Кужанак Зианчуринского района РБ – это самая южная точка Республики Башкортостан и Уральских гор. Он заслуженный работник печати и массовой информации Республики Башкортостан, член Союза журналистов РФ и РБ, лауреат премии имени Шагита Худайбердина. В начале 1990-х годов был создателем и первым руководителем пресс-служб Правительства и Президента Республики Башкортостан. Ныне – он главный редактор информационного агентства «Башинформ». Будучи профессиональным филологом, в свободное время занимается художественным переводом башкирских писателей на русский язык.
Моя мать тоже родилась и выросла в башкирской деревне Малаево Кармаскалинского района РБ. С 2008 по 2015 годы она занимала должность заместителя министра здравоохранения Республики Башкортостан. В 2006 году ей было присвоено почетное звание «Заслуженный врач Республики Башкортостан», была награждена почетными грамотами Государственного Собрания — Курултая Республики Башкортостан, Правительства РБ. Является соавтором пособия для родителей «Сәләмәт бала. Здоровый ребенок» на башкирском и русском языках, которое вручается вместе с подарочным набором новорожденному в родильных отделениях республики. Умерла летом 2019 г. от рака.
Мою жену зовут Гульназ. Её родители в 1990-ых покинули Башкортостан в поисках лучшей жизни и долгое время жили в Ханты-Мансийскомавтономном округе. Поэтому она плохо знает свой родной язык.
Сам я с 1987 по 1998 гг. отучился в башкирской гимназии №20 в г. Уфе и окончил её на золотую медаль. Моей первой учительницей была Флюра Губайтовна, жена того самого учёного-фольклориста профессора Ахмета Сулейманова.
12 лет я преподавал в БашГУ на философском факультете. Сейчас работаю в Институте истории, языка и литературы УФИЦ РАН. Являюсь автором более 100 научных трудов, в том числе по проблемам цифровизации башкирского языка. С начала 2000-ых и по сей день занимаюсь оцифровкой книг: https://vk.com/board41267414 В общей сложности мной было отсканировано и выложено в свободный доступ около 3 тыс. книг на башкирском языке. Мы создавали также аудио-библиотеку на башкирском языке, в том числе для детей: https://vk.com/bashaudiokitap
Также по сей день я занимался созданием электронного башкирского словаря для смартфонов.
На данный момент там около 300 тыс. словоформ, это самый крупный словарь среди языков народов РФ.
Наш сын родился в 2013 г. летом, мы назвали его Акрамом. Мы живем в микрорайоне Юрюзань г. Уфы на ул. Высотной. Когда Акраму исполнилось 5 лет мы записали его на подготовишку в башкирскую школу № 158, которая расположена не так далеко, в шаговой доступности от нашего дома, но потом решили начать ходить всё же в 6 лет. Исправно проходили год. Всё это время мы посещали и частный детский сад "Дуслык", находящийся в здании самой гимназии.
1 февраля 2020 г. в день начала всеобщей подачи заявлений в 1-ый класс случилось неожиданное, как гром среди ясного неба.
Утром мы подали заявление в числе первых и уже после обеда к нам поступил звонок от нашего учителя. Педагог начала отговаривать от поступления в эту школу, ссылаясь на замкнутость самого ребенка. Предлагалось отдать его в школу № 22 по месту нашего жительства, т.к. там уровень требований не так высок. Или поступать на следующий год, когда нам исполнится 8 лет. Было сказано также о психолого-медико-педагогической комиссии, которая может поставить ребенку диагноз «задержка психического развития» и оставить на второй год. Напомню, что ребенок целый год посещал в этой школе и у этой учительницы платные подготовительные дошкольные занятия и никаких сомнений до этого дня в его полноценности не было. Скольким родителям ещё поступило подобного рода звонков нам не известно.
Наш ребенок действительно очень закрытый с неблизкими взрослыми, но в садике, на кружках, с братьями и проч. он общается самым обычным образом.
Мы водили его к разным психологам и иным специалистам, у всех был вывод один – это самый обычный мальчик, просто очень стеснительный. Я сам был таким в его возрасте, меня даже шутя называли мальчиком с длинными ресницами, смотрящим в пол. В башкирском языке есть много слов, обозначающих такое качество: оялсан, тыйнаҡ, тартыныусан, баҫалҡы, ипле, баҙау, уңайһыҙланыусан, инсафлы, тотанаҡлы, әрле и т.д.
Башкирская гимназия № 158 имени Мустая Карима была открыта в 2006 г. «по многочисленным обращениям общественных организаций и граждан, желающих реализовать право обучать своих детей на родном (нерусском) языке». Гимназия не имеет территориального закрепления и является единственной башкирской школой на весь Кировский район столицы Республики с 163 тыс. проживающего населения. Совсем недалеко по ул. Габдуллы Амантая, 11 располагается Лицей № 161, открытый в конце 2017 г. и считающийся чуть ли не самой просторной школой в республике.
Согласно официальному сайту 158-ой школы, в 2020-2021 учебном году в гимназии будет открыто 4 первых класса для 100 обучающихся. Количество мест для приема – строго 100. При этом только на подготовительные дошкольные занятия ходило 150 человек, и даже там классы были переполнены детьми по 35 человек и больше.
Таким образом, мы имеем дело с переполненностью начальных классов в БГ №158 и попыткой руководства гимназии любыми способами сократить число желающих учиться там.
И профессионализм учителей начальных классов, которые будто бы не могут найти подход к некоторым детям, здесь, скорее всего, не при чём.
А, быть может, нужно в самом деле быть какими-то идеально-евгеническими башкирами, чтобы соответствовать высокому званию башкирской гимназии. И может дело не в нехватке мест, а с ребенком действительно что-то не так, мы же слишком сильно любим его и не видим этого. Или может они просто выбрали не ту семью для выбытия.
Друзья, коллеги и просто сочувствующие советуют, раз в этой школе нам не рады, попробовать отдать ребенка в 20-ую башкирскую гимназию имени Фатимы Мустафиной, что на Центральном рынке в г. Уфе. Но это слишком далеко от нас пробираться туда каждый день по утренним пробкам, а потом, как подрастет, ребенку самому оттуда ездить на общественном транспорте домой. Да и там желающих учиться, уверены, не меньше и есть конкурс.
Тёща, учитель начальных классов и воспитатель высшей категории с 35-летним стажем, предлагает прописать ребенка у неё и отдать в обычную школу возле них, так многие делают. И мы, скорее всего, поступим так же, потому что все позитивные отношения с коллективом гимназии, куда мы хотели, уже испорчены. Все мосты для нас этим постом сожжены.
После всех этих школьных перипетий, переживаний и выяснений отношений с учителями, у моей супруги, да и у меня тоже, появилось какое-то нехорошее чувство разочарования, предательства и непоправимой безысходности. Тоже захотелось продать всё к чёрту и уехать куда-нибудь жить, где море и тепло, в какое-нибудь иное тюркское государство.
2020 год объявлен Годом башкирского языка в Республике Башкортостан. Предложение Всемирного курултая башкир одобрил Глава республики Радий Хабиров. У меня простой вопрос к Министерству образования и в целом к Руководству Республики Башкортостан. Если рождаемость в Уфе в 2013 г. была большой, если башкирских школ не много, если действительно в них не хватает мест для всех желающих, если из-за этого приходится прибегать к таким вот методам отсева, почему бы не открыть дополнительные классы для детей тех городских башкир, которые пока не очень хорошо знают башкирский, но хотели бы его изучать и иметь соответствующую среду воспитания? Неужели это такая уж нерешаемая проблема и откуда вообще взялись эти лимиты? Тем более, что, например, 158 школа сдаёт свои помещения частным организациям – тот же детсад "Дуслык", в котором, к слову сказать, нет ничего башкирского. Я точно знаю, что даже в обычных уфимских школах, имеющих территориальное закрепление, открывают 6 и больше параллелей, при поступлении сверхожидаемого количества детей, и в классах там не более 25 детей.
Мне уже больше не хочется делать по вечерам мой башкирский словарь, добавлять туда новые словосочетания, примеры употребления, образцы произношения, иллюстрации и проч. Я делал его во многом ради своего сына, чтобы он мог пользоваться им, учиться на своём родном языке среди таких же как он башкирских детей, иметь друзей. Теперь всё это уже стало не нужно. Обидно, да, но что с того.
P.S. В первом классе я записался на кружок в школе и научился играть на курае. Әҙһәм ағай Искужин делал их нам из полиэтиленовых гимнастических трубчатых обручей, которыми мы дрались, как фехтовальщики. Самое главное в этом деле – это сперва в самом начале научится извлекать звук, а дальше уже дело техники, нужно только научится извлекать звук...

Среди ночи я сижу в туалете, живот болит от ряженки с яблоками, по-видимому. Я, обхватив голову руками, тихо шепчу: Где же ты, где ты, әсәйщик? Я остался один, семьи теперь у меня нет, а наши близкие после того, как ты ушла, стали мне не близки. Потому что ты всегда любила меня больше, чем их... Подай какой-нибудь знак, чтобы я понял, что ты меня слышишь. Я долго и серьёзно сижу в тишине и внимательно прислушиваюсь ко всему. Но ничего. Тогда я шепчу примиряюще: ты, наверное, не можешь, ведь ты в другом мире, а я в этом...


ноябрь 2020 г.
Среди ночи я сижу со своим словарем, вернее уже переводчиком, создавая башкирско-русский корпус параллельных словоупотреблений. «Тәсәй: Ҡыҙҙар әүәле йыйып уйнаған һауыт-һаба ярсыҡтары. – Черепки разбитой посуды, которыми в старину играли девочки. Уҫалдан уҫал тыуа, тора-тора донъя тула. Мәҡәл.»
Задумавшись о предстоящем разводе, замечаю, что в фильме (Dialogue avec mon jardinier), который идет на фоне, перестали переводить французский. Но вот перевод снова появляется:
— Хотите кофе?
— С удовольствием.
Я заметил, что в этом фильме применен такой приём. Кадр из одного сюжета ещё не закончился, а звуковое сопровождение уже начинается из другого видеоряда.
Я просыпаюсь среди ночи, машинально залезаю в телефон и вижу в телеграм-каналах видео из Нагорного Карабаха. Группа военных в камуфляже, небритых, разных по внешности и комплекции, радостные, обимаются и что-то громко говорят друг другу по-азербайджански. Их молодой командир поднимает камеру повыше, становится видно, что они находятся на вершине какой-то возвышенности, он начинает снимать обращение от имени всего отряда. Речь его становится серьезной, он очень быстро говорит о том, что война закончилась и они победили. Он говорит о том, что обращается ко всем тюркским братским народам, перечисляя их, в том числе к Казани, Башкурдистану. Несмотря на то, что он говорит очень быстрои по-азербайджански, я понимаю почти все слова. Видео заканчивается, экран потухает и в ночной тишине я с завистью думаю, как же он так думает и быстро может говорить на своем родном языке, как же это естественно для них, а я не могу.

В мире и в городе, где я живу, объявлена пандемия. Почти каждую неделю я узнаю, что кто-то из знакомых или просто известных людей быстро умер от вируса.
Я выхожу на улицу и сажусь в непрогретную машину. Я в той куртке из "Империи меха", которую мы покупали вместе с мамой, когда она была ещё жива. Вещей, связанных с ней, становится всё меньше.
От холода я накинул на голову меховой капюшон (или кәләпүш, как говорила мама) и подался вперёд, чтобы не задевать холодную спинку сидения. Из-за этого от моего дыхания лобовое и переднее боковое стекла запотели, хотя я зачем-то надел медицинскую маску по привычке.
Я кручу на приборной панели регуляторы печи и направления обдува в машине и чувствую себя пилотом истребителя, которые тоже обычно сидят в своих кабинах в меховых куртках и кислородных масках. На кочках машину потряхивает и будто это мой самолет попадает в воздушные ямы. Я включаю радиоприемник и как будто запрашиваю по готовности сброс бомбовых боезарядов на сирийский город Алеппо.
Но я тоже заболел и уже лежу дома в надежде на продолжение жизни. В комнату бесшумно заходит мой кот Хасан, запрыгивает ко мне на кровать у ног и осторожно начинает пробираться вдоль стены ко мне. Вопросительно останавливается и ждет. Я беру его и сажаю себе на грудь, прижимаю и начинаю гладить. Он начинает жмуриться и урчать от удовольствия. Ему так приятно, что он не удерживается и начинает слегка пробовать вонзать свои когти в мою кожу, хотя знает, что это ему настрого запрещено и он может улететь прочь. Этот древний инстинт у них остаётся от тех времен, когда они таким образом массировали мамину грудь, прося молока. Я трогаю его лапки, постукиваю по ним, как бы говоря: Э-э-э, ну-ка, ну-ка. Он перестаёт. Тогда я снова начинаю гладить его, проверяя его силу воли и выдержку. Но он не в силах справится и от всей кошачей души вонзает свои когти в мою грудь.


12 апреля 2021 г.
О моём шопоголизме. Я встречал даже такой диагноз: ониомания. По мнению врачей из медицинской страховой компании «Techniker Krankenkasse» Нижней Саксонии, чаще всего ониомания развивается на почве недостатка внимания, чувства одиночества и внутренней пустоты, потребности в признании и любви, а также в период депрессии из-за потери партнёра. Встречаются и другие причины. Хотя считается что 90% этим страдают больше женщины. У меня же не то чтобы покупка, и даже не сами вещи... не могу объяснить, какое-то желание связать выбранного человека с миром, что ли, сделать мир общим... через всякие незначительные вещички. Причем я не люблю вещи ручной работы.
Я так делаю только на незначительные суммы, балуюсь, можно сказать. И мне так странно что это не запрещают, как курение, например, или легкие наркотики.
Продавец и покупатель тоже стремятся друг к другу, но оба они стараются извлечь из сделки максимальную личную выгоду, невзирая на возможные убытки другой стороны.
В супермаркете я подхожу к двум работницам и обращаюсь к той, что мне больше нравится: "А в каком отделе тарталетки?" На что она поворачивается к напарнице и кричит: "Лен, тарталетки?!"

Я знакомлюсь напропалую с башкирскими девушками, но ничерта не выходит. То ли они слишком деревенские, то ли я слишком городской.
Когда ты начинаешь расспрашивать их о чём-то, они сетуют на то, что при этом начинают чувствовать себя товаром на базаре.
После моего развода, одна знакомая башкирка напрямую предложила мне пожениться с ней и "бергәләп донья көтөргә". Дело в том, что в башкирском языке слово "көтөү" имеет два значения и означает "стадо" и "ждать". Тогда я подумал, что и я когда-то пас стада, и она предложила стать как бы пастухами нашего мирка. Или здесь имеется в виду ожидание миром нас, как в том рекламном слогане творожков «Даниссимо»: "И пусть теперь весь мир подождет!"
В ночной тишине своей комнаты в родительской квартире, включив на телефоне трек, так лежу, положив телефон себе на живот:
«Серҙәремде минең һин белмәйһең, хәлдәремде минең һин һиҙмәйһең. Төштәремдә генә лә булһа ла яндарыма ниңә килмәйһең?
Елдәр иҫә, болоттар ағыла, күңелем һине көтә, һағына.
Һин дә мине ҡасан да булһа ла яратырһың төҫлө тойола.
Мин йәшәйем осрашыуҙы көтөп, һөйәм һине йәшерен ныҡ итеп,
Һағыштарҙан һин мине арала, йәнем, тәнем һиңә тартыла».
Мне нравятся в песне слова: «Аңла минең хәлемде», что означает “Войди в мои обстоятельства”.

Я смотрю в темноту ночи, внутри двора летает целофановая перчатка от эпохи кароновируса.
Мне хочется поделиться с ней чем-то очень интимным, и я расказываю ей, что когда сижу в туалете с животом и крехчу там, то непроизвольно мну свои груди и держусь за бёдра, как когда держу и её в сексе.
Мне сниться, что я школьник и, сев за парту, достаю и раскладываю из пакета учебник, тетрадь, и ручку. Но вот я уже получил редакционное задание обойти все ставшие популярными салоны эротического массажа в городе, чтобы написать статью об этой индустрии. Я еду за рулем по проспекту Салавата Юлаева, посматривая на луну на ночном небе и думаю о стилях вождения: когда-то спокойно, даже нежно, а когда-то уверенно, энергично, даже рывками, езжу я. Так же и в сексе веду себя я.
Потом мне снится другой ужасный сон, как какой-то зверёк, то ли белка, то ли суслик, вонзил мне в левую руку свои клыки и не разжимает. Правой рукой, я пытаюсь разжать зверьку пасть, но от этого оно ещё сильнее сжимает челюсти. Тогда я, в свою очередь, начинаю ещё сильнее давить ему на глаз, чтобы он отпустил меня. Но от этого клыки животного сжимаются ещё крепче. Я думаю, не перестать ли мне давить, может зверёк отпустит мою руку у убежит, но боль такая невыносимая, что мои пальцы продолжают погружаться в глазные яблоки небольшой головы зверька.


май 2021 г.
Не выспавшись, я еду, не торопясь, на работу, разглядывая идущих женщин сзади, как двигаются их бёдра и проч. Но, обогнав их, как раньше больше не оборачиваюсь, не смотрю в зеркала заднего вида, чтобы увидеть их лица. С какого-то момента их лица стали мне почему-то не интересны. И эта тенденция, наверное, как-то не гуманна, что ли.
Пушок залетел в окно и, полетав по салону автомобиля, вылетел обратно на улицу, как шаровая молния.
Я еду в татарскую деревню за сыном, чтобы увезти его в свою башкирскую деревню и слушаю в пути какую-то аудиокнигу, где рассказывается, как один шимпанзе в какой-то стране в клетке в зоопарке в 7 утра запасал камни, палки и другие предметы, укрывал их соломой, чтобы в обед, когда придут посетители зоопарка, бросаться в них этими предметами.
Подъезжая к деревне родителей бывшей жены, я думаю о том, как она ушла от меня. Ведь она, как какие-нибудь меньшинства, которые борются за свои права, как восставший бунтарь против тирана. Так что я уважаю ее выбор, ее решение и ее борьбу. Выходит, она такая героиня, смогла совершить революцию, тогда как я ничего подобного в жизни не делал и не участвовал.


17 июня 2021 г.
Меня уволили и из Российской академии наук. Похоже, за некую гражданскую позицию. Теперь я настоящий диссидент-тунеядец.
На заднем стекле машины вижу стандартную татарскую надпись с хитрецой: “Алла сакласын” – типа спаси и сохрани, Аллах. Мне сразу же думается: а для чего, собственно, так нужно сохранять твою жизнь, для какой такой особеной цели, в обмен на что-то, или просто так? Моё рождение тоже не случайно, нужно только понять, для чего ты родился.

Я брожу один по квартире, то прилягу и лежу так без дела часами, то кипячу чайник и не заваривая чая.
Мой кот плетётся под ногами, мяукая. Я его резко поднимаю за живот и тогда из него выходят всегда разные звуки.
Я почему-то думаю о том, что сейчас где-то идут занятия по танцам бачата, там так старательно девушки двигают попами и проч. Никто не наблюдает за ними, а можно было бы и понаблюдать, наверное. Если не жалко времени.
В этот выходной я сижу один дома на стуле, в новых джинсах, что купил у молодого азербайджанца на рынке, бывшем когда-то хлопчатобумажным комбинатом, и как жаль, что некому потрогать мои ноги через них, ощутив мягкую турецкую ткань.
Я выковыриваю зубочисткой из гнезда зарядки своего телефона всякий накопившийся там мусор, потому что уже не могу подключится к телефону, чтобы убрать оттуда все фотки из прошлой жизни. В прошлой жизни моя жена тоже любила доставать из моей пупочной впадины всякий накопившийся там мусор, катышки.
Мой ребенок возмущён предложенной вещи розового цвета: это же девчачее!, – восклицает он. Тогда я подумал: а ведь нет всерьез недовольных тем, что родились девочкой или мальчиком, все в большинстве любят свою гендерную судьбу.

В деревне летом хорошая погода, я еду на велосипеде по грунтовой дороге и встречаю упавшие с воза обрывки только что скошенного свежего сена, стебельки трав там самые разные, я еду на могилу мамы на деревенском кладбище. Кто-то всегда тут косит траву. Наверное, когда-нибудь перестанет.Выглядит это вот как: ты садишься на траву, на холмик или бревнышко. Кладёшь голову на руки, трешь глаза, по ногам начинают взбираться муравьи, ты теребишь в пальцах травинку, слушая шум ветра в листьях тополя. Ты думаешь о своей жизни, что всё идёт не совсем так. Тебе хочется сказать хоть что-нибудь маме и в голову приходит какая-то ерунда, вроде: әсәй, а папа кладёт твои приправы куда ни попадя. Комары и слепни не дают тебе долго быть там и ты уходишь.
Ҡояш нуры үтмәҫ болот мин. – Я как туча, через которую не прохдит луч света (пер. с башк.).

Возле моего дома есть магазин автозапчастей, там работает один и тот же пожилой продавец, которого я помню еще со студенческих лет. Я захожу и прошу две стандартные простые габаритные лампочки на 5 вольт и незамерзайку. Он пересчитывает два раза на калькуляторе, потом вводит сумму в терминал, молча разворачивает его ко мне и я также молча прикладываю свой телефон, слышится характерный звук, что операция списания средств прошла успешно. Я блокирую экран и убираю телефон в карман, беру вещи, киваю ему в ответ и молча ухожу. Мне очень хочется, чтобы в следующий раз он был там, как всегда.

И ещё я понял, почему общение самое ценное в жизни. Потому что умирая, мы хотим соединиться с теми, с кем когда-то общались, когда они были живы.
И я по-другому взглянул на любовь, почему она так много значит для людей. Дело не в том, кто в кого влюбился, а дело в тех изменениях, которые происходят во влюбленном человеке, в его трансформации. Это как поверить в бога, вся жизнь для человека начинает наполняться большим смыслом, и как бы вырастают крылья.

Вот мой список, что можно подарить человеку на день рождения:
– Книгу.
– Маленький коврик в прихожую, в туалет или под письменный стол.
– Зайти в эзотерический магазинчик и купить там какую-нибудь статуэтку, лучше металлическую.
– Пару галош, упаковку американских мультивитаминов.

Стоическая техника негативной визуализации служит мощным противоядием против гедонистической адаптации. Раньше я называл это по-своему методом контраста: когда тебе плохо, подумай о том, что могло бы быть еще хуже. И тогда ты обретешь душевный покой и благодарность за длящуюся жизнь.
– Представь, что ты бедняк в Индии и влачишь нищенское существование.
– Ты мог бы заразиться ВИЧ и никто с тобой уже не стал бы нормально общаться.
– У тебя мог бы быть диагностирован рак III-ей степени, ты начал принимать химиатерапию, отчего часто тошнит и сразу устаешь.
В больничной палате время тянется мучительно долго, все заняты тем, чтобы прошло время и тогда, возможно, наступит некоторое выздоровление, но это не точно.
Я вспоминаю, сколько раз я болел и те моменты, когда начинаешь подозревать, что с организмом происходит что-то не то и ты надеешься, что пронесёт, как это было всегда до этого, и ты не сляжешь и не умрешь за несколько дней, как от коронавируса. Сперва всегда возникает подозрение.
– Представь, что ты героиновый наркоман со стажем, который не может слезть с иглы.
– Представь, что ты был или стал слепым или глухим, или и то, и другое сразу.
– Ты пожизненный заключенный в колонии строго режима в Мордовии, который лишен права на свидания и у вертухая пометочка о тебе: «склонен к побегу», это чтобы можно было мучить и издеваться над тобой. Ни на минуту не дают присесть в камере, не положено. На чтение книг отведен только один час в сутка, личного времени больше нет. В остальное время ты шьешь ментовскую и военную форму. В 22:00 объявляется отбой, чтобы в 6 утра всё началось с начала. Ты и есть этот зек, ты завидуешь своему вертухаю, который на этих выходных приготовит курицу в духовке для своей семьи. Но представьте теперь, что вы попали под амнистию в связи с избранием нового президента в стране, и вот теперь можно начать новую жизнь.




октябрь, 2023 г.
Я – холостяк, я чувствую себя каким то ирландцем, потому что все время жарю картошку.
В башкирском языке картошка переводится как «бәрәнге». Дело в том, что раньше клубни картофеля русские крестьяне обычно только выпаривали, как репу, других рецептов, видимо, тогда еще не изобрели. Башкиры всё это переняли, но произносили не «парёнка», а типа как «пәренкә», что и превратилось постепенно в современное «бәрәнге».
Я думаю об изумрудном острове Ирландия, его суровых скалистых берегах, где власть англичан простиралась не дальше города Дублина.
Как у них несколько лет подряд не уродился картофель вследствии неведомой болезни у этой культуры. В 1845–1849 гг. от страшеного голода погибло около 1 млн. человек. И люди уплывали на кораблях в Америку за лучшей жизнью.
Я тоже уезжаю, на юг, в казахские степи, а может и ещё южнее – к узбекам. Я бегу от своих же, зомбированных пропагандой людей. Иногда я думаю, что, может быть, было бы мудрее просто притворится таким же и жить незаметно, своими маленькими радостями, как учил Эпикур.

Я разглядываю фотки недорогих капсульных отелей и хостелов, где говорится, что нужно просто вспомнить, как мы все в детстве любили строить разные домики, в которые потом прятались и т.д. Говорится, что в капсуле есть всё что нужно: светильник, розетка, крючки для одежды, вентиляция. Я, не в силах сдержаться, пишу коммент с вопросом: можно ли заниматься сексом в капсуле, если она так хороша?

В Казахстане иногда бывает забавно. Тут есть такие мухи, которые любят зависать перед тобой, идущим по улице по своим делам, как колибри, и их приходится огибать.
Моя девушка пишет мне из Уфы в Алмату, делится со мной, что хочет сходить за какой-нибудь вкусняшкой, пока ночь не настала, но после субботника она так устала, что, наверное, не пойдёт... а может всё-таки и пойдёт, непонятно. Недавно ей надо было выбрать покрытие на стены и пол в ванной, где идёт ремонт и теперь, где бы она ни была, она постоянно обращает внимание на полы, что как будто стала кафельщицей и плиточницей.


Я еду в двухмиллионном городе Алма-Ате в троллейбусе на форум альфарабиеведения. Я читал в вики, что Фараби тоже уехал из южного Казахстана в Дамаск в Сирию и от безденежья работал там садовником, а деньги тратил на восковые свечи, чтобы по ночам читать.
Женщина предлагает на казахском студентке, что уступила ей место, подержать ее сумку, та, улыбаясь, соглашается. Я вижу на ее юной голове седой волос и удовлетворенно думаю, что не все так плохо у меня, у других тоже есть проблемы. Когда-то я был уважаемым доцентом в государственном университете, заведующим отделом оцифровки книг из 9 человек в самой большой библиотеке республики. Теперь же я какой-то скиталец-альфарабиевист и мой башкирский алфавит никому здесь не нужен.
Я еду и смотрю на других молодых девушек-казашек, студенток педколледжа, наверное. Я думаю, как добавлял слова в свой словарь, например: «өй ҡуяны – и. зоол. диал. ҡар. йорт ҡуяны. Шәхси хужалыҡта аҫрай торған ҡуян төрө. Кролик (лат. Cuniculus). Өй ҡуянын аҫрау. Өй ҡуяны тиреһе. Ата өй ҡуяны.» Значит, кролик – это куникулус по латыни, то есть куни – это как бы мохнатка, пушистая часть тела. Там и делается куни. Я думаю о том, что на такой жаре кроличий мех быстро пропитывается потом, прижатый одеждой к телу и проч. Я уже давно перестал сопротивляться тому, что все мои мысли неизменно сводятся к чему-то сексуальному, так что всё нормально.
Я проезжаю остановку «Национальная библиотека». Уж я-то знаю, что если долго ходить по библиотеке, начинаешь остро чувствовать не просто запах пыли, оседающей в лёгких, но и нарастающий приступ тоски, которую можно назвать библиомеланхолией. Ты попал на кладбище слов и мыслей, а оно еще печальнее, чем обычные кладбища.

Итак, я лежу в съёмной комнатуше дома под снос, где все запахи неприятно чужи. Здесь я будто оказался в каком-то межвременье между застойным СССР и каким-то не моим современным миром. Здесь, в этом районе, как будто живут одни только русскоязычные алкоголики, каждый вечер они вместе со своими матерящимися бабами собираются под деревьями под окнами дома и громко бухают до поздней ночи, их дети обычно находятся тут же.
Убежавший от военной мобилизации, один в чужом городе недалеко от границы с Китаем, у подножья Тянь-Шаньских гор. Они называют эту горную систему Алатау или Тенгри-таг. Что ж, на моей родине тоже есть горы, правда они не так близко к городу и рядом нет пустынь.
Лёжа здесь, в этом безвременье и каком-то угнетённом состоянии, мозг сам отдельно от меня перебирает воспоминания моей прошлой жизни, мелкие подробности и эпизоды. Людей, с которыми меня сводила судьба. Всё это ушло, но это и всё, что осталось мне в этой комнатке, куда залетают странные насекомые, каких не встретишь в тех краях, где я когда-то жил.
Пытаясь отобрать повестку у своего мозга, я заставляю себя думать о том, что простые обычные радости жизни, которые мы, как правло, обычно недооцениваем – это, оказывается, не шутки, (мы встретились в маршрутке), это по сути всё, что только может остаться с тобой.
Как бы я хотел сейчас надеть кепку, включить в наушниках какую-нибудь интересную аудиокнигу и пособирать колорадских жуков в бутылочку между рядов картофеля... а потом выйти ночью по малой нужде на улицу, закинуть голову на небо и ахренеть от космоса.
Я не хочу больше следить за сводками на фронте, отключаю свой телефон, закрываю глаза и представляю, как не спеша переступают ногами коровы, они жуют траву и продвигаются, как уже скоро им возвращаться с ялана домой в деревню, и как вечером будет парное молоко в избах, его можно дать детям вместе со свежим хлебом из печи.
Мне чудится, что я снова на горе Иремель. Я так утомился восхождением, а на вершине такой пронизывающий холодный ветер, и облака так близко над головой, и так быстро их сносит ветер. Я нашел два больших камня-булыжника и лег между ними на траву и почти мгновенно уснул, успев подумать только, что такие же вот булыжники, наверное, носятся в космосе миллиарды лет.



© Шакиров Искандер
Редакция от 09.2023
(109,5 тыс. слов)


Оглавление
Вводные слова 3
Шарль Бодлер. «Эпиграф к осужденной книге» 4
весна, 1992 год 6
24.12.1993 6
23.9.1994 6
16.1.1995 г. 7
21.1.1995 г. (воскресенье) 7
23.1.1995 г. 7
31.1.1995 7
12.2.1995 г. 8
13.2.1995 г. 8
23.2.1995 г. 8
10.3.1995 г. 8
11.4.1995 9
17.4.1995 9
28.4.1995, пятница 9
2.5.1995 10
5.4.1995 10
10.5.1995 11
13.5.1995 11
18.5.1995 11
21.5.1995 12
22.5.1995 13
24.5.1995 13
30.5.1995 13
1.6.1995 14
1.6.1995 14
2.6.1995 14
4.6.1995 14
6.6.1995 15
13.6.1995 15
14.6.1995 15
24.8.1995 15
28.8.1995 16
21.9.1995 16
24.9.1995 16
4.9.1995 16
14.10.1995 16
31.10.1995 16
16.11.1995 16
19.11.1995 17
20.11.1995 17
24.12.1995 17
26.12.1995 17
27.12.1995 17
28.12.1995 17
7.1.1996 18
9.1.1996 18
13.1.1996 18
23.1.1995 18
14.2.1996 18
29.2.1996 19
20.4.1996 19
16.5.1996 20
23.5.1996 20
2.6.1996 21
8.6.1996 21
5.7.1996 21
6.7.1996 22
12.7.1996 23
16.7.1996 24
23.7.1996 24
19 августа 1996 25
23.8.1996 25
26.8.1996 26
27.8.1996 26
29.8.1996 26
30.8.1996 26
1.9.1996 26
2.9.1996 26
8.9.1996 27
18.9.1996 27
19.9.1996 28
5.10.1996 28
13.10.1996, воскресенье 28
14.10.1996 28
17.10.1996 29
18.10.1996 29
21.10.1996 29
25.10.1996 29
31.10.1996 30
3.11.1996 30
6.11.1996 30
13.11.1996 31
22.11.1996 31
26.11.1996 31
31.11.1996 31
16.12.1996 31
18.12.1996 32
21.12.1996 32
27.12.1996 32
28.12.1996 32
4.1.1997 32
6.1.1997 33
9.1.1997 33
23.1.1997 33
25.1.1997 34
26.1.1997 34
12.2.1997 34
14.2.1997 34
19.2.1997 34
25.2.1997 34
4.3.1997 34
9.3.1997 34
16.3.1997 35
28.3.1997 35
31.3.1997 35
2.4.1997 35
9.4.1997 35
11.4.1997 35
23.4.1997 36
4.5.1997 36
14.5.1997 36
5.6.1997 36
7.9.1997 37
11.9.1997 37
12.9.1997 37
19.9.1997 37
13.10.1997 37
6.11.1997 37
4.12.1997 37
11.1.1998 38
13.11.1997 38
19.1.1998 38
2.2.1998 38
7.2.1998 38
6.3.1998 39
14.4.1998 39
19.06.1998 39
20.7.1998 39
14.08.1998 39
29.09.1998 40
29-30.04.2000 40
22.10.2000 40
13.04.2001 41
26.05.2001 41
4.06.2001 41
28.06.2001 42
понедельник, 29 ноября 1999 г. 43
среда, 1 декабря 1999 г. 43
четверг, 2 декабря 1999 г. 44
суббота, 4 декабря 1999 г. 46
четверг, 30 декабря 1999 г. 46
суббота, 8 января 2000 г. 46
8.10.2000, воскр. 47
19 февраля 2001 г. 48
пятница, 23 февраля 2001 г. 48
26 февраля 2001 г. 49
воскресенье, 4 марта 2001 г. 49
пятница, 9 марта 2001 г. 49
понедельник, 16 июля 2001 г. 51
понедельник, 23 июля 2001 г. 51
6 августа 2001 г. 52
9 августа 2001 г. 53
21 августа 2001 г. 53
вторник, 11 сентября 2001 г. 53
04 декабря 2001 г. 54
среда, 02 января 2002 г. 54
24 марта 2002 г. 54
10 апреля 2002 г. 55
14 мая 2002 г. 56
04 июня 2002 г. 57
24 июня – 25 июля 2002 г. 57
22 августа 2002 г. 59
03 сентября 2002 г. 59
10 сентября 2002 г. 59
23.9.2002 61
14 сентября 2002 г., поздний вечер 61
18 сентября 2002 г. 61
23.9.02 01:49 63
25 сентября 2002 г. 64
26.9.02 08:35 65
суббота, 28 сентября 2002 г. 66
воскресенье, 29 сентября 2002 г. 66
01 октября 2002 г. 67
4.10.02 04:57 68
4.10.02 69
4.10.02 69
4.10.02 70
5.10.02 70
7.10.02 71
8.10.02 71
10.10.02 72
12.10.02 02:55 73
12.10.02 06:02 73
понедельник, 14 октября 2002 г. 74
19 октября 2002 г. 74
26 октября 2002 г. 75
27 октября 2002 г. 75
28.10.02 20:20 76
30 октября 2002 г. 78
02.11.02 12:03 79
04.11.02 12:45 80
11 ноября 2002 г. 80
17 ноября 2002 г., 9:59 80
18 или 19 ноября, 2002 г. 80
20.11.02 06:19 81
16 декабря 2002 г. 83
01 января 2003 г. 84
03.01.2003 85
13.01.03 03:13 86
25 января 2003 г. 88
28 января 2003 г. 88
01 февраля 2003 г. (5:53) 90
07 февраля 2003 г. 91
11 февраля 2003 г. 91
13 февраля 2003 г. 92
14 февраля 2003 г. 92
20 февраля 2003 г. 93
03 марта 2003 г. 94
04 марта 2003 г. 97
05 марта 2003 г. 99
12 марта 2003 г. 99
8 марта 2003 г. 100
12 марта 2003 г. 101
25 марта 2003 г. 101
5 апреля 2003 г. 102
07 апреля 2003 г. 103
13 апреля 2003 г. 107
24 апреля 2003 г. 109
27 апреля 2003 г. 110
03 мая 2003 г. 111
09 мая 2003 г. 112
13.05.2003 113
14 мая 2003 г. 117
16 мая 2003 г. 119
22 мая 2003 г. 121
24 мая 2003 г. 122
29 мая 2003 г. 122
8 июня 2003 г. 123
12 июня 2003 г. 125
13 июня 2003 г. 126
19 июня 2003 г. 127
21 июня 2003 г. 130
24 июня 2003 г. 132
30 июня 2003 г. 133
7 июля 2003 г. 136
10 июля 2003 г. 140
13 июля 2003 г. 140
16 июля 2003 г. 144
20 июля 2003 г. 147
13 августа 2003 г. 150
20 августа 2003 г. 151
24 августа 2003 г. 155
30 августа 2003 г. 155
10 сентября 2003 г. 155
4 октября 2003 г. 156
24 октября 2003 г. 160
11 ноября 2003 г. 162
15 ноября 2003 г. 163
30 ноября 2003 г. 166
8 декабря 2003 г. 173
5 января 2004 г. 174
11 января 2004 г. 177
11 января 2004 г. 177
27 января 2004 г. 179
10 февраля 2004 г. 182
27 февраля 2004 г. 183
9 марта 2004 г. 184
15 марта 2004 г. 187
25 марта 2004 г. 188
28 марта 2004 г. 192
3 апреля 2004 г. 192
4 апреля 2004 г. 193
26 апреля 2004 г. 195
8 мая 2004 г. 196
Ночь с 14 на 15 мая, 2004 г. 198
1 июня 2004 г. 199
19 июня 2004 г. 200
25 июня 2004 г. 201
27 июня 2004 г. 202
17 июля 2004 г. 203
10 августа 2004 г. 204
28 августа 2004 г. 205
30 сентября 2004 г. 208
11 октября 2004 г. 210
15 октября 2004 г. 211
18-23 окт. 2004 г. 212
9 января 2005 г. 212
15 января 2005 г. 214
21 января 2005 г. 217
12 февраля 2005 г. 219
1 марта 2005 г. 219
10 апреля 2005 г. 225
25 мая 2005 г. 228
12 июня 2005 г. 229
22 июля 2005 г. 238
29 апреля 2006 г. 240
23 май 2007 г. 242
25 октября 2007 г. 242
10 ноября 2007 г. 244
11 мая 2008 г. 250
27 ноября 2008 г. 253
21 августа 2011 г. 258
19 сентября 2011 г. 258
19 декабря 2011 г. 258
22 марта 2012 г. 262
31 января 2013 г. 263
16 апреля 2014 г. 263
1 августа 2014 г. 264
29 июня 2015 г. 265
30 сентября 2015 г. 268
10 августа 2016 г. 269
2 ноября 2016 г. 273
4 мая 2018 г. 274
18.07.2018 279
07 августа 2018 г. 281
25 декабря 2018 г. 286
9 января 2019 г. 287