Red is my favourite colour (СИ) [bzlkt] (fb2) читать онлайн

Сентябрь 1890г.

Амелия Мэллори — новая студентка, принятая сразу на пятый курс Школы чародейства и волшебства Хогвартс. Её опекает профессор Фиг, преподаватель Теории магии, который обнаруживает, как и сама Амелия, что девочка непроста: она видит следы некой древней, неизученной магии.

В ходе сюжета Амелия общается с так называемыми Хранителями, которые оберегают источник древней магии, находящийся прямо под Хогвартсом. Они дают ей разные задания, чтобы она доказала, что достойна стать таким же Хранителем.

В это же время в округе орудуют браконьеры во главе с Теофилом Харлоу. Они охотятся за волшебными тварями, которых мы, разумеется, спасаем (в одиночку или же вместе со своими новоиспечёнными подругами Натсай Онай {?}[Гриффиндор] и Поппи Свитинг {?}[Пуффендуй]).

Выясняется, что гоблины во главе с Ранроком и его правой рукой Виктором Руквудом точат зуб на хранилище древней магии, пробираясь к нему всё ближе и ближе. Мы буквально идём с ними ноздря в ноздрю, но не сумеем предотвратить вторжение в Хогвартс.

***

А теперь самое интересное: Себастьян Сэллоу {?}[Слизерин]. Это наш одноклассник (моя героиня так же на Слизерине), чья сестра-близнец Анна страдает от проклятья. Она мучается нестерпимыми болями, а брат не может на это смотреть. Он ищет все способы помочь ей. Их опекун, дядя Соломон Сэллоу, категорически против того, чтобы ворошить какие-то подозрительные реликвии и всякого рода древнюю и темную магии, только чтобы помочь племяннице. На почве этих разногласий Себастьян с ним сильно ругается. Анна занимает нейтральную позицию, лишь изредка давая брату понять, что она не особо-то готова бороться за свою жизнь. Надо отметить, что Себастьян всё это время был уверен, что проклятье на сестру наслали гоблины, поэтому он очень-очень скептически к ним относится.

В какой-то момент к нам присоединяется Оминис Мракс, тоже слизеринец, потомок самого Салазара Слизерина. На удивление, он категорически против всякого рода непростительных заклинаний. Очень неохотно, но всё же помогает нам с Себастьяном.

Тем не менее, чтобы открыть дверь в хранилище Салазара, нам надо применить на ком-то Круцио {?}[Заклинание, порождающее невыносимую боль]. Моя героиня вызывается добровольцем, и Себастьян радостно на нас это заклинание применяет, не моргнув при этом и глазом. У Амелии (это уже моё дополнение) появляется шрам-ожог на шее после этого. Это сильно подрывает её веру в дружбу Себастьяна, и она его опасается. Он же уже не видит на своём пути ничего, лишь бы спасти сестру.

***

В общем, на протяжении всего сюжета мы лазим с Себастьяном по ужасным местам, сражаясь со всеми возможными врагами, помогаем ему найти способ помочь Анне.

В какой-то момент нам помогает Лодгок, гоблин, брат самого Ранрока. Себастьян на это называет нас дурой, потому что мы верим гоблинам-убийцам. Дружба трещит по швам.

Позже выясняется, что гоблины не имеют никакого отношения к проклятью Анны, а это дело рук самого Виктора Руквуда.

Мы в одиночку сражаемся с Харлоу, Руквудом и Ранроком, а потом бежим помогать Себастьяну и вместе убиваем его дядю (точнее, убивает Себастьян, применив Авада Кедавра), который препятствовал помощи Анне. Все в шоке, Анна обижается, но проклятье (в моей задумке) сходит на нет после смерти Руквуда.

В битве с Ранроком погибает наш наставник — профессор Фиг. Мы очень скорбим. Тем не менее, мы спасаем Хогвартс и становимся его героем.

Далее сюжет игры обрывается, поэтому вот некоторые факты о моей героине и других персонажах:

• Амелия сирота, выросла в маггловском интернате для девочек

• сейчас ей 16 лет, как и всем остальным

• обладает силой древней магии, но не знает, как этим управлять

• Анна на 4 курсе Слизерина (по канону она пропустила 2 года из-за болезни)

• она больше не злится на нас, поняв, что другого выхода не было

Комментарий к Пролог. Краткое содержание сюжета игры (что было с героями в прошлом учебном году)

Здесь начинается наша новая история. Добро пожаловать в август 1891 года.

========== 1. Рада помочь. Снова ==========

Комментарий к 1. Рада помочь. Снова

Внимание! Глава была дополнена и кое-где изменена.

Приятного чтения 🫶🏻

— Так, ещё один разочек…

Струйки пота бежали по спине, вискам, животу, но я не спешила слезть с метлы и уже наконец почувствовать твёрдую землю под ногами. С сентября возобновляется квиддич, а это значит, что я обязана тренироваться, пока есть силы.

Немного передохнув и отдышавшись, уже было приготовилась к новому заходу, как меня отвлекли глухие взмахи крыльев за спиной. Этот звук… он каждый раз тревожил моё сердце — а вдруг сегодня это письмо от…

Дрожащими пальцами забрала безликий конверт из клюва своей совы, стараясь не смотреть на строку «от кого». Глаза сумасшедше забегали по пергаменту:

«Дорогая Амелия,

Рада была получить от тебя сову! Спасибо, что пишешь. У нас… у меня всё хорошо, уже почти ничего не болит, но вот настроение паршивое. Близится отъезд в Хогвартс, а мужеством я так до сих пор не обзавелась.

Знаю, ты хорошая подруга и всегда рада прийти на помощь, поэтому осмелюсь попросить тебя кое о чём. Пожалуйста, обдумай мою просьбу, прежде чем отказывать.

Я была бы тебе весьма признательна, если бы ты сопроводила меня в школу из Фелдкрофта. Насчёт Себастьяна не переживай! Они с Оминисом отправились в Хогсмид за экипировкой для квиддича, а оттуда сразу в Хогвартс — Оминис не может дождаться начала нового учебного года (сумасшедший, правда?). Так что, ты бы могла приехать ко мне на пару дней погостить, а потом мы бы вдвоем отправились в школу. Обещаю тёплый приём! Что скажешь?

Прошу, не спеши отказываться. Я очень надеюсь на твою поддержку в такой сложный момент. Буду с нетерпением ждать от тебя ответного письма.

Целую,

Анна»

Эти строчки грели мою душу, но слёзы разочарования предательски собирались в уголках глаз. Одно-единственное имя способно перечеркнуть все положительные эмоции, накопленные за лето. Оно сочилось горечью, оседало металлическим привкусом на языке, вызывало спазмы живота.

Я прикрыла веки, прижимая пергамент к груди, пока моя сова, приземлившись на черенок метлы, мирно чистила свои пёрышки.

Одно только это имя могло обрушить лавину воспоминаний на мои и без того опущенные плечи. В глазах заморгали мушки, и в ушах эхом пронеслись слова:

— А с каким цветом я у тебя ассоциируюсь? — рассеянно спросил Себастьян, когда мы отрабатывали Трансфигурацию перед СОВ, концентрируясь на предметах, их формах и цветах.

— С красным, — отчеканила я, плотно сжав челюсти. К тому моменту зияющая пустота в моей душе была настолько огромной, что я с упоением считала дни, оставшиеся до начала каникул, чтобы не видеть его хотя бы три месяца.

— Красным? — ухмыльнулся Сэллоу, заинтересованно выгнув бровь. — Почему?

Мысленно я отвесила ему сотый за этот чертовски длинный день подзатыльник, но на деле лишь шумно выдохнула и терпеливо объяснила:

— Потому что красный — это опасность, тревога, кровь.

Я медленно подняла на него взгляд, встретившись с обволоченными серой дымкой зрачками. Их огонь пугал, он ворошил такие потаённые во мне страхи, что я поспешила отвернуться, лишь бы не превратиться в никчёмную песчинку, которую Себастьян мог бы раздавить пальцем.

Медленный глубокий вдох, протяжный выдох, снова вдох, снова выдох. Не стоило об этом вспоминать, не стоило Анне упоминать имя брата, не стоило мне надеяться, что письмо от него.

Анна. Моя боль, моя надежда и моя печаль. Как я ждала встречи с ней, как уповала на скорейшее знакомство, которое обернулось трагедией, преступлением, разочарованием.

Я аккуратно свернула письмо, положив его обратно в конверт. На тело вмиг навалилась усталость, и захотелось прилечь.

Обида. Это позорное, такое противное чувство густой горячей смолой разливалось в груди. Обида за то, что так и не получила заветное письмо, за то, что сама не осмелилась написать, хоть и сотню раз старательно выводила заветные буквы. Обида за то, что так и не прочла «Амелия, как твои дела? У тебя всё хорошо? Может, тебе тоже нужна какая-то помощь?»

Я ухмыльнулась уголком рта, чувствуя отвращение к самой себе. Кто обещал о тебе заботиться? Профессор Фиг? Ну, давай, разозлись и обидься ещё и на него!

В последний раз окинув уставшим взглядом окрестности Высокогорья, я расправила плечи и крепко задумалась над просьбой Анны.

С одной стороны, возвращаться в Фелдкрофт после всего, что случилось, не очень хотелось, да и погода стояла просто омерзительная — осень неумолимо наступала на пятки, обрушивая свою грусть в виде крупных капель дождя. С другой стороны, я слишком задержалась в этих краях, а ежедневные тренировки вымотали донельзя. Да и по Анне соскучилась. К тому же там не будет Себастьяна, а это огромный плюс, поскольку видеть его мне хотелось меньше всего. Да что говорить, я бы лучше встретилась с пятью, нет, с шестью речными троллями одновременно, чем с ним.

Конечно, я поеду. Конечно, помогу, как помогала всегда. Достаточно было вспомнить умоляющие, полные боли и печали глаза Анны, как я была готова лететь хоть на край света, лишь бы её утешить.

Погода испортилась ещё сильнее, пока я добиралась до Фелдкрофта. Сумерки уже сгущались, когда я увидела Анну, в одиночестве сидящую у дома. Я ведь не удосужилась отправить ей ответную сову, поскольку боялась, что, если замешкаюсь, найду сто причин не ехать, струшу в последний момент.

Она, очевидно, не ждала меня, поэтому, когда я её окликнула, вяло подняла голову и некоторое время не могла сообразить, кто её позвал. А когда поняла, вскочила и побежала мне навстречу. Последнее, что я увидела перед тем, как меня безжалостно схватили в охапку, была сияющая улыбка Анны во весь рот.

— Ох, вот это тёплый приём, ты не обманула. — Я безуспешно пыталась выкарабкаться из её крепкой хватки, пока она что-то бормотала мне в волосы.

— Амелия, я так рада, что ты приехала! И так быстро, я не ожидала! Как ты добралась? Почему у тебя всего одна сумка? Почему не отправила мне сову? Что-то случилось?

Наверное, вопросов было бы ещё больше, если бы я мягко не остановила Анну, положив руку ей на плечо.

— Давай по порядку, ладно? И лучше бы за чашкой чая и в тепле, потому что я начинаю ненавидеть этот шотландский климат.

Меньше, чем через полчаса мы уже сидели на их просторной кухне-гостиной, пили чай и обсуждали всё то, что не успели обсудить в письмах. Анна явно была возбуждена моим приездом, поэтому без конца улыбалась и хватала меня за руку в особо эмоциональные моменты разговора. Моя сумка так и лежала у входа, подруга не дала мне возможности даже разложить вещи — так торопилась сесть за стол и поболтать.

Несмотря на то, что Себастьяна в действительности дома не оказалось, я предупредила Анну, что оставаться надолго не планирую, и хорошо бы было отправиться в Хогвартс следующим же утром. Она не возражала, потому как сама извелась в предвкушении начала учёбы. Бедняжка, она целых два года просидела в четырёх стенах, упиваясь своей болью. Сейчас я смотрела в её блестящие от радости глаза, и моё сердце трепыхалось от счастья — может, всё и правда было не зря? Глубокой ночью, абсолютно вымотанная долгой дорогой и оживлённой беседой, я заснула прямо там, на диване у камина. Под успокаивающий треск поленьев в мои сны пробирались лучи солнца, пение птиц и шум моря.

***

Конечно, Оминис немного расстроился, когда я сказал ему, что хочу всё-таки сопроводить Анну в Хогвартс, но он, как настоящий товарищ и непоколебимый зануда, согласился, что моё решение правильное.

Мы уже два дня были в Хогсмиде, подбирая всё необходимое для предстоящих тренировок и матчей по квиддичу. Как же долго я этого ждал! Разумеется, на пятом курсе было не до игр, но после всего произошедшего мне требовалось хоть какое-то хобби, помимо надоевших и, признаться, совершенно несерьёзных дуэлей в «Скрещённых палочках».

Когда экипировка была куплена, а от заработанных за лето галлеонов осталась лишь дыра в кармане, прилив радости сменился осознанием того, что пора отправляться в школу. Тут я и понял, что поступил очень эгоистично по отношению к сестре. Снова. Мерлин бы тебя побрал, Себастьян! Почему ты всегда сначала делаешь, а потом думаешь? И почему Оминис не образумил меня, как он пытался это делать на протяжении многих лет?

Я сердито посмотрел на товарища: он шёл рядом со мной по главной площади Хогсмида, на ощупь изучая мою новую метлу «Небесная коса», за которую я отвалил пять тысяч золотых.

— Я чувствую, что что-то не так, Себастьян. Ты кого-то увидел?

— Да как ты это делаешь?! — я разозлился ещё больше, потому что Оминис в очередной раз раскусил моё настроение.

— Я слепой, но не тупой. Как некоторые, — он многозначительно поджал губы в усмешке, явно довольный своей репликой.

— Я просто злюсь, что не подумал об Анне раньше, до того, как мы отправились сюда. Как она одна поедет в Хогвартс? Она не была там два года — наверное, нервничает и трясётся, как осиновый лист. Вот когда надо, ты почему-то не поучаешь, любитель-занудничать.

— Она ведь сама настояла на том, чтобы мы поехали и немного развеялись, ты ей надоел уже со своей опекой. Она достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе и добраться до школы самостоятельно.

Оминис был как всегда холоден, рассудителен и прав. Он редко поддавался эмоциям, а мне бы не мешало этому научиться.

— И всё-таки я поеду в Фелдкрофт — меня терзает чувство вины. К тому же её знания по Травологии мне ещё не раз пригодятся. Что думаешь?

Друг слегка заметно поджал губы, но уже через секунду поднял голову и улыбнулся:

— Конечно поезжай, я справлюсь. Пойду в школу, буду готовиться. Нужно ещё поговорить с Бинсом насчёт утверждения истории в расписании.

— Мерлин, как ты его терпишь? Он ведь такой зануда! Хотя… двум занудам, наверное, весело вместе? — я в шутку пихнул Оминиса в плечо, когда мы остановились на одной из улиц, чтобы закончить разговор.

Ещё немного поболтав, сошлись на том, что завтра утром я отправляюсь в Фелдкрофт за сестрой, а он в Хогвартс к своему любимому брюзге-историку.

Солнце едва показалось из-за горизонта, когда я прибыл в Фелдкрофт. Утренняя роса оставила на метле капли, которые пропитали низ моих брюк, поэтому, когда я спрыгнул на ноги, кожу неприятно обдало мерзким холодом. Я отвернул ворот пиджака, смотря на хмурое и пасмурное небо.

Кое-где в окнах плясали тени от свечей, но Анна ещё спала — видимо, легла поздно. Верно, нервничала и долго не могла уснуть. Меня опять кольнуло чувство вины. Что я за брат такой, что бросил её одну в такой важный момент?

Переступая порог дома, я ощущал приятный трепет перед встречей с сестрой и её радостью при виде меня. В нос ударил едва уловимый запах цитрусов. Я не сразу понял, что к чему, но то, что увидел следом, никак не входило в мои планы.

У нас в гостиной кто-то спал. Сначала я подумал, что это Анна. Она сидела до самого утра у камина и там же заснула, но этот до одури знакомый запах, он вихрем закружил по комнате, вызывая яркие и цветные картинки в голове.

Я копался в ворохе сомнений, пока не увидел копну рыже-каштановых волос на подушке и чемодан с вышитыми инициалами: «А.М.». Амелия? Сердце пропустило несколько гулких ударов. Не может быть. Да это, должно быть, сон. Или бред. Себастьян, вспоминай, сколько эля вы вчера выпили с Оминисом? Я схватился за голову, пытаясь привести свои мысли в порядок. Когда я в нерешительности обошёл диван, моим глазам предстала следующая картина:

Амелия спала на животе лицом к камину, в котором всё ещё горели поленья. Вероятно, Анна вставала рано утром, чтобы подбросить ещё. Слегка волнистые и пушистые рыже-каштановые волосы валялись на подушке, тогда как голова сползла с неё. Одна рука спущена с дивана, а другая подобрана под себя. Нога согнута в колене, поэтому тонкое одеяло, которое было скорее простынёй, так отчётливо вычерчивало контур её бедра, переходящего в… Мерлин! Куда ты смотришь, Себастьян? Очнись!

Я рефлекторно потянулся к галстуку, чтобы немного его ослабить, а когда осознал, что снял его ещё в начале лета, решил расстегнуть пару пуговиц у горла. Посмотрев вниз, я понял, что пуговицы могут подождать, а вот кое-какая другая проблема требует немедленного решения.

Чёрт, я даже не почувствовал, как кровь прилила к паху, и теперь брюки в районе ширинки бесцеремонно выдавали моё возбуждение. Надо было срочно уходить и прятаться в комнате, пока все не проснутся. Или пока не проснётся хотя бы Анна.

Или, может, уехать? Никто же не знал, что я тут. Но это бы означало показать свою трусость, а девчонка и так сказала достаточно, когда назвала меня «слабаком и трусом, скрывающимся за маской напускного высокомерия». Такая же зануда, как и Оминис! Они были бы идеальной парой!

Теперь к возбуждению и смущению добавилась еще и злость, поэтому я твёрдо намерился пойти в свою комнату и немного поспать, надеясь, что это поможет мыслить яснее. Перед тем, как уйти, напоследок бросил взгляд на Амелию, её бедро и волосы. Стоило немалых усилий, чтобы сдержаться и не прильнуть хотя бы кончиками пальцев к тёплому ото сна телу. Какая-то забытая нежность окутала мою душу, когда я в очередной раз окинул взглядом её фигуру. Лимоны. Я жадно втянул носом воздух. Ненавижу лимоны.

Вдруг тело под одеялом начало едва заметно шевелиться, и Амелия сморщила нос в приступе чиха, видимо из-за волос, разбросанных по лицу. Прежде чем она чихнула и от этого открыла глаза, я проскочил в свою комнату и плотно закрыл дверь. «Дай Мерлин мне сил не болтнуть чего-нибудь лишнего».

***

— Апчхи!

В носу нестерпимо щекотало, от камина шёл сильный жар, а правая рука, должно быть, отсохла, потому что я её вообще не чувствовала.

С огромным трудом вытащила из-под себя онемевшую руку и даже успела испугаться, когда спустя секунд тридцать так и не начала её чувствовать. Что за запах?..

Прежде чем я что-либо осознала, моё дыхание сбилось от того, как захватило дух. Себастьян! Либо это я брежу, либо он тут был. Откуда ещё мог взяться этот противный аромат жжёного дерева? Я снова чихнула. Как же раздражает этот парфюм, чёрт бы его побрал!

Вероятно, было совсем раннее утро, так как солнце едва заглядывало в окна, а улица звенела тишиной, не считая звуков природы, доносящихся с пастбища за домом. Под гнётом усталости мой мозг решил, что мне всё причудилось, и я снова заснула, успев подумать, что, если бы Себастьян был здесь, он бы наверняка как-нибудь сострил по поводу моего нахождения в его доме.

Когда я проснулась во второй раз, солнце уже настойчиво било в окна, с улицы слышалась целая какофония голосов, а за спиной, со стороны кухни, доносился манящий запах свежего хлеба и бекона.

Я не спешила обозначать тот факт, что бодрствую, чтобы хоть ненадолго оттянуть момент, когда Анна начнёт тараторить мне на ухо. Уже собралась с силами, чтобы подняться с дивана и поприветствовать подругу, когда до моих ушей донеслись голоса:

— Себастьян, ты не можешь запретить мне приглашать моих друзей к себе домой! — Анна почти срывалась на крик, стараясь разговаривать шёпотом.

— Друзей?! Анна! Когда вы с ней успели стать друзьями? И почему она спит в гостиной? Это неприлично! Хотя, другого я от неё и не ожидал, — было слышно, как он хмыкнул.

— Себастьян Сэллоу! Вы ведёте себя скверно, поэтому прошу закрыть свой рот и спокойно дать мне позавтракать и поесть самому! — Анна явно держалась из последних сил, чтобы не дать брату подзатыльника.

Я начала вспоминать своё первое пробуждение ранее утром и поняла, что чутьё меня не подвело. За каким гоблином его занесло сюда? Он же был в Хогсмиде с Оминисом? Или Анна всё это подстроила, чтобы…

Я была слишком уверена в своей теории и слишком зла, чтобы что-то обдумать, поэтому просто вскочила с дивана и гневно направилась в их сторону.

— Я вам не мешаю?! — сжала кулаки, пытаясь утихомирить свой гнев.

Мои глаза, как мне казалось, налились кровью, когда я увидела Себастьяна, сидящего за столом и мирно поедающего бекон. Мерлин, как он… поменялся.

Я не видела его всё лето, стараясь избегать даже упоминания о нём в переписке с Анной. Всё вокруг напоминало мне о том, что случилось в прошлом учебном году, и эти воспоминания были отнюдь не приятными.

Сэллоу вытянулся за лето, и скулы на его лице стали чётче и острее по сравнению с милыми щеками, которыми он встретил меня в начале пятого курса в гостиной Слизерина. А вот россыпь веснушек никуда не делась — в любое время года они затемняли его нос, но летом заполонили почти всё лицо. Тёмно-каштановые волосы отросли ещё сильнее, и теперь кудри забавными завитками прыгали по его голове, прикрывая уши. Я не могла оторвать от него глаз, хоть и желала этого больше всего на свете. Этот змей меня гипнотизировал, заставлял часто дышать и терять самообладание.

Мои глаза блуждали по его лицу и мощным плечам, пока Анна что-то щебетала о том, что я не так всё поняла, и на самом деле Себастьян очень рад меня видеть в гостях! Он же выражением своего лица только опровергал слова сестры. Он смотрел исподлобья, ухмыляясь уголком рта. В одной руке Сэллоу держал тост с яйцом и беконом, а вторая была полусогнута в локте и упиралась в бедро. Он явно чувствовал себя хозяином положения, наслаждаясь комичной ситуацией, в которую я сама себя поставила.

Я ведь даже не сообразила, что стою в пижаме. Мерлинова борода, какой позор! Выбирая одежду для сна, я совершенно не предусмотрела тот вариант, что кто-то кроме Анны может здесь находиться. Когда я поняла, как выгляжу со стороны, моё лицо густо покраснело, да всё моё тело, казалось мне, налилось краской. Я с вызовом посмотрела на Анну, которая тоже была смущена не меньше моего, и направилась в ванную, успев заметить на себе изучающий и совершенно невозмутимый взгляд Себастьяна.

— Тупой Себастьян! Тупая пижама! Тупая я! — причитала я в ванной, пока натягивала свою повседневную одежду и собирала волосы заколкой.

Если бы я только знала, что он будет здесь, ни за что бы не приехала! Я с отчаянием одёрнула рубашку, застегнув пуговицы до самого горла.

Когда вышла из ванной, Себастьяна и след простыл, и, видимо, он захватил с собой настроение сестры, потому что на Анне не было лица.

— Амели, прости, что так получилось, — запричитала она, — я не знала, что он приедет! Он решил сделать сюрприз, а я не успела тебя предупредить — будить не хотела!

Мы обе сделали многозначительный вздох и устало улыбнулись друг другу. Я потрепала подругу за плечо, и мой живот заурчал, когда до меня снова донеслись запахи завтрака. Ничего уже не исправить, а оснований не верить Анне у меня не было, так что оставалось одно — смириться.

— Давай есть скорее — я бы сейчас гиппогрифа съела, клянусь! — и под смущённый, но тем не менее искренний смех мы приступили к еде.

***

Тупая Амелия! Какого гоблина она тут забыла? Ещё и в такой пижаме!

С этими мыслями я ворвался в свою комнату, захлопывая дверь. Мне пришлось доедать тост на ходу, чтобы Анна ничего не заподозрила. Снова это предательское возбуждение, сколько можно?! Это уже переходит все границы. Она вылетела из-за дивана вся такая раскрасневшаяся, лохматая, в одной пижаме — куда мне было ещё смотреть? Как только я вспомнил эту сцену, кровь снова прилила не туда, куда надо, и я отчаянно упал на кровать в попытке забыться и успокоиться.

В голове фейерверками взрывались мысли, подкидывая в воздух эпизоды прошлого года, которые я так старательно пытался засунуть куда подальше, забыть. Было опрометчиво надеяться, что наша встреча не вызовет никаких эмоций, учитывая всё случившееся, но я верил. Верил в то, что это всё наваждение, фальшь, просто игра — ничего серьёзного. Да что скрывать — я и сейчас продолжал верить, продолжал надеяться, что уже завтра, через неделю или месяц буду спокоен, холоден и непоколебим. Ничто и никто не может выбить почву у меня из-под ног, особенно эта… эта выскочка.

Прошло часа два, прежде чем сестра постучала в дверь.

— Себастьян, думаю, нам пора выдвигаться, чтобы не дожидаться темноты. — Анна была заметно взбудоражена предстоящей дорогой и прибытием в школу, поэтому на её лице играла неприкрытая радость.

— Хорошо, я буду готов через полчаса. А она с нами поедет? — я не смог скрыть своего смущения, упоминая Амелию, поэтому попытался напустить на себя пренебрежительный вид, застёгивая пуговицы на кофте.

— Да, поэтому будь лапочкой. — Анна очаровательно улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Поездка обещала быть «наиприятнейшей».

Комментарий к 1. Рада помочь. Снова

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии очень мотивируют, спасибо 🫶🏼

========== 2. Тёмные делишки ==========

Комментарий к 2. Тёмные делишки

Напоминаю, что в моей работе Хогвартс Экспресс имеет и другие остановки, например, в Фелдкрофте.

Приятного чтения <3

Я вышел в гостиную ровно через полчаса, как и обещал Анне. Чемодан, который я брал с собой в Хогсмид, так и остался сложенным, поэтому быстро собраться не составило никакого труда. Конечно, Амелия и Анна уже сидели у камина и ждали меня.

Когда я закрыл за собой дверь комнаты, обе девушки синхронно повернули на меня головы. Волосы Амелии от этого движения упали ей на лицо, из-за чего она забавно сморщила нос. Забывшись, я начал расплываться в улыбке, вспомнив ситуацию прошлого года: в очередной вылазке за кусочком триптиха она, что-то увлеченно рассказывая, влетела в огромную паутину лицом, а когда поняла это, орала что есть мочи и стреляла куда ни попадя Конфриго и Бомбарда.

Слава Мерлину, что я вовремя вспомнил, где и с кем нахожусь, и стёр с лица улыбку. Надо было показать ей, что я вовсе не рад этой встрече.

***

Чёртовы волосы, опять выгляжу как дура перед Себастьяном! Я вспомнила своё эффектное появление утром и покраснела. Теперь буду всю жизнь вспоминать этот позор. Пока я убирала волосы с лица, заметила искреннюю улыбку на губах Себастьяна, что было очень удивительно: за эти несколько часов я видела его либо угрюмым, либо высокомерно ухмыляющимся. Интересно, о чём он думает?

— Ну что? Всё взяли? Отправляемся? — Анна нетерпеливо вздохнула, увидев выходящего из комнаты брата.

Никто не успел и слова сказать, как она начала тушить огонь в камине и закрывать створки на окнах. Судя по всему, наш ответ ей не требовался. Что ж, значит, действительно пора выдвигаться. Чем быстрее мы доберёмся до Хогвартса, тем быстрее я избавлюсь от компании Себастьяна. Я непроизвольно закатила глаза.

— Анна, подожди минутку, — мягко окликнул Сэллоу, когда она уже собиралась выходить из дома. — Там погода испортилась ещё сильнее, к тому же я не уверен, что у тебя хватит сил лететь на метле и…

Анна не дала ему договорить, кинув на брата суровый и многозначительный взгляд. Готова поклясться, что в этот момент она думала: «Снова эта его дурацкая опека!». Однако, как ни странно, сейчас я была согласна с Себастьяном. Погода стояла ужасная, от утреннего солнца не осталось и следа, а по окнам били сильные и упругие капли. Вдали слышались раскаты грома. Я не трусиха, но моя метла за прошлый год изрядно потрепалась, и испытывать её в таких экстремальных условиях мне не хотелось.

— И что ты предлагаешь? — спросила я Себастьяна.

— Отправиться на экспрессе со станции Фелдкрофт. До неё можно дойти пешком или долететь на метле для особо нежных.

Себастьян даже здесь не упустил момента сострить и кольнуть меня. Что ж, ты ещё об этом пожалеешь, мерзкий зазнайка.

Вместо ответной колкости я широко ему улыбнулась и повернулась к Анне.

— Отличная мысль, ты как? Согласна?

Жаль, я не видела лица Себастьяна, потому что была уверена — он открыл рот от удивления. Наверняка ожидал от меня поведения маленькой девочки, которая обижается и кидается в спор. Я была горда собой, что сделала первый шаг на пути к тому, чтобы поставить этого недоумка на место.

— Если честно, я сама хотела вам это предложить. Два года подряд мне не удалось прокатиться на экспрессе, к тому же я действительно пока трушу летать, особенно в такую погоду, — Анна приоткрыла занавеску и жалобно посмотрела на небо, стянутое тучами.

Внутри я чувствовала облегчение, что не придётся лететь на метле под дождём в такую даль, плюс ко всему, это будет моя первая поездка на Хогвартс Экспрессе. В прошлом году мы с профессором Фигом…

Я не успела закончить мысль в своей голове, когда при воспоминании о профессоре в глазах встали слёзы. Я сглотнула подступивший к горлу ком и несколько раз быстро моргнула глазами, чтобы прогнать наваждение. Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел смену моего настроения, поэтому сняла очки и сделала вид, что протираю стёкла рукавом.

— Тогда решено. Если мы выдвинемся сейчас, успеем на двенадцатичасовой рейс, — Себастьян смотрел на часы с тёмно-зелёным ремешком на правой руке. Настоящий слизеринец.

Только когда мы вышли на улицу, я заметила, как элегантно он одет. Это чертовски на него непохоже! Пока Анна накладывала запечатывающие чары на дверь дома, а её брат убирал свою новую метлу в чехол, я не упустила момент оглядеть его с ног до головы.

Из-под шерстяного коричневого пальто чуть выше колена, которое он не успел застегнуть, была видна серо-зелёная водолазка, слегка закрывающая горло воротом. Мерлин! Обтягивающие чёрные брюки — совсем не такие, что он носил в школе. Сидели они, признаться честно, просто отлично на его, кхм, фигуре. Чёрные кожаные перчатки, а из-под рукава пальто выглядывал ремешок часов, и почему-то эта деталь понравилась мне больше всего.

Я не услышала, как Анна окликает меня, потому что загляделась на руки Себастьяна в перчатках, которые держали чехол.

— О, тебе понравилась моя новая метла? — ухмыльнулся он, скосив глаза на свою обновку, — это «Небесная коса», стоила мне пять тысяч галлеонов! — он гордо поднял подбородок и с нежностью провёл рукой по чехлу.

Слава Мерлину, что мы решили ехать на поезде! Какое же это удовольствие - обломать Себастьяну кайф повыпендриваться своей новой-супер-пупер-крутой-метлой-за-кучу-монет. Я закатила глаза и довольно ухмыльнулась своим мыслям.

Себастьян был так увлечён рассказами о своём приобретении, что даже не заметил, как мы с Анной отправились вверх по дороге, болтая о всякой всячине.

***

Я плёлся за девчонками, поднимаясь в горку на пути к станции Фелдкрофт. Когда я их почти догнал, мой взгляд невольно упал на Амелию. Погода стояла кошмарная, было жутко холодно, но в этот момент я почувствовал жар во всём теле.

Ещё дома, выйдя из комнаты, я заметил, как непривычно она одета: я-то помню её лишь в школьной форме и, кхм, в этой… пижаме.

Она сидела ко мне спиной, а с правого плеча свисали рыже-каштановые волосы, заплетённые то ли в косу, то ли в жгут. На голове забавное бежевое кепи. Незначительная деталь, какого-то чёрта пробудившая во мне нежность.

Сейчас моим глазам открывался чудесный вид сзади: Амелия одета в клетчатые брюки и короткую куртку. При ходьбе, особенно в горку, как сейчас, брюки смотрелись на том-самом-месте просто восхитительно. Я не мог оторвать взгляд. Как же бесит эта её привычка носить мужскую одежду! И чем только юбки не угодили?

Вдруг внезапный поток ветра сорвал с её головы кепи, которое полетело в мою сторону. Я успел достать палочку и применить Акцио, прежде чем оно бы улетело вне поля зрения.

Амелия направилась ко мне с протянутой рукой, расплываясь в благодарной и смущённой улыбке.

Когда она подошла достаточно близко, я увидел, что ворот её водолазки едва прикрывает ожог, тянущийся от ключиц до шеи и затрагивающий подбородок. Зря я это увидел. Я вспомнил тот день, когда применил Круцио. Когда был настолько увлечён поиском спасения для Анны, что позабыл обо всех вокруг. Этот шрам – напоминание о моём «безрассудстве, эгоизме и чувстве вседозволенности», как сказал тогда Оминис.

***

Я стояла уже полминуты перед Себастьяном, протянув руку в надежде получить обратно своё любимое кепи. Он смотрел на мою шею, и я только сейчас сообразила, что он там увидел.

Тот день стал для меня знаковым, он разделил моё пребывание в Хогвартсе на «до» и «после». Если до этого я верила в нашу с Себастьяном дружбу и его ответную готовность прийти мне в любой момент на помощь, то после Круцио моя вера иссякла и сменилась горьким разочарованием. Этот шрам не смогли свести ни в больничном крыле Хогвартса, ни в больнице святого Мунго. Я даже обращалась к сомнительным целителям из соседних селений, которые обещали мне убрать ожог, если я добуду им козявки тролля и зловоние мертвецов. Мерлин, как я могла повестись на это, ведь всё, что они от меня хотели — это чтобы я избавила их деревни от троллей и инферналов.

Теперь этот шрам со мной навсегда как напоминание не доверять больше никому, даже самым близким.

Когда я нахлобучила кепи обратно на голову и поблагодарила Себастьяна, то догнала Анну, и мы продолжили наш путь к станции в абсолютной тишине. Меня снедали мысли о скорой посадке на поезд, где я бы могла спрятаться от изучающего взгляда Сэллоу.

Примерно через двадцать минут мы уже стояли на платформе с билетами в руках, ожидая скорое прибытие поезда. Становилось действительно холодно, несмотря на дневное время, поэтому я сильнее укуталась в куртку и попыталась волосами заменить шарф, благополучно потерянный где-то в Крэгкрофтшире во время полётов на метле.

Наконец раздался долгожданный гудок, и те немногие люди, стоящие на платформе и прячущиеся под навесами от дождя, похватали свои чемоданы и сумки и направились ближе к краю, чтобы поскорее запрыгнуть в поезд.

Когда Экспресс остановился, а двери открылись, я заскочила в вагон быстрее всех, потому как вся околела и промокла почти до нитки. О Мерлин, мне даже не пришло в голову наложить согревающие чары — настолько было разбитое и подавленное состояние после всех этих путешествий и «приятных» встреч.

Когда мы втроем уже стояли в вагоне, я мимикой намекнула Анне, что нам стоит отделиться от Себастьяна и разойтись по купе, чтобы наконец согреться и хоть немного отдохнуть. Путь предстоял недолгий, но нестерпимо хотелось сесть и выпить чаю, а лучше чего покрепче.

Анна собралась было посвятить Себастьяна в наши планы на отдельное от него купе, как из соседнего вышел Гаррет Уизли, держащий в руках пустой стакан из-под чая и обёртку от шоколадной лягушки.

— Сэллоу! Не ожидал от тебя, что отправишься в школу раньше времени. За голову решил взяться? — глаза Уизли округлились при виде нашей компании, и он спешно убрал фантик в карман брюк, чтобы рукопожатием поприветствовать Себастьяна.

— Я тоже рад тебя видеть, Уизли — сдержанно процедил Сэллоу, но в его глазах действительно читалась радость. Неужели разгильдяй и одиночка соскучился по Хогвартсу и одноклассникам?

Я протянула руку Гаррету для пожатия, улыбаясь во все тридцать два зуба, когда вдруг почувствовала влажный поцелуй на кончиках пальцев. Он смотрел на меня исподлобья, явно довольный тем, какое впечатление произвёл. Я давно не получала подобных жестов в свою сторону. Мои щёки зарделись, и я поспешила прикрыться волосами. Себастьян смотрел на нас с нескрываемым отвращением, а его лицо дёргалось гримасой.

***

Что за спектакль, Уизли? Я не мог поверить в то, что видел. Этот рыжий проныра доставал Амелию ещё в прошлом году, что меня дико бесило. Тут я решил начать всё с чистого листа и попытаться подружиться с кем-то из парней помимо Оминиса, но Гаррет точно нарывался на неприятности. Все мои планы на дружбу с ним улетучились, как только я увидел его противные губы на пальцах Амелии. А она-то как рада! Вы только посмотрите: лыбится и краснеет, какая-прелесть. Как неприлично и распущено, слов нет. Я показательно фыркнул и уставился на вид за окном, чтобы не видеть эту пошлятину.

— Себастьян, давай к нам, со мной в купе едут два четверокурсника — у них волшебные шахматы и куча сладостей!

Уизли был счастлив, как ребенок. Как же это тупо для почти выпускника. Но деваться было некуда — сидеть с девчонками и слушать их девчачьи разговоры не было никакого желания. Мы с Гарретом зашли обратно в купе, откуда он вышел пару минут назад.

***

Слава Мерлину, Гаррет спас меня и забрал Себастьяна с собой, какое облегчение! Мы с Анной зашли в первое попавшееся купе, где с приятным удивлением обнаружили Саманту Дейл и Имельду Рейес, бурно обсуждающих предстоящие матчи по квиддичу. Точнее, обсуждала будущая капитанша, а вторая лишь послушно кивала.

— Амелия, Анна! Какая приятная встреча! — девочки почти в один голос поздоровались с нами и потянули к себе на сидения. Саманта явно почувствовала облегчение от того, что кто-то сможет слушать её подругу вместо неё. Я села рядом с Дейл, а Анна тут же увлеклась разговором с Рейес.

— Вы тоже решили отправиться в Хогвартс пораньше? Мне уже не терпелось начать тренировки по квиддичу, дома тоска зеленая, — тараторила Имельда, взбудораженная мыслью о том, что в этом году квиддичу быть. Саманта же держалась в стороне, лишь изредка скромно улыбаясь или роняя две-три скупых фразы.

Я вспомнила, что решила начать вести дневник и даже купила в «Зонко» блокнот-кусачку на подобии чудовищной книги. Я бы не обратила внимание на эту странную штуку, если бы она не начала оскорблять меня прямо в магазине! Я опешила, но продавец поспешил мне на помощь, уверяя, что тетрадь абсолютно безобидна для своего хозяина, а вот от чужих глаз профессионально скроет всё то, что в ней будет написано. Дурной нрав — небольшая плата за сохранность секретов.

Я достала блокнот и перо с чернилами и принялась заполнять дневник. Когда поля «имя владельца», «факультет» и «курс» были заполнены, я приступила к первой записи. Хотелось поведать дневнику о путешествии в Фелдкрофт, встрече с Себастьяном и долгожданной поездке на Хогвартс Экспрессе.

«Дорогой дневник!…», — я не успела написать больше ни слова, как эта безобразная тетрадь начала показывать мне язык и пускать слюни прямо на мои пальцы, держащие обложку. «Может, стоило всё-таки купить обычную маггловскую тетрадь и наложить на неё запечатывающие чары или использовать волшебные чернила?», — с усталостью подумала я, пытаясь вытереть противные слюни об обивку сидения.

Сосредоточиться на заполнении дневника не представлялось возможным, и я решила оставить это занятие до прибытия в школу. Тетрадь благополучно отправилась на скамью рядом. Девушки поглядывали на меня с нескрываемым любопытством — видимо необычная вещица привлекла и их внимание.

В голову пришла идея выйти в коридор и немного полюбоваться видом из окна, а также отдохнуть от нескончаемых разговоров в купе. Когда я вышла, то первое, что увидела — это спину Себастьяна. Он упирался локтями в поручень у окна, а голова лежала на руках.

Я хотела повернуться и зайти обратно в купе, пока он не заметил, но звук открывающейся двери привлёк его внимание.

— Стой, — раздался голос за моей спиной, — боишься меня?

Были слышны издевательские нотки в его голосе, поэтому, не оборачиваясь, я сделала глубокий вдох и передёрнула плечами, морально готовясь к неизбежному и неприятному разговору.

— Что ещё скажешь, Сэллоу? — я попыталась безмятежно улыбнуться, но вышел лишь кривой оскал.

— Зачем ты приехала к моей сестре? Что тебе от неё надо? Ищешь союзников для своих тёмных делишек? — Себастьян с каждой фразой подходил ближе, заставляя меня вжаться в дверь купе. Я завела руки за спину, чтобы в случае чего быстро её открыть и юркнуть в безопасное пространство.

— Я, в отличие от некоторых, не разбрасываюсь друзьями и не использую других в своих корыстных целях. И тебе ли говорить про «тёмные делишки», мистер-непростительные-заклинания?! — я выпалила всё это на одном дыхании, после чего быстро открыла дверь и влетела в купе снитчем, закрываясь на замок.

***

Гаррет уже достал своей непрекращающейся болтовнёй, перескакивая с темы на тему. Я давно потерял нить разговора, поэтому просто смотрел себе в ноги и ковырял фантик от очередной сладости. В этих брюках было жутко неудобно, всё-таки они слишком тесные, и не надо было их надевать только для того, чтобы произвести впечатление на Амелию. Я решил выйти в коридор и немного постоять, чтобы кровь снова начала циркулировать.

Я стоял так уже минут десять, наблюдая зазавораживающим пейзажем из окна. Когда много летаешь на метле, начинаешь забывать, как выглядит природа из простого окна поезда.

Из соседнего купе доносился девчачий смех и обрывки разговоров, но Амелии слышно не было. Интересно, что она сейчас делает? Может, задремала? Наверное, мы с Анной слишком рано её разбудили, она могла бы ещё поспать хотя бы час.

Я вспомнил, как накануне утром застал её спящую у нас на диване в гостиной. Я правда старался унять свои мысли, чтобы они не поползли дальше, но их было уже не остановить — они дьявольскими силками опутывали мой разум. Вспомнил её волосы, цитрусовый запах, бедро, контуры которого так изящно выделялись под тонкой материей одеяла. Дальше утро за завтраком, когда она в ярости бросилась к нам в такой крышесносной пижаме. Её грудь.

Я положил голову на руки, облокачиваясь на перила у окна. Решил дать волю своим мыслям и воображению. Может, если довести их до абсурда, я успокоюсь, и моё тело больше не будет так реагировать?

Попытался представить ту же самую сцену на кухне, только, как если бы Амелия была нагая. Вот что бы я увидел, если бы она встала с дивана и пошла к нам БЕЗ пижамы? Я не успел окунуться в это мыслеблудие, как услышал звук открывающейся двери. Рефлекторно глянув за спину, я увидел предмет моего воображения. Она — меньшее, кого я хотел бы увидеть прямо сейчас. Я очень рассердился на самого себя, что очутился в таком дурацком положении по собственной же воле. Надо сдержаться и промолчать, сдержаться и промолчать, сдержатьсяипромол…

— Стой, — услышал я собственный голос.

***

Первое, что бросилось мне в глаза, когда я оказалась в купе, — это резко дёрнувшиеся Саманта и Имельда. Секунду назад они склонялись над скамьёй, где я сидела, и что-то высматривали.

— Мой блокнот! — воскликнула я, когда увидела царапины на руках девушек. Этот несносный монстр защищал мои ещё не написанные секреты от любопытных «подруг».

— Амели, я пыталась их отговорить, — начала Анна, — они подумали, что ты пишешь что-то про нас!

Девушки выглядели понурыми и растирали руки в попытке унять боль от царапин и укусов блокнота.

— Вы в курсе, что это невежливо — лазить по чужим вещам и пытаться прочитать личный дневник?!

Прежняя Амелия бы мило улыбнулась и постаралась унять конфликт, но пора было что-то менять, как-то отстаивать себя. Это пренебрежение с их стороны. Ладно Имельда, она не отличается особым чувством такта и часто говорила и делала по отношению ко мне такое, что кажется не совсем правильным и справедливым. Но Саманта?! Я помогла ей и её брату в снятии семейного проклятия, и это её благодарность?

Меня одолевали отчаяние и обида. Я вспомнила все те лишения, которые мне пришлось претерпеть, угождая всем вокруг, но не себе. Мне стало невыносимо жаль себя. Себя, у которой нет семьи. Себя, которую все вокруг используют. Себя, которая потеряла единственного наставника в этом огромном магическом мире. Себя, которая не могла найти своё место среди сверстников.

Я закрыла лицо руками и опустилась на покрытый ковром пол. Мои плечи поднимались и опускались быстрее по мере того, как всхлипы переходили в плач, а потом в истерику.

Вспомнились только что сказанные Себастьяном слова о «тёмных делишках». Что он имел в виду? Древнюю магию, следы которой я вижу? Я ведь не выбирала такой путь, я не выбирала свои способности! Кончики пальцев стали ощутимо нагреваться — тогда я поняла, что в данный момент эта самая магия ищет выхода наружу. Я быстро схватила блокнот, отпихнув девчонок, пытающихся меня успокоить. Открыв тетрадь на первом попавшемся листе, пустила в него те силы, что копились всё это время. Вспыхнул огонь, и несколько листов под отборную брань блокнота-кусачки покрылись сажей.

Когда я подняла голову, на меня таращились три пары ошарашенных глаз.

Комментарий к 2. Тёмные делишки

Спасибо за внимание! Ваш фидбэк мотивирует! :3

========== 3. Оказался рядом ==========

Комментарий к 3. Оказался рядом

Приятного чтения 🫶🏻

— Амели, что это было? — в глазах Анны читался ужас, почти такой же, какой я увидела тогда в катакомбах после смерти… убийства дяди Соломона.

— Ты практикуешь беспалочковую магию? — Имельда же, напротив, смотрела на меня почти с восхищением. Саманта сохраняла гробовое молчание.

— Девочки, давайте отложим этот разговор на потом. В школе. Когда-нибудь. Точно не сейчас, — я закрыла лицо руками и опустилась на сиденье, прислонив висок к окну. Поезд, казалось, наполнился густым и влажным воздухом, который можно было резать ножом от напряжения.

Имельда попыталась сказать что-то ещё, но Анна остановила её. Я прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Перед тем, как провалиться в дремоту, в голове пронеслась одна-единственная мысль: «А этот блокнот был всё-таки неплохой идеей…».

Минут через пятнадцать меня разбудил резко начавшийся шорох. Открыв глаза, я обнаружила соседок, натягивающих верхнюю одежду и вытаскивающих свои чемоданы. Поезд приближался к Хогсмиду.

— Амели, надеюсь, ты немного отдохнула, потому что мы прибываем. Как же я жду, когда мы окажемся в тепле, — Анна блаженно прикрыла глаза, видимо представляя себе камин в гостиной Слизерина. Она хотела взять меня за руку, но от чего-то в последний момент передумала, настороженно глядя на мои пальцы, лежащие на колене.

«Теперь ты меня боишься», — подумала я. Что ж, оправдываться и что-то объяснять мне вообще не хотелось. Пусть лучше остерегается своего брата, он уж точно поопаснее меня будет.

Я была зла и ужасно расстроена. Тело обмякло, как будто после боя с Ранроком, внутри не было ни одной эмоции. Меня поглотила апатия ко всему происходящему вокруг. Я стала вяло собирать вещи: убрала злосчастный блокнот, мысленно отблагодарив его за самоотверженную оборону, натянула кепи и проверила палочку в кармане. «Ха, может, теперь она мне и не нужна», — пронеслось у меня в голове. Я совершенно не боялась своих способностей, по крайней мере в данный момент. По моему лицу проскользнула вымученная полуулыбка.

Когда мы выходили из купе, я даже не успела ничего сообразить, как Саманту, идущую передо мной, кто-то резко схватил.

— Саманта! Какая радостная встреча! — Себастьян двумя руками взял бедную девушку за локти, развернув к себе лицом и заглядывая ей в глаза. Она явно не ожидала такого поворота, поэтому просто смотрела на него, раскрыв рот. Парень же украдкой поглядывал в нашу с Анной сторону, что не могло читаться никак иначе, как «месть» за мои недавние слова. Что ж, было интересно посмотреть на этот цирк. Я скрестила руки на груди и встала поодаль от Саманты и Себастьяна, наблюдая, что он будет делать дальше.

— Себ… Себастьян! Что с тобой? — бедняжка была напугана не на шутку. Похоже, парень застал её врасплох, а быть может, она заикалась от радости?

Внутри меня бушевал огонь только что пришедшей в голову идеи. Как раз в этот момент из купе показался Гаррет. Недолго думая, я схватила их с Анной под руки и повела на выход из вагона. Поезд вот-вот остановится. Имельда, глядя на всех нас, махнула рукой и упорхнула вперёд, увидев кого-то из знакомых.

Выйдя из вагона и оказавшись на просторной платформе, я искоса взглянула на Анну и слегка пихнула её локтем, намекая, чтобы она мне подыграла.

— Гаррет, ты не хочешь пойти с нами в «Три метлы»? До вечера ещё уйма времени, а на улице такой холод, хочется немного расслабиться, — я манерно надула губки и опустила ресницы, чтобы его разжалобить, и это сработало. Я не видела лица Анны, но затылком чувствовала её негодование.

— С радостью присоединюсь! Из наших почти никто ещё не приехал, так что я с удовольствием проведу время в компании слизеринцев, выпытывая у них секреты факультета, — Уизли хитро сощурил глаза и улыбнулся широченной улыбкой. За его спиной показалась сладкая парочка Себастьяна и Саманты.

Я спешно отправила сову Дееку, чтобы он забрал наши чемоданы со станции и разнёс по гостиным. Я уже слышала в голове его гундосый голос: «Должно быть, Вы устали после поездки, но всё же Деек настаивает, чтобы Вы посетили ваш виварий и пообщались с тварями».

Мне было совестно использовать Гаррета как способ кольнуть Сэллоу, но в тот момент желание утереть ему нос было сильнее. Мы втроем направились в «Три метлы». Интересно, как отреагирует Сирона? Ведь в прошлом году я показывалась там только с Себастьяном. Меня позабавила эта мысль, и от резкого притока радости и трепета внутри я обхватила ребят руками по обе стороны от себя. Левой ладонью я почувствовала напряжённый бицепс Уизли. Анна явно захочет позже поговорить со мной обо всём этом. Но сейчас меня это не волновало.

Уже подходя к пабу, я заметила, что Сэллоу и Дейл идут в том же направлении. Нет, на сегодня хватит напряжённых и опасных ситуаций. Я резко повернулась к своей компании.

— Может, лучше в «Кабанью голову»?

***

«Что за тупость, Сэллоу? Представь, как это смешно и нелепо выглядит со стороны? Чего ты хочешь этим добиться?», — эти мысли заполняли мою голову, пока я вёл Саманту за локоть к «Трём мётлам», наблюдая впереди идущих сестру, Амелию и Уизли. На последнем имени меня чуть не стошнило всеми шоколадными лягушками, съеденными в поезде. Почему она вообще пошла с ним в НАШ паб? От этой неожиданной мысли я почти впал в ступор. С чего я вообще взял, что это наш паб? Ну были мы там пару раз, пропуская по пинте сливочного пива. Подумаешь. Мерлин, да какая мне разница вообще, куда и с кем она идёт?

Я заметил, как Амелия резко остановилась и начала что-то говорить остальным. Гаррет выглядит как настоящий придурок. Смотрит ей почти что в рот. Кивает как олух и со всем соглашается. Неужели это так выглядит со стороны? О Мерлин. Я опустил голову и покачал ею, как будто стараясь вытрясти наваждение. Проходя мимо их компании, я услышал, что они собираются поменять направление и пойти в «Кабанью голову». «Всё-таки боишься меня, ведьмочка?», — ухмыльнулся я своим мыслям, и мы с Самантой зашли в паб. Нас встретил приглушённый свет, запах сливочного пива и карамели. Мерлин, во что я ввязался? Я натянуто улыбнулся всё ещё не пришедшей в себя Дейл и указал ей на стул возле барной стойки. Сирона смотрела на нас с нескрываемым удивлением, протирая стаканы полотенцем.

— Чем могу помочь, молодые люди? — барменша отложила работу и встала прямо напротив нас, мило и заговорщицки улыбаясь.

Портрет Фердинанда Пратта тоже не упустил возможности съязвить. В прошлом году Амелия помогла ему освободиться из плена браконьеров и вернуться в паб. Всё-таки надо было повесить чёртов заносчивый портрет в «Кабаньей голове». Оставалось лишь надеяться, что этот мерзкий тип не сдаст нас преподавателям.

— Мне эля, пожалуйста, — Саманта напряженно сглотнула и жалобно посмотрела на Сирону. Во что. Я. Её. Втянул.

***

Мы с ребятами благополучно добрались до «Кабаньей головы», болтая на отвлечённые темы. Я заметила, что Анна расслабилась и уже получала удовольствие от пребывания в Хогсмиде. Было видно, как она скучала по этим местам и атмосфере. Она разглядывала дома, улыбалась людям и каждые два шага останавливалась, чтобы погладить очередную кошку. На улице, несмотря на погоду, было много людей, и даже выступали уличные музыканты. К нам по воздуху приплыла шляпа, и каждый положил в неё по несколько монет. Я, признаться честно, тоже скучала по веселью и безмятежной жизни деревни.

— Вообще, мне больше нравятся «Три метлы», чем «Кабанья голова», но с вами, мисс, хоть на край света, — подмигнул мне Гаррет, от чего мои щёки налились краской, и я повернула голову к Анне, застенчиво улыбаясь и пожимая плечами. Она ответила мне заливистым смехом, прикрывая рот ладошкой.

Мы сидели так уже часа три, болтая о всякой всячине и попивая эль. Гаррет, к нашему с Анной удивлению, не пил ничего крепче молока, но тем не менее поддерживал нашу веселую и уже немного покосившуюся беседу.

Анна удалилась ненадолго в уборную, и мы с Уизли остались наедине в укромном углу паба. Гаррет постоянно улыбался и взмахивал головой, чтобы убрать волосы с лица. Он мне кого-то отчётливо напоминал… Мерлин, это же Себастьян! В глазах двоилось от количества выпитого, поэтому я не была уверена, что вижу то, что есть на самом деле, а не то, что надумало моё затуманенное воображение.

Волосы у Гаррета почти той же длины, что и у Сэллоу. Отличаются они лишь оттенком. Зелёные глаза искрят радостью, он всегда излучает добро и позитив. Ростом он не выше Себастьяна, да и фигура почти совпадает. Его руки лежали на столе и сминали салфетку. Я обратила внимание на красивые длинные пальцы и руку, переходящую в сильное плечо. Гаррет тоже занимается квиддичем, поэтому имеет спортивное и мощное телосложение. Я вспомнила ремешок часов на руке Себастьяна. Так нестерпимо захотелось поцеловать его. Кого? Того, кто бросил тебя в пещере одну? Кто посмеялся над тобой? Кто использовал и потом выкинул, как ненужную игрушку?

— Амели, мне кажется, пора в замок, скоро стемнеет, да и выпили мы достаточно, особенно ты, — Анна вернулась из уборной и сейчас смотрела на меня с жалостью, положив руку мне на спину.

— Согласен. Я вас провожу, а то вы, девчонки, свалитесь где-нибудь, и ищи вас потом по всему Запретному лесу, — Гаррет хлопнул себя по бёдрам, вставая из-за стола и мягко подхватывая меня подмышками.

— Да я бы и сама дош… ой! — вылезая из-за стола, я ногой задела соседний стул и с грохотом его уронила. Попыталась наклониться, чтобы поднять, и стукнулась лбом о край стола.

— Да-да, сама, мы в курсе, — усмехалась Анна, подхватывая меня с другой стороны.

Так, как хорошо мне было сейчас, не было никогда в жизни. Внутри я чувствовала умиротворение и спокойствие, а внизу живота собрался тугой комок, когда рука Гаррета скользнула по моей талии. «Такие вольности нельзя допускать», — пронеслись чьи-то знакомые слова в моём подёрнутом опьянением сознании.

***

Сколько можно болтать, Дейл? Вот от кого я такого не ожидал, так это от Саманты. После пары стаканов эля она заметно раскрепостилась и сейчас тараторила без умолку.

— …она ворвалась так внезапно, начала кричать, а потом разрыдалась. Что за истеричка? — Саманта крутила в руках почти пустой стакан, разговаривая как будто бы сама с собой.

Амелия? Расплакалась? Да быть не может. Не помню, когда видел её плачущую или расстроенную. Грудь стянуло обжигающим чувством ревности. Она решила забыться в компании рыжего, а не меня. Видишь, Сэллоу, до чего ты довёл? Получаешь удовольствие? Вряд ли она сейчас так же, как и ты, сидит и скучает. Вряд ли хочет сбежать от него, как ты от Саманты.

— Думаю, пора идти, — не дожидаясь ответа Дейл, я снял пальто со спинки стула и направился к выходу.

Саманта вышла следом, когда я одевался, стоя на улице под карнизом. Она выглядела достаточно опьяневшей и не совсем понимающей, что происходит. Интересно, Амелия сейчас в таком же состоянии? Я на секунду представил, каково сейчас Гаррету сидеть рядом с разгорячённой от алкоголя Амелией, ощущать тепло её тела через водолазку и смотреть в её блестящие и смеющиеся глаза. Слышать заплетающийся голос и, может, целовать её горячие губы?

Меня с головой захлестнуло чувство ревности и зависти. Чёртов Уизли, как же я его ненавижу. А Анна? Почему она не помешала? Что за дурацкая идея вообще тащиться в бар средь бела дня. Я искоса посмотрел на стоящую рядом Саманту, хотя стоящей её трудно было назвать — она едва держалась на ногах. Надо было отвести несчастную девушку в гостиную Когтеврана. Я взял её под руку и, откинув ворот пальто, повёл в сторону Хогвартса.

***

Вдалеке показались огни школы. Воздух был свежим, и пахло дождём, травой и приближающейся осенью. Анна и Гаррет обменивались фразами по обе стороны от меня, а я просто наслаждалась их компанией и атмосферой заканчивающегося лета. Так не хотелось возвращаться в гостиную Слизерина и встречаться с Себастьяном. На удивление, мне было абсолютно всё равно, чем он сейчас занимается и с кем. Да пусть хоть… хоть спит там со своей Самантой!

Стоп, Амели, ты совсем с катушек съехала? От чего-то я захохотала и сложилась пополам от смеха, чувствуя, как тело обмякает от цепких рук Гаррета.

— Ну что, веселье продолжается? — он наблюдал за мной с улыбкой: видимо, ему показалось, что я смеюсь над его шуткой, которую я даже не слышала.

— Амели, пойдём скорее, так хочется спать. Мы уже почти пришли, — Анна выглядела уставшей и измотанной. Ещё бы — спустя столько времени сидения дома получить так много эмоций и впечатлений в один день.

Мы уже заходили в школу, когда я увидела Себастьяна, стоящего у входа.

— Где подружку свою потерял, Сэллоу? — без злости спросил Гаррет. Похоже, он тоже заметил их парочку в Хогсмиде.

— Не твоё дело, Уизли, — огрызнулся тот, несмотря на дружелюбный тон вопроса.

Гаррет пожал плечами и хотел повести нас дальше, но Анна отделилась и подошла к брату. Я потащила опешившего Уизли вперёд.

Оказавшись в стенах школы, моё веселье как рукой сняло. Ужасно не хотелось, чтобы этот день, а точнее веселая его часть, заканчивался. Я обернулась на дверь и увидела входящих Анну и Себастьяна. Они о чём-то бурно спорили и шли в сторону гостиной Слизерина.

— Амели, мы пойдём, устали безумно, — крикнула Анна, подпихивая брата, идущего спереди. Он явно был недоволен и порывался подойти к нам с Гарретом. Уизли как будто прочитал мои мысли и, обернувшись ко мне, с улыбкой произнёс:

— Если не хочешь идти с ними, пойдём к нам в гостиную. Наверное, сейчас там не так много студентов, а я расскажу тебе о рецептах зелий, которые придумал за лето. Там есть одно, превращающее обычную воду в газированную. Правда, после неё некоторые квакают, как лягушки, но это быстро проходит, честно!

Гаррет выглядел таким милым и забавным, что я не смогла ему отказать. К тому же, мне действительно не хотелось лицезреть кислую мину Себастьяна. Я довольно и благодарно кивнула, и мы отправились в гостиную Гриффиндора.

Перед портретом Полной дамы мы с Гарретом одновременно произнесли пароль «Поросячий пятачок», от чего она недовольно хмыкнула и вскинула брови, а мы почти повалились со смеху. Это показалось мне довольно забавным и милым. Алкогольное опьянение меня ещё не отпускало. Слава Мерлину, был уже поздний вечер, и учителей не было видно. А вот засиживаться допоздна не стоило, чтобы не нарваться на старост. Не знаю, что придало мне больше смелости: алкоголь в крови или то, что я ощущала себя старшекурсницей, но в один момент мне захотелось нарушить правила Хогвартса и устроить какой-нибудь беспорядок. Хорошо, что Гаррет был рядом и, сам того не осознавая, усмирял мой пыл своим присутствием.

***

— Чего ты так завёлся? И правда, где Саманта? Ты ведь не оставил её в Хогсмиде? — Анна посмотрела на меня с укоризной, пока я наблюдал за Амелией и Гарретом, идущими в гостиную Гриффиндора. Приятного вам вечера, голубки. Мои губы окрасила кривая ухмылка.

— Да всё нормально с твоей Самантой! Я отвёл её в Когтевран, ей надо поспать, — я со смущением вспомнил, как она зарывалась мне в волосы на затылке и пыталась снять с меня пальто, пока я вёл её в башню факультета. Девчонка явно перебрала, а виноват в этом я. Использовал её в качестве мести и даже не удосужился проследить, чтобы она не выпила лишнего.

Меня раздражало то, что ничего кроме смущения и даже отвращения её поведение у меня не вызвало. Мерлин, Себастьян! Девушка напилась и требует твоей ласки, а у тебя в штанах ни малейшего движения? Я бы и этому не удивился, если бы не вспомнил, как мгновенно и сильно натянулось моё бельё, когда я увидел линию бедра спящей Амелии под одеялом. Что со мной не так? Дружок, что с ТОБОЙ не так? Я смотрел себе под ноги, мысленно обращаясь к ширинке. Я схожу с ума.

С этими мыслями и под бубнёж Анны мы отправились в нашу гостиную. Я очень надеялся встретить там Оминиса — мне надо было с ним поговорить и выпустить пар.

К счастью, он действительно сидел в гостиной и играл со студентом помладше в волшебные шахматы. Услышав мой голос, друг повернул ко мне голову и расплылся в улыбке. Анна, поздоровавшись с ним, удалилась в комнату, зевая и на ходу снимая обувь. Я с теплотой подумал о том, что наконец-то моя сестра там, где должна быть — рядом со мной.

— Себастьян, рад тебя слышать. Как добрались? В такую погоду опасно летать, — Оминис извинился перед своим оппонентом, и мы вдвоем ушли в дальнюю часть гостиной, подальше от лишних ушей.

Я планировал рассказать всё, что случилось, вкратце, но эмоции взяли верх, поэтому в середине моего детального и красочного рассказа друг, видимо порядком уставший от моего бубнежа, мягко положил руку мне на плечо.

— Подожди минутку. Ты хочешь сказать, что вы с Амелией не общались всё лето?

— Оминис, серьёзно? Конечно нет, она же испугалась меня как овечка, обвинила во всех смертных грехах и назвала выскочкой. Как после этого с ней общаться? А почему ты вообще спрашиваешь?

Друг, вместо ответа на мой вопрос, встал и направился к нам в комнату, а через пару минут вернулся с небольшой стопкой писем в руке. Он протянул мне её, и я открыл самое верхнее.

«Дорогой Оминис,

Спасибо за сову! Мне приятно, что ты справляешься обо мне. Ты один из немногих, если не единственный, кто пишет не за тем, чтобы что-то попросить. Я слышала, ты отправился на практику в Министерство. Почему не рассказал? Мне жутко интересно, как там всё устроено. Я решила взять паузу от травологии и зельеварения и побольше потренироваться в полётах перед началом квиддича…»

Я прочитал достаточно. Мои глаза вспыхнули огнем. Они общались всё лето? А я не знал? Я вспомнил неловкий разговор в Скриптории, когда впервые почувствовал себя лишним в компании Оминиса и Амелии. Они так быстро нашли общий язык на фоне редких способностей у обоих, что я ощутил себя каким-то неполноценным и недостойным их общества. Тогда мы эту тему замяли, поскольку мне не терпелось найти способ помочь Анне, но сейчас самое время снова поднять этот вопрос.

Оминис, как будто почувствовав перемену моего настроения, мягко забрал письмо и положил стопку на столик рядом.

— Себастьян, почему ты ни разу не написал ей? После всего, что произошло, она поддерживала связь с Анной и помогала ей восстановиться морально. Ей же не помог никто.

— Не начинай занудничать. И хватит выводить меня на чувство вины. Вы все меня уже достали! — я схватился за ручки кресла, — «Себастьян, не делай этого»; «Себастьян, не веди себя так»; «Себастьян, не зазнавайся», — я передразнивал всех троих, срывая злость на друге.

— Послушай, я понимаю, как неприятно признавать свою вину, но… что там?

Услышав шаги, я резко повернул голову в сторону винтовой лестницы на выход из гостиной.

— Вот дерьмо, — процедил я сквозь зубы.

***

Как же хорошо сидеть у камина, скинув обувь и поджав под себя ноги.

В гостиной Гриффиндора было намного уютнее, чем у нас. На стенах висело много картин и гобеленов, в витражи окон постукивали редкие капли моросящего дождя, а в огромном камине трещал огонь. Ребята за соседним столом играли в карты, эмоционально жестикулируя и хохоча. Кое-кто из студентов уже плёлся по лестнице вверх, чтобы лечь спать в своей комнате, кто-то всё ещё закрывал хвосты с прошлого учебного года, штудируя учебники.

Гаррет увлечённо рассказывал мне про зелья, над рецептами которых корпел всё лето. Для этого он принёс из своей комнаты внушительного размера тетрадь и теперь с трепетом рассказывал про каждое зелье подробно. Некоторые из них даже можно было понюхать. Вот бы в будущем существовал такой каталог с парфюмами, который можно было бы нюхать перед походом в лавку.

Кстати Гаррет, на удивление, ничем не пах. Вообще. На протяжении всего этого времени я старательно к нему принюхивалась, но так ничего и не почувствовала. Иногда от него исходил слабый запах свежескошенной травы, но больше ничего. Я вспомнила навязчивый парфюм Себастьяна и по привычке почесала нос.

Спустя некоторое время и где-то двадцать страниц зелий, меня начало клонить в сон. Алкоголь в крови уже не бодрил, а наоборот убаюкивал, а голос Гаррета и тепло, исходящее от камина, разморили окончательно, и я уснула у него на плече.

Сознание начало возвращаться ко мне, когда я почувствовала обжигающий запах древесины. Только не чихать!

— Апчхи! — я чуть не упала. А где я? Почему в воздухе? Я открыла глаза и обнаружила себя на руках Гаррета, сходящего с последней ступени лестницы в нашу гостиную. Этот сценарий пробуждения начинает мне надоедать.

— Вот дерьмо, — донёсся до меня голос Сэллоу. Какая «приятная» неожиданность, Мерлин бы его побрал. Как же неловко. Снова. Я опять в дурацком положении перед Себастьяном. Гаррет довольно улыбался мне в волосы, по-джентельменски расположив свои руки на безопасных для леди местах: правая на спине, касаясь плеча, а левая под коленками. Однако от ощущения его рук меня пробрала дрожь. Приятная, должна сказать, дрожь. Сквозь сон мне даже было всё равно, как это выглядит со стороны, и что о нас подумают остальные. Это было просто приятно. Приятно осознавать, что кто-то обо мне заботится.

Зайдя под освещение гостиной, Гаррет увидел, что я открыла глаза, мягко мне улыбнулся и поставил на ноги, слегка подталкивая к двери комнаты, откуда Анна уже высунула свой любопытный нос. Мне так нестерпимо хотелось спать, что я послушно поплелась в комнату, забыв свои очки в его руках.

***

— Какого чёрта, Уизли? — я еле держал себя в руках, когда увидел, как этот рыжий несёт спящую Амелию. Что он с ней сделал? В голове проносились самые непристойные картины их возможного досуга в башне Гриффиндора. От чего она так устала? От чего её так разморило? Я пытался заглянуть за плечо Гаррета, чтобы рассмотреть её лицо.

— Не кипятись, Сэллоу, — дверь в комнату за Амелией захлопнулась, а Гаррет довольный стоял посреди гостиной и крутил в руках её очки.

На нём мантия. Он спешно обернулся в неё и повернул ко мне голову. Зачем ему мантия? Здесь жарко. К тому же так оборачиваться ею, как одеялом… Какой же урод! Я машинально посмотрел на него в районе паха. Что. Он. С ней. Сделал?!

Оминис пытался отвести меня в нашу комнату в другом конце гостиной, но пелена злости и ревности застила мне глаза.

— Что ты с ней сделал, урод?! — я яростно сжимал кулаки, уже представляя, как его язык проникает Амелии в рот и по-хозяйски там всё изучает. Как его грязные гриффиндорские руки гуляют по её обмякшему телу. Как он…

Я почти накинулся на него, но в гостиную на шум влетел староста, всем своим видом показывая, что, если сейчас все не разойдутся по комнатам, будет худо.

— Тебе повезло, Уизли, — сквозь зубы прошипел я и выхватил из его рук очки Амелии.

— Я сделал то, чего не сделал ты, Сэллоу. Оказался рядом, — рыжий смотрел на меня с победной улыбкой, прищурив один глаз.

От этих слов мне сорвало крышу, и в приступе злости я разломал очки, которые держал в руках, и бросил их на пол. Развернулся и пошёл в комнату вслед за Оминисом, снова причитающим что-то ужасно занудное про то, что устраивать беспорядки необязательно.

— Репаро, — раздался голос Уизли за моей спиной.

Комментарий к 3. Оказался рядом

Как вам отсылка к диалогу из “Человека-паука”?))

Ваш фидбэк очень мотивирует! Спасибо :3

========== 4. Я всё знаю ==========

Комментарий к 4. Я всё знаю

Внимание! Глава “Дорогой дневник!” была убрана, и события из неё перенесены в эту часть.

🎵 Pepel Nahudi — заново завоевать

🎵 LOVV66 — МАЙ МАЙ

🎵 XOLIDAYBOY — Плакса

Приятного чтения <3

Я сидела в комнате и перечитывала свои записи в дневнике за последнюю неделю. Завтра уже первый день учёбы, и ностальгия по беззаботному летнему времени накрыла с головой. Страницы дневника насквозь пропитались солнцем, светом, искренностью и счастьем.

С упоением я читала про наше с Гарретом посещение Выручай-комнаты, когда я показывала ему Виварий и обитающих там тварей.

Когда мы вдвоём появились на пороге, Деека чуть не хватил сердечный приступ. Все ведь знают, что профессор Уизли не допускает посещение Выручай-комнаты с кем-либо ещё. Пришлось подключить всё своё обаяние, чтобы убедить эльфа не докладывать Матильде, иначе нам, а тем более Гаррету, бы не поздоровилось. Мы отлично провели время, и эта короткая вылазка навсегда запечатлелась в моей памяти, как островок надежды на нормальное человеческое общение, а не бесконечные споры и ссоры.

Несколько страниц спустя дневник поведал мне о том случае, когда мы с Анной познакомились с её новым однокурсником:

С утра пораньше Анна уже бегала по комнате и что-то искала, размахивая палочкой и какой-то корзиной. Когда я спросонья поинтересовалась, не могла бы она быть немного потише, вместо ответа в меня прилетела моя мантия. «Одевайся и пошли на улицу, там погода просто отличная, надо воспользоваться моментом и устроить пикник», — с этими словами она вылетела из комнаты, крикнув что-то про свежий воздух и нехватку солнечного света. Деваться было некуда, поэтому я подчинилась воле Анны и понеслась за ней на улицу.

Когда мы размещались на поляне рядом с тренировочным полем для квиддича, меня уже терзали сомнения, а в солнце ли и погоде дело? Ровно через полчаса, как мы устроились на солнышке, послышался приказной тон Имельды, свисток и какофония звуков тренировки. Над полем были видны игроки в форме разных факультетов, поэтому я даже не обратила внимание, когда над головой пронеслось что-то красно-жёлтое. А вот реакция Анны на это меня заинтриговала: она кинула быстрый взгляд на удаляющуюся фигуру гриффиндорца и, поджав губы в улыбке, зарделась.

Я стала выпытывать у подруги, кто это был, и почему его появление произвело на неё такое впечатление. В конце концов, Анна сдалась и рассказала, что на днях в библиотеке встретила студента Гриффиндора, зовут его Чарльз, и «он очень милый и начитанный, а ещё, как видишь, занимается квиддичем». Поскольку Анна пропустила два года обучения в Хогвартсе, теперь она значилась не на шестом, а четвёртом курсе, и они с Чарльзом оказались одноклассниками.

Мне было приятно и отрадно видеть влюблённую подругу, а ещё приятнее было осознавать, что, может быть, ей станет не до моих «отношений» с её братом и Гарретом. Как раз тогда в поле зрения показались эти двое: Уизли и Сэллоу о чём-то бурно спорили в воздухе и пихали друг друга в плечо. Имельда нетерпеливо подлетела к ним и дала каждому подзатыльник. Так мы и провели остаток солнечного дня, болтая и поглядывая на тренировочное поле.

Анна стала собираться, как только тренировка была закончена. Какое совпадение! Меня забавляло нелепое поведение подруги, поэтому я с радостью подыгрывала ей и наблюдала, что же будет дальше. По дороге в замок мы, естественно чисто случайно, пересеклись с толпой игроков, которые устало плелись после тренировки под подбадривающие выкрики капитанши Имельды.

Чарльз действительно оказался весьма привлекательным молодым человеком: высокий рост, смуглая кожа и короткие тёмные волосы. Он тоже украдкой поглядывал на Анну, пряча играющую на губах улыбку. Заметив эти переглядывания, Имельда, как всегда не подумав, болтнула что-то насчёт того, что «в Гриффиндоре, должно быть, для наших студенток Амортенцией намазано». Как раз в этот момент мы заходили во двор школы, и я переговаривалась с Гарретом, вспоминая прошлый вечер в Выручай-комнате. Анна же шла рядом с Чарльзом и его соседом. Себастьян на слова Имельды отреагировал точно в своём духе: пропыхтел что-то про «выпендрёжников» и, бросив на нас грозный взгляд потемневших глаз, ускорил шаг в сторону школы. Мы с Гарретом переглянулись и разошлись по корпусам. Перед тем, как уйти, я сообщила Имельде, что тоже хочу играть в квиддич и тренировалась всё лето. Мне показалось, она была рада это слышать.

Не обошлось и без печальных воспоминаний: одним из них было посещение библиотеки.

В тот день школа уже гудела прибывающими студентами, поэтому я решила уединиться в библиотеке, чтобы утвердить своё индивидуальное расписание на грядущий учебный год.

Оказавшись в её стенах, где не была всё лето, я погрузилась в отчего-то болезненные воспоминания. Это место буквально пропитано его запахом. Запахом жжёной древесины. Просто… просто в тот день, когда мы были с Себастьяном в Запретной секции, а потом он не выдал меня Агнес Пергамм, я почувствовала зарождающееся чувство внутри себя. Стоит чаще себе напоминать, что этот человек потом сделал с моим чувством, и что сейчас ему нет никакого дела до всего, что со мной происходит. Мерлин, хоть бы его расписание не совпало с моим. Как не хочется отвлекаться на его едкие замечания и потом целый день обдумывать, почему он это сказал и что имел в виду.

С этими мыслями я склонилась над грудой учебников и документов: предстояло это всё заполнить и отнести главному секретарю на подпись. Когда напротив предмета «Теория магии» я увидела зачёркнутое имя «Элеазар Фиг», а вместо него незнакомое, на мои глаза навернулись слёзы.

После нескольких часов скрупулёзной работы и испорченной напрочь осанки, я вернула литературу библиотекарю и направилась к секретарю с расписанием на подпись. Перед выходом попыталась заглянуть за стол с кипой бумаг, желая увидеть расписание Сэллоу, но грозный взгляд и насупленные брови мадам Пергамм быстро отвадили от этой идеи.

После прочтения последних строчек, я как-то интуитивно вытерла пальцы о покрывало — хотелось стереть нахлынувшую печаль, просачивающуюся через страницы, и закончить летние записи чем-то позитивным. Я только занесла перо в готовности вывести первую букву, как в дверь настойчиво постучали.

***

Удивительно, как, живя с человеком в одной гостиной, можно совсем не общаться. После того вечера, когда Гаррет занёс Амелию на руках в нашу гостиную, она практически всё время сидела в спальне, как мышь. Саманта тоже избегала меня — я чувствовал себя всецело виновным в том, что, возможно, над ней посмеиваются в Когтевране. Зачем, для чего я всё это делал — мне было непонятно, оттого и тошно от самого себя.

Амелии под дверь без конца падали письма, и я даже не сомневался, от кого они были. Конечно, в тот вечер, впрочем как и в остальные, я вёл себя как настоящий кретин. Но как ещё можно реагировать на такое?! Оминис всё бухтел что-то себе под нос, думая, что я его слышу. Наверняка что-то мудрое, к чему стоило бы прислушаться, но меня снедали мысли о том, что могло случиться в тот вечер в башне Гриффиндора между этими двумя.

В тот день я решил, что пора расставить все точки над i и поговорить с Амелией. Я даже не придумал, что буду говорить, просто быстро пошёл по направлению к их комнате, чтобы не успеть передумать.

Когда я постучал, дверь открыла их новенькая соседка, вроде с курса помладше. Она переехала с другого крыла Слизерина. На мою просьбу позвать Амелию Мэллори она сказала, что «Амелия, должно быть, в Выручай-комнате с Гарретом Уизли» и так загадочно улыбнулась, потупив взгляд.

Моему проснувшемуся в кои-то веки здравому смыслу тут же пришёл конец. Не став ничего говорить в ответ, я развернулся и побежал вверх по лестнице на выход из гостиной с целью рассказать всё профессору Уизли. Слава Мерлину, на полпути в её кабинет остановился и пришёл в себя. Почему я веду себя как маленький? Что за стукачество? Почему я так реагирую, я не понимаю?! В прошлом году мне было всё равно, что, где и с кем Амелия делает, лишь бы она вовремя помогала мне в спасении Анны. А что сейчас? И почему раньше Амелия всегда старалась поддержать меня, искала встреч, писала хотя бы письма! А сейчас избегает и проводит время в компании рыжего.

Я поплёлся в Крипту, чтобы провести там остаток вечера и не дай Мерлин не наткнуться на сладкую парочку, возвращающуюся с Выручай-комнаты. Нужно брать себя в руки и думать исключительно об учёбе.

Ещё через несколько дней, когда мои уши почти свернулись в трубочку от нравоучений Оминиса, я уже искренне жалел о том дне, когда вообще познакомился с «новенькой пятикурсницей» — если бы я знал, чем закончится это знакомство, никогда бы не подошёл к этой маггловской девчонке.

Проснувшись утром, я даже не сразу заметил маленький клочок пожелтевшей бумаги, привязанный ниткой к ноге моей совы. Как обычно вдоволь повалявшись в постели, переодевшись и даже успев сходить на завтрак, я вернулся в комнату и только тогда обратил внимание на крохотную записку. Без каких-либо ожиданий и предчувствий аккуратно развернул бумажку и тут же побледнел.

***

Я недовольно вздохнула и отложила тетрадь. Встав с кровати, чуть не опрокинула кружку с чаем. «Кого там ещё принесло?!», — сердилась я, направляясь к двери. Раздался ещё один настойчивый стук.

— Да иду, иду, — «ну что за нетерпеливые люди», — думала я, открывая дверь. Я так и застыла на пороге, раскрыв рот от удивления.

Себастьян стоял передо мной, сунув руки в карманы брюк и опёршись правым плечом о дверной косяк. Желваки играли на его скулах, а глаза были наполнены беспокойством. Протягивая какую-то бумажку, он хрипло произнес:

— Поговорим в Крипте?

— Что это? — в замешательстве спросила я. Конечно, в другой ситуации я бы не упустила случая съязвить, но вид у Себастьяна был не на шутку серьёзный и чересчур обеспокоенный.

Я развернула изрядно помятый листок, на котором от моего волнения заплясали буквы:

«Я знаю, что вы сделали. Думаю, нам есть, о чём поговорить. Бери свою подружку и приходите завтра вечером в место на карте. И без глупостей».

Послание было, разумеется, анонимным и заколдованным магическим шифром, не позволяющим определить почерк. Дрожащими руками я перевернула листок и на обратной стороне увидела подобие карты и крестик на очень знакомом мне месте. «Это же около Запретного леса!», — я крепко задумалась.

Себастьян терпеливо ждал, когда я скажу хоть что-нибудь и как-то отреагирую, постоянно крутя головой из стороны в сторону и проверяя, не привлекаем ли мы много внимания.

В гостиной сегодня было людно, но студенты были так заняты компанией вновь прибывших одноклассников, что не особо смотрели в нашу сторону.

— Где ты это взял? — наконец произнесла я побледневшими губами. Протягивая записку обратно Себастьяну, я коснулась его теплой руки и рефлекторно отдёрнула свою от неожиданности.

— Здесь не очень удобно разговаривать, Оминис или Анна могут что-то заподозрить, — понизив голос, сказал Сэллоу.

— Ты не сказал Оминису?! — громче положенного выпалила я.

На нас обернулись сразу несколько голов, демонстрируя неподдельный интерес.

— В Крипте через двадцать минут. Никому ни слова, тем более Анне или Оминису. — Себастьян резко отпрянул и стремительно зашагал в сторону своей комнаты, попутно сминая листок и пряча его в карман брюк.

Я ещё раз оглянулась, поймав пару взглядов ухмыляющихся студентов. Так уж их интригует всё происходящее между нами с того-самого-вечера. Я закрыла дверь и прижалась к ней спиной, запрокинув голову. Слава Мерлину, в комнате никого не было, и я могла вволю отдаться своим эмоциям.

В голове проносился один и тот же вопрос: «Неужели это не конец?!»

Все ужасы прошлого года новой волной воспоминаний прокатились по телу. Я вспомнила все свои кровоточащие раны, ожоги, порезы. Шрам на шее тут же заныл, и я поспешила прикрыть его ладонью.

Я так старалась забыть и не думать об этом всё лето. Каждый раз, просыпаясь с криком посреди ночи от очередного кошмара, думала, что это всё. Что это последняя беспокойная ночь. Что я исцелилась, забыла, переболела. Нет. Было наивно с моей стороны полагать, что весь этот кошмар так легко забудется и больше не будет напоминать о себе во снах, а то и наяву.

Что же будет со всеми нами? Министерство было так впечатлено и благодарно за «устранение» Харлоу, Руквуда и Ранрока, что даже не подумало или не захотело подумать, что кто-то из нас может быть причастен к смерти Соломона Сэллоу. В конце концов, была утверждена версия, что мужчина погиб в схватке с инферналами, охраняющими какие-то древние сокровища. Только сейчас я в полной мере осознала, какая же это бредовая и наивная версия.

Анна постоянно вспоминала дядю, часто плакала во сне и кричала что-то про искупление и прощение. Я не могу даже представить, что она чувствовала в тот момент и что чувствует по сей день. Какой ценой ей далось прощение нас с Себастьяном? Я была так слепа. Была зациклена на себе и своих бедах, даже не подумав, каково сейчас близнецам Сэллоу.

Что же будет с Себастьяном? От осознания всей серьёзности ситуации яахнула и прикрыла рот рукой. Его посадят в Азкабан? Перед глазами тут же пронеслись кадры, как Дементоры кружат вокруг него. Меня замутило.

Нет, я не допущу этого. Себастьян хотел помочь своей сестре, хотел снять с неё проклятие Виктора Руквуда. Мы хотели по-хорошему, но Соломон нас не слушал, он не желал слушать. Кровь закипала в моих венах. Если Себастьяна и заберут, то я поеду с ним! Я буду с ним, даже если он этого не попросит. Я сжала кулаки и опустила голову на грудь.

Крипта! Взглянула на часы, висящие над одной из наших кроватей. Чёрт! Уже почти опоздала. Схватила палочку с кровати, убрала дневник под матрас и побежала к назначенному месту.

Дверь неприятно и так знакомо скрипнула, что моё тело покрылось мурашками. Сколько же времени мы провели здесь в прошлом году! Тут замышлялись самые идиотские планы, отмечались наши маленькие победы, мы спорили, ругались, мирились.

Я медленно вошла в тёмную комнату, оглядывая немного забытое пространство, в котором не была всё лето. Запах сырости и подземелья смешался с парфюмом Себастьяна — стало быть, он уже где-то здесь. Справа от меня раздался смущённый кашель.

— Я уж думал, ты струсила и не придёшь, — хриплым голосом сказал Себастьян, пытаясь отшутиться и разрядить неловкую обстановку.

— Если кто из нас и струсил бы, то точно не я. — Я исподтишка осматривала фигуру Себастьяна, стоящую в тени.

— Анна и Оминис не видели тебя? — сменил тему Сэллоу, отведя взгляд.

— Нет, никто не видел. Анна, наверное, с Чарльзом в библиотеке. — Я сказала это слишком быстро, чтобы сначала подумать. Мысленно стукнула себя по лбу рукой. Себастьян, на удивление, никак это не прокомментировал, только сделал глубокий вдох.

— Я тоже не видел Оминиса, ботанит где-то. — Он привычным движением мотнул головой, поправляя кудрявые и непослушные волосы. Это движение получалось у них с Гарретом почти идентичным.

— Где ты нашёл эту записку? — я кивнула на карман его брюк, и он выудил оттуда потрёпанный листок.

— Она была привязана к лапе моей совы. Утром я как обычно подошёл проверить почту и увидел это. Почерк нельзя определить. Я почти сразу же пошёл к тебе. — На этих словах Себастьян запнулся и опустил взгляд — видимо, эта фраза показалась ему неоднозначной.

— Кто мог написать это? Может, это какой-то розыгрыш?

— Не думаю. Послушай, — он шагнул ко мне навстречу, протягивая руку, — нам надо сходить туда и посмотреть, что будет. Прятаться или игнорировать — не вариант. Вдруг они напишут Оминису или Анне? Я не хочу их снова впутывать.

Сэллоу хотел взять мою руку, но в последний момент отступил и тяжело вздохнул, зарываясь лицом в ладони.

— Я тоже считаю, что надо идти. Даже если нас там убьют… — он не дал мне договорить: резко подошёл слишком близко и заглянул в глаза.

— Об этом я и хотел сказать. — Он взял мои дрожащие и холодные пальцы и поднял наши руки на уровне груди. — Я не знаю, что нас там ждёт. Поэтому хотел сказать тебе, что…

Он запнулся и в сомнении поджал губы, отводя взгляд. Эта пауза показалась мне такой долгой, что я подумала, он забыл обо мне и погрузился в свои мысли, как вдруг его рука проскользнула по моей щеке и зарылась в волосы на затылке, притягивая моё лицо к его губам. Я почувствовала влажный и какой-то рваный поцелуй где-то в уголке рта и тут же, очнувшись, отстранилась.

— Ты с ума сошёл? — только и смогла выдохнуть я. На меня смотрел такой тёмный, такой потерянный взгляд.

— Извини, я… я просто… просто я не знаю, что… — Себастьян спрятал руки в карманы и, отвернувшись, лбом прислонился к колонне.

Мне стало так неловко, так отчего-то страшно, что я растерялась и снитчем выбежала из Крипты, дыша часто, почти задыхаясь.

Остановиться и перевести дух мне удалось лишь спустя несколько минут бега. В голове стучал колокол. Уши как будто заложило, а сердце колотилось быстро-быстро. Я забежала в тёмный закуток под одной из лестниц и опёрлась руками о стену. Грудь не переставала вздыматься и опускаться тяжело, заставляя то и дело глотать воздух ртом.

Что это было вообще? Точно ли это была я? Точно ли это был Себастьян? В голове предательски всплывало ощущение его губ, которое пробуждало такое странное чувство внизу живота, как будто стая бабочек резко ворвалась внутрь и защекотала своими многочисленными крылышками. Я ничего не могла с собой поделать, то и дело прокручивая этот момент снова и снова, снова и снова. Это щекочущее ощущение как опиум, невозможно остановиться вызывать его. В то же время я с содроганием вспомнила один случай в пещере, когда… неважно, не о чем здесь вспоминать.

Не знаю, сколько времени прошло, но старосты начали обход, значит, уже отбой. Учитывая то, что сегодня его отсрочили на час в честь последнего дня лета, было уже действительно поздно. Должно быть, Анна не находит себе места от волнения. Я нервно закусила губу, в последний раз заставляя приятное воспоминание всплыть в голове, и, отряхнувшись и поправив одежду и волосы, вышла из-под лестницы и направилась в гостиную. Я молила Мерлина, чтобы не пересечься ни с кем из знакомых, особенно с Себастьяном.

В гостиной было тихо, лишь кое-где был слышен шёпот переговаривающихся студентов, поэтому я быстро проскользнула в комнату и тут же встретилась с блестящими в темноте глазами Анны.

— Где ты была, чёрт возьми?! — зашипела она, откидывая одеяло и рывком приближаясь ко мне.

— Я… я застряла в библиотеке, что-то потерялась во времени, — нагло врала я в лицо подруге. Хорошо, что было темно, и она не видела, как густо я покраснела.

— Не ври! Мы с Чар… я сегодня весь вечер там сидела и тебя не видела! — она буквально дышала мне в затылок, пока я снимала мантию и расстилала кровать, чтобы наконец лечь.

— Ты, видно, была так занята Чарльзом, что меня даже не заметила. — Пора было вытаскивать козыри. Она не оставила мне другого выбора.

Анна задохнулась от возмущения, но, что-то пропыхтев себе под нос, развернулась и потопала к своей кровати, забираясь с головой под одеяло и отворачиваясь от меня.

Не знаю, спала ли наша соседка, но я слышала, как кто-то едва шевелился под одеялом, точно подслушивая. Небось напридумывала себе, что я была с Гарретом и всё такое… Тут я снова вспомнила причину своего позднего отбоя, и бабочки в животе не заставили себя ждать.

«О Мерлин», — прошипела я сквозь зубы, задыхаясь от этого чувства. Как будто летишь высоко на метле и резко начинаешь идти на посадку. Ощущения точь-в-точь такие же.

Я крепко зажмурилась и накрылась одеялом с головой, поджав ноги к груди. Я никогда не чувствовала себя так. Тогда, в гостиной Гриффиндора, когда Гаррет нечаянно касался моих рук или талии, я чувствовала что-то подобное, но не в таких масштабах. Теперь же эти ощущения буквально опьяняли, в носу стоял терпкий запах древесины и дыма, исходящий от Себастьяна. Голова шла кругом от воспоминаний случившегося в Крипте. Нас могут завтра убить или посадить в Азкабан, а я только и могу думать, что об этом недопоцелуе. Захотелось закричать. Нет, не от ужаса или страха, а от переполнявших эмоций. Просто сжаться в тугой-тугой комок и исчезнуть, взорвавшись на тысячу, нет, миллион частичек.

Я не представляла, как буду завтра смотреть в глаза Анне, как буду разговаривать с Себастьяном. Но мне было так безразлично. Я засыпала с искренней улыбкой, впервые за долгое время не думая ни о чем.

***

Какой же я дурак! Что я наделал?

Я ходил по Крипте, обхватив голову руками. Не знаю, что на меня нашло. Это чувство безысходности, чувство неопределённости сжирает меня. Я хочу чего-то, но не до конца понимаю, чего. В прошлом году у меня была цель — спасти Анну. Любой ценой. Я сделал это. Втянул не только саму Анну, но и близких мне друзей. Теперь нам грозит опасность. Мне, в первую очередь. Но я не могу перестать думать об Амелии. Об её горячих губах, рваном дыхании, порозовевших от смущения щеках. Я до сих пор ощущал фантомную мягкость её волос и гладкость кожи на своих руках. Вспоминал, как дёрнулись её губы, когда я неумело прислонился к ним своими. Как они едва раскрылись в поцелуе, прежде чем к ней пришло осознание происходящего, и она в спешке убежала.

Как обычно я сначала делаю, а потом думаю. Я планировал просто сказать ей, что чувствую. Хотя сам не могу ответить себе на вопрос, что я чувствую? Мысли роились в голове, не давая ни секунды на отдых. Даже во сне я видел её отдаляющуюся фигуру, тянул к ней руки, но не мог достать. Образ Амелии растворялся всё сильнее, я чувствовал, как теряю эту связь, как она ускользает от меня сквозь пальцы. Как же паршиво на душе.

Что теперь делать? Неужели я всё испортил ещё больше? Я всегда знал, что делаю, всегда имел какой-то план и следовал ему. Но тут всё пошло наперекосяк. Она стала избегать меня, отводила взгляд и уходила от разговора. Увлёкшись своими проблемами, я даже не понимал, что делаю не так. Винил во всём её. Да и сейчас, признаться честно, продолжаю думать какой-то частью себя, что она просто меня боится. Просто не может смириться со всем, что с нами, с ней произошло. Я не знаю, что могу сделать лично я, чтобы что-то исправить. Барахтаюсь в нелепых попытках, как рыба на льду, и снова творю какую-то несуразицу.

Я решил не возвращаться в гостиную, чтобы ни с кем не встречаться, и заночевать здесь, в Крипте. Завтра все будут заняты прибывающими первокурсниками и церемонией распределения, так что, может, обо мне и не вспомнят.

Я сильнее укутался в мантию и расположился на единственном пригодном для сна месте в этой комнате — старом потрёпанном диване. Внутри бушевала буря эмоций и ощущений. Прокручивая в голове момент поцелуя, я чувствовал такое сильное возбуждение, что долго не мог заснуть. Вертелся, напрасно стараясь прогнать мысли прочь, но в конце концов, под утро уснул.

***

Разбудил меня настойчивый, исходящий из гостиной гул, от которого невозможно было скрыться даже под одеялом. Повертевшись ещё немного, я приняла ту участь, что пора вставать.

Когда открыла глаза и поднялась на локтях, к своему удивлению обнаружила, что комната пуста. Только чей-то чемодан лежал посреди, наполовину разобранный. Наверное, сегодня приехала ещё одна соседка, Элизабет, — она жила со мной ещё в прошлом году.

Я рассеяно глянула на часы и ахнула:

— Мерлин! Два часа дня! — я вскочила с кровати, на ходу натягивая колготки и пытаясь придать волосам более-менее опрятный вид. — Какой ужас! Не хватало опоздать на церемонию второй раз подряд, — причитала я, надевая юбку. Замок сбоку, как назло, никак не желал подчиняться дрожащим от волнения пальцам, поэтому пришлось применить магию.

Я быстро оглядела себя в зеркале и, вполне удовлетворившись своим внешним видом, схватила сумку со всем необходимым и бросилась сломя голову в Большой зал. Неслась так, что не видела никого и ничего вокруг, думала лишь о том, чтобы не опоздать и не привлечь к себе ещё больше внимания.

Когда влетела в просторный зал, большинство студентов уже сидели за своими столами и внимательно глазели на трибуну директора, за которой стояли Финеас Блэк и Матильда Уизли. Её глаза подозрительно сузились, как только она увидела меня, и я поспешила сесть за стол Слизерина, попутно извиняясь перед всеми, кого случайно впопыхах задела.

— Почему ты меня не разбудила? — сквозь зубы прошипела я Анне, натянув фальшивую улыбку и здороваясь с остальными студентами.

— Пф, ещё чего! — Анна показательно скрестила руки на груди, скользя по мне взглядом. — Пусть тебя Гаррет будит! Ты же с ним вчера была допоздна? — она прищурила глаза в попытке вывести меня на чистую воду.

Я тут же вспомнила вчерашний вечер и отвела взгляд, рефлекторно ища глазами Себастьяна. Вот наткнулась на Оминиса, который сидел слишком далеко, чтобы его окликнуть, вот Имельда — гордо распрямив спину, она выглядела как настоящая капитанша. Мы кивнули друг другу в знак приветствия.

Мои глаза блуждали по знакомым и не очень лицам, фигурам, облачённым в разные цвета факультетов, но лицá, которое я вчера прокручивала перед сном снова и снова, видно не было.

Я вертела головой вправо и влево, когда наконец заметила Поппи и Натсай, улыбающихся и машущих мне руками. Надо будет с ними поговорить. Позже.

Я испугалась, вдруг Себастьян наделал каких-нибудь глупостей? Вдруг пошёл в Запретный лес один? Надо было написать ему письмо, сказать, что я сегодня обязательно приду. Спешно вытащила из сумки пергамент, перо с чернилами и написала:

«Себастьян, давай забудем, что было вчера. Сегодня после церемонии встречаемся у входа в Запретный лес. Жди меня там.»

Теперь я сидела, охваченная целой вереницей эмоций, чувствуя на себе взгляд Анны, который требовал объяснений. Я не могла дождаться конца торжественной части, бессознательно хлопая, когда Шляпа в очередной раз произносила факультет, куда направится ещё один первокурсник.

Вот наконец раздались бурные аплодисменты, обозначающие, что последний первокурсник определился с факультетом, и теперь начнётся пир, которого голодные студенты так долго ждали. Я с ужасом вспоминала, когда последний раз ела. Как будто подтвердив мои мысли, живот выдал целую симфонию, напоминая о своём существовании и своих потребностях.

Времени на еду не было, так что я терпеливо стала дожидаться, когда уже директор Блэк закончит свою речь. Он что-то говорил о храбрости учеников Хогвартса, когда профессор Уизли прервала его, решив сообщить имя нового преподавателя теории магии и оповещая студентов о возобновлении квиддича в этом году.

Как только столы стали заполняться едой, я похватала то, что могла унести в сумке и съесть по дороге, и, пригнувшись, побежала прочь из зала под неодобрительное шиканье Анны и других студентов. Морально я уже готовилась к тому, что профессор Уизли пришлёт мне письмо, в котором ясно даст понять, что она недовольна моим поведением. Ну и пусть. Сейчас есть дела поважнее.

Запихивая булочки в рот, я бежала в сторону Запретного леса и проклинала себя за то, что решила надеть узкую юбку. Совершенно не подумала, как на ней лететь на метле.

Конечно, есть на ходу, пытаясь не налететь на кого-нибудь в темноте и судорожно глотая пищу — не лучший вариант, но мой истощённый организм был рад и этому.

Наконец показались очертания силуэта прямо на входе в Запретный лес. Ветки деревьев скрывали от меня лицо, но я была уверена, что это Себастьян, потому что всё моё существо встрепенулось, когда я подошла ближе.

— Будеф? — не до конца прожевав еду, спросила я облачённую в мантию фигуру, протягивая бутерброд из сумки.

Секунду назад он выглядел таким растерянным и понурым, но сейчас, глядя на жующую меня, расплылся в улыбке.

— Да, давай. Спасибо. — Он взял у меня бутерброд, так же быстро запихав его в рот. Видимо, тоже забыл о том, что надо бы периодически питаться.

— Пойдём? — уже прожевав до конца пищу, спросила я, кивая в сторону Запретного леса, а именно пещеры, которая была отмечена на том послании.

— А ты уверена, что нам именно туда? — спросил Себастьян, отряхивая руки от крошек.

Я нервно сглотнула и кивнула, всё ещё не веря, что мы снова во что-то вляпались. Сэллоу сделал глубокий вдох и уверенно зашагал вперёд.

Мы шли уже несколько минут, когда я решила нарушить гнетущее молчание.

— Как думаешь, кто прислал эту записку?

— Я почти уверен, что это один из приспешников Ранрока. Такой же милый и пушистый, как твой Лодгок. Всё-таки я был прав насчёт гоблинов, — Сэллоу оскалился, оголяя зубы.

— Себастьян, ты сейчас серьёзно? — я резко остановилась, не веря своим ушам. Неужели всё сначала? От бессилия я чуть не зарыдала. — Ты серьёзно говоришь мне в такой момент о Лодгоке? Может, ты забыл, как он пожертвовал своей жизнью, помогая мне. Помогая нам! — я почти срывалась на крик. Как надоело объяснять ему одно и то же. — К тому же подумай, пожалуйста, своей головой. Зачем одному из них присылать записку тебе? Это я сражалась с Ранроком, а не ты. Это я теперь Хранитель, а не ты. Тебя там вообще не было!

Меня накрывали отчаяние и обида. Себастьян даже не удосужился сначала подумать, прежде чем выдвигать необоснованные обвинения. Как ему важно быть во всём правым. Это выбивает почву из-под ног. Я вдруг вспомнила все недопонимания, происходившие между нами в прошлом году. Когда я глотала ком обиды, лишь бы не терять эфемерную связь между нами. Когда я засовывала своё мнение куда подальше, лишь бы ему угодить. А он, не видя на своём пути никого и ничего, продолжал гнуть свою линию. Даже сейчас, после всего случившегося.

— Хватит! — он с чувством тряхнул сжатыми в кулаки руками. — Мне надоели эти претензии. Ты не можешь отрицать, что я был прав насчёт гоблинов. Они замышляли недоброе. А теперь ты вымещаешь свою злость и усталость на мне. Это несправедливо.

Я смотрела на него со смесью разочарования и удовлетворения одновременно. С одной стороны, меня огорчало, что Себастьян ничуть не изменился, а с другой, я нашла подтверждение своего мнения о нём. Теперь я вспомнила, почему именно прервала с ним связь на всё лето.

Мне не хотелось ничего ему объяснять, горячо спорить или пытаться доказать свою точку зрения. Сейчас просто хотелось покончить со всем этим и больше не возвращаться к этой теме. На душе стало так спокойно от мысли, что сейчас может всё решиться.

Уже перед входом в пещеру мы одновременно остановились и посмотрели друг на друга.

— Давай договоримся, что ни при каких обстоятельствах не будем соглашаться на обвинения и тем более упоминать об Анне и Оминисе. — Себастьян смотрел на меня вопрошающим взглядом.

— Вообще, если мы сюда пришли, то будто подтверждаем, что в чём-то, да виноваты. Но выкрутиться, если что, можно. Я согласна. Не будем идти у них на поводу. Кто бы это ни был. — Я судорожно сглотнула подступивший к горлу ком и сжала в руке палочку. — Идём?

— Идём. — Себастьян кивнул и вступил в кромешную тьму зловещей пещеры.

Комментарий к 4. Я всё знаю

Ваш фидбэк невероятно мотивирует, спасибо! :3

========== 5. Когда всё изменилось? ==========

Комментарий к 5. Когда всё изменилось?

Приятного чтения 🫶🏻

Напряжённую тишину нарушал только хруст гравия под ногами. Мы шли по тёмному коридору пещеры, боясь встретиться лицом к лицу со своими самыми потаёнными страхами.

Воздух был спёртым, повсюду висела паутина, так что приходилось идти очень аккуратно.

Впереди показалось слабо освещённое пространство. Надо было морально готовиться к тому, что нас там ждёт. Я инстинктивно придвинулась ближе к Себастьяну, чтобы ощущать себя в большей безопасности. Как иронично. Человек, который только и делал весь прошлый год, что втягивал меня во всякого рода риски для жизни и здоровья, сейчас казался мне оазисом в пустыне, неким спасательным кругом, с помощью которого я могла бы оставаться наплаву.

Вдруг что-то с грохотом упало. Как будто обрушился кусок стены, пол под ногами слегка задрожал. Я успела только охнуть, как цепкая рука Себастьяна схватила мою, в которой я держала палочку. В таком положении мы, немного колеблясь, продолжили путь. Перед тем, как спрыгнуть в более просторное помещение с тёмного коридора, Сэллоу осторожно осмотрел пространство.

Мы оказались в холодном, очень влажном помещении. Должно быть, где-то здесь подземные воды. Мне не раз приходилось бывать в подобных местах. Сэллоу продолжал держать меня за руку, пока мы обходили помещение по кругу, зажигая висящие на стенах факелы и оглядываясь. Я настолько была скована страхом перед неизвестностью, что даже не осознавала положения наших рук. Всё ощущалось более, чем естественно.

Когда не осталось никаких сомнений, что здесь кроме нас никого нет, я немного расслабилась и тут же кинула ошеломлённый взгляд на наши сцепленные руки. Мы встретились с Себастьяном глазами и одновременно разъединили замок, уводя взгляды куда угодно, лишь бы не друг на друга. Какая неловкость. Снова.

***

Что-то упало вдалеке, заставив нас подпрыгнуть от неожиданности. Звук был не таким уж и громким, но на фоне звенящей напряжённой тишины пещеры он казался оглушительным. Я рефлекторно взял Амелию за руку, почувствовав, как она прильнула ко мне всем телом от страха. В тот момент я подумал: «Хоть бы она подольше не обращала внимание на наши сцепленные руки». Какой же я идиот. В такой момент снова думаю о каких-то глупостях.

Обнаружив отсутствие видимой опасности, мы немного расслабились, что немедленно дало Амелии осознание нашего положения: я разочарованно вздохнул, когда она вырвала свою руку. Хорошо, что она этого не слышала. Или сделала вид, что не слышала.

Сейчас, при свете факелов, я чётко мог разглядеть её фигуру, облачённую в мантию. Пока мы шли по коридору, на пути не раз встречалась назойливая паутина вперемешку с пылью и разного рода грязью. Теперь её мантия из-за этого выглядела жутко: вся в белых пятнах, кое-где рваная, подол мокрый от луж в пещере.

Как будто прочитав мои мысли, Амелия оглядела себя сзади и, видимо сделав выводы, принялась развязывать узел у горла, который только и удерживал мантию на её плечах. Такое обыденное действие вызвало во мне волну смущения, и я поспешил сделать вид, что разглядываю стены, мельком поглядывая на открывшийся моему взору силуэт.

Мерлин, сегодня она была в юбке. Для Амелии, обожающей летать на метле, это была редкость. Я мог по пальцам пересчитать дни, когда видел её в юбках или платьях, несмотря на то, что профессора не особо жаловали девушек в брюках. К тому же юбка была отнюдь не обычной: она была в разы у́же и обтягивала самые красивые места. Я забылся настолько, что пялился уже без всякого стеснения.

— Кхм, — Амелия издала неловкий звук, чтобы привлечь моё внимание, — тебе не кажется, что здесь никого и не было? Даже следов нет.

Я встрепенулся, буквально заставляя себя оторвать взгляд. Мог поспорить, что со стороны выглядел так же глупо, как грёбанный Уизли тогда в Хогсмиде. Мерлин бы его побрал.

Как же я благодарен сейчас Амелии за то, что она не поднимает тему того… поцелуя в Крипте. При одной только мысли об этом меня бросает в жар. Я плотнее обернулся мантией, чтобы снова не попасть в неловкую, постыдную ситуацию. Ещё и руку её схватил, вот осёл.

— А мы точно туда пришли? — попытался откашляться я, всё ещё следя за её плавными движениями. Эта юбка сводила меня с ума. Зачем она надела её вообще?

— Точно. Помнишь то кривое дерево на карте? Я не раз видела его, пролетая мимо, так что это точно то место. Другой вопрос, есть ли в этой пещере ещё подобные помещения?.. — Амелия провела рукой по шершавой стене, отчего её пальцы мгновенно покрылись пылью, — может, нас вообще просто проверяли. Придём мы или нет и приведём ли кого-то ещё?

— Или нас всё-таки разыграли… — я жадно следил за каждым её движением, как будто запоминая. Будто я её вот-вот потеряю.

— Какой бессердечный человек станет так подшучивать? — она рассеянно повернула ко мне голову, кидая любопытный взгляд. Этот вопрос был скорее риторическим, но я всё же болтнул:

— Может, и не человек…

— Ты опять начинаешь! — она резко повернулась всем телом, её глаза горели в освещении факела. Собранные волосы кое-где выбились из прически и поэтому в свете огня создавали некий нимб вокруг головы. Она в презрении скривила губы, и я понял, что ссоры не избежать.

***

— Снова на что-то намекаешь? — я подозрительно обвела его фигуру взглядом. Напыщенный индюк.

— Почему намекаю? Я говорю прямо: это подстроили гоблины! — Себастьян явно не имел тормозов, так же, как и я. Он вступал в спор неохотно, но не мог себя остановить, не умел. А я просто воспользовалась случаем, чтобы наконец выговорить ему всё, что думаю.

— Ну-ка расскажи мне, что именно тебе сделали гоблины, что ты на них так взъелся? — я с вызовом качнулась корпусом вперед.

— Конкретно мне ничего. Я ведь не знал сначала, что проклятье Анны — дело рук Руквуда. Но я не настолько эгоистичен, чтобы думать только о своей семье… они доставили столько проблем всем нам, тебе… — Себастьян уже хотел давать заднюю, судя по успокаивающемуся тембру его голоса, но я не видела конца своей злости.

— Ну да, конечно! Я легче поверю в то, что Болтрушайка {?}[Милая волшебная тварь, птица] способна заклевать до смерти человека, чем в то, что Себастьян Сэллоу — не эгоистичный придурок!

— Амелия, ты не осознаёшь, что говоришь, — его брови сдвинулись, а рот скривился в злой гримасе.

— Я отдаю себе отчёт в каждом произнесённом мною слове. В отличие от тебя! Если ты не эгоист и не высокомерный выскочка, почему же ты тогда не писал мне всё лето? Дайте-ка угадаю, — я выставила вперед указательный палец, а второй прислонила к губам, якобы задумавшись, — точно! Наверное потому, что ты всё сделал, что хотел? С моей помощью! Ценой моего здоровья, рискуя моей жизнью!

— Ты ведь знаешь, что я делал всё это для… — я не дала ему договорить очевидного.

— Анны, конечно! — я расхохоталась, — как же ты предсказуем, Сэллоу. «Это всё ради моей любимой сестры Анны, поэтому… не могла бы ты, пожалуйста, сдохнуть?!» — я передразнивала парня, явно увлекаясь процессом конфликта всё сильнее.

— Амелия, прекрати. — Он сжал кулаки и плотно сомкнул зубы, что желваки на его скулах задвигались, олицетворяя всю ярость, что он испытывал в данный момент. Меня это только раззадорило.

— Что именно прекратить, мой господин? — я жалобно вскинула брови и чуть приоткрыла рот, часто моргая глазами, изображая глупую куклу, — что прикажете сделать ещё?

— Амелия, — твёрдо сказал он, подходя ближе.

— Тебе ведь плевать на всех, кроме себя! — я не унималась, — почему ты не пришёл сегодня на церемонию распределения? Да и Саманты я что-то не заметила, — в моих глазах блеснул огонёк ревности, — пока я думала о том, что нас убьют, ты с ней развлекался, ведь так? Может, и летом у вас что-то было? — Если бы я была не так зла и обескуражена ситуацией, я бы провалилась сквозь землю от всего, что вылетает из моих уст, но сейчас всё это казалось мне таким обыденным. Вся злость, обида на Себастьяна выплёскивались жадно, будто холодная вода из кувшина в знойный день.

— Ты вообще не в своём уме, — парень устало потёр переносицу, в другой руке сжимая палочку, — как тебе такое в голову вообще приходит? Я не был на церемонии, потому что уснул в Крипте после… после того вечера. — Его щёки едва заметно покраснели. — А летом я не писал, потому что ты мне сказала… ты мне сказала почти всё то же самое, что сейчас! Я думал, ты уже не хочешь общаться. — Он обессиленно всплеснул руками.

— О-о-о, ты думал! — издевательски удивилась я. — И как? Понравился процесс? — я скрестила руки на груди, выставив одну ногу. Школьные туфли начинали надоедать от непривычки, хотелось снять их и присесть, а лучше прилечь.

— Послушай, ты сейчас сердишься и не понимаешь, что говоришь. Потом тебе станет стыдно.

Эти слова сорвали всякие преграды, как же хотелось ему врезать! Я почувствовала, как пальцы начинают нагреваться.

Чтобы не наделать глупостей, я решила уйти прежде, чем моя магия возьмёт верх, как тогда в поезде.

***

Я заметил некое сомнение в её взгляде, когда она резко развернулась и зашагала прочь из пещеры в мрачный коридор.

Удивительно, но всё происходящее доставляло мне… удовольствие? Я не на шутку завёлся, выслушивая её пламенные речи, буквально осязая её горячее, полыхающее нутро. Внизу ощущалось уже ставшее привычным напряжение в брюках. Я жадно облизнул сухие губы, смотря на её фигуру, поднимающуюся на возвышенность, чтобы уйти.

— Стой! — как будто выйдя из транса, я подбежал и схватил её за руку в попытке остановить.

Обернувшись, она смотрела на меня глазами, полными ненависти. Страха. Ужаса. Презрения. Неужели я влияю на неё таким образом?

Вдруг резкая боль пронзила мою руку, переходя выше к груди и шее, расплываясь по затылку, задевая уши.

— Это… Круцио? — только и мог выговорить я, корчась от боли. Палочка со стуком упала на пол.

— Нет, это мои «тёмные делишки», забыл? Не притрагивайся ко мне больше, если не хочешь повторения, — отчеканила Амелия.

— Как же больно! — воскликнул я, поднимая на неё взгляд и хватаясь за руку.

— Больно? — её лицо окрасила злая ухмылка. — Нет. Это не больно. Вот, что больно. —И она, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, показала мне кусок шеи, которую омрачал красный ожог от моего Круцио.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и помчалась прочь.

***

Я бежала, не разбирая дороги, спотыкаясь о камни, путаясь в паутине. Моя мантия так и осталась валяться там, в пещере, рядом с Себастьяном. Холод обжёг лицо, когда я выбежала наружу. Не отдавая себе отчёт в действиях, я по памяти бросилась к ближайшему водоёму, надеясь на то, что не повстречаю ни пауков, ни топероек {?}[Страшная тварь, похожая на крокодила].

Слёзы застилали глаза, когда вдруг я поняла, что вместе с ними по моим щекам стекают капли дождя. Я посмотрела на чёрное небо, на котором так красиво сверкали звезды, расплывающиеся у меня в глазах.

Применив Импервиус от дождя, я опустилась на влажную землю, подобрав ноги к груди и обняв их обеими руками. Я уткнулась носом в колени и зарыдала что есть мочи. Какая же я стала плакса! В прошлом году из меня не выдавилась ни одна слезинка, а теперь что? Компенсация?

Когда всё успело так измениться между нами с Себастьяном? В голове набатом били его слова: «Дура! Как ты можешь верить гоблинам?», «Ищешь союзников для своих тёмных делишек?», «Это всё ради Анны!». Что ж, пусть теперь почувствует на себе, каково это — лежать, скрючившись на полу от боли, и наблюдать, как друг разворачивается и уходит прочь, не моргнув и глазом. Я чувствовала нарастающую вину внутри себя, но старательно пыталась засунуть её куда подальше, ведь Себастьян вряд ли терзался тем же.

Конечно, древняя магия, какая бы опасная она ни была, в моих ещё не умелых руках не была сильнее непростительных заклинаний, но всё же эффект был очень схож с Круцио. Хоть и отпускал быстрее. Я начала рыдать с новой силой.

Какая же я жалкая! Наговорила всякого, теперь сижу тут и рыдаю. О Мерлин! Хоть бы сейчас появилась бешеная топеройка и съела меня. Я завыла неестественным для себя воем. Как же долго я держала это всё в себе.

В голову нещадно лезло воспоминание того дня, когда я впервые встретила Себастьяна.

***

Ровно год назад

«Лучшей поездки в школу и не придумаешь», — бурчала я про себя, входя в гостиную Слизерина после того, как нас с профессором Фигом по дороге чуть не съел дракон.

Я постоянно забывала про палочку, поскольку только училась ею пользоваться, поэтому сейчас нервно озиралась по сторонам, высматривая, куда же она упала.

— Тебе чем-то помочь? — молодой человек с книгой в руках стоял, опёршись спиной о камин. Он подался всем телом вперед, когда я подняла на него беззащитный взгляд. — А! Ты новая пятикурсница? Что потеряла?

— Я… приятно познакомиться, — я отёрла пыльную руку о юбку, протягивая её парню в знак приветствия, — Амелия Мэллори.

— Себастьян Сэллоу, — слизеринец закрыл фолиант и уставился на меня с обворожительной улыбкой. Сейчас я могла разглядеть россыпь веснушек на его лице.

— Я потеряла палочку, не могу найти. — Я всплеснула руками, снова оглядываясь вокруг.

— Акцио, палочка. — Моя вещь тут же оказалась у него. Он довольно протянул мне мою потерю.

— Спасибо большое, Себ… Себастьян. — Я смущённо забрала у него из рук свою палочку, не решаясь поднять на одноклассника глаза.

Мы ещё долго болтали с ним, стоя у камина прямо посреди гостиной, прерываясь лишь на других студентов, которые с любопытством подходили к нам и расспрашивали меня о том, почему я поступила сразу на пятый курс и всё такое. Если бы они только знали, как интересовали меня те же самые вопросы.

В компании новообретённого одноклассника я чувствовала себя уверенно и непринужденно. Он говорил очень мягким, обволакивающим голосом. Иногда смотрел мне прямо в глаза, отчего сердце уходило в пятки.

Я росла в интернате для девочек, и опыта общения с противоположным полом у меня почти не было. Когда профессор Фиг сказал, что в Хогвартсе учатся оба пола и даже живут в одних гостиных, я чуть не упала от удивления и даже… возмущения? Нас учили, что это как минимум неприлично, распущенно. А здесь все вели себя естественно и непринужденно, сидя рядом на уроках, гуляя по школе, читая вместе книги и готовясь к занятиям.

Своё поведение и смущение я списала на то, что впервые вот так говорю с мальчиком: близко, по-дружески, не стесняясь прикосновений. Ничего, что было бы связано конкретно с Себастьяном. Как же я ошибалась.

***

Почему он так играет со мной? К чему был тот поцелуй? Я уверена, что причина, по которой он не явился сегодня в Большой зал, не в этом. Мне захотелось кого-нибудь ударить. Я резко вскинула голову, услышав всплеск воды совсем рядом. Да и пусть! Пусть русалка, топеройка или ещё кто утянут меня на дно, и больше никто не сделает мне больно, никто!

Всё же инстинкт самосохранения заставил меня немного отодвинуться от берега, прижимаясь спиной к стволу дерева. Кожа покрылась мурашками, когда очередной поток ветра обдул моё тело. Как же холодно! Дрожащими пальцами я нащупала на земле палочку и применила согревающие чары, чтобы почувствовать себя немного лучше, хоть это и было чревато тем, что в скором времени могло начать клонить в сон.

Так и случилось. Когда я перестала судорожно всхлипывать и размазывать по лицу сопли и слёзы, а тело начало стремительно согреваться, голова сама упала на колени, и я задремала.

Проснулась я от пения редких в Запретном лесу птиц, а также от осознания, что топеройки с восходом солнца вот-вот вылезут из воды.

Ещё сонная, не ясно понимающая, где нахожусь, я болезненно выпрямила затёкшие ноги и медленно поднялась, опираясь спиной о дерево. Было абсолютно всё равно, который час, потому что я чувствовала — ещё совсем рано для завтрака в школе, а уж тем более для уроков. Можно было неспешно дойти до замка, притворившись, что провела там всю ночь, мирно сопя, как и остальные студенты, в своей гостиной.

Да, видок у меня был тот ещё, поэтому пришлось снова применить магию, чтобы не выглядеть так, будто меня покусала стая дворняг. Расправившись со своим внешним видом, я устало поплелась в сторону Хогвартса, делая огромный крюк, чтобы не идти мимо вчерашней пещеры. Надеюсь, Себастьяна (не) сожрал какой-нибудь ядовитый плевун {?}[паук].

***

Боль утихла окончательно, поэтому я медленно, на ощупь попытался встать, тем самым поднимая вокруг себя облако пыли. Рядом лежала её мантия. Захотелось применить Трансформацию, чтобы превратить её в платок и высморкаться, чёрт возьми!

Я с чувством пнул рядом лежащий камень. От этого действия внутри поднялся гнев, и я стал крушить всё вокруг, метая заклинания без разбора. Комната мгновенно наполнилась пылью, от которой меня охватил судорожный кашель. Надо отсюда выбираться. Прихватив мантию Амелии, я не без труда поднялся на выступ и заковылял вперед по коридору, применяя Люмос {?}[освещающее заклинание].

Выйдя на улицу, я жадно вдохнул свежий влажный воздух. Должно быть, только что прошёл дождь. Я попытался вглядеться во тьму леса, но решил, что это бессмысленно, поэтому бездумно поплелся в школу, пиная встречающиеся по пути камни.

Что же со мной происходит? С каждым днём всё труднее совладать со своими эмоциями, бушующими внутри. Мозг разрывается на части, я ничего не понимаю!

Я резко остановился, сминая в руке мантию Амелии. Абсолютно бездумно поднёс её к лицу и вдохнул цитрусовый аромат, который был очень ярким, несмотря на всю пещерную пыль.

Внутри всё тут же сжалось в комок. Этот запах… этот запах я ощутил впервые в нашей гостиной, прежде чем увидеть новую пятикурсницу.

Я читал книгу, когда почуял нехарактерный для своих одноклассниц парфюм. Когда я поднял голову, увидел её, растерянно озирающуюся по сторонам. Она выглядела так нелепо в своей маггловской одежде, с растрёпанными волосами. Но очень мило. Да, точно. Я тогда подумал: «Я буду не я, если как дурак влюблюсь в новенькую», но это была всего лишь шутка! Просто шутка…

Я жадно вдыхал аромат, исходящий от её мантии, не осознавая, что сжимаю её всё крепче. В какой момент я понял, что всё? Что я пропал? Летом. Меня осенило. Я поднял уставшие глаза на небо. Летом я понял, что моя жизнь больше никогда не станет прежней. Теперь пришло время расплатиться за все свои ошибки и промахи.

***

Месяц назад

Во время летних каникул я подрабатывал сначала в Хогсмиде в пабах, подменяя работников то в «Трёх мётлах», то в «Кабаньей голове», но под конец понял, что такими темпами я не успею заработать на новую метлу для квиддича, поэтому решил посвятить последние три недели помощи жителям Высокогорья в устранении троллей, инферналов, пауков и прочих неприятностей. За плату, разумеется. Высокую.

В очередной раз, возвращаясь на своей старой, потрёпанной метле с логова тролля в Крэгкрофтшире, я заметил, как кто-то упорно, раз за разом пролетает кольца на воздушной трассе Имельды. Стоял такой пронизывающий ветер, что только сумасшедший бы решился на подобное. Когда я подлетел чуть ближе, то понял, что та, кого я увидел, отлично вписывалась в понятие «сумасшедшая», скорее даже «чокнутая».

Амелия висела в воздухе спиной ко мне и что-то причитала, вытирая ладонью испарины на лбу. Должно быть, эта тренировка длится не первый час, раз в такой холод ей жарко. Готовится к квиддичу?

Мои глаза блуждали по её фигуре, а внутри всё трепетало: «Как же я скучал!». Так захотелось подлететь сзади, коснуться её плеча, встречаясь с её испуганным взглядом, задыхаясь смехом. Обнять что есть мочи. Как раньше. Я было тронулся с места, но тут вспомнил её последние сказанные мне слова: «Ты эгоист! Не хочу больше тебя видеть!». Ударило как обухом по голове. В бессилии я опустил голову. Почему всё так сложно? Почему нельзя просто забыть обо всём и продолжать… дружить?

Эти мысли заполонили мою голову, как вдруг я понял, что Амелия собирается сделать ещё круг, поэтому спешно развернулся и полетел прочь, неосознанно оставляя за собой шлейф своего парфюма, который точно подскажет ей, что я там был.

Комментарий к 5. Когда всё изменилось?

Ваш фидбэк очень мотивирует, спасибо! :3

========== 6. Дуэль ==========

Комментарий к 6. Дуэль

Приятного чтения 🫶🏻

Я действительно подошла к школе как раз ко времени, когда студенты пробуждались, собираясь на завтрак.

«Веди себя естественно, Амели, как будто ты не провела всю ночь за пределами замка, возможно находясь на волоске от смерти», — думала я, натягивая улыбку и нервно поправляя рубашку. Без мантии в школе было некомфортно. Я уже мысленно отдала половину сентябрьской стипендии за новую в «Шапке-невидимке».

Я не стала идти в гостиную, чтобы лишний раз не встречаться с Анной, да и почту, честно говоря, проверять совсем не хотелось: было стойкое предчувствие, что она переполнена всяческими письмами и записками. Учебный год едва начался, а меня уже подташнивает от переизбытка общения. Внутри всё холодело от мысли, какая Анна сейчас разъярённая.

В голове бушевал ураган мыслей: во-первых, нам с Себастьяном, чёрт бы его побрал, надо как-то выяснить, кто же так «удачно» над нами вчера подшутил. Во-вторых, мне обязательно нужно поговорить с Поппи и Натсай — мы не общались с ними всё лето. В-третьих, квиддич. Имельда — не тот капитан, кто будет бегать и упрашивать тренироваться, просто выкинет из команды, да и всё.

Я буквально физически ощущала тяжесть всех этих проблем на своих плечах: так хотелось лёгкости, непринуждённости, пустой болтовни и бесцельного брождения по территории Хогвартса. Обо всём этом я мечтала ровно год назад, когда ехала сюда с профессором Фигом. Стоит ли говорить, что мои мечты начали сыпаться уже на этапе столкновения с драконом?

При входе в Большой зал на меня обратилось бесчисленное количество любопытных и даже осуждающих взглядов эльфов, накрывающих завтрак. Я постаралась быть как можно более незаметной, садясь за самый дальний угол слизеринского стола. В голове не было ни одной мало-мальски веской причины своего ночного отсутствия. Да и объяснять что-либо не сильно хотелось: иногда, а последнее время довольно часто, во мне просыпалось какое-то бунтарское настроение. Мне хотелось, чтобы мне отплатили сполна за всё, что я сделала в прошлом году для этой школы и всего магического мира в целом. Это казалось мненесправедливым: на меня взвалили непосильную для пятнадцатилетнего подростка миссию, но сейчас продолжают отчитывать за любую провинность, как маленькую.

Я ведь даже не смогла отпраздновать свой день рождения в прошлом году! В марте мне исполнилось шестнадцать. Когда-то в детстве, в интернате, я представляла себе именно этот день рождения, как самый грандиозный и пышный праздник из всех. А на деле я провела его, скитаясь по катакомбам и посылая всяческие непростительные заклинания в тёмных магов. В тот день меня поздравил лишь Оминис.

Я с теплотой улыбнулась, вспомнив о старом друге. Мы были не так близки в прошлом году, да и в целом наше общение изначально не задалось. Однако уже спустя месяц учёбы мы втроём сидели в Крипте и готовились к контрольной по травологии.

Сначала я принимала его отстранённость на свой счёт, но потом поняла, что Оминис такой человек — слегка холодный и не по годам рассудительный. Жаль, что я почти всё своё свободное время посвящала Себастьяну — этому неотёсанному придурку.

Я с излишней силой сжала в руке вилку, которая чуть не погнулась и не вызвала новую волну любопытных взглядов в мой адрес.

Студенты нерасторопно заполняли зал, сонно рассаживаясь по своим столам: первым заполнился стол Пуффендуя — самых пунктуальных из всех учеников. Я увидела Поппи. Она разговаривала с одноклассником, показывая амулет на шее: отсюда было не особо видно, но, кажется, это была фигурка сниджета {?}[Очень редкая волшебная тварь]. Эта сцена вызвала во мне волну умиления, и я поспешила отвернуться, чтобы не привлекать к себе внимание.

Сердце ушло в пятки, когда моего плеча коснулась чья-то жёсткая рука.

— Ну привет. Чего так рано?

Леандер Пруэтт. Какая встреча. Я кисло улыбнулась его нахальной ухмылочке.

— Сильно проголодалась, — пробурчала я, сминая в руках салфетку, — как поживаешь?

Леандер показал себя в прошлом году чересчур самоуверенным гриффиндорцем. Даже Сэллоу так не возносился. Да-да, я не шучу. Мы не так часто виделись с ним, но каждый раз это было то ещё испытание.

Разговор у нас не пошёл и на этот раз: парень начал тараторить, рассказывая про своё супер-пупер-интересное-и-продуктивное лето, а я молча слушала, моля Мерлина прекратить мои муки. Наконец, студенты моего факультета стали прибывать, и Леандера попросили освободить место и сесть за свой стол. Он слащаво попрощался и скрылся в толпе.

Я боялась поднять голову, чтобы не дай Мерлин не столкнуться с кем-то из знакомых. Боковым зрением я заметила, как Оминис и Себастьян сели за стол, что-то бурно обсуждая. Похоже, Сэллоу меня не заметил. Анну не было видно, но это и не удивительно: ей всегда удавалось затаиться мышью где бы то ни было.

Завтрак прошёл на удивление спокойно. Я быстро дожевала кашу и бутерброд, запивая горячим чаем, и побежала к выходу, так же не поднимая глаз. Возможно, это выглядело слегка странно. А может, и не слегка.

Первым уроком у меня Трансфигурация у профессора Уизли, так что мои приключения только начинаются. Я вспомнила её сердитый взгляд вчера на церемонии и поёжилась.

Уже в кабинете ко мне подошёл взволнованный Гаррет: он старался безмятежно улыбаться, но глаза его выдавали.

— Амелия, доброе утро. Я волновался. Почему ты не отвечала на мои письма? — он осторожно коснулся моей руки, стараясь заглянуть в глаза сверху вниз.

— Гаррет, я очень рада тебя видеть. — Моя вымученная улыбка получилась довольно неестественной. — Просто плохо спала. Почту не проверяла, готовилась к сегодняшним урокам.

Я нагло врала, доставая из сумки учебники и пергаменты. Профессор Уизли сидела за своим столом, поглядывая на нас с Гарретом из-под очков. Она не могла нас слышать, но я всё равно говорила полушёпотом, боясь её гнева.

Натсай сидела по соседству и что-то сосредоточенно писала. Я хотела было привлечь её внимание и хотя бы перекинуться дружественной улыбкой, но Матильда Уизли объявила начало урока.

Уже через десять минут я стала неосознанно клевать носом, хоть и чувствовала себя довольно бодро поначалу — всё же удалось немного поспать у озера.

Профессор львиную долю урока отвела на то, чтобы поздравить нас с наступлением нового учебного года и напомнить о том, что уже пора начинать готовиться к ЖАБА. Кое-кто из студентов изо всех сил пытался оттянуть начало новой темы, но это было неизбежно. После настойчивого взгляда учителя мы синхронно начали писать в своих пергаментах.

После урока, укладывая все принадлежности в сумку, я заметила, что Гаррет стоит в дверях и ждёт меня, улыбаясь и прощаясь с проходящими мимо одноклассниками. Меня успокоила мысль о том, что, возможно, Уизли поделится со мной своим приподнятым настроением, как вдруг профессор окликнула меня:

— Мисс Мэллори, останьтесь, пожалуйста, на пару минут. Гаррет, если ты не возражаешь, — она многозначительно посмотрела на племянника исподлобья, намекая тому покинуть класс.

Он ободряюще подошёл, чтобы потрепать меня по плечу и удалился, пообещав подождать за дверью.

Я скинула сумку на первую же скамейку, подходя к столу профессора Уизли. Внутренне я готовилась к отчитыванию с ног до головы, но с удивлением заметила мягкую и снисходительную улыбку мадам.

— Присаживайтесь, — она ладонью указала на стул напротив себя, — как прошло ваше лето?

Это заискивающее начало не предвещало ничего хорошего, поэтому я со скепсисом пересказала ей свои «насыщенные» каникулы: тренировки и попытки заработать.

— Что ж, тренировки — это похвально. — Она сняла очки и положила их рядом с собой на стол, — но и об учебе не надо забывать. Впереди вас ждут выпускные экзамены ЖАБА, а также зимняя и летняя практики.

— Да, мадам, я знаю. Я сделала что-то не так? — я начинала раздражаться. Не хотелось сидеть тут долго, к тому же я опаздывала на урок к профессору Гекат.

— Ваше опоздание на церемонию… это мелочи, но всё же. — Она взяла очки в руки и принялась их вертеть. — Я беспокоюсь за вашу успеваемость после… после всех этих событий, после кончины профессора Фига. — Уизли накрыла мою ладонь своей и заглянула в глаза в попытке утешить. — Вы в любой момент можешь обращаться ко всему учительскому составу за помощью. Мы постараемся сделать всё от нас зависящее.

От этих слов в моих глазах встали слёзы. Я спешно отвернулась, поджав губы.

— Спасибо, профессор. Что насчёт нового преподавателя Теории магии? — этого предмета не было в моём расписании, но любопытство взяло верх, особенно учитывая тот факт, что я пропустила эту информацию на церемонии. К тому же, очень хотелось перевести больную тему.

— Профессор Альберт Корбетт всегда к вашим услугам, — оживилась Матильда, — он осведомлён обо всём, так что с радостью поможет в трудную минуту.

— Спасибо. Я непременно познакомлюсь с ним. Простите, профессор, но я опаздываю на следующий урок. — Я неуклюже попыталась встать, пятясь к выходу.

— У вас сейчас ведь Защита от тёмных искусств, верно?

— Да, у профессора Гекат. Она не любит опоздания. — Я схватила свою сумку и повесила её на плечо.

— Да-да, — задумчиво пробормотала Уизли, роясь в бумагах, — подойдите к ней перед уроком, у неё к вам какое-то дело. — Она подняла глаза и ободряюще кивнула, тут же забыв о моём существовании.

— Х-хорошо, профессор. До свидания.

Я вылетела из кабинета, едва не сбив Гаррета с ног. «Он подслушивал!», — с изумлением отметила я, но не стала ничего выяснять, я бы на его месте тоже не удержалась.

— Как всё прошло? — Уизли не на шутку волновался, то и дело поправляя манжеты рубашки.

— Всё нормально, — я попыталась натянуть на себя улыбку, — ни слова про Выручай-комнату, Деек нас не выдал.

Последние слова я прошептала ему на ухо, отчего Гаррет заулыбался своей фирменной широченной улыбкой.

— Это отличные новости! — облегченно выдохнул он. — Но что она от тебя хотела?

Мы проболтали всю дорогу до кабинета мадам Гекат, когда у самого входа заметили огромную толпу первокурсников, чего-то ожидающих.

— Может, у них экскурсия? — предположил Гаррет, и мы синхронно пожали плечами, входя в кабинет.

Я почти раскрыла рот от удивления, когда увидела в классе почти всех своих знакомых: справа в углу стояла парочка Оминиса и Себастьяна. Их я заметила первыми. Сэллоу выглядел очень плохо: тёмные круги под глазами подчёркивались чёрной формой, в которую он сегодня был одет. Он сидел на подоконнике, теребя в руках палочку и переговариваясь с Оминисом, который внимательно слушал, поднеся к другу ухо.

Слева стояли наблюдающие за мной Поппи и Натсай, они выглядели отчего-то обеспокоенными.

Я перевела взгляд на профессора Гекат, которая, в свою очередь, направлялась в нашу с Гарретом сторону.

— Мисс Мэллори, мистер Уизли. — Она склонила голову набок, подходя к нам и заводя за спину руки. Мадам была на голову ниже меня и на две ниже Уизли, так что выглядело наше трио со стороны, должно быть, забавно.

— Мадам Гекат, а у нас сегодня… что? — я растерянно обвела руками комнату, захватывая все обращённые на нас взгляды.

— А, это, — она обернулась на студентов, — хочу провести первокурсникам показательную дуэль. Точнее, её проведёте вы. В прошлом году Хогвартсу пришлось столкнуться с крупным врагом, поэтому наш педсовет решил начать готовить первокурсников как можно раньше к тому, что им придётся себя защищать.

Всё внутри меня оборвалось от страха и… предвкушения? Не знаю, что меня впечатлило больше: возможность поучаствовать в дуэли спустя долгое время или страх опозориться?

— Вы… вы имеете в виду нас с Гарретом? — я обеспокоенно посмотрела на него и заметила, что он явно не был обрадован таким поворотом событий. Всем было известно, какой из него дуэлянт.

— О, что вы! — мадам махнула в нашу сторону, — простите меня, мистер Уизли, но первокурсникам лучше этого не видеть. — Гаррет скорее облегчённо, чем обиженно, вздохнул. — Я бы хотела попросить вас с мистером Сэллоу. Ваш легендарный дуэт прослыл даже среди новоприбывших, так что, думаю, это будет как нельзя кстати.

Готова поклясться, что моё лицо в этот момент выглядело так, будто я съела кило бубонтюберов {?}[Магическое растение, которое выглядит как гигантский чёрный слизень, наполненный гноем].

— Как…? — я буквально сдулась как воздушный шарик, выпуская из лёгких этот вопрос.

Профессор Гекат посмотрела на меня слегка растерянно.

— Но мистер Мракс сообщил мне, что вы сами не прочь вспомнить былое, — мы одновременно посмотрели в сторону Оминиса. Он, конечно же, нас не мог видеть, а вот Себастьян был растерян не меньше меня. Должно быть, Оминис говорил ему всё то же самое. Я попыталась вложить в свой взгляд максимальное количество злости, на которое была способна в тот момент. Какой же хитрый! Какой болван! Это что же, он пытается нас… «помирить»? — я сморщилась от этой мысли.

Деваться было некуда, вокруг толпились студенты, а первокурсники радостно занимали свои места вдоль стен, размещаясь как можно дальше от стола для дуэлей.

Я кивнула Гаррету, слегка подталкивая его к Поппи и Натсай и отдавая ему свою сумку. Палочка в руке нагрелась от волнения.

«Главное сдерживать древнюю магию — учителям, а уж тем более первокурсникам, это представление ни к чему». Я жутко волновалась, ступая на стол. Ноги едва подкосились, когда я увидела своего противника. Сколько же таких дуэлей было у нас за спиной.

Сэллоу выглядел мрачнее тучи: чёрные брюки, такая же рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами, галстук намотан на кулак. Волосы взъерошены, отчего смешно выглядывали кончики ушей. Он смотрел на меня исподлобья, из-за этого тёмные круги под его глазами выглядели ещё темнее, это невероятно пугало. Он держал палочку неохотно, точно какой-то мусор, который он вот-вот выкинет, только бы подвернулась урна. Губы Себастьяна были сжаты в тонкую линию, отчего они побелели, и желваки так знакомо заиграли на скулах.

Будто чувствуя наше настроение, болельщики почти не переговаривались, сохраняя гробовое молчание и с любопытством разглядывая нас с ног до головы. Я чувствовала себя ужасно.

Я совершенно не была готова к такому. Все заклинания как будто вылетели из головы, а шрам на шее снова заныл, напоминая о себе и о Круцио. «Но ведь Себастьян не применит непростительных заклинаний», — уверяла я себя, хоть и не верила в это до конца. Выглядел он так, будто единственным человеком на земле, которого он жаждет убить, была именно я.

— Что ж, господа, помните, что мы используем только те заклинания, которые проходили до шестого курса! Удачи вам, и мы начинаем, — профессор Гекат повернулась к первокурсникам, что-то объясняя им шёпотом, но те уже не слушали её, пытаясь вытянуть шеи как можно сильнее, лишь бы посмотреть на нас из-за её спины.

— Левиосо {?}[Гравитационное заклинание]! — выкрикнула я, не совсем осознавая, что творю и где вообще нахожусь. Заклинания вылетали по инерции, на автомате.

— Протего! — Себастьян успел применить защиту, но отчего-то не ударил ответным заклинанием.

— Чего ты выступаешь? — процедила я сквозь зубы, косясь на зрителей и подходя ближе к противнику.

— Я не хочу этой дуэли. Экспеллиармус {?}[Обезоруживающее заклинание]! — палочка было ускользнула от меня, но я успела притянуть её своей энергией, незаметно для других.

— Борись нормально, Конфриго! — подол его мантии слегка задымился.

— Амелия, нет. Инкарцеро! — тугие веревки стянули мои запястья, пока я чуть замешкалась, — Экспеллиармус! — моя палочка оказалась у ног Сэллоу.

Я хотела быстро расправиться с этим нелепым представлением, но Себастьян явно нарывался. Я решила, что он смеётся надо мной и хочет выставить перед всеми дурой. «Только такая дура могла поверить гоблинам», — пронеслись его слова в голове, и мои глаза тотчас потемнели.

Верёвки загорелись безо всякого заклинания, отчего глаза студентов почти вылезли из орбит, и я заметила краем глаза, как Имельда показывает на меня пальцем, что-то довольно шепча студентке Когтеврана. Наверное, пересказывает ей случай в поезде.

— Акцио, палочка! Иммобулюс {?}[Парализующее заклинание]! Инкарцеро! Левиосо! Диффиндо{?}[Режущее заклинание]! Конфриго! — с каждым заклинанием я подходила всё ближе, не отрывая глаз от Себастьяна. Он даже не вскрикнул, когда сильная боль пронзила его тело, и когда он с грохотом упал на пол, потому что мадам Гекат остановила дуэль.

— Так, на сегодня хватит, — обеспокоенно затараторила она, давая указания студентам постарше вывести впечатлённых донельзя первокурсников и ощупывая скрюченного на полу Сэллоу. Я увидела небольшую лужицу крови рядом с его боком, куда я пустила режущее заклинание.

В моих глазах всё ещё полыхал огонь, и я уже не замечала, как с испугом таращатся на меня студенты, не решаясь подойти ближе.

***

— Оминис, эта дуэль — последнее, что нам с Амелией надо, — раздражённо и громче, чем стоило, выпалил я.

— Себастьян, послушай. Всё не так плохо. — Друг явно уже разочаровался в своей идее, ощущая присутствие чуть ли не всей школы. — Сейчас вы быстренько с этим расправитесь и, быть может, поговорите по душам.

— Какой же ты наивный, Мракс. На тебя совсем не похоже. А знаешь, как будет? Я снова сделаю что-то не так, и она вспыхнет, как спичка, не успеешь и рта разинуть, — бесполезно было что-то объяснять — похоже, всё было уже решено. Я встретился с

обеспокоенным взглядом Амелии, и мне стало нестерпимо жаль её. Жаль, что всё

это произошло с нами. Жаль, что это до сих пор происходит.

Когда мы вставали на дуэльный стол, я заметил, какое подавленное состояние она пыталась скрыть.

Её кожа была бледнее обычного, а глаза будто потухшие, безжизненные. Она старалась вести себя живо, жестикулируя и натягивая улыбку, но от меня ничего

не скрыть. Я видел её душу насквозь. Всю её боль, все кровоточащие раны. Взгляд

невольно упал на её шею, где за воротом скрывался ожог. Я больше не смогу сделать

ей больно. Никогда.

***

Лёжа на полу и ощущая острую боль в боку, я не злился на Амелию. Я не чувствовал ничего, кроме облегчения, что эта дуэль закончилась. Меня не волнует, сколько крови я

потеряю, я лишь хочу, чтобы душевная боль навсегда покинула Амелию, пусть даже мне

придётся забрать её себе в двойном объёме.

Издалека, будто сквозь туман, я слышал едва различимые слова мадам Гекат, которая что-то причитала и постоянно трогала мой лоб. Дальше лишь темнота и слабое биение собственного сердца.

Комментарий к 6. Дуэль

Ваш фидбэк невероятно мотивирует, спасибо! :3

========== 7. Чудовище ==========

Комментарий к 7. Чудовище

Должна предупредить, что в начале повествование в настоящем времени задумано, чтобы передать состояние С. (такой же приём будет использоваться и дальше).

Талантливая Lady Pollyka (https://ficbook.net/authors/4671367) любезно озвучила эту главу своим прекрасным голосом!:3 Послушать можно тут:

https://drive.google.com/file/d/1eHT3TV7y7wWKhz8T7AJYuocktLWNa4PY/view?usp=drivesdk

Приятного чтения!

Я открываю глаза и вижу нависающую над собой тень кроны дерева. Оглядываюсь, чтобы сориентироваться, но вокруг лишь пышно цветущая зелень. Где я? Тишина. Я пытаюсь подняться, спиной чувствуя холодную и шершавую кору. Палочки нет. Куда же она подевалась?

Обхожу дерево и замечаю чуть поодаль девушку. Она сидит у обрыва спиной ко мне, опёршись руками о землю. Смотрит куда-то вдаль, болтает в воздухе свешенными ногами.

Кто это? Подхожу ближе и в залитом солнцем лице узнаю Амелию. Моё сердце замирает перед тем, как я широко улыбаюсь и уже хочу дотронуться до её плеча, как…

Как она спрыгивает вниз, сохраняя абсолютно безмятежное выражение лица. Я слышу всплеск воды и просыпаюсь.

Резкий глубокий вдох, и я сижу на постели, нервно озираясь по сторонам.

— Мистер Сэллоу, как хорошо, что вы очнулись! — мадам Чиррей забывчиво всплёскивает держащими кувшин руками, отчего вода в нём слегка проливается на прикроватную тумбочку. Она спешно ставит кувшин и подходит ближе, чтобы дотронуться до моего лба. Могу поспорить, она делала это каждые пять минут, пока я спал. Озираюсь вокруг и не вижу ни души, кроме этой заботливой женщины.

— Мадам, — я аккуратно отстраняюсь от её ладони, — что со мной случилось? Так бок болит. — Осторожно прижимаю руку к тому месту, что ужасно ноет — из-за больничной пижамы и, видимо, слоя бинтов, не могу понять, что там: ожог, порез или укус?

— Не трогайте там ничего! — она сердито отдёргивает мою руку от раны. — Я не знаю, что у вас там произошло, но вы ещё не готовы к выписке! — она берёт стакан с водой и подносит его к моим пересохшим губам.

Сначала я раздражаюсь, что меня поят, как маленького, и хочу отказаться, но как только одна лишь капля попадает мне на губы, я с жадностью выпиваю весь стакан залпом, только успевая вытирать убегающие капли с подбородка рукавом.

Чуть отдышавшись, я всё же возвращаю голову на подушку, потому как в сидячем положении она начинает неимоверно кружиться. Странно, что я толком ничего не помню. Неужели упал с метлы?

В этот момент в ушах раздаётся оглушительный писк, и я хватаюсь за голову двумя руками, как будто это может помочь унять кошмарный звук.

— Мистер Сэллоу, вам надо принять зелье, вы сильно ударились головой этим утром. — Чиррей обеспокоенно склоняется надо мной, протягивая какую-то склянку с красным содержимым.

Я послушно выпиваю, даже не спрашивая, что это за лекарство. Лишь бы оно помогло избавиться от боли и шума в ушах.

Через пару минут мои веки слипаются, и я проваливаюсь в сон.

***

— Мисс Мэллори, будьте добры объясниться. — Директор Блэк еле сдержался, чтобы не стукнуть по столу кулаком.

Я стояла в его кабинете, опустив голову. Ноги еле держали меня: они бы вот-вот подкосились, и я бы повалилась на пол от бессилия.

Было уже почти невозможно удерживать слёзы, они катились по щекам крупными каплями, неприятно щекоча подбородок и шею.

— Мистер Блэк, выпейте воды. — Матильда Уизли стояла прямо за директором, контролируя его, будто марионетку. Она заботливо, но в то же время настойчиво повернула его к себе лицом и многозначительно вскинула брови, кивая в мою сторону.

— Кхм-кхм. — Мадам Гекат сделала шаг ко мне, готовясь что-то сказать.

— Я, пожалуй, выйду. — Блэк уверенно направился к выходу, не удостоив меня даже взглядом.

Все присутствующие облегченно выдохнули, как только за директором закрылась дверь.

— Амелия, дорогая, присядьте и попытайтесь успокоиться. — Нежная рука профессора потянула меня вниз на стул, куда я тут же рухнула.

Все голоса смешались в один: я не различала, кто и что мне говорит, лишь видела мельтешащие силуэты, расплывающиеся в глазах из-за слёз. Я больше не могла сдерживать их, а забота учителей только подстегнула жалость к самой себе и своему поступку. Я закрыла лицо руками и начала громко плакать, наклонившись к коленям.

Кто-то заботливо гладил меня по спине, кто-то успокаивающе что-то шептал, но мне было всё равно, я не хотела останавливаться.

Становилось легче с каждой новой волной рыданий, несмотря на то, что спустя уже пару минут голова стала раскалываться, из-за этого я ощутила подступающую тошноту. Я резко закашлялась и выпрямилась, чувствуя, что готова говорить. У моего лица вмиг оказалась пара носовых платков, что вызвало во мне слабую, но искреннюю улыбку.

— Спасибо. — Я с благодарностью посмотрела на стоящих передо мной Уизли и Гекат. Выглядели они ужасно обеспокоенными: то и дело поджимали губы и заламывали в отчаянии руки.

— Может, вам отправиться в больничное крыло? — начала было Уизли, но тут же осеклась, видимо вспомнив, кто сейчас там лежит. Она беспомощно посмотрела на свою коллегу, как будто говоря: «Я сдаюсь», и отвернулась к окну.

— Мисс, не хотите пойти в гостиную и немного поспать? У вас по расписанию сегодня ещё три урока — я договорюсь с профессорами. Думаю, ваша успеваемость от этого не пострадает. — Гекат была на удивление сдержанна и совсем не суетилась, говоря вкрадчиво. Её голос успокаивал, и мне так захотелось оказаться в родительских объятьях, хоть раз почувствовать, каково это.

— Я… д-да, м-мне… мне, наверное, стоит… — Я всё ещё продолжала заикаться после судорожных рыданий, поэтому решила молча ретироваться, моля Мерлина, чтобы по дороге меня никто не трогал.

Спустившись с лестницы гостиной, я с ужасом увидела целую толпу студентов, окруживших кресло, на котором сидел Оминис и что-то запальчиво объяснял.

Разумеется, я не смогла незаметно проскочить в комнату. Все присутствующие обратили на меня любопытные и… испуганные взгляды.

Оминис растерянно замотал головой, не понимая, почему все остальные замолкли.

Неудивительно, но именно Имельда решила нарушить неловкую тишину.

— Амелия, ну ты, конечно, даёшь! — как же она была очаровательна в своей простоте и беспечности и в то же время неимоверно этим раздражала.

Кто-то из толпы шикнул и потянул её за рукав. Она непонимающе пожала плечами.

— Ребята, вы… — я всё ещё не могла говорить без всхлипов, — вы все меня осуждаете? — я с надеждой обвела глазами группу студентов, среди которых увидела Поппи, Натсай, Гаррета, Имельду, Саманту, Амита и Оминиса. Амит едва заметно улыбнулся и кивнул, когда наши взгляды встретились.

— Амелия, мы не то, чтобы осуждаем, но…, — Натсай прижала указательный палец к губам, раздумывая, — мы не понимаем.

Она развела руки в стороны и посмотрела вокруг. Послышался одобрительный гул голосов. Все были согласны с её позицией.

— Я тебя вообще не узнаю. А если бы ты ранила кого-то ещё? Первокурсников?

Я не сразу поверила, что это говорит Гаррет. Я была уверена, что кто-кто, а он точно меня поддержит. Мои глаза с ужасом и непониманием широко раскрылись, и я повернулась в его сторону.

— Гаррет, ты… ты правда так думаешь? Что я могу причинить кому-то из вас вред?

— Ты на наших глазах ранила Сэллоу, он потерял много крови. Почему ты это сделала? — он выглядел напуганным и взбешённым.

— Вы не знаете, что было между нами. Почему я так поступила. — Я поджала губы и отвела взгляд, теряя над собой контроль. Руки сами сжались в кулаки.

— Вот именно, что не знаем. Расскажи нам! — Имельда видела во всём этом веселье, забаву. Возможно, она даже не понимала, что может лишиться лучшего охотника команды, если Себастьян не поправится к октябрю.

Я попыталась заглянуть в глаза каждому, кто стоял передо мной.

Поппи была напугана больше других: она смотрела на меня своими большими глазами и из-за этого была похожа на Лунтелёнка {?}[Очень милая волшебная тварь]. Больше всего на свете мне не хотелось, чтобы она меня боялась.

Натсай смотрела уверенно: её мягкий взгляд буквально просачивался в мою душу, он согревал. Я на расстоянии чувствовала её поддержку, её готовность выслушать. Сейчас она хотела меня лишь понять. Ей, как никому другому известно, каково это — сталкиваться с презрением окружающих за то, кто ты есть.

Оминис так и сидел в кресле, его невидящий взгляд был направлен прямо на мои руки, сжатые в кулаки. Сама его поза выражала сиюминутную готовность вскочить и побежать на помощь. Мне тотчас захотелось всё ему объяснить, но я знала, что он уже давно всё понял.

Имельда и Саманта стояли чуть в стороне. В глазах Имельды плясал огонь, она жаждала подробностей, сплетен, интриг. Её беспечность меня обезоруживала: я не злилась на неё, лишь удивлялась широким границам её самообладания.

Саманта смотрела на меня исподтишка, заслонившись подругой. Ей было всё равно, что там у меня происходит, она боялась за себя и… Себастьяна?

Амит. Его я не видела на церемонии, да и на первых двух уроках наше расписание на совпало. Сейчас он выглядел как будто лишним среди этих зевак. Его дружелюбная полуулыбка успокаивала, а добрый взгляд вселял уверенность в том, что ещё не всё потеряно, у меня ещё остались здесь друзья.

Гаррет находился ко мне ближе всех: положение его тела было слегка агрессивным. Он смотрел на меня как будто разочарованно, словно осуждая за мой поступок. Я знала, что встречусь с такой реакцией, но чтобы от него?

Я попыталась ласково улыбнуться и протянуть к нему руку.

— Гаррет, послушай… — он недоверчиво покосился на меня и попятился назад. — Ты… ты меня боишься?

Я растерянно опустила руку, когда Уизли потянулся за своей палочкой в карман мантии.

— Я бы никогда не причинила никому из вас зла, — я говорила почти шёпотом, скорее успокаивая себя, чем ребят, — я бы никогда…

В голове проносились взгляды, с которыми я только что встретилась, и я поняла, что одного не хватает.

— А где Анна? — я резко подняла голову, испуганно оглядывая гостиную. Чуть не подвернув ногу, побежала к нам в комнату, надеясь увидеть там подругу. К моему разочарованию, комната оказалась пуста.

— Она ушла в больничное крыло к брату, — послышался голос Оминиса за моей спиной.

Я неловко развернулась и вышла из комнаты, готовая снова заплакать в любой момент. Не представляю, что после этого думает обо мне Анна.

Оминис предложил спуститься в Крипту и обо всём поговорить, и под подозрительные взгляды ребят мы покинули гостиную Слизерина.

***

— Амелия, я попросил профессора Чесноук заварить каких-нибудь успокаивающих трав. Зелья тебе сейчас ни к чему. — Друг протягивал мне чашку, от которой шёл пар.

Поднеся её к носу, я ощутила весьма приятный, хоть и резкий аромат. Стёкла очков тут же запотели, и я поспешила убрать кружку от лица.

Я ждала его в Крипте уже минут десять, пока он подготавливал помещение для серьёзного разговора: бегал за травами, раскладывал плед и зажигал факелы на стенах. Его присутствие успокаивало, и в то же время пугала предстоящая беседа по душам: Оминис всегда говорит всё прямо, что иногда может быть не очень приятным.

Отхлебнув отвара, я закрыла глаза и попыталась расслабиться, сидя на нашем потрёпанном диване. Проводя рукой по его кое-где порванной и обшарпанной обивке, я подумала о том, сколько же раз предлагала заменить его на более комфортный, но Себастьян сказал, что тогда потеряется весь антураж Крипты. Мои губы предательски задрожали, когда я вспомнила о нём. Неужели я действительно сделала то, что сделала? Сглотнув ком в горле, открыла глаза и увидела сбоку от себя Оминиса, усаживающегося на диване.

Я села к нему полубоком, поскольку ширина дивана и моя узкая юбка позволяли только такую позу. Друг сделал то же самое, запрокинув одну ногу на другую.

— Ну, рассказывай. — Он тоже взял чашку и немного оттуда отхлебнул.

— Оминис, скажи честно, я – чудовище? — я была готова разрыдаться вновь, но его горячая ладонь накрыла мою, и он мягко заговорил.

— Амелия, вы с Себастьяном очень мне дóроги, и никого из вас я не считаю чудовищем. Ну… — он слегка задумался, — из вас двоих точно не тебя.

Я раскрыла рот от удивления, потому что даже шутка в конце не перебила то редкое откровение, которое я услышала в начале. Это было совсем на него не похоже.

— Мы? Дóроги? Оминис, что там у тебя в кружке? Сыворотка правды? — я попыталась в шутку заглянуть ему в чашку.

— Серьёзно. Я отчасти понимаю, почему ты так поступила. Но, — друг на секунду замешкался, — ты неправильно истолковала его мотивы во время дуэли.

Я и сама не знала, что со мной тогда произошло: вдруг всё вокруг показалось мне каким-то цирком, где я — зверушка, которую используют в качестве развлечения.

Оминис воспользовался тем, что я задумалась, и продолжил:

— Мы разговаривали с ним прямо перед дуэлью. Он сказал, что не хочет в этом участвовать. Ему больше не хотелось причинять тебе вред.

— Может, ему и не хотелось, но он только и делал всё это время, что причинял мне вред! — горячий отвар в кружке немного выплеснулся мне на руку, отчего я болезненно шикнула, собирая капли губами.

— Я знаю, как трудно с ним иногда бывает. Раньше он просто ни с кем особо близко не общался, а я, ну ты знаешь, не сильно эмоциональный. Потом появилась ты, и его как будто подменили. Ты такая же упёртая, как и он, и вам вдвоём очень непросто друг с другом. — Оминис покачал головой и тяжело вздохнул. — Вам бы просто поговорить с ним. По душам.

— Да, мы уже как-то поговорили, — хмыкнула я, вспоминая недавний разговор здесь же, в Крипте, который закончился нелепым поцелуем. О, Мерлин! Как хорошо, что Оминис не мог видеть, как мои щёки покраснели. Однако я всё равно поспешила спрятать лицо за чашкой, отхлёбывая немного отвара.

— Так вы сходили в пещеру? — друг с энтузиазмом подался вперёд, но только после минуты моего молчания осознал, что болтнул лишнего.

— Ты! Откуда ты знаешь про пещеру? — я предусмотрительно отставила чашку на столик рядом, готовясь к рукопашному бою.

— Мне… мне Себастьян сказал, ты чего?! — он попытался встать, но я резко пригвоздила его к дивану, положив ему на плечо руку.

— Врёшь! Он сказал, что не хочет втягивать вас с Анной, он бы не проболтался! — до меня уже всё дошло, хотелось лишь услышать правду от него самого.

— Прости меня, Амелия. — Сдался Оминис, беспомощно обмякая на диване. — Я вообще не знаю, как нам… то есть, мне такая мысль пришла в голову. Я не мог видеть, как вы избегаете друг друга. Ты постоянно отказывала мне, когда я предлагал нам всем вместе сесть и поговорить. Да и Себастьян, — он неопределённо махнул в сторону, — тот ещё баран!

— Здесь я соглашусь, — хмыкнула я, но тут же вернула лицу серьёзное выражение. — Ты же понимаешь, что это было жестоко по отношению к нам?! Я прощалась с жизнью, заходя в эту треклятую пещеру! — я вспомнила тот день и поёжилась от пробегающих по телу мурашек.

— Да понимаю, понимаю! — Оминис затряс руками перед моим лицом. — В моей голове этот план выглядел намного лучше, впрочем, как и эта дуэль. Я привык, что вас с Себастьяном сближают проблемы, вот и решил, что это поможет.

— Кстати о дуэли. — Я придвинулась ближе, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не стукнуть друга по лбу. — Мадам Гекат проговорилась, что это твоих рук дело! Оминис, что с тобой в этом году не так? Где твоё благоразумие?

— Не только же вам думать одним местом! Я устал быть в нашей компании здравым смыслом. Просто хотел вас сблизить снова, чтобы вы высказали друг другу все претензии!

— А какие, позволь узнать, претензии ко мне у Сэллоу? — я неодобрительно подбоченилась, глядя на друга с прищуром.

— Узнай у него сама! Как раз и навестишь больного. — Он фыркнул и отвернулся, приглаживая волосы на затылке.

— Больного? Разве что на голову! Подумаешь, царапина. — Я пыталась отмахнуться от подступающего чувства вины, но это было почти бесполезно. Я знала, что поступила ужасно и что должна навестить Себастьяна и попросить у него прощения.

— Ага, царапина. Поэтому мадам Гекат чуть не потеряла сознание, а вопли первокурсников? Ты напугала их до смерти!

— Спасибо, что напомнил мне об этом, я уж было забыла, — с обидой отозвалась я на слова Оминиса, и он слегка стушевался.

— Да, прости, что-то я… сегодня болтливый какой-то. — Он поджал губы и потёр заднюю часть шеи рукой.

— На самом деле ты прав, мне надо сходить в больничное крыло. Может, сейчас нам как раз и удастся нормально поговорить и всё обсудить. — К глазам снова предательски стали подступать слёзы. Я попыталась проморгаться, но было бесполезно: доверчивая обстановка в Крипте сделала своё дело, и я тихо затряслась, пряча лицо в ладонях. Как же надоела эта плаксивость!

— Не переживай, я уверен, Себастьян поймёт и с готовностью поговорит с тобой… а? Что такое? Ты плачешь?

Оминис в одно движение оказался рядом, неловко приобняв меня за плечи. Мои рыдания набирали силу, и я отчаянно уткнулась другу в плечо. В нос ударил резкий запах тмина. Он не был хорош в утешениях, поэтому ограничился лишь неумелыми похлопываниями по спине и неразборчивыми причитаниями.

— А тебе не надо на уроки? — я неохотно подняла голову от уже насквозь промокшей мантии Оминиса и стала яростно тереть глаза, пытаясь хоть что-то увидеть.

— У меня сейчас профессор Бинс, а мы с ним на короткой ноге, так что он поймёт, когда я ему всё объясню.

— Ох, ты оставил историю всё-таки? Ужас, я не завидую тебе, Бинс — такой зануда… Он мне тут недавно сказал: «Юная лоза смогла победить столетний дуб… Лоза — это вы, а дуб — это Ранрок». Что это было вообще? Вот как на это реагировать?

Я не сразу сообразила, почему Оминис сложился пополам, но тут услышала гогот и всё поняла. Я с готовностью подхватила настроение друга, и мы уже вдвоём хохотали, развалившись на диване.

Слёзы остались на прежнем месте, только теперь они были отнюдь не горькими.

***

Я смог разлепить веки, только когда солнце почти скрылось за горизонтом. Всё тело ломило, и я не понимал, из-за чего: температуры или неудобных больничных коек?

Резко втянув воздух, попытался перевернуться на другой бок, но он тут же заныл, напоминая о ране. В голове всплыли слова медсестры о том, что на него лучше не ложиться, дабы не повредить повязку. Левой рукой попытался нашарить стакан с водой на тумбочке, но наткнулся на кусок пергамента. В темноте было ни черта не разобрать, а палочка куда-то запропастилась, и я попытался, сидя на койке, поймать луч уходящего солнца, заглядывающего в окно. Я едва смог разобрать слова, написанные почерком Анны:

«Себастьян, я приходила, но ты спал. Не хотела тебя будить, так что приду завтра. Постараюсь на перемене, но могу не успеть. Если что, жди вечером. Поправляйся скорее, я очень по тебе скучаю.

Целую, Анна»

Эта короткая записка грела мою душу, но я поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы она была от Амелии. Замахнулся, чтобы хлопнуть себя по лбу, но бок снова заныл, а голова закружилась от сидячего положения. Я свернул пергамент и сунул его под подушку, быстро укладывая на неё голову, пока меня не стошнило.

Воспоминания о произошедших утром событиях накрыли волной. Я вдруг вспомнил испуг и визг первокурсников и горящие огнём глаза Амелии.

Больше всего на свете я бы хотел сейчас её увидеть. Конечно, выгляжу я как побитая дворняга, но плевать. Наверняка её весь день отчитывали из-за моей раны. Надо обязательно поговорить с директором и профессором Уизли, сказать им, что я не злюсь. Я знаю, что она не желала причинить мне вред. Не хочу, чтобы её наказывали или лишали стипендии.

Я вспомнил, что её мантия так и осталась лежать у меня в комнате под кроватью, источая слабый цитрусовый запах каждый раз, когда я ложился спать. Вот бы сейчас ощутить этот аромат. Я блаженно закрыл глаза, представляя себе лимоны, лайм и грейпфруты.

Улыбка сползла с моего лица, когда я понял, что действительно чувствую все эти запахи. Несколько раз жадно и настороженно втянул воздух носом и в панике открыл глаза. Неужели схожу с ума?

— Себастьян, это я. — Амелия виновато улыбалась, сидя на корточках прямо перед моим лицом. — Как ты?

Комментарий к 7. Чудовище

Спасибо! Ваш фидбэк невероятно мотивирует :3

========== 8. Наваждение ==========

Комментарий к 8. Наваждение

Приятного чтения 🫶🏻

Я смотрел на её лицо, окутанное темнотой, и не понимал: это мне снится, или она и вправду пришла? Если это всего лишь сон, то, пожалуйста, Себастьян, не просыпайся, не смей! А если нет…

— Ау, ты тут? — Амелия помахала рукой перед моими глазами. — Сильно головой ударился?

— Несмешно. — Я моргнул, приходя в себя, и попытался встать с кровати. Со стороны, должно быть, выглядело это жалко, потому что Амелия тут же стала пытаться уложить меня обратно.

— Не вставай, не надо! Я ненадолго заскочила, вот и еды у эльфов выпросила, — она достала из сумки завёрнутые в бумагу сэндвичи и пару яблок.

— Вообще, мадам Чиррей не разрешает мне пока есть что-то помимо больничной еды, — при мысли о местном пайке меня чуть не стошнило, — но я с радостью поем, спасибо.

Я неловко забрал у Амелии еду и положил на кровать рядом с собой, стараясь не подавать виду, что я голодный, как тролль. Да и вообще: меня переполняли эмоции, я был так рад, что она пришла. Нельзя этого показывать, нельзя!

Было очень трудно сидеть, а есть лёжа не представлялось возможным, так что я попытался спиной опереться об изголовье кровати так, чтобы хорошо видеть Амелию и вход в больничное крыло. Если кто-либо увидит, что она тут прохлаждается, нам обоим будет несладко.

— У тебя тут, это, — она потянулась к моему подбородку, — крошки, Сэллоу! — передумав, достала из кармана платок и протянула мне.

В забытьи я и не почувствовал, как проголодался. Это уже становится традицией – питаться по указке Мэллори. Сбив оскомину, уже мог мыслить яснее, да и тошнота притупилась вместе с головной болью. Теперь я, дожёвывая яблоко, наблюдал за Амелией, сидящей на соседней кровати. Она смотрела в сторону окон на противоположной стороне и вертела в руках какую-то маленькую баночку. Её пальцы в тусклом свете луны выглядели очень маняще: хотелось прильнуть щекой к гладкой коже и замурчать, словно кот. Хм, кот! Если я сейчас и похож на кота, то только на того облезлого и блохастого, что вечно ошивается в Хогсмиде около лавки «Стипли и сыновья».

Ещё эта дурацкая больничная пижама. Для кого такие шьют вообще? Когда я лежал здесь два года назад после матча по квиддичу, мне выдали пижаму на два, а то и на три размера больше. Сейчас же всё наоборот: штаны едва закрывали середину голени, а рукава рубашки впивались в сгиб локтя. Я попытался натянуть одеяло так, чтобы скрыть этот позор, но в этот момент Амелия как раз оторвалась от разглядывания полумесяца за окном и посмотрела на меня.

— Милая пижама. От первокурсника досталась, что ли? — она закинула ногу на ногу и, опершись о руку подбородком, поставила локоть на колено.

— Твою ничто не переплюнет, — ляпнул я и тут же покраснел. Хотя это не имело значения, потому что даже сквозь почти непроглядную тьму я заметил, как Амелия смутилась и отвернулась.

— Кхм,как там ребята? Анна заходила сегодня, пока я спал, — я решил сменить тему, доставая из-под подушки записку сестры.

— Ребята? Ребята меня осуждают, а с Анной я разминулась, не удалось поговорить, — она рассеянно взяла пергамент между пальцев и вскользь пробежала глазами по написанному.

— Осуждают? За что? За то, что…?

— Ранила тебя, да, — она с вызовом посмотрела мне в глаза. Холод пробежал по позвоночнику, вызывая очередной приступ тошноты, — я поступила ужасно, Себастьян. Прости меня.

Эти слова… эти слова не были мёдом для моих ушей, они вызвали скорее недоумение. Это я должен извиняться, это я должен просить прощения, стоя на коленях. Взгляд упал куда-то в то место, где был след от Круцио.

— Ты не должна извиняться. Это была дуэль — я проиграл, вот и всё.

Почему в такие моменты мой мозг не работает? Я не нахожусь, что ответить, хоть мыслей целая куча. Всё выглядит так, будто я набиваю себе цену: «Посмотри, какой я жалкий, лежу тут в лилипутской пижаме, не имея сил даже дойти до толчка! Девчонка победила меня в дуэли, я так несчастен!» Противно от самого себя.

— Проиграла я, раз не смогла совладать с эмоциями. Оминис мне всё рассказал, — она снова задумчиво покрутила свою баночку в руках, откручивая яркую крышку, — а ещё… ты знал, что это он написал ту записку про пещеру?

— Что?! — я буквально подскочил на месте, отчего одеяло сползло на пол, открывая взору мой постыдный вид, — Мерлин!

Я попытался потянуться к упавшему одеялу, но голова так сильно закружилась от внезапных движений, что я почти свалился с кровати, едва успев выставить руку вперёд. В этот момент Амелия тоже спохватилась, чтобы помочь мне. Она слегка коснулась моих пальцев, подавая плед. Мерлин, какие холодные руки!

— Оминис… он… даже не знаю, как описать его поступок! — она вернулась в своё прежнее положение и принялась подушечками пальцев зачерпывать содержимое загадочной баночки и наносить его на шею. Нервничала?

— Это он тебе сказал? И почему он это сделал? — я не мог оторвать взгляд от её изящных и плавных движений. Хотя плавными, конечно, их назвать нельзя было: она растирала кожу под подбородком почти до красноты, втирая в неё что-то прозрачное. До меня донёсся цитрусовый запах. «Духи. Так вот, как ты это делаешь! Вот, почему от тебя так вкусно пахнет всегда. Ты носишь эту баночку с собой», — уголок моего рта слегка поднялся в улыбке. Её движения были выверены, доведены до автоматизма. Это гипнотизировало.

— Да, он признался мне сегодня, когда мы разговаривали в Крипте после того, как Гаррет, — она в возмущении вскинула голову, — почти наорал на меня!

Вот это новости! Если бы я сейчас летел на метле, то точно бы свалился с неё.

— Что? Уизли? Наорал? На тебя? — я в недоумении вытаращил глаза, уже позабыв и про пижаму, и про головную боль, и про тошноту.

— Ну, не то, чтобы прямо наорал, но отчитал, как провинившуюся школьницу! — Амелия поджала губы, видимо осознавая, что на самом деле она и есть — провинившаяся школьница.

Я не мог вспомнить новостей прекрасней и забавней за последние пару месяцев. Всё моё существо буквально встрепенулось, когда я осознал, что эти голубки поссорились. О, видеть бы мне лицо клятого Уизли! Как же так? Он действительно разозлился на Амелию, что та меня ранила? Что-то не сходится…

— Так получается, рыжий не оправдал твоих надежд? — я почти подпрыгивал на месте от переполнявшей меня радости. Мне бы заткнуться и сделать вид, что мне жаль, но я не мог! Мерлин, не мог!

— В каком это смысле? — она свела брови и на мгновение перестала втирать в кожу духи.

— Ну, отвернулся от тебя, понимаешь… — «Себастьян, не продолжай», — этот придурок нашёл кого получше?

Себастьян, чёрт бы тебя побрал!

— Надеюсь, «придурок» — это ты про себя, потому что ты, Сэллоу, — она вскочила и ткнула в мою грудь указательным пальцем, — настоящий идиот! — развернулась и вылетела из больничного крыла, словно снитч.

Я так и остался сидеть с раскрытым ртом, пытаясь осознать всё услышанное. Чёрт, я даже не расстроился, что сболтнул лишнего! Слава Мерлину, что этот дуэт наконец распался. Я в блаженстве плюхнулся спиной обратно на койку, скрепляя руки на груди в замок. Прикрыл глаза и так и уснул, не пряча довольную улыбку на губах. Поскорее бы выписаться!

***

Какой же кретин! Ну почему он всегда всё портит?!

Я бежала из больничного крыла, напрочь позабыв о дезиллюминационном заклинании и о том, что я, вообще-то, уже должна спать в своей кровати. Ещё и баночку с духами забыла! Теперь просить профессора Шарпа, чтобы дал ингредиенты, а он такой ворчун и скряга.

Я резко остановилась, увидев неподалёку старост, делающих обход. Шмыгнула в тень и попыталась прийти в себя. Каждый раз, когда мы пытаемся поговорить с Себастьяном, у нас выходит чёрт-те что, и всё из-за него. Да и из-за меня иногда. Но в большей степени из-за него!

Как только старосты отошли в сторону, чтобы что-то обсудить, я прокралась мимо, успешно добираясь до своей гостиной. Надо прекращать такие поздние вылазки.

Ужасно хотелось оказаться под душем. Просто смыть с себя все произошедшие за эти пару дней события.

Женская ванная находится в противоположной от нашей комнаты стороне, из-за чего я уже хотела махнуть рукой на эту затею, но всё же поборола лень.

Наша ванная для девочек — поистине замечательное место. Мы дежурим по очереди каждую неделю: убираемся, следим за порядком и пытаемся поддерживать уютную атмосферу. Пару раз парни захаживали в нашу уборную, снедаемые любопытством, но мы оберегаем нашу обитель как зеницу ока.

Очень приятно зайти сюда после тренировки или травологии, когда Мандрагора обсыпала тебя землёй с головы до ног, и просто побыть в тишине каких-то пять минут. Это — максимум, который можно себе позволить в дневное или вечернее время. Редко, когда кто-то ходит сюда ночью за тем, чтобы помыться, но я почему-то приноровилась посещать ванную именно в это время весь прошлый учебный год.

Сейчас помещение выглядело ещё уютней: на этой неделе дежурила девочка с третьего курса, она ужасно дотошна в отношении чистоты: все краны, полочки и даже крючки блестели, как новые. Я тут же зажгла свечи и открыла воду.

Предвкушая струю горячей воды, под которую вот-вот подставлю лицо и тело, почти замычала от нетерпения. Одежда, в которой я провела эти два ужасных дня, выглядела просто отвратно, даже несмотря на то, что я несколько раз применяла магию, чтобы привести её хоть в какой-то порядок.

Больше никогда в жизни не надену такую узкую и неудобную юбку, клянусь! Я бы вообще её не купила, если бы не Натсай, буквально заставившая меня взять её на рождественской распродаже. С тех пор вещь так и лежала у меня в шкафу, нетронутая до вчерашнего дня.

Наконец встав под воду, я облегчённо свесила руки и попыталась расслабиться. Растирая кожу мыльной пеной, я думала лишь о сегодняшнем дне. Даже сейчас, находясь далеко от Сэллоу, слышала его слова: «Что, Уизли нашёл себе кого получше?». Что он вообще имел в виду? Я даже не задумывалась, почему Гаррет себя так повёл. Не было времени размышлять об этом. Мне показалось, он просто растерялся. Увидел, как я причинила боль некогда другу, вот и представил себя на его месте. Я бы тоже не на шутку испугалась, стань свидетелем такого. Но, с другой стороны, почему, например, Оминис или Амит не отвернулись от меня? Амит вообще до сих пор не может прийти в себя после нашей совместной вылазки в гоблинскую шахту, когда мы искали чертежи бура по наводке Лодгока. Парень тогда до смерти напугался, ведь я обещала ему просто «тихо и спокойно раздобыть нужные бумаги», а сама обрушила на нас двоих гнев этих злобных существ. Вот врушка. Я ничем не лучше Сэллоу.

Запах мыла смешался с запахом моих любимых сухих духов, из-за чего комната, уже наполненная паром, ощущалась райским местом.

Один случай, произошедший со мной этой весной, тут же всплыл в памяти, отчего я пристыженно зарылась лицом в ладони, прячась под струёй воды.

Я помогала мистеру Муну, нашему смотрителю, разыскивать статуи демимаски {?}[обезьянка] по всему Хогвартсу, когда набрела на башню старост, а именно на их ванную. Мерлин, это было настоящее чудо! Хоть я и должна была быстро прошмыгнуть туда-обратно, оставшись незамеченной, но то зрелище буквально приковало меня к месту.

Передо мной расстилалась огромная ванна, в которую набиралась вода, идущая из кранов в виде русалок. Я никогда не забуду их изящные движущиеся хвосты.

Когда я поделилась своим открытием с Поппи и Натсай, они недоумевали, неужели я впервые вижу ванную старост? Оказывается, она — одна из причин, почему многие хотят занять этот пост, закрывая глаза на груз ответственности и обязанностей.

В тот вечер я вся извелась, думая об этой ванне с русалками. С детства я обожала воду и всё, что с ней связано: ныряние, закаливание, прогулки под дождём. Даже топеройки сначала не казались мне чем-то страшным, пока одна из них чуть не откусила мне ногу.

Именно по причине любви к воде, виварий с болотными жабами в Выручай-комнате — моя отдушина. Деек сделал мне там океан, в котором можно плавать, хоть я и бываю там редко.

Так вот, на следующее утро я поделилась своими мыслями с Натсай, которая с ходу мне предложила авантюру: ночью, после отбоя, отправиться в башню старост и поплескаться в их ванне, пока они на обходе. У нас было чуть больше получаса на всё про всё. Разумеется, Поппи мы ничего не сказали, она бы закатила истерику и точно бы кому-нибудь проболталась о нашей затее.

Добраться до места после отбоя оказалось не так уж и сложно: весна, конец учебного года, старосты выполняют свои обязанности спустя рукава, так что обошлось без приключений. До поры до времени.

Это был лучший вечер в моей жизни! Я с упоением разглядывала статуи русалок, наслаждаясь пузырьками, появляющимися от бурлящей воды. Натсай еле сдерживалась, чтобы не залиться смехом от радости, но мы старались вести себя тихо. По крайней мере я. Мне тогда даже не пришло в голову, что мы творим что-то неприличное и недопустимое.

Мы уже собирались вылезать, как за дверью послышались шаги и голоса студентов, среди которых я с ужасом узнала Себастьяна и Оминиса. В тот момент вся моя жизнь пронеслась перед глазами, я не знала, что делать, пока Натсай хохотала уже в открытую, предвкушая нашу встречу. Было два варианта: нырнуть под воду и продержаться там столько, сколько хватит воздуха, либо прошмыгнуть в кабинку туалета, которая располагалась прямо у входа. Однако я не успела сделать ни того, ни другого, потому что гогот подруги привлёк этих двоих. До сих пор во всех подробностях помню ошарашенное лицо Себастьяна, открывшего дверь и с опаской заглядывающего внутрь. Должно быть, услышав девичий смех, они с Оминисом не смогли унять любопытство, а может, узнали в этом смехе Натсай.

Сейчас мой стыд сменился смехом: я всё вспоминала лицо Сэллоу, на котором за пару секунд сменилась целая вереница эмоций, когда он увидел меня, стоящую в воде и прикрывающуюся руками. Натсай не могла остановиться, смеясь и прячась за одну из русалок, а я просто стояла посреди ванны и смотрела на ребят. Оминис, как всегда не понимающий, что происходит, допытывался отчёта у друга, а тот будто язык проглотил, вытаращив глаза. Мерлин, я бы отдала сейчас всё, лишь бы ещё раз увидеть это его выражение лица! Он будто увидел Пивза у себя в кровати.

Я захохотала и опустилась на корточки, обнимая колени руками. Оказалось, что Сэллоу с Мраксом тогда искали главного старосту, чтобы доложить о драке в коридоре, но наткнулись на нас. На шум прибежали дежурные, и нам не удалось скрыться бесследно. В тот вечер у наших с Натсай факультетов отняли по целых пятьдесят очков, из-за чего на меня обозлились одноклассники, но всё же я ни о чём не жалею.

Неохотно выходя из душевой, я всё ещё не могла стереть улыбку со своего лица. Воспоминание об этой шалости — одно из немногих, напоминающих мне о немногочисленных беззаботных днях в стенах школы.

***

Проснувшись спустя пару часов, я никак не мог дальше уснуть, всё прокручивая в голове наш с Амелией диалог, если его можно так назвать. Теперь, немного поспав, я всё же осознал, что снова поступил, как олух, но, чёрт, как же я был рад!

По правде говоря, мне этот Уизли никогда не нравился. Вечно ведёт себя, как болван, привлекая всеобщее внимание, особенно на занятиях Шарпа. Постоянно попадает во всякого рода передряги со своими тупыми зельями, от чего девчонки радостно пищат и хохочут. «Маразм!». Я снова прислонился к изголовью кровати, скрещивая на груди руки.

Фокусы рыжего не остались незамеченными и для Амелии: она буквально хлопала в ладоши, наблюдая за стаей бабочек, которые однажды заполнили весь класс Зельеварения, как результат очередного неудавшегося эксперимента Уизли. «Вот же выскочка!», — подумал тогда я, наблюдая, как Амелия заходится смехом, почти подпрыгивая на месте от радости.

После того случая я ни разу не видел её такой весёлой. По крайней мере в моей компании. Да я и не особо обращал внимание на её настроение, мне было важно одно — чтобы она продолжала помогать моей сестре дальше, используя свою древнюю магию.

Сейчас мне стыдно за своё поведение. Я хочу вернуть её, вернуть нашу дружбу, заставить её поверить мне, довериться снова. Хоть я и понимаю, что, скорее всего, это бесполезно — я разрушаю даже призрачную надежду на перемирие всякий раз, как открываю рот!

Я возмущённо мотнул головой в сторону, натыкаясь взглядом на стоящие на прикроватной тумбочке духи Амелии. Должно быть, она их оставила здесь, когда уходила. Точнее, убегала, сломя голову.

Потянулся к заветной баночке, предвкушая сладкий цитрусовый аромат. Крышка не была плотно закручена, поэтому звонко упала на пол, как только я попытался притянуть духи к себе. Я замер на несколько мгновений, вжав голову в плечи, моля Мерлина, чтобы мадам Чиррей или дежурные не нагрянули на звук. Убедившись, что нигде не слышно шагов, попытался найти крышку, не вставая с кровати и оглядывая пространство вокруг. Темно, хоть глаз выколи. Я забыл попросить Амелию, чтобы она помогла мне найти мою палочку. Спустя несколько тщетных попыток, я оставил затею найти злосчастную крышку и в нетерпении поднёс баночку к носу.

— О, Мерлин! — промычал я, обмякая на кровати от удовольствия. Этот запах. Он сводит меня с ума. Почему он такой манящий? Может, она туда что-то подмешивает? Например, амортенцию.

Жадно вдыхая аромат, я представлял её волосы, в которые зарываюсь носом. Её гладкую кожу. Мысленно провожу рукой по её шее, обводя контур шрама. Касаюсь пальцем её губ, слегка приоткрытых, готовых к поцелую.

Я огляделся вокруг: тишина, темнота, щекочущая нервы. Прикрыл веки, воспроизводя всё, что было связано с Амелией: как она спала в нашей гостиной у камина, её пижаму, узкую юбку и пылающее гневом тело в пещере, ванная старост… Чёрт, я и забыл про тот случай.

— Чёрт, чёрт, чёрт! — я ощутил, как в и без того тесных пижамных штанах становится всё меньше места для моего возбуждения. В панике накрываясь одеялом, пытался втягивать воздух ртом как можно активнее, чтобы немного прийти в себя. Это не помогает! Мерлин, только не сейчас, только не сейчас!

«Стоп. А почему не сейчас?», — я замер, слегка оттягивая резинку штанов, чтобы хоть как-то увеличить в них место. «По-моему, сейчас — самое подходящее время сделать то, что ты так давно хотел». Было ощущение, что сам дьявол сидит на плече и шепчет всю эту околесицу мне прямо в ухо. Чёрт бы тебя побрал, Амелия Мэллори!

Ещё пару мгновений в мучительных раздумьях, и я уже спешно спускаю надоевшие штаны, корячась под одеялом. Такого стыда я ещё не испытывал ни разу, но сейчас просто хотелось это сделать. Как можно скорее.

Всё тело вздрогнуло, когда я в нерешимости дотронулся ледяными от страха пальцами до разгорячённой кожи где-то внизу живота. Табун мурашек галопом пробежался по мне от макушки до пят. Что я творю? Неосознанно подношу свободной рукой баночку сухих духов к носу, вдыхаю цитрусы и…

И с головой ухожу в блаженство, когда сквозь прикрытые веки и затуманенное сознание всё же прорывается её лицо. Её глаза, в которых горит огонь, и не просто огонь, а целое пламя, забирающее меня в свой плен. Я решительно обхватываю рукой уже до предела возбуждённый член, делая пару неумелых движений вверх-вниз, отчего тут же хватаю ртом воздух, словно только что вынырнул из воды. Чёрт, как это приятно. Трясу головой из стороны в сторону, пытаясь хоть немного прийти в себя. Новый вдох и снова цитрусы. Целый сад зелёных, оранжевых, жёлтых фруктов врывается в мою голову разноцветным фейерверком.

«Такой даже тебе не снился, грёбанный Уизли», — проносится в мыслях, и я делаю ещё несколько движений рукой, боясь лишний раз шевельнуться, чтобы не спугнуть блаженство.

Я чувствую, как всё моё тело буквально дрожит от напряжения и нахлынувшего вдруг озноба. Напряжены все мышцы, из-за чего левый бок неимоверно ноет под повязкой, но мне это абсолютно не мешает продолжать.

Всё ещё не выпуская баночку из пальцев, я на этой же руке подтягиваюсь ближе к изголовью, чтобы полностью сесть, и опускаю одну ногу на пол. Босая ступня касается холодного пола, отчего я рефлекторно поджимаю пальцы. «Они вообще не топят, что ли?». Плевать. Ставлю ногу, превозмогая дрожь, и полностью избавляюсь от штанов, что б их!

Голова слегка кружится от сидячего положения, так что остаётся лишь опереться плечом о прутья, отодвигая прикроватную тумбочку чуть дальше от себя, чтобы освободить место. Ножки неприятно и предательски громко скрежещут по полу, и я снова замираю, прислушиваясь к звенящей тишине. Никого.

Уже не справляясь с наваждением, почти в исступлении отбрасываю в сторону подушку, которая мешает удобно сесть, и подгибаю под себя другую ногу. Почти заставляю себя выпустить член из рук, чтобы подтащить к себе одеяло, как хотя бы какую-то ширму, и тут же снова беру его в руку. Чувствую, что уже не могу терпеть. Точка невозврата пройдена, и теперь мне ничего не остаётся, как просто отдаться моменту, пусть я и буду потом жалеть об этом.

Тесная рубашка сковывает движения, отчего я бешусь и почти рычу, поднимая глаза к потолку: «Мерлин, за что мне все эти мучения?!»

Разжимаю держащие баночку пальцы и пытаюсь ими расстегнуть пуговицы. Пару капель пота падают на дрожащую руку, и я понимаю, что весь покрыт испариной. От этого ещё холоднее, я снова передёргиваюсь всем телом, зажмуривая глаза. Пуговицы неохотно, но всё же поддаются, и я суетливо трясу плечом, скидывая с себя рубашку. Как же холодно, чёрт побери! Как загнанный зверь смотрю на входные двери и понимаю, что мой голый торс — не самое ужасное, что может увидеть мадам Чиррей, зайди она сейчас сюда.

Рубашка отправляется туда же на пол, к штанам. Ненавистная пижама. Теперь ничего не мешает, и мне больше не на что сваливать то, что я до сих пор медлю. Пытаюсь представить что-то отвратительное, хоть бы голого Пивза, но в голову лезет один лишь образ.

Она в ванне с русалками, прикрывающая грудь ладонями. Сгибает колени, чтобы погрузиться в воду глубже, но моё воображение рисует всё без её помощи.

Она передо мной в нелепой пижаме, в моей же гостиной. Кончики волос слегка прикрывают просвечивающиеся сквозь рубашку соски. Чёрт, какой же я подонок.

Она под одеялом, волосы рассыпаны по подушке. Этот запах. Баночка! Вспоминаю о ней и торопливо шарю по кровати в поисках. Нашёл. Подношу к носу. Не могу больше держаться, сильнее сжимаю вторую руку, запрокидывая голову. Ещё несколько неопытных движений вверх-вниз. Задерживаюсь у основания, не в силах прекратить. Чувствую тугой комок внизу живота, пытаюсь расслабить мышцы, не получается. Снова завожу наверх руку. Касаюсь большим пальцем головки и с удивлением обнаруживаю, что она безумно горячая. Прикосновение холодного пальца не остаётся бесследным, доставляя ещё больше удовольствия, и я чувствую, что вот-вот закончу.

Мне противно думать о том, что я делаю это, представляя Амелию, но эти крупицы трезвого сознания — сейчас ничто по сравнению с накрывающим с головой возбуждением.

Ещё несколько более осознанных движений рукой, и я сжимаюсь всем телом, тут же чувствуя что-то горячее на коже. Рефлекторно делаю ещё пару взмахов, почти скуля, кусая свободный кулак. В глазах взрываются искры, как на уроках Астрономии, когда смотришь в телескоп на созвездия.

Сколько я так уже сижу? В противоречивых чувствах опускаю взгляд на то место. Надо попытаться дойти до туалетной кабинки, смыть эту гадость. Брезгуя, разжимаю пальцы и отвожу руку подальше, морщась. От возбуждения не осталось и следа, его сменило отвращение к самому себе.

Дохожу до раковины, стараясь не оставлять компрометирующих капель, шлёпая по ледяному полу босыми ногами. Вода тоже ледяная, Мерлин бы вас всех побрал!

Мышцы сводит от холода, но я всё же смываю с себя все следы и, не найдя полотенца, бегу к кровати. Кое-как натягиваю пижаму, которая на мокрое тело налезает с огромным трудом, и в спешке ложусь на кровать, накрываясь одеялом с головой. Не успев даже перестать трястись от холода, тут же, измотанный, забываюсь сном, не обращая внимание на едва заметное движение за приоткрытой дверью.

Комментарий к 8. Наваждение

Ваши “жду продолжения”, отзывы и лайки очень мотивируют, спасибо! :3

========== 9. Долг ==========

Комментарий к 9. Долг

Приятного чтения 🫶🏻

— И, Мистер Уизли, будьте добры сегодня без своих фокусов.

Профессор Шарп многозначительно посмотрел на Гаррета, чей котёл стоял прямо радом с моим в классе Зельеварения.

Зайдя сюда пятнадцать минут назад и обнаружив Уизли на своём прежнем месте, я очень удивилась. После того «разговора» в гостиной Слизерина, я была уверена, что он больше не захочет иметь со мной ничего общего, даже стол.

Невольная улыбка стала расползаться по моему лицу, и я сильнее сжала в руке учебник, стараясь совладать с нахлынувшими эмоциями. Быть может, мы ещё помиримся с Гарретом!

К моему разочарованию, он никак не отреагировал на моё присутствие, лишь ещё плотнее сжал и без того бледные губы. Выглядел он необычно рассеянным и понурым.

Сейчас, после такого ехидного и колкого замечания профессора, я уже было настроилась на очередную ответную остроту Уизли, как это обычно бывало, но услышала лишь тихое «Хорошо, профессор». Не только мои, но и глаза Эзопа Шарпа полезли на лоб от неожиданной покладистости шкодливого ученика, но Гаррет больше ничего не сказал, только опустил голову ещё ниже к раскрытому учебнику. Это всё мне ужасно не нравилось, и стали закрадываться всякого рода сомнения, а не затевает ли Уизли что-то по-настоящему грандиозное для первого в новом учебном году урока Зельеварения? Я просто не могла поверить, что он взаправду послушается профессора и планирует подражать Оминису, нашей главной заучке, весь оставшийся урок!

За всё занятие Гаррет не проронил ни слова, из-за чего класс наполнился ужасной, давящей тишиной. Все студенты выглядели слегка растерянными: то ли привыкали к серым будням, то ли ждали привычного поведения Уизли, который всех всегда развлекал, а тут застал врасплох. Даже сам профессор то и дело посматривал в нашу сторону, готовясь парировать очередной остроумной фразочке Уизли, но, натыкаясь на тишину, будто бы даже разочарованно отворачивался и продолжал лекцию.

Когда очередное зелье было готово, и Шарп прошёлся вдоль столов, проверяя и нюхая содержимое наших котлов, он продиктовал домашнее задание и распустил нерадивых, по его словам, учеников.

Я спешно укладывала принадлежности в сумку, мельком посматривая на Гаррета, который уже шёл к выходу из класса. Я суетилась, потому что понимала, что не успею догнать его, поскольку надо было ещё заглянуть в кабинет к Шарпу, иначе тот тоже испарится, и ищи его потом по всей школе.

Закончив собираться, я последний раз глянула на удаляющуюся спину Уизли и постучалась в кабинет профессора.

— Входите, — пробурчал стальной и уже уставший голос Шарпа, — а, это вы, мисс Мэллори. Давайте недолго, мне некогда.

Профессор копался в своих бумагах, разбросанных по столу, когда я протиснулась в дверной проём, почти полностью заваленный стопкой книг и какими-то коробками с пустыми склянками. Шарп выглядел абсолютно незаинтересованным не то, что в моей компании, а, казалось, вообще в жизни.

— Извините, профессор, что отвлекаю, — я постаралась прочистить горло, — мне нужна ваша помощь в приготовлении… в общем, мне нужны некоторые ингредиенты для… — я замялась в нерешительности, боясь озвучить причину, по которой сюда зашла. Профессор же нетерпеливо поднял на меня сердитый взгляд, готовясь сказать что-то не очень приятное.

— Для личных целей, — выпалила я и уставилась на носки своих туфель, чувствуя, что эти духи́ мне уже и даром не нужны, лишь бы унести отсюда поскорее ноги.

— Хм… — послышался шелест бумаг на столе и скрежет отодвигающегося стула, — какие именно ингредиенты вам нужны, мисс?

Я не ожидала такой спокойной реакции, поэтому всё же не решалась поднять голову, теряясь в догадках: он действительно адекватно воспринял мою просьбу или это затишье перед бурей?

— Мне нужен пчелиный воск, кедровое масло и, — я боялась произнести самое главное, — экстракт из цитрусовых.

Казалось, моей голове уже некуда вжиматься в плечи дальше, но я упорно продолжала это делать, готовясь к настоящему разносу. На самом деле, достать первые два ингредиента не составляло проблемы, я лишь заговаривала Шарпу зубы, а вот последний… Экстракт из цитрусовых добыть очень непросто, поскольку такие деревья у нас не растут, как бы профессор Чесноук ни пыталась. В прошлом году я достала маленькую баночку, в которой не было даже унции содержимого, во время вылазки в лагерь к Пепламбам {?}[бандиты]. В их палатках всегда можно найти что-то экзотическое, но вот самих лагерей, к счастью, становилось всё меньше и меньше в округе.

Я знала, что у профессора есть этот экстракт. Знала я это с точностью, потому что, заглядывая сюда несколько дней назад, чтобы взять его подпись для своего расписания, обратила внимание на маленькие скляночки с узнаваемым порошком во вскрытой коробке.

— Интересно… — Шарп задумчиво поднёс руку к губам, поворачивая голову к окну, — позвольте узнать, мисс, для чего вам столь редкий и ценный ингредиент?

Он, конечно, знал, для чего. Нельзя было не заметить цитрусовый запах, которым уже пропиталась моя одежда за целый год использования парфюма.

Я была готова заплатить, но потом, со стипендии. «Если, конечно, мне её выплатят в сентябре, несмотря на мои выходки», — пронеслось в голове, и я ещё сильнее втянула голову в плечи. Профессор выжидающе молчал, но нетерпеливо тряс ногой под столом, отчего его перо в ёмкости с чернилами слегка покачивалось в такт.

— Я хочу сделать сухие духи. Для себя. Моя баночка… она где-то потерялась.

Вспомнив вчерашний вечер и неудавшийся разговор с Себастьяном, я расстроенно поджала губы. «Чёрт, из-за него приходится сейчас унижаться перед Шарпом!». Я понимала, что на самом деле мне ничего не мешает подняться в больничное крыло к Сэллоу и забрать свою баночку, но я не могла. Не могла заставить себя всё утро перед завтраком ступить на лестницу по дороге туда. Не хочу больше с ним разговаривать, пусть хоть лопнет там от раздутого самолюбия! Пусть лучше Шарп меня отчитает по полной, чем я снова встречусь с насмешливым взглядом этого придурка.

— Знаете, мисс Мэллори, а я дам вам экстракт, — мои глаза широко распахнулись, и я уже была готова кинуться в благодарности, как профессор предупреждающе выставил перед собой руку, — но у меня к вам будет задание.

Всё внутри тут же рухнуло, и я опустила плечи. Разумеется, ничего не даётся просто так. Даже после того, как ты отстоял Хогвартс в битве с Ранроком.

Профессор же в это время изучал гору коробок и склянок у меня за спиной, и я, проследив за его взглядом, обернулась, уже догадываясь, в чём конкретно будет состоять моё задание.

— Вам нужно будет за неделю разобрать тут коробки. — Шарп с энтузиазмом поднялся из-за стола и подошёл ко мне, указывая рукой на весь этот хлам, — Вот здесь будут стоять все зелёные ящики, в которых хранятся только сыпучие ингредиенты, а тут…

Вся эта лекция по рассортировке коробок, склянок и ингредиентов затянулась на добрые двадцать минут, и я мысленно извинялась перед Мадивой Онай, чей урок Прорицаний уже начался. Признаться честно, я оставила этот предмет только лишь для того, чтобы проводить больше времени с Натсай и Амитом, по которым очень соскучилась за лето.

Эзоп Шарп буквально светился от счастья, ведь ему не придётся самому разгребать весь этот бардак. Я же, получив свой заветный экстракт, вылетела прочь из кабинета, на ходу прощаясь с профессором и обещая, что сегодня же займусь его поручением.

Даже не успев вскочить на первую ступень лестницы, я почувствовала, как кто-то сильно хватает меня за запястье через перила и тянет обратно вниз.

— Гаррет! Ты с ума сошёл?! — я в панике выглядывала из-за закутка под лестницей, куда он только что меня затащил.

— Всего пять минут, Амелия, я тебя и так тут вечность жду. — Уизли нетерпеливо встряхнул меня за плечи. — Ты вчера была у Сэллоу, так?

Выглядел парень ужасно серьёзным, и мои предположения о том, что это всё какая-то шутка или розыгрыш, тут же улетучились.

— Н-нет, т-то есть д-да, была… — я в растерянности смотрела на красного от злости Уизли и уже начинала его бояться, пытаясь выбраться из крепкой хватки. Чёртовы спортсмены!

— Я так и знал. — Он в бессилии отпустил, наконец, мои плечи и, отворачиваясь к стене, слегка стукнул её кулаком.

— Да что такое?! Гаррет, я сильно опаздываю на Прорицания, — я в нетерпении затрясла руками, почти хныча. Ненавижу опаздывать, особенно в начале учебного года.

— Я тоже уже опоздал к Ронену, — он махнул рукой в сторону.

Уизли снова подошёл, хватая меня за запястья.

— Отпусти сейчас же, — я возмущённо посмотрела ему в глаза, сжимая челюсти, — и объясни всё нормально, иначе я ухожу.

Демонстрируя, что говорю вполне серьёзно, я сделала шаг в сторону, готовая выйти из тени. Гаррет тут же перекрыл мне путь, примирительно вскидывая руки.

— Как думаешь, Амелия, из-за чего я тогда так разозлился?

— Хм… ты испугался, — мне не хотелось снова вспоминать вчерашнюю встречу с ребятами в гостиной, поэтому всё это начинало меня раздражать, — испугался меня. Может, испугался за Себастьяна.

— За Себастьяна?! Ещё чего! Да я бы сам навалял ему вдогонку, — Гаррет едва заметно сморщился и привычным движением взмахнул волосами. «Чёрт, ну вылитый Сэллоу».

— Ну а почему тогда? — Я уже смирилась с тем, что пропущу львиную долю урока, поэтому прислонилась к стене и стала рассеянно теребить ремешок сумки. Весь этот разговор казался абсолютно бессмысленным.

— Да как почему?! — он в нетерпении всплеснул руками, — Потому что ты снова будешь за ним бегать! Как весь прошлый год.

Замерев, я нервно облизнула губы и вскинула раздражённый взгляд.

— Вы все издеваетесь надо мной, что ли? — не было сил ни кричать, ни проявлять какие-либо эмоции. Сладкое смирение окутало всё моё существо. Мерлин, этот Сэллоу… его слишком много в моей жизни. — Какое вам всем вообще дело? Тебе, Гаррет, заняться больше нечем? Вон, сходи к Шарпу, у него найдётся для тебя идея, как развлечься!

Я махнула головой в сторону кабинета профессора, откуда вылетела две минуты назад, и заметила вдалеке Матильду Уизли, идущую прямо по направлению к нам.

— Твоя тётя, прячься! — я рефлекторно толкнула парня в грудь, откидывая к стене, и сама глубже зашла в тень.

Я ужасно боялась встретиться с заместителем директора, особенно после вчерашнего, так что даже не заметила, как прислонилась почти всем телом к опешившему Гаррету. Он неуверенно держал руки над головой, стараясь как можно сильнее вжаться в стену, чтобы до меня не дотрагиваться.

— Ой, прости, — мои щёки зарделись, и я спешно отстранилась от Уизли, выглядывая из-за укрытия, — вроде ушла.

Парень выглядел смущённым, поправляя мантию. Все его рыжие веснушки затерялись на фоне покрасневшего лица.

— Давай поговорим вечером, во дворе Виадука. Буду ждать тебя там после пятого урока, — протараторил Гаррет и в спешке ушёл, скрываясь за ближайшим углом.

Злясь на Шарпа и Уизли, что задержали меня, я помчалась на урок к мадам Онай, придумывая в голове какую-нибудь вескую причину своему опозданию.

***

Разбудил меня звон посуды прямо над ухом, из-за чего я недовольно замычал и попытался накрыть голову подушкой.

— Мистер Сэллоу, доброе утро, — мадам Чиррей расставляла всякие склянки на тумбочке для утренних процедур, — как вы себя чувствуете?

— Уже лучше, спасибо, — буркнул я, садясь на кровати. Похоже, поспать больше не удастся.

В окнах еле-еле прослеживались первые солнечные лучи, и я с раздражением подумал о том, на кой чёрт поднимать меня так рано? Учитывая то, что уснул я не так давно.

— Думаю, до понедельника останетесь ещё здесь, а потом можно и выписываться, — женщина бурчала себе под нос, аккуратно осматривая мою повязку, и вздыхала, поправляя выбившиеся бинты, — ну сколько раз я вам говорила не спать на этом боку? И что у вас тут с мебелью?

Я кинул быстрый взгляд на тумбочку, которую накануне в исступлении двигал, и вспомнил вчерашний вечер. Какой позор!

Едва мадам Чиррей отстранилась от меня, снова перебирая какие-то баночки, я зарылся лицом в ладони, стараясь совладать с чувством стыда и вины за произошедшее здесь этой ночью.

— Не давите на жалость, мистер Сэллоу, сейчас не так уж и рано! А что это у вас?

Я оторвал лицо от ладоней и проследил за её пальцем, указывающим куда-то под кровать. Перегнувшись так, что заболел бок, я увидел валяющуюся открытую баночку от духов Амелии. Протянул руку и зацепил пальцами крохотную тару. Крышки не было, так что пыль и волосы кое-где прилипли к маслянистой основе. Я дунул, чтобы убрать грязь, и до меня донёсся манящий аромат. Чувствуя нахлынувшее возбуждение, тут же убрал баночку в ящик, замечая вопрошающий взгляд медсестры.

— Это мазь от ушибов. После тренировок помогает, — на ходу сочинил я. Куда же крышка подевалась?

— Давайте померим температуру и примем лекарство. Также вам сегодня нужно немного походить, чтобы размяться. Хоть бы до крайней койки и назад, — она показывала рукой в дальний угол просторной комнаты.

«Да уж, я вчера уже размялся», — подумалось мне, и я тут же вспыхнул вновь.

— Как скажете, мадам, — я неохотно взял из её рук градусник, засовывая его подмышку и глотая пилюли, любезно подготовленные медсестрой.

Через полчаса осмотра и расспросов о моём самочувствии, мадам наконец оставила меня и удалилась, напомнив об обязательной разминке каждые два часа. Я клятвенно заверил её, что всё будет выполнено в лучшем виде и, едва она скрылась за дверью, плюхнулся обратно на кровать, отворачиваясь.

Желание уснуть было таким сладким, но поток мыслей заполонил мою голову. Как бы я ни старался отогнать воспоминания о своём позоре, они, как назло, опутывали, словно дьявольские силки.

— Вот бы кто пришёл и применил Обливиэйт {?}[заклинание изменения памяти]! — с чувством выпалил я вслух, накрываясь одеялом.

— Это ещё зачем?

Я замер, услышав позади себя голос Оминиса.

***

Впереди ещё три урока, а я уже выбилась из сил. На Прорицания, конечно же, опоздала, но зато мои догадки оправдались: Натсай и Амит действительно были там. Я так обрадовалась, что наше расписание совпало, что даже не расстроилась из-за замечания мадам Онай и неприятного разговора перед одноклассниками.

Сейчас мы с ребятами неспешно шли по коридору, зная, что вот-вот разойдёмся по разным кабинетам.

— Мы с Поппи завтра после уроков собираемся в Хогсмид, если погода будет хорошая. Давайте с нами, а, Амит? — Натсай была на зависть бодра и весела.

— Я подумаю над твоим предложением. — Он слегка склонил голову, заговорщицки улыбаясь нам. — А ты, Амелия, пойдёшь?

— Зависит от того, что мне сейчас скажет Имельда, — я кивнула головой вперёд, где из-за угла выходила капитанша со своей подругой Самантой.

Я только открыла рот, чтобы поздороваться с девочками, как Имельда тут же меня опередила.

— Амелия, доброе утро! — она как будто нарочно проигнорировала Амита и Натсай в то время, как Саманта поприветствовала нас всех коротким кивком.

— Привет, Имельда, — я смиренно вздохнула, понимая, что не могу на неё злиться, ну не могу!

— Ты помнишь, что завтра начинаются официальные тренировки по квиддичу? Со следующей недели они будут проходить по понедельникам, средам и пятницам. Жду тебя на поле, — её голос всегда становился серьёзным, когда она говорила про соревнования.

— А? Д-да, помню, — я несколько раз растерянно кивнула головой, — но… я думала, ты не захочешь меня видеть в своей команде после… ну, после того…

— Шутишь? — Имельда наклонилась прямо к моему лицу, заглядывая в опущенные глаза, — наоборот, будет умереть как весело! — Она захлопала в ладоши, заискивающе подмигивая Саманте, — Хотя должна предупредить: никаких перепалок на поле.

Её лицо тотчас стало суровым и строгим, и я успела пожалеть, что теперь она мой капитан.

— А как же Сэллоу? Мы будем тренироваться без него? — Я заметила, как Саманта при упоминании Себастьяна вспыхнула и тут же отвернулась, делая вид, что рассматривает горшки с цветами на полу.

— Мадам Чиррей сказала, в понедельник будет как огурчик! Да, Саманта? — она многозначительно усмехнулась и пихнула подругу локтем в бок, отчего та зарделась ещё сильнее и вскинула на Имельду грозный взгляд. — А ты пока завтра сыграешь за охотника, вместо Себастьяна.

— Х-хорошо, как скажешь, — только и смогла вымолвить я, хотя внутри всё бушевало от охватившего меня ужаса. «Охотник! Да я же ни черта не умею, как я буду завтра играть? Ещё один позор в мою копилку!»

Мы не успели и глазом моргнуть, как Саманта потащила подругу дальше по коридору, роняя быстрое «Мы опаздываем, пока!».

— «Умереть как весело»? — Натсай подняла одну бровь, провожая взглядом девушек, — Интересная фразочка. В стиле Имельды.

Мы захохотали и пошли дальше, прощаясь друг с другом перед развилкой в разные классы.

Пока я шла на урок, меня не покидал страх за завтрашний день, а ещё смятение. Что за реакция была у Саманты при упоминании Сэллоу? Когда она успела поговорить с медсестрой? Завтра на поле обязательно будет Чарльз, а, значит, и Анна, скорее всего. Нам так и не удалось поговорить о случившемся. Как же мне себя вести с ними?

Я прокручивала в голове все эти вопросы, пока не наткнулась на закрывающуюся дверь в класс Заклинаний. Остановив её рукой, я быстро извинилась перед профессором Роненом и прошмыгнула внутрь.

***

— Что ты тут делаешь? — я вскочил с кровати, оборачиваясь.

— Интересная реакция на визит друга, который пожертвовал лишним часом сна, чтобы навестить тебя, — Оминис говорил абсолютно ровным, безэмоциональным голосом, усаживаясь на соседней койке.

Я хмыкнул, ловя себя на мысли, как же всё-таки рад его видеть, и мы пожали в приветствии руки.

— Так что насчёт Обливиэйта? Могу помочь, если расскажешь, в чём дело.

Разумеется, Оминис шутил: он не стал бы промышлять этим заклинанием, ведь весь такой правильный, разумный, тьфу ты!

— Да так, хочу забыть свой позор на дуэли и… и эти противные лекарства, — я кивнул на тумбочку, на которой стоял маленький поднос с различными склянками, оставшимися от утреннего обхода мадам Чиррей.

— Амелия должна была вчера к тебе зайти, вы разговаривали? — Оминис внимательно ощупывал кровать под собой и предметы на тумбочке.

— Заходила. — Я старался не выдать своим голосом волнения. — И она рассказала мне, что это ты подстроил ту историю с пещерой.

Я не злился на друга, по правде говоря. В тот день, конечно, было страшно, но я чувствовал, что мы не погибнем. Слишком просто было бы написать записку и заманить детей в пещеру и там убить. Амелия же, похоже, не на шутку тогда испугалась.

— Давай только ты меня не отчитывай. Мне хватило вчера от неё. — Он махнул в сторону двери, вздыхая.

— Вот видишь, как неприятно, когда тебя поучают, — я потрепал его за плечо, — но больше так не делай. Правда, Оминис. Это было очень глупо. Да и результат, как видишь, вышел не совсем таким, как ты, наверное, предполагал. — Ярассеянно указал на свой раненый бок, как будто друг мог видеть этот жест.

— Что правда, то правда, — он неопределённо хмыкнул, — когда тебя выписывают, известно?

— Мадам Чиррей сказала, что в понедельник уже смогу посещать занятия, насчёт тренировок пока не знаю. Посмотрим, как будет заживать рана. Как представлю, что проведу здесь все выходные — аж тоска берёт.

Я расстроенно поджал губы и опустил голову, носком рисуя узоры на холодном полу.

— Давай я завтра после ужина к тебе зайду, расскажу, как прошла тренировка. Поприсутствую для тебя, если Имельда разрешит.

— Оминис, ты лучший! — сам от себя не ожидая, я кинулся к другу, обнимая его за плечи. Бок снова заныл, и я поспешил сесть обратно, — А сегодня вечером должна прийти Анна. Может, тоже какие новости принесёт.

Я чувствовал себя полнейшим неудачником: третий день учёбы, а я уже умудрился попасть в больничное крыло и умоляю приятелей, чтобы заходили ко мне почаще. И тренировки завтра начинаются, не дай Мерлин нагрянет Имельда. Её разъярённый взгляд страшнее любого тролля, клянусь.

— Да ладно тебе, — Оминис застенчиво махнул рукой, — я пойду, надо успеть на завтрак. Поправляйся, Себастьян.

Он встал, чтобы уйти, и почти дошёл до двери, когда я спохватился, подбегая к нему.

— Вот, передай, ну, Амелии, — какого-то чёрта замямлил я, протягивая другу незакрытую баночку духов, — и скажи ей, чтобы больше не забывала свой хлам, у меня аллергия! — выпалил я и вернулся обратно на койку, чувствуя себя полным идиотом.

***

Еле досиживая последние минуты на Травологии, я с упоением думала о предстоящем ужине. Живот одобрительно заурчал в такт моим мыслям, и я вдруг вспомнила, что должна встретиться с Гарретом во дворе Виадука.

Выходя на Внутренний двор, я ощущала приятную прохладу, заползающую под штанины брюк и рукава рубашки. Пора уже носить с собой куртку, раз не могу позволить себе купить мантию.

Гаррет уже ждал меня там, прислонившись к стене чуть поодаль от моста.

— Почему без мантии ходишь? — завидев меня, Уизли сделал пару шагов навстречу.

— Забыла в комнате, — я махнула рукой, поёжившись от очередного потока ветра.

— На, держи. Не хватало, чтобы и ты попала в Больничное крыло.

Гаррет развязал узелок мантии, скидывая её со своих плеч и тут же накидывая на мои. Парень был одет в серую водолазку, которая, должна признаться, отлично подчёркивала его мускулистые плечи. «Амелия, прекращай пялиться».

Сколько раз он проявлял такие милые знаки внимания, а я никак к этому не привыкну! Каждый раз краснею и не знаю, куда себя деть от смущения и неловкости. Только и могла, что проблеять что-то несуразное и опустить взгляд.

— О чём ты хотел поговорить? — я постаралась вернуть своему лицу бесстрастное выражение.

— Скажу прямо, ничего таить не буду. — Он слегка отвернулся, скрывая лицо от ветра, — Я совсем не рад тому, что теперь из-за того происшествия вы общаетесь с Сэллоу.

— Но это не так! — попыталась возразить я, но Гаррет предупредительно выставил руку, желая договорить.

— Амелия. Весь прошлый год вы только и делали, что ругались, а потом снова мирились. И, заметь, шла мириться именно ты, а не Себастьян. Сейчас всё снова повторяется. Только теперь у тебя действительно есть повод чувствовать себя перед ним виноватой — ты его ранила.

— Да откуда тебе вообще знать, что там было в прошлом году? — я не на шутку рассердилась вновь, услышав неприятную правду.

— Ты многого не замечаешь и не хочешь видеть, — он разочарованно покачал головой, — просто поверь мне на слово, как это выглядит со стороны. Это не только моё мнение. Себастьян любит, чтобы все вокруг чувствовали себя перед ним виноватыми и должными. Сейчас он думает, что мы с тобой в ссоре, и я тебя боюсь после случившегося. Пока не надо разрушать эту легенду.

«Люблю, когда друзья у меня в долгу», — всплыли слова Сэллоу у меня в голове. Ещё тогда надо было понять, что он не сдал меня главному библиотекарю отнюдь не из альтруистических соображений. Просто хотел, чтобы я была ему должна. Весной я свой «долг» отдала, спася Анну. Себастьяну нужен от меня новый.

Озарение накрыло меня с головой, и я решительно подняла на Гаррета полные благодарности глаза.

— Ты прав, но признай, что не посетить его в больнице после того, что я сделала, было бы ужасно и бессердечно. Теперь же пусть справляется сам, меня и так ждёт разговор с директором послезавтра, — я заметно занервничала, думая об этом.

— Я поговорю с тётей. Посмотрим, что можно будет сделать. Завтра придёшь на тренировку? — Гаррет слегка коснулся моего локтя.

— Приду. И буду играть. За охотника. Вместо Себастьяна, — отчеканила я и с ужасом и скорбью посмотрела на Уизли, который ответил мне лишь усмешкой.

— Не переживай, всё получится. Имельда хоть и заноза, а капитан отличный. Наш ей и в подмётки не годится. Так что не дрейфь. Пошли на ужин? — он раскрыл ладонь в приглашающем жесте. Я согласно закивала.

— Я ужасно голодная, к тому же надо перед отбоем заскочить к Шарпу по его поручению. Разбирать коробки в кабинете.

— Коробки? — парень заинтересованно посмотрел на меня.

— Да! Представляешь, какая скукота?

— Хм… какое совпадение! Мне как раз нечем заняться перед сном. — Он ободряюще мне подмигнул, и мы побежали внутрь, предвкушая вкусный ужин и гору предстоящей работы.

Комментарий к 9. Долг

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии очень мотивируют, спасибо! 🫶🏻

========== 10. Перемены ==========

Комментарий к 10. Перемены

Приятного чтения 🫶🏻

— О, ты теперь в Гриффиндоре? — Имельда заходила в Большой зал, когда увидела меня и Гаррета, и сейчас с любопытством смотрела на одетую на мне мантию, а именно на эмблему льва.

Я осторожно покосилась на Уизли, чтобы понять, что делать, но в этот момент за Имельдой хлопнула дверь.

— Она всегда такая безразличная? — Гаррет выглядел немного оскорблённым.

— Ага. Ей нет ни до кого дела. Если ты, конечно, не на поле и не в её команде.

Он слегка заметно усмехнулся и принял из моих рук мантию, перекинув её через своё плечо.

— Вкусно пахнет, — он улыбнулся своей фирменной улыбкой.

— Да-а… — я принюхалась к исходящему из-за двери запаха, — интересно, что сегодня на ужин?

— Да нет, я не об этом… — Гаррет смутился, но тут же встрепенулся, — забудь, — махнул рукой и повёл меня за собой в Большой зал.

Перед самым входом мы понимающе кивнули друг другу и разошлись по своим столам. Я не знала плана Гаррета, но, по его словам, показываться вместе пока не стоило.

За нашим столом собрались почти все, кого я знала, но отсутствие Себастьяна чувствовалось даже в такой суматохе: никто не чавкал, как Йети, и не кидался едой в остальных. Наконец можно было спокойно поужинать, не боясь его глупых выходок.

Садясь за стол, я не заметила рядом с собой Анну и подумала, что та ещё не пришла. Однако через какое-то время послышался её смех где-то слева, и мне пришлось откинуться назад, чтобы рассмотреть подругу. Она пересела. Осознание этого больно кольнуло внутри, и мне стало нестерпимо тоскливо. Тотчас же захотелось объясниться, попросить прощения, но она выглядела такой радостной, болтая с одноклассниками, что я не решилась испортить ей настроение снова. Молча доедая ужин, я хмуро смотрела перед собой, даже не чувствуя вкуса еды.

От нерадостных размышлений я смогла оторваться только у двери в класс Зельеварения, где меня уже ждал довольный Гаррет.

— Радуешься, как будто мы в Хогсмид идём, — буркнула я, не успев перенять его настроение. — Если что, ты не обязан мне помогать. Не хочу тебя напрягать этим всем.

— Если бы мне было в тягость, я бы не предложил помощь, — он шутливо поклонился, пропуская меня в класс.

Профессор Шарп, как обычно жутко занятой, предусмотрительно оставил в своём кабинете записку, где ещё раз расписал инструкцию по сортировке коробок и ингредиентов. И зачем в таком случае нужно было меня задерживать на целых двадцать минут утром?

— Давай я буду разбирать коробки по цветам, а ты… — я задумалась, — а ты будешь искать нужные ингредиенты и зелья?

Гаррет охотно согласился, и я не переставала удивляться тому, какой он был весёлый. Как можно с такой улыбкой заниматься такой нудятиной?

Мы быстро погрузились в молчаливую работу, изредка перекидываясь одной-двумя фразами. Гаррет пытался разрядить обстановку, но мои мысли были полностью заняты Анной, предстоящей тренировкой по квиддичу и разговором с директором Блэком.

— Эй, Амелия, — Уизли улыбнулся ещё шире, подходя ко мне с вытянутой рукой.

— Что? Что такое? — я сидела на полу перед кучей баночек с разноцветным порошком и раскладывала их по коробкам.

— Ты испачкалась, — он засмеялся, — у тебя на щеке что-то фиолетовое.

Я проследила за его взглядом и попыталась стереть пятно, но, судя по смеху Уизли, сделала только хуже.

— Стой, а то ещё больше грязи разведёшь, — Гаррет подошёл ближе и неуверенно потянулся рукой с платком к моей щеке.

В голове тут же всплыл эпизод с Себастьяном в Крипте, и я дёрнулась, отстранившись.

— П-прости, что-то я испугалась, — нервно засмеялась я, беря платок из пальцев Уизли. — Всё? Вытерла?

Гаррет по-прежнему улыбался, но блеск в его глазах словно исчез, он казался каким-то разочарованным или расстроенным.

— Ага, вытерла, — он собрался было вернуться к работе, но что-то его остановило. — О чём думаешь?

Этот вопрос застал меня врасплох, потому что отвечать на него мне точно не хотелось, и я слукавила.

— Да что-то вспомнила о том, что завтра тренировка. Вдруг мяч в лоб прилетит? А у меня, видишь, какая реакция на всё? — Казалось, Гаррет не поверил моим словам, но решил подыграть и сменить тему.

— Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Никто не станет играть в полную силу, раз ты впервые на поле. Себастьяна же нет.

При упоминании Сэллоу он отвернулся, и я не могла разглядеть эмоции на его лице, но в голосе слышалось раздражение.

— А что, он нарушает правила? Какой он вообще игрок? — я не сообразила сразу, что задаю не совсем уместные вопросы, учитывая очевидное напряжение между ребятами. — Ну, чего мне завтра ждать от тренировки?

Гаррет распознал моё смущение и замешательство, поэтому повернул ко мне голову и снисходительно улыбнулся, продолжая раскладывать банки.

— Себастьян любит нарушать правила, ты угадала. А ещё он любит всех подставлять. На поле, — пауза перед последними словами была многозначительно долгой, поэтому я не смогла её проигнорировать.

— Есть что-то, о чём я не знаю, и ты пытаешься мне намекнуть? — Я отставила коробку, до этого лежащую у меня на коленях, и упёрлась подбородком на руки в готовности слушать.

— Да нет, ничего такого, — Гаррет явно был удивлён такой прямолинейностью, но всё же, после моего упорного взгляда заговорил. — Что бы я сейчас ни сказал, ты либо не поверишь, либо найдёшь для него сто отговорок, — он смиренно покачал головой.

— Просто скажи, что думаешь, а я сама решу, что мне с этим делать.

— Хорошо. Я не планировал поднимать эту тему сейчас, но раз ты настаиваешь…

— Ага, как же! Не хотел, — я рывком поднялась, смеясь над его уловками, отчего Уизли заметно расслабился.

— У меня есть план, как показать тебе, какой Себастьян на самом деле… — Гаррет не успел договорить, как я демонстративно закатила глаза.

— Ну что за детский сад?

— Ты сама попросила рассказать, — он обиженно скрестил на груди руки.

— Ладно, молчу-молчу, — я выставила ладони, прислоняясь к краю стола, и сделала как можно более бесстрастное выражение лица.

— Сделаю вид, будто поверил, что ты воспримешь мои слова всерьёз, — он цокнул, но продолжил. — В общем, в понедельник Сэллоу уже выпишут, как мне сказала сегодня Имельда. Даже если ему не разрешат заниматься, он всё равно припрё…придёт на тренировку, — Гаррет кашлянул, — поэтому мой план хоть и, как ты выразилась, детский, но всё же действенный, я уверен!

Уизли с гордостью поднял подбородок и вскинул брови.

— Я вся внимание.

— План такой: ты оставишь что-нибудь на поле после тренировки. Что-то не сильно заметное, например…— он задумался, — например, заколку!

Я рефлекторно потянулась к волосам, заколотым гребнем в виде дракона. Когда-то мне его подарил профессор Фиг в честь моего первого дня в Хогвартсе. «Нет, Амелия, не плакать!» — я поджала губы, собираясь с силами. Гаррет продолжил:

— Сделай это так, чтобы Сэллоу не увидел. Я «найду» заколку и отдам ему, чтобы он передал тебе. Вы же вместе живёте… — он зажмурил глаза, поняв, что сказал не то, что хотел, — я имею в виду в одной гостиной.

— Так, а дальше что? — мне стало правда интересно, потому что я не совсем понимала, как это «откроет мне глаза».

— Дальше будет так: он подойдёт к тебе, чтобы отдать заколку, а ты станешь его благодарить, будто бы это он её нашёл. И ты посмотришь, признается он, что это был я или нет. Но я уже наперёд знаю – он воспользуется шансом и выставит себя благодетелем.

Я стояла, почти раскрыв рот от удивления и недоумения.

— Гаррет, ты хоть осознаёшь, как глупо это звучит? А если он не захочет передавать мне заколку? А если он признается, что её нашёл ты? Какая ему выгода вообще врать?

— Такое ощущение, будто ты его совсем не знаешь. У него в таких ситуациях мозг работает что надо, не переживай, — Гаррет хмыкнул. — Он сразу смекнёт, что ты захочешь его как-то отблагодарить, ведь это твоя любимая заколка и бла бла бла. Сэллоу не упустит такой возможности. А ты увидишь, какой он на самом деле.

Разумеется, эта идея показалась мне до одури идиотской, к тому же я так до конца и не поняла, каким образом Уизли знает наперёд, что Себастьян скажет неправду.

За пылкими разговорами на эту тему мы и не заметили, как подошёл час отбоя. Работы оставалось ещё очень много, поэтому мы договорились продолжить завтра, и Гаррет вызвался проводить меня до гостиной.

Когда мы подходили, вдалеке я заметила Анну, идущую прямо на нас и держащую в руке какой-то свёрток. Я нервно сглотнула, готовясь к разговору, как из-за угла вышла ничего не подозревающая Саманта, и девочки о чём-то заговорили.

Анна явно не хотела с нами встречаться, поэтому передала свёрток опешившей Саманте, развернулась и ушла. Всё это выглядело не так уж и странно, но меня почему-то насторожило, и я с заинтересованностью стала наблюдать, что будет дальше. Гаррет, казалось, не обращал на это никакого внимания, что-то запальчиво рассказывая про Болтрушаек и их чудодейственные перья.

Растерянная Саманта постояла ещё немного, а потом решительно двинулась в сторону лестниц.

***

После того, как Оминис ушёл на завтрак, я пролежал ещё минут сорок, проклиная себя за то, что ляпнул про «хлам» и «аллергию». Не дай Мерлин, он передаст мои слова точь-в-точь.

Сон как рукой сняло, и я решил выполнить поручение мадам Чиррей — пройтись до дальней койки. Сделать это не составило никакого труда, разве что уже порядком осточертевшая пижама вызывала во мне дикое раздражение. Я прогуливался неспешным шагом вдоль коек, рассматривая стены и потолок. «Интересно, кто-нибудь ещё попадал в больничное крыло на третий день учёбы?», — я думал об этом с разочарованием в самом себе. Мне было жутко обидно, что я пропущу первую тренировку. Но в понедельник точно буду, что бы ни сказала медсестра!

Мысли сменяли одна другую, и я не заметил, как стал вспоминать вчерашний вечер. Пытался ответить себе на вопрос, что это было? Не иначе как наваждение, гипноз. Чёртова девчонка точно что-то подмешивает в свои духи. Я остановился, опираясь руками о койку. Опустил голову, пытаясь отогнать мысли. Больше никогда, клянусь, никогда не заговорю с ней. Как выпишусь, выкину мантию к чёрту, сожгу в камине. Я разозлился не на шутку, и голова стала сильно кружиться, так что я поспешил вернуться в постель.

Весь день провёл в раздумьях, прерываясь на еду, лекарства и беспокойный сон. Не мог дождаться вечера, чтобы повидаться с Анной и узнать новости.

Когда я уже отчаялся увидеть сестру, послышался робкий скрежет в дверь, откуда показалась её макушка.

— Прости, Себастьян, нашла время только сейчас, еле уговорила старост меня пропустить, — она тихо, как мышь, проскользнула в комнату и присела на мою кровать, похлопывая меня по ноге.

— Слава Мерлину, ты пришла! — я порывисто обнял сестру, искренне радуясь её визиту, — Я уже думал, что-то случилось, хотел просить мадам Чиррей выписать меня заранее.

— Сам понимаешь, начало года, я успела многое забыть, приходится оставаться дополнительно, — Анна выглядела очень уставшей, и мне стало не по себе от того, что она пришла ко мне вместо отдыха.

— Расскажи мне, как у тебя дела, и иди спать, не при смерти же я, в самом деле.

— Скажешь тоже! До сих пор не могу поверить, что она это сделала… — на лице Анны явно читались гнев и раздражение, и я поспешил разрядить обстановку.

— Ты просто отвыкла от будней в Хогвартсе, — я неловко присел, беря её холодную руку в свою. — На самом деле, ничего страшного не произошло, просто дуэль.

— Ничего себе «просто дуэль»! Себастьян, ты себя слышишь вообще?

— Пожалуйста, успокойся. Я не хочу, чтобы из этого делали повод для сплетен. Вы там, конечно, разбирайтесь сами, но говорю тебе сразу – я не держу на Амелию зла.

Анна тут же вскочила, вырывая руку.

— Ты сам не знаешь, что говоришь! Она позволяет себе слишком много. Вспомнить только, сколько всего ты для неё сделал, а она?

Я не знаю, почему, но на этих словах что-то меня кольнуло внутри, и я понял, что совсем не согласен с сестрой.

— Ты сейчас злая, поэтому так говоришь. Постарайся успокоиться и мыслить трезво. Попробуйте поговорить с ней, — «Мерлин, я что, превращаюсь в Оминиса?»

— Ты откуда этого понабрался? — Анна упёрла руки в бока, — Оминис заходил?

Я улыбнулся тому, как всё-таки наши мысли совпадают.

— Заходил. Не кипятись, сядь, — я мягко потянул её за рукав, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Ладно, Себастьян. Я тебе ничего не обещаю, но завтра на тренировке попробую с ней поговорить.

— Постой, что? На тренировке?

— Ну да, — сестра недоумённо посмотрела на меня, — я буду там, потому что Чарльз играет, он вратарь. Ты что, забыл? — она обиженно всплеснула руками.

— Да нет, это я помню. А Амелия? Она что там будет делать? Неужели с рыжим…? — спросил я скорее самого себя, чем Анну.

— Не знаю, с кем, но она ведь теперь в вашей команде. Тебе Имельда совсем ничего не рассказала?

Я опешил. Конечно, Амелия не раз говорила, что хотела бы играть в квиддич, и я видел летом, как она тренируется, но не думал, что и в самом деле…

— Хм, — раздражение внутри меня стало стремительно набирать обороты, — любопытно. И как только Имельда взяла её в команду? Она ведь ни черта не умеет!

— О, а вот и настоящий Себастьян показался. Привет, братик! — Анна заулыбалась, в шутку теребя меня за щёку.

— Да подожди ты! — я задумчиво убрал её руку, — Как, интересно, Имельда распределит нас в команде? Как играть-то с ней?

— Слушай, я в этом абсолютно ничего не понимаю, так что подсказать не могу. Тебе лучше спросить у самой Имельды. Хочешь, я ей скажу, чтобы она зашла к тебе?

— Да, хорошо, — пробормотал я, даже не услышав слова сестры.

— Всё, Себастьян, я пойду, поздно уже. Поправляйся и не волнуйся, — она поднялась, взлохмачивая волосы у меня на макушке. — Даже завидую тебе, если честно. С удовольствием бы проспала всю неделю здесь, — она потянулась и сладко зевнула, осматривая помещение.

— Да я прямо счастливчик, — обиженно прошептал я, но сестра меня не услышала. — Можно тебя попросить кое о чём?

Анна посмотрела на меня с любопытством.

— Что такое?

— Можешь принести мою пижаму из комнаты? Эта — просто издевательство какое-то, — я откинул одеяло и продемонстрировал Анне лилипутскую пижаму.

Её глаза расширились от удивления, и она тут же закрылась ладонями, унимая смех.

— Какой ужас, Себастьян! Кто тебе её дал?

— Мадам Чиррей, кто же ещё, — мне было совсем не до шуток.

— Боюсь, больше меня старосты сегодня не пропустят, — она увидела скорбь на моём лице и тут же спохватилась, — я что-нибудь обязательно придумаю, жди!

Я не успел сказать ни слова, как сестра исчезла в темноте коридора.

Через какое-то время послышался робкий стук в дверь.

— Анна, ты просто прелесть! — моё лицо вытянулось от удивления, когда я посмотрел в сторону входа, — Саманта?

***

Пришлось стоять ещё минут десять перед входом в нашу гостиную и ждать, пока Гаррет договорит про свои «уникальные и улучшенные зелья» и про то, как «преподаватели не понимают важности его разработок». Не могу сказать, что мне было неинтересно, наоборот, смотреть, как кто-то так увлечённо рассказывает про своё хобби — очень вдохновляюще. Я просто жутко хотела спать, а ещё попасть в душ пораньше, но я понимала, что, скорее всего, сейчас там уже собралась очередь.

Попрощавшись с Гарретом, я прошмыгнула в гостиную и тут же наткнулась на Оминиса.

— Амелия, ты? — он даже не повернул головы, аккуратно спускаясь по лестнице.

— Да. Привет, Оминис. Что-то ты поздно.

— Кто бы говорил. С кем разговаривала? Мне показалось, это был Гаррет? — он слегка сбавил скорость, равняясь со мной.

— Не знаю, — уверенно соврала я, — я была одна. Может, он проходил где-то рядом?

— Понятно, — он явно не поверил мне. — Кстати, вот, держи, Себастьян передал.

Мы уже спускались с последней ступени, когда Оминис протянул мне… мою баночку духов!

— Ничего себе! Огромное спасибо! — я кинулась ему в объятья, отчего друг слегка пошатнулся.

— Да не за что, чего там, — он смущённо махнул рукой. — Доброй ночи, Амелия.

Оминис отстранился и таким же ровным и спокойным шагом пошёл в сторону своей комнаты. Я же стояла и смотрела ему вслед, радуясь, как ребёнок. Даже отсутствие крышечки не расстроило меня, ведь теперь можно было отказаться от поручения Шарпа и вернуть ему экстракт. Вдруг я крепко задумалась и поняла, что мне на самом деле не хочется отказываться. И вовсе не потому, что я уже пообещала профессору помочь, хотя и поэтому тоже. Скорее, из-за Гаррета. Мне понравилось проводить с ним время вместе, он скрашивал даже такую скучную работу, как раскладывание коробок. Да и лишняя склянка экстракта никогда не помешает.

Перед входом в комнату я остановилась, разминая шею и готовясь к безразличному ко мне взгляду Анны, которая уже должна была лежать в кровати и как обычно читать перед сном. После той дуэли мне не с кем было поговорить в нашей комнате: Анна меня игнорировала, а с двумя другими девочками я так и не нашла общий язык, да и они не особо стремились подружиться.

Зайдя в комнату и увидев, что все уже готовятся ко сну, и никто не обращает на меня внимания, я поблагодарила за это Мерлина и тихо пробралась к своей кровати, вытаскивая из-под матраса дневник. Стало хорошей традицией заполнять его в конце дня. Он уже не слюнявил страницы, а лишь возмущённо рычал, отправляясь обратно под матрас. Я забралась под одеяло и стала писать. Даже не заметила, как почти три страницы воодушевлённо посвятила Гаррету. Это начинало настораживать, но размышлять об этом не было никаких сил, и я провалилась в сон, потушив свечу у кровати.

***

— Здравствуй, Себастьян, — Саманта протиснулась в проём двери, морщась от её скрипа. — Меня Анна попросила передать тут тебе, — она неловко достала из-за спины свёрток и направилась к моей кровати.

— П-привет, — «Мерлин, Анна, я тебя убью!» — с-спасибо. Присаживайся, — я забрал свёрток и указал ладонью на соседнюю койку.

Саманта была смущена не меньше меня, усаживаясь на постель. Она нарочно не смотрела мне в глаза, осматривая потолки, стены, окна. Я воспользовался возможностью рассмотреть её поближе: тёмные, почти чёрные волосы заколоты, как у всех девчонок в школе, но она делала это как-то по-особенному красиво: иногда я удивлялся, когда видел карандаш или даже палочку, служащую ей заколкой. Пухлые губы приоткрыты в готовности что-то сказать, а карие глаза светятся любопытством. Неужели ни разу не лежала в Больничном крыле?

— Как тебе тут? Скучаешь? — Саманта перехватила мой взгляд и тут же покраснела, отворачиваясь.

— Я? Да не то чтобы… — Мерлин, какая неловкость. Готов поклясться, она не забыла тот день в «Трёх мётлах». Я заёрзал, одёргивая рукава рубашки.

— Пижама мала, да? — она кивнула на свёрток у меня на коленях и в смущении поджала губы, скрывая улыбку.

— Есть немного, — когда я хотел, чтобы ко мне кто-то пришёл, я точно не это имел в виду!

— Себастьян, а какой твой любимый запах? — выпалила она после долгого молчания, задумчиво заглядывая в приоткрытый ящик тумбочки.

— Запах? Эм, ну, — я замешкался, не зная, что ответить, — мне нравится запах жареного кролика, бекона там.

Мерлин, что я за придурок! Ведь это не так сложно – подумать, прежде чем сказать. Глаза Саманты округлились, и она хихикнула.

— Голодный, что ли?

— Да нет, просто что-то не соображаю, не выспался.

— Понятно, — она задумчиво перебирала ногами по полу, — слышал о поэтическом вечере в гостиной Пуффендуя?

— Что-то слышал. А когда он?

— Во вторник, после ужина. Ребята поговаривают, многие будут выступать со стихами.

— Хотел бы я на это посмотреть, — я ухмыльнулся, представляя, как это будет нелепо выглядеть: взрослые парни читают сопливые стишки, а девчонки прямо млеют, как Саманта сейчас, обсуждая этот поэтический бред.

— Правда? Пойдём вместе?

Я прямо так и замер с ухмылкой на губах, не решаясь сдвинуться с места. Мне не послышалось? Девушка сама меня куда-то приглашает, да ещё и после моей выходки тогда в поезде?

— Я-я не знаю, — только спустя какое-то время смог выговорить я.

— Ну ладно. Жаль, конечно, — Саманта сгорбилась, подобрав ноги под кровать.

— Давай сходим, будет весело, — меня подкупило то, как она расстроилась, да и к тому же мне действительно стоит больше общаться с другими девушками, чтобы поскорее выбить из головы всю дурь, которая меня периодически накрывает.

На этих словах она тут же вскинула голову, и улыбка озарила её лицо. Чёрт, да она симпатичная. Я воодушевляюще приподнялся на руках, опираясь о спинку кровати. Взгляд скользнул по её фигуре, облачённой в мантию, из-под которой выглядывал подол юбки. Вот, как одеваются нормальные девушки. Я довольно улыбнулся, прищурив глаза.

За дверью послышались шаги, и староста негромко кашлянул, привлекая наше внимание.

— Мне пора, Себастьян, — Саманта вскочила, всё ещё радостная, — выздоравливай и увидимся, пока!

Она убежала, не дождавшись моего ответа. Дверь хлопнула, и я погрузился в звенящую тишину.

Мерлин, что это было? Неужели ей понравился тот вечер в пабе? Я зарылся пальцами в волосы, опустив голову и закрыв глаза. Не могу сказать, что мне было неприятно её видеть, даже наоборот.

Вдруг я замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Я что-то чувствую! Какой-то трепет, что ли? Неужели ещё не всё потеряно, и я могу думать о ком-то ещё, кроме, кхм, Амелии? Я попытался почувствовать на языке её имя. Противно. Не хочу думать о ней больше, пусть делает, что хочет и с кем хочет.

Я вспомнил про пижаму и, схватив свёрток, поспешил переодеться, ёжась от пробегающих по телу мурашек из-за холода. Наконец удобная одежда! Я с презрением откинул старую пижаму на соседнюю кровать и лёг обратно, накрываясь одеялом. Я чувствовал неподдельную радость от того, что мои мысли занимает кто-то ещё, помимо Амелии. Точнее сказать, фантазии о ней вытеснила другая. Это чертовски окрыляет, я ощущал несказанное облегчение и воодушевление.

В эту ночь я засыпал с блаженной улыбкой на губах, впервые за долгое время не терзаясь мыслями и не мучаясь от бессонницы.

Комментарий к 10. Перемены

Ваши “жду продолжения”, лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! :3

========== 11. Охотник ==========

Комментарий к 11. Охотник

Приятного чтения 🫶🏻

В Крипте холодно и сыро. Что я вообще тут делаю? Чёрт, голова болит, ещё и этот запах…

Сквозь темноту вижу силуэты — кто-то сидит на диване. Неужели Себастьян с Оминисом? Прямо как в старые-добрые.

Почему-то еле волочу ноги, и стены странно плывут перед глазами.

Слышу какие-то звуки. Прислушиваюсь: копошение, возня, шёпот.

Мерлин! Себастьян целуется с… с кем, чёрт бы её побрал?! Не могу её видеть и приблизиться не могу, ноги как будто приросли к полу. Всё вокруг кружится, и я слышу, как меня настойчиво зовут.

— Амелия! Вставай, на завтрак опоздаешь. — Элизабет трепала меня по плечу, пытаясь разбудить.

Я подскочила от страшного сна, часто дыша и не понимая, где я. Встретилась с обеспокоенным взглядом соседки и, приходя в себя, успокаивающе ей закивала.

— Всё в порядке. Спасибо, что разбудила. — Я нашарила очки на тумбочке и принялась собираться на завтрак, прокручивая в голове тот странный сон.

Почему мне вообще такое приснилось? С чего бы? Последние два дня о Себастьяне и думать забыла — с тех пор, как он попал в Больничное крыло, жить стало намного спокойнее. Но он даже на расстоянии умудряется подпортить мне настроение! Подумать только — в нашей Крипте! С какой-то… девушкой!

Хотя, конечно, я тоже когда-то была «девушкой», которую притащили в Крипту без ведома Оминиса. В общем-то, мне всё равно, что и с кем он там делал, делает или собирается делать. И вообще, я не собираюсь туда больше приходить.

При этой мысли сердце жалобно сдавило в груди, и я почувствовала такую всепоглощающую тоску, что захотелось выть волком. Всё-таки, несмотря на все конфликты и ужасы прошлого года, Крипта оставалась для меня обителью спокойствия, единения с самой собой, местом наших тёплых встреч. Даже подумать тошно о том, что Себастьян может привести туда кого-то. Кого-то из девочек… А Оминис? Он может так сделать? Я крепко задумалась, прислушиваясь к себе. Да, определённо может. А почему тогда не может Себастьян?..

Из размышлений меня снова оторвала Элизабет, последняя из соседок покидающая комнату и громко хлопнувшая дверью. Анну последнее время вообще было невозможно застать по утрам — она старалась уходить раньше. Избегает, значит.

День прошёл на удивление без происшествий, не считая того, что я не могла найти себе место — всё думала о вечерней тренировке.

После последнего урока быстро переоделась в спортивную форму, взяла свою старушку-метлу и поспешила на поле, пытаясь унять заходящееся сердце.

Когда вдалеке показались очертания игроков, я еле сдержалась, чтобы не развернуться и не убежать от страха. Забавно получается, что в Запретный лес к паукам и дворнягам — так пожалуйста, а тут панический страх перед обычной тренировкой по квиддичу.

Руки тряслись от волнения, а язык заплетался, когда я попыталась со всеми поздороваться. Удалось лишь обвести команду затравленным взглядом и нервно сглотнуть.

— Ждём ещё пару человек из Гриффиндора и начинаем, — Имельда грозно поглядывала на наручные часы и в нетерпении притопывала ногой.

Нервный смешок вырвался из моего горла: как забавно — Гриффиндорцы всегда такие правильные, показательный факультет, а сами сейчас опаздывают.

Я была готова прокусить себе губу до крови от волнения. Ладони потели, и я поспешила надеть свои старенькие потрёпанные перчатки. Напротив себя заметила фигуру Гаррета — он о чём-то болтал с одноклассницами, которые пришли его поддержать. «Хм, как интересно», — я мотнула головой, прогоняя лишние мысли. Всё, о чём можно было думать — это о тренировке и о том, как не упасть и не опозориться.

В момент наисильнейшего волнения перед самым первым свистком Имельды, обозначающим начало, к горлу подступила тошнота, и я уже не могла дождаться, когда всё закончится. Как только мы поднялись в воздух, я заметила Поппи, Натсай и Оминиса, стоящих чуть дальше от поля. Девчонки смотрели в мою сторону и радостно махали, крича подбадривающие речи. Оминис просто стоял рядом и улыбался, скрестив на груди руки. От этого зрелища в глазах проступили слёзы, и я тут же почувствовала сильнейший прилив сил и уверенности в себе. Покрепче схватившись за метлу, направила всё своё внимание на квоффл и вражеские кольца, которые защищал Чарльз. Он смотрел куда-то за мою спину на землю, и я, проследив за его взглядом, обнаружила укутавшуюся в мантию Анну, скромно стоящую у ограждения. Сердце пропустило пару гулких ударов.

Услышав очередной свисток, оповещающий о начале «игры», я запаниковала: из головы будто вылетели все мысли, и удалось очнуться, только когда перед глазами пролетел стрекочущий снитч, а за ним Гаррет и ловец из нашей команды.

Я замотала головой, ловя грозный и многозначительный взгляд Имельды, и полетела в центр, не выпуская из виду квоффл.

Охотники из Гриффиндора, два парня и одна девушка, были на удивление резвые и смелые. Сначала я пыталась аккуратно выбить у них мяч, но спустя минут десять оглушительных воплей Имельды решила, что пора играть в полную силу, чтобы меня, чёрт возьми, взяли в команду. Или для чего я вообще здесь?!

Стиснув зубы и нахмурив брови, подогнула посильнее ноги и устремилась прямо на гриффиндорку, летящую к нашим воротам с квоффлом в руке и прижимающую его к себе что есть мочи. Я со всей силы влетела в неё, подхватывая падающий мяч и сразу же меняя направление к воротам противника. Чарльз метался от кольца к кольцу, охватывая взглядом всех игроков. Выглядел он очень свирепо и сосредоточенно. Я почти подлетела и забросила мяч, как меня кто-то сильно пихнул в спину, что заставило меня перевернуться на метле ногами кверху.

— Какого чёрта?! — очки едва слетели с меня, и я поспешила вернуться в прежнее положение, пытаясь понять, кто это сделал. Чарльз одобрительно хмыкнул, перелетая к другому кольцу.

— Амелия, гоблин бы тебя побрал! Давай не тормози! — Имельда орала как резаная, не переставая свистеть в этот треклятый свисток.

Ярость накрыла с головой, и я почувствовала, как пальцы стремительно нагреваются, оставляя тёмные отметины на рукоятке метлы. Только не сейчас.

Пытаясь обуздать гнев, я снова полетела в самую гущу, высматривая тёмно-красный мяч. Вокруг то и дело проносились бладжеры, готовые вот-вот пробить голову, и, если бы не загонщики, они бы это сделали, с моей-то заторможенной реакцией.

Вот наконец мяч у нашей команды, я вишу почти у самых ворот, жду пас. Буквально раскрыв рот, наблюдаю, как охотники несутся к кольцам, пытаясь вырвать друг у друга квоффл.

Парень из нашей команды пасует мне, и я мигом разворачиваюсь, летя прямо к свободному кольцу, воспользовавшись тем, что Чарльз замешкался. Забрасываю мяч и под радостные возгласы сокомандников чувствую, как что-то ужасно твёрдое и сильное врезается прямо в живот, скидывая меня с метлы. Почти у самой земли, уже прощаясь с жизнью, я ощущаю, как кто-то рывком подхватывает меня за шкирку, сажая обратно на метлу. Я замираю, скрючившись от боли, и обхватываю живот двумя руками. Слёзы брызжут из глаз, я не могу разогнуться. Вокруг шум, гам, какие-то выкрики, свист.

Звёздочки в глазах рассеиваются, и я понимаю, что не могу так просто сдаться: ну это ведь Болтрушайкам на смех — вылететь в самом начале!

Почему-то именно в этот момент вспоминаю лицо Себастьяна, который так яростно болел за меня во время матчей «Поля призывателя».

Он сидел на траве, кусая яблоко, и то и дело радостно вскидывал руки, когда у меня получалось аккуратно притянуть шар и тем самым заработать пятьдесят очков.

Это воспоминание придало сил, и я выпрямилась, почти скуля от боли. Казалось, прошла уйма времени, но на деле всего несколько секунд, потому что остальные игроки только-только замерли, вперив в меня обеспокоенные взгляды. Я крепче вцепилась в метлу и подняла черенок вверх, набирая высоту. Имельда, неотрывно следящая за мной, наконец дунула в свисток и показала палец вверх. Игра продолжилась.

Я пыталась играть наравне со всеми, но головокружение и периодические приступы тошноты не давали это делать, и мне оставалось только пасовать мяч тогда, когда выдавалась такая возможность. После того удара любое шевеление бладжера рядом вызывало во мне испуг и панику, но именно благодаря этому я стала заметно быстрее реагировать на их приближение.

Счёт был почти равный, когда раздался оглушительный свисток капитана Гриффиндора — Гаррет поймал снитч. Имельда почти взвыла от злости, но тоже просвистела, оповещая нас о том, что тренировка закончилась. Она подлетела к противнику, пожала ему руку и стала снижаться, зазывая нас к себе.

Я не почувствовала ног, когда коснулась ими земли. Она будто качалась из стороны в сторону. В это невозможно поверить — столько времени проводила верхом, в воздухе, а тут выдохлась меньше, чем за полтора часа!

Не успев сориентироваться, я повалилась на землю, в последний момент выставив вперёд руки. Ко мне подбежали подруги, Оминис и Имельда.

— Амелия, всё в порядке? Надо к Чиррей, тебе прямо в живот зарядило! — Натсай прыгала вокруг и подхватывала меня под руки, пытаясь поднять с земли. На Поппи вообще лица не было, она стала белее простыни. Глядя на всех них, меня ни с того ни с сего пробрал дикий смех. Мышцы пресса ужасно болели после удара, поэтому смеяться было жуть, как больно, почти невыносимо. От этого стало ещё смешнее, и я, распластавшись на сырой траве, хваталась за живот в безуспешных попытках успокоиться.

— Странно, вроде не по голове заехали. — Имельда наблюдала за мной с нескрываемым безразличием, скрестив на груди руки.

— Да что вы встали все?! Берите за ноги, а мы за руки, понесли к мадам Чиррей! — Анна орала прямо в лица Гаррету и Чарльзу, которые в растерянности стояли позади меня.

Только когда я почувствовала, что кто-то берёт меня за лодыжки, а двое других подхватывают подмышками, я осознала, куда меня сейчас понесут. Начав брыкаться что было сил, я завопила:

— Отпустите сейчас же! Лучше несите сразу в Запретный лес, чем в Больничное крыло! Там же…

— Хватит нести чушь, Амелия! Что ещё за выступление? Ты что, не хочешь играть? — Имельда подошла совсем близко, наклонилась и положила руку на мой вздымающийся живот.

— Имельда, прошу. Я обещаю, что уже в понедельник со мной всё будет в порядке. — Я сделала как можно более трогательный взгляд. — Умоляю. Только не к Сэллоу.

Она отстранилась и нахмурила брови, внимательно меня рассматривая.

— Хорошо. Положусь на твоё благоразумие. Несите её к Чесноук, я договорюсь.

И она засеменила в сторону школы под недоумённые взгляды ребят.

Уже через полчаса, лёжа на скамейке в классе Травологии, я выслушивала причитания профессора Чесноук о том, какие мы безрассудные и как себя не бережём. Голова раскалывалась, и я едва сдерживалась, чтобы не закричать: «Да замолчите вы уже наконец!»

Она ощупывала мой живот, давала какой-то горячий и вязкий отвар, то и дело прикасаясь ладонью к моей горячей щеке.

— Мисс Мэллори, это… это просто какое-то… я даже не знаю, как это назвать! — профессор суетилась, прогоняя зевак, столпившихся у входа и под лестницей.

Я запрокинула голову и посмотрела на ребят. Вверх тормашками их испуганные лица выглядели ещё смешнее, чем на поле, и я снова прыснула, кидая испуганный взгляд на Чесноук.

— Вам смешно?! — она всплеснула руками и набрала в лёгкие воздух. — Подумать только! Безмозглые дети, честное слово! Да как вам только в голову пришло явиться сюда, а не к мадам Чиррей! — я поняла, что теперь профессора не остановить. — А если меня за это уволят? По-хорошему, мне надо обо всём доложить директору или профессору Уизли, — она зыркнула на Гаррета, — или хотя бы мадам Когаве.

Все присутствующие тут же неодобрительно загудели, предвещая выговор всем и каждому, если такое произойдёт.

— Профессор, позвольте мне всё уладить. Никто не узнает, что вы помогли нам, я обещаю. — Оминис тихо подошёл к Чесноук и увёл её в сторону от лишних ушей, но мне было прекрасно всё слышно.

Друг никогда непользовался своим происхождением и положением семьи Мраксов в обществе просто так, только когда другого выхода не было. Вот и сейчас он, видимо, счёл ситуацию вышедшей из-под контроля. Мадам Чесноук слегка расслабилась и решительно кивнула. Проходя мимо, Оминис подбадривающе сжал мою ладонь и неспешно направился к выходу из класса, уводя за собой всех остальных.

— Гаррет, — шепнула я, — сегодня без Шарпа. Спасибо тебе за помощь.

Он уходил последний, поэтому повернул ко мне голову и слабо улыбнулся. В его глазах читались страх и беспокойство. Чёрт, я испортила ему настроение, несмотря на то, что он поймал снитч!

— Оставайтесь сегодня у меня, Амелия. Если ночью будет вопить Мандрагора — не бойтесь, это значит, она из горшка вылезла, эльфы справятся. — Она зевнула и накрыла меня пледом, оставляя на столе дымящуюся кружку.

«Славно! И как только я завтра покажусь директору?» — это было последним, что пронеслось в голове перед тем, как я забылась беспокойным сном.

***

— Так вот, яйца рунеспура очень помогают при подготовке к экзаменам! Представляешь, одного парня даже не допустили до олимпиады, потому что выяснилось, что он накануне выпил приготовленный из них эликсир!

Саманта тараторила без умолку, и я вспомнил, почему тогда почти убежал из «Трёх мётел».

Я лежал на кровати с заведёнными за голову руками и смотрел в потолок, думая лишь о том, когда же мадам Чиррей или староста позовут её на выход.

— Себастьян, здравствуй.

Я подскочил, услышав голос своего спасителя.

— Оминис! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

Саманта запнулась на полуслове и обернулась на дверь. Смутившись, бросила мне еле слышное «Пока» и проскочила мимо Мракса, скрываясь в коридоре.

— Это кто был? Дейл, что ли? — друг смотрел чуть в сторону от меня, и я пощёлкал пальцами, подсказывая ему направление.

— Да неважно, — я с энтузиазмом поднялся, предвкушая рассказ, как прошла первая тренировка. У Имельды была традиция – начинать сезон с так называемого «матча», чтобы все новенькие и позабывшие правила «старенькие» быстро включились в процесс. Это мне нравилось больше всего, так что я ужасно жалел, что пропустил сегодняшнюю игру из-за Амелии! — Рассказывай, как там прошло?

— Нет уж, Себастьян, — Оминис сел на соседнюю кровать, закинув ногу на ногу. — Давай ТЫ рассказывай, что тут у тебя делала Саманта.

— Пожалуйста, не начина-а-ай, — протянул я и в отчаянии схватился за голову.

— Себастьян, я сейчас уйду. — Его голос звучал непривычно строго, и я сам вмиг посерьёзнел.

— Она просто заходила меня проведать. Что такого?

— И давно она так к тебе ходит?

— Второй день только. Да что не так?

— Слушай, не строй из себя дурака. Ты же знаешь, к чему я клоню. — Оминис слегка опёрся на заведённые за спину руки.

— Не понимаю, о чём ты, — пробурчал я, отворачиваясь.

Сзади послышался отчаянный и раздражённый выдох:

— Ты помирился с Амелией?

При этом имени меня как ножом полоснуло, и я ощерился.

— Достал ты со своей А-ме-ли-ей! — передразнил я её имя и плюхнулся обратно на кровать, лицом в подушку.

— Ты, Себастьян, похоже совсем не понимаешь, что к чему. — Стальной голос разрезал тишину Больничного крыла.

— Расскажи мне, что к чему, раз ты у нас самый умный! — я говорил в подушку, из-за чего не все слова были слышны чётко, и друг несколько раз щёлкнул пальцами у моего уха. Я нехотя повернулся и встретился с его невидящим взглядом.

— Ты меня сейчас выбесишь, и я правда уйду.

Я знал, что Оминис не шутит. Если он так говорит, значит пора либо заткнуться, либо поддержать разговор.

— Хорошо-хорошо. — Я снова встал и выставил вперёд ладони. — Я не мирился с А-ме-ли-ей, — всё же не сдержался, чтобы не передразнить её имя, — да и зачем мне с ней мириться? И при чём тут Саманта? Что-то у тебя всё в кучу.

— Это у тебя всё в кучу, Себастьян, причём в навозную.

— Ой, какие мы остроумные, — я осклабился, теряя терпение.

— Так ты что, собираешься встречаться с Дейл? — как ни в чём не бывало спросил Оминис.

— Что?! — я почувствовал, как густо покраснел.

— Не отвечай вопросом на вопрос. Повторяю: ты собираешься с ней встречаться?

Я просто не мог поверить, что слышу подобное из уст старого друга. За все эти годы мы ни разу не говорили о девчонках. Я даже не думал, что с ним можно поднимать такие темы. Мне он казался выше всех этих тупых разговоров про любовь, отношения и прочую лабуду.

— А если собираюсь, то что? — я с вызовом подался вперёд, изучая лишённое каких-либо эмоций лицо Оминиса.

— Да ничего. — Он склонил набок голову, покачивая в воздухе ногой. — Сегодня на тренировке в Амелию прилетел бладжер. Прямо в живот.

Он говорил это так буднично, будто рассказывал, что ел сегодня на ужин. Я вытянулся, как струна, вцепившись пальцами в матрас.

— Ну-ка повтори ещё разок, — прошептал я побледневшими губами.

— Говорю, Амелия сегодня чуть не разбилась.

— Чуть? — внутри всё похолодело.

— Угу. Гаррет в последний момент подхватил. — Оминис закинул голову и прикрыл глаза.

— Ты… ты совсем, что ли? Почему так спокойно говоришь? Мне из тебя клещами вытаскивать надо? — я почти подпрыгивал на кровати от злости, готовый взять друга за грудки в нетерпении.

— Ой, да перестань ты, — он картинно махнул рукой в мою сторону, — тебе же всё равно?

Я почти кипел от злости, из ушей бы вот-вот пошёл пар.

— Я тебя ненавижу. Рассказывай, как было, иначе…

— Что «иначе»?

Я не знал, что ответить. Козыря в рукаве у меня не было, так что я в отчаянии уронил голову на грудь, признавая своё поражение.

— Да, я собирался встречаться с Самантой. Мы идём с ней во вторник на поэтический вечер в Пуффендуе.

— Молодец. — Оминис вмиг подобрался и вернул серьёзное выражение лица. — В общем, как мне рассказала Анна, Амелия забила гол, и в неё тут же прилетел бладжер. Тупой Джеймс зазевался, глядя на «фанаток», и пропустил мяч.

Я издал утробный рык, проклиная идиота Бишопа, который непонятно как вообще попал в нашу команду. Оминис продолжил:

— Она слетела с метлы и уже почти упала, но Гаррет схватил её за шкирку и усадил обратно. Говорят, он тогда едва поймал снитч, но бросил его и помчался к Амелии. В это я не верю, если честно. Первокурсницы болтают, сам понимаешь.

— Чёртов Уизли. Я готов простить ему его тупость и заносчивость, раз такое дело. — Я вытер покрытый испариной лоб и заметно расслабился, услышав полную историю. — А что дальше? Это, получается, она сейчас должна быть… здесь?!

Я встрепенулся, оглядываясь по сторонам, будто бы она всё это время лежала тут, а я просто не замечал.

— Вот мы и подобрались к самому интересному. — Оминис обхватил одно колено сцепленными в замок руками. — Она категорически не захотела, чтобы её принесли сюда. Вопила, как Гиппогриф. И вот вопрос, Себастьян: что же ты такое сделал, что она, испытывая, я уверен, адскую боль, не захотела подниматься сюда к тебе, будто в логово тролля?

— Хм, вот дура, — ляпнул я и тут же осёкся, услышав, как Оминис цокнул. — Не знаю я! С чего ты вообще взял, что дело именно во мне? Может, она боится Чиррей?

— Потому что я слышал, как она сказала Имельде: «Только не к Сэллоу». Может, тут есть ещё один Сэллоу, мать его?! — друг резко подскочил, приближаясь слишком близко.

— Д-да я п-правда не знаю. — Я поставил между нами руку, боясь, что он просто-напросто кинется на меня, как сумасшедший.

Внутри всё как будто оборвалось: как же горько слышать такое: «Только не к Сэллоу». Чёрт, как это… больно.

— Значит так, Себастьян, — Оминис вернулся на койку и принялся разглаживать на коленях мантию, — моё терпение лопнуло, и я больше не буду участвовать в вашем спектакле. Подожди, — он предусмотрительно выставил ладонь, поняв, что я вот-вот что-то скажу, — отныне ты разбираешься с этим сам. Вы мне оба дóроги, и я не буду бросать ни одного из вас. Однако всё это мне порядком надоело. Как выпишешься, делай, что хочешь, но мне больше не ной.

— Это когда я ныл?! — обиженно воскликнул я, но сразу осёкся, вспомнив, что делал это почти каждый вечер в нашей комнате.

Он посидел ещё несколько минут, поделился всеми подробностями случившегося, как обычно пожелал доброй ночи и ушёл, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Мерлин, как же я запутался. Голова буквально гудела от потока мыслей, а тело так и рвалось вниз, в класс Травологии, чтобы убедиться, что с Амелией всё в порядке. Ещё вчера я лежал на этом же самом месте и радовался, что она больше не занимает моих мыслей, а сейчас? Сейчас что, снова?

Нет, не может быть, чтобы я опять так легко поддался этому искушению. Чтобы я опять мучился, терзался этими тупыми мыслями, что б их! Нет, я так просто не сдамся. Я всего лишь переживаю за неё, как за любого другого своего знакомого, в которого попал бладжер, и который сейчас страдает от боли. Который забил, мать его, гол на первой тренировке! «Мерлин, я так горжусь», — неосознанно пронеслось у меня в голове, из-за чего я стыдливо зарылся глубже под одеяло. Ну что за сентиментальности, Себастьян? В самом деле, как сопливый первокурсник! Я с чувством стукнул кулаком по кровати, не зная, куда себя деть и как избавиться от этих назойливых мыслей. Прокрутившись почти до самого утра, смог наконец заснуть.

***

— Пс-с, Амелия!

Я очнулась от того, что кто-то слегка тормошил меня за плечо. Спина затекла от лежания на твёрдой скамье, отчего я болезненно проскулила, пытаясь подняться на локтях.

Было ещё достаточно темно, но солнце уже выглядывало из-за горизонта и показывало свои первые утренние лучи.

Я пыталась проморгаться, чтобы понять, кто меня разбудил. Только спустя некоторое время смогла различить знакомые очертания в темноте.

— Гаррет, т-ты что тут делаешь? — я ворочала головой, пытаясь вспомнить, где вообще нахожусь и что случилось.

— Не мог уснуть, переживал за тебя. — Он говорил шёпотом, усаживаясь на край скамьи. — Я тебе тут зелье принёс. Сам делал. Должно помочь от тошноты, — Уизли протянул склянку с розовым содержимым.

Я скептически посмотрела на него, косясь на подозрительное зелье. Кто знает, станет ли мне от него лучше или только хуже. Гаррет будто прочитал мои мысли и, закатив глаза, добавил:

— Не волнуйся, это зелье уже тестировали. Его не так просто сделать из-за некоторых редких ингредиентов, но оно очень действенное, поверь мне. — Он заботливо приподнял мою голову и помог выпить лекарство до дна.

На вкус оно оказалось, как земляника с виноградом, чуть кислое и обжигающее горло. Я сглотнула, вытирая рот рукавом, и почти сразу почувствовала, что тошнота и правда проходит. Мышцы живота всё ещё болели, и рёбра ныли, как будто поломанные, но общее состояние всё же улучшилось, и я ободряюще улыбнулась Гаррету.

— Спасибо, правда помогло. А какие у него побочные эффекты? Они ведь точно есть, так ведь? — я подозрительно сощурила глаза, улыбаясь Уизли. Вообще, произнесено это было скорее в шутку, но он на удивление важно сказал:

— Есть. После этого зелья, чтобы оно точно помогло, нужно с кем-нибудь обняться. — Его лицо выглядело настолько серьёзным и сосредоточенным, что я даже не сразу поняла смысл услышанного.

Заключив меня в порывистые объятия, Гаррет произнёс:

— Я очень, очень переживал.

Комментарий к 11. Охотник

Ваши “жду продолжения”, лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! :3

========== 12. Какие, к чёрту, апельсины? ==========

Комментарий к 12. Какие, к чёрту, апельсины?

Талантливая Lady Pollyka (https://ficbook.net/authors/4671367) любезно озвучила эту главу своим прекрасным голосом!:3 Послушать можно тут:

https://drive.google.com/file/d/1sPwWZFzlyGo-HWQRClWtB3mWL5aE6E83/view?usp=drivesdk

Приятного чтения 🫶🏻

Весна 1891г.

Учебный год подходит к концу, и учителя уже порядком надоели бесконечно напоминать о предстоящих СОВ. Ещё и эти Хранители вместе с профессором Фигом наседают. Голова идёт кругом, я уже которую ночь не могу нормально спать без зелий.

Себастьян всё больше увлекается идеей спасти сестру, из-за чего я почти перестала его узнавать.

Сегодня после ужина мы снова идём на очередную вылазку в катакомбы. Себастьян говорит, там нам точно должно повезти — мы найдём долгожданный кусочек триптиха.

Добираемся в оглушительном молчании, прерываемым лишь шелестом редких в Высокогорье деревьев, журчанием воды и криками кое-где пролетающих птиц. Я неотрывно наблюдаю за Сэллоу, летящим параллельно со мной: его сосредоточенное лицо и чуть поджатые губы говорят о том, что его мысли снова заняты лишь одним — Анной и её проклятьем. Он крепко держится за метлу, а полы его мантии развеваются на хлёстком ветру.

Я не могу сдержать улыбки, смотря на друга: его самоотверженность и смелость поражают меня, как и его готовность умереть за сестру.

В какой-то момент он снижает скорость и начинает спуск, устремляясь прямиком ко входу в пещеру. Я будто выхожу из транса и тоже начинаю посадку, подставляя лицо уходящим лучам солнца.

Всё как всегда: мы тихо и незаметно пробираемся в пещеру, отчаянно готовые к схватке с инферналами, пауками и, быть может, гоблинами. Наши действия отточены, так что я даже не чувствую страха, спускаясь в темноту. Себастьян начинает болтать всякую чушь – признак того, что волнуется. Волнуется, что не найдём триптих, не снимем проклятье, не спасём Анну. Я недовольно шикаю, чтобы он наконец заткнулся, иначе мы точно попадём в неприятности.

Вдалеке различаются чьи-то голоса. Это не гоблины, это люди! Давно мы не виделись с тёмными волшебниками, и я испуганно гляжу на Себастьяна, нервно сглатывая ком в горле. Сэллоу же, видно, только рад — если здесь что-то охраняется магами, вполне возможно, что это как-то связано с проклятьем Анны.

Я даже не успеваю и глазом моргнуть, как он применяет на показавшемся из темноты враге Конфриго, не предупредив меня. Мне тут же приходится включаться во внезапно начавшийся бой.

Всё идёт вполне гладко до момента, когда дуэлянтка застаёт меня врасплох, применив Диффиндо и разрезав мою одежду в районе плеча. Противников осталось трое, так что я не сильно переживаю за Себастьяна — он справится. Просто медленно отползаю к стене, пытаясь нашарить в кармане рябиновый отвар. «Здóрово она меня полоснула». — Я снимаю мантию и мельком гляжу на плечо и голубую рубашку, разрез которой уже окрасился в багровый цвет. Себастьян, закончив с магами, обеспокоенно подбегает ко мне, хватая за предплечье. Я болезненно втягиваю сквозь зубы воздух, и он тут же виновато меня отпускает.

— Чёрт, как так? Почему не применила Протего? — поучает, как мадам Гекат.

— Не успела, очевидно. — Наконец я нащупываю отвар, пытаюсь откупорить крышечку и поскорее выпить, чтобы не тянуть время и не задерживать Себастьяна.

Глядя на мои безуспешные попытки, он цокает и выхватывает у меня склянку, трясущимися руками выдёргивает пробку и подносит к моим губам горлышко. Чуть горьковатый вкус эликсира стал уже привычным, так что я даже не морщусь, выпивая его до дна.

Оторвавшись от бутылочки, замечаю изучающий взгляд Себастьяна на своём плече. Аккуратно склоняю голову, готовясь спросить, что такого он там увидел, но тут же понимаю, что сижу почти с полностью оголённым плечом от ключицы до локтя.

Неловко кашлянув, пытаюсь натянуть остатки ткани, чтобы хоть как-то прикрыться, но Себастьян продолжает смотреть, и от этого взгляда мне становится страшно.

— Ты в порядке? — я осторожно машу рукой перед его глазами. — Продолжим? А то скоро совсем стемнеет.

Он пару раз моргает, и я слышу его хриплый шёпот:

— Д-да, давай. — Он выпрямляется и протягивает мне руку, с помощью которой я встаю, опираясь спиной о холодную и сырую стену.

Плечо уже не болит, а рана почти затянулась, и я накидываю мантию, замечая, как сильно покраснел Себастьян. Или это освещение здесь такое? Да, умею я поставить себя в дурацкое положение.

Мы продолжаем путь в полной тишине, и я не могу этому не удивляться: на этом этапе Себастьяна обычно не заткнёшь — он в предвкушении найти то, что ищет, и поэтому тараторит всё, что взбредёт в голову, а сейчас молчит и даже не смотрит в мою сторону. «Должно быть, разозлился, что я отняла у него время», — с грустью думаю я и разочарованно опускаю голову на грудь, по пути пиная мелкие камушки.

— Нашёл! — от раздумий меня выдёргивает радостный возглас Сэллоу, который стоит напротив ниши в стене над открытым сундуком.

— Это триптих? — я подскакиваю, не веря своим глазам: часть гобелена аккуратно завёрнута в пергамент, который незамедлительно рвётся под нетерпеливыми пальцами Себастьяна.

— Да! Это он, Амелия! — он поворачивает ко мне лицо, и я вижу искреннюю радость и светящиеся глаза, в которых застыли слёзы. Не могу сдержать эмоций и просто подпрыгиваю на месте, хлопая в ладоши. Это последний кусочек, и мы можем вернуться в Крипту, чтобы сложить пазл.

Готовая к пути назад, я разворачиваюсь на пятках, поднимая небольшое облако пыли, но чувствую, как холодные пальцы хватают меня за запястье.

— Что такое? — я обеспокоенно оборачиваюсь и тут же откидываюсь спиной к колонне из-за лёгкого толчка.

Ничего не успеваю понять, как каштановые кудри оказываются у моего лица, а на своей шее я чувствую тепло и влагу губ. Моё ухо щекочет густой шёпот, и я даже не понимаю, что Себастьян там бормочет, потому что сама вот-вот отключусь. Ладонями упираюсь в каменную колонну, и её холод и влажность помогают оставаться в реальности, пока я не могу пошевелить даже мускулом — настолько остолбенела. Себастьян продолжает тыкаться носом мне в шею, пока я не чувствую его уже горячую ладонь на своём оголённом плече. Ноги почти подкашиваются от нахлынувшего трепета, и нестерпимо тугой комок собирается внизу живота, отчего я почти что вскрикиваю. Незнакомое мне ощущение. Стараюсь почти не дышать, всё ещё не понимая, что мне делать. Себастьян отрывается от меня и смотрит сверху вниз потемневшими глазами. Его волосы кое-где слиплись от испарины на лбу, а тёмные веснушки видно даже при таком тусклом освещении. Он тяжело дышит, почти наваливаясь на меня всем телом, из-за чего я пытаюсь вжаться сильнее в колонну, но дальше уже некуда, поэтому отворачиваю лицо и делаю глубокий вдох.

— Амелия, — у моего уха снова раздаётся шёпот. От хрипотцы в его голосе кружится голова, и я не могу сдержать протяжный стон, почти вопль. Мерлин, что вообще происходит? Я зажмуриваю глаза и отдаюсь моменту, смирившись с тем, что будет. Жду, затаив дыхание.

Спустя какое-то время бессмысленного ожидания становится холодно, и оголённая кожа покрывается мурашками. Я распахиваю глаза и не вижу перед собой никого — только пустоту, а где-то в стороне выхода слышатся быстрые шаги и хруст гравия.

Добираюсь до школы в одиночестве, всю дорогу сглатываю слёзы, из-за которых ни черта не видно, поэтому постоянно сбиваюсь с пути. В какой-то момент, снова прокручивая в голове этот позор в пещере, я останавливаюсь, зависая в воздухе, и, закрыв лицо руками, начинаю рыдать что есть силы. Это был первый раз за весь учебный год, когда я заплакала.

Чёртов ублюдок! Зачем он это сделал?! Почему убежал? Почему бросил меня?

Я не нахожу ответы ни на один из этих вопросов и, немного успокоившись, продолжаю свой путь.

На следующий день во время завтрака, не удостоив меня даже взглядом, Себастьян сидит за столом Когтеврана и болтает с ребятами, эмоционально жестикулирует и задорно смеётся.

У меня буквально уходит почва из-под ног от этого зрелища, и я быстро проглатываю еду, чтобы поскорее уйти на уроки. Целый день предстоит видеть его радостную физиономию, так что пытаюсь отвлечься, повторяя домашнее задание. Редкие солёные капли падают на пергамент, кое-где размывая чернила, и я поспешно вытираю их и обмахиваю лицо ладонями.

В тот момент я была решительно настроена послать Сэллоу ко всем чертям, но я даже не подозревала, как разочаруюсь в самой себе, когда через пару дней сломя голову побегу в Крипту, получив от него сухую записку:

«Жду тебя через десять минут, мне нужна твоя помощь с гобеленом.

Себастьян»

***

Эти болезненные воспоминания прорезают мою память за долю секунды, пока я вдыхаю запах скошенной травы, исходящий от мантии Гаррета. Я неловко поднимаю руки и дотрагиваюсь до его спины, пока он что-то бубнит мне в волосы. Я даже не обращаю внимание на то, как сильно болят рёбра от его крепкой хватки.

Я изо всех сил старалась стереть тот день из своей памяти. Даже тогда, стоя под лестницей после «поцелуя» в Крипте, я отмахивалась от подступающих воспоминаний. Всё повторилось вновь, а я даже не заметила. Какая же я дура, прав был Себастьян. Он ведь и правда считает меня такой и даже не скрывает этого. От этих мыслей мне хочется провалиться сквозь землю, стереть себе память, забыть навсегда об этом позоре.

Я просто хочу быть нужной кому-то. Хочу, чтобы обо мне заботились так же, как я забочусь об остальных. Хочу, чтобы за меня переживали, беспокоились. Как Гаррет сейчас. Я стараюсь расслабиться и почувствовать – каково это – быть в его объятьях. Его тёплое тело обволакивает меня, и я больше не трясусь от утреннего озноба. Его рыжие волосы щекочут мне нос, из-за чего я морщусь и пытаюсь почесать его о мантию Уизли.

Он отстраняется, всё ещё придерживая меня за плечи, и обеспокоенно заглядывает в глаза:

— Больно? Прости. — Его пальцы разжались, и я почувствовала, как прохлада в классе снова забирается мне под кофту. Даже не смогла обнять себя руками — от этого движения сводило рёбра.

— Уже не так сильно, — соврала я. — Я рада, что ты пришёл, Гаррет.

Решилась сделать ответный шаг и взяла его ладонь в свою. Сначала он рефлекторно пытался её отдёрнуть, но тут же расслабился, и его лицо озарила улыбка.

— Прости, что заверил тогда тебя, будто всё будет хорошо. — Он поджал губы, отводя взгляд в сторону. — Я правда не думал, что Имельда продолжит свою традицию с матчами, учитывая, что ты первый день на поле. Я вообще не ожидал такого.

— Всё нормально, правда, — я успокаивающе похлопала его по руке, — не стоит так беспокоиться. Если я хочу играть, то подобные случаи ещё будут повторяться не раз.

— Я поражён твоим хладнокровием. — Он смотрел на меня одновременно с опаской и укоризной. — Квиддич не очень подходит для девушек.

Убрав руку, я ошарашенно посмотрела на Гаррета:

— Ты серьёзно так считаешь?

— Да, это очень опасный спорт, и я буду переживать, если ты продолжишь играть. Особенно после этого случая. — Он кивнул на мой живот. — В другой раз я могу не успеть.

— Так это был ты? Ты спас меня? — я подалась вперёд, но мышцы тут же заболели. Гаррет немного смутился:

— Да. Я думал, ты меня видела. — Он неловко потёр шею. — Не представляю, что было бы, если бы я не успел.

— Я всё понимаю, но мне очень хочется играть. Полёты — моя страсть.

— Ты ведь можешь просто летать на метле или участвовать в гонках!

— Могу, но это тоже опасно, не так ли? — я прищурила глаза, заглядывая в лицо Уизли.

— Да, ты права… — он задумчиво и рассеянно смотрел себе под ноги, хмуря брови.

— Спасибо, что спас меня. — Я снова взяла его руку в свою и с благодарностью заглянула в глаза. Нестерпимо клонило в сон от слабости, но присутствие Гаррета наполняло мою душу уютом и спокойствием, и мне хотелось продлить этот момент, насколько это возможно.

— Нет, ну вы только поглядите! — профессор Чесноук спускалась со второго этажа, когда увидела нас. — Я всё понимаю — любовь, но не в такую же рань!

Мы с Гарретом испуганно переглянулись и, засмущавшись, прыснули со смеху.

***

Всё повторяется: ранний подъём, лекарства, зарядка, Саманта.

Я не удивился, когда её тёмная макушка появилась из-за двери, но, увидев, во что она одета, не смог скрыть эмоций. Сегодня выходной, так что студенты не обязаны носить школьную форму, боясь выговора и замечаний. Я был приятно удивлён, когда увидел на девушке юбку чуть выше колен и блузку, которая слегка открывала тонкую шею.

Не сказать, что я так уж часто заглядывался на девчонок, а в особенности на выходных, потому что мы с Оминисом и иногда с Леандером с самого утра отправлялись в Хогсмид или же проводили время в наших гостиных. Однако сейчас не мог оторвать от Саманты глаз, и даже её неуёмная тяга к болтовне не раздражала, а лишь забавляла.

— К сожалению, Имельда не сможет со мной пойти в Хогсмид, так что придётся тоже все выходные провести тут, в школе. — Она вмиг погрустнела, сминая в пальцах простынь на кровати.

«Хм, а чего тогда так разоделась, раз не идёшь никуда?», — подумал я, ухмыляясь и скользя взглядом по её фигуре.

— Можешь у меня посидеть, если мадам Чиррей позволит. — Я приподнялся на локтях и поправил рубашку пижамы. — Всё равно делать нечего, а так хоть нескучно будет.

Саманта заулыбалась во весь рот, тут же краснея и скрывая глаза ладонью.

Я не мог ответить себе на вопрос, что же я чувствую по поводу всего происходящего. Лежание в Больничном крыле меня здорово подкосило — я ощущал себя отрезанным от внешней жизни, пусть и на несколько дней. Я не мог злиться на Амелию, потому что понимал, что просто довёл её. Довёл своим упрямством, тупостью. Хотел бы я знать, что она думает обо мне. И думает ли вообще? Я исподлобья аккуратно посмотрел на Саманту, всё ещё что-то активно рассказывавшую, и продолжил размышлять. Внутри меня зародилось стойкое чувство, что я не знаю, чего хочу. Достиг цели — спас Анну. А что дальше? Она живёт своей жизнью в Хогвартсе, и всё её внимание занимают учёба и Чарльз. Чёртовы Гриффиндорцы! Я скрестил руки на груди и склонил голову, отводя взгляд в дальний угол комнаты.

Несвойственная мне обида на сестру в какой-то степени зарождалась внутри: я думал, что, вернувшись в школу, она будет проводить время со мной, постоянно благодарить за то, что я вытащил её из этого болота. Понимаю, что это подло и мерзко — ждать такого, но ничего не могу с собой поделать. Мне нужна новая цель, а какая — не знаю, хоть и чувствую — что-то витает в воздухе, ждёт, когда я схвачу его, как Снитч. Не получается уловить этот ускользающий от меня смысл. Смысл жизни.

Я облизнул губы, чуть смакуя странный вкус на языке. Апельсины. Какие, к чёрту, апельсины?

— Вот, говорю, принесла тебе. — Саманта стояла впритык к моей кровати, держа в руке оранжевый пахучий фрукт.

— О! Прости, задумался что-то. — Я потянулся и забрал тяжёлый лоснящийся апельсин. — Спасибо, давно не ел такой экзотики.

От этого яркого запаха, заполнившего пространство, у меня закружилась голова, и я вспомнил про те злосчастные духи. Когда же ты уже освободишь меня, чёрт бы тебя побрал? Подкидывая фрукт в воздух, я не мог насладиться этим запахом, который неумолимо вызывал вереницу разных мыслей. Они заполняли голову, подобно стрекочущим Златоглазкам. Захотелось заткнуть чем-нибудь уши и покончить с шепчущим тягучим голосом внутри.

— Добрый день, мистер Сэллоу! Мисс Дейл. — Мадам Чиррей вкатывала в комнату тележку с типичным набором для осмотра: бинты, градусник, зелья. Увидев Саманту, она повела бровью и ехидно улыбнулась.

Дверь за медсестрой почти закрылась, когда я заметил в проёме рыже-каштановую макушку, заглядывающую внутрь.

***

Уже к обеду профессор Чесноук вежливо намекнула, что нам с Гарретом надо бы возвращаться в наши гостиные. Сегодня меня ждал разговор с директором Блэком по поводу нашей с Себастьяном дуэли, а точнее его ранения. Я очень переживала, прокручивая в голове все наихудшие варианты развития событий: меня накажут, лишат стипендии, отчислят, отдадут на съедение топеройкам. Не переставала поражаться терпению Гаррета, который стоически выслушивал весь этот бред, находя тысячу аргументов в ответ, почему так не будет. Он любезно предложил сопроводить меня к директору и свидетельствовать в мою пользу, но я категорически отказалась. Это могло только навредить.

Перед тем, как закрыть за нами дверь в теплицу, Чесноук настоятельно рекомендовала, а точнее приказала, чтобы я всё же показалась мадам Чиррей со своими ранами. На самом деле, наутро я и сама немного остыла и поняла, что мне действительно стоит посетить Больничное крыло, поскольку рёбра ужасно болели, и никакие отвары до конца не помогали. Плевать, что там Сэллоу — я выкрою минутку и не буду даже заходить внутрь.

Предвкушая неприятный разговор с профессором Блэком, я попрощалась с Гарретом и неторопливо, стараясь не задеть рёбра, поднялась к нему в кабинет.

Огромные, во всю стену книжные стеллажи, плотно заполненные фолиантами, давили своим масштабом, из-за чего просторный кабинет казался тёмной тесной клеткой. Небольшой стол, заваленный стопками пергаментов, всевозможными письмами и документами, стоял прямо посреди комнаты, а за ним важно сидел Финеас Блэк. Он держал во рту кончик пера, обмоченного в чернилах, поэтому первое, что я заметила, когда вошла — несколько мелких чёрных капель на листе перед ним. Директор встрепенулся, пробуждаясь от задумчивости и, наскоро применив магию, стёр пятна и подписал документ, убирая его в сторону.

Казалось, он меня не замечает, потому что я стояла у входа уже несколько минут, тайком оглядывая кабинет, в котором, по правде сказать, уже была. В прошлый раз мне не удалось в полной мере рассмотреть интерьер комнаты, но сейчас выдалась такая возможность, и я не спешила с ней распрощаться.

За спиной Блэка возвышалась небольшая двусторонняя лестница, ведущая на балкончик. Я всё никак не могла понять — для чего он? Окна, разумеется, в кабинете были, но они не выполняли своей функции и впускали лишь толику дневного света. Около окна виднелась арка, ведущая вглубь кабинета — отсюда было не видно, но я предположила, что там начинается длинный коридор в спальню и гостиную директора.

— Ну что, мисс, присаживайтесь, — выдернул меня из размышлений Блэк, указывая на кресло с противоположной от него стороны.

Нервно сглотнув, я присела и сморщилась от боли в животе. Директор заинтересованно осматривал меня, насупив брови. Только сейчас я сообразила, что не переоделась из спортивной формы, и мысленно стукнула себя по лбу: «Вот тупица! К директору на ковёр в форме для квиддича!».

— Мисс… Эванс, верно? — он отвёл взгляд, перебирая бумаги.

— Мэллори, профессор. Я по поводу дуэли с Себастьяном Сэллоу на уроке мадам Гекат. — Я знала, что Блэк вечно путается в именах и никогда не запоминает учеников и их проблемы.

— Прекрасно, — пробормотал он и снова замолк на пару минут.

Я не так часто общалась с директором, поэтому такие паузы и «отключки» с непривычки меня пугали, и я легонько постучала пальцами по столешнице, привлекая его внимание.

— Я слушаю Вас. — Он кивнул в мою сторону, держа в одной руке перо, а в другой документ.

— Эм, хорошо, — я замялась, не ожидая, что мне придётся начинать разговор самой. — Я хотела сказать, что очень раскаиваюсь в случившемся, и у меня не было намерений ранить Сэллоу. Я… мне иногда тяжело справляться с силой древней магии.

Я потупила взгляд, комкая в пальцах платок, который мне любезно одолжил Гаррет. При каждой мысли о древней магии меня накрывали болезненные воспоминания о профессоре Фиге.

— Древняя магия? Как интересно… — Он даже не поднял на меня глаза, продолжая задумчиво читать документ.

Мерлин, он что, забыл про противостояние Ранроку? Запамятовал об источнике древней магии здесь, в Хогварсте? Даже для Блэка это слишком! Я хмыкнула, поведя плечом. И как только он занял эту должность?

— Да, профессор. Если помните, тут весной было вторжение Ранрока. — Не удержалась от колкости в голосе, потому как была просто-напросто раздосадована тем, что для него это ничего, похоже, не значило. Погиб мой наставник, профессор школы, а ему хоть бы хны.

— А, да-да, конечно-конечно. — Он наконец убрал в сторону бумаги и, сложив перед собой руки, нацелил на меня внимательный взгляд. — Как раз по поводу древней магии я и хотел с вами поговорить!

Он вскинул указательный палец, как бы останавливая меня от вопросов, и направился к одному из стеллажей, откуда вытащил тяжёлый фолиант в мягкой обложке. Книга сама охотно раскрылась на нужной ему странице.

— Через неделю поедете с Альбертом Корбеттом в Министерство к… — он задумчиво прищурился, скользя взглядом по страницам, — к Фэрису Спэвину, министру магии.

— К министру?! С… кем, вы сказали? — я обомлела от таких новостей, и, если бы стояла, то точно бы упала.

— С Альбертом Корбеттом, нашим новым профессором Теории магии. Мы представляли его на Церемонии распределения. — Он с укоризной посмотрел на меня исподлобья, кривя рот, отчего его усы приняли смешную форму.

— Да, точно. Я помню. — Я покраснела, смутившись. — А что мы там будем делать? Почему именно к министру?

— На педсовете было решено отправить вас на недельные курсы по руководству древней магии. Мы переживаем за ваше эмоциональное состояние, а также заботимся о безопасности наших студентов, — отчеканил он явно заученный текст, но я всё равно удивлённо вытаращила глаза и чуть было не открыла рот. Однако скользнув взглядом по его столу, я наткнулась на пергамент, подписанный Матильдой Уизли. Паззл сложился в моей голове, и я поняла, что это именно она настояла на том, чтобы я поехала. Блэку же не было никакого дела, хоть сейчас он и горделиво вскидывал подбородок.

Выходила я из кабинета на трясущихся ногах, всё обдумывая слова директора. «На неделю! С незнакомым мне профессором! В министерство!». Я просто не могла в это поверить. Неужели меня будут обучать тому, как справляться со своей силой? Получается, кто-то кроме Хранителей тоже обладает ею? Я почти дошла до своей гостиной, как вспомнила про поручение профессора Чесноук. Ну, одной порцией стресса больше, одной меньше — плевать! И я зашагала в сторону лестниц, готовясь к встрече с Себастьяном.

Школа была почти пуста — даже первокурсники уже проводили свой первый выходной в Хогсмиде, потому что погода стояла прекрасная. Я бы сейчас всё отдала, лишь бы просто побродить по знакомым улочкам, заглянуть к Альби Уиксу, «похвастаться» своей первой тренировкой, что б её! Я рефлекторно поднесла руку к рёбрам, чуть сгибаясь. Эти бесконечные лестницы, как они сейчас были некстати! С каждым новым подъёмом боль усиливалась, и мне приходилось делать перерывы, прислоняясь к стенам.

Наконец, осталось преодолеть один пролёт винтовой лестницы, и я попаду в Больничное крыло. Услышав над головой тихие напевания и звон колёсиков тележки, я поняла, что это Чиррей, и поспешила наверх, чтобы её догнать. Почти успела добежать, но она уже открыла дверь, вкатывая туда тележку. В последний момент я смогла заглянуть внутрь, пытаясь отдышаться. Саманта?! Какого чёрта?

Встретившись со взглядом Сэллоу, я тут же отпустила дверь и прижалась спиной к стене. Мерлин! Увидел же, глазастый какой. Хотя, может и не понял, что это была я. Надо подождать, когда Чиррей выйдет, сделав обход. Но как же велик был соблазн подслушать, о чём они там говорят. Саманта! Да как так?! Неужели после того вечера в «Трёх мётлах» они продолжили общаться?

Мысли роились в моей голове, не давая думать трезво. Либо сейчас, либо никогда! Я спешно прислонилась ухом к двери и попыталась различить хоть что-нибудь.

— Вы, мисс, частенько захаживаете. — Было слышно, как Чиррей расставляет склянки на столике, елозя тележкой по полу. — Вы хорошая подруга, не так ли, мистер Сэллоу?

Я никак не могла услышать ответ, как бы ни прижималась к двери. Как только шорканье ног донеслось до моего слуха, я поспешила отпрянуть, но не успела, и резко открывшаяся дверь тяжело толкнула меня в плечо.

— Ты что тут делаешь? — Себастьян прижался спиной к древесине, оглядываясь по сторонам. Я же, согнувшись пополам, потирала ушибленное место.

— Пришла к Чиррей, тебе-то какое дело? — сквозь зубы проговорила я и выпрямилась.

— Какое дело? — он фыркнул, выставляя вперёд ногу и скрещивая на груди руки. — Подслушивала, значит? — его брови вскинулись, а на губах появилась усмешка, что меня очень уязвило, и я зарделась, отворачиваясь.

— Просто пыталась понять, когда медсестра выйдет, только и всего.

— Ага, заливай мне. — Себастьян резко приблизился, больно вцепился пальцами мне в запястье и потянул в тёмный угол у огромного растения в горшке.

— Эй! Отпусти! — громко крикнула я и тут же почувствовала горячую влажную ладонь, затыкающую мне рот. Я пыталась вырваться, возмущённо мыча, но Сэллоу крепко держал меня другой рукой и не давал сдвинуться ни на дюйм.

— Тише, а то все сейчас сюда сбегутся. — Он опасливо выглядывал из-за раскидистого растения, крутя головой из стороны в сторону.

Когда я смиренно замолчала, он медленно отнял ладонь от моего рта и внимательно заглянул в глаза. Всё моё тело прошибло мурашками, и я снова вспомнила, как он прижимал меня к колонне пещеры. Он долго изучающе смотрел, гуляя взглядом по моему лицу, а потом медленно потянулся губами, прикрыв веки. Сбоку распахнулась дверь, и донёсся голос Саманты:

— Себастьян! Ты куда ушёл?

Комментарий к 12. Какие, к чёрту, апельсины?

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! <3

========== 13. Kill ‘em with kindness ==========

Комментарий к 13. Kill ‘em with kindness

А вот и выстраданная глава… и я даже не преувеличиваю: у моей кошки была операция, так что последние три дня выдались дико сложными и лишёнными сна. К тому же, мне поступил большой заказ на перевод, и я в перерывах редачила главу, как могла :D

Спасибо, что ждёте <3

🎵 SUNAMI — Помнишь меня

🎵 Selena Gomez — Kill ´em with kindness

Приятного чтения 🫶🏻

тук-тук Какая же ты дура тук-тук

тук-тук Себастьян смеётся над тобой тук-тук

тук-тук Он был там, с Самантой тук-тук

тук-тук Ведёшься как маленькая на его выходки тук-тук

тук-тук Милая, почему твоё сердце так бешено бьётся? тук, тук, тук…

— Отвали! — будто очнувшись после долгого бредового сна, я оттолкнула приближающегося Себастьяна и отступила назад, упираясь в перила. — Придурок!

Саманта обернулась на шум и стала всматриваться в тень. Я не придумала ничего лучше, чем убежать в противоположную сторону крыла под дезиллюминационным заклинанием. Пока я пыталась отдышаться, завернув за угол, до меня доносились обрывки их с Себастьяном разговора. Мои щёки пылали то ли стыдом, то ли гневом, то ли смущением. Я была готова дать себе пару крепких затрещин за то, что снова чуть было не купилась на уловки Сэллоу! Какого гоблина он вообще полез ко мне? Саманты мало?!

Если бы мне год назад сказали, что я буду прятаться от мальчишки и сокрушаться на саму себя из-за него, я бы не поверила. Ни за что бы не поверила. Это не я, точно нет. Какой-то бред, наваждение или неумелое проклятье. Резко хлопнула дверь, и голоса совсем затихли.

***

Вот чёрт! Я смотрел на удаляющийся еле заметный под заклинанием силуэт Амелии, пока Саманта осторожно, в нерешительности подходила сзади. Не дай Мерлин, она видела, что тут случилось. Точнее, чего едва не случилось.

— Себастьян! — её рука аккуратно легла на плечо, немного приводя меня в чувства.

— Прости, я услышал шум, решил, что первокурсники опять балуются. Знаешь ведь, какие они шкоды, — не решаясь поднять глаз, я с нарочитой важностью рассматривал перила и ступени, ведущие вниз, будто туда действительно только что убежала малышня.

— Я тоже слышала тут какие-то крики, вот и подумала — может, в драку ввязался? Как тогда с Гарретом, помнишь? — она, смеясь, слегка сжала моё плечо.

Да, я отлично помнил тот день, когда мы с Уизли подрались. Мы не поладили с самого первого дня в школе, но тот случай посеял настоящую вражду между нами.

***Зима 1887 г.

Только-только закончилась неделя злосчастных контрольных, и можно было спокойно готовиться к Рождеству: гулять по заснеженному Хогсмиду в поисках подарков, готовить поздравительные открытки, украшать гостиную… В общем, заниматься всей той чушью, которую так любила Анна, и ненавидел я.

Мы поднимались в Больничное крыло, чтобы поздравить медсестру с наступающим праздником. Я всем своим видом показывал Анне, что считаю это занятие самым скучным, которое толькоможно было придумать в первый свободный вечер в школе. Сестра же радостно шагала рядом, чуть ли не подпрыгивая, и теребила в руках маленькую коробочку с зелёной лентой. Что там она подготовила для мадам Чиррей, я не стал спрашивать — оно мне надо?

Минув один пролёт лестницы, я было готовился сказать Анне, что подожду её здесь, как до нас донёсся истошный крик:

— Какого хрена, Сэллоу?

Мы оба в недоумении повернули головы, потому что было непонятно, кого из нас имеют в виду.

Гаррет Уизли. О Мерлин, этот чудик не в духе. Только посмотрите! Несётся как ошпаренный, размахивает в воздухе каким-то листком. Его лицо стало одного цвета с капюшоном гриффиндорской мантии то ли от спешки, то ли от злости.

Анна в растерянности отступила, поняв, что у Уизли есть ко мне разговор, и поспешила наверх, пока Чиррей не исчезла в своей коморке.

— Что такое, Уизли? Гриндилоу увидел? — я ухмыльнулся, облокачиваясь на перила. Даже не успел ничего сообразить, как этот ненормальный налетел со всей дури и пихнул в плечо так, что я чуть не улетел вниз.

— Остряк! Спрашиваю ещё раз: какого хрена, Сэллоу? — он размахивал перед моим лицом пергаментом с кое-где потёкшими чернилами, так что было ни черта не разобрать.

— Да что такое? Можешь нормально объяснить? — Уизли, конечно, отличался чересчур вспыльчивым характером, но в тот день он превзошёл самого себя.

— Это контрольная, идиот! По Зельеварению! А теперь смотри, что у меня стоит, тупица! — он ткнул пальцем в смазанное пятно, где, если постараться, можно было разглядеть «D» {?}[оценка “три”].

— И это я-то тупица? — я отпрянул, вопросительно глядя на всё больше разгорающегося Уизли. — Ты как так умудрился? Там же легкотня.

Я всё ещё думал, что это какая-то шутка, или просто Уизли слегка не в духе. Стоило мне только увидеть его раздувающиеся ноздри и руку, сжимающую кулак и сминающую при этом контрольную, и я понял, что всё серьёзно. Но было поздно — мне со всей силы прилетело куда-то в висок. Я согнулся, дотрагиваясь до места удара, и мои пальцы окрасились красным.

— Ты вообще не в себе, Уизли?

— Что у тебя за контрольную? — он завёл руку, готовясь к новому удару, пока я старался прикрыться локтем. — Я повторяю, твою мать, какая у тебя оценка?

Я бы мог соврать, но было ясно, что Гаррет уже в курсе, раз налетел на меня и принялся колотить, так что я смиренно выдохнул:

— «А» {?}[оценка “пять”].

Его трясущиеся руки тут же подхватили меня за грудки, ставя на ноги в полный рост. Мы соприкасались лбами, так что я отчётливо видел, насколько он в ярости.

— Сукин ты сын, Сэллоу! Как у такого недоумка может быть «отлично», а у меня «удовлетворительно», а?! Отвечай, как?!

— Чёрт, Уизли, я-то откуда знаю? Я не списывал, если ты к этому!

— Чёрта с два! Тебе и не надо списывать, — он разжал пальцы и с силой оттолкнул, отчего я чуть не покатился кубарем, но благо успел ухватиться за перила. — Тебе достаточно только улыбнуться и рассказать очередную байку, чтобы тебе наклепали таких вот «отлично», урод!

— Гаррет, я тебя не узнаю вообще, — я старался говорить спокойно, вкрадчиво, чтобы он снова не вспылил. — Ты серьёзно так расстроился из-за какой-то оценки?

— «Расстроился»? Это оценка за полугодие, кретин!

Я ещё никогда в жизни не жалел так сильно о том, что употребил неподходящее к случаю слово. В отчаянии я опустил голову, стараясь раствориться на фоне стены. Анна, где тебя носит?!

— Ты пробовал разговаривать с Шарпом? Почему он поставил тебе «D»?

— Думаешь, у меня не хватило мозгов в первую очередь спросить его? — Уизли рывком приблизился, тыча в меня пальцем.

— Да нет, я ведь просто так спросил.

Мерлин, из-за удара в висок всё перед глазами двоилось, и раскрасневшаяся физиономия Уизли выглядела просто уморительно, и я не смог удержать предательски тянущиеся вверх уголки губ.

— Тебе смешно, мать твою?! — Гаррету окончательно сорвало крышу, и он снова подхватил меня за мантию и прижал к стене, ударяя кулаком в живот.

На выдохе выплюнув «Стой», я тут же обмяк, сползая по стене. Ярость забиралась скользкими холодными щупальцами под кожу, так что хотелось сорвать её и чесаться-чесаться-чесаться.

Когда мы были маленькими, родители нас с Анной учили, что надо быть добрее к людям — стараться понять их, прежде чем вступать в спор или, не дай Мерлин, драку.

Сестра всегда соглашалась с ними, а вот я считал иначе: когда такие заносчивые придурки, как Уизли, распускают нюни и руки — они заслуживают того, чтобы быть покалеченными: морально или физически, неважно. Глупо пытаться «убить всех своей добротой» {?}[отсылка к фразе Kill them with kindness], если эта самая доброта воспринимается большинством не иначе, как слабость.

Готов поклясться, что мои глаза горели огнём, когда я поднял их на рыжего придурка — отчего-то он качнулся назад, но я ещё ничего не сделал, так ведь?

Осторожно поднимаясь по стене, я не мог скрыть ухмылки — видеть растерянную рожу Уизли — то ещё удовольствие. Гнев застилал глаза, и откуда-то взявшаяся сила наполнила всё тело, руки так и горели в намерении бить что есть мочи. Я даже не помню, как накинулся на него, одной рукой хватая за капюшон, а второй, сжатой в кулак, размазывая его рыжие веснушки по тупому лицу. Удар, ещё удар и ещё удар. И ещё. И ещё. И так до тех пор, пока не раздался девчачий вопль — Анна спустилась с лестницы и увидела нас. Стук каблуков Матильды, взмах её палочки — и мои руки, прижатые вдоль тела, связаны верёвками.

Повернув голову в сторону коридора, я увидел целую толпу зевак. И как долго они тут стоят? Профессор Уизли быстро распорядилась отнести своего любимого племянника наверх к Чиррей, а меня тут же отправили к директору. Последнее, что я услышал, спускаясь, были слова рыжего:

— Я ещё отплачу тебе, Сэллоу. Вот увидишь.

«Что ж, пусть так. Будет даже забавно наблюдать за твоими потугами, идиот», — я улыбался уже во все тридцать два, совсем не прячась и не стесняясь своего приподнятого настроения. В толпе блеснули наполненные слезами глаза девчонки с Когтеврана — она всё вставала на цыпочки, чтобы заглянуть повыше, туда, куда несли Уизли. Ничего такая, симпатичная. И причёска милая — вместо заколки палочка.

***

Мадам Чиррей растерянно стояла посреди комнаты, застыв в немом вопросе.

— Простите, там мелкие игрались на лестнице, я их прогнал, — я вернулся на койку, внимательно рассматривая Саманту: сейчас, при воспоминании о том случае, она не выглядела такой печальной, как тогда. Заметив в её руках что-то блестящее и жёлтое, я неосознанно подался вперёд.

— Давайте закончим на сегодня, — медсестра протянула мне градусник и пилюли, которые я быстро выпил. Саманта всё крутила какую-то до боли мне знакомую штуку в руках, задумчиво притоптывая ногой.

— Что это там у тебя? — не удержался я.

— А, это. Я нашла тут, под кроватью — кто-то забыл, наверное, — она повернула ко мне предмет, показывая ярко-жёлтую картинку: три лимона, один из которых разрезан пополам, и с него стекает сок — крышечка от духов Амелии!

Я обомлел, не находясь, что сказать. Совсем вылетело из головы — я ведь отдал Оминису незакрытую баночку. Чёрт! Саманта, интересно, догадывается, чьё это?

Вспоминая случившееся несколько минут назад, я поймал себя на том, что блаженно спокоен и умиротворён. Слава Мерлину, Амелия в порядке. Всю ночь не спалось, и я мучился мыслями, как она там — всё ли хорошо? Оминис заверил меня, что она в норме, и беспокоиться не о чем, но я переживал. Какое облегчение было увидеть её глаза, заглядывающие в проём двери. И пусть я опять сглупил, опять сделал то, что не планировал, пусть! В тот момент меня нахлынуло чувство облегчения, захотелось просто побыть рядом. По-дружески, не более. Вспомнить былые времена. Прикрывая глаза, я всё ещё видел перед собой её испуганное лицо, когда потянулся к ней. Испуганное или разочарованное?

***

Пришлось ждать мадам Чиррей довольно долго — никак Себастьян жаловался на свои болячки! Наконец дверь открылась, и оттуда показалась тележка, а за ней и сама медсестра, довольно напевающая себе под нос.

Мне стоило немалых усилий убедить её в том, что мне нужна лишь пара зелий, и для этого необязательно заходить, а уж тем более ложиться в палату. Мадам Чиррей, казалось, была непреклонна, но я соврала ей, сказав, что Анна очень просила помочь ей с уроками и ждёт меня в гостиной. Они друг в друге души не чаяли, так что это сработало, и я, забрав лекарства, засеменила вниз.

Удивительно, но именно в тот момент, когда я подумала о том, как жаль, что не пошла с девчонками в Хогсмид, меня окликнула Натсай.

— Амелия! Иди к нам! — они с Поппи стояли у подоконника и радостно махали мне руками.

— Вы почему не в Хогсмиде? — я запыхалась, пока бежала к ним, так что сейчас стояла, согнувшись и упёршись руками в колени в попытке отдышаться.

— Как мы могли пойти без тебя? Другой вопрос, почему ты не у Чесноук или Чиррей, м? — Натсай сощурила глаза и сжала губы, чтобы скрыть ехидную улыбку.

— Я только оттуда, честно! — я вскинула руки. — Мне дали пару зелий, так что я в порядке, не волнуйтесь.

Обведя долгим внимательным взглядом подруг, я порывисто обняла их, подтягивая к себе с двух сторон. Натсай заливисто захохотала, а Поппи успела лишь хрюкнуть, упираясь носом мне в плечо.

— Девчонки, я так по вам скучала, — захотелось что есть сил прижать их к себе и никуда не отпускать. Вмиг позабылись все обиды за то, что не писали летом. Меня окутало чувство всецелой нежности и обожания. На фоне последних событий, этого мне не хватало больше всего: простого понимания, дружбы, улыбок.

— Мы тоже, но, если ты нас заобнимаешь до смерти, Поппи не сможет в сотый раз рассказать, как она варила с бабушкой варенье из огурцов! — Натсай отстранилась, подмигивая, и мы втроём захохотали. Да, эту историю я слышала по меньшей мере раз десять, но с удовольствием бы послушала ещё сто, лишь бы побыть с подругами.

Несмотря на выходной день, к вечеру коридоры наполнялись студентами и профессорами, да ещё и любопытными эльфами, которые так любят развесить свои большие уши и слушать, о чём же там болтают ученики.

Было решено провести остаток дня в гостиной Пуффендуя, чтобы совместить приятное с полезным: сейчас там продолжалась подготовка к поэтическому вечеру. В нетерпении я схватила подруг за руки, и мы поспешили в башню факультета.

Стоя на табуретке и развешивая пергаменты, я заметила, как Поппи с Натсай переглядываются и то и дело прыскают со смеху.

— В чём дело? — я сдалась и посмотрела на них в мольбе рассказать, что их так веселит.

— Ой, да ладно тебе, — Натсай махнула в мою сторону, заговорщицки улыбаясь. — Давай колись, что там у тебя с Себастьяном?

От неожиданности вопроса я ахнула и качнулась вперёд, теряя равновесие. Поппи вовремя подоспела со своим Левиосо, удерживая меня в воздухе.

— С ума сошла? — шикнула я, подходя к Натти ближе. — Тут же куча народа, говори тише!

Я тайком оглядывалась на присутствующих, но никому не было до нас дела — все были заняты декором и болтовнёй друг с другом. Тем не менее, Натсай потрепала меня за щёки в намёке на то, что они покраснели.

— Ну-ну, не вредничай, рассказывай давай, — я видела, как она в нетерпении переминалась с ноги на ногу, хоть и делала вид, что занята расставлением мебели. Поппи тоже не сдержалась и, бросив обсуждать музыкальное сопровождение мероприятия, присоединилась к нам.

— Да что рассказывать-то? Мы с Себастьяном не общаемся, — я вздёрнула подбородок в попытке придать своему лицу незаинтересованный и безучастный вид.

— Ну да, конечно, — Натсай протянула ко мне руки для щекотки, но я вовремя отскочила в сторону.

— Да ну тебя, правда! Поппи, скажи что-нибудь! — я с мольбой смотрела на растерявшуюся подругу. Она всегда была против всякого рода сплетен, да к тому же невероятно стеснительная и робкая.

— По правде сказать, мне самой интересно, — она мяла в пальцах свой чёрно-жёлтый галстук. — Только не по поводу Себастьяна, а по поводу Гаррета.

Я так и застыла, разинув рот от удивления. Если даже Поппи стало любопытно, то что уж говорить об остальных? «Да, Амелия, ты крупно попала». Я сделала глубокий вдох, зарываясь пальцами в волосы. Честно говоря, груз всего произошедшего лежит на моих плечах слишком долго. Для чего нужны друзья, как не для того, чтобы разделить с ними свою ношу?

Через несколько минут, разобравшись с делами, мы втроём сидели на диване, закинув ноги друг на друга, и болтали:

— Я как-то пропустила момент, когда вы с Уизли сблизились, — Натти рассматривала свои пальцы, то и дело поднося руки ко рту и откусывая очередной заусенец. Поппи на это только цокала и хлопала её по ноге.

— Да я сама, если честно, пропустила этот момент, — захихикала я, глядя на них. — Перед школой, когда ехали в поезде, решили сходить в паб, так и завертелось.

— Он мне не нравится, — Натсай подобралась, показывая, что не шутит. — Не забывай, что я живу с ним в одной гостиной. Он постоянно со всеми ругается. Достал уже.

— Ругается? Гаррет? Ты ничего не путаешь? — я тоже села поудобнее, чтобы лучше слышать подругу.

— Конечно, это же Уизли. Он не злобный, ты не подумай. Просто ему постоянно кажется, что над ним смеются, вот и достаётся всем и каждому.

— Да не может быть, Натти. Ни разу не замечала за Гарретом агрессивного поведения. И мне казалось, ему нравится всех развлекать.

— Конечно, станет он при тебе что-то такое исполнять, — она махнула в мою сторону, вскидывая брови.

— Амелия, а он пригласил тебя на поэтический вечер? — Поппи, видимо, надоело слушать неприятные вещи про Гаррета, и она решила слегка сменить тему.

— Нет, а должен был? Сюда придут парочками? — мне было всё равно, на самом деле, но неприятное чувство всё же кольнуло внутри.

— Это не правило, но многие восприняли нашу инициативу как романтическую возможность, — Поппи едва заметно покраснела, кидая взгляд за диван, где стоял Амит.

— Да, кстати про это. Саманта с Себастьяном ведь идёт.

Натсай — высший класс в том, чтобы говорить такие вещи без какой-либо подготовки, будто они ничего не значили. Вторая Имельда, не иначе.

Наверное, по моему виду было заметно, что означает для меня эта новость, потому что подруги, как сговорившись, схватили меня за руки, придвигаясь ближе.

— Как? Откуда ты знаешь? — чувство зияющей внутри пустоты заполняло мою душу с каждым вдохом всё больше и больше. Я ощущала себя стоящей на краю обрыва: неистовый ветер треплет мои волосы и одежду, и я вот-вот упаду, встречая объятиями ледяную бесконечность.

— Она растрепала уже всем, неужели не слышала? — взгляд Натсай смягчился, глядя на меня, и от этого стало немного теплее.

— Нет, не слышала… — я расстроенно поджала губы и опустила глаза на наши сцепленные руки. Как жаль, что они не всегда были рядом со мной, когда случалось что-то плохое.

— Да и чёрт с ним, невелика потеря! Сама пригласи Уизли, ну, если хочешь, конечно, — Натсай явно не нравилась эта идея, но, как настоящая подруга, она изо всех сил старалась меня поддержать.

— А ты бы предпочла, чтобы я Сэллоу, что ли, позвала? — я засмеялась, смотря на неё: ей было, что сказать, но она никак не решалась.

— Да, потому что я Себастьяна знаю с лучшей стороны. Не понимаю, чего тебе не нравится.

— Вот именно, что ты знаешь его только с одной стороны — которую он всем вам показывает. Мне же открылась не лучшая его часть, так что я воздержусь от общения с ним.

Поппи нервничала, ей казалось, мы ругаемся, но это было не так.

Натти понравился Себастьян ещё когда мы только начали с ним общаться: он всегда рассказывал смешные истории, помогал с домашкой и «спасал» меня, как тогда в Хогсмиде от тролля в доспехах. Худшую сторону нашего общения я не выносила на публику — надеялась, что этого больше не повторится. Но всё повторялось вновь и вновь.

Пришлось выложить подругам всё как на духу, только умолчав о щепетильных моментах, как, например, о случаях в пещере и Крипте.

Натсай была в ужасе, но не изменила своего мнения — так уж Себастьян запал ей в душу. Поппи же, наоборот, ещё сильнее уверилась в том, что Гаррет — «лучшая для меня партия». Ох уж эти её фразочки — сразу видно, проводит много времени с бабулей.

Я вообще не понимала, к чему этот разговор — никого из них я не рассматриваю, как «партию», чтоб её! Это глупости: у Сэллоу есть девушка, а Уизли… он для меня закрытая книга, я не знаю, что от него ожидать.

Наконец, мы закрыли эту тему, и я смогла немного выведать у подруг об их любовных делах:

— Натти, я помню, тебе нравился парень с Пуффендуя… кажется, Джошуа, верно?

— Да, было дело, — она манерно закатила глаза. — Мы и сейчас иногда общаемся, но Поппи говорит, он много с кем флиртует.

Я с интересом посмотрела на Поппи, жаждая её комментариев на этот счёт.

— Да, он вечно бродит по нашей гостиной, приставая к девчонкам: то ему надо помочь с домашкой, то сова приболела, то галстук не завязывается. Что за глупости? Палочку в руки — и вперёд!

— Поппи, ты такая милашка, — я стиснула её щёчки в ладонях так, что её губы вытянулись уточкой. Когда она возмущается — вылитый Лунтелёнок. «Надо бы заглянуть в Виварий», — подумала я, ощутив, как соскучилась по тварям.

— Этот Джошуа, кстати, дружит с Чарльзом с четвёртого курса, — Натти неопределенно кивнула в сторону.

Холодок слегка прошиб позвоночник, как только я поняла, о ком идёт речь — вспоминать Анну было больно. Натсай продолжила:

— Я много раз видела его в библиотеке с этой девочкой, сестрой Себастьяна. Я слышала, она заболела, когда я ещё училась в Уагаду.

— Да, всё верно, Натти. Сейчас она, слава Мерлину, поправилась и, видимо, нашла парня.

Я старалась говорить бодро, пыталась улыбаться, но при мысли о том, что мы с Анной не общаемся из-за моей выходки на дуэли, меня накрыла тоска, отражающаяся на лице.

— Эй, ты чего? — Натсай заправила выбившуюся прядь волос за моё ухо и поправила сползшие на нос очки. — Вы поругались? Я видела, вы ходили вместе, а потом что случилось? Это из-за Себастьяна?

Чёрт, как не вовремя весь этот разговор: мне казалось, я уже остыла и успокоилась, но нет. При упоминании о том случае слёзы снова подступили к глазам. Я зажала нос, пытаясь унять слабость.

— Тише, тише, — Поппи обняла меня за плечи своими маленькими ладошками. — Если не хочешь, не рассказывай. Мы обойдёмся, так ведь, Натти? — она с укоризной посмотрела на подругу, которая вся съёжилась от неловкости.

Я благодарно посмотрела на девочек, роняя слёзы уже не от грусти, а радости, что мы вместе. Нам предстояло ещё о многом поговорить, о многом поплакать и посмеяться, но я знала точно — я не одна в этом мире. Пусть кто-то ненавидит меня, строит козни или пытается получить свою выгоду. Я не буду изменять своим принципам и отвечать им тем же. Вокруг есть и хорошие люди, например, принципиальная Натсай и обворожительная в своей наивности и нежности Поппи.

Амит показался сзади, где спиной к нему сидела наша стеснительная подруга. Он держал в руках что-то маленькое и жёлтое. Крался тихо и медленно, прижав указательный палец к губам, чтобы мы его не выдали.

Охнув, Поппи вскинула руки, и в них тут же легла деревянная фигурка сниджета. Глядя на неподдельный восторг подруги, я прониклась чувством глубокого уважения и благодарности к Амиту — глаза Поппи светились от счастья, а значит, любовь всё-таки существует. Наверное?

Эти выходные запомнятся мне надолго: мы с подругами провели их вместе, украшая гостиную Пуффендуя, обсуждая приближающийся поэтический вечер и обмывая кости всем, кого удалось вспомнить. Итог такой: Поппи идёт на мероприятие с Амитом, Натсай думает над предложением Джошуа, Саманта с Себастьяном, а я… Да и плевать, даже если меня никто не пригласит, пойду одна — хоть послушаю, насколько творческие ребята меня окружают. Хотя, конечно, видеть Сэллоу мне не хотелось, тем более в компании девушки. В этом нет ничего такого, но мне как-то неловко, что ли.

Может, отказаться и не пойти? Тогда расстрою Натти, которая очень хочет видеть меня там — она будет читать стихи на своём родном языке. Надо поддержать подругу, так что Сэллоу… Сэллоу пусть делает, что хочет — мне всё равно.

Вечер воскресенья я посвятила домашнему заданию: переписывала реферат по Прорицаниям, повторяла рецепты зелий и заучивала факты о некоторых волшебных тварях для доклада по «Уходу за магическими существами».

Анна редко появлялась в комнате — только для того, чтобы быстро переодеться или захватить кое-какие книги, и тут же убегала, как я полагаю, в библиотеку. Иногда она стреляла в меня пытливым взглядом, но сразу же отворачивалась, а я и не решалась завести разговор.

Пусть я и занималась учёбой, мои мысли были заняты другим: предстояла следующая тренировка по квиддичу, а на ней «проверка» Гаррета, идея которой смущала меня всё больше с каждым днём. Если это не сработает, и я снова буду выглядеть перед Сэллоу дурой — я убью Уизли! Понятия не имею, что он задумал и к чему ведёт, но мне это определённо точно не нравится.

После зелий мадам Чиррей мне стало значительно лучше — рёбра не болели от малейшего прикосновения или движения, а головная боль и тошнота и вовсе прошли, так что я была готова тренироваться в полную силу. Надо доказать всем, что я достойна играть, и что квиддич вполне себе подходит для девушек.

Комментарий к 13. Kill ‘em with kindness

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! :3

========== 14. Красный — мой любимый ==========

Комментарий к 14. Красный — мой любимый

Эта часть далась мне эмоционально сложно, признаюсь честно. Как ни стараюсь, всё равно пропускаю всё через себя.

🎵 Kadebostany — Castle in the snow

🎵 PIZZA — Оружие

🎵 Звери — Дожди-пистолеты

Приятного чтения 🫶🏻

Каждое новое пробуждение становится всё тревожнее и тревожнее. С чего бы это? Как будто не хватает воздуха, чтобы наконец свободно задышать полной грудью.

Лежу пластом ещё несколько минут не в состоянии даже разлепить веки, постепенно свыкаюсь с мыслью о том, что сегодня предстоит очень тяжёлый и изматывающий день. Может, сказаться больной и не пойти никуда? Пропустить тренировку, не ходить к Шарпу, не участвовать в этой затее Гаррета с «проверкой» Себастьяна?

Возня соседок всё же заставляет меня встать, и я, проклиная всё на свете, одеваюсь с полузакрытыми глазами и направляюсь умываться, пока там не собралась огромная очередь.

Переминаюсь с ноги на ногу, ёжусь от холода после теплоты кровати, постоянно зеваю и мечтаю вернуться в постель. Мимо снуют такие же сонные студенты: кто-то молчит, как я, а кто-то тараторит бодро и весело, будто не встал десять минут назад. Очередь в ванную небольшая, но есть: впереди ещё две девочки с младших курсов. Чтобы не уснуть стоя, развлекаю себя подсчётом кирпичей в стене напротив и угадыванием голосов, которые слышу где-то за спиной, в глубине гостиной.

— Ой, да хватит тебе уже причитать! Честное слово, с самого утра: «Бу-бу-бу, бу-бу-бу»!

Сон как рукой сняло — этот голос вызывает во мне самые противоречивые чувства: с одной стороны, страх встретиться с наглой ухмылкой его обладателя, а с другой — трепет. Мерлин, да! Трепет, чтоб его.

Я устало бросаю голову на грудь, уже догадываясь, чьи шаги слышу за спиной. Натягиваю улыбку и поворачиваю голову, готовая услышать типичное для Себастьяна «Боброе дутро»{?}[ отсылка к игре слов Mood gorning ], которое он считает таким оригинальным и забавным, что каждый раз дуется, когда никто не валится со смеху.

Да уж лучше эта нелепая фраза, чем встреча с его холодным отстранённым взглядом, как сейчас. Мельком посмотрев в мою сторону, он ускоряет шаг и проходит мимо. Ни слова. Ни кивка головой. Ни взмаха рукой. Ни-че-го.

За ним спешит Оминис и действительно что-то гундит себе под нос, как обычно.

— Оминис, боброе дутро, что ли, — я неловко останавливаю его, положив руку на плечо.

— Доброе, Амелия. Прости за это, — он неопределённо кивает в сторону, куда ушёл Себастьян. — Он не в духе сегодня.

— Да ничего, я понимаю, — я устало улыбаюсь, продвигаясь ближе ко входу в ванную. — Ты сегодня будешь на тренировке?

— Пока не знаю, не могу ничего обещать, — Оминис поджимает губы и сцепляет руки в замок. — Удачи тебе сегодня.

Так же стремительно уходит вслед за другом, пока я роняю быстрое «Спасибо» ему в спину. Что сегодня за утро такое? Все какие-то угрюмые, и я в том числе. Хочется больше света, воздуха и открытого пространства.

Чего мне очень не хватало в Хогвартсе, так это больших окон, которые можно было бы открыть настежь. У нас в интернате была традиция — во время зарядки, неважно, в какое время года, воспитатели всегда открывали все окна в комнате, и мы наслаждались запахом утренней росы, цветов, растущих на территории, скошенной травы, пением ранних птиц. Иногда просто посмотреть в окно и увидеть там светлое небо или пробивающиеся сквозь тучи лучи солнца — залог хорошего начала дня. Здесь же я была почти лишена такой возможности.

День едва начался, а я уже мечтаю о его скорейшем завершении — и это вы называете «лучшими годами жизни», серьёзно? Я вспоминаю всегда жизнерадостного профессора Фига, и первая за сегодня искренняя улыбка озаряет моё лицо. Как же невыносимо я по нему скучаю! Надо обязательно успеть познакомиться с новым профессором. Надеюсь, мы поладим — не хочется провести неделю отъезда в ссорах и недопониманиях.

Иду на завтрак, одной рукой толкаю дверь в Большой зал, по привычке сразу обращая внимание на место, где обычно сидят Оминис и Себастьян, но последнего там не замечаю. Зато слышу заливистый смех за соседним столом. Он привлекает не только моё внимание, и я, вместе с Анной, смотрю в сторону Когтеврана: Себастьян и Саманта сидят вместе и увлечённо болтают с остальными.

Меня прошибает током с головы до пят, когда я вижу эту картину. «Мерлин, они что, теперь всегда вместе будут?!», — с этими мыслями я усаживаюсь за наш стол, пыхтя от переполняющих меня эмоций. Вообще, я, конечно, рада за Сэллоу, правда. Хорошо, если кто-то доставляет ему положительные эмоции, а не критикует и винит во всём, как я.

В этом паршивом утре радует одно — Анна снова на своём месте рядом со мной. Пока не разговаривает, но я чувствую, что она оттаяла, и это невероятно придаёт мне сил.

Во время завтрака то и дело поднимаю глаза и вижу эти два капюшона: зелёный и синий. И почему меня это так задевает? Да, обидно, что Сэллоу не поздоровался сегодня. Обидно, что играет, дразнит, издевается. Обидно — не то слово, ну и что? Сейчас всё это может закончиться — больше не будет нужды терпеть его вздорный характер, если он будет увлечён Самантой. Ну и почему тогда так больно и неприятно? Чёрт-те что.

Первый урок — Трансфигурация, так что я даже не пытаюсь выловить Гаррета, потому как всё равно встречусь с ним на занятии. Спокойно плетусь в класс, погружённая в свои мысли, но в оторопи замечаю, что рядом как-то подозрительно много студентов, направляющихся в одну со мной сторону. Осторожно поворачиваю голову, чтобы боковым зрением увидеть, кто идёт сзади — ну конечно! Опять эти двое, как же иначе? «Кто-то определённо точно решил сегодня надо мной пошутить», — я останавливаюсь, пропуская их вперёд. Чувствовать на себе буравящий взгляд не очень хочется, к тому же интересно, куда они идут?

Заметив профессора Уизли, энергично шагающую следом за учениками, я подбегаю к ней, чтобы выяснить, что происходит.

— Сегодня у вас совмещённый урок с теми, у кого Трансфигурация вторая по расписанию, мне нужно будет уехать в Министерство с профессором Блэком, — Матильда идёт уверенно, гордо распрямив спину. Рядом с ней каждый чувствует себя немощной букашкой, которую она могла бы с лёгкостью придавить одним своим ногтем.

Я останавливаюсь, позволяя всем остальным обогнать меня. Как обидно, что сегодня ни Поппи, ни Натсай нет рядом. Уже отчаявшись, я делаю шаг в сторону кабинета, как замечаю рыжую макушку, выныривающую из-за угла. Первый полноценный глоток воздуха за сегодня, и… моё сердце наконец бьётся умиротворённо, а не выскакивает бешено из груди.

— Гаррет! Слава Мерлину, ты тут, — я схватила его за рукав мантии и потащила за собой, чувствуя неимоверное облегчение. — Опаздываешь к тёте на урок?

Я сказала это в шутку, но Уизли как-то слишком серьёзно и нервно бросил:

— Да плевать мне! Опоздаю, не опоздаю — всё равно нагоняй устроит. Найдёт, из-за чего.

— Прости, я не хотела обидеть, — я осторожно дотронулась до его плеча, пытаясь утешить. — Вы не ладите, да?

Он не успел ответить, потому как пришлось закончить разговор и поспешить на урок, чтобы не «поцеловать» закрытую в класс дверь. Конечно же, не обошлось без раздражённого взгляда Сэллоу — тот посмотрел на нас так, будто увидел толстых скользких слизней, и отвернулся, утыкаясь в учебник. Никакая гарь от дымящихся манекенов, когда их превращают в бочки или стулья, не сравнится с этим надоедливым запахом, исходящим от него. Это просто невыносимо — постоянно чесать нос и сдерживать желание чихнуть, чтобы не привлекать к себе внимание.

— Мистер Уизли, напомните, будьте добры, принцип трансфигурации, — профессор смотрела поверх очков, заведя руки за спину и прохаживаясь между столами.

— Эм… — Гаррет замялся, обеспокоенно переводя на меня взгляд. — Мы можем превращать одушевлённые предметы в такие же или неодушевлённые… и наоборот.

— Какие исключения есть для Трансфигурации? Всё ли можно создать из пустоты? — она никак не отметила правильный ответ племянника, отчего тот заметно расстроился.

— Нельзя создать, например, еду, монеты, — он задумался, глядя в потолок, — любовь и время.

— Вы назвали четыре исключения из пяти, какое же последнее? — Матильда склонила голову, не отрывая от Гаррета глаз. Тот только напряжённо морщил лоб, пытаясь вспомнить последнее исключение из закона Гэмпа. Я попыталась ему объяснить по губам, но профессор гневно зыркнула в мою сторону, и я стушевалась, виновато пожимая Гаррету плечами.

С другой стороны класса уверенно поднялась рука.

— Да, мистер Сэллоу? Вы знаете правильный ответ?

— Разумеется, профессор, — он встал, опираясь ладонями о парту и подмигивая сидящей рядом Саманте. — Гаррет, кхм, забыл добавить, что нельзя трансфигурировать из пустоты повреждённые или… потерянные части тела, если в этом была замешана тёмная магия.

— Как всегда всё верно, — Уизли улыбнулась, удовлетворённо кивнув. — Садитесь, «отлично». Гаррет, «хорошо».

Себастьян довольно уселся обратно на место и принялся принимать в свою сторону восхищённые взгляды девчонок. Я же не могла спокойно смотреть на Гаррета — его лицо исказила кривая ухмылка, от которой становилось жутко. Почему профессор не похвалила его? Он ведь ответил на бóльшую часть вопроса!

— Извините, профессор, — я неуверенно подняла руку, вставая из-за стола. — Мне кажется, вы не совсем справедливо оценили мистера Уизли. Он ведь, можно сказать, ответил на весь ваш вопрос. А Сэллоу назвал только одно исключение.

Кто-то испуганно ахнул, кто-то начал перешёптываться. На Гаррета я даже не решалась посмотреть — была уверена, что он испепеляет меня взглядом, впрочем, как и Сэллоу.

— Заткнись и сядь уже, не позорься, — услышала я от Леандера, сидящего справа от меня. Что ж, не совсем авторитетное для меня мнение, и я продолжила стоять.

Матильда заинтересованно обернулась, смерив меня полным удивления взглядом.

— Мисс, а какую бы вы поставили оценку вашему однокласснику? — спросила она, кивая в сторону Гаррета.

— «Отлично», профессор.

— А что насчёт мистера Сэллоу? — она аккуратно стрельнула глазами слева от себя.

— «Удовлетворительно», мадам, — по классу вмиг разошёлся ещё больший неодобрительный гул, кое-где сменяющийся поддакиванием.

— Хорошо, как скажете, — она круто повернулась на пятках, вскидывая подбородок. — Гаррет — «отлично», Сэллоу — «удовлетворительно», — буднично произнесла она.

Готова поспорить, что моё лицо стало одного цвета с белоснежной накрахмаленной рубашкой профессора. Я никак не ожидала такого исхода, начиная этот разговор. На негнущихся ногах я попыталась сесть, опрокидывая учебник на пол. Послышался еле сдерживаемый стук по столу от Себастьяна и тихий шёпот Саманты: «Успокойся».

Не помню, как досидела урок до конца, но как только профессор объявила, что мы свободны, я закинула всё необходимое в сумку и ураганом вылетела из класса.

— Что, Уизли, уже за девчачью юбку прячешься? — услышала я знакомый голос в коридоре. — Хотя, эта даже юбок носить не умеет, — Себастьян смерил меня презрительным взглядом и вернулся к прижатому к стене Гаррету.

— Отойди от него, Сэллоу, — сказала я, подходя ближе. Пыталась говорить уверенно, но голос предательски дрожал, и я сильнее сжала в пальцах облупившийся ремешок сумки.

— Какого чёрта ты влезла, Мэллори? Своих проблем мало, решила за пацана вступиться? — Сэллоу явно играл на публику: вокруг нас собралась небольшая кучка народа, а поодаль стояла Саманта и нервно грызла ногти. Ей это очевидно не нравилось, но она не решалась вклиниться в разговор.

— Когда случается такая несправедливость, я не могу оставаться в стороне, — я подошла вплотную к Гаррету, уцепившись ему пальцами в плечо.

— Оу, несправедливость, — он издевательски обвёл руками толпу, театрально восхищаясь, — тогда скажи мне, было ли справедливым, когда твой Уизли унизил тебя перед одноклассниками? Сама же мне жаловалась!

Я только хотела парировать каким-нибудь аргументом, когда Гаррет резко толкнул Себастьяна в грудь, что тот упал кому-то в руки. Сначала он хотел начать драку, но в последний момент выпрямился, опустил кулаки и быстрыми шагами ушёл дальше по коридору, исчезая за углом.

— Ну и катись, слабак! — Себастьян гневно поправлял галстук и выбившуюся из брюк рубашку.

Я лишь кинула на всех присутствующих сердитый взгляд и поспешила за Уизли, надеясь догнать его до того, как он скроется где-то в бесконечности замка.

— Не забывай, ведьмочка, у нас сегодня ещё тренировка! — кинул он мне вслед, но я не стала оборачиваться и уж тем более что-то отвечать.

Эта перепалка не была чем-то грандиозным, но выбила меня из колеи знатно: я вся тряслась, идя по коридорам. Жутко испугалась и за Себастьяна, и за Гаррета, и за себя. Очень странное поведение Матильды — почему она меня послушала и даже не оставила после урока для воспитательной беседы? В голове пульсировал страх, растекаясь по спине. Слишком напряжённый выдался урок, чего же ожидать в таком случае от тренировки? Не дай Мерлин, они опять что-то устроят — Имельда точно рассердится. И что между ними происходит? Это уже мало походит на простую обоюдную неприязнь.

Я знала, что сегодня будет самая обычная тренировка — много спорта, полёты на скорость, упражнения на меткость. Однако переживала даже сильнее, чем в пятницу, направляясь туда.

«Да чтоб тебя, ну сколько можно?», — почти вслух произнесла я, увидев прислонившуюся к ограде Саманту, которая непринуждённо болтала с Имельдой. Себастьяна видно не было, но я подозревала, что он уже где-то здесь. В одной части поля тренировались мы, в другой — Гриффиндор, поэтому возможность повторной стычки была почти нулевой, но я всё равно нервничала.

Настраиваясь на работу, я старалась не думать ни о чём отвлекающем: молча разминалась, отойдя от всех подальше.

Сначала мы много бегали. Чёрт, если бы я знала, что у нашей капитанши такое видение игры в квиддич, я бы, наверное, так не рвалась сюда. С завистью я поглядывала в небо, где наши противники уже вовсю летали, отрабатывая пируэты в воздухе.

Себастьян бежал первее всех, что, конечно же, неудивительно — желание выделиться и отличиться в нём преобладало всегда. Не знаю уж, позволили ему заниматься или он пошёл наперекор указаниям мадам Чиррей, но старался изо всех сил — пыжился, чтобы не подвести команду. Я постоянно замечала на себе прожигающий взгляд Саманты: она смотрела как-то слишком внимательно, что меня смущало и нервировало одновременно.

Только последние двадцать минут тренировки мы пробыли в воздухе. К тому моменту моё тело почти покинули все силы, и единственное, чего мне хотелось — это лечь и больше никогда не вставать. Радовало одно — Себастьян ни разу не выдал никакой провокации, поэтому тренировка прошла гладко, и я, вполне довольная собой, начала собираться в замок. Уже уложив метлу в чехол, я заметила настырный взгляд Уизли, который пытался напомнить мне о нашем плане. Чёрт, я об этом совсем забыла, почему тогда не забыл он? Я вымученно выдохнула и потянулась рукой к волосам, доставая оттуда свою любимую заколку. Несколько мгновений подержала её в руках, гладя пальцем, а потом незаметно бросила в траву у ограды, подмигивая Гаррету. Он кивнул и показал палец вверх, после чего я со спокойной душой села на траву растянуть уставшие мышцы, не имея сил думать ни о чём, кроме горячего душа и ужина.

***

Неделя началась просто «охренительно». Сначала Оминис испортил настроение с самого утра — снова начал учить меня, как себя вести, что говорить и делать, когда я разозлился из-за чёртовой мантии под своей кроватью. Просил же его убрать её, сжечь или выкинуть — неважно!

Потом Амелия выпучила на меня глаза: что мне надо было ей сказать? Своё тупое «боброе дутро?» Чтобы она точно убедилась, что я идиот?

Дальше опять этот тормоз Уизли: я что, виноват, что он забыл пятое исключение? Это же проходят на первом курсе, в чём его проблема?!

Я сокрушался, стягивая потные перчатки с рук и укладывая метлу в чехол. Чёрт, никто даже не обратил внимание на мою «Небесную косу»! Зачем я её вообще тогда покупал? Лучше бы взял что попроще, тогда бы хватило на новые перчатки, а то эти совсем не спасают от мозолей и ссадин.

Раздражало всё: пронизывающий ветер, противные голоса одноклассников, форма, прилипающая к телу. Сегодня все носятся вокруг, постоянно спрашивают, как я себя чувствую. Нормально всё со мной, нормаль-но! Я не калека какая-нибудь, не надо со мной нянчиться.

Мне нестерпимо хотелось прибить этих двоих: Гаррет распустил нюни, как всегда, а Амелия… ну, тоже, как всегда, влезла не в своё дело. Я мельком посмотрел в её сторону: сидит на холодной земле, растягивает мышцы после тренировки. Вот дура, застудит себе всё. Как чувствуя мой взгляд, она резко встала и, еле волоча ноги, поплелась в школу. В сердце кольнуло чувство… жалости?

Груз ответственности за собственные скоропалительные поступки, такие, как сегодня утром, давил на плечи. Я устало зарылся руками в слипшиеся от пота волосы, чувствуя всепоглощающие усталость и изнеможение. Саманта подошла сбоку и потрепала меня за плечо.

— Эй, Сэллоу, — мы с ней синхронно повернули головы в сторону соседней части поля, там, где тренируется Гриффиндор. Гаррет размашисто шёл к нам навстречу, иногда переходя на трусцу.

— Чего тебе, Уизли? Учти, я не намерен с тобой драться.

— Сдался ты мне, — он чуть запыхался, подходя ближе. — Вот. Передай Амелии, — протянул мне какую-то блестящую штуку. Я только завёл руку, чтобы посмотреть, что это, как Саманта отдёрнула её, заглядывая Уизли в глаза:

— Что, не можешь сам передать своей девушке?

Я опешил: «Девушке?». Вопросительно посмотрел на Гаррета, но он проигнорировал провокационное замечание:

— Просто передай, она забыла тут, тебе сложно, что ли? — он высвободился из пальцев Саманты и настойчиво вложил мне в руки предмет. Ах, это её заколка, я узнал. Эту вещицу подарил профессор Фиг после Церемонии распределения. Я осмотрел её с двух сторон, убеждаясь, что она цела, и сунул в карман.

— Хорошо, передам, — безразлично сказал я, на что Гаррет кивнул и поспешил к своей команде, ни разу на нас не обернувшись. Так они что, снова вместе? Когда только успели помириться?

Саманта выглядела растерянной, когда смотрела ему вслед. Я аккуратно дотронулся до её плеча, направляя в сторону замка, куда мечтал попасть сейчас сильнее всего: послетренировочный жар спадал, и становилось очень холодно. Как бы не заболеть и снова не оказаться в Больничном крыле — такого позора я больше не переживу.

Горячий душ, свежая одежда, вкусный ужин — и я самый счастливый человек на планете. «Вот бы ещё поспать на удобной кровати», — думал я, направляясь обратно в гостиную. Самантаубежала к себе, напомнив о завтрашнем поэтическом вечере. При упоминании о нём я невольно закатил глаза, из-за чего Саманта, вроде как, обиделась — я не понял точно.

Настроение было приподнятым после изнуряющей тренировки. Я скучал по этому больше всего, лёжа в палате. Это чувство не сравнится ни с чем: когда вдоволь утомишься, потом так сладко спится. Где, если не на тренировке, можно испытать подобное? Я резко остановился, и блаженная улыбка начала постепенно сползать с моего лица. «Да, Себастьян, где же ещё? Ну, наверное, только если в Больничном крыле, мастурбируя на цитрусы», — я стыдливо закрыл лицо руками, стараясь выкинуть эти воспоминания из головы. Хотелось сквернословить при одной только мысли о той ночи. Какой позор. Слава Мерлину, меня никто не видел.

Как по закону подлости, именно в этот момент Амелия вышла из своей комнаты, направляясь прямо ко мне. Я запаниковал, не зная, куда деть руки: поправил галстук, одёрнул мантию, наконец спрятал их в карманы брюк.

— Себастьян, ты случайно не находил мою заколку? — она скользнула пальцами в распущенные волосы, и свежий запах цитрусов наполнил пространство вокруг. Я почти потерял голову, перекатываясь с пятки на носок и вдыхая этот аромат.

Редко, когда видел её в таком виде — непослушная копна несуразно опускалась на плечи, кое-где торчали запутавшиеся пряди, придавая небрежный вид всей причёске. Я рефлекторно дотронулся до кармана мантии, нащупывая там заколку.

— Нет, не видел, — ответил я и хотел было пройти мимо, но почему-то ляпнул, — на кой чёрт она мне сдалась?

— Мало ли, нашёл, — она в растерянности пожала плечами, странно хмуря брови. — Я оставила её на поле. В траве, наверное, потерялась. Ты точно не находил?

Да почему она так странно смотрит, с прищуром? Не могла же она видеть, как Гаррет мне отдаёт эту заколку: к тому времени её уже и след простыл с поля.

— Точно, отстань! — я с подозрением посмотрел на неё и зашагал в свою комнату, прижимая к бедру её вещь. Зачем мне слушаться какого-то кретина и выполнять его тупые просьбы? Отдам при удобном случае, а пока пусть побудет при мне.

Странная традиция получается — держать при себе её хлам. Такие мелочи каким-то образом будоражили мою душу, но я не понимал до конца, каким именно. В подобные моменты меня накрывало отчаяние — хотелось с кем-нибудь подраться и выплеснуть наружу напряжение и всю ту дурь, что неустанно лезет в голову. Я никак не мог выпустить из рук эту безделушку, даже на следующий день, когда пришло время собираться на поэтический вечер. Пока холодный металл касался кожи, стойкое ощущение её присутствия не покидало меня, оно пьянило и в то же время устрашало. Зачем я это делаю? Мерлин, зачем?

***

«Какого гоблина, Сэллоу?», — я опешила, когда он сказал, что не видел мою заколку. Гаррет точно её отдал — на ужине намекнул, что «дело сделано», так в чём тогда проблема?

Себастьян выглядел вполне убедительно: как обычно хамит, убегает от разговора. «Что же ты задумал?», — я провожала его подозрительным взглядом, пока он не скрылся в коридоре, ведущем в их комнату.

На сегодня оставалось одно дело — поручение Шарпа. Я спешила туда, как никогда до этого — не терпелось поделиться новостями с Уизли. Он уже ждал меня у входа, беседуя с профессором.

— О, а вот и ваша спутница, — Шарп ехидно ухмыльнулся и повёл рукой в мою сторону.

Мы с Гарретом смущённо переглянулись и, получив ключи от кабинета, направились перебирать склянки. Едва мы переступили порог, он воскликнул:

— Ты без заколки! Почему?

— Не поверишь! — я развернулась к нему, едва сдерживаясь, чтобы не затараторить. — Он сказал, что не видел её!

— Стой, что? Как это? — Гаррет недоумевающе свёл брови, уставившись своими зелёными глазами.

— Вот так, — я развела руки в стороны, — сказал, мол, «На кой чёрт она мне, отвали» и бла-бла-бла.

— Хм… интересно, — он задумался, опустив глаза в пол, — в любом случае, это даже хуже, чем я предполагал! Значит, у него точно есть какой-то план, я же тебе говорил!

— Да с чего вдруг? Он, наверное, просто забыл. Завтра скажу ему, что знаю, что заколка у него — посмотрим, как выкрутится.

Я осторожно вытаскивала из коробки хрупкие сосуды, всё ещё считая идиотской затею Гаррета с этой его «проверкой». Намеренно проигнорировала его протяжный вздох, чтобы не поднимать эту тему снова.

Через час монотонной работы и бестолковых разговоров я встала с пола, обозначая тем самым, что на сегодня хватит.

Гаррет, как обычно, вызвался меня проводить до гостиной. Сколько бы я ни пыталась выведать у него, что сегодня вообще произошло на Трансфигурации, он лишь пространно отвечал и быстро переводил тему. Во всяком случае, пытать я его не стану — сама знаю, каково это, когда настырно лезут в душу. К тому же я правда сунула нос не в своё дело и сейчас была благодарна Гаррету за то, что он меня не обвиняет и не отчитывает, как маленькую.

— Амелия, я хотел у тебя кое-что спросить, — он неуверенно остановился перед входом в гостиную Слизерина и мягко повернул меня к себе лицом.

— М? Что такое? — сонно пробормотала я, изо всех сил сдерживая подступающую сладкую зевоту.

— Ты… ты не хочешь пойти со мной на поэтический вечер? — выпалил он и тут же вспыхнул, как Феникс, отводя взгляд.

Зевая, я резко замерла, забыв закрыть рот от удивления. Медленно уголки рта стали подниматься в улыбке, и я взяла Гаррета за руки:

— Ну конечно, хочу! Только…

— Что «только»? — он испуганно встрепенулся.

— Как же твой план? Ну, насчёт «проверки» Себастьяна? — я говорила тихо, чтобы никто не услышал наш разговор.

— Как видишь, всё пошло не совсем так, как я предполагал, — он неопределённо махнул рукой, цокая. — Давай просто пойдём вдвоём, проведём вместе время? А я пока подумаю, что со всем этим делать.

— Давай, — я подбадривающе ему улыбнулась.

Гаррет вскинул светящиеся радостью глаза и с силой сжал мои пальцы так, что пришлось мягко их высвободить от такого напора.

С лестницы гостиной я спускалась почти что на крыльях Крыланы: я ведь уже отчаялась получить приглашение! Соседки недоумевающе косились на меня, когда я разбирала кровать, чуть ли не хохоча от переполняющих меня эмоций.

В предвкушении долгожданного сна я опустила голову на подушку и с удивлением услышала какой-то шелест. Отодвинув подушку, увидела под ней шоколадную конфету, мою любимую — с орехами и нугой. Я вскинула голову, оглядывая комнату: все соседки, кроме Анны, спали. Она же дочитывала книгу в полумраке потухающей свечи. Я взяла конфету, развернула красивую обёртку и сразу же съела, жадно причмокивая. Подруга подняла на меня свои полусонные глаза, слегка улыбнулась одними уголками рта и, затушив свечу, легла спать. Что это, если не первый шаг с примирению?

Весь следующий день я порхала, как бабочка, мысленно приближая долгожданный вечер. Последним уроком, к счастью, было Зельеварение, поэтому я отпросилась у Шарпа не приходить на отработку, чтобы не опоздать на мероприятие. Он неохотно, но всё же сжалился, и я побежала скорее в гостиную, чтобы принять душ и собраться. Не знаю, почему, но каждое моё движение как будто бы сопровождалось вибрацией: я расстёгивала блузку трясущимися руками, ими же брала мыло, открывала кран, обвязывалась полотенцем. Всё внутри трепетало, и я не могла скрыть игривую улыбку — она сама появлялась в сопровождении нервных смешков. Где-то в животе порхали уже не бабочки, а целые снитчи, ударяясь о стенки и подлетая к самому горлу, из-за чего там тоже нестерпимо щекотало. Хотелось прыгать на месте, а лучше сесть на метлу и накручивать круги вокруг Хогсмида, соревнуясь с птицами в скорости.

Уже стоя перед зеркалом в комнате и завязывая ленту бантом на шее, я услышала настойчивый стук в дверь.

— Входите, — крикнула я и палочкой отперла замок.

— Амелия, этот козёл Джошуа… Ты в этом собралась идти? — Натсай замерла на полпути, оглядывая меня с головы до ног.

— Д-да, — я попыталась осмотреть свою спину в отражении через плечо. — А что такое? Где-то грязь?

— Слушай, давай без этих твоих шуток, там ведь будет Себастьян со своей… девушкой, — на последнем слове она скосила глаза в кучу. Я тут же зарделась, понимая, на что намекает подруга.

— Смотри, я вместо галстука повязала ленту, — я попыталась обворожительно улыбнуться и оттянула петлю банта на шее, чтобы продемонстрировать его Натти.

— Ты серьёзно? — она скрестила руки на груди, скептически глядя на меня исподлобья. — Ты классно выглядишь, я не спорю, но давай померим что-нибудь другое? Поинтереснее, а? — она аккуратно взяла мои дрожащие руки в свои. — Ого! Это что такое? Я раньше не видела… — и Натти принялась рассматривать кольцо с чёрной шпинелью {?}[минерал] на моём пальце. Делала она это с таким интересом, с каким могла только такая сорока, как она.

— Это… ну, что-то вроде семейной реликвии, — я осторожно поправила его кончиками пальцев. — Единственное, что осталось от родителей.

Удивительно, но при упоминании семьи в моей душе ничего никогда не ёкало, как об этом пишут в книгах или показывают в театре. Даже смерть профессора Фига и Лодгока вызывает во мне больше скорби, чем скупые воспоминания о семье. Это кольцо для меня — не более, чем красивая вещь, дорогая и не совсем подходящая мне по статусу и образу жизни.

— Очень красиво… — Натти заворожённо и чересчур трепетно крутила мою руку в разные стороны, пытаясь уловить на камне пробивающиеся сквозь витражи лучи уходящего солнца. — К такому кольцу обязательно надо надеть платье, ну никак не брюки и школьную блузку, ну Амели! — она почти подпрыгивала от досады, вскинув брови и сделав умоляющие глаза Лунтелёнка.

Конечно, я не могла ей отказать. Да и, признаться честно, сама люблю наряжаться: хоть я и редко, как правильно заметил чёртов Сэллоу, надеваю юбки и платья, но обожаю мерить их у подруг. Полёты на мётлах и игра в квиддич не очень сочетаются с такой одеждой, что поделать? Зато я всегда стараюсь красиво завязать волосы или надеть понаряднее блузку, чтобы скучные школьные брюки не выглядели так уж уныло.

Натти радостно захлопала в ладоши и убежала к себе в гостиную за, как она сказала, «ящиком Пандоры». Мне ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать и наворачивать круги по комнате. В её отсутствие я успела распсиховаться из-за того, что не могла найти подходящий гребень или заколку, чтобы красиво собрать волосы. Грёбанный Сэллоу, чтоб его! Пусть только попробует что-то сделать с ней, и я его…

— Вот, принесла! — изрядно запыхавшаяся подруга с целой кучей вещей в руках буквально ввалилась в комнату, тут же заняв всю мою кровать невероятно красивыми тканями. Глаза сумасшедше разбегались от обилия цветов, узоров и вышивки.

— Мерлин… — прошептала я на выдохе одними губами, не решаясь дотронуться до одежды. — Откуда у тебя такая красота? Я никогда в жизни не видела ничего подобного, Натти!

— Это одежда с моей родины, там любят яркие цвета и причудливые узоры, потому что считается, что «женщина — цветок в саду» {?}[известный афоризм “A woman is a flower in a garden”], — она улыбнулась, и её глаза блеснули гордостью.

И действительно, сейчас я в полной мере обратила внимание на наряд подруги: тёмно-синее длинное платье с оборкой у шеи. Рукава полупрозрачные, на них вышиты какие-то замысловатые узоры, похожие на цветы. Заметив мой изучающий взгляд, она радостно покрутилась, демонстрируя яркий жёлтый бант на пояснице.

— Мерлин! Какая красота, Натти, я сейчас расплачусь! — я ахнула, прислоняя ладони к алеющим щекам. Мне такие яркие вещи могли только сниться даже в маггловском мире. Тёмная кожа подруги так красиво сочеталась с этой тканью, что было просто не оторвать глаз: её чёрные кудрявые волосы украшала блестящая лента, ниспадающая на спину. Я хлопала глазами, не понимая, это мне снится, или такое очарование и правда стоит передо мной.

— Хватит меня смущать и давай уже мерить, а то мы опоздаем! — она в нетерпении стала брать один наряд за другим, прислоняя ко мне и внимательно рассматривая со стороны, сощурив глаза.

Когда в её руках оказалась тёмно-красная бархатная юбка, я так и села, не в состоянии оторвать от неё жадного взгляда.

— Смотри, к ней ещё и красивый жакет есть! — заметив мой неподдельный интерес, Натти откопала в горе вещей такого же цвета и фактуры короткий пиджак на красивых латунных пуговицах.

— Мерлин… это просто прекрасно, Натти… — я трепетно тянула руки к наряду, подушечками пальцев чувствуя хруст и мягкость ткани. — Красный — мой любимый.

— Знаю! Давай мерить скорее, снимай всё, — она замахала руками, как бы подгоняя меня к действию. Я охотно кивнула и принялась стягивать с себя надоевшие брюки и, пусть и красивую, но будничную блузку.

Когда замок юбки приятно зажужжал под пальцами Натти, а последняя пуговица пиджака была застёгнута, я закрыла глаза и медленно подошла к зеркалу. По сигналу подруги мои веки с энтузиазмом распахнулись, и я ещё несколько мгновений не могла сказать ни слова — наряд был прекрасен. Брусничного цвета бархат переливался даже при скупом освещении, а плечики пиджака так красиво обрамляли руки, что казалось, будто с моей осанкой ещё не всё потеряно. Немного портил картину выглядывающий из-за ворота ожог, и даже рюши не могли полностью его скрыть.

Слегка придя в себя, я защипнула юбку с двух сторон пальцами и немного покружилась, заглядывая за спину. Всё было идеально, начиная от размера и заканчивая любимым цветом и идеально подходящим к красному кольцом с чёрной шпинелью. Волосы мы решили оставить распущенные, хоть это и было неприлично, но Натти заверила меня, что именно так смотрится, что надо.

Уже на выходе из комнаты, когда я в сотый раз обнимала в благодарности подругу, я вспомнила про последний штрих и вернулась к прикроватной тумбочке, выуживая оттуда свою лимонную баночку. Жаль, что крышка так и не нашлась. Зачерпнув немного, аккуратно нанесла духи на шею и во впадинки на ключицах, и мы двинулись в сторону гостиной Пуффендуя, ловя на себе какое-то немыслимое количество любопытных глаз.

Гаррет переминался с ноги на ногу, и я с силой прикусила губу, чтобы скрыть подступающую улыбку: он явно готовился к этому вечеру, потому как оделся по-особенному. Натти, завидев его, ахнула, переводя на меня ошеломлённый взгляд: его тёмно-красный костюм идеально сочетался с моим нарядом. Конечно, ему этот цвет подходил больше, добавляя очарования рыжим кудрям. Я неловко кашлянула, привлекая его внимание, и встретилась с зелёными изумрудами глаз, которые выделялись ещё ярче на фоне всего бордового и красного.

— Выглядишь… потрясно, — он нервно сглотнул, беря мою руку и оставляя на ней влажный поцелуй, прямо как тогда в Хогвартс-экспрессе.

— Ты тоже, — я засмущалась, и от переизбытка чувств слегка закружилась голова, но это было чертовски приятно.

Дверь в гостиную распахнулась, и нашим глазам предстало невероятное зрелище: в жёлтых оттенках комната украшена многочисленными пергаментами со стихами, вокруг царит полумрак, и лишь малая часть пространства освещена парящими в воздухе свечами. К потолку из глиняных кашпо тянется несметное количество ажурных зелёных стеблей. Играют скрипка и пианино, а приглушённые голоса студентов создают ту самую школьную атмосферу, о которой я мечтала по дороге сюда год назад. На моих глазах выступили слёзы, когда я обвела жадным взглядом всю эту роскошь. Точнее, роскоши, разумеется, там не было, но для меня подобная обстановка олицетворяла те самые «лучшие годы жизни». Вот они, точно.

Я усердно вглядывалась в темноту, пока мы продвигались глубже в гостиную, полушёпотом обсуждая с Натсай выходку Джошуа, который в итоге пригласил какую-то девчонку с моего факультета, и Поппи, которая сегодня должна прийти сюда в паре с Амитом. Всё это невероятно волновало, и я не знала, куда себя деть: постоянно приглаживала юбку, одёргивала пиджак — мне казалось, я выгляжу нелепо, потому что многие пришли в школьной форме, особенно парни.

Наконец добравшись до посадочных мест, мы втроём принялись искать подходящие кресла, как мой взгляд упёрся в зелёный ремешок часов, выглядывающий из-под рукава клетчатого серого пиджака. Эта самая рука висела на спинке соседнего стула, за которым сидела девушка. Её тёмные волосы были необычно собраны в пучок палочкой, что показалось мне забавным. Пальцы руки с ремешком едва касались правого плеча девушки, то сжимаясь, готовясь приблизиться, то в нерешительности разжимаясь — и так по новой. Я застыла, вперив взгляд в эту руку и манящий зелёный ремешок. Тугой комок собрался внизу живота, и одновременно с этим нестерпимая тошнота подступила к горлу. Меня замутило, и все окружающие голоса слились в один протяжный гул.

— Ау, ты тут? — Натти трепала меня за плечо, возвращая в реальность.

— А? Да-да, прости, что-то задумалась, — я подмяла под себя юбку и в бессилии опустилась в кресло.

Каштановые кудри дрогнули, и через мгновение я встретилась со знакомо потемневшими и отчего-то странно блеснувшими в полумраке глазами.

Комментарий к 14. Красный — мой любимый

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! :3

========== 15. Горсть каштанов ==========

Комментарий к 15. Горсть каштанов

🎵 БЛАЖИН — Не перебивай

🎵 George Michael — Careless Whisper

Приятного чтения 🫶🏻

Как я только мог согласиться прийти сюда? Ещё и разоделся, как идиот. Саманта довольна — хоть один плюс во всей этой дурацкой затее. Я тайком посмотрел справа от себя — сидит, улыбается. Похоже, ждёт не дождётся начала выступления. По мне, так побыстрее бы оно закончилось. Чтобы хоть немного скрасить вечер и не умереть от скуки, я перед выходом попросил Леандера приготовить мне что-нибудь алкогольное, и теперь меня всего мутило от того варева, что он намешал. Да, Уизли в этом деле больший мастер.

В горле резко пересохло — дрожащие пальцы потянулись к узлу галстука и немного его ослабили. Снова этот дурманящий запах, откуда? «Конечно, Себастьян, а то ты не догадывался, что она тоже будет здесь?». Несколько мучительных секунд в отчаянной попытке ни за что не оборачиваться, и уже через секунду я плескался в тёмных водах изучающего взгляда Амелии. Мерлин, как же она красива. Я никогда раньше… Чёрт, что ты вообще замечал раньше, Себастьян?

Ей так идёт красный. Мой взгляд скользнул ниже — юбка. Губы дрогнули в едва заметной улыбке. Нарядилась. Волосы распущенные, как вчера в гостиной. Смотрит своими глазищами, что душа уходит в пятки. Я нервно сглотнул слюну, как будто, голодный, увидел накрытый всякими вкусностями стол. Сердце забилось… нет, не быстрее, как ни странно, а, скорее, наоборот: редко, гулко, болезненно ударяясь о грудную клетку. Зачем, зачем ты согласился прийти сюда, Себастьян?!

Рядом с ней… Уизли, что ли? Я сощурил глаза, пытаясь вглядеться в полумрак гостиной. Они что, договорились оба прийти в красном? Что за бред? И кто же предложил идею, неужели Амелия? Это выглядит нелепо, просто отвратительно. «Кого ты обманываешь, Себастьян? Это выглядит крайне мило, и согласись, что ты бы хотел…» Стоп! Вон из моей головы. Больше никакой подобной дури, я ведь себе обещал.

Наконец я вырвался из омута своих мыслей, буквально за шкирку вытягивая себя оттуда. Саманта, казалось, даже не заметила моего кратковременного «отсутствия», полностью поглощённая царящей в Пуффендуе атмосферой.

Где-то в первых рядах я разглядел знакомый кардиган сестры, а рядом с ней всё того же Чарльза. Мне бы с ним познакомиться, что-то он чересчур часто вьётся вокруг Анны. Эти Гриффиндорцы, чтоб их! Разрослись, как сорняки, и не выкорчуешь их ни в жизнь.

Я устало и безразлично глянул на сцену: ничего необычного — небольшой подъём, окружённый свечами. Свитинг бегала где-то там, в темноте, поправляла декорации, что-то шептала музыкантам.

На моём затылке прожигал дыру чей-то пристальный взгляд — опять таращится? Сейчас как обернусь, как скажу что-нибудь, чтобы неповадно было пялиться и душу из меня высасывать, словно Дементор. Я резко развернулся всем корпусом, набирая побольше воздуха для какой-нибудь колкости, но, вопреки моим ожиданиям, Амелия сидела ко мне боком и увлечённо болтала с Уизли. Зато с другой стороны сверкнули два чёрных глаза. Натсай. О Мерлин, что же ты хочешь сказать своим презрительным, почти испепеляющим взглядом? Что я дурак? Болван? Ну, говори, не стесняйся, я ведь так редко слышу подобное. Я с вызовом посмотрел на неё, и она округлила глаза, кивая в сторону Амелии. Больно нужны мне эти ваши игры, разбирайтесь сами. Я показательно отвернулся. Надо было выбрать другие места.

Слева кто-то тыкал в меня своей палочкой, и я бросил туда возмущённый взгляд. Оминис. Он-то что тут забыл? Только его бубнежа мне не хватало для полного счастья. Он что-то бормотал себе под нос, пытаясь нащупать место. Я нетерпеливо потянул его за рукав, чтобы он наконец уселся и перестал шуршать над ухом.

— Опять не в настроении? — спросил он, поправляя полы мантии.

— Угу. Ты это видел вообще?

— Конечно, видел, Себастьян. Воочию, — Оминис очертил пространство палочкой, указывая на свои глаза. — А если серьёзно, то что же тебя так возмутило?

— Она разоделась, как, как не знаю, кто… — я почти задохнулся от своего же шёпота, пытаясь говорить как можно тише, поскольку ряды кресел плотно стояли друг к другу.

— Кто? Саманта?

— Нет, мадам Гекат! Амелия, кто же ещё? — пробубнил я, чувствуя, как раздражение заползает под ворот рубашки.

Да я и сам разоделся, как клоун. Я с отчаянием одёрнул пиджак, разваливаясь в кресле. Плевать, даже если что-то скажут по этому поводу. Не собираюсь вести себя как все эти придурки в костюмах: подавать дамам руку, открывать двери, прижимать колени друг к другу, чтобы никого не задеть. В этих штанах и так тесно, а про пиджак и говорить нечего — жмёт в руках, так что пришлось положить одну на спинку кресла Саманты, так хоть немного разгонялась кровь. Я слегка сжал и разжал пальцы, разминая мышцы. Вот зачем, зачем я надел свой прошлогодний костюм? Он мне уже мал, так лучше бы пошёл в школьной форме и не позорился.

— Эй, ты чего так развалился? Неприлично же, — Саманта оторвалась от разглядывания гостиной и пихнула меня локтем в бок, наклоняясь к уху.

— Кресла неудобные, а тебе что, мешает? — я посмотрел вниз — наши колени едва касались друг друга, я даже этого не чувствовал через ткань брюк. А вот Саманту, похоже, это смутило. Её щёки стали пунцовыми, и она закинула ногу на ногу, тем самым увеличивая расстояние между нами. Интересно, а как сидит Уизли?

Не меняя положения тела, я повернул голову — вот бы эта компания не подумала, что они мне так уж интересны. Хм, сидит весь такой правильный, коленка к коленке, руки в замок. Даже не приобнял свою дорогую спутницу. Амелия же трепалась с Натсай, совсем не обращая на Уизли внимание. Какая жалость. Я хмыкнул, и запал какого-то дикого чувства внутри закружил голову. Нет, всё-таки постарались с этим вечером на славу — полумрак, свечи, цветы. Романтика, чёрт возьми.

Оминис тоже крутил головой из стороны в сторону, будто это могло ему помочь увидеть хоть что-нибудь.

— Ищешь кого-то? — бросил я, гуляя рассеянным взглядом по толпе студентов.

— Амелия одна пришла? — выпалил Оминис, выглядя при этом… смущённым? Да быть того не может!

— Нет, с Уизли. А что?

— Да нет, я не об этом… Ну, кроме Уизли? — заметно, как друг занервничал. Чего-чего, а такого я точно никогда не видел.

— Ты про Натсай, что ли? Да вон она, прямо за тобой сидит, — я обернулся, язвительно махая ей рукой.

Оминис чересчур резко и грубо хлопнул по моей ноге, что я подпрыгнул на месте, и шикнул:

— Заткнись! Зачем болтаешь? Я просто так спросил, — и снова это его невозмутимое и надменное выражение лица, будто это не он краснел пару секунд назад. И что только на него нашло?

— Кхм-кхм, — Свитинг стояла на сцене и в нерешительности хлопала в ладоши, пытаясь привлечь к себе внимание остальных.

Сколько она так стоит уже? Её почти не слышно на фоне гула многочисленных голосов. Амит не выдержал и, тоже выйдя на сцену, громко призвал всех заткнуться. «Эти тоже вместе пришли, что ли? Тут что, клуб свиданий какой-то?», — раздражённо подумал я и издал протяжный вздох, вызывая при этом недовольство сидящих рядом.

Поппи благодарно кивнула Амиту и принялась своим писклявым голосом рассказывать о том, «для чего мы сегодня здесь собрались». «Да хрен его знает, для чего. Хотя, я здесь, чтобы над всеми вами поржать», — я ощущал, как заметно расслабляюсь под тёплым одеялом опьянения, и от этого становилось чертовки хорошо, хотелось устроить какой-нибудь дебош. Я всё поглядывал на коленки Сэм — на ней та же короткая юбка, что была тогда в Больничном крыле. И это она говорит мне про приличия?

«Сколько можно уже, а?», — прошло больше часа, а эти чёртовы доморощенные поэты всё не заканчивались. И какого только бреда я ни наслушался — и про любовь, и про цветы, и про облака, даже про чёртову Полную даму! Мерлин, это настоящая пытка Азкабана, клянусь. Я успел даже вздремнуть и несколько раз переброситься с Уизли взаимными колкостями — он постоянно хлопал, буквально после каждого произнесённого со сцены слова, чем меня неимоверно бесил. Кретин.

Наконец, изрядно вымотавшаяся Поппи почти выползла на сцену, и я понял, что вечер подошёл к концу. Уже готовый вскочить и вылететь оттуда снитчем я услышал, как сзади кто-то встал, громко отодвигая стул, и направился к сцене. Я в замешательстве смотрел на отдаляющийся красный пиджак. Уизли? Твою мать, да шоу только начинается! Я довольный подобрался, чтобы как можно отчётливее видеть его выступление, разве что руки не потирал от удовольствия: он ведь понимает, что я ему этот позор ввек не забуду?

Сначала он долго расшаркивался: со всеми здоровался, благодарил организаторов за подготовку и бла-бла-бла. Я почти зевал от скуки, а потом начал громко хлопать, чтобы остальные подхватили, и Уизли поскорее начал выступать. Он долго смотрел в мою сторону, явно разозлённый, но мне было всё равно — не я же вышел позориться? Он медленно достал из кармана брюк свёрнутый и помятый листок, откашлялся и начал читать, пока я скалил зубы в зверином оскале:

«Каштанов горсть,Щепотка солнцаИ пару капель утренней росы. Я безоружен в миг, когда она смеётся,Смертельно ранит соль её слезы…» {?}[Полное стихотворение выложила отдельным фиком “Горсть каштанов”, буду рада, если прочтёте:)]

Моё лицо вмиг вытянулось, и я подпрыгнул на стуле. В панике нащупал свой блокнот в кармане пиджака — вот он, на месте, так какого чёрта, Уизли? Неужели тогда, в поезде, когда я вышел из купе…?

Пока я осознавал, что слышу именно то, что слышу, перед глазами возникла картина прошлого:

Я гуляю по окрестностям Фелдкрофта, как внезапно мой взгляд натыкается на залитую солнцем горсть каштанов: их гладкость переливается на свету, и я вспоминаю её. Её мягкие волосы, запах лимонов, красивую улыбку. В голове всплывают разные маггловские сопливые стишки, которые показывала мне Амелия. Я неосознанно достаю из сумки блокнот и начинаю писать: «Каштанов горсть, щепотка солнца…»

Мой лоб покрылся испариной, пока Уизли продолжал вещать, а я безумным взглядом осматривал толпу: все заворожённо слушали, прильнув к сцене. Я повернулся: на глазах Амелии застыли слёзы, ей… ей нравится? Какой позор! Саманта тоже расчувствовалась. Сидит, утирается уголком платка. Я схватился за голову, зарываясь пальцами в волосы.

Руки не слушались меня, когда я доставал палочку. Незаметно стрельнул заклинанием в одно из кашпо с растениями, и оно громко разбилось, падая на пол: девчонки завизжали, а Уизли наконец заткнулся, в замешательстве смотря со сцены.

— Это что, Пивз здесь? Как его пропустили? — орал кто-то, вскакивая с места.

Я воспользовался паникой и на заплетающихся ногах кое-как продвинулся к сцене, игнорируя руки Саманты и Оминиса, которые пытались меня остановить.

— Эй, Уизли! Ну и херню же ты сочинил, — я хлопнул его по плечу, заглядывая в глаза. Пытался всем своим видом показать, что он играет с огнём. Он осклабился, отдёрнул мою руку и направился обратно на место.

— Себастьян, ты тоже выступить хочешь? — Свитинг растерянно смотрела на меня, хлопая ресницами.

Я медленно повернулся лицом к залу и увидел сотню любопытных глаз, направленных прямо на меня. От внезапно нахлынувшего чувства тревоги засосало под ложечкой, а руки и ноги затряслись так, что я вот-вот упал бы прямо на сцене. Несколько раз нервно сглотнул и убрал руки в карманы, кивая Поппи.

— Да, я хотел подвести итоги вечера, если вы позволите, — я попытался улыбнуться, но вышла лишь кривая ухмылка. Все в оторопи молчали, пронизывая меня своим напряжённым ожиданием. Я продолжил:

— Сколько же бреда мы сегодня наслушались, да? — с энтузиазмом наклонился к залу, неловко почёсывая затылок. Кто-то согласно крякнул, и я заметно расслабился. Тут меня понесло:

— Знаете, некоторые такую хрень сочинили, что просто в голове не укладывается: вы серьёзные парни или нет? — я шагал из стороны в сторону, пока публика оживала: кто-то смеялся, кто-то нервно ёрзал на стуле, а кто-то продолжал молча смотреть, как, например, Амелия и Анна.

— Прикиньте, если все парни вдруг начнут сочинять стишки вместо… ну, например, вместо квиддича? Вот умора будет! — опьянение горячими пальцами обхватывало моё горло — перед глазами всё плыло, лица смазались в одно хаотичное полотно, а голоса слились в какофонию.

Пока все хохотали, что-то выкрикивая с мест, я обратил внимание на Уизли — он неотрывно следил за мной, а играющие желваки на его скулах было видно даже на расстоянии. О чём же ты думаешь, рыжий? Если применить к тебе Легилименс, то что же можно увидеть в твоей тупой башке?

***

— Ты бестолочь, Гаррет! Почему опять «D» по Зельеварению? — тётя мерила шагами кабинет, размахивая моей контрольной работой.

— Я вчера устал на тренировке, засыпал на ходу, но я исправлю оценку, честно!

— Значит, пора уходить из квиддича, раз это мешает твоей учёбе! — она остановилась, подходя ко мне ближе. Чуть помолчав, добавила:

— Почему тебе это мешает, а, например, Сэллоу — нет? Он ведь тоже играет! Но у него одни «A»!

Я громко клацнул зубами при упоминании этого осточертевшего мне имени…

…Дверь в кабинет тёти неприятно заскрипела, и я съёжился, прислушиваясь — не идёт ли кто? Вроде, нет. Мне обязательно надо найти завтрашнюю контрольную по Трансфигурации, иначе я снова напишу её плохо, и мне влетит. Суетливо пошарил по столу, открыл все возможные ящики и вдруг наткнулся на интересное письмо, подписанное матерью. Я широко заулыбался, ведь так по ней соскучился! Что же она написала? Я пробежался глазами по пергаменту, даже боясь применить Люмос, чтобы меня не заметили:

«Дорогая сестра!

…Вижу, ты, как всегда, сражаешься не только с нерадивыми учениками, но и с несносным директором. Твоё терпение не знает границ…

…К слову о терпении: спасибо тебе за всё, что ты сделала для Гаррета…

…Что ему нужно, так это грамотное сочетание строгости и поощрения…

…Признаюсь, я рада, что теперь он испытывает свои новые зелья на других учениках, а не на родственниках…

…Ну, мне пора, младшенькая что-то снова устроила. Целую»

Я озадаченно опустил письмо и рухнул в кресло: «Грамотное сочетание строгости и поощрения»? А где это самое поощрение, что-то я не вижу? Мама, что значит «терпение»? Я с силой смял листок, и мои глаза наполнились горячими слезами. Она ведь не писала мне уже два месяца. Ни слова о том, как любит, как скучает. «Мне пора к младшенькой», — конечно, младшие всегда были у неё в приоритете, а «бедная Матильда мучается с нерадивым Гарретом». Я разорвал письмо и бросил прямо там, на пол. Пусть тётя знает, что я был здесь…

— Уизли, давай быстрее, мать твою! — Джеймс, капитан нашей команды, громко свистел в свой свисток, не стесняясь в выражениях даже при девочках. Я в панике блуждал взглядом по полю в поисках снитча, но он никак не попадался мне на глаза. Сэллоу всё забивал голы, а я не мог сделать ровным счётом ничего, чтобы привести свою команду к победе. В следующий раз я обязательно поймаю снитч, вот увидите…

…Новая пятикурсница? Так бывает? Я слушал речь директора и тёти, не отрывая взгляда от новенькой: маггловская одежда, палочку держит неуверенно, смущается — да она и правда «новенькая»! Я почувствовал, как мои щёки краснеют. После церемонии наберусь мужества и познакомлюсь с ней…

…Ненавижу гостиную Слизерина — она какая-то тёмная и холодная, а эта закрученная лестница утомит любого, пока по ней спустишься. Я, окрылённый, спускался вниз, чтобы догнать новенькую и предложить ей какую-нибудь помощь, как повод познакомиться. На последних ступенях я резко остановился, прячась в тени — она болтает с Сэллоу. Чёрт, опять этот… недоумок! Я сжал руки в кулаки до побеления костяшек. Как же он меня достал, и почему только Шляпа распределила её на этот змеиный факультет?…

…Сколько раз я уже пытался пригласить куда-нибудь Амелию: полюбоваться заснеженным Хогсмидом или навестить тварей у мадам Ховин, а она всё носится со своим Сэллоу: то ему нужно помочь, то ей может помочь только он. Он ведь использует её, как она этого не видит?! Нет, Себастьян, ты… ты отплатишь мне за всё, что сделал…

…Мой слух разрезал громкий свисток Джеймса, а затем и Имельды — снитч ёрзал у меня в ладони, а сердце всё ещё бешено колотилось после того, как на моих глазах Амелия чуть не разбилась о землю. Я смотрел на его трепыхающиеся крылышки, и улыбка не сходила с моего лица. Чёрт, как жаль, что Сэллоу этого не видел! Я воодушевлённо посмотрел на свою команду — все обнимаются, радуются победе в тренировочном матче, а я вишу тут один, улыбаюсь как идиот…

***

Так и не прочитав ничего в глазах Уизли, я продолжил своё выступление — горячо распинался на тему того, насколько же тупой была затея с этим вечером. Внезапно зал оживился, и я, ничего не подозревая, кинул в толпу любопытный взгляд. Уизли вскочил с места, притягивая к себе Амелию. Она стояла, ошарашенная, не могла даже пошевелиться, когда он своими ублюдскими губами потянулся к ней и поцеловал прямо на глазах у всех, не отрывая от меня своего внимательного взгляда. Я замер и тут же протрезвел, приходя в себя. Колотящееся сердце с грохотом упало вниз. Амелия ещё несколько секунд стояла, не моргая, потом отпихнула Уизли и выбежала из гостиной, закрыв лицо руками. На негнущихся ногах я кое-как спустился со сцены и, пошатываясь, подошёл к нему.

— Тебе конец, рыжий. Теперь тебе точно конец, — не хотелось даже марать о него руки, так что я убрал их в карманы от греха подальше и продолжил идти, не слыша никого и ничего.

Я брёл по практически опустевшим коридорам, уже потеряв всякую надежду найти Амелию. Вдруг услышал всхлипы где-то под лестницей. Оживившись, побежал туда сломя голову. Сидит на корточках, вся юбка мятая, волосы запутались, лицо прячет в мокрых от слёз ладонях. Я встал как вкопанный над ней, в оцепенении, совершенно растерянный от этого зрелища. Я никогда раньше не видел, чтобы она рыдала. Мог только представлять, как это горько. Вспомнил бесконечный плач сестры, как она неистово кричала по ночам от боли, и моё сердце сжали раскалённые клещи. Я не мог сделать даже вдоха, совершенно потерялся — что сказать? Что сделать? Спешно опустился рядом с ней, приваливаясь спиной к стене. Её плечи дрожали, и я даже не был уверен, что она слышала, как я пришёл. Я просто подтянул к себе колени и снял этот треклятый пиджак, накидывая его ей на плечи. Не знаю, могло ли это помочь ей успокоиться, но почему-то захотелось сделать именно так. Она не оторвала ладоней от лица, только сильнее начала плакать, и я испуганно отстранился — что-то не так сделал? Грёбанный Уизли, что за херню ты творишь?! Неужели она так же плакала тогда, после того случая в Крипте…? Я устало опустил голову к коленям, и моё сознание прорезало воспоминаниями под невыносимо жалобные всхлипы.

***Осень 1882 г.

Сегодня к нам в гости должен зайти дядюшка Соломон, и мы с сестрёнкой хлопочем по дому: она бегает с веником по гостиной, а я собираю раскиданные по полу игрушки. Как я счастлив, что нашёл наконец свою любимую деревянную лошадь, а я ведь уже успел разозлиться на Анну — думал, эта негодница её сломала и спрятала, чтобы я не нашёл.

Уже подходит час обеда, а родителей всё нет — носа не кажут из своей библиотеки внизу. Я начинаю играть с лошадью, пока сестра всё носится с веником. Смешная такая. Она увидела меня и тоже разыгралась — села на метлу, как будто на коня и гогочет. Я почти сваливаюсь с дивана от хохота, и вдруг мы слышим резкий хлопок. Мы одновременно замираем от испуга и сразу же бросаемся вниз к родителям. За закрытой дверью в нос ударяет резкий запах, от которого першит в горле, как бывает при простуде. Мама обычно даёт нам с Анной тёплое молоко, чтобы горло так не щипало. Я закрываю нос рукавом, но всё равно не могу пройти дальше в библиотеку — везде дым и этот едкий запах. Наверху слышны тяжёлые шаги — должно быть, дядюшка пришёл. Он торопливо спускается и уводит нас с Анной в комнату. Мы сидим тихо, и я умоляю сестру не плакать, потому что и без того сжимается сердце — что же там случилось? Надо быстрее рассказать родителям, они всегда знают, что делать, когда происходит что-то плохое.

Через время дядюшка, весь бледный, как поганка, заходит к нам в комнату и, опустившись на колени, сообщает нам с сестрой, что наших родителей больше нет.

Перед глазами плывут круги, и я думаю: «Надо рассказать мамочке, она умная, она знает, что делать… Надо позвать папочку, он сильный, он поможет…». Потом до меня доходит суть его слов, когда я слышу, как сестра рыдает у него на плече. Я чувствую внутри неимоверное желание… убить кого-нибудь. Того, кто виноват. Виноват в том, что наших любимых родителей больше нет. В том, что допустил это. Я со злостью скидываю всё с полок, топчу ногами ни в чём неповинную игрушечную лошадь, колочу остолбеневшего дядю.

Выбегаю на улицу, по которой от нашего дома уже отдаляется повозка. Я уверен, что там наши родители. Бегу за ней, поднимая вокруг себя столпы пыли, путаюсь в ногах и в конце концов падаю прямо лицом в землю. Слёзы застилают глаза, я не понимаю, что делаю и где нахожусь: вокруг только смазанный пейзаж, пыль во рту, кровь сочится из носа, а внутри один лишь огонь желания убить, порвать на куски, задушить. Анна бежит ко мне, вырвавшись из рук дяди. Протягивает ко мне свои маленькие ладошки, плачет, дурочка, захлёбываясь слезами. Я обнимаю её своими грязными руками, оставляя на волосах следы земли и сухие ветки.

— Я никогда тебя не брошу, сестрёнка, только не плачь.

***Лето 1889 г.

Прошло семь лет со смерти родителей, и мы с Анной уже вполне свыклись с этой мыслью, полностью погружённые в учёбу в Хогвартсе. Мы с ней неразлучны — живём в одной гостиной, ходим вместе на уроки, в столовой тоже сидим рядом.

В прошлом году я познакомился с Оминисом — он весь такой серьёзный, шуток не понимает, бурчит вечно, но мы с ним ладим, и, что самое главное, мне есть, о чём с ним поговорить. Я с нетерпением жду начала четвёртого курса, чтобы наконец изучать что-нибудь по-настоящему серьёзное, а не тот детский лепет, который нам рассказывают. Оминис говорит, что знает кое-какие запретные заклинания, но со мной не делится, как бы я ни просил!

Мы с ребятами играли в шинти {?}[Шотландский “хоккей” с клюшками и мячом] до позднего вечера за Фелдкрофтом, а теперь я плёлся, радостный, домой, предвкушая вечерние посиделки с сестрой у камина. Зайдя в деревню, я сразу понял, что что-то не так: кое-где догорают костры, у деревьев обломаны ветки, люди снуют туда-сюда, их лица пронизаны болью и горем. Я захожу в дом и вижу дядю Соломона, бледного, как тогда, в день смерти родителей. Анна лежит в постели — странно, рано же ещё. Я аккуратно подхожу к дяде и устраиваюсь рядом с ним на диване, кивая в сторону сестры. Он разлепляет свои обескровленные губы, но не может вымолвить ни слова, и я чувствую, как бешусь. В нетерпении я подхожу к сестре и пытаюсь заглянуть ей в лицо, но она спрятала его в подушке и жалобно мычит, вся скрючившись.

— Она заболела? Что же вы сидите, надо позвать лекаря! — я бегаю по комнате, собирая всё, что попадётся под руку: какие-то зелья, травы, одеяла.

— Себастьян, сядь, пожалуйста, — наконец отзывается дядя. Его голос необычно тихий, и это меня вводит в ступор. Я роняю всё из рук и опускаюсь на диван.

Он спешно рассказывает мне о нападении приспешников Ранрока и Руквуда, и что сестра, любопытная глупышка, побежала посмотреть, что же они там делают, а после её уже принесли на руках, еле живую. Мой застывший взгляд приковывается к его губам, которые то и дело кривятся от горя, и я не могу уже разобрать ни слова:в ушах гудит, а к горлу подступает жар гнева и безрассудства. Глаза наливаются кровью, как только я примеряю на себя боль моей родной сестры.

Я кружу по дому в поисках своей палочки — дядя всегда забирает их у нас на время каникул. Мне хочется сжечь всё дотла. Найти этих ублюдков и оторвать их тупые головы. Сделать уже хоть что-нибудь, чтобы Анне стало лучше! Соломон неподвижно сидит на диване, даже не шелохнётся, что меня просто выводит из себя. Когда я пытаюсь выйти на улицу, он с протяжным выдохом применяет на мне Инкарцеро, и я беспомощно падаю на пол, захлёбываясь слезами отчаяния и ненависти.

***Осень 1890 г.

Уже год я пытаюсь найти спасение для Анны, но всё безуспешно. Оминис не хочет помогать, они с дядей как сговорились, не желая иметь дело с тёмной магией. Так на кой чёрт тогда она нужна, если не применять её, болваны?! Почему Ранрок или Руквуд могут использовать её на моей несчастной сестре, а я не могу сделать того же, чтобы её спасти? С каждым днём надежда на излечение угасает в глазах Анны, и это обезоруживает — как я могу ей помочь, если она сама не хочет бороться? Но моя надежда не иссякнет никогда — я буду искать способ снять проклятие, чего бы мне это ни стоило.

Сама судьба хочет этого — она послала мне новую пятикурсницу, от которой я узнал про древнюю магию. Нам что-то рассказывал про это профессор Бинс, но эти недотёпы учителя тоже ни черта не смыслят, так что я потащил её в Запретную секцию, якобы помочь ей с её способностями. Надо использовать девчонку, пока она «тёпленькая», пока не набралась всяких глупостей от профессоров про то, что «нельзя применять тёмную магию».

Прошло ещё полгода, а мы не сдвинулись с места ни на шаг, чёрт возьми! Амелия ничего не хочет делать, она не хочет стараться ради Анны! Постоянно боится, её приходится долго уговаривать. Как же они все мне надоели!

Каждую ночь мне снится один и тот же сон: Анна лежит на кровати, скрючившись от невыносимой боли. Её крик стоит у меня в ушах, и я не могу его унять, он лишь становится громче и громче, как колокольный звон, как карканье сотен тысяч обезумевших ворон.

Я ненавижу всех, кто стоит у меня на пути, будь то профессора, гоблины, тёмные маги или же родной дядя. Я ненавижу его за то, что он препятствует, не даёт мне спасти единственного оставшегося на этой земле дорогого мне человека. Я чувствую боль сестры на своём теле — мой живот сводит судорогами, а голова раскалывается, и я постоянно с силой сжимаю челюсти, чтобы не завыть волком от невыносимых мучений.

Я ненавижу Амелию за то, что она медлит. За то, что делает шаг вперёд и два назад. Я готов придушить её на месте — лишь бы она сделала так, как хочу я. В то же время я готов пасть перед ней на колени, лишь бы она помогла Анне, вылечила её.

Когда мы нашли последний кусочек триптиха, моей радости не было предела, и я почувствовал, как счастлив разделить её с Амелией. Чувство единения и привязанности впервые после смерти родителей закралось под кожу, выгрызая вены своими острыми зубами, и я испугался. Испугался своего состояния — когда кружится голова, когда трясутся руки, когда дыхание становится сбивчивым и горячим, как пар. Мне хотелось любить её в той пещере, покрывать влажными горячими поцелуями это неприлично оголённое плечо, сминать в пальцах её мантию, полностью пропахшую лимонами и апельсинами.

Что же ты делаешь, Себастьян? У тебя почти на руках умирает сестра, а ты развлекаешься с девчонкой? Ты урод, ты ничтожество, а перед тобой кто? Та, кто не может остановить?

Почему она не вмажет мне пощёчину, я ведь переступил все возможные грани? Каждый день красные, жадные до боли языки пламени лижут мою истерзанную душу. Они упиваются моим ядом, моим страхом, моим гневом, а теперь и моей страстью.

Как она не понимает, что мне необходимо помочь сестре — это вопрос жизни и смерти? Я готов убить любого, кто встанет у меня на пути, и даже осквернить эту шёлковую кожу Круцио, если понадобится.

Когда Анна поправилась, а я услышал от Амелии, что я «высокомерный эгоист», мне показались её слова пустыми, ничего незначащими, и я спокойно провёл лето, окрылённый выздоровлением сестры. Что мне до Амелии? Ещё прибежит, я был уверен.

Однако, когда я увидел её на руках Уизли в нашей гостиной, я опешил: неужели она нашла мне замену? Теперь будет бегать за ним, а не за мной? И почему этот придурок вечно появляется там, где его совсем не ждёшь? Чёрная, костлявая рука ревности с силой тянула меня за волосы на затылке, заставляла задирать выше подбородок, тянуть губы в жуткой улыбке, широко распахивать глаза, рычать от боли.

В Больничном крыле, после того самого вечера наваждения, я подумал, что лучшим вариантом для меня будет переключиться на кого-то другого. Начать присматриваться к тому, с кем бы я мог не терять голову, не ревновать, не истерить, готовый убить любого, кто вызовет подозрения. Сейчас я понимаю, что поступил с Самантой как настоящий кретин, как тот самый высокомерный эгоист. Один Мерлин знает, что у неё в голове, что она себе надумала о нас…

***

Сейчас я прокручивал про себя кадры болезненных воспоминаний, которые оставили неизлечимые рубцы на моём сердце, и от осознания своего безвыходного положения захотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю.

Слыша эти всхлипы, наблюдая, как горькие слёзы падают сквозь пальцы на бархат юбки, делая его ещё темнее, я снова вспомнил то чувство. То желание убивать, калечить и рушить всё, что попадётся на пути ради дорогого человека. Мне захотелось схватить Уизли за его цыплячью шею, вырвать его длинный язык, размозжить тупую рыжую голову о каменный пол. Я чувствовал, как кровь закипает в венах. Сколько я погубил людей из-за любви к Анне? Чего только стоит смерть невинного дяди Соломона. Этот грех мне не искупить никогда. Когда я люблю, я совершаю неоправданные поступки. Когда я люблю, я не вижу перед собой никаких препятствий, ослеплённый желанием. Страстью. Местью. Ревностью. Мне надо исчезнуть, чтобы больше никому не причинять зла. Чтобы не доставлять ещё больше бед Амелии.

Я решительно повернулся к ней, мягко дотрагиваясь до вздымающегося плеча. Она неохотно оторвала ладони от лица и посмотрела своими красными заплаканными глазами сквозь запотевшие стёкла очков прямо в душу. Мерлин, я готов убить за её слёзы. Еле держа себя в руках от гнева, я натянул улыбку и, не придумав ничего лучше, заправил мокрую прядь её волос за ухо — настолько нежно, насколько умел. Она недоумённо наблюдала, как я встал, готовый уйти. Вдруг вспомнил кое-что и, выудив из кармана брюк её заколку, быстро вложил ей в руки, пока она ничего не сообразила, и спешно ушёл, не забрав свой пиджак. Ей не стоит связываться с таким монстром, как я.

Я ураганом ворвался в гостиную Пуффендуя, где всё ещё царил хаос — никто ничего не понимал, кое-кто разошёлся по комнатам, а кто-то всё ещё сидел и чего-то ждал. Я не обратил внимания ни на Натсай с Поппи, что-то жужжащих мне на ухо, ни на Уизли, столбом стоящего посреди гостиной, ни на Оминиса, в кои-то веки сохраняющего гробовое молчание. Просто схватил Саманту за руку и потянул за собой, а она и не сопротивлялась — послушно семенила следом, спотыкаясь на лестнице.

Уже у Когтеврана я остановился, блуждая взглядом по её лицу, полупрозрачной блузке, спускаясь ниже к юбке, откуда выглядывали красивые коленки. «Ничего не чувствую, чёрт побери!» Закрыл глаза, пытаясь представить самые откровенные сцены с её участием, на которые только было способно моё воображение, но снова ничего. Она шумно дышала мне в ухо, и от этого было неловко и как-то неестественно мерзко. Всё не так, как было тогда, в пещере или Крипте. Я с отчаянием ударил ладонью о стену, понимая, что мои догадки были верны. Я влюблён, и это уже не исправить. Значит, остаётся одно.

— Ты спрашивала меня, какой мой любимый запах. Так вот, я люблю лимоны. Прости меня, Сэм, — и я, ни разу не подняв на неё глаз, развернулся и быстро ушёл, как нашкодивший ребёнок. Как настоящий чёртов трус.

До отбоя оставалось ещё десять минут, так что я со всех ног бросился в кабинет Матильды Уизли. Дай Мерлин, чтобы она сидела там, как сидит обычно допоздна.

Предварительно не постучав в дверь, я залетел в кабинет. Профессор подняла на меня отсутствующий взгляд и даже ничего не спросила, ладонью указывая на стул напротив. Я остался стоять, только опёрся руками о гладкую столешницу, чтобы не свалиться от вскруживших голову эмоций.

— Профессор, я хочу перевестись в Ильверморни. {?}[Школа магии в Северной Америке]

Комментарий к 15. Горсть каштанов

Буду рада, если прочтёте отдельно полное стихотворение Себастьяна: https://ficbook.net/readfic/01898e53-e6dc-7e15-8943-31f45f0f1bc0

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! :3

========== 16. Душа моя ==========

Комментарий к 16. Душа моя

Очень ответственная для меня глава из-за ОМП 🫠

🎵 Марсель – Туда где

🎵 Иван Дорн – Целовать другого

🎵 Дипинс – Этажи

Приятного чтения 🫶🏻

1888 г.

— Вы уже достаточно взрослые, юные леди, поэтому мы решили провести важную для вашего будущего воспитательную беседу, — миссис Морган, наша главная воспитательница, повела рукой, давая нам всем знак присаживаться, и сама со скрежетом отодвинула свой стул.

Большинству из присутствующих уже исполнилось четырнадцать, но мне и моей подруге Асе было по тринадцать, так что мы сразу почувствовали себя неуютно, догадываясь, что намечается беседа на щепетильную тему. После того, как все девочки успокоились, миссис Морган продолжила:

— Как вы знаете, вы достигли того возраста, когда уже можно и нужно, — она интонацией подчеркнула последнее слово, — задумываться о замужестве.

Я неловко переглянулась с Асей, обмениваясь с ней багрянцем на щеках. По залу прошёлся еле слышный нервный смешок, из-за которого вторая воспитательница топнула ногой. Да она и сама покраснела до мочек ушей, ведь была немногим старше нас.

— Перед выпуском мы с остальными воспитателями и педагогами позаботимся о том, чтобы каждой из вас досталась подходящая партия, а пока вы должны кое-что для себя уяснить, — она грузно поднялась из-за стола, завела руки за спину и стала прохаживаться вдоль рядов, пока мы все вжимали головы в плечи, боясь поднять на неё глаза.

— Запомните раз и навсегда, девушки: приличная леди никогда, я подчёркиваю — ни-ког-да не допустит вольностей в свою сторону, — миссис Морган сделала паузу, обводя всех нас своим строгим взглядом, а затем продолжила:

— Если же так случилось, что молодой человек переступил черту в вашем, кхм, общении, — в её взгляде сквозило неприкрытое презрение, — значит, это ваша оплошность, — она поправила и без того безупречную осанку и жеманно пригладила собранные в старческий пучок волосы. — Ни один уважающий себя мужчина не возьмёт замуж падшую женщину.

При последних словах почти все девочки ахнули, округлив глаза и прикрыв рты ладонями. «Падшая женщина» — самое грязное, что можно было услышать из уст миссис Морган, а значит, тема действительно серьёзная и важная.

— Простите, — Ася решительно подняла руку, всё ещё не избавившись от горящего румянца на щеках, — что вы подразумеваете под «падшей женщиной»?

Я в ужасе схватилась за поднятую руку подруги, молясь всем богам, чтобы миссис Морган не заметила её. Но к моему ужасу, она вальяжно развернулась и посмотрела в нашу сторону. Затем удивлённо и манерно вскинула брови, и елейная ухмылка окрасила её напомаженные алые губы.

— Во-первых, мисс, соизвольте встать, когда задаёте вопрос, — Ася тут же подскочила с места, приглаживая складки на школьной юбке. — Во-вторых, я много раз вам объясняла, что падшая женщина — это та, которая допускает в свою сторону вольности и всякого рода похабные выходки, — воспитательница гордо вскинула подбородок и, почти плывя, приблизилась к Асе.

— Когда вы ведёте себя развязно, когда поправляете сползшие гольфы на глазах у всех, — она многозначительно зыркнула на девушку, сидящую на соседнем ряду, — когда позволяете себе находиться в обществе мужчины наедине — вы тем самым даёте ему знак о том, что вы доступная, а, стало быть, падшая женщина.

Миссис Морган смерила Асю надменным взглядом и вернулась за стол, кивая молодой воспитательнице. Та, побагровевшая с ног до головы, бросилась раздавать нам какие-то листовки. Получив свою, я с интересом стала её рассматривать. Первым, что бросилось мне в глаза, была надпись: «Целомудренность — залог успешного и счастливого брака».

***

Я сидела на корточках, привалившись спиной к каменной и холодной стене этого чужого для меня замка. Пиджак Себастьяна давил не только тяжестью ткани, но и тех эмоций, которые остались пузыриться вокруг после его ухода. «Вы — падшая женщина, мисс Мэллори», — всё эхом раздавался голос миссис Морган у меня в голове.

Я и не думала, что человек способен так долго и надрывно рыдать, пока судорожно сглатывала всё новую порцию слёз. Уже не осталось никаких сил, болела голова, затекли ноги, и всё тело ломило от усталости, но я не могла заставить себя встать. Как только представляла всех тех, кто видел нас с Гарретом, я вся покрывалась колючими мурашками. Да и сбежать некуда — этот позор, это клеймо теперь со мной навсегда.

А я, дура, всё гадала, почему же Себастьян тогда оставил меня в пещере? Почему сбежал? Я с силой сжала волосы на макушке, уже сбившиеся кое-где в колтуны от солёных слёз. «Он сбежал, потому что ты ему позволила сделать то, что он сделал. Он понял, что ты доступная, грязная шлюха», — роем клубились эти противные слова, горечью оседающие на языке. Мне хотелось удавиться прямо там, в эту же секунду, как только я снова вспомнила свой позор. Если Себастьян, если Гаррет так поступили, значит, я дала повод думать, что со мной так можно! Чёрт возьми, почему?

Гаррет… мне казалось, что всё это — сон, какой-то кошмар, но точно не реальность. То стихотворение, оно было такое проникновенное, такое милое, что же произошло потом? Неужели он подумал, что может так сделать только из-за того, что посвятил мне стих? А с чего я вообще взяла, что он был посвящён мне? Какая же это всё чушь, как будто кто-то смеётся надо мной, издевается.

В очередном припадке рыданий я с силой зажала в кольцо пальцев запястье левой руки, пытаясь успокоиться. Даже не сразу почувствовала, как нагревается кожа, как на ней постепенно проявляются красные следы. Я в ужасе отдёрнула руку. Что за чёрт? Я могу наносить себе же увечья древней магией, прямо как врагам? Я задумчиво осмотрела запястье, где обожжённая кожа пульсировала особенно явно. Холодная слеза капнула на горячий участок, и я болезненно шикнула, поспешив сдуть её как можно скорее.

«А что, если…?», — я только приготовилась приложить два пылающих пальца к пульсу на шее, как послышались обеспокоенные оклики Натсай и Поппи. Шаги приближались, а голоса, зовущие меня, становились всё громче. Я запаниковала, пряча руку в складках юбки, и, покачиваясь, неуверенно встала. Последний раз глянув на уже остывающие пальцы, я подумала, что всегда с этим успею, и вышла из-под лестницы.

***

— Вы… что? — взгляд Матильды стал более ясным, и она спешно и озадаченно сняла очки и устало потёрла переносицу пальцами.

— Я хочу перевестись в Ильверморни, — повторил я, слегка хлопнув по столу ладонями, как будто подтверждая своё намерение.

— Сядьте, пожалуйста, мистер Сэллоу, — она вернула обратно очки и снова указала ладонью на стул напротив себя, но уже настойчивее.

Я нетерпеливо сел, весь взвинченный. Почему нельзя просто подписать несколько бумаг и отправить меня этой же ночью?!

Профессор внимательно, с прищуром меня разглядывала, как-то подозрительно принюхиваясь. Внезапно она встрепенулась:

— Вы выпивший! — она всплеснула руками и откинулась на спинку стула.

Только сейчас я осознал, что всё ещё нахожусь под воздействием алкоголя, хоть и буря эмоций заставила меня ненадолго забыть об этом. Всё-таки Леандер намешал какую-то несусветную муть, от действия которой просто так не избавиться.

Я потупил взгляд, рассматривая носки ботинок. Вот олух, теперь меня точно никуда не отпустят! Матильда прожигала во мне дыру взглядом, видимо, ожидая объяснений.

— Простите, профессор, я немного выпил, — скрипучим от стыда голосом выдавил я. — Но на моё решение это никак не повлияло!

— Ах, ваше «решение»! — она язвительно пропела последнее слово, придвигаясь ближе к столу. Я стушевался, поняв, что наглею, но всё же не стал вставлять слово. Не хотелось раздражать Матильду ещё больше. После недолгой паузы она заговорила спокойнее:

— Я бы попросила вас протрезветь и прийти ко мне позже, но вижу, вы прямо не находите себе места, — она кивнула на мою дрожащую ногу, и я тут же перестал ею трясти. — Знаете, Себастьян, я только пару часов назад вернулась из Министерства, — она снова сняла очки и положила их на стол. Выглядела она и правда измождённой. — Я жутко устала, поэтому всё же хотела бы вас попросить зайти с этим вопросом ко мне завтра, но только именно ко мне, не к Блэку, — на последних словах она оживилась, стуча указательным пальцем по столу. Видимо, она и впрямь так утомилась, что даже не старалась скрыть своего истинного отношения к директору.

Конечно, я был недоволен. В моей голове идеальный сценарий выглядел так: я прихожу, Матильда подписывает какие-то бумаги, меня этой же ночью отправляют в Америку и больше я никому не доставляю никаких проблем. Несмотря на своё разочарование, я понимал, что действительно поздно вечером влетел в кабинет на эмоциях, мы все устали, и мне стоит поспать и прийти немного в себя. Если я хочу добиться расположения профессора, мне надо сделать так, как она велит. К тому же меня резко осенила мысль, что я снова бросил Амелию одну! Она ведь так и осталась сидеть там под лестницей. Под набат проносившихся в голове мыслей я схватился за волосы, вскакивая с места.

— Мистер Сэллоу, — Уизли оторопела, не ожидая такой реакции, — это из-за оценки?

— Из-за оценки? — не совсем понимая, о чём речь, я нахмурил брови, всё ещё плескаясь в своих собственных думах.

— По Трансфигурации. Вы из-за этого расстроились? — она выглядела озадаченной и обеспокоенной, из-за чего я почувствовал себя виноватым.

— Нет, конечно, нет! — я не понимал, что это всё вообще значит. Из-за оценки? Какой, к чёртовой матери, оценки? Она что, серьёзно? Я что-то ещё пробурчал и уже открыл дверь кабинета, чтобы уйти, как профессор задала последний вопрос:

— Выходит, вас это не волнует? — её голос звучал глухо то ли от разделявшего нас расстояния, то ли от плотного пузыря моих собственных мыслей.

Энергично кивая и извиняясь перед Матильдой, я выбежал из её кабинета. Завтра мне точно предстоит тяжёлый день, в довесок омрачённый сильной головной болью.

Когда я вернулся на то место, где оставил Амелию пятнадцать минут назад, её уже не было, и лишь лёгкий шлейф лимонов говорил о том, что она ушла совсем недавно.

***

Вечность. Целую вечность я брела по пескам. Мои уставшие ноги омывал холодный океан. Со стороны, возможно, это выглядело именно так: блажь, приятная рассеянность, глубокое спокойствие. Но никто не мог знать, что я чувствовала на самом деле.

Горячие, раскалённые пески жалили мою кожу, коварно зарытые ракушки острыми краями резали мою плоть, а ледяной океан не давал забыться забвением, сном, всё возвращая меня в реальность. Пылающее солнце не грело, как раньше, оно испепеляло. Оно ехидно улыбалось и направляло свои безжалостные лучи прямо мне в лицо. Я не могла прикрыть веки, но и прямо посмотреть на него тоже не представлялось возможным.

Каждый день я выходила из своей комнаты, ступая на раскалённые пески, подставляя измученное лицо режущим лучам. Каждый день эхом проносились какие-то слова, какие-то заклинания, какие-то звуки. Я их не слышала, хоть и старалась напрячь слух как можно сильнее. Это было бесполезно. Каждый день чьи-то руки касались меня, но я не могла разобрать, кто это был. Каждый день я делала то, что делала всегда, но это было лишено осмысления, лишено осознанности.

Вечность я не видела никого. Точнее сказать, глаза мои работали как надо, но мозг не желал принимать реальность такой, какой она была. Со мной кто-то говорил, и я даже отвечала, точно отвечала, но что — не помню.

Имельда всё свистела в свой свисток, и я летела, глотая холодный воздух, задыхаясь им, но как я оказалась в небе и как приземлилась — не помню.

Я чистила склянки в кабинете Шарпа, разбирала какие-то порошки, и ощущение неких изменений преследовало меня, но я не могла понять, что именно поменялось. Рассеянным взглядом я блуждала по стенам, по высоченным стопкам книг, по коробкам со склянками, но всё было на своих местах. Так чего же не хватало? Пальцы не слушались, и моим единственным союзником в этом деле стало Репаро. Союзником… я всегда приходила сюда одна? Не помню. Совсем голова дырявая стала, ничего не соображаю.

Каждый день я просыпалась так, будто и не засыпала вовсе. Каждый день я чувствовала, что меня что-то ждёт, что-то важное, но не могла вспомнить, что же именно. Я как будто отправилась в спячку, только мозгом, а тело продолжало бодрствовать, хоть и не слишком активно. Я помню полукруглый кабинет, очень знакомый стол с кипой документов, балкончик и двустороннюю лестницу, но что мне там говорили — не помню. Я кивала, соглашалась и снова кивала, но с чем я соглашалась? Не помню.

Разве такое может быть? Какой-то частью сознания я предполагала, что чем-то заболела, может, я ударилась головой и потеряла память? Но кое-что не давало мне покоя. Жужжащее, ноющее чувство внутри, какой-то стыд, от которого хотелось спрятать голову под подушку, чей-то смех стоял в ушах, возгласы. И плечи. Плечи ныли, как будто я несла на них мешок камней. А ещё зелёный ремешок часов. Чёрт возьми, что это за ремешок такой? Я перерыла всю комнату в поисках, залезла даже в старый сундук и наведалась в Выручай-комнату, но нигде не встретила ничего подобного. Откуда тогда перед глазами эта картина? Зелёный ремешок часов выглядывает из-под пальто, а затем из-под клетчатого пиджака. Потом что-то снова происходит, но я уже ничего не вижу, только размазанные силуэты, полумрак, запах гари и жжёного дерева.

Этот пиджак… он всё висел на изголовье моей кровати, и исходящий от него запах заставлял меня чихать посреди ночи, но я не могла вспомнить, чей он? Явно не мой, мужской. Каждый раз, когда я собиралась узнать, кто хозяин этой вещи, в голове пульсировали вспышки, от которых тошнило и хотелось тут же лечь. Если эта вещь кому и дорога, хозяин сам найдётся. И я снова забывалась сном, зная, что по ту сторону меня с распростёртыми объятьями ждёт брюзжащая тревожность.

В пятницу, после урока Трансфигурации, чем-то обеспокоенная Матильда Уизли всё брала меня за руки, что-то причитала, и мне хотелось её спросить: «Что с вами? Почему вы так обеспокоены?», но язык не слушался, и всё, что я могла — это согласно мычать и кивать.

— …Вы завтра утром отправляетесь в Лондон с Альбертом Корбеттом, вы помните? — она старательно выводила каждое слово и внимательно смотрела мне в глаза. Я что, по её мнению, тупая? Почему она так медленно говорит?

Я уверенно кивнула и аккуратно отстранилась, пятясь назад. И что на неё нашло? Матильда выпрямилась, всё ещё хмуря брови, затем тяжело вздохнула и махнула рукой, позволяя мне уйти.

Наконец я вспомнила, что за важное дело мне предстоит, но неужели это оно так сильно меня беспокоило, что я забыла всё на свете? И этот Альберт, как его, Корбетт, первый раз слышу вообще. Может, Матильда меня с кем-то перепутала?

Оказывается, Имельда уже знала, что я уезжаю на неделю, потому что сама ко мне подошла после тренировки и сказала, что они пока будут играть теми охотниками, что у них есть, и ждать моего возвращения. Я отстранённо кивнула и, как обычно, ноги сами повели меня на ужин, а потом и в свою комнату. Я даже не смотрела по сторонам, полностью доверяясь остаткам своей памяти. На ужине что-то ела, а вкуса не чувствовала совсем. Неужели эльфы разучились готовить?

Струи горячей, обжигающей воды в ду́ше не грели, и я всё равно выходила из напаренной ванной, вся озябшая. Перед сном получила очередную сову, только теперь от профессора Уизли. От этой фамилии меня передёрнуло, и почему только? Она вновь напоминала о завтрашней поездке и сообщала, что я должна прибыть на платформу Хогсмид ровно в восемь утра, ни минутой позже, иначе поезд уедет без меня. Мы едем в Министерство на поезде? Как странно. И как я узнаю этого профессора, я ведь так с ним и не познакомилась?

На следующее утро я подскочила с кровати так, будто меня окатили ледяной водой. Всю ночь снилась какая-то сырая тёмная комната, потрёпанный диван и два знакомых, но расплывчатых силуэта. Чертовщина какая-то, не иначе.

Помня о предстоящей поездке, я не ощущала абсолютно ничего: ни волнения, ни трепета, ни беспокойства. Новый день, а боль старая. Горячие пески, острые ракушки, палящее солнце и беспощадный ледяной океан. Я уже стала привыкать к своим спутникам.

Рассеянно побросала вещи на кровать сплошной кучей, завалив ею тот чёртов пиджак, который мозолил мне глаза все эти дни. Время близилось к восьми, а я всё бродила по комнате, как ленивая и сонная жаба. Психанув, закинула всю эту кучу в чемодан и, кое-как утрамбовав её, защёлкнула кнопки. На месте разберусь, что взяла.

Свежий воздух ребячески забирался под ворот куртки, а ветер всё норовил унести за собой моё кепи, но я крепко прижимала его к макушке, со всех ног несясь к платформе под град собственных тревог и сомнений. Пахло наступающей на пятки осенью, а свет уже не такого тёплого солнца брызгал на желтеющую листву и пожухлую траву.

По дороге я переживала, как мне узнать профессора. Однако, когда я ступила на платформу, то сразу же глазами нашла именно его среди серой и непримечательной толпы.

Седеющий немолодой мужчина стоял на платформе, опираясь на замысловатой фактуры посох. Из его смешных усов торчала курительная трубка, от которой исходили клубы серого дыма. Должно быть, из-за этого вокруг него не было других ожидающих — они все разбрелись куда подальше, чтобы не дышать табаком. Всё моё существо будто проснулось от многовекового сна при встрече с исходящей от этого человека аурой доброты, спокойствия и гармонии. По мере того, как я осторожно приближалась, всё отчётливее были слышны его бормотания на незнакомом мне языке.

— Ерундистика какая-то, — говорил он, посматривая то на часы, то в сторону, откуда должен был появиться Хогвартс-экспресс.

— «Erundistika»? Это что за слово такое? — я в два шага оказалась около него и не смогла унять любопытства, услышав такое интересное звучание. Слово было не на английском, а гортанное «р» прямо забиралось в душу, щекоча нервы.

Мужчина вскинулся, причмокивая трубкой, потом дружелюбно улыбнулся своими смешными усами и заговорил уже по-английски:

— Доброе утро. Мисс Мэллори, я полагаю? — он жеманно и чересчур вежливо взял мою руку и слегка приложился к ней губами, щекоча кожу соломой своих усов. Кто-то тоже так делал, но я не могла вспомнить, кто?

— А вы, должно быть, Альберт Корбетт, новый профессор Теории магии? — я немного смутилась, но его колоритный вид не давал мне оторвать глаз. Он всё причмокивал трубкой и смешно водил своими голубыми, по-юношески яркими глазами из стороны в сторону, жмурясь от солнца.

— Всё верно, мисс. Хорошо, что вы не опоздали. Девушкам положено задерживаться на несколько минут для приличия, но не в нашем с вами случае, — он насмешливо дёрнул плечом и опять пробубнил что-то на другом языке, уставившись в небо и ёжась от холода.

— А на каком языке вы говорили? «Erundistika» — это что-то страшное? Какое-то проклятье или ругательство? — может, я и вела себя по-детски наивно, но мне было правда интересно — профессор буквально гипнотизировал своей персоной.

— О, душа моя, — и снова этот непонятный язык! — давайте сядем в тёплый поезд, и мы с вами познакомимся по-человечески, за чашкой кофе.

«Кофе?», — подумала я, но не стала ничего спрашивать, только согласно кивнула.

Через пару секунд послышался гудок, и вся россыпь немногочисленных ожидающих бросилась ближе к краю платформы, чтобы поскорее заскочить в поезд.

Тёплое, уютное купе встретило нас своими радушными объятиями. Профессор не вынимал трубки изо рта, даже когда мы зашли внутрь, но под мой удивлённый взгляд он всё же стушевался и перестал дымить, усаживаясь на противоположной от меня стороне.

— «Dusha moya» — это что? — я никак не могла унять любопытства, мне хотелось узнать, что это за язык. Альберт играючи прищурил глаза и мягко заговорил:

— Это русский, душа моя {?}[фразы Альберта на русском будут выделены курсивом], — он достал из нагрудного кармана носовой платок и зеркальце и начал очень элегантно, но в то же время забавно протирать усы от пепла, оставшегося после курения трубки.

— Так вы из России? Правда? — я подалась вперёд, полностью поглощённая тем, что делал профессор. Он закончил и убрал все принадлежности в карман. Затем взял в руки свой посох и полностью на него облокотился, задумчиво посматривая в окно купе.

— Я наполовину русский, наполовину немец, но вырос в России, да, — кончиками пальцев он слегка подкручивал усы. Казалось, ему совершенно неинтересно рассказывать о себе, но я не унималась:

— А почему у вас такая фамилия? Вполне английская, почему так?

— Ох, душа моя, — он снисходительно улыбнулся, переводя на меня свои серо-голубые глаза. — Вообще я Корбатов. Альберт Корбатов, а здесь адаптировал фамилию, чтобы любопытные студенты, вроде вас, не задавали лишних вопросов, — и он шутливо щёлкнул меня по носу. Его пальцы пахли табаком, и это было так непривычно, что я чихнула.

Через пару минут к нам постучалась проводница и предложила что-нибудь из напитков и закусок. Я уже приготовилась попросить её два стакана чая, как профессор проговорил:

— Душечка, две чашечки кофе, пожалуйста.

Проводница охотно кивнула и скрылась в коридоре.

— Кофе? Не знала, что в Хогвартс-экспрессе подают кофе, — я неловко сминала в пальцах кепи, боясь показаться слишком болтливой или неугомонной. Всё же последние дни из меня слова было не вытянуть, а тут настигли оживление и жажда общения.

— А вы когда-нибудь пробовали хороший кофе? — он говорил мягко, тембр его голоса успокаивал и вселял чувство безопасности и уверенности.

— Никакой не пила, признаться честно, — мне почему-то стало стыдно за это, и я опустила глаза.

— Вижу, вам нужно выпить чашечку, а то вы слишком бледны и вялы, — он неопределённо повёл рукой и снова взялся за трубку. — Не желаете?

— Ой, что вы! Нет, благодарю, — я отмахнулась от пахучего табака, и Альберт засмеялся в усы. Он пошутил, а я восприняла всерьёз, вот глупая! Я зарделась, смутившись, но его дружелюбная и добрая улыбка располагала, так что неловкость момента быстро улетучилась.

Проводница принесла две дымящиеся чашки, и как только передо мной оказался кофе, а в нос ударил дурманящий запах, которого я никогда раньше не чувствовала, приятно закружилась голова. Вперемешку с табаком выходило что-то невероятное, что щекотало ноздри и вызывало добрые ассоциации. За окном мгновенно сменялся пейзаж, но общие краски — жёлтые, красные, бордовые — оставались неизменными. Тёплая обстановка в купе, запах свежесваренного кофе и курительного табака заплясали вокруг и объяли меня своим уютом. Я заметно расслабилась, сделав первый глоток, но тут же поморщилась:

— Горько, — я отстранила кружку, облизывая губы. — Шоколадки не хватает.

Профессор жадно отхлебнул из чашки и полез во внутренний карман пиджака, выуживая оттуда плитку шоколада с красивой, незнакомой мне эмблемой.

— Что тут написано? — я заинтересованно поглядывала на обёртку, не решаясь взять её в руки. Альберт настойчиво придвинул шоколадку ближе ко мне.

— «Эйнемъ» {?}[Прежнее название “Красного октября”], душа моя. Сестра из России отправила. Попробуйте — вкусно или ерундистика очередная.

— Вот! Это слово, «erundistika», что оно означает? — желая перебить горечь кофе, я начала аккуратно открывать шоколадку, стараясь не задеть красивую надпись.

— Это, хм, это как «чушь», «бред», в общем, всякая белиберда! — он посмеялся, прикрыв глаза, и отломил кусочек тёмного шоколада. — Не дурно, не дурно… — пробормотал он, смакуя сладость.

Глядя на него, я сглотнула слюну и тоже отправила в рот кусочек. Профессор кивком предложил мне выпить кофе, и я обомлела от такого восхитительного сочетания вкусов. Горький, вязкий кофе отлично дополнялся сладким шоколадом. Я тотчас повеселела и продолжила мучить профессора.

— А где вы учились? Тоже в России? — на пальцах оставались шоколадные следы, но меня это нисколько не волновало — я вперила безумные глаза в профессора, желая узнать о нём побольше.

— Да, я учился в Колдовстворце, да и преподавал там же, а в этом году меня перевели сюда. Сами понимаете, почему, — он отставил в сторону чашку и серьёзно, а не насмешливо, как раньше, посмотрел на меня.

Улыбка сползла с моего лица, и я задумчиво стала слизывать шоколад с пальцев.

— Я очень сочувствую вашей утрате, мисс Мэллори, — он отломил ещё кусочек и, положив его на салфетку, придвинул мне. — Элеазар был хорошим человеком и выдающимся преподавателем, я даже знал его жену, Мириам. Она была у нас в академии, всё искала информацию о древней магии.

Я округлила глаза и с надеждой посмотрела на профессора, уминая очередную порцию шоколада.

— Мириам? Она была в России? И что же, удалось хоть что-нибудь узнать?

— К сожалению, немного, но мы с вами как раз для этого и едем в Министерство, не так ли?

Профессор вдруг вскинул руку и проверил время на наручных часах. Я так и застыла с кружкой у рта, потому как этот ремешок… он был не такой, как в моих воспоминаниях, но очень похожий. Я не заметила, как слёзы брызнули из глаз, а в носу засвербело. Растерявшись от нахлынувших меня воспоминаний обо всём случившемся, я закрыла лицо руками и прислонилась виском к окну. Ледяной океан хлестал своими беспощадными волнами, а острые края ракушек вскрывали только-только затянувшиеся раны.

Тяжёлая, но тёплая и мягкая рука Альберта коснулась моего плеча, и у лица оказался носовой платок. Я благодарно взяла его дрожащими пальцами и принялась утирать слёзы, ещё больше расстроившись из-за своего неподобающего поведения.

— Вы влюблены, душа моя, — проговорил профессор, с нежностью, по-отцовски заглядывая мне в глаза.

— С-с ч-чего вы в-взяли? — опешила я, прикрываясь платком.

— Вы читали Тургенева? — эта его «р» была такой звонкой, и я сразу поняла, что это русское имя.

— Н-нет, н-не доводилось.

— А вот и зря! Эх, молодёжь, — пробубнил он, потянувшись к своей сумке. — Ну а Толстого хотя бы? «Анну Каренину»? — на стол лёг тяжёлый, потрёпанный переплёт пожелтевшей бумаги. Буквы заплясали у меня перед глазами, и я не могла прочитать ни слова, и везде была эта любопытная завитушка «ъ».

— П-простите, п-профессор, но н-нет, не читала, — мне ещё сильнее захотелось рыдать от того, что я выгляжу невеждой в его глазах, но Альберт мягко дотронулся до моей руки.

— Не волнуйтесь, я расскажу вам суть, но только если пообещаете не плакать — произведение грустное, не для чувствительных дам, вроде вас. — В его глазах снова сверкнули смешинки, и я тоже невольно улыбнулась, всхлипывая. Стало жутко интересно, о чём же написано в этой «Анне Карениной».

Когда я немного успокоилась, и мы смогли поговорить о русской литературе и даже обсудить директора Блэка, я вдруг встрепенулась, вспомнив один важный вопрос, который хотела задать ещё Матильде Уизли:

— Профессор, а почему мы поехали на поезде, а не на карете? — этот вопрос волновал меня всю дорогу, потому что профессоров и в целом работников академии не отправляли обычно на экспрессе.

— Мне рассказали историю вашей прошлогодней поездки сюда, мисс, и я решил, что такой болезненный опыт лучше не повторять, — он снова посерьёзнел и нахмурил седые брови.

Вдруг перед глазами пронеслась та жуткая картина, когда на нашу карету напал дракон, а появившаяся из ниоткуда упряжка Фестралов обозначила смерть Джорджа Озрика. Я поёжилась от воспоминаний, и на душе стало тепло от того, что профессор проявил учтивость к моей малозначительной персоне, договорившись отправиться на поезде.

— Кстати, мисс, позвольте узнать ваше имя, что-то я запамятовал, — он делано поправлял ворот пальто, держа в зубах уже пустую трубку.

— Амелия, меня Амелия зовут, — я скуксилась — мне больше нравилось говорить о нём или о чём-то пространном, иначе сразу же вспоминала всё произошедшее, и от этого становилось не по себе.

— Красивое имя — Амелия, — он будто пробовал его на языке, — похоже на цветок… камелия {?}[вечнозелёное растение семейства Чайные], — Альберт ласково улыбнулся и откинулся на спинку сидения.

— А как зовут вашу сестру? Вы упомянули, что она вам прислала этот шоколад, — я кивнула на уже опустевшую обёртку.

— Асенька, — он задумчиво и как-то грустно посмотрел в окно, — Ася её зовут. Осталась в Таганроге жить. Сначала я уехал на учёбу, потом на работу, а теперь и вовсе перебрался заграницу.

При упоминании этого имени всё внутри похолодело. Я вспомнила свою интернатскую подругу Асю, и меня осенило — неужели она была из России? Мерлин, как бы мне теперь её найти?

Я тоже с грустью призадумалась и обратила взор за окно — мы уже приближались к Лондону, и от осознания этого становилось как-то тревожно. Сегодня нам предстоит посетить Министерство, и один Мерлин знает, что нас там ждёт. В любом случае, профессор Корбетт, нет, Корбатов излучал одно сплошное добродушие, и мне было рядом с ним тепло и спокойно.

***

Каждый день, снова и снова просыпаясь в своей комнате, я бесился, что всё ещё нахожусь в Хогвартсе. На следующий день после этого грёбанного поэтического вечера Матильда распалялась в своём кабинете на тему того, что они не могут допустить моего перевода, потому как после смерти дяди Соломона несут за нас с Анной ответственность. На мои доводы о том, что их «ответственность» никак не мешает мне перевестись в другую школу, профессор лишь качала головой и упрашивала меня «доучиться хотя бы до конца месяца», пока они не примут решение всем педагогическим составом. Она что-то ещё бухтела насчёт Амелии, что-то про проблемы и трудности, но мне не удалось вытянуть из неё хоть слово об этом.

Теперь же каждый следующий день был похож на предыдущий: напрочь лишённый сна, вкусов и запахов. Хотя нет, вру — еле уловимый запах лимонов просачивался сквозь толстые стенки сундука, куда я в гневе закинул мантию Амелии.

Каждый раз, когда она появлялась на горизонте, мне казалось, я брежу — её стеклянные глаза не выражали ни единой эмоции: она разговаривала вяло, еле ворочая языком, но в основном просто безучастно кивала. Можно было превратиться в ледышку рядом с ней — настолько сквозило холодом, безразличием и тленностью.

Я не мог понять, что происходит: она входила в класс, я стоял прямо перед ней, но она меня как будто не видела, проходила мимо, и ни тени какой-либо эмоции на лице. Совсем. Но более странным было то, что Уизли исчез. Точнее, его тупая рыжая башка то и дело мелькала у меня перед носом, и мне хотелось намотать эти патлы на кулак и хорошенько приложить его лицом о стену. Однако он совершенно не отсвечивал — ходил на уроки, отвечал, когда его спросят, тренировался, но совсем не встревал в разговор, как раньше, и никак не реагировал на насмешки одноклассников, припоминающих ему тот самый вечер.

Когда хотя бы отголосок того дня всплывал в памяти, у меня сносило крышу. Я всё вспоминал растерянные глаза Амелии, её горячие слёзы, и мне нестерпимо хотелось надрать Уизли зад. Я держался изо всех сил, зная, что сделаю только хуже, что тем самым докажу самому себе и ей, что я совершенно негоден, совершенно неспособен исправиться. Подходящий момент для «разговора» с этим придурком ещё настанет, и тогда он пожалеет, что полез туда, куда ему не следует.

Неужели подруги Амелии не могут растормошить её? Почему она ходит, как под гипнозом? Я как-то выловил Натсай на перемене, так она пролепетала что-то про то, что её мать, профессор Онай, погадала, чёрт возьми, на кофейной гуще и сказала пока Амелию не трогать, дать ей время оклематься. Какая же чушь!

Сегодня, в долгожданный выходной, я наконец набрался смелости поговорить. Встал пораньше, придумал повод — забрать свой пиджак. Там остался мой блокнот, и я никак не мог допустить, чтобы Амелия нашла его и прочитала. Тогда она поймёт, что…

Дверь её комнаты неумолимо приближалась, а у меня в горле пересохло от волнения: что говорить? А если она так же будет смотреть сквозь меня? А если не захочет видеть? Я в панике кусал губы, пытаясьзацепиться за что-нибудь взглядом и отвлечься. Только хотел постучать, как дверь открылась, и из неё вышла всё та же соседка, которая сообщила мне в прошлый раз, что Амелия в Выручай-комнате с Уизли. Я невольно закатил глаза, вспомнив об этом, но, прокашлявшись, спросил:

— Ты не могла бы позвать Амелию? Мне надо с ней поговорить.

Она смерила меня подозрительным взглядом и, тяжело вздохнув, упёрла руки в бока.

— Так она же уехала, ты опоздал. — Она скривила губы и уже хотела пройти дальше, но я преградил ей путь.

— Как уехала? Куда? Когда? — я думал, она шутит, но по её лицу проскользнула гримаса раздражения.

— В Министерство, на неделю. Ты совсем новостями не интересуешься? — и она, толкнув меня плечом, потопала дальше, пока я ловил ртом воздух, как рыба.

Что за чёрт? Какие ещё новости? Очередные сплетни? Что мне до них, я же не девчонка! Не может быть, чтобы ни Поппи, ни Натсай, ни Анна не знали об её отъезде. Так почему же они мне ничего не сказали? Я снова постучал в надежде, что кто-то ещё остался в их комнате. После долгого томительного ожидания дверь открыла Анна.

— Себастьян! Я вообще-то ещё сплю, — сонно проговорила она, протирая глаза кулаком.

— Посмотри, пожалуйста, нет ли там моего пиджака, — выпалил я, весь разгорячённый от нетерпения и волнения.

Она нахмурила брови, немного постояла, видимо, обдумывая странную просьбу, но юркнула в комнату и через пару минут вернулась с пустыми руками:

— Нет, ничего такого там нет. А что случилось?

— Ничего. — Я клацнул зубами от негодования. Куда он мог подеваться? — Ты давай спи, нам ещё предстоит с тобой о многом поговорить.

Анна скосила глаза на мой указательный палец, уткнувшийся ей в нос. Если она что-то от меня скрыла насчёт Амелии, я очень сильно разозлюсь.

Сестра не стала ничего выяснять, только сладко зевнула и закрыла дверь. Я присел в кресло и крепко задумался. Оминис! Вот, кто мне нужен.

Комментарий к 16. Душа моя

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! 🩵

========== 17. Лондон ==========

Комментарий к 17. Лондон

🎵 Queen Omega & Little Lion Sound — No love

Приятного чтения 🫶🏻

Я заранее знал, что мне скажет Оминис. Сначала он многозначительно и устало выдохнет, затем манерно пригладит волосы на затылке, а потом с невозмутимым видом скажет что-нибудь невероятно умное и правильное, от чего я почувствую себя ещё бóльшим болваном. Несмотря на это, я был уверен, что Оминис — тот, кто мне нужен. Он всегда знает, что делать, потому что держит свои эмоции в узде, не давая им взять над собой верх.

Мне хотелось побежать со всех ног в нашу комнату или в библиотеку, где он обычно сидит, но я сделал над собой усилие залезть в его шкуру и немного остыть, отключить эти яркие вспышки в голове, прикусить язык, который так и рвался наружу, так и норовил ляпнуть что-нибудь, не позволяя мне остаться наедине со своими тревожными мыслями.

Я вальяжно зашагал, пересекая гостиную. Ноги рвались вперёд, но я изо всех сил сдерживал прыть, что есть мочи сжав руки в кулаки. И как только ему удаётся настолько медленно ходить, да ещё и всегда везде успевать при этом? Я решительно не мог понять, потому как мне казалось, я иду против течения, утопая в вязком иле, а мимо меня проносится жизнь. Совсем немного не дойдя до двери, я нервным жестом одёрнул рубашку и в нетерпении залетел в комнату, уже не борясь с лавиной эмоций.

— Долго же ты шёл. — Оминис загадочно улыбнулся, сидя на кровати, и медленно пригладил галстук на груди.

— В каком смысле? — я ошарашенно застыл посреди комнаты, уже готовый запальчиво рассказывать обо всём случившемся другу, но его слова сбили меня с толку.

— Ну, ты же к Амелии ходил, верно? — он так же медленно и нерасторопно встал, откладывая в сторону какую-то книгу.

— Да, но представляешь, она уехала! — я порывисто тряхнул кулаками, отчего несколько кудрей упали на глаза, закрыв собой обзор.

— Угу, я в курсе. — Оминис проплыл мимо и вышел в коридор, оставив меня стоять там же. Придя немного в себя, я рванул следом.

— Стой! Что значит «Я в курсе»? — я подбежал к нему со спины, семеня ногами, и мне хотелось его встряхнуть, крикнуть «Очнись!», чтобы он уже сказал всё, что знает, а не выдавал информацию маленькими порциями.

— То и значит, Себастьян, — он снисходительно наклонил голову, ловко для незрячего лавируя среди студентов, кучкующихся то тут, то там.

— Слушай, — я устало зарылся в волосы, теряя всякое терпение, — у меня сейчас крыша съедет. Ты можешь остановиться и нормально со мной поговорить?

— Конечно, могу. — Оминис в несколько широких шагов взбежал по лестнице, и мы вышли в общий коридор, наполненный солнечным светом после слегка пасмурного утра. — Сейчас дойдём до Крипты, там и поговорим.

Я открыл рот, намереваясь что-то сказать, но замолк — спорить не хотелось, к тому же в Крипте разговаривать действительно будет удобнее.

Когда в лёгкие забрался слегка кисловатый спёртый воздух подземелья, мою душу кольнуло воспоминание, и я потерялся в смешанных чувствах. Тот недопоцелуй вгонял меня в краску не только интимностью момента, но и осознанием того, насколько опрометчиво я поступил. Хорошо хоть хватило ума сделать это не на глазах у всех, как Уиз…

— Ну чего встал? Сам же хотел поговорить. — Оминис расположился на нашем излюбленном диване, прикрыв веки. Он устало массировал виски, как будто на него вмиг навалилась головная боль.

— Откуда ты знаешь, что Амелия уехала? Она тебе говорила, зачем? Почему? — я не стал разводить долгих прелюдий, поскольку не терпелось узнать, что происходит.

— Полегче, полегче, — он нарочито вяло выводил слова, как будто испытывая моё терпение. На его губах играла загадочная и какая-то хитрая улыбка. Я подпрыгнул на диване, хлопнув себя по коленям.

— Так, слушай, — мой указательный палец уткнулся ему в грудь, — я понимаю, что ты меня наказываешь за моё поведение и всё такое, но сейчас правда нет времени на все эти воспитательные меры. Скажи, что случилось? Почему она уехала?

Оминис с минуту задумчиво смотрел в потолок, как будто примеряясь, в таком уж сильном ли я отчаянии или меня можно ещё чуточку помучить? Я же терпеливо ждал, сцепив руки в замок до побеления пальцев. В конце концов он цокнул и мотнул головой, как будто соглашаясь с самим собой в мыслях.

— Она уехала в Министерство с новым профессором, чтобы там её обучили, как работать с силой древней магии.

— И ты что, не мог сказать мне это сразу? — Я почти взвыл от негодования и одновременно облегчения. Оминис иногда просто выводил меня из себя своим странным поведением.

— Как только ты спросил, я ответил. К тому же я предупреждал тебя, Себастьян, что не буду больше лезть в ваши дела. Я уже достаточно наломал дров.

— Подожди, — я сжал его плечо, как будто боясь, что он вот-вот встанет и уйдёт, — сейчас мне правда нужен твой совет.

— Мой… что? — Оминис, до этого сохранявший непоколебимое выражение лица, вытянулся струной и приоткрыл рот.

— Да-да, ты не ослышался, — я закатил глаза, цокнув, — мне нужен твой совет.

— Наверняка сейчас сюда зайдёт стадо слонов и начнёт жонглировать бананами. — Он скрестил на груди руки и в недоумении откинулся на спинку дивана.

— Ладно-ладно, я оценил твой юмор, пререкаться не собираюсь. — На этих словах его лицо вытянулось ещё сильнее. — Просто давай нормально обо всём поговорим, потому что я один уже совсем не справляюсь.

Видимо, в моём голосе слышалось достаточно отчаяния и уныния, что друг посерьёзнел и подобрался, неловко кашлянув.

— Ты меня пугаешь, Себастьян. Ну, ладно. Леандер предлагал сходить в Хогсмид, так сказать, отметить начало учебного года. Сегодня вечером, пойдёшь с нами? А то я ему уже пообещал.

Я задумался, потому как компания Леандера меня смущала. При упоминании его имени во рту появился противный привкус того пойла, которым он меня накачал перед поэтической лабудой.

Других вариантов не оставалось, потому как меня распирало от желания поделиться с кем-нибудь всем тем, что творилось в душе. Возможно, обстановка в «Трёх мётлах» расположит к разговору, и мы сможем слиться с толпой расслабляющихся студентов.

***

Сойдя с поезда и завидев вдалеке очертания такого знакомого и одновременно чужого для меня города, я резко умолкла, поглощённая волнами печали, хоть мы и весело болтали с профессором всю дорогу сюда.

Шагая чуть позади Альберта, я украдкой поглядывала на проносящихся мимо горожан: юркие силуэты спешили оказаться в объятьях любимых после долгой разлуки, другие же, осунувшись от грусти, брели вдоль платформы, только что проводив своих близких.

Шумный город всем своим величием обрушился на голову, как только мы вышли из здания вокзала. По мостовой туда-сюда сновали торопыги в костюмах, всё поглядывая на часы: они, верно, даже не запоминали время, что увидели — суетились просто по привычке. Дамы в пышных юбках медленно прохаживались вдоль витрин, засматриваясь на красивые туфли, которые были им не по карману. Шаловливые дети отзывались звонким смехом где-то в глубине дворов, а цоканье лошадиных копыт о камень больно било по ушам. Я совсем отвыкла от звуков города.

Мечтательная полуулыбка не сходила с моих губ, пока я обводила округлившимися глазами расстилавшийся вид. Мне хотелось всё потрогать: стекло витрин, жёсткую и гладкую шёрстку экипажных лошадей, твидовые кепи мальчишек, раздающих газеты у дороги. Улицы полнились самыми разными звуками, от которых кружилась голова, и хотелось закрыть уши ладонями. Вдруг я юркнула в проулок, потянутая профессором за рукав куртки.

— Не зевайте, душа моя! Вот здесь наша гостиница. — Он горделиво и как-то скомкано повёл рукой, топчась на пороге перед большой деревянной дверью с колокольчиком над ней. Я потянулась за палочкой в карман, намереваясь ею позвонить в звонок, но профессор испуганно остановил мою руку. — Что вы, деточка. Хотите, чтобы какой-нибудь маггл упал в обморок при виде ваших фокусов? — Его глаза заискрились насмешкой, а я тотчас стушевалась, втянув голову в плечи. Вот растяпа! Совсем не подумала.

Он позвонил в колокольчик, и через пару мгновений на пороге появилась приятной наружности пожилая леди, вальяжно сложившая руки спереди на складках юбки. Профессор протянул ей какую-то бумажку, и она, поднеся к глазам миниатюрное пенсне, внимательно ознакомилась с написанным. Затем довольно закивала и жестом пригласила нас внутрь. Моя рука уже еле держала тяжёлый чемодан, и чего я туда положила такого? Мне не терпелось оказаться в комнате и избавиться поскорее от ноши.

Небольшая стойка-ресепшен забавно выделялась среди остального выдержанного в строгости интерьера: молоденькая девушка, немногим старше меня, обложилась со всех сторон чашками с чаем и разного рода безделушками: веером, серёжками, какими-то открытками, помадой, конфетами и многим другим. Пожилая леди, провожающая нас к стойке, грозно зыркнула на девушку, и та встрепенулась, отстраняя ото рта кружку с горячим чаем. Должно быть, мы находились в компании владельцы гостиницы и её юной родственницы, — дочери или племянницы — которая подрабатывала здесь в качестве ресепшионистки. Я мило улыбнулась девушке, встретившись с ней глазами. Мой ласковый взгляд, по-видимому, её успокоил, и она уверенно расправила плечи, протягивая какие-то бумаги профессору на подпись.

Маленькая и уютная, гостиница дышала активной жизнью: в общей зале за журнальными столиками сидели мужчины и играли в шахматы. Как непривычно было видеть обычные, а не волшебные. Откуда-то из глубины комнат доносился запах еды, и в моём животе недовольно заурчало. На завтраке я сегодня не появилась, прозевав всё на свете. У стойки на креслах сидели дамы и держали на руках маленьких белых собачек, о чём-то полушёпотом переговариваясь друг с другом. Заворожённая атмосферой, я не сразу поняла, что мы можем подниматься в свои комнаты, когда профессор аккуратно потянул меня за руку. Старые деревянные ступени по-домашнему уютно заскрипели под нашими ногами, и на втором этаже перед нами распростёрся на удивление длинный коридор однотипных дверей с разными выпуклыми цифрами.

— Наши девятнадцатый и двадцатый, — задумчиво пробормотал профессор, сверяясь с брелоками на ключах. Мне захотелось спросить, зачем ему ключи, если можно применить Алохомора, но я осеклась на полуслове, вспомнив нарекания Альберта.

Оставив меня одну в своём номере, профессор стремительно направился в курительную комнату — он терпел от самого вокзала, поскольку констебли тщательно следили за тем, чтобы в центре города не расхаживали мужчины с трубкой в зубах.

Я облегчённо положила чемодан на пол, озираясь по сторонам: комната была намного меньше нашей в Хогвартсе, но зато она не казалась такой холодной и пустой. Тёплых тонов шторы делали проходящий сквозь них тусклый солнечный свет более жёлтым, что добавляло уюта и комфорта. Достаточно большая кровать на первый взгляд выглядела мягкой, но я не спешила сесть — хотелось как следует всё осмотреть. В комнате стоял небольшой книжный шкаф с парой-тройкой книг: Оскар Уайльд, Диккенс, Джейн Остин… Я мечтательно провела кончиками пальцев по корешкам, стирая с них тонкий слой пыли. Мой взгляд наткнулся на причудливую вазочку, в которой не было цветов. Стало как-то грустно, и я поникла. Мне когда-нибудь дарили цветы? Помнится, Гаррет… На этом имени я поперхнулась той болью, которую он мне причинил, и поспешила отогнать всякие о нём мысли. Я повела плечами, пытаясь стряхнуть с них паутину липкого напряжения. Опустившись на пол, отщёлкнула замки на чемодане — оттуда целой непонятной кучей повалили вещи.

— Мерлин, что же со мной было этим утром, что я так собиралась? — бурчала я, раскапывая эту гору.

Кожу пальцев будто обожгло, когда я дотронулась до странной вещи, выбивающейся из массы других. Я осторожно и боязливо вытянула тяжёлый серый пиджак, тут же окунаясь в древесный запах, исходящий от него. Воспоминания вихрем охватили и стянули душу болью, отчего по коже поползли мурашки.

— Как ты тут оказался? — недовольно процедила я, скидывая его на кровать.

В голове яркими цветными птичками взлетели события трёхдневной давности, ноги стали ватными, и я обрадовалась, что сижу на полу, а не стою — иначе бы точно упала.

На плечи вмиг навалилась тяжесть, и я воочию увидела, как отдаляется спина Себастьяна, пока мои глаза застилают горячие слёзы обиды. Мне надоело себя жалеть, но жизнь как будто издевалась, подкидывая всё новые и новые испытания. Я зябко обняла себя за плечи, привалившись виском к каркасу кровати. Чёрт, почему он не пришёл за своим пиджаком? Почему я не могла вспомнить все эти дни, чей он? Надо сконцентрироваться и попытаться освежить память, что же было после того, как девочки нашли меня под лестницей?…

Я сосредоточенно массировала виски, закрыв глаза. Под прикрытыми веками начали появляться бесцветные смазанные картинки, а затылок отозвался тупой ноющей болью.

***

Ещё не зайдя внутрь, мы уже с улицы отчётливо различили визги, смех и стук кружек друг о друга. «Три метлы» снова в ударе, но от осознания этого мой живот скрутило волнением. Я пожалел, что согласился, потому как сейчас мне хотелось тишины и уединения. Я настороженно покосился на Леандера и Оминиса, о чём-то болтающих друг с другом, и сглотнул вязкую слюну беспокойства. Похоже, чтобы сегодня расслабиться, мне нужно будет порядочно выпить.

Самый популярный паб в округе встретил нас своим неизменным полумраком, запахом сливочного пива и карамели. Я ухмыльнулся, когда увидел, что портрет Фердинанда всё ж таки сняли и, похоже, отнесли наверх, чтобы не портил настроение своим недовольным бурчанием.

Сирона суетилась у барной стойки, наполненной старшекурсниками, и мы не стали её вылавливать — завалились за небольшой столик в самой глубине паба и отправили Леандера за элем.

— Слушай, а он точно не проболтается потом, о чём мы тут говорили? — я заговорщицки наклонился к Оминису, украдкой наблюдая за отдаляющимся Пруэттом.

— Да он сейчас наклюкается и вообще ничего не вспомнит, — он махнул в мою сторону, и я немного расслабился.

Через время вернулся Леандер с тремя большими кружками эля и, пыхтя, уселся рядом. С его лица не сходила азартная улыбка, а глаза так и светились жаждой поскорее налакаться. Мне было решительно всё равно, пусть хоть упьётся этим элем, главное, чтобы мы с Оминисом смогли поговорить. Первые кружки постепенно опустошались.

Когда мой язык достаточно развязался, я наклонился к другу, пока Леандер заигрывал с девчонками за соседним столом. Это была отличная возможность поговорить, не боясь, что он сунет нос не в своё дело.

— Знаешь, Себастьян, у меня эта тема уже вот где, — и Оминис ребром ладони показал поперёк горла. Я понимающе прыснул со смеху, привалившись спиной к стене.

— Да я и сам уже устал от всего, хоть бы этот месяц доучиться как-нибудь, а потом… — я мечтательно закатил глаза, разваливаясь на стуле.

— А потом что? Ты всерьёз решил убраться в Ильверморни?

— Ну да, а что тут ещё делать? Кто знает, чем может закончиться вся эта канитель… Не хочу подвергать Амелию опасности.

Оминис хмыкнул и отвернулся. Я толкнул его в бок, ожидая объяснений, что же ему показалось смешным в моих словах.

— Забавно, что ты только сейчас вспомнил об «опасности», а не тогда, когда творил всякую ерунду. — Он насмешливо поднял брови.

— Когда-то же надо это заканчивать. Видишь, у них с Уизли, кхм, что-то получается… наверное. — Я замялся, опустив глаза в пол. Эта тема зажигала высоченные костры в моей душе. Я почувствовал, как разгоняется кровь внутри, как расслабленное тело снова напрягается, а в голову лезет змея ярости, гнева и ревности.

— Слу-у-ушай, а ты правда такой тупой или притворяешься? — Оминис подбоченился, но улыбку с лица не стёр, отчего его тон показался мне ещё более оскорбительным.

— Да в чём тупой-то? Ты бы мне хоть объяснил… или тебе просто нравится меня унижать? — я обиженно поджал губы и отвернулся, глядя куда-то в стену.

— Ты мне скажи, как считаешь, после той его выходки Амелия станет с ним общаться? Не говоря уже о большем.

При последних словах, понимая, что имеет в виду Оминис, я возмущённо подпрыгнул.

— Да я откуда знаю, может они… они уже… — Я хватал ртом воздух, как рыба, но слова костью застряли в горле.

— Серьёзно? И такого мнения ты о нашей дорогой подруге? — язвительно пропел он, отхлёбывая ещё немного эля.

— Да при чём тут мнение? Он же почему-то это сделал при всех, значит, был повод или, может, они уже…

— Целовались, — закончил за меня друг то, что я не мог никак выговорить. Я устало и смиренно промычал. Оминис похлопал меня по колену и продолжил:

— Скажи, Себастьян, а ты пробовал с ней поговорить? Как мы с тобой сейчас, — он обвёл комнату рукой.

— Сколько раз бы я ни пытался, ни черта не получается, — распсиховался я, всплеснув руками. — Каждый раз мы либо ссоримся, либо она ускользает куда-нибудь, как сейчас в Министерство, чтоб его!

— Напиши ей письмо, — пожал плечами Оминис.

— И что мне там написать, «Привет, как дела»?

— Ну уж письмо за тебя я писать точно не буду, — возмутился он, отодвигаясь.

— Нет, серьёзно, ну напишу я ей это письмо… и что дальше? В лучшем случае в ответной сове меня пошлют ко всем чертям, а в худшем даже не ответят…

— Почему ты так боишься с ней сблизиться? То есть идти с Самантой, которую ты едва знаешь, на поэтический вечер тебе было не страшно, а поговорить с подругой, которая помогла тебе и спасла Анну, ты боишься?

Его слова ударили как обухом по голове, и я задумался. А ведь правда, почему сближаться с Самантой мне было легче? Мне это как-то не приходило в голову.

— Ты ещё мне про Саманту напомни, я и так чувствую себя полным ничтожеством. — Я исподлобья стрельнул взглядом в противоположный угол паба, где за столиком собрались Когтевранские девчонки. Саманта сидела спиной и вряд ли видела, как мы сюда зашли.

— Если игнорировать проблему, она никуда не денется, Себастьян. — От его поучительного тона на моей коже выступили мурашки негодования.

— Я думал, само как-нибудь рассосётся… — угрюмо пробурчал я, глядя на плескавшийся на дне кружки эль.

— Рассосётся что? Твои чувства к ней?

Слова Оминиса были такими неожиданными, что я не сразу сообразил, что он сказал. Уставился невидящим взглядом в кружку и с силой сжал челюсти. Что ответить на такое? Как раз в этот момент вернулся Леандер, довольный и раскрасневшийся, и начал что-то рассказывать заплетающимся языком.

— Ты так и не ответил, — издевательски прошептал Оминис, когда Пруэтт пошёл за очередной порцией эля. Я стиснул зубы, пытаясь потушить пожар внутри.

— Какие чувства? О чём ты? — попытался напустить на себя уныло-спокойный вид, но голос предательски охрип. Друг лишь захохотал и устало потёр переносицу пальцами.

— Не буду тебя мучить, но знай, что у тебя плохо получается врать и что-то скрывать — плохой из тебя слизеринец.

— Просто я не привык к безответным чувствам! — выпалил я и прикусил язык, коря себя за то, что ляпнул, не подумав. Оминис замер, а потом медленно повернул ко мне голову. Уголки его губ слегка задрожали в попытке уползти наверх, но он упорно их сдерживал.

— Безответным? С чего ты взял, что это невзаимно? — негодяй понял, что у меня достаточно развязался язык и воспользовался моментом откровения.

— А это не очевидно? — прохрипел я, наблюдая за появившимся Леандером. Его всё кидало из стороны в сторону, но он продолжал стоять на ногах. Что-то скрывать от него уже не было смысла — он мало что понимал после нескольких кружек выпитого эля.

— Очевидно кому? Мне, например, вообще не очевидно. А тебе? — обратился он к Пруэтту, который плюхнулся на стул возле нас.

— М-мне? — он нахмурился и несколько раз икнул. — Вообще нет. Давайте ещё по одной?

Оминис, довольный ответом, указал на него рукой, как будто произнеся «Я же говорил!». Я ухмыльнулся, снисходительно глядя на совсем окосевшего Леандера, и закатил глаза.

***

Помню, как девочки проводили меня до гостиной, как я легла в постель, а потом… потом мне что-то дали выпить, что-то кислое… Я только почувствовала на языке вкус, как в дверь постучали. Рывком встав с пола, я подбежала, впуская профессора. Окружённый запахом табака, он довольно улыбался и, щурясь, осматривал убранство комнаты.

— Душа моя, как вы смотрите на то, чтобы сходить пообедать?

Вместо ответа мой живот жалобно заурчал, и я неловко улыбнулась. Альберт всё понял и, показав на циферблат наручных часов, удалился. Перед выходом я напоследок ещё раз глянула на лежащий на кровати пиджак Себастьяна. Угораздило же меня взять его с собой!

Кафе со всё ещё открытой террасой, несмотря на холодную погоду, было заполнено людьми. Запахи всевозможных яств забирались в ноздри — от этого во рту скапливалась голодная слюна. Мозг отказывался работать, а ноги еле держали меня после пережитых эмоциональных потрясений и утомляющей дороги. Мы сели за маленький столик у окна, и профессор сходу заказал нам кофе.

Мужчины и женщины в красивой элегантной одежде расслабленно пили чай, читали газеты, курили и разговаривали на отвлечённые темы. Такое столпотворение взрослых людей заставляло меня паниковать, а осознание того, что мы все здесь друг друга не знаем, вводило в ступор. Я привыкла, что в Хогвартсе и окрестностях я могла заговорить с любым человеком, и он почти наверняка что-то обо мне слышал или хотя бы о моих «подвигах», как их любят называть учителя.

Я всё ёрзала на стуле, не зная, куда деть руки и вообще, как себя вести. Профессор насмешливо наблюдал за мной, а потом настойчиво протянул какую-то газету. Свежая печать оставляла на пальцах следы чернил, но зато теперь я могла не беспокоиться о том, чем заняться в ожидании еды. Бумага приятно шуршала и сминалась под моими пальцами, пока я судорожно просматривала строки, но никак не могла понять написанное — голова была забита совсем не тем. Поток бессвязных мыслей уносил куда-то в Шотландию, в холодный каменный замок, к эмблеме змеи на сером клетчатом пиджаке.

Когда мы поели и наконец сбили оскомину, я уже расслабилась и наслаждалась лёгкой музыкой, которая скромно витала в воздухе, как приятная, но неназойливая гостья.

— Профессор, а когда мы пойдём в Министерство? — я сказала это довольно громко, так что Альберт приложил указательный палец к своим губам, давая мне понять, чтобы я была чуть тише. Он наклонился ближе к столу и вполголоса ответил:

— В понедельник, душа моя. Выходные. — Он развёл руки, пожимая плечами, когда я возмущённо откинулась на спинку стула. Ещё столько ждать! Мне не терпелось узнать, что же они для меня подготовили, да и вообще увидеть всё своими глазами. Оминис в своих летних письмах расписывал мне свои будни во время практики в Министерстве, но осмотреть всё самой — это другое.

— Но вы же до этого расскажете мне всё, что знаете сами, так ведь? — с надеждой в голосе спросила я, хоть мне и было неловко доставлять профессору неудобства.

— Разумеется! — крякнул Альберт, вытирая салфеткой рот. — Завтра поутру отправимся загород на конюшню. Я наведаюсь к старому знакомому, и как раз поговорим обо всём. А сегодня надо хорошенько выспаться и отдохнуть. — Он привычным жестом щёлкнул меня по носу, пока я заворожённо следила за его смешными усами, дёргающимися в разные стороны.

Стал накрапывать дождик, и все гости кафе недовольно покосились на панорамное окно, бурча себе под нос что-то вроде «снова дождь» и «сейчас польёт как из ведра». Я улыбнулась, потому как обожала в такую погоду, пока ещё не начался сильный ливень, сесть на метлу и пролететь пару кругов вокруг школы, Запретного леса и окрестностей. Нет, всё же квиддич нельзя бросать — без него я завяну, прямо как этот цветок. Я с грустью и жалостью посмотрела на цветочный глиняный горшок, стоящий в углу на полу. Поникший бутон почти касался земли, а вокруг него россыпью лежали сухие опавшие лепестки.

***

Время близилось к ночи, а паб не опустел даже на четверть — успевшие устать за неделю учёбы студенты не собирались расходиться, даже когда Сирона не раз намекнула, что пора закрываться. На удивление, мы с Оминисом вели вполне адекватную беседу, или же нам это только казалось. Леандер ходил от стола к столу, заговаривая со всеми подряд. Неожиданно главные двери хлопнули, и я рефлекторно кинул на них взгляд. Рыжая макушка была подобно красной тряпке для моего помутневшего разума. Я внезапно замолк, щёлкнув зубами. Перед глазами плавали круги и безликие силуэты, а уши заложило, так что весь шум паба превратился в один сплошной гул.

Я вскочил с места, раздувая ноздри, пока мои глаза неотрывно наблюдали за Уизли, севшем у барной стойки. Уверенная рука Оминиса вернула меня на стул, хлопнув по плечу.

— Угомонись. — Одно короткое, но ёмкое слово. «Угомонись», — я ухмыльнулся, воспроизводя его в мыслях. С какого чёрта я должен угомониться? Просто так оставить его выходку без последствий? Сразу же возник образ Амелии: как она сидит на корточках, привалившись к стене, и плачет. Нет, не плачет — рыдает. Её плечи дёргаются, а крупные капли с шумом падают на юбку. Меняющий от влаги цвет бархат — с красного на бордовый — навсегда останется у меня в памяти. Видя моё разгневанное лицо, изрядно пьяный Леандер насмешливо кинул через плечо:

— Да успоко-о-ойся ты! А то придётся тебя тоже напоить чем-нибудь, как твою бедолагу. — И он играючи пошевелил двумя пальцами перед моими глазами, как в детстве делала мама, показывая «козу». Оминис вскинулся и шикнул, стукнув Леандера по голове.

— В каком смысле «напоить чем-нибудь»? Кого ты имеешь в виду? — я отстранил его руку, крепко зажав её в пальцах. Потихоньку сознание возвращалось ко мне, но глаза всё ещё застилала пелена гнева.

— Как кого? Мэллори твою, кого ж ещё! — Пруэтт совсем не обращал внимания на Оминиса, толкающего его ногой под столом.

— Что это значит? — Поняв, что с Леандером без толку разговаривать, я, по-прежнему не отпуская его руку, развернулся к другу.

— Да он сам не понимает, что болтает. Это он, наверное, про то, что тебе дал выпить перед поэтическим, ну, вечером… — затараторил Оминис, нервно улыбаясь.

— Нет-нет, я же вижу, вы чего-то недоговариваете. Выкладывай давай, пока я ему пальцы не сломал, — и я покосился на руку Леандера, которая неестественно выгнулась и побелела под моим нажимом. Его лицо сделалось серьёзным и испуганным, и он что-то продолжал лепетать, но я его уже не слушал, выжидая, что скажет Оминис. Тот помолчал с пару секунд, а потом мягко заговорил, пытаясь меня успокоить:

— Понимаешь… Девочки, ну, Поппи и… Натти, — на втором имени его голос странно осип, — они нашли Амелию под лестницей. Ну, она была заплаканная и всё такое… — Он неопределённо повёл рукой в воздухе. Я в нетерпении шумно выдохнул. — Так вот, она так плакала, и они решили дать ей какое-нибудь успокоительное. Леандер им наплёл, что знает отличный рецепт умиротворяющего бальзама… — Оминис дёрнулся, когда Пруэтт пискнул, потому что я ещё сильнее сжал его пальцы. — Он, похоже, намешал слишком большую дозу или положил ингредиенты в неправильной последовательности… Мерлин, Шарп бы убил их всех за такое, — пробормотал друг, и я раздражённо затряс ногой. — В общем, это как-то повлияло на её память или на болезненные воспоминания, я не знаю! — он отчаянно всплеснул руками, сведя брови.

— Что ты туда намешал? — я обращался к Пруэтту, не выпуская из рук его посиневшие пальцы. — Что. Ты. Туда. Намешал? Отвечай!

— Д-да ничего т-такого, помогло же! Она больше не ныла.

Я отпустил его руку, и он потряс ею в воздухе, шипя от боли.

— Почему ты молчал, Оминис? — я не видел, что выражало моё лицо, но точно знал, какой сумбур творился у меня в душе, пока крошечные кусочки пазла собирались в одну единую картину.

— Натсай… Они не виноваты, они просили не…

Он не успел договорить, как я стукнул по столу кулаком, отчего несколько студентов, сидящих ближе всех к нам, заинтересованно повернули головы.

— «Натсай, Натсай»! Ты больше её слушай и выгораживай, она же вечно лезет куда-то и тянет Амелию за собой! — я надул щёки, стараясь глубоко дышать, но вся эта ситуация и выпитый алкоголь завели меня не на шутку.

— Ты вообще ничего не сделал! — взъерепенился Оминис. — Ты бы их понял, если бы сам увидел красные следы у неё на запястье. Они просто не знали, что и думать…

После этих слов я ничего не слышал, как будто погружённый глубоко под воду. От злости запульсировало в висках, а ноги сами понесли меня к барной стойке. Цепкие руки схватили ничего неподозревающего Уизли за шкирку и выволокли на холодную, сырую улицу. Было темно, и лишь назойливый свет фонарного столба бил по глазам. Я не слышал, что говорил мне этот придурок, пока тащил его в проулок между домами, а потом швырнул к стене. Перед тем, как занести кулак, я только и смог, что заглянуть ему в глаза и еле выговорить:

— В этот раз тебе не повезло, приятель. Здесь нет ни старосты, ни твоей тётушки, ни Амелии.

Комментарий к 17. Лондон

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! 💕

========== 18. Нельзя ==========

Комментарий к 18. Нельзя

🎵 Fleetwood Mac — The Chain

🎵 Aerosmith — Dream On

🎵 Sting — Desert Rose

🎵 Lionel Richie — Lady

Приятного чтения <3

Кровь. На моих руках её и без того слишком много. Она алеет, стекает вязкой слюной, дразнит, вызывает желание причинять боль снова и снова, чтобы почувствовать яркий вкус собственного могущества и беспомощности врага. Я не должен продолжать, мне нужно остановиться. Я превращаюсь в монстра. Или я уже и есть монстр?

— Да ты же надрался, как скот! Только посмотри на себя. Думаешь, такой, как ты, нужен ей? — голос Уизли выдернул меня из раздумий, пока я пялился сквозь него в стену. Он шмыгал разбитым носом и странно скалился. Похоже, этот придурок совсем не умеет держать язык за зубами.

— А ей, по-твоему, нужен такой, как ты? — желчно усмехнулся я, качая головой. Ответа не последовало, а рыжий только мотал своими паклями из стороны в сторону. — Что у вас с ней? — слова обжигали горло, потому как на самом деле я боялся услышать правду.

Снова затяжное молчание, и это сводило с ума — все эти недомолвки, загадки, недосказанность. Я только набрал в грудь побольше воздуха, чтобы всё ему высказать, как он произнёс:

— У нас с ней всё впереди.

«Впереди» — что это, чёрт возьми, значит? Это слово в одночасье ловко закралось в голову и начало наводить там беспорядки, пока я лихорадочно перебирал все возможные варианты: они о чём-то договорились? Она ему что-то пообещала? Он врёт? Он испытывает меня, проверяет?

— Только попробуй ещё хоть раз к ней подойти. — Я старался выговаривать каждое слово чётко, чтобы до него точно дошла суть сказанного. Он нагло лыбился, как будто растерял абсолютно весь свой щенячий страх.

— Иначе что? Тоже ранишь меня, как её? — он сплюнул кровь и поднял свои нахальные глаза. — Тот шрам на шее — это же твоих рук дело, да? Что, со мной такое вытворить боишься?

Круцио. Это заклинание ползло по языку вертлявым скользким ужом. Он жалил нёбо, заставляя открыть рот и произнести первую букву. Я вспомнил её отчаянный оглушительный крик — ей было так больно, а я на это даже не обратил внимания. Я совершенно не помню, как она встала, что говорила — как только открылись двери Скриптория, я забыл обо всём случившемся за ними. Только Оминис весь оставшийся день ходил сам не свой, а Амелия… Не знаю, что она делала потом — мне это было неинтересно.

Смогу ли я вновь сделать кому-то так же больно? Уизли… он заслужил. Его эти мерзкие выходки, ужимки, изворотливость — всё это поднимало ком гнева в горле. Когда я только представлял, как она делает себе больно из-за него, меня передёргивало. Хотелось щелчком отключить мозг, чтобы он перестал подсовывать мерзкие картинки. Меня мутило, и становилось противным всё: и эта улица, мокрая от дождя, и этот воздух, который вдруг стал спёртым, и эти стены, грозящие схлопнуться вокруг плотным кольцом. В особенности было тошно от лица напротив. Как только она могла? Как она могла выбрать такого… такого мерзкого, самонадеянного придурка? Почему именно он? Именно этот заносчивый, истеричный идиот.

Мне хотелось уже выговорить это непростительное, пуская волны боли по всему его телу. А он как будто этого и ждал, судорожно сглатывая слюну страха — напрягся так, что выступили вены на лбу, закрыл глаза, а веки боязливо дрожали. Трус.

Я не стану этого делать. Больше не стану. Если я хочу хоть что-то исправить в своей жизни, мне надо прекратить идти на поводу у своих желаний и демонов, перестать слушать назойливый шёпот проклятого змея. Разочарованный уж Круцио обидчиво уполз обратно в желудок и свернулся там незаметным клубком, как бы говоря: «Ну ничего, скоро ты сдашься, а я пока посплю». Мне будет стоить немалых усилий удержать его в спячке, не дать ему завладеть мной.

— Перед тем, как появиться в школе, не забудь выпить Рябинового отвара. — Я разжал пальцы, которые держали Уизли за мантию, и вышел из проулка, чтобы не наделать ещё бо́льших глупостей.

Там, у входа в паб, уже столпились студенты — свидетели того, как я потащил Уизли от барной стойки. Среди них вусмерть пьяный Леандер и строгий, с тенью беспокойства на лице Оминис. Я подтолкнул его в сторону замка, и мы быстро зашагали прочь от этого злосчастного места. Даже сквозь накрапывающий дождь, гул голосов и оглушительный стук собственного сердца я слышал голос Саманты: «Бесится из-за этой…». Хватит с меня этих игр. Больше не будет разборок, всяких бесполезных разговоров и необдуманных поступков. Теперь рискует ещё и Амелия, а я не могу допустить, чтобы… При одной мысли о том, чтобы потерять её, грудь сдавливало невыносимой болью. Я остановился и хотел вернуться, чтобы раз и навсегда покончить с Уизли, но в последний момент стиснул зубы и взял себя в руки. Этим я сделаю только хуже.

Оминис молчал всю дорогу, и это как ничто другое нагнетало обстановку с огромной силой. Так не бывает. А если бывает, значит ему действительно нечего сказать, или же он настолько разочарован, что даже не видит смысла читать нотации — а это очень и очень плохо.

Нестерпимо хотелось спать. Я еле держал глаза открытыми, когда мы спустились в гостиную. На ватных ногах я кое-как добрёл до комнаты и рухнул на кровать. В душе зияла дыра. Она затягивала, как водяная воронка, высасывала все жизненные силы, словно Дементор. Я лежал пластом на кровати с закрытыми глазами, но сон не шёл. Слышал, как ворочается Оминис, как бормочут сквозь сон два других соседа, но сам не мог уснуть. Тело не слушалось, не хватало сил даже поднять руку. Перед глазами стояла одна лишь картина: она вся в красном бархате, волосы рассыпаны по плечам, в руках платок, которым она вытирала слёзы, слушая стих. Потом вдруг её лицо напрягается, на нём появляется страх и стыд, когда этот урод… он просто… При воспоминании об этом вспышки ярости озарили моё сознание вновь, а внутренности скрутило от омерзения. Мне достаточно одного этого эпизода, чтобы завестись. Чтобы призвать весь свой гнев, копившийся много-много лет внутри со дня смерти родителей.

Я нехотя перевернулся на бок, и тело отозвалось ноющей болью. Завтра я буду жалеть о том, что лёг в обуви, но сейчас мне всё равно. Когда я думаю о том, что там, в другом конце гостиной, её нет, мне как будто Гиппогриф ударяет копытом в грудь. Как так? Этого просто не может быть! В любой момент я мог постучать в дверь и увидеть её глаза, пусть даже и придумывал всякую чушь, как повод — лишь бы просто встретиться. А сейчас? Сейчас, когда я бы мог сказать ей что-то важное, у меня нет возможности. Её нет рядом, и это меня убивает.

Я скучаю.

Два слова подобны ледяной воде, в которую я сам себя безжалостно окунаю. И ты, идиот, собирался перевестись, серьёзно? Я зарылся пальцами в волосы и устало, отчаянно вздохнул. Невыносимая тоска разъедала мою душу будто желчь броненосца. Такая боль посещала меня лишь дважды: когда я думал о родителях, и когда болела сестра. Неужели всё настолько серьёзно? Я просто не могу в это поверить, я не могу признаться! Это невозможно — вот так страдать из-за человека, который тебе даже не родной. Это противоестественно. Тем более делать себе больно из-за него! Я снова вспомнил об ожогах, о который говорил Оминис. В минуты отчаяния мне приходило в голову умереть, если сестра не поправится, но то сестра — родной человек, а из-за любви?… Бред какой-то. Даже если Амелия так сильно влюблена в этого кретина, он совершенно не стоит таких жертв. Никто не стоит.

Темноту комнаты рассекал еле заметный, рассеянный лунный свет, просачивающийся через витражи окна. Он падал аккурат на сундук около моей кровати. Рука сама потянулась к защёлке, и когда крышка приподнялась, до моего носа долетел аромат её мантии. Лимоны, лимоны, лимоны… ненавижу лимоны.

Всего лишь маленький кусочек ткани. Я слегка защипну его и притяну к себе, потом сразу же положу обратно, клянусь. Ткань невесомая — мантия совсем лёгкая, непредназначенная для холодного времени года. Вот дура, как она ходила в ней всю зиму? Я свернул её неразборчивым комком и прижал к груди, жадно вдыхая уже почти выветрившийся аромат. Мерлин, хоть бы не вспомнить тот вечер в Больничном крыле… Тот позор, тот стыд. Казалось, мои уши уже пылали, как только я подумал об этом. Такое чувство, что там был не я, а всё это было каким-то помутнением рассудка, настоящим наваждением.

Что она сейчас делает? О чём думает? О ком думает?

«Впереди», сказанное Уизли, приятно оседало на языке. Это что же значит, у них ничего нет? Это маленькое слово грело душу, как котёнок, и я наслаждался его теплом, пока была возможность. Мои хаотичные мысли лениво ворочались в голове, и эти вялые рассуждения наконец проводили меня, совершенно слабого и пьяного, в беспокойный, но полный надежды сон.

***

Мы уходили из кафе стремительно, потому что я снова сглупила. Бурным порывом желания подскочила к тому завядшему цветку и лишь дотронулась до стебля, как он чудом ожил — стал поднимать бутон и распускаться буквально на глазах. Хорошо, что горшок стоял в углу, а посетители были настолько заняты обсуждением испорченной вмиг погоды, что никто не заметил этого абсурда. Никто, кроме Альберта. Он укоризненно покачал головой, затем быстро расплатился и потащил меня обратно в гостиницу.

— Чем же вы думали, душа моя? — старался перекричать звуки города профессор, пока мы мчались по мокрым улицам. Ещё прозрачные лужи звонко разбивались под ногами, брызгая водойна наши штанины.

Профессор забавно бежал, прикрывая голову газетой, которая уже изрядно намокла, и с неё стекала печатная краска. Я не могла сдержать смеха, охваченная азартом и радостью, вызванными дождём. Хотелось завизжать от восторга, остановиться и подставить упругим каплям лицо. Корбатову, похоже, такая погода была не по душе — он странно косился на улыбающуюся меня и старался бежать под карнизами магазинов, постоянно бормоча на русском. Готова поклясться, то были отборные ругательства.

Мокрые и жалкие, как дворняги, мы топтались на пороге гостиницы, пытаясь хоть как-то привести себя в нормальный вид — хозяйка производила впечатление дотошной леди, которая если не поругает нас, так точно одарит пренебрежительным взглядом. На удивление, она, завидев нас ещё из окна, уже суетилась у стойки ресепшен: разливала горячий чай и давала быстрые указания своей молодой родственнице.

Глупая улыбка не сходила с моего лица, даже когда всё тело била дрожь от холода — я беспрестанно поглядывала за окно, в которое стучал дождь, как друг, зовущий гулять во двор. Непривычная мне обстановка, незнакомые, но приветливые люди, смешной и добрый профессор рядом, который даже в дождь думал о трубке и прятал её глубже под пальто, — всё это пробуждало меня от липкой флегматичности, в кокон которой я попала совсем недавно. Такие искренние детские эмоции за последний год я испытывала дважды: оказавшись в ванной старост и тогда, в Крипте, с… Себастьяном. Вдруг я снова поникла, распутывая беспорядочный клубок мыслей и воспоминаний. Душу кольнуло иглой тоски и грусти. К этому времени в моих руках уже дымилась кружка, от которой пахло малиной и лимоном, а я до предела оттягивала рукава куртки, чтобы никто не видел позорные ожоги на моих запястьях. Профессор остался сидеть в гостиной, разговорившись о погоде с остальными постояльцами, а я понуро побрела наверх под сочувствующие взгляды двух милых дам.

Тяжесть колючего пледа на моих плечах напоминала о тяжести пиджака, который так и лежал на кровати. И чего я ждала? Что кто-то придёт и заберёт его, или, может, у него самого вырастут ноги, и он убежит к хозяину? Я усмехнулась своим глупым рассуждениям и с грохотом, которого не хотела, поставила тяжёлую кружку на прикроватную тумбочку. С подозрением косилась на пиджак, не решаясь ни взять его и переложить в другое место, ни просто сесть рядом, хоть места на кровати было предостаточно. Вся комната пропиталась запахом жжёного дерева, из-за которого чесался нос, и ворошились странные чувства внутри. Я нервно задёрнула шторы, и комната приобрела тёплый тон, а стук капель о стекло и хлюпанье ног прохожих о лужи создавали уютную и будоражащую атмосферу. Я не решалась взглянуть на ожоги. Это был слишком глупый, слишком опрометчивый поступок из-за какого-то… придурка! Ни один человек не стоит того, чтобы из-за него делать себе больно или пытаться умереть. Знала я это точно, но почему же тогда сделала это? При каждом воспоминании о том вечере душу будто пронзало молниями, и я задвигала эти мысли куда-то очень далеко, в самый глубокий ящик подсознания, лишь бы не мучаться. Как только представлю, что обо мне думает Себастьян после выходки Уизли, мне хочется удвоить свою силу и довести начатое под лестницей до конца.

Через время раздался скромный стук в дверь, и уже сухой и оттого весёлый профессор протянул мне конфету, как он сказал, «к чаю», а затем тактично удалился, напомнив, что завтра утром мы отправляемся загород. Стянутое тучами небо сыграло роль плотного занавеса, и комната погрузилась в волнующий полумрак.

Я безразлично положила конфету около совсем остывшей кружки и только потом взглянула на неё внимательнее: нуга с орехами. В сердце ёкнуло, и я вспомнила об Анне. Как мне всех их не хватает: шумной и дерзкой Натти, милой и скромной Поппи, влюблённой и любопытной Анны… Может, всё же написать им всем письмо? Они же, наверное, ждут, скучают, думают обо мне… надеюсь.

Охваченная сиюминутным желанием, я достала пергамент и перо с чернилами, но, расположившись на полу, отодвинула их прочь. Что мне написать? Внезапно стало ужасно больно от пропасти, что разделяла нас. Я не знаю, чем живут мои подруги, что у них происходит в душе, а они не знают того же обо мне. Почему так? Почему я пропустила целый год, борясь с ветряными мельницами, тратя себя на какие-то маловажные вещи, а не на налаживание отношений с друзьями? В итоге получается, что я только всё испортила: Натти с Поппи отдалились, Анна злится из-за Себастьяна, а сам он разочаровался, видно, во мне. И всё Гаррет! Я со злостью ударила рукой о каркас кровати. Какого чёрта он полез ко мне на глазах у всех? Тогда, у Шарпа, я прочитала на его лице какое-то намерение, но он не решился, а потом что? При всех решился, значит?

Я в отчаянии уронила на грудь голову, сминая в пальцах пустой пергамент. Что бы я ни написала, всё будет бесполезно. Прошлого не исправить, тем более буквами. Нам всем предстоит поговорить после моего возвращения, хотя бы о том, что случилось после поэтического вечера. Не могу поверить, что всё так закончилось — шли мы туда такие воодушевлённые, такие счастливые и беззаботные, а теперь этот день навсегда застрянет в моей памяти, как один из худших.

И что же, я просижу так всю ночь на полу, потому что боюсь приблизиться к куску ткани? Ну уж нет! Я рывком поднялась на ноги и, пока не передумала, схватила его кончиками пальцев. Тяжёлая материя покачнулась от такого порыва и чем-то твёрдым ударила по колену.

— Что за чёрт? — насупилась я, отодвигая пиджак подальше.

Страшась неизвестности, я осторожными движениями ощупала внутренний карман, в котором определённо точно лежало что-то твёрдое. Потянувшись туда, отдёрнула руку, испугавшись своих мыслей и намерений. Вдруг это его личный дневник? Такое недопустимо читать и даже брать в руки! Вспомнить только тот случай в поезде, когда Имельда и Саманта пытались добраться до моего. Я украдкой посмотрела на тетрадь, мирно посапывающую в недрах вещей, горой лежащих в чемодане. Всё же великий соблазн — залезть и посмотреть, о чём думает интересующий тебя человек. Кажется, я начинаю понимать любопытство девочек…

Нет, нельзя, это неправильно, нечестно и вообще… А вдруг он писал что-то про меня? Мерлин, как же интересно… Я с силой укусила нижнюю губу, пытаясь справиться со своим любопытством. Если так подумать, было бы там что-то сильно важное или личное — стал бы он оставлять пиджак у меня? Тем более не заходил за ним все три дня, значит, там ничего такого — записная книжка или вообще тетрадь с домашкой? Я опустилась обратно на пол, скрестив ноги. Пиджак мягким тяжёлым облаком лёг на колени. В задумчивости я обгрызла все ногти, пока решалась: посмотреть или не посмотреть. Загляну одним глазком и сразу же уберу куда подальше. В исступлении роясь в складках пиджака, я уже начинала нервничать: зачем мужчинам делают так много карманов?!

Нащупала. Мои трясущиеся пальцы скользили по твёрдой кожаной обложке, пока я не решалась раскрыть блокнот. Повертела его в руках, но никаких надписей или замков, даже чар не обнаружила. Или, может, древняя магия ещё и личные дневники вскрывать умеет?! Я рассердилась на саму себя, что вообще взяла его в руки, что по глупости и рассеянности положила пиджак в чемодан. Тяжело вздохнув, быстро раскрыла блокнот где-то в середине — оттуда посыпались хаотичные буквы, цифры, разные завитушки и загогулины. Теперь я припоминаю, как Себастьян брал чёрную книжку с собой на вылазки и записывал туда что-то, но я не придавала этому значения. Непроизвольный смешок вырвался из моей груди, когда я увидела этот беспорядочный почерк — моя интернатская преподавательница по каллиграфии была бы просто в ужасе!

Просматривая записи, в которых были цифры, маршруты и мини-карты, я уже достаточно успокоилась, что здесь нет ничего личного, как мой взгляд наткнулся на очень знакомые слова, эхом отдающие в ушах. «Каштанов горсть, щепотка солнца…». Я почувствовала, как кровь стремительно отлила от лица, а пальцы лихорадочно забегали по тексту. Я несколько раз перечитала написанное, прежде чем осознала, что действительно это вижу, а не придумываю.

Быстро захлопнув блокнот, я судорожно запихала его обратно в карман — кажется, порвала пару ниток, неважно. Пиджак отправился в чемодан как серьёзная улика, как свидетель моего стыда и позора. Я зашагала по комнате, заламывая руки. Что это всё значит? В голове была куча разных теорий: Себастьян записывал за Гарретом? Это не блокнот Себастьяна? Это какие-то чары? На самом деле я ударилась головой на той тренировке и до сих пор лежу в теплице профессора Чесноук, и это всё — мой предсмертный бред?

Я была готова поверить в какую угодно чушь, лишь бы не в то, что это действительно блокнот Себастьяна, и то стихотворение, прозвучавшее на поэтическом вечере, на самом деле не авторства Уизли, а…

Мерлин! Какой ужас! Я схватилась за голову, сползая по книжному шкафу. Он закачался, и на макушку плюхнулась тяжёлая книга — «Гордость и предубеждение». Пф, вот так ирония. Я помассировала ушибленное место, дивясь нелепости ситуации. Потом некая абсурдная мысль закралась мне в голову, и я в ужасе закрыла рот рукой.

Нет, не может быть. Это какое-то недоразумение. Я ничего не понимаю, абсолютно! Почему, если это стихотворение Себастьяна, его читал не он, а Уизли? Что это за стихотворение? Кому оно посвящено?

Я встала, намереваясь перечитать текст, хоть и, казалось, помню его наизусть. В последний момент отстранилась, закидывая пиджак своими вещами. Чёрт, ну я и вляпалась! А что, если это стихотворение посвящено Саманте? Тогда почему?… Так много «почему»! Я ещё никогда не ненавидела простое слово так сильно, как сейчас.

Череда вопросов множилась в голове с каждой секундой, пока я пыталась найти ответы хотя бы на одни из них. Поток сознания завёл меня далеко-далеко в дебри, откуда было не так просто выбраться. Я всё крутила кусочки пазла и так, и эдак, старалась посмотреть на ситуацию под другим углом — вопросов меньше не становилось.

Я не заметила, как за окном стало совсем темно, и комната отчаянно нуждалась хотя бы в одной свече, пока я не набила себе ещё больше синяков, нарезая круги и ударяясь об угол кровати. Как там говорит Корбатов? «Утро вечера мудренее»? Вот и славно, потому что голова уже раскалывалась от усердной умственной работы.

Наскоро умывшись в скромной ванной над умывальником, я поспешила лечь в постель и забыться сном — только бы не терзаться мыслями и не улетать воображением далеко-далеко в каменный замок в Шотландии.

Проворочалась в кровати добрых два часа, так и не увидев и намёка на сон. Меня кидало от пьянящих мыслей к отрезвляющим и жестоким, от надежды к разочарованию, от ненависти к… любви.

Опьяняли, как хмель, предположения о том, что этот стих действительно посвящён мне, но тут же тяжёлой реальностью опускалось на плечи осознание, что этого просто не может быть. Дело не в том, что Себастьян Сэллоу не в состоянии написать такое чувственное и нежное стихотворение — по крайней мере, я бы в такое никогда не поверила. Даже если он и сделал это, то точно не из-за меня. Какая глупость! Мне было жутко стыдно за мысли об этом, какая самонадеянность! Хотелось зарыться глубже под одеяло и стереть себе память. Как можно вообще допустить такую бредовую мысль, такую нелепицу? Себастьян Сэллоу влюблён… Я истерично засмеялась в кулак, зажмурив глаза. Это просто немыслимо. Почему тогда в животе столько бабочек? Как тогда, после поцелуя в Крипте…

Действительно… Почему же он тогда сделал это? Вообще-то, после того дня я старалась об этом не думать, к тому же эта дуэль, его ранение и прочие неприятности вытеснили лишние мысли из головы, уступив место более насущным проблемам.

Ещё в интернате Ася мне рассказывала, что мальчишки иногда творят всякую ерунду, не подумав как следует. Мы хихикали, покрывались краской с ног до головы, но продолжали сплетничать, когда на соседней улице, в интернате для мальчиков, начинался час прогулки. Во избежание всяких недоразумений нас выводили гулять в разное с ними время, но это не мешало девчонкам прилипать к окну и следить за беготнёй ребят. Я всегда морщилась и кривилась, потому что они такие шумные, такие громкие, но этим и вызывали интерес: если нам не разрешалось даже прыгать на скакалке, то они могли играть в мяч и даже показывать друг другу языки. Мы с Асей завистливо наблюдали за весёлой прогулкой мальчишек и гадали, что же у них на уме?

Прошло много лет, а я так и не поняла, что там? Чем можно думать, чтобы поступать так, как поступают Себастьян и Гаррет?

Я с головой окунулась в туман своих разношёрстных мыслей, и эта ниточка унесла меня глубоко в воспоминания, пока я не обнаружила себя в слезах, свернувшуюся в калачик. Одна жестокая мысль вспорола сознание, обнажая все болевые точки. Даже если Себастьян посвятил стихотворение мне, то после того мерзкого поцелуя Уизли он испытывает ко мне лишь отвращение. Поэтому и не заботился о своём пиджаке и блокноте — для него теперь это не больше, чем стопка листов с чернилами.

Стало нестерпимо грустно и тоскливо. От одиночества на душе скребли кошки — я совсем не привыкла спать одна в комнате. Даже летом, путешествуя и оставаясь у местных, ночевала с кем-то в помещении или же в общей зале. А здесь так тихо, так одиноко… Не с кем поговорить, излить душу, зализать раны.

Совершенно не соображая, что делаю, я перекатилась на другую сторону кровати, вдыхая аромат дерева, оставшийся с вечера. Перегнувшись, потянулась к чемодану. Задетый дневник недовольно заворчал, и я поспешила его упокоить — не дай Мерлин кто-то услышит и поинтересуется, кто это тут у меня разговаривает. Аккуратно подтащила к себе пиджак и, воровато оглянувшись по сторонам, обняла его, как Поппи пушишку. Пусть он думает обо мне, что хочет, но сейчас я представлю, что Сэллоу действительно влюблён. Влюблён в меня.

Неистово, как глоток воды в зной, я вдыхала этот упоительный аромат. Он кружил голову, и чихать не хотелось совершенно! Бабочки в животе устроили настоящий кавардак, и я почти хихикала от щекотки, от захватывающих дух чувств. Сладкая истома потянулась ниже от пупка, и я стыдливо зарылась в подушку. В общей комнате я бы себе такого позволить ну никак не смогла. Пьянили и раскрепощали свобода, тёмное время суток, этот запах, бредовые мысли о том, что стих всё же написан для меня. Всё это превращалось в один сплошной наэлектризованный комок эмоций. Казалось, дотронешься до него и непременно обожжёшься. А я, как кошка, играла с этим клубком, поддевая его лапами, опускалась ниже и виляла хвостом, выпрыгивала на него из-за угла и радостно улепётывала прочь.

Закрыть глаза и представить себя не одну — это желание было неистребимым, необузданным и стыдливо-порочным. Закрыть глаза и увидеть его лицо, покрытое веснушками. Его наглую ухмылочку, когда он в очередной раз выпендривается перед всеми, особенно во время дуэлей и тренировок. Его несуразные кудри, разбросанные по голове. Его тёплое тело, к которому он в готовности прижимал, когда нам грозила опасность. Сколько раз я, жутко напугавшаяся пауков или топероек, необдуманно прислонялась к нему, ухватившись за капюшон мантии. А потом удивлялась, чего он такой красный, как помидор? Вот дура, прав Себастьян.

Не боясь того, что кто-то может заметить, я так и уснула под одеялом, мёртвой хваткой обняв пиджак и блаженно улыбаясь.

***

Выхожу из комнаты, привлечённый каким-то странным звуком. Или не звуком, а запахом… или чем-то ещё? Уже не помню — голова раскалывается. Ноги сами ведут меня дальше по коридору, огибая вертлявые лестницы и перила. В воздухе висит густой пар, но ужасно зябко — вся кожа покрыта мурашками. Ну конечно! Я оглядываю себя и понимаю, что расхаживаю в одних пижамных штанах. Разворачиваюсь, чтобы вернуться в комнату и одеться, но вижу лишь плотный туман, и только холодные каменные перила по обе стороны от меня не дают упасть в пропасть. Я осторожно наклоняюсь, чтобы посмотреть вниз — ни черта не видно. Гонимый каким-то шестым чувством, продолжаю идти. Вдалеке различаются всплески воды и неразборчивое мычание. Очередной поворот, и я наконец вижу приоткрытую дверь, откуда льётся свет, и клубами валит горячий пар.

Даже не думая о том, что это за дверь и куда она ведёт, я протискиваюсь в проём, желая поскорее оказаться в тёплом месте — пальцы на ногах уже совсем синие. Пару минут прихожу в себя, привыкая к жарко напаренной комнате — это же ванная! Пара свечей летают в воздухе, кое-как освещая пространство. В глубине уже отчётливо слышатся движения под струями воды, и я не могу сдержать своё любопытство — хоть одним глазком взглянуть, кто там. Однако такое чувство, будто я заранее знаю, кто, но почему-то не могу вспомнить. Разгребая руками клубы пара, я наконец добираюсь до душевой. Внизу видны манкие девичьи лодыжки, по которым струится вода. Нас с ней разделяет лишь деревянная дверца, которая наверняка заперта. Хочу убедиться, поэтому, уже готовый к разочарованию, дёргаю на себя ручку, и она поддаётся. Я в изумлении тяну её дальше, и моим глазам предстаёт настолько откровенная картина, что я теряю дар речи.

Она стоит ко мне спиной, а её мокрые волосы, словно паучьи лапы, тянут меня в свои сети. Я не могу оторвать глаз от мраморно-белых ягодиц, по которым хлещет горячая вода. Она медленно поворачивает голову, и я нервно сглатываю — это Амелия. Мерлин, лыблюсь, как дурак. Почему она не визжит? Почему не кричит, что я зашёл в ванную для девочек? Лишь томно улыбается и отворачивается, как будто давая мне выбор: уйти или остаться.

Недолго думая, я шагаю голой ступнёй в лужу воды, но она оказывается не горячей, а наоборот — ледяной. Кожа снова покрывается неприятными мурашками, и я ругаюсь про себя: «Вот дура! Она же заболеет». Очень хочу прижаться к ней всем телом, чувствуя, как уже не владею собой, как волна возбуждения накатывает с такой силой, что её невозможно укротить, от неё не скрыться. Непреодолимое желание кружит голову так, что пульсирует в висках, нагреваются уши, и даже белки́ глаз жжёт, как от дыма. Она перекидывает волосы через плечо, будто нарочно открывая шёлковую спину. Я чуть наклоняю голову, чтобы рассмотреть получше, но тут же даю себе мысленную пощёчину. Что я творю? Мне надо уйти, а ноги будто приросли к месту. Несмотря на то, что вода идёт ледяная, её тело источает такой жар, что кажется, будто я вот-вот дотронусь до самого солнца. Кончиками пальцев я осторожно и невесомо, едва-едва касаюсь её плеча, и она вздрагивает. Я вижу, как её щека дрогнула в улыбке, но не решаюсь сделать что-то большее. Она продолжает водить рукой по волосам, пропуская спутавшиеся мокрые пряди сквозь пальцы.

Мне хочется пить — так сильно пересохло в горле. Она как оазис в пустыне, я хочу прильнуть губами и напиться ею вдоволь, но будто бы не верю, что это не мираж. Всё моё существо рвётся вперёд, где осталось каких-то пару сантиметров, чтобы прислониться животом к её спине. Мне уже плевать на ледяную воду, на головную боль и вообще на всё — мои мысли полностью сосредоточены на ней, и я будто дразню, испытываю самого себя желанием, чтобы довести его до максимального градуса.

Только сейчас замечаю, как сильно здесь пахнет лимонами. Принюхиваюсь, и голова взрывается яркими искрами и сотнями тысяч златоглазок — этот запах такой насыщенный, словно меня окунули в баночку её духов. Желание возрастает в разы, и я порывисто приближаюсь к ней, чувствуя, как бёдра упираются в её горячие ягодицы. Я только хочу что-то сказать, обнять её, но она золотым песком рассыпается у меня в пальцах. Я растерянно смотрю на руки, по которым струями стекает грязная холодная вода, а песчинки неприятно скрежещут о каменный пол под ногами. Перед тем, как проснуться от дикого холода в комнате, я слышу змеиный шёпот у уха:

— Нельзя.

Комментарий к 18. Нельзя

Ваши «жду продолжения», лайки и комментарии невероятно мотивируют, спасибо! :3

========== 19. Фамильяр ==========

Комментарий к 19. Фамильяр

🎵 Пыльца — Кнопка

Приятного чтения <3

Обласканная утренним солнцем комната кишит змеями: они гадко извиваются, высовывают длинные раздвоенные языки, будто заядлые сплетницы. Мне совсем не страшно, скорее противно. Внутренности скрутило от омерзения, но я продолжаю упорно смотреть на пол, не в состоянии оторвать глаз. Почему столь отвратительное зрелище так влечёт и буквально гипнотизирует?

Дверь открывается, и входит Себастьян — комната мгновенно наполняется его запахом, от которого захватывает дух. Он уверенной поступью направляется ко мне, шагая прямо по скользким тварям: те недовольно шипят и норовят укусить, но отчего-то падают замертво, как только приближаются к нему.

Я приросла к кровати, не могу даже пошевелить пальцами, лишь удивлённо хлопаю глазами, пока наблюдаю за фигурой Себастьяна. Он на миг останавливается, и я замечаю некоторое смятение на его лице, но в следующую же секунду он наклоняется и оставляет на моих губах тяжёлый мокрый поцелуй. Из-под опущенных ресниц любуюсь россыпью коричневых веснушек, а его упавшие на лоб кудри щекочут мой нос.

Открыла глаза я не сразу — к своему стыду, не хотелось так скоро прощаться со сном. Настырный и совсем не по-осеннему тёплый луч солнца пробивался сквозь шторы и падал на мои губы, рассекая кровать до самого дальнего угла комнаты.

Я приподнялась на локтях, щуря сонные глаза. Озадаченно дотронулась до согретых солнцем губ, всё ещё ощущая на них терпкий вкус сонного поцелуя. Разомлевшее тело не желало слушаться, пока я брезгливо заталкивала пиджак в глубины чемодана. Это что же получается, в какой-то степени я провела ночь в компании мужчины? Неожиданно для самой себя я разразилась громким и истеричным смехом, только и успевая смахивать собиравшиеся в ресницах капельки слёз.

Завтракали наскоро — прямо в гостинице под неуёмную болтовню Катрины, родственницы хозяйки, с парой пожилых леди, отправляющихся на раннюю прогулку в редкий и оттого долгожданный солнечный день.

Серебристые усы и подёрнутые сонной влагой небесные глаза профессора то и дело вытаскивали меня из плена размышлений, которому я так охотно поддавалась за завтраком. Альберт делал смешные гримасы, реагируя на заговорщицкий шёпот за спиной: дамы сплетничали о господине, надравшемся вчера вусмерть и перепутавшем номера. Жена несчастного поутру устроила настоящий скандал, обнаружив его в постели с посторонней женщиной. Вся гостиница была на ушах, пока мы досматривали свои сны, судя по словам леди у стойки. Я прыскала со смеху, когда Корбатов косил глаза или сводил к переносице брови, как бы удивляясь сказанному.

Вскоре женщины договорили и отправились на прогулку, расправив над головами милые зонтики от солнца, а Катрина принялась просматривать утреннюю почту. Гостиница погрузилась в привычные хлопоты, пока мы допивали горячий кофе. Мадам Андертон, хозяйка, кружащая волчком вокруг нас, а особенно вокруг профессора, ни в какую не хотела отпускать нас в дорогу без еды — когда заложили карету, в ней уже лежала целая корзина провианта, которого бы хватило по меньшей мере на трое суток.

— Когда вы сказали, что мы отправимся «загород», я и представить не могла, что речь о стольких милях! — сокрушалась я, когда прошло добрых три часа дороги.

— Не преувеличивайте, душа моя, — ласково отозвался профессор, — мы скоро будем на месте.

Когда мы выехали из Лондона, каждая кочка или неровность на дороге стала ощущаться острее, а по прошествии нескольких часов я уже не чувствовала копчик и всё, что ниже. Проще было бы трансгрессировать или полететь на метле, чёрт возьми! Корбатов же мечтательно смотрел в окно, предвкушая встречу с приятелем.

Дорога несказанно меня утомила, и я сидела, насупившись и уставившись в одну точку. Мелькавший за окном пейзаж совершенно не отвлекал, разве что поначалу. Кучер неустанно напевал что-то себе под нос, и это раздражало ещё больше. Я угрюмо откинулась на спинку сиденья, сложив на груди руки. Размышляла о многом, но, когда Корбатов спросил, о чём я думаю, не нашлась, что ответить. Как облечь бессвязный поток мыслей в такую приземлённую вещь, как слова? Это показалось мне непосильной задачей, и я лишь устало покачала головой.

— Должен вас предупредить, душа моя, что Моррисы — магглы, так что давайте без этих ваших штучек, — и он многозначительно обвёл в воздухе мою фигуру указательным пальцем. Затем протянул руку, намекая на то, чтобы я отдала свою палочку. Я фыркнула — будто она так уж сильно мне теперь нужна.

— Раз они магглы, как же вы с ними познакомились? — почти безучастно спросила я, не отрывая глаз от стенки напротив — укачивало сильно, а опозориться перед профессором и кучером мне хотелось меньше всего.

— С миссис Моррис я незнаком, а вот с Бенджамином мы встретились на фермерском рынке. — Он словоохотливо подобрался, разворачиваясь ко мне всем телом. Я поняла, что разговор будет долгим, и протяжно выдохнула, собираясь с силами. — Когда меня вызвали из России в начале лета, я приехал совершенно потерянный — разумеется, мне приходилось бывать в Лондоне, но чтобы жить…

Я лишь задумчиво кивала и болтала в воздухе носком туфли. В карете было душно, и мне не терпелось вылезти на свежий воздух.

— На второй день я отправился на рынок чуть дальше от города. Вот так и познакомились — у них ведь с женой не только конюшня, но и ферма добротная под Раем.

— Где, вы сказали?

Мне показалось, я ослышалась. Однако профессор повторил свои последние слова, недоумевая, что меня так удивило. Рай — городок, где я выросла, где стоит мой родной интернат. Я не была там всего лишь год, но за это время столько всего произошло, что казалось, прошла вечность. Я мгновенно повеселела и стала умолять профессора заглянуть в мой прежний дом хоть бы на часик — мне так хотелось увидеть Асю, если, конечно, она всё ещё там…

С лица Корбатова не сходило выражение непрерывности мысли, пока он задумчиво жевал губами, размышляя. Я старалась заполнить нависшую тишину своими лепетаниями о том, как я соскучилась и как для меня важно навестить интернат. Вскоре он сдался и дал добро при условии, что сначала мы разберёмся со всеми делами. От радости я не знала, куда себя деть, но очередная кочка на дороге привела меня в чувства, и я продолжила в оцепенении ждать конца своих мучений.

Наконец повозка дёрнулась и резко остановилась. Послышались кряхтения кучера, который вскоре сообщил нам, что мы прибыли. На подрагивающих от тряски ногах я кое-как вылезла из кареты, изо всех сил сдерживая подступающую тошноту, и потерялась в осени.

На много-много миль вокруг расстилалась подгоревшая корочка размашистого поля. Перистые облака не сулили ничего хорошего, но пока что погода не спешила огорчать жителей ливнем или порывистым ветром. Уши заложило тишиной, о которой я так мечтала по приезде в шумный Лондон. Никогда бы не подумала, что буду желать больше всего на свете вернуться в тихий и холодный для меня Хогвартс.

Ферма Моррисов немного отличалась от того, что я себе представляла по дороге сюда — она была совсем не большая, а скорее наоборот. Дюжина лошадей мирно паслась поодаль, они время от времени поднимали головы и с любопытством глядели на гостей, чванно пожёвывая траву.

Вся хозяйственная часть фермы находилась за домом, поэтому моему взору сразу предстало уютное деревянное жилище с небольшим садиком. Листья деревьев начинали приобретать золотой окрас, а последствия вчерашнего дождя оросили их прохладной влагой, из-за чего в воздухе стоял приятный запах осени.

Мы неспешно направились к дому, захватив корзину с нетронутыми продуктами. Казалось, всё в округе затянуто сонной негой: лениво бродит скот, окна зашторены, совсем не слышно голосов.

— Не зря город так назван. Настоящий Рай {?}[название города Rye звучит по-русски «Рай»], — пробормотал профессор, довольно, как сытый кот, смежив веки и вдохнув поглубже осенней прохлады.

Я не очень поняла смысл его слов, но тем не менее согласно промычала, и мы постучали в массивную, несмотря на небольшие размеры дома, резную дверь.

На пороге появился взбитый круглолицый мужчина, на вид чуть младше Корбатова. Одет был по-фермерски: мешковатые штаны с вытянутыми от постоянных движений коленками, просторная рубашка и жилетка с почти полностью оторванными пуговицами. Я сильно удивилась, заметив на его лице остатки дрёмы, ведь для фермеров, как мне казалось, одиннадцать часов дня — самое время для работ по хозяйству. Мистер Моррис с секунду-две замешкался, а потом просиял широченной улыбкой — узнал Корбатова и охотно протянул ему пухлую руку. Они довольно обнялись, пока я неловко переминалась с ноги на ногу.

— Это та самая твоя племянница, Альберт? — учтиво наклонил ко мне Бенджамин своё лоснящееся на солнце лицо. Он напомнил мне Харлоу, и я испуганно вздрогнула, когда он слегка дотронулся до моего плеча.

— Да, это Амелия, взял её с собой по делам, — с абсолютной уверенностью лукавил Корбатов, подёргивая усами.

Хозяин дома не спешил приглашать нас внутрь, удерживая на пороге. Я приподнялась на носочки, чтобы заглянуть ему за спину: там меня встретила лишь кромешная тьма.

— Батюшки, что ж это я! — спохватился он, глядя на мои покрасневшие от холода щёки. — Проходите, проходите! Луиза как обычно у себя в каморке, так что не стесняйтесь, — тараторил он, впуская нас в дом.

Казалось, весь солнечный свет, какой только мог проникать через окна, вобрала в свой могучий кулак эта жуткая темнота. Мрак был повсюду, в каждом уголке, и я невольно поёжилась от ужаса. До моего нюха доносился едва уловимый запах благовоний, каким меня не раз встречал класс Прорицаний.

— У вас кто-то гадает? — ляпнула я прежде, чем подумать. Испуганно зыркнула на Корбатова, но он продолжал спокойным, но цепким взглядом осматривать убранство, ни на толику не смутившись.

Бенджамин добродушно рассмеялся глубоким грудным смехом:

— Да, жёнушка моя, Луиза. — Затем вмиг помрачнел, и угрюмая морщинка пролегла между его бровями. — Этим она уже лет десять занимается, с того момента, как мы поняли, что дитёнка нам Бог не даст.

Я замерла от неловкости и стыда, не зная, что на это сказать — лишь сочувственно вздохнула и поджала губы. Профессор быстро сменил тему, расспрашивая хозяина о его конюшне.

Неспешно, будто боясь кого-то разбудить, я ступала по скрипучим половицам, покрытыми тонким ковром. Приходилось сильно напрягать глаза, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь. Как ни странно, на стенах даже висели расписные тарелки, пучки трав и разные побрякушки — только вот зачем они, если их всё равно не видно? Может, хозяева так от проделок боггарта защищаются?

Сама не заметила, как попала в следующую комнату. Отсюда были слышны обрывки диалога увлечённых Корбатова и Морриса, так что я мысленно махнула рукой, поддаваясь искушению любопытства: впереди что-то позвякивало, и мне стало жутко интересно. Закусив от приятного волнения губу, я аккуратно отодвинула тяжёлую плотную штору, и маленький колокольчик над ней звонко пискнул, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности.

— Проходи, дитя, — раздался томный хриплый голос откуда-то из темноты.

Я не привыкла робеть перед опасностями и неизвестностью, но тут вся съёжилась и вжалась, не решаясь сдвинуться с места. Послышался приглушённый скрип стула, и через мгновение передо мной возникла леди преклонного возраста. Её осунувшееся, но весьма привлекательное лицо подсвечивалось огоньком свечи. Она ласково моргнула глазами и пригласительным жестом указала на подобие стула или кресла — в темноте было ни черта не разобрать. Её глубокий взгляд будто подчинял меня себе, и я в два шага пересекла комнату, усевшись на мягкое сиденье.

— И-извините, что без спроса вошла, — мямлила я, сминая в руках кепи и испуганно оглядываясь по сторонам. Свечное пламя дрожало от дыхания Луизы, когда она присаживалась напротив. Нас разделял маленький овальный столик, а на нём был разбросан всякий хлам: карты, цепочки, бусины, сгоревшие палочки благовоний и многое-многое другое.

— Ничего, детка, не извиняйся. Ты шибко много извиняешься перед другими.

— Почему вы так решили? — сдавленно проговорила я, пытаясь скрыть замешательство на лице и некоторый страх. И мы ещё жаловались на загадочность профессора Онай? Амит бы пищал от восторга, окажись здесь!

— Вижу, милочка, вижу. — Её узловатые пальцы взяли рассыпанную по столу колоду карт и принялись тасовать, заставляя пламя отбрасывать неугомонную тень на стол и стены.

— А что вы ещё видите? — отбросив все предрассудки и страхи, я придвинулась ближе, зацепившись кончиками пальцев за край столешницы. Бархатная и пропитанная кое-где маслом скатерть поползла вниз, и Луиза укоризненно поцокала языком. Скривившись от стыда, я отняла руки и, чтобы не наделать ещё бо́льших глупостей, подложила их под бёдра.

— Много чего вижу, детка. Что тебя конкретно интересует? — она заговорщицки прищурила глаза, и мне стало неловко от того, с каким заворожённым видом я наблюдала за её руками. Смутившись, я прокашлялась и попыталась придать своему лицу будничное, почти незаинтересованное выражение.

— Ну… ничего такого, — едва выдавила я, теряясь перед таким прямым и неожиданным вопросом. Меня много, что интересовало всё это время, но у мадам Онай я спросить, конечно же, стеснялась. Теперь мне одновременно не хотелось упускать такой шанс, но и высказать вслух свои вопросы казалось чем-то невозможным.

Удушливый запах благовоний понемногу успокаивал растравленные поездкой и жутковатой обстановкой нервы. Я постепенно расслаблялась, расправляя плечи. В конце концов, когда Луиза перемешала колоду, я уже с непринуждённым видом откинулась на спинку стула и скользила взглядом по каморке. Глаза привыкли к темноте, и кое-какие любопытные детали стали вырисовываться в тусклом свете одной-единственной свечи: например, на полу стояла круглая ваза с явно сгнившими яблоками. Я поморщилась, представив, какие они мягкие и противные. Около моих ног лежало что-то пушистое, сливающееся с окружавшей темнотой, но я трусила дотронуться — вдруг опять что-нибудь испорчу?

— Вижу непростую судьбу твою. — Перед моим лицом промелькнула карта, после мягко опустившаяся на стол. Я никогда не разбиралась в мастях и тем более в их толковании, так что просто внимательно слушала завораживающий голос леди напротив. Она продолжила после небольшой паузы:

— Вижу, что кто-то поставил преграды, — она усмехнулась, — уже обращалась к провидцам?

Я поняла, что для Луизы, как для маггла, невозможно разглядеть во мне магию, и облегчённо выдохнула. Не представляю, что бы мне пришлось ей наплести, если бы она напрямую спросила о моих способностях.

— Угу, было дело. — Я опустила глаза в пол, стараясь не попасться на лжи. Она лишь снисходительно ухмыльнулась и продолжила вынимать карты.

— Вижу большую-большую боль, дитя. — Луиза брезгливо держала карту кончиками пальцев. — Она исходит вот отсюда. — Её изящный длинный острый ноготь уткнулся мне в сердце. Я дёрнулась, рефлекторно отодвигаясь назад.

— Не бойся, я ведь не желаю тебе зла, — мягко проговорила миссис Моррис, но всё же убрала руку. Третья карта с шорохом покинула колоду. — Хм, любопытно…

Она прислонила палец к губам, внимательно рассматривая масть. Я могла наблюдать лишь рубашку, безуспешно пытаясь за неё заглянуть. В любом случае это было бы бесполезно — я всё равно в этом ничегошеньки не понимаю. Луиза продолжила:

— Вижу чувство, но… как-то странно.

— Что именно странно?

Казалось, я приросла к месту, вытягивая шею всё сильнее и сильнее. Как же было любопытно, что она там увидела!

— Обычно у таких молоденьких всё искреннее, искрящее и бурлящее. — Она неопределённо помахала рукой в воздухе, что все её многочисленные браслеты весело забренчали. — Здесь же что-то корыстное, даже ядовитое, я бы сказала.

— Не очень понимаю, что вы имеете в виду.

Я почти осипла от вновь нагнетённой обстановки. Пальцы крепко вжались в обивку стула, а дыхание участилось, когда я стала догадываться, о чём, точнее, о ком идёт речь.

— Понимаешь ты всё, понимаешь, — не отнимая глаз от карты пробурчала Луиза. — В твоих мыслях всё смазано, очень трудно рассмотреть что-то конкретное, — процедила она несколько раздражённо.

Я изо всех сил попыталась воссоздать образ Себастьяна перед глазами: его веснушчатое лицо и озорные барашки каштановых кудрей. Серый клетчатый пиджак с эмблемой змеи и зелёный ремешок часов. В голову беспрестанно лезло громогласное «Круцио», но я упорно от него отмахивалась, не давая заполонить сознание.

— Вижу мальчишку. Кудрявого, улыбчатого. — Уголки её губ слегла дёрнулись вверх. — Нет, детка, не стоит тебе с ним водиться.

Карта, словно свинцовая, тяжело упала перед моим лицом. Я вперила в неё безумный взгляд, совершенно поглощённая собственными мыслями и эхом раздающимися в ушах только что сказанными словами. Чёрное дымчатое облако прыгнуло на стол, и я вскрикнула, закрывая рот ладонью.

Чёрный-пречёрный кот ловко приземлился на задние лапы и стал чинно умываться, присев аккурат на последнюю карту. Увидев это зрелище, я захихикала, украдкой поглядывая на сосредоточенное лицо Луизы. При появлении кота её черты разгладились, и в глазах блеснула трогательная нежность, обращённая к животному. Я в неуверенности занесла руку, чтобы погладить его по взъерошенной шёрстке, как он сверкнул из полумрака своим зелёным глазом. Одним.

— Не пужайся, дитя, вот такой он уродился. — Миссис Моррис пожала плечами и принялась собирать со стола карты, вытаскивая последнюю из-под кошачьего хвоста. — Кот он хороший — мышей ловит, а вот фамильяр из него скверный. Разве ж углядишь чего одним-то глазом?

— Нет-нет, он очень… милый. — Я осторожно дотронулась до кошачьей макушки, невесомо поглаживая её пальцами. Кот довольно замурчал и стал подставлять тёплую шею и мягкие щёки.

— Раз по нраву ты ему пришлась — это добрый знак. — Луиза подняла указательный палец вверх. Её браслеты и перстни сверкнули в свете догорающей свечи.

— Позвольте спросить, миссис Моррис, — неуверенно начала я, когда фамильяр расположился у меня на коленях, продолжая сладко дремать после тщательного мытья и почёсывания. — Вы сказали «не стоит водиться», но… почему?

Я перешла почти на шёпот — так было неловко говорить об этом, тем более с малознакомым человеком. Любопытство нещадно побеждало, и я, давясь собственным вопросом, глухо закашляла.

— Ох, детка, — она сочувственно поджала бледные губы и покачала головой, — не любит он тебя. Не нужна ты ему.

Я несколько раз глупо поморгала глазами, и мои губы предательски задрожали, когда смысл сказанных слов суровой реальностью опустился на плечи. Сдавленный стон вспорол моё горло перед тем, как я затряслась, закрыв руками искажённое болью лицо. Комната в одночасье смазалась, стёрлась под натиском обрушившегося осознания. Ещё вчера ночью я мечтала, обняв треклятый пиджак, о каких-то глупых чувствах, совершенно потеряв над собой должный контроль. «Теперь же поплатись за свою наивность!», — будто бы кричала сама жизнь. Мысли лихорадило, пока я пыталась успокоиться, а Луиза чем-то гремела за плотной шторой.

Кожу рук неожиданно обожгло паром, и я отняла их от заплаканного лица, обнаружив перед собой большую чашку с чем-то горячим. В воздухе с новой силой возобновился запах благовоний. Всё, что я смогла сделать — это выдавить надтреснутое «Спасибо» и громко, совсем не по этикету, отхлебнуть из кружки. Это оказался слегка горьковатый травяной отвар, похожий на тот, что давала в таких случаях профессор Чесноук.

Стало жарко и душно, я оттянула высокий ворот свитера, обмахиваясь рукой. Кот всё так же сопел на коленях, ни разу не проснувшись.

— Вот здесь очень много боли. — Палец острым ногтем, едва касаясь, прошёлся по ожогу на моей шее. Луиза скривилась и, болезненно шикнув, отняла руку. — Очень сильная боль тела и души, деточка. Откуда такой шрам? Почто не могу увидеть?

— Я многого не могу вам рассказать, миссис Моррис, — бесцветно отозвалась я, пряча ожог под воротом. — Уже давно не болит, — отмахнулась я.

— Здесь, — она указала пальцем на мою шею, — может, и не болит, но вот тут, — ноготь переместился к сердцу, — ноет сильно.

Она медленно встала, собирая длинный подол своего чёрного балахона, и, подойдя к небольшому комоду, зажгла ещё пару свечей. Комната наконец озарилась светом, и я смогла различить газетные вырезки на стенах. «Эми Ламберт. Первая из обвинённых», — гласил заголовок. Заметка на первой полосе очень старой газеты рассказывала о том, что эту самую Эми обвинили в колдовстве из-за маленькой девочки, которая якобы видела ту летящей на ивовой ветке. Я передёрнула плечами, представляя, что за наказание ждало Эми в… Салеме?

— Бедное дитя, — обречённо выдохнула Луиза, проследив за моим взглядом. — Пастор Карвер верил во всякую чепуху, убивая женщин, и не только, направо и налево. Это было две сотни лет назад, но мы с мужем так и не смогли там остаться — до сих пор в воздухе пахнет кровью.

Я открыла от удивления рот,представляя самые жуткие сцены с наказанием «ведьм».

— Это… ужасно. Но почему так бездоказательно приговаривали к смерти?

— Такое время было, детка. — Миссис Моррис рассеянно пожала плечами. Затем порывисто вышла в соседнюю комнату и через пару мгновений вернулась с тяжёлой пыльной книгой. Одними губами я прочла название «Суды над ведьмами в новой Англии».

Сглотнув ком волнения и подступившей к горлу тошноты, я раскрыла фолиант на первой попавшейся странице. Оттуда глазами, полными мольбы о помощи, на меня смотрела осужденная, привязанная к столбу. Несколько бедно одетых мужчин подносили горящие факелы к соломе под её ногами. Этот рисунок кое-где смазался за столько лет, покрылся желтизной от времени, но всё ещё проникал в самую душу. Я спешно захлопнула книгу, подняв небольшое облако пыли. Луиза усмехнулась и забрала её, бережно поглаживая корешок большим пальцем.

— Не сходится у меня что-то, — пробурчала она, когда вернулась за стол, положив книгу на место. — Вижу в тебе смелость, браваду, а сама чураешься котов да картинок.

— Да какая там смелость, — удручённо отмахнулась я, — удача и только. Не знаю, с чего все вокруг решили, что я герой Хог…

Я резко замолкла и закусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Сняла очки и устало потёрла переносицу дрожащими пальцами. Хотелось выйти на свежий воздух.

— Вот это кольцо не снимай. — Луиза посерьёзнела и строго посмотрела на то самое кольцо с чёрной шпинелью, которое я надевала на поэтический вечер. С того дня я всё забывала его снять — так и носила на указательном пальце. — Матерь твоя позаботилась, чтобы оно охраняло тебя. Не пренебрегай вещицей.

Я стала удивлённо рассматривать кольцо, камень которого красиво переливался в свете свечи. Что ж, раз Луиза говорит не снимать, то не буду — может, оно в действительности пригодится когда-нибудь? Я только раскрыла рот, чтобы спросить у неё, что она видит о моих родителях, как за тяжёлой шторой послышались робкие шаги, и на пороге показался обеспокоенный Бенджамин.

— Ох, вот вы где! Мы с вашим дядей чуть не поседели ещё больше. — Он облегчённо вытер покрытый испариной лоб тыльной стороной ладони. — Луиза, не помешала тебе наша юная гостья?

Миссис Моррис на вопрос лишь отмахнулась и стала убирать на столе. Фамильяр, как чувствуя, что «сеанс» закончен, лениво потянулся и спрыгнул с колен, вальяжно выходя за приоткрытую штору.

Перед тем, как выйти из каморки, я задала ещё один вопрос, сгорая от любопытства:

— Скажите, а зачем там гнилые яблоки лежат? — я кивнула в сторону загадочной вазы в углу.

— Это они такими стали после сеансов, деточка. — Луиза копошилась у стола и комода, расставляя атрибутику по своим местам. — Разные люди приходят, с разной болью. Яблочки стоят свежие, вкусные, но после сеансов вбирают в себя всю пакость и скверну — вот и гниют, бедолаги.

Я кинула кроткий взгляд на ту же вазу и в ужасе обнаружила, что почти все яблоки, которые вначале были слегка оранжевые, стали чернее чёрного. Уходя, я не смогла не дотронуться до ожога на шее. Неужели там такая сильная боль?..

***

— Мы тут не развлекаться собрались, — стиснув челюсти, процедил я, наблюдая за смеющейся Натсай.

Я проснулся посреди ночи от жуткого холода — что уж там натворили эльфы, никто не знал, но отопление явно не работало, и почти вся гостиная стояла на ушах. Так я и не смог больше уснуть, поэтому сейчас, когда мы собрались у центрального фонтана, был злой и очень раздражённый.

Поппи, Натсай, Оминис и Анна сидели на каменных скамейках вокруг фонтана в почти пустом холле — от холода многие разбрелись по ваннам или торчали под тёплыми одеялами в гостиных. Ну, или же надирались в Хогсмиде, как мы вчера. Я устало потёр виски, страдая от жуткой головной боли и тошноты. Не представляю, что там творилось с Леандером — я бы после такого количества выпитого, наверное, не выжил.

— Вообще-то я должна встретиться с Чарльзом в библиотеке сегодня, так что говори быстрее, — пропела Анна, рассеянно глядя по сторонам.

— Хватит вести себя, как придурки! — взревел я, теряя над собой контроль. Девочки перешёптывались, хихикали, ныли о том, зачем я их собрал, и лишь спокойный Оминис сидел смирно, заморозив невидящий взгляд.

— Это ты нам говоришь не вести себя, как придурки? — захохотала Натсай, вставая с места. — Говори уже, что ты натворил на этот раз. — Она подошла ко мне вплотную и слегка толкнула в плечо. Развернулась и хотела вернуться на место, но я цепко схватил её за локоть:

— Вы! Какого хрена вы обе натворили? — обращался я ещё и к Поппи.

— В каком это смысле? — Натсай пыталась высвободиться из моей хватки, но я держал крепко, даже чересчур.

— В самом прямом, чёрт бы вас побрал! Что вы дали Амелии после того вечера?

— Да отвали ты! — она резко дёрнулась и зарядила мне локтем в живот, высвобождаясь. Я охнул и согнулся пополам.

Подбежала обеспокоенная Поппи, осуждающе зыркнув на подругу.

— Давайте все успокоимся и нормально поговорим! — она развела руки в стороны, обращаясь ко всем присутствующим. — Хорошо?

После паузы все согласно и не очень охотно замычали, и я попытался продолжить:

— Вы очень, очень сильно сглупили с тем зельем, — я говорил спокойно, но внутри бурлила ярость. — Неизвестно, чем бы всё могло обернуться, и как это может сказаться на её памяти и вообще.

— Мы очень испугались, Себастьян, — начала вкрадчиво Поппи, — вот и не сообразили. А когда поняли, было уже поздно… Но она хотя бы поспала и больше не плакала!

— Вы писали ей? Как она добралась? — попытался я сменить тему, чтобы не разругаться ещё больше. К тому же я действительно переживал, в порядке ли Амелия.

— А сам-то чего не напишешь? — вскинулась распалённая Натсай, и я раздражённо выдохнул.

— Не твоё дело, — огрызнулся я, — можешь заткнуться хоть на секунду?

— Себастьян! — всплеснул руками Оминис, до этого сохранявший гробовое молчание. Натсай, с недоверием поглядывавшая на меня, притулилась около него, ища поддержки. Я хмыкнул — нашла заступника.

— Мы вчера вечером спрашивали у Матильды, добралась Амелия хорошо — профессор Корбетт прислал сову, — успокаивающим и размеренным тоном проговорила Поппи.

— Кто такой этот Корбетт? Новый препод?

— Вроде да, это у Анны надо спрашивать, у нас теории уже нет. — Развела руками Поппи.

Я глянул на совершенно незаинтересованную в беседе сестру, и новая волна гнева захлестнула меня.

— Тебе вообще есть дело до кого-то, кроме Чарльза? — взбесился я, подходя к ней ближе. Мне было стыдно за то, как она себя ведёт по отношению к Амелии — как будто не она спасла ей жизнь!

— Ты сегодня какой-то бешеный, тебя топеройка укусила, что ли? Сам же не хотел, чтобы мы общались, — нахмурилась Анна.

— Вы ведёте себя, как скоты, — не унимался я, — вам вообще плевать, что происходит? Ты, Анна, забыла, что для тебя сделала Амелия?

Сестра возмущённо набрала в лёгкие воздуха, но отвечать не стала, лишь обиженно подбоченилась и отвернулась.

— А этот что здесь потерял?! — почти взвыл я, когда увидел рыжего, подходящего к фонтану. На лице ни царапины, ни ссадины после вчерашнего. Всё ж таки послушался и привёл себя в порядок.

— Раз мы говорим о том случае во вторник, так-то Гаррет в нём тоже замешан, — ядовито усмехнулась Натсай. — Вот теперь давай, устраивай нам всем головомойку, раз самый правильный.

Она откинулась и прислонилась спиной к одной из русалок на фонтане, скрестив на груди руки. Уизли присел рядом с Анной, приняв показательно-непринуждённую позу. Я обвёл сумасшедшим взглядом всех сидящих передо мной и в отчаянии схватился за дурную голову. Что сказать — не знал.

— Мы все в какой-то степени виноваты, — пришёл на помощь Оминис, — ты, Гаррет, в особенности.

Уизли прожигающим взглядом посмотрел на него и тоже отвернулся.

— Давайте в молчанку поиграем, у нас ведь уйма времени! — гаркнул я, что бедняжка Поппи подпрыгнула на месте.

— Кажется, сегодня все не в духе. — Оминис отрешённо разглаживал полы мантии на коленях. — Просто давайте договоримся, что больше не будем делать глупостей. Гаррет, ты меня услышал?

Неуместно поучительный тон Оминиса забрался под кожу колючими иглами, и я почувствовал, как натягиваются раздразнённые нервы. Ещё больше раздражало то, с каким невозмутимым видом вальяжно восседал Уизли, будто и не слышал вовсе, что ему говорили. Я порывисто подскочил к нему и тряхнул за плечи.

— Ты. Его. Услышал? Может, тебе ещё разок вмазать, чтобы слух поправить?

— Да пошёл ты! — он осклабился и одним движением скинул мои руки, вскочив с места. — Она не маленькая, сама разберётся. — И зашагал прочь.

— Ну и зачем приходил? — безразлично спросила Натсай, закатив глаза. — А вообще он прав. Ты, Сэллоу, вообще не лезь. Вечно всё портишь.

— Ч-чего-о-о?! — я наклонился ближе к ней, заглядывая в наглые глаза. Казалось, я вот-вот сорвусь и сделаю что-то необдуманное.

— Того! Умудрился испортить даже мой гениальный план с пещерой.

Оминис раздосадованно опустил на глаза руку и тяжело вздохнул. Я стоял, глотая ртом воздух и не понимая до конца, что только что услышал. Затем уголок моего рта подскочил вверх, и я залился гомерическим хохотом, обращаясь к товарищу:

— Я ведь знал, что в твою умную голову не могла прийти такая тупая мысль!

Натсай возмущённо крякнула и оскорблённо насупилась, пока Поппи вертела головой из стороны в сторону, вообще не понимая, о чём идёт речь. Оминис решительно встал и с несвойственным ему жаром заговорил:

— Значит так. Вы все, — он обвёл нас палочкой с красным огоньком на конце, — думаете над своим поведением и над тем, что вы скажете Амелии, когда она вернётся. Анна, тебя это тоже касается.

Сестра вся сжалась под тяжеловесным преподавательским тоном Оминиса, но послушно кивнула, не отводя от него взгляда.

— И следите за Уизли. Хоть какая-то польза от вас должна быть, — между делом вставил своё слово я, игнорируя их многозначительные вздохи.

Возвращались в свои гостиные порознь. Всё, о чём я мог думать — это о своём странном сне и той пустоте, что так внезапно образовалась в груди.

Что значит это «Нельзя»? Нельзя прикасаться к Амелии? Общаться с ней? Чёрт возьми, думать о ней?! Кто мне может запретить, кто?! Любые запреты всегда меня только забавляли, вспомнить хотя бы бесконечное брюзжание мадам Пергамм о том, что «вход в запретную секцию воспрещён». Да плевать я хотел на все эти «нельзя», чтоб их!

Да, я трижды сглупил, когда, не подумав как следует, повёл себя слишком развязно по отношению к Амелии. Видя, как она отреагировала на выходку Уизли, я принял решение учиться на чужих ошибках. Если и есть хотя бы мизерный шанс подступиться к ней, я им воспользуюсь во что бы то ни стало. Интересно, она уже нашла мой блокнот?..

Комментарий к 19. Фамильяр

Ваши «жду продолжения» и особенно комментарии невероятно мотивируют, спасибо! <3

P.S. Если догадаетесь (вдруг, кто знает?), откуда заголовок газеты и название книги, вам печенька 🍪😉

========== 20. Старые знакомые ==========

Комментарий к 20. Старые знакомые

🎵 LIOVA — Всё потерял

🎵 FACE — Рыть

Приятного чтения <3

— Странные они какие-то, вы не находите?

Вопрос слетел с моих губ, как только мы с профессором вышли на улицу после долгого и, признаться, скучного обеда у четы Моррисов. Луиза не составила нам компанию и предпочла трапезничать в каморке с фамильяром, а Бенджамин с набитым ртом рассказывал о пользе конского навоза при удобрении ягод и о том, как их корова недавно отелилась. Аппетит как-то сразу пропал, и я досиживала остаток обеда, впившись сумасшедшим взглядом в стол.

Долгожданные свет и прохлада сиюминутно подняли мне настроение, и я стала разбалтывать профессора, которого разморило после еды. Он лениво брёл вдоль изгороди, с нежностью смотря на пасущийся скот.

— Луиза нелюдимая, да оно и немудрено, — туманно отозвался профессор, встретившись с моим любопытным и вопрошающим взглядом. — Ну, я про детей. Очень уж она переживает из-за этого.

— Вот как получается — кто-то не может иметь детей и считает это своим проклятьем, а кто-то рожает и оставляет в приюте…

Это были скорее размышления вслух, чем поддерживающая диалог реплика, но Корбатов резко остановился, и его взгляд начал приобретать осознанность.

— Вам ничего неизвестно о ваших родителях, душа моя?

— Простите, я не хотела втягивать вас в этот бессмысленный разговор. — Я отмахнулась, и в голове всплыли слова Луизы о том, что я постоянно извиняюсь. Ну и чёрт с ним.

— Поверьте, я не стал бы поддерживать неинтересную мне беседу, даже из вежливости. — Он ласково улыбнулся и достал из кармана трубку. От запаха табака захотелось выпить чашечку кофе.

— Миссис Морган никому из нас никогда не рассказывала, как мы оказались в интернате, если мы сами этого не помнили. Может, в Хогвартсе есть какая-то информация, но я не узнавала.

Я погрустнела, хоть и сама подняла болезненную тему, и инстинктивно спрятала половину лица в широкий ворот свитера. Ветра не было, и улица встретила нас приятными и мягкими прикосновениями солнца, как нежные поцелуи матери. Хотя, откуда мне было знать?..

— Если хотите, я спрошу у Матильды, когда вернёмся. — Профессор довольно выпустил изо рта дым и прочистил горло. — А пока я вам обещал поездку в Рай. Думаю, мы можем отправиться сейчас же, чтобы не возвращаться затемно. — Он, скорее для подтверждения своих слов, мельком глянул на наручные часы.

Охваченная воодушевлением и предвкушением встречи со старыми друзьями, я не заметила, как мы уже сидели в карете, а краснощёкий и нелепо-весёлый, но с тенью грусти на лице мистер Моррис, стоя у подъездной дорожки, махал нам вслед.

Час дороги пролетел, к моему удивлению, молниеносно: мысленно я уже отбивалась от многочисленных вопросов своих бывших одноклассниц о том, куда же меня отправили, чем я сейчас занимаюсь и зачем приехала. Глупая и совершенно неосмысленная улыбка прилипла к губам и никак не хотела отлипать, поэтому Корбатов, глядя на меня с усмешкой, не лез с расспросами, позволив мне вдоволь насладиться приятным волнением.

Вдалеке стали проглядываться очертания массивного здания, второго такого в округе. Его строгая и неукоснительная угловатость говорила о том, что это далеко не семейное гнёздышко обеспеченной пары с кучей любимых детей. Безликие, одинаковые и такие сиротливо-тоскливые окна — печальные глаза не менее печального заведения. Даже начавшая желтеть листва в роскошном садике и чопорные цветочные клумбы не делали картину позитивнее, скорее наоборот. Вся радость от предстоящей встречи вмиг сменилась нахлынувшей тоской, облепившей сердце, как стая мотыльков горящий фонарь.

Я изо всех сил отмахивалась от назойливых мыслей о проведённых здесь пятнадцати годах, наполненных совершенно разными эмоциями и событиями, но ни разу не настоящим счастьем. Даже когда к нам приезжали артисты, волонтёры и просто гости, всё, на что я была способна — это радость, может быть, веселье, но никогда не счастье. Такое всеобъемлющее чувство, когда хочется обнять весь мир и не отпускать до посинения пальцев. Откуда я знаю, что такое вообще бывает?

Пока мы шли по тропинке с прибитой вчерашним дождём пылью, я не отрывала глаз от этих устрашающих окон. Сколько раз я смотрела в них и терялась в собственных надеждах на обретение полноценной семьи? Детей одного за другим забирали, а я всё смотрела в окно. Зима сменялась весной, обрушивая на землю радость подступающего тепла вместе с капелью, а я всё ждала и смотрела на мир через эти ненавистные стеклянные «глаза». Мальчишки на соседней улице пинали мяч, дрались и гоготали, как ненормальные, а я всё смотрела и смотрела. Ждала и ждала.

Лихорадочно бегая глазами по пустующему двору и безразличным, отрешённым окнам, я искала лишь одно-единственное лицо. Белокурые волосы, большие круглые глаза и нос горбинкой. Время послеобеденное — вот-вот должны вывести подопечных на прогулку, учитывая, что на соседней улице ребят уже загоняли внутрь. Значит, скоро очередь девочек наслаждаться свежим воздухом.

Я презрительно сморщилась и отвернулась, не в состоянии продолжить эту муку и гляделки с ухмыляющимися стёклами, до блеска начищенными сиротами-дежурными.

Как по волшебству или невероятному совпадению, массивные двустворчатые двери распахнулись, и нам навстречу хлынула целая толпа синих платьев с белыми воротничками. Дыхание спёрло от вдарившей в голову ностальгии. Впереди засеребрился старческий пучок миссис Морган. Всегда так было — сначала плывёт её кривая, изогнутая в надменной гримасе улыбка, а затем уже сама главная воспитательница. Я рефлекторно спряталась за плечо профессора, который в это время с любопытством смотрел на разбредающуюся толпу детей: это слегка напоминало двор в Хогвартсе, но из-за обилия синего казалось, будто мы попали на факультет Когтеврана. Мой страшный сон. Я невольно вспомнила Саманту. Затем её волосы, собранные палочкой. Руку Себастьяна на её плече. Всё-таки стих посвящён ей. Нет-нет, хватит.

— Кого я вижу! — миссис Морган наигранно сложила руки в замок и прижала их к груди, изо всех сил выдавливая вымученную улыбку и косясь на Корбатова. Удивительно, но я даже облегчённо выдохнула, услышав её голос. Надо было спасаться от этих глупых мыслей о Себастьяне.

— Здравствуйте, миссис Морган, — процедила я, пряча взгляд в пока ещё зелёном газоне. Стригли совсем недавно. Бедные дежурные.

Завязался неловкий разговор, нить которого я потеряла сразу же после приветствия. Воспитательница быстро смекнула, что с Корбатова можно стрясти приличную сумму на пожертвование интернату, и её и без того притворный интерес к моей судьбе пропал окончательно. Я лишь успела виновато пожать плечами, глядя в растерянные глаза профессора, которого Морган уводила в беседку, на ходу распоряжаясь о чае. Одними губами я произнесла: «Простите» и продолжила высматривать белёсую макушку.

Сбоку, спереди и сзади меня захватили синие платья и белые воротнички: глаза разбегались от количества знакомых и незнакомых лиц. Лавируя в толпе, бессознательно кивая, что-то отвечая и улыбаясь бывшим одноклассницам, я беспрерывно искала голубые распахнутые глаза. Неужели она уехала?..

— Ну и чего вы все тут столпились? — послышался до боли знакомый голос, в который закралась еле заметная хрипотца. Я замерла, затаив дыхание. Рот сам расплылся в улыбке, когда я увидела недовольную физиономию подруги.

— Ася!

***

В гостиной постепенно прибавлялось народу — воскресенье подходило к концу, и многие возвращались из Хогсмида и вылезали из своих комнат. Отопление возобновили, и разомлевшие студенты вели ленивые разговоры, сидя вокруг шахматного стола: Оминис играл с семикурсником.

Я скучающим взглядом обводил опостылевшую гостиную, где каждый чёртов уголок был мне знаком и оттого противен. Несмолкающий шёпот одноклассников, дурацкий смех и абсолютно лишённые смысла диалоги — всё это выводило из себя, и я несколько раз порывался встать и уйти в комнату, но обещал Оминису присутствовать на игре. Будто бы я что-то в этом понимал.

Справа поддерживал разговор своим потрескиванием камин. Вообще, если верить всяким поэтам и писателям, этот звук должен добавлять уюта, но мне хотелось применить Глациус и заткнуть его ко всем чертям, пусть даже эти неженки снова заноют о том, как им холодно.

Мне с недавних пор тоже стало нестерпимо холодно. Даже под горячим душем или тёплым одеялом. Холодно глубоко внутри от осознания, что Амелии нет рядом. Что я совершенно ничего не могу с этим сделать, мне не хватает мужества и решимости даже написать чёртово письмо! Вот если бы она сейчас опустилась рядом со мной на диван, это бы решило все наши проблемы — эта манящая фантазия уносила меня в болотистый мир грёз. Я мечтательно прикрыл глаза, представляя желанную сцену в своей голове. Рядом кто-то плюхнулся, и я вздрогнул.

— Привет, Себастьян. — Рука Саманты как бы невзначай похлопала меня по бедру, отчего я напрягся.

— Эм, Сэм… Привет, — замялся я, с недоумением глядя на её тонкие длинные пальцы, всё ещё лежащие на моей ноге. Казалось, у меня сейчас начнутся судороги — так сильно напружинилось всё тело.

Она, хитро посмотрев мне в глаза, так же быстро убрала руку и поправила подол юбки, закидывая ногу на ногу. Я нервно сглотнул. Вспомнил вчерашний сон. Казалось, мои горящие щёки вот-вот расплавятся и стекут прямо на колени. Я прокашлялся и поспешно отвернулся. Что за чёрт?

— Как поживаешь? — она смотрела куда-то сквозь шахматистов будто бы затуманенным взглядом. Болтала ногой и выглядела вполне расслабленно. Если не брать в расчёт то, как мы «расстались» и наш последний разговор, можно было бы подумать, что это обычная ни к чему не обязывающая беседа двух знакомых, но это было не так. Я с недоверием покосился на неё, но всё же ответил:

— Нормально, а ты?

— Тоже. Я завтра буду на вашей тренировке — Имельда позвала. Ты не против?

— Почему я должен быть против? — я совершенно не понимал, к чему она клонит.

— Ну, мало ли. Скажешь, что я тебя преследую или ещё чего.

— С чего бы это?

— Да просто, не бери в голову, — она отмахнулась, сморщившись. Я подвинулся к краю дивана, делая расстояние между нами более приличным. Учитывая своё взвинченное состояние последние несколько дней, я понимал, что такая близость может неизвестно чем обернуться.

Спустя пару минут обоюдного молчания я уже расслабился, думая, что на этом наш странный диалог закончен, но Саманта резко развернулась, улыбаясь во весь рот:

— Тебе понравился поэтический вечер?

Я поперхнулся, озираясь по сторонам — все заняты своими делами, но кто знает, может, греют уши? Вполголоса ответил:

— В каком смысле? К чему ты клонишь?

Саманта выглядела так, будто спрашивает совершенно серьёзно и безобидно, и лишь плескающееся в тёмных глазах коварство выдавало её с потрохами.

— Чего ты такой взвинченный? — она нарочито медленно положила ладонь на моё колено и стала перебирать пальцами, двигаясь выше. Я почти забыл, как дышать, вперившись безумным взглядом в её руку. Когда она зашла слишком далеко, я вскочил с места, прикрываясь спинкой дивана. Что это было вообще? А я, как назло, без мантии!

Что-то невнятно промямлив, широкими шагами двинулся в сторону комнаты, игнорируя немые вопросы на лицах проходящих мимо студентов. Ещё не хватало опозориться перед всеми. Я залетел в комнату, громко захлопывая за собой дверь. Повезло хоть, что соседи где-то шастают, а то бы пришлось испытывать неловкость и перед ними.

Я обтёр гадко вспотевшие ладони о брюки, стараясь списать своё состояние на естественную, природную реакцию: она почти залезла мне в штаны, чёрт возьми! Почему же тогда так противно от самого себя? Почему я испытываю вину? Что за игры, Сэм?!

Мне казалось, я ясно дал ей понять, что ошибся, свернул не туда и вообще всё кончено. Меня вмиг захлестнуло возмущение, и я в безмолвной мольбе посмотрел в потолок, словно обращаясь к самому Мерлину: «За что?!»

Самым омерзительным во всей этой ситуации было то, что мне нестерпимо хотелось туда вернуться и продолжить. Хищная и довольная собой змея плотным кольцом затягивалась на моей шее.

***

— Ами! Ты? — её сдвинутые к переносице брови поднялись чуть ли не на самую макушку, а рот раскрылся в широченной улыбке, граничащей с немым криком. Как я скучала по этой эмоциональности!

Я бросилась навстречу, расталкивая зевак, и повисла у неё на шее, пока она держала навесу руки, не решаясь обнять меня в ответ, будто не верила, что всё взаправду. Я насилу отпрянула от неё и посмотрела в бездонные глаза, на дне которых искрилась радость вперемешку с замешательством и даже страхом.

— Что такое? Ты не рада меня видеть? — моё настроение резко сменилось, и уголки губ вернулись в прежнее положение, так и норовя опуститься вниз.

— Н-нет, что ты такое говоришь! — она схватила меня за локти, разворачивая лицом к небольшому фонтану и уводя подальше от любопытных глаз. — Ты почему тут? Неужели тебя вернули?..

Я несколько секунд глупо хлопала ресницами, а потом расхохоталась, больше не в силах лицезреть её смешную нелепую гримасу. Она с мгновение замешкалась, а потом подхватила моё настроение, и вот мы уже вместе сидели на краю фонтана и звонко смеялись, сами не зная, из-за чего. Когда я немного успокоилась и отдышалась, решила всё-таки внести ясность, смахивая слёзы веселья:

— Я, вот, с учителем приехала, — я указала рукой в сторону беседки, где изрядно измученный Корбатов неохотно слушал россказни миссис Морган, — вас навестить.

— Бедолага твой учитель. — Ася сочувственно поджала губы, хотя лёгкая тень ухмылки на её лице дала мне понять, что её на самом деле забавляет это зрелище.

— Расскажи мне всё, что тут произошло за год. Я так скучала! — я порывисто взяла её холодные руки и заглянула в глаза со всей нежностью, на которую только была способна. Моя душа, наверное, взлетела до небес, когда я наконец смогла расслабиться в компании близкого человека. Вот оно, то самое чувство — я была готова обнять и расцеловать весь мир. Даже миссис Морган и директора Блэка.

— Да ладно! И что же ты сделала? — смачно чавкая яблоком, спросила Ася, чуть не заглядывая мне в рот от неуёмного любопытства.

Прошло около двух часов с тех пор, как мы самозабвенно разговорились у фонтана. Время прогулки только что вышло, и всех отправили на полдник, к которому я с охотой присоединилась. Держу пари, Корбатов ненавидел себя за то, что дал слабину и позволил мне сюда приехать — миссис Морган окучивала его дальше.

Когда настала моя очередь рассказывать, что же случилось за минувший год, я долго не находила, с чего начать. Глотала ртом воздух и задыхалась при малейшей попытке выдавить из себя хоть что-то. На языке крутились два уже ненавистных мне имени: Гаррет и Себастьян. Ася пришла мне на выручку, задавая наводящие вопросы, которые в итоге привели к злосчастному поэтическому вечеру. Я, хлюпая покрасневшим носом, рассказала ей о выходке Уизли.

В версии для Аси они простые студенты из той же «элитной» школы, в которую меня взяли по чистой случайности. Я и не сомневалась, что подруга не поверила в этот бред, который я даже не удосужилась довести до мало-мальски правдивого, но она не стала насилу расспрашивать, видя, как эмоционально я реагирую.

— Я… убежала, — виновато выдавила я, наблюдая, как лицо Аси вытягивается от удивления с примесью разочарования.

— Ты что? Убежала? — она всплеснула руками, задев откушенным яблоком сидящую радом девочку. Та недовольно покосилась на нас и отодвинулась. — Надо было ему навалять как следует!

— Ты очень похожа на одну мою подругу из той школы, — я прыснула, чувствуя, как потрескавшиеся и сухие из-за заложенного носа губы неприятно пощипывает при улыбке. — Её Натсай зовут, она из Африки.

— Ничего себе! Вот это у тебя насыщенная жизнь, — она отчаянно бросила потемневший огрызок в тарелку и подпёрла щёку рукой. — И что же, она врезала тому Генри?

— Гаррету! — я рассмеялась. Имён на бедную Асю свалилось и впрямь много. — Нет, никто ему не врезал, — к своему собственному удивлению, я вымолвила это слишком надтреснуто и разочарованно, будто бы жалея.

— Даже этот твой Себастьян?! — её челюсть почти упала на стол, а потом нос горбинкой забавно сморщился в презрении.

— Почему мой-то? — я отчего-то зарделась. — Нет, даже он. Думаю, он сильно разочаровался во мне после этого…

Она, заметив мою сконфуженность, заговорщицки наклонилась ближе и шёпотом проговорила, хлопая меня по руке:

— Ну что за глупости! Если он и правда, как ты говоришь, разочаровался, туда ему и дорога. Бог с ними, с этими мальчишками. — Подмигнула и выпрямилась.

Через полчаса, когда всех распустили на свободное время, как и полагается по воскресеньям, мы с Асей нерасторопно прохаживались по длинным коридорам, прислушиваясь к постукивающему за окном дождю. Солнце скрылось за тучами, и без того мрачное здание приобрело тленный вид.

Подойдя к холодному, побелённому известью и обшарпанному подоконнику, я стала заворожённо наблюдать за стекающими по стеклу каплями. Какие они все разные: есть крупные, есть мелкие, есть идеально круглые или овальные, а есть несуразные и взбалмошные. Некоторые из них сливаются друг с другом, настигая пару в самом низу стекла, а некоторые так и остаются одни, мирно стекая к оконной раме. Какая я капля? Есть ли вероятность того, что я когда-нибудь с кем-то сольюсь в таком вот танце и протанцую всю жизнь?

— Ами, ау! — Ася тормошила меня за плечо, пока я замороженным взглядом следила за «танцами» капель.

— А? Да-да, я слышу, — я рассеянно проморгалась и попыталась выдавить улыбку, чтобы не показаться скучающей или расстроенной. К сожалению, моё упадническое настроение не скрылось от внимания подруги.

— Ты переживаешь из-за этого Гаррета? Да ну его! — она ободряюще приобняла меня за плечи.

Я снисходительно улыбнулась, лукаво поджав губы. Ася это заметила и, нацепив на себя не менее хитрую ухмылку, отодвинулась, глядя с прищуром:

— Или ты что, влюбилась в этого своего Себастьяна? — её улыбка, казалось, вот-вот ослепит меня, и я поспешила отвернуться, сама еле сдерживая дрожащую в уголках губ усмешку.

— Да почему сразу мой-то? — выпалила я, скрещивая на груди руки. Было стыдно признаваться себе в том, какой невероятный трепет поднимался в моей душе, когда разговор заходил о Сэллоу. Приятно было разделить эту ношу неоднозначных чувств с беспристрастной подругой, которая не станет поливать Себастьяна грязью или наоборот возводить его чуть ли не в божественное существо.

В отличие от Натсай и Поппи, Асе я как на духу рассказала обо всём в подробностях, не утаив даже ужасно смущающую и позорную сцену в пещере весной, изменив локацию на школьный двор. Она, раскрыв рот и округлив свои бездонные глаза, слушала и не перебивала, лишь изредка вставляя «Ого!» или «Да ну, не может быть!».

По дороге сюда я терзалась мыслями, как мне рассказать ей о своей жизни в Хогвартсе, скрывая само его существование? Мне казалось это просто невозможным, но на деле всё получилось само собой и, насколько я могла судить, логично. По крайней мере, у Аси не возникло лишних вопросов, или же она не стала мне их задавать. Единственное, что осталось нерешённым, это мой шрам. Как хорошо, что я надела этот свитер с горлом, иначе бы пришлось выдумать чёрт-те что, хоть бы пожар или несчастный случай! А ведь эта деталь сильно сказалась на наших отношениях с Себастьяном. Наших что?..

— Послушай, — она устало выдохнула, зарывшись пальцами в волосы, — мне кажется, тебе стоит взять паузу. Послать обоих куда подальше.

— Я тоже об этом думала, — хмыкнула я.

— А тот стих, он у тебя с собой?

— Нет, но, как бы мне ни было стыдно признаваться, я помню его наизусть.

— Ну так давай, прочти, а я послушаю: может, он вообще спёр его из какой-нибудь книжки?

Глубоко вдохнув, я кое-как, через силу выдавила эти мучительные строчки, отмахиваясь от подступающих слёз. Из головы не выходила мысль о том, что они посвящены Саманте.

— Ого, красиво так-то, и вроде сам написал. — уголки Асиных губ опустились в одобрительной гримасе. Она задумчиво покачала головой. — Непонятно, конечно, кого он имеет в виду, но с той девушкой он, вроде, не так долго общается?

— Да кто его знает. Поппи говорила, раньше их часто видели вместе, особенно на уроках, а потом заболела его сестра, и всё вот так завертелось, закрутилось… — Я поникла, опустив голову. Воспоминания из Хогвартса душили меня, и нестерпимо хотелось открыть окно и задышать новыми мыслями и чувствами, забыть обо всём старом. — И гадалка эта…

— Какая гадалка? — встрепенулась Ася.

— Ой, да Луиза, мы у них с профессором сегодня были. Она мне такого наговорила. — И я принялась рассказывать ещё и об этом, то и дело ёжась от жутких воспоминаний о том мрачном месте и сказанных Луизой словах.

— Очень странная старушка, — Ася подбоченилась, — я бы не стала ей доверять. Мало ли, что у неё на уме? Надышалась своими благовониями и чушь несёт.

Я затряслась в немом смехе, сложившись пополам. Ася никогда не лезла в карман за словом, но я так от этого отвыкла, что захотелось стиснуть подругу в объятьях и больше не расставаться ни на миг.

Когда сгустились сумерки, оставаться дальше стало неприлично, к тому же приближался час отбоя, а чай, по словам Корбатова, лез у него из ушей.

Любезно согласившись проводить нас до ворот, миссис Морган жеманно приглаживала свои седые волосы и с презрением на меня косилась. Я не совсем понимала, что ей не понравилось, пока, прощаясь с профессором, она не проронила напоследок:

— И следите за вашими подопечными, а то они у вас совсем от рук отобьются. Вон, уже и в брюках щеголяют.

Расставались мы с Асей мужественно, не проронив ни одной слезинки, хоть и тоска душила меня своими когтистыми лапами. Из покачивающейся кареты я смотрела назад на удаляющуюся фигуру подруги, пока мы не свернули, и интернат не остался далеко позади.

Было решено остаться у Моррисов, поскольку до Лондона мы бы добрались глубокой ночью. Предвкушая ту мрачную обстановку, я поймала себя на мысли, что лучше уж проведу ночь там, чем осталась бы в интернате, как мне предлагала миссис Морган. Отчётливо я убедилась в том, что совсем не скучаю по этим стенам, на ужине.

Параллель между интернатом и Хогвартсом возникла у меня в голове сразу же, как подали еду, и многочисленные воспитанницы заняли свои места: перед глазами в воспоминаниях встал Большой зал и четыре длинных стола факультетов, ведущих, как дорожки, к директорской трибуне. Однако, когда все принялись ужинать, атмосфера, царящая в интернате, не шла ни в какое сравнение с той, что окружала меня весь год в Хогвартсе.

У нас на ужине принято было читать письма от родных и делить эти эмоции друг с другом. Распаковывать подарки, если кому приходили, и хвастаться одноклассникам. Болтать о прошедшем дне, обсуждать домашку и тренировки. Здесь же ужин прошёл в звенящей тишине, сопровождаемой лишь постукиванием приборов о тарелки и еле слышным шёпотом передать хлеб или соль. Девочки не грустили, они так же, как и любые дети, улыбались, кивали друг другу и подмигивали, но на их лицах отпечаталась такая въевшаяся за все годы сиротства печаль, что её можно было увидеть невооружённым глазом. Это пугало и одновременно отрезвляло.

Я вдруг вспомнила, как веселили меня наши Хогвартские ужины, с каким трепетом я ждала наступление вечера, чтобы перекинуться с Себастьяном парой взглядов, а потом думать о них всю ночь. Как ждала философских рассуждений Оминиса, у которого вошло в привычку рассказывать всему столу различные научные факты. Из-за этого наш стол постепенно пустел из раза в раз, но мы с Себастьяном, как настоящие друзья, терпеливо слушали и даже умудрялись что-то запоминать.

Чувство, когда идёшь после ужина и болтаешь с друзьями до самых лестниц, а то и до чужих гостиных, не сравнится ни с чем. Царящая в Хогвартсе атмосфера, хоть я и считала её всё ещё чужой, пропитана счастьем и детством. Здесь, в интернате, всё вдруг превратилось на контрасте в чёрно-белое, и мне стало невыносимо тоскливо и обидно за Асю, которая видит эту сепию каждый день и больше ничего.

Пока мы ехали в карете, а фонарь кучера назойливо бил по глазам через щёлку в перегородке, я перебирала в мыслях все-все воспоминания, связанные с Хогвартсом. Представляла, как ребята сейчас ужинают, смеются и пуляются едой, как это любит делать Гаррет. Как Поппи смущается от заботы Амита, а Натти кидает грозные взгляды на Джошуа. Побыстрее бы прошла эта неделя. Поверить не могу, что действительно думаю так, хоть и уносила оттуда ноги вчера утром, лишь бы быть подальше от Себастьяна.

— Душа моя, вижу, вы о чём-то сосредоточенно размышляете, но, пока не забыл, — профессор повернулся ко мне полубоком и задумчиво погладил усы, — завтра в Министерстве будьте осторожны и не особо вникайте в то, что вам там будут говорить.

— В каком смысле? — слова Корбатова заставили меня отогнать полусонные мысли и остолбенеть в недоумении.

— Завтра всё сами поймёте. Просто не пытайтесь ничего им доказать. — И он участливо похлопал меня по плечу, отворачиваясь к окну, откуда было видно лишь хмурую ночь.

***

Понедельник начался спокойно, если не считать, как сдавило грудь, когда я не увидел Амелию в очереди в ванную, как это бывало почти каждое утро. Не на ком было потренироваться в самом-холодном-взгляде-на-свете.

На завтраке я старался не смотреть по сторонам — мне казалось, все вокруг видели вчерашнюю выходку Саманты и теперь обсуждают это друг с другом. Конечно же, на деле это было совсем не так, и даже сама она как ни в чём не бывало поздоровалась и прошла к столу Когтеврана. Мозг взрывался — я вообще не понимал, что происходит.

После третьего урока забрёл в библиотеку и под подозрительный прищур мадам Пергамм клятвенно её заверил, закатив глаза, что не собираюсь в этот раз покушаться на её священную Запретную секцию. Мне надо было подготовиться к Травологии, в которой ни черта не соображал, а Оминис отказался помогать, сказав, что я совсем обнаглел, ведь «учебный год едва начался».

Расположившись у длинного стола возле винтовой лестницы, я нехотя и со слишком протяжным и вымученным вздохом раскрыл тяжёлую книгу. Подставив страницу под свет лампы, принялся читать наискучнейший текст, параллельно записывая на пергамент то, что мне понадобится для доклада. У меня было всего лишь сорок минут перед Прорицаниями, поэтому я старался в них уложиться, чтобы больше не возвращаться в это сосредоточение скуки и тоски.

Примерно через полчаса всё было готово, и я, радостный и довольный собой, принялся собираться. Стоя напротив длинных и забитых книгами стеллажей, куда я вернул фолиант, я уже намерился направиться на выход, как чьи-то холодные пальцы с острыми ногтями схватили меня за запястье.

— В чём дело?! — зашипел я, не скрывая своего испуга и страдальчески вскидывая брови. Мерлин, неужели снова?

— А чего ты вчера так быстро убежал, Себастьян? — Саманта положила ладонь мне на грудь, слегка сжимая школьную жилетку.

— Ты… ты как-то странно себя ведёшь. — Я округлившимися глазами смотрел на её руку, сам придвигаясь всё ближе и ближе к стеллажам. Она же не отступала и прижималась сильнее. Я нервно ослабил галстук, сглатывая вязкую слюну.

— А что странного? Тебе не нравится? — деланно-обидчиво буркнула Саманта, выпячивая нижнюю губу.

— Н-нет, не нравится. — Я насупился и перехватил её руку, отстраняя от себя. — Прекрати. Это непозволительно.

— Да что ты? — она заигрывающе запорхала ресницами и улыбнулась коварной лисой. — А если сменить обстановку на Больничное крыло? Тебе так будет привычнее?

Я обомлел и уставился на неё обезумевшим взглядом.

***

Еле продрав глаза, первым же делом я украдкой отодвинула плотную занавеску и вгляделась в туманно-хрустальное утро. Забрезжил рассвет, и, как по команде, сладкоголосые птицы радостно запели, встречая первые лучи солнца.

В доме Моррисов из-за постоянно закрытых окон и дверей было душно и как-то некомфортно, и мне удалось вдохнуть полной грудью, лишь выйдя на улицу.

Всё ещё скованное сонной негой тело так и рвалось сладко потянуться, а кожа покрылась утренними мурашками. Дождевые бусины на кружеве паутины залихватски подмигивали и сверкали на рассветном солнце. Нашу карету окутало парящим одеялом тумана, и казалось, будто она парит в воздухе, если не замечать тряски от кочек и неровностей на дороге. Меня окружает такая красота, такая благодать! А я, дурёха, умирать собралась? Я с укоризной и сожалением посмотрела на красное запястье, выглядывающее из-под свитера, и натянула рукава до самых пальцев.

Прибыли мы в Лондон ближе к полудню, и воздух уже успел достаточно прогреться на солнце, но дождевая свежесть всё ещё бодрила и вызывала играющую улыбку на наших с профессором лицах. Я всё думала о его вчерашних словах по поводу Министерства и никак не могла понять, что же он имел в виду. Сам же Корбатов хранил таинственное молчание, но чем ближе мы подъезжали, тем серьёзнее становилось его лицо. Это меня пугало, и я сама неосознанно напустила на себя строгость, готовясь к чему угодно, хоть бы к казни.

До обветшалой телефонной будки добиралась наносочках из-за обилия крыс — омерзительное место для входа в Министерство. Профессор набрал нужный номер и представил нас, после чего раздался щелчок.

Перед тем, как будка двинулась вниз, заставляя меня зажмуриться от страха, я увидела на старом дереве чёрного ворона, сверкнувшего в тени своим единственным зелёным оком.

Комментарий к 20. Старые знакомые

Ваши «жду продолжения» и особенно комментарии невероятно мотивируют, спасибо! <3

========== 21. Слабые стороны ==========

Комментарий к 21. Слабые стороны

🎵 RAYE — Escapism.

🎵 Юрий Титов — Понарошку

🎵 Alexander Stewart — I wish you cheated

Внимание! В этой главе упоминаются не самые приятные вещи (тошнота, рвота, а также кровь). Читайте с осторожностью ❤️

Приятного чтения <3

Примерно так я и представляла себе Министерство: огромный солидный холл, пол которого блестит чистотой настолько, что слепит глаза. Многочисленные строгие костюмы сливаются в одного гигантского Дементора на фоне тёмной дорогой мебели. Из-за обилия разных оттенков чёрного и кислых лиц кажется, будто где-то неподалёку проходят похороны. По крайней мере, чувствовала я себя среди всех этих серьёзных леди и джентльменов так же неуютно. Не в своей тарелке ощущал себя и Корбатов: он постоянно сводил к переносице брови и поджимал смешные усы. Я сглотнула подступивший к горлу нервный ком и инстинктивно схватила профессора за подол пиджака. Он умильно крякнул и повёл меня дальше по скользкому блюдцу холла, направляясь к более узкому коридору.

Бесконечный ряд дверей и вывесок привёл нас к самой крупной и презентабельной: «Министр магии Фэрис Спэвин». Именно о нём говорил директор Блэк. К своему несчастью и стыду, я не узнала об этом министре ничего и теперь ужасно разволновалась, чувствуя, как потеют ладони. Корбатов коротко кивнул и жестом приказал ждать за дверью, пока сам уверенно постучал и вошёл после приглашения.

Прошло пару минут, и дверь снова открылась. Оттуда показался озадаченный профессор. Его лицо выражало то ли раздражение, то ли скорбь, то ли разочарование, а, может, и всё вместе. Он кивком пригласил меня внутрь, а сам остался за дверью. Я не успела возразить, как уже стояла в просторном кабинете, обводя округлившимися глазами высоченные стены и потолок. Где-то впереди мелькала маленькая сухая фигурка человека в свойственном этому месту чёрном костюме. Я неспешно двинулась к его столу, пытаясь унять трясущиеся коленки. Всё разом вылетело из головы, и образовалась сквозящая пустота. Только сейчас я почувствовала, что держу в руке палочку — должно быть, Корбатов успел отдать её перед тем, как отправил меня в пасть голодному кабинету.

Я не понимала, почему чувствую такое смущение и страх, ведь передо мной сидел совершенно безобидный на вид старичок, а его чопорный костюм нелепо висел на сухощавой фигуре, что придавало ему слегка нелепый и смешной вид. Мы рвано и буднично поздоровались, и по гладкой столешнице ко мне приплыла какая-то бумага вместе с пером. Поняв, что должна это подписать, я мельком глянула на шапку документа: «Согласие на полную передачу сведений…». Я не смогла дочитать, потому как раздражённый голос министра велел «быстро подписать бумагу и уже приступить к делу». Ничего не успев сообразить, я заученным движением махнула пером, и документ моментально вернулся к Спэвину. Чёрт, что же я подписала?!

Гнусавый и заставляющий зевать голос разрезал гнетущую тишину спустя несколько минут:

— Что же вы робеете, мисс? — министр со скрипом поднялся с кресла и, заведя руки за спину, вальяжно подошёл к стеллажу с книгами. Это напомнило разговор с Блэком, и я недовольно нахмурилась, готовясь к скучному и неприятному диалогу. От Спэвина так и несло отталкивающей энергией. И почему я стала такая мнительная и подозрительная?

— Господин министр, я бы хотела побольше узнать о древней магии, — начала я, и мой голос, на удивление, даже не дрогнул. Вся эта странная ситуация с непонятными мне способностями начинала слишком затягиваться, что не могло не раздражать. Я пропущу целую неделю уроков и тренировок по квиддичу ради пустой болтовни или ради стоящих знаний и умений?!

— Ну куда же вы так спешите? — он обернулся и слащаво оскалился, обнажая пожелтевшие зубы. Скорее всего тоже курит, как Корбатов. Странно, что табаком совсем не пахнет. Видимо, применяет магию, чтобы избавиться от запаха. Волна раздражения и нетерпения поднималась откуда-то снизу, застилая все внутренности чёрной плёнкой гнева. Эти «взрослые», чтоб их! Ни черта не понимают. Я что, размышляю как Себастьян?..

— У меня всего пять дней, чтобы хоть что-то узнать и хоть чему-то научиться. Я не намерена тратить своё время впустую.

Сама от себя такого не ожидала. Чёрт, а это приятно! Приятно отстаивать свою позицию. Я непроизвольно горделиво вздёрнула подбородок и вскинула полные решимости глаза на ухмыляющегося старичка. Он что-то пробубнил себе под нос и вернулся в огромное для него кресло, почти утопая в нём.

— Зачем вам это нужно, мисс… — он запнулся и забегал глазами-бусинами по разбросанным на столе пергаментам.

— Мэллори, — я пришла ему на помощь, возможно, слишком громко выдохнув. Мерлин, они даже не удосуживаются ознакомиться с личностью того, кого принимают у себя в кабинетах! О чём с ними можно разговаривать?!

— Да, мисс Мэллори, — он немного пожевал губами, — зачем вам столь большая ответственность в виде такого редкого дара?..

— Что значит зачем? Вообще-то я не выбирала свои способности. Я только год владею магией и…

— Вы ошибаетесь, — он предупредительно выставил вперёд ладонь, — не год. Владеете вы ей с рождения, а вот учитесь пользоваться…

— Да-да, я это и имела в виду, — остановила я министра, нетерпеливо постукивая кончиком палочки по столешнице снизу. — Только вот проблема в том, что я изучаю магию не с одиннадцати лет, как все, а с пятнадцати. Это, как вы понимаете, немного усложняет мне задачу. К тому же эта древняя магия…

— Не надо так себя жалеть, деточка. — Он снова встал, оборвав меня на полуслове. Похоже, тон беседы сразу не задался, и теперь мы словно перекидывались горячей картошкой: то и дело перебивали друг друга, скрывая своё недовольство.

— Если бы я себя жалела, то не стала бы принимать никакое участие в битве с Ранроком. — При воспоминании об этом ужасе всё внутри похолодело.

Вокруг языки пламени, которые с рыком изрыгает огромный страшный дракон. Я, такая маленькая по сравнению с ним, мечусь из стороны в сторону, пытаюсь не сгореть и нанести хотя бы какой-нибудь удар. Горячие волны лавы расплёскиваются по потрескавшейся земле, и мои ноги почти полностью обрызганы ею и теперь неимоверно болят от ожогов. Я совершенно не успеваю пить рябиновый отвар и с каждой минутой чувствую, как силы покидают меня, а палочка вот-вот выпадет из рук. Даже не помню, чем всё закончилось: очнулась я уже в Больничном крыле с перебинтованными руками и ногами. За что я сражалась? Для чего и почему? Мне никто не объяснил и объяснять, похоже, не собирается…

— …всё запутано. Не вижу смысла вам вникать в столь серьёзные проблемы. Вы слишком юны для этого. — Монотонный голос словно поднялся из толщи воды, куда я нырнула при жутких воспоминаниях. Я встрепенулась и ошарашенно посмотрела в затылок Спэвина.

— А Исидора тоже была слишком юна для этого? Может, и Персиваль, по-вашему?

Он резко обернулся, смотря на меня из-за спины. Его глаза превратились в щёлки, в которых загорелось раздражение. Я осеклась в смятении или даже страхе, затаившимся где-то внизу живота. Сейчас наговорю лишнего, и меня отправят в Азкабан…

— Я хочу и готова узнать больше. А ещё готова тренироваться, чтобы лучше управлять своей способностью. — Попыталась разрядить обстановку, сделав голос мягче, но, похоже, это было тщетно.

— Хотел бы я сам знать больше… — пробурчал еле слышно Спэвин, прохаживаясь вдоль высоких полок. — На сегодня всё. — Громче сказал он, игнорируя замешательство на моём лице. — Остальное вам расскажет Корбетт.

— К-как всё? И что он мне расскажет, он ведь сам только недавно приехал! — Я подпрыгнула на стуле, а от бешенства стали нагреваться пальцы. — Вот, посмотрите, — я вытянула вперёд руки, оставив палочку на столе, — они горячие, как раскалённые угли. Я это не контролирую, в любой момент могу нанести кому-нибудь вред! — почти в полном отчаянии кричала я, пока к горлу подступал ком обиды. За что мне все эти сложности и непонятки? Я просто хочу быть обычным подростком с обычными подростковыми проблемами!

— Альберт же как-то научился справляться, вот и вас научит, — абсолютно равнодушно прокряхтел министр и вернулся за стол.

Он тут же уткнулся в какие-то бумаги, напрочь позабыв о моём присутствии. Я так и стояла, как полная дура, посреди его кабинета с вытянутыми руками. Кончики пальцев жгло, будто обмоченные в горячую смолу. Если присмотреться, можно было увидеть, как кожа пульсирует, готовая вот-вот излить страшную и необузданную магию. Я рывком схватила палочку со стола и кинулась прочь из кабинета, заливаясь горячими слезами.

— Почему вы мне ничего не сказали?! — завопила я, едва увидела Корбатова в коридоре. Несколько человек, проходящих мимо, заинтересованно и возмущённо повернули головы. Глаза профессора забегали, немо извиняясь перед окружающими, и он мягко взял меня за локоть и повёл на выход из коридора. Только очутившись в менее людной комнате, он тихо и участливо спросил:

— Что этот старикан вам нагородил?

— Вы… Вы! — я возмущённо вырвала локоть из его пальцев, ничего не видя из-за застилавших глаза слёз. — Вы мне ничего не сказали! Почему?!

— Успокойтесь, пожалуйста, душа моя. — Корбатов пытался схватить меня за руки и усадить на диван, но я вырывалась и постепенно забилась в угол, осаживаясь на пол. Подтянув к груди колени, уткнула в них лицо и обессиленно затряслась в жгучих рыданиях. Оправа очков больно врезалась в лоб, а пальцы так по-прежнему и жгло. Рядом со мной опустился профессор и обречённо вздохнул.

— Я не говорил вам, чтобы раньше времени не запутать и не напугать. Сам через всё это когда-то проходил и не хотел, чтобы вы мучились. Видимо, сделал только хуже…

Всё ещё хныча, я оторвала заплаканное лицо от промокших брючин и посмотрела на понурого Альберта. Его усы опустились, а и без того морщинистое лицо стало ещё более осунувшимся. Я всхлипнула, и тягучее чувство вины за свою вспыльчивость засвербело где-то в груди.

— Простите меня, профессор. Я погорячилась… Просто этот министр… — у меня заскрежетали зубы, а пальцы начали нагреваться с новой силой.

— Я ведь вас предупреждал — не слушайте никого, не принимайте так близко к сердцу всю эту ерундистику, — он с жаром всплеснул руками.

— Как тут не принимать близко к сердцу? Мы тут торчим уже третий день, а я ничего нового так и не узнала. Кроме того, что и вы тоже владеете древней магией! — я зачем-то понизила голос при последних словах и наклонилась к уху Корбатова. Тот лишь удручённо повертел в руках свою палочку, а затем твёрдо кивнул и встал на ноги, протягивая мне руку.

— Идёмте в тренировочную комнату, я вам всё покажу.

***

— Ты про что это? — я скептически выгнул бровь, сам холодея от страха. Неужели она?..

— Себастьян, не строй из себя саму невинность. — Саманта аккуратно выдернула руку из моих пальцев и уткнула указательный мне в грудь, заглядывая в глаза снизу вверх. — Я ведь видела, что у тебя на уме. — Она плотоядно облизнулась, а я чуть не съехал по стене от головокружения.

— Тебе что-то показалось, Сэм, — неуверенно начал я, — а я… я опаздываю на Прорицания! — обогнул её, скользя по холодной стене, и припустил прочь, чуть не забыв исписанные пергаменты на столе.

Как, как такое вообще возможно?! Я поднимался из библиотеки, совершенно не видя перед собой никого, иногда врезаясь в других студентов. Как она могла меня видеть? Может, я не так её понял? Ага, как же. Она намекнула вполне прозрачно. Какой же я идиот! Я остановился перед верёвочной лестницей в класс и попытался отдышаться. Полный придурок. Куда я так спешил, если у нас сейчас совместное занятие у профессора Онай? Мерлин, надо найти в себе силы не думать о произошедшем, не смотреть в сторону Саманты. Она наверняка будет пытаться привлечь к себе моё внимание, но я не должен опозориться в очередной раз… Да я уже опозорился, если верить её словам!

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я расправил плечи и поднялся на занятие, которое уже почти началось. И зачем я только оставил этот бесполезный для меня урок в расписании? Всё равно у Амелии он в другие дни.

***

— Удивительно, что он так быстро вас отпустил и даже не рассказал трёхчасовую наискучнейшую историю, — недоумевал Корбатов, когда мы подходили к тренировочным классам. — Видимо, вы его сильно разозлили.

— Надоело слушать ерундистику, — я вспомнила словечко профессора, и он довольно хохотнул. — Так вы, получается, в Колдовстворец на пятый курс сразу поступили?

— Всё верно, душа моя, я из семьи магглов.

— Так значит…

— Нет, это не значит, что и вы тоже, — прервал меня профессор. — Возможно, ваши родители как раз и были магами, это нам только предстоит узнать. — Он глубоко задумался, нахмурив свои седые брови.

Мы зашли в просторное помещение с множеством манекенов, похожих на те, что стояли у Матильды и мадам Гекат, а ещё около дома Сэллоу… Чёрт, этот Сэллоу, чтоб его!

Я потрясла головой, прогоняя лишние мысли. Корбатов с помощью Акцио притянул парочку манекенов и развернул ко мне своё совершенно серьёзное и сосредоточенное лицо.

— Душа моя, вам нужно научиться в первую очередь контролировать древнюю магию, а это не так просто. Как вам объясняли Хранители, эта сила чрезвычайно мощная.

Я с опаской посмотрела на свои пальцы, всё ещё тёплые после эмоционального всплеска. Согнула и разогнула их, пытаясь физически ощутить хоть что-нибудь. Кроме чуть покалывающего жара — ничего.

— Вы всё правильно делаете, — закивал профессор. — Постарайтесь вообразить слабые стороны своего противника. — И он подвёл меня ближе к манекену.

— Какие же у него могут быть слабые стороны? — фыркнула я. — Деревяшка. — Носком туфли легонько пнула безжизненное чучело.

— И у деревяшки есть слабые стороны. Подумайте сами, — терпеливо отозвался Корбатов, игнорируя мои капризы.

С пару секунд я стояла в ступоре, готовая вот-вот вспыхнуть, развернуться и уйти. Однако потом в голову пришла совершенно элементарная мысль. Я расправила плечи и крепко закрыла глаза, представляя перед собой полыхающий манекен, треск дерева и запах гари. Запах гари… Парфюм Себастьяна. Да чёрт, уйди же ты наконец!

Я решительно помотала головой, возвращаясь к заданию профессора. Ещё одна попытка в красках представить горящую куклу, и мои пальцы загорелись с новой силой. Я в растерянности и панике открыла глаза, ища помощи у Корбатова, что делать дальше?

— Выпускайте, не бойтесь. — Он активно закивал, указывая на мои руки. Я нахмурилась и дёрнулась вперёд, нацеливаясь пальцами в ничего не подозревающий манекен. Ни искорки, лишь вспышка боли пронзила меня саму. Я вскрикнула — то ли от неожиданности, то ли от злости, что ничего не вышло.

— Пробуйте ещё, не останавливайтесь, — чуть настороженно, но тем не менее уверенно сказал Корбатов. Я постаралась успокоиться и сосредоточиться.

Вокруг пламя. От него идёт сильный жар, который обжигает кожу и сушит нос и губы. Слышен треск дерева, и беспомощный манекен полыхает, источая чёрную дымку. Он ничего не может сделать против огня, ведь он — его слабая сторона.

Распахнула глаза, в которых всё ещё плясало воображаемое пламя, и выпалила эту фантазию наружу через пальцы, с удивлением замечая, как мгновенно вспыхивает деревянная кукла.

От неожиданности и радости я согнулась, опираясь руками о колени. Что-то зашипело, и я рывком отдёрнула руки — прожгла штаны. Вот балда!

— Отлично, у вас получилось! — не меньше моего радовался профессор. — Теперь давайте попробуем, наоборот, сдержать магию, не дать ей выплеснуться наружу.

Я охотно закивала, смирившись со своим нелепым видом, но Корбатов быстро применил Репаро, и штаны стали как новые. Закрыла глаза, внимательно прислушиваясь к голосу профессора:

— Представьте, что вы несёте большой чан с водой. Он наполнен почти до краёв, и вам нельзя расплескать ни капли!

— Иначе что? — самозабвенно протянула я, давая волю воображению.

Корбатов с мгновение замялся, не находясь, что ответить, но затем выпалил:

— Иначе кому-то из ваших тварей в Выручай-комнате не хватит воды!

Я ахнула и в изумлении закрыла рот ладонью. Нет, такого я точно не допущу!

Иду по засушливой пустыне. Душно, жарко, солнце нещадно палит. Поблизости ни ручейка, ни травинки. Несу тяжеленный чан, а руки вот-вот отвалятся. Впереди меня ждут пушишки, лунтелёнок, жаба и даже гиппогриф. Чувствую, что надо немного поднапрячься, и мои твари напьются вдоволь. Ещё несколько шагов, и чан выскальзывает из моих рук, а горячий песок шипит от пролитой на него холодной воды.

— Чёрт! — я всплеснула руками, разочарованно цокнув.

— Ничего, с первого раза ни у кого не получается! — попытался утешить меня профессор.

Я сделала пару вдохов и снова прикрыла глаза. Только я представила, как беру в руки злосчастный чан, голова тотчас закружилась, и я осела прямо в руки подоспевшему вовремя Корбатову.

— Так-так, на сегодня, думаю, хватит, — обеспокоенно запричитал он, вытаскивая из кармана какую-то склянку.

— Нет, я ещё смогу! — я стала вырываться из его рук, пока он тщетно пытался напоить меня зельем. — Что это?

— Пейте-пейте, — он настойчиво поднёс горлышко к моим губам. — Рябиновый отвар, только посильнее. Шарп поделился.

Перед глазами плыли круги, в ушах жужжало, а ноги подкашивались и совсем отказывались держать меня. После зелья стало лучше, но я всё равно привалилась к стене и опустилась на пол. Слабость тяжёлым плотным одеялом пригвоздила меня к месту, и я не могла пошевелить даже мизинцем.

***

Сидя на Прорицаниях, я изо всех сил старался не смотреть на Дейл. Она же как издевалась: постоянно поднимала руку и отвечала, даже когда профессор Онай ничего не спрашивала. Я сжал руки в замок и нетерпеливо тряс ногой под столом, подгоняя конец этого мучительного и бесполезного занятия. В один миг мысли роем пчёл заполнили мою голову, и я сам не понял, как спустил разыгравшееся воображение с поводка.

Дыхание стало тяжёлым, прерывистым, в животе защекотало, потянуло вниз нитью возбуждения. Ноги начали неметь. Я схватился за край стола, изо всех сил стараясь выровнять сбивчивое дыхание. В ушах загудело. Чёрт, это всё проклятая Саманта!

— Можно выйти? — сипло спросил я у Онай. Голос будто треснул по швам, а слова сковали горло.

Не дожидаясь её ответа, вылетел снитчем из класса, бегом направляясь в мужской туалет. Если это чёртово зеркало хоть что-нибудь скажет…

— О, милый мой, да вы в ударе!

— Заткнись! — рявкнул я и влетел в кабинку, чуть не сорвав дверь с петель.

Упёрся рукой о стену, ощущая на ладони её неприятную холодную липкость. Дрожащими пальцами другой руки наскоро пытался расправиться с ремнём, который, как назло, ни в какую не хотел поддаваться.

Всё вокруг начинало бесить: журчащая вода по трубам, причитания грёбанного зеркала, перемежающийся с жаром холод, сковавший всё тело.

Взвыв, резким движением спустил брюки. С пару секунд тупо смотрел вниз, борясь с самим собой: неужели такой слабовольный? Неужели не в состоянии сказать себе «нет»?

Опалённое паточным искушением сознание будто издевалось, махая перед глазами сладкими воспоминаниями, как красной тряпкой: Амелия в пещере, испуганно прижимается спиной к колонне, пока я несуразно, в агонии что-то ей шепчу. Она может стоять передо мной прямо здесь, в этой чёртовой туалетной кабинке. А я буду целовать и сжимать всё, что захочу — кто мне запретит? Кто помешает?

Она даже не пискнет, когда я оголю её грудь, когда…

Дрожь выбивалась через пальцы, пока я исступлённо водил рукой туда-сюда, держа до предела возбуждённый член. Тягучая волна растекалась по низу живота, разливалась приторным мёдом в ноги, которые я уже почти не чувствовал от онемения. Уши пульсировало жаром, а дыхание стало таким тяжёлым, что казалось, вот-вот из носа заклубится пар. Опустил голову и несколько раз глубоко вдохнул, чувствуя, как неистово горит лицо, что заставляет прикрывать в блаженстве глаза.

…Когда я оголю её грудь и буду сминать её, она даже не посмеет поднять на меня свои нахальные глаза. Заткнётся и будет молчать в тряпочку, когда я задеру её юбку…

Твою мать, какая юбка? Пока я расправлюсь с её брюками, пройдёт целая вечность! Я раздражённо мотнул головой, не останавливаясь ни на миг. Любая пауза, — и всё тело изнывает от нетерпения, умоляет продолжить. В животе в томлении извивается змеиный клубок.

За мыслью о юбке всплывает образ Саманты. Её ноги в такой бесстыже-короткой юбке на том тупом вечере. Я сглатываю ком в горле и шумно выдыхаю через рот полустон, полувопль:

— Уйди нахер, Сэм!

А как она положила свою руку мне на бедро. Как она кончиком пальца невзначай дотронулась до паха, заставив меня вжаться в диван от того, как прошибло током.

— Уйди, сказал же, — зарычал я, сильнее задвигав рукой. Подался бёдрами вперёд, брякнув пряжкой. В отчаянии хлопнул ладонью по стене, когда, не успев подумать об Амелии, кончил.

Чёрт, я кончил, думая о Дейл.

***

— Сегодня вас ждут тренировки в Министерстве, но уже не со мной, — Корбатов жадно затягивался трубкой, пока мы стояли у входа в телефонную будку.

Шёл четвёртый день бесполезного пребывания в Лондоне. Уже вторник, а я ничему толком не научилась, если не считать вчерашних советов профессора про слабые стороны противника и чан с водой. Но это я могла узнать и в Хогвартсе!

После того, как мне поплохело, мы не стали испытывать судьбу и продолжать тренироваться. Остаток дня провели в гостинице, потому как моё ослабленное после выплеска древней магии тело не позволило даже прогуляться по городу.

Жутко не хотелось снова встречаться с этим заносчивым министром, но деваться некуда — если я хочу хоть что-нибудь узнать, придётся иметь с ним дело.

Корбатов привычным движением обтёр седые усы от остатков табака, и мы спустились в просторный холл Министерства. Казалось, он стал ещё больше со вчерашнего дня, а людей, снующих туда-сюда в своих чёрных костюмах, только прибавилось, на несколько десятков точно.

Чем ближе была дверь с тяжёлой вывеской, тем обильнее потели мои ладони. Я крепко сжала в руке палочку, беспризорно оглядываясь на остановившегося в коридоре Корбатова. Он лишь одобрительно кивнул и жестом подтолкнул меня к двери.

Сначала я услышала старческое бормотание и кряхтение, доносящееся откуда-то из-за стола, а уже потом увидела успевшую надоесть сухую фигуру министра. Я нервно одёрнула рубашку и шагнула ближе, неловко прокашливаясь.

Спэвин будто бы удивлённо вскинул свои малюсенькие и окружённые морщинистой паутинкой глаза, а затем протяжно выдохнул, откладывая бумаги прочь. Он откинулся на спинку кресла и соединил руки в замок перед собой, смотря с таким недовольством, словно я провинившийся сотрудник, опоздавший на работу. Под его тяжеловесным взглядом хотелось превратиться в пиявку и уползти куда-нибудь на побережье, подальше отсюда.

— Ну что же, — так и не дождавшись от меня хоть слова, пробурчал он, — поговорили с профессором Корбеттом?

— Да, сэр, и даже немного потренировались.

Несмотря на некоторую неудачу, я с воодушевлением понимала, что теперь умею хотя бы что-то, и это не могло не радовать.

— Вот как! — он склонил набок голову и саркастически изогнул брови. — Давайте посмотрим, чему вы научились.

Он в несколько коротких шага оказался напротив и вскинул свою палочку. Я испуганно отступила назад в попытке найти за спиной опору. Министр наблюдал за мной с ухмылкой, как за трусливой овечкой, и от этой его уничижительной гримасы я воспряла духом, собирая все силы в кончики пальцев.

Пара не совсем смелых движений с моей стороны, и Спэвин разочарованно замотал головой. Что, я должна бороться в полную силу, чтобы меня потом отправили в Азкабан?! Будь передо мной Себастьян…

И как услышав мои мысли, министр стал едва заметно глумиться, постоянно применяя Экспеллиармус и вырывая палочку из моих рук. Когда мне надоело играть в эти кошки-мышки, я удручённо постаралась вспомнить всё то, что говорил вчера профессор. Какие могут быть слабые стороны у этого старикашки?

Беглым взглядом осмотрела кабинет: множество исписанных пергаментов, как и везде; книги, книги, книги… Хм, почти в каждом углу стоят зонтики, а на вешалке у входа целая охапка непромокаемых плащей. Он что, боится воды?

Я с подозрением посмотрела на не прекращающего болтать Спэвина, и, прикрыв на секунду глаза, представила, как проливной дождь, словно из ведра, обрушивается ему на голову. Он визжит и пытается спрятаться в свой необъятный пиджак. Невольно уголок рта поднялся в усмешке, и я выпустила из пальцев свои мысли. Как надрессированная, хлёсткая волна кинулась на самоуверенного старикашку. Он с ужасом и негодованием посмотрел на меня, а затем снова отобрал палочку, отправляя меня при этом в воздух с помощью Левиосо. Пока я висела и, на самом деле, отдыхала, он суетливо применял магию к себе, чтобы просушиться. В голове набатом били слова Себастьяна, когда он впервые использовал на мне Левиосо во время дуэли у мадам Гекат: «Как вид, новенькая?»

Щёки моментально налились краской, а бабочки запорхали в животе, когда я вспомнила эту его улыбочку… Замечтавшись, даже не заметила, как больно плюхнулась на пол.

Раздосадованный неудачей, министр будто озверел: не давал мне никакой передышки, всё подстёгивал применить древнюю магию ещё и ещё. На третий или четвёртый раз, когда я вновь выставила вперёд горящие пальцы, кабинет поплыл перед глазами, а к горлу стала подкатывать тошнота. Бросив палочку на пол, я кинулась в коридор, но не успела — вырвало прямо там, на его драгоценные дождевики.

— Деточка, да вы слабы! Какая же вам древняя магия? — ехидничал Спэвин за моей спиной, пока я корчилась, сгорая от стыда и гнева.

Ослабевшие вмиг ноги задрожали, а руки совершенно не слушались — даже элементарное Акцио не получалось, и мне пришлось переступить через свою гордость и попросить министра подать мою палочку.

Оказавшись за пределами злосчастного кабинета, я смогла вдохнуть поглубже, отчётливо осознав, что совершенно не стою на ногах. Корбатов подбежал тотчас, в недоумении начал что-то спрашивать, но я не слышала слова, только видела сквозь туманную завесу, как открывается его рот. Подступила новая волна, и я на ватных ногах побежала в уборную. Едва успела, чему была несказанно счастлива — если бы опозорилась перед таким количеством народа, больше никогда бы не смогла здесь появиться.

Склоняясь над унитазом, почти выплёвывая внутренности, я только и могла думать, что о своей беспомощности и неимоверной слабости. Действительно, куда мне такая серьёзная сила, если я не могу продержаться и часа?!

Во рту чувствовался отвратительный привкус желчи, а руки и колени тряслись от обезвоживания. Кое-как встав на ноги, оперлась о дверцу кабинки. Что-то горячее и неприятное ощущалось на внутренней стороне бедра. Я провела пальцами по штанам, и они окрасились красным. О, Мерлин…

Низ живота скрутило сильнейшей болью, и я снова скрючилась, что вызвало головокружение, а затем и тошноту. На серых брючинах образовалось алое пятно. Кровь. Как некстати, чёрт возьми.

Я ощущала себя побитой дворнягой, к которой удача и благосклонность повернулись одним местом. Так опозориться, показать себя «во всей красе»: слабой, немощной, бесполезной и нелепо-отчаянной. Хотелось прижаться к кому-нибудь и выплакать всё негодование и разочарование, стряхнуть с плеч очередной неудавшийся день. «К кому-нибудь»?..

***

Шарп увлечённо рассказывал новую тему, постоянно препираясь с Уизли, а я никак не мог оторвать задумчивого взгляда от пустующего котла Амелии рядом с ним. И почему только она выбрала именно этот котёл? Неужели только из-за того, что рыжий ей наплёл, будто отлично разбирается в Зельеварении? Или же она влюбилась в этого идиота с первого взгляда?

Будто отвечая собственным мыслям, я закатил глаза и, цокнув языком, попытался сосредоточиться на раскрытом учебнике или хотя бы на бодром голосе Шарпа. Внезапно в груди будто оборвался тяжёлый камень, а сердце заколотилось с неимоверной силой. Липкая тревога закралась в душу, и я в панике забегал глазами по классу, пытаясь найти причину своего состояния. Что-то плохое происходит, я чувствую. Такое уже было раз, когда прямо у нас под ногами Ранрок уничтожал оплот древней магии. Амелия! Что-то случилось с ней.

Я хотел было сказать об этом Шарпу, но видя, как он снова затеял перепалку с Уизли, мысленно махнул на эту затею рукой и побежал к Матильде — вдруг ей что-то известно?

На полпути к её кабинету, всё никак не придумав, что и как у неё спросить, резко развернулся и побежал в класс Прорицаний. Плевать, если идёт занятие, и даже плевать, что вчера я в итоге получил выговор за то, что сорвался с урока без разрешения и проторчал в туалете до самого его конца. Профессор Онай же должна увидеть хоть что-нибудь, если случилось что-то плохое?.. Стараясь не расплескать эту призрачную надежду, я летел в её кабинет.

Многочисленные любопытные глаза малышни уставились на меня, когда я появился с обезумевшим видом в удушливом от благовоний классе. Не обращая на них внимания, подскочил к профессору и сбивчиво, путаясь в словах, попытался ей объяснить, что произошло. Она сначала смотрела со скепсисом и негодованием, видимо припоминая мою вчерашнюю выходку, но затем, когда услышала имя Амелии, испуганно отстранилась и приложила руку к груди. За прошедший год маленькая семья Онай сильно прикипела к ней, хоть и профессор постоянно жаловалась, что именно Амелия втягивает Натсай во всякие передряги, а вовсе не наоборот.

Когда карточный расклад, а также кофейная гуща и хрустальный шар не показали абсолютно ничего необычного, я стал ещё больше сомневаться в том, что эти недотёпы учителя хоть что-нибудь умеют.

— Попробуйте ещё, не может быть, чтобы ничего не случилось! Я чувствую, а мы с вами теряем время! — я в запале ходил из стороны в сторону по тесному кабинету, пока первокурсники испуганно выглядывали из-за своих учебников. Профессор Онай устало и сокрушённо сидела перед хрустальным шаром и с жалостью наблюдала за моими потугами. — Да хоть по звёздам посмотрите!

— Ну какие сейчас звёзды, мистер Сэллоу? Надо дождаться ночи. — Мы синхронно посмотрели в окно, где день только разгорался, даже не думая пока заканчиваться.

Я обречённо вздохнул и зарылся в растрёпанные и кое-где слипшиеся от пота волосы. Хоть иди и обращайся за помощью к Амиту…

— Мистер Сэллоу, — Онай встала и успокаивающе взяла меня за руку, — я бы с радостью посмотрела через вас, что же вызвало такие странные чувства, но ведь сами знаете, что…

— Знаю-знаю! — оборвал я её, направляясь к выходу. — Я такой же бесполезный, как и ваши эти гадания!

***

Всю ночь меня лихорадило. Профессор не отходил от меня ни на шаг, хотя я умоляла его уйти, чтобы он не видел всей этой мерзости. Мне было жутко стыдно и неловко, что он сидит рядом и ухаживает за мной вместо того, чтобы наслаждаться прогулкой по городу или общением с постояльцами гостиницы.

Внутри образовалась пустота. Это не та душевная дыра, когда хочется свернуться калачиком и проспать всю жизнь, а вполне осязаемое, ощутимое опустошение в желудке, вызывающее спазмы. Всё тело ломило, и я не могла без посторонней помощи даже дойти до уборной. День, как тусклые краски на палитре художника, перемазался с вечером, а потом и с ночью, пока я в бреду ворочалась в промокшей постели.

Сны сбились в кучу: я летела над Хогвартсом, то снижаясь, то снова поднимаясь ввысь, потом рассказывала глупые и пошлые Леандеровские анекдоты Дееку в Выручай-комнате, от чего его большие уши сворачивались в трубочку. Затем бессчётное количество раз прогоняла в голове ту самую последнюю дуэль с Себастьяном, придумывая, какой ещё мог быть исход: приделывала ему поросячий хвост, уши, заставляла квакать или гавкать. Заливалась смехом, а потом и слезами. Бедный Корбатов, который так стойко выдержал эту ужасную ночь…

На утро стало лучше, и я смогла влить в себя почти литр сладкого-пресладкого чая, который мне любезно принесла мадам Андертон. На бедняжке не было лица, похоже, она боялась, что это какой-то вирус, и я заражу всех постояльцев.

После выпитого чая, когда я немного повеселела, профессор всё же решился оставить меня одну и пойти немного подремать, и я тоже забылась рваным непродолжительным сном. Днём раздался робкий стук в дверь, и Корбатов виновато протиснулся в проём, держа в одной руке небольшой поднос с едой, а в другой стопку писем.

— Душа моя, ваши коллеги все испереживались, похоже. Завалили Министерство своими каракулями! — Он задорно рассмеялся себе в усы и неуклюже поставил поднос на прикроватную тумбочку.

Я в недоумении поднялась на локтях, ожидая объяснений, но вместо слов на колени опустились тяжёлые письма. Всё ещё слабыми руками стала перебирать одно за другим: Поппи, Натти, Анна…

Подняла на профессора полные слёз глаза и искренне ему улыбнулась, вне себя от счастья. Он тактично оставил меня наедине с письмами, и только через несколько минут я осознала, что никак не могу заставить себя вскрыть хотя бы один конверт. Медленно, будто боясь чего-то, я перебирала письмо за письмом, жадно и одновременно с опаской вчитываясь в строчку «От кого».

С каждым последующим конвертом моя и без того зыбкая надежда истончалась, будто камень о водную гладь. В руке осталось последнее письмо. Я не решалась взглянуть на него, то ли надеясь на что-то, то ли, наоборот, чего-то страшась.

Вспомнился тот летний день, когда я получила приглашающее письмо от Анны {?}[Если не читали изменённый вариант первой главы, советую ознакомиться, чтобы лучше понимать, о чём тут вспоминает Амелия].

Как слепа была моя надежда увидеть там совсем другое имя, но с той же фамилией. И вот я снова в похожей ситуации. Чёрт, когда же я отпущу всякую бредовую мысль о том, что он может мне написать?! Так стыдно признаваться, что эта надежда — моя слабая сторона.

Не желая больше мучиться, быстро нашла нужную мне строчку. Всё внутри рухнуло и провалилось в небытие, когда я одними губами прочла:

От Гаррета Уизли.

Комментарий к 21. Слабые стороны

Ну просто какая-то неимоверно тяжёлая и выстраданная глава, ё-моё.

Спасибо вам за мотивацию в виде ждунов и приятных слов здесь, на фб, и в телеграме! После них вырастают крылья, и уже не думаешь, что всё бессмысленно :3

Всех обнимаю и поздравляю (или сочувствую — нужное подчеркнуть) с первым сентября! <3

П.С. также отдельно хочу поздравить Лену с наступающим днём рождения! Надеюсь, подарок удался :D

========== 22. Лунарио ==========

Комментарий к 22. Лунарио

🎵 Uma2rman — Кажется

🎵 Сплин — Прочь из моей головы

🎵 Unknown.Beat — Under My Skin

🎵 Нервы — Май bye

🎵 Сплин — Письмо

Приятного чтения <3

«…прости нас, мы правда не хотели…

…Амелия, мы с Поппи очень скучаем по тебе! Когда ты возвращаешься?

…и мы не дадим тебя больше в обиду, и Уизли тоже хочет извиниться и написать письмо.

…пожалуйста, не злись на нас, Поппи вся испереживалась…

…Деек места себе не находит, волнуется за тварей: они будто что-то чувствуют, взбунтовались. Пожалуйста, приезжай скорее!

Твои Натсай и Поппи»

Эмоции выплёскивались за края моей истосковавшейся по ласке и заботе души. После каждой прочитанной строчки я порывалась взять перо и написать ответ, но всё, на что было способно моё ослабленное и вымотанное, дурацкое человеческое тело, — это лежать на животе и слабо улыбаться, проглатывая чернильные буквы.

Слова подруг и их пожелания увидеть меня скорее, а также новости о Выручай-комнате заставили мысленно как можно сильнее приближать выходные и своё возвращение в Хогвартс.

То самое последнее письмо лежало в дальнем углу кровати с тех пор, как я отбросила его, увидев не то имя отправителя, которое хотела. Оно словно обожгло меня, укусило и ужалило, так что я усердно делала вид, будто его вовсе не существует. Жаль, что в конце концов любопытство возьмёт верх, и я всё же прочту его, а потом наверняка расстроюсь.

Следующим на глаза попалось письмо от Анны. Я несколько раз повертела его в руках, размышляя и теряясь в догадках, что она могла там написать. Дружеское это письмо или сухой и бесцветный жест вежливости? Ругается на меня и дуется или хочет помириться?

Ненавижу эту неизвестность, когда дрожащими пальцами вскрываешь конверт, наверняка поранившись в процессе, начинаешь жадно вчитываться в строчки, прыгая сумасшедшими глазами от начала в конец, а потом уже, успокоившись, читаешь всё заново, чтобы ничего не утаилось: ни одно слово, ни одна точка или восклицательный знак.

Конверт с письмом Анны нещадно превратился в множество кусков бумаги, когда я наконец выудила оттуда сложенное письмо. Аккуратный ровный почерк бросился в глаза после рваных и размашистых букв Натти. Я ласково улыбнулась, аккуратно дотрагиваясь пальцем до знакомых завитушек. Как только взгляд упал на первое же слово, глаза нетерпеливо забегали по строчкам. Я устало вздохнула, смиряясь с тем, что мне не удастся сделать вид приличной леди, тактично сдерживающей эмоции. Я весело задрыгала согнутыми в коленях и поднятыми вверх ногами.

«…не знаю, что на меня нашло. Возможно, я сильно испугалась за брата. Один раз я его почти потеряла, больше подобного не вынесу.

…надеюсь, ты хорошо питаешься, а профессор Корбетт не обижает. Хотя он такой душка! Я даже рада, что учусь не на шестом курсе, как вы, а на четвёртом, потому что теперь обожаю Теорию магии — Альберт всегда рассказывает смешные истории.

…Мы с Чарльзом немного повздорили, потому что он внезапно захотел подружиться с Уизли, а ты сама понимаешь, как я к нему теперь отношусь…

Не знаю, зачем рассказала тебе всё это. Видимо, просто соскучилась. Приезжай скорее.

Твоя Анна»

С плеч будто свалился многотонный камень, а от сердца сразу же отлегло, как только я прочла слово «соскучилась». Я нежно и ревностно прижала письмо к груди, а слёзы невольно потекли из глаз, собираясь на подбородке и капая прямо на бумагу.

Следующее письмо выделялось из всех прочих своим необычным видом: если остальные пришли в стандартных белых конвертах с Хогвартской печатью, то это было в дорогом винно-красном с красивым переливающимся сургучом. Даже не читая строчку «От кого», было понятно, что оно от Оминиса. Я снисходительно прыснула, представив дотошного до безобразия друга, тщательно выводящего буквы и выбирающего такой красивучий конверт. Бумага наверняка тоже какая-нибудь дорогая, плотная и невозможно белоснежная.

Было даже как-то страшно вскрывать такую прелесть, поэтому я воровато достала палочку из-под подушки и применила магию, при которой конверт аккуратно и бесследно открылся, и оттуда показалась самая белая бумага, которую я когда-либо видела. Сложенная ровно, без малейших надрывов и заломов, она бархатной мягкостью целовала пальцы. Я чуть не разрыдалась от нахлынувших чувств. Так и хотелось по-дружески подколоть Оминиса в его педантичности, а потом просто обнять и поблагодарить за то, какой он есть. Я с трепетом развернула письмо и стала с упоением читать, представляя сосредоточенное и серьёзное лицо друга в момент его написания.

«…забыл предупредить про министра. Он тот ещё зануда. Да, представляешь, даже я считаю его занудой! Всю летнюю практику он бубнил мне на ухо так, что я всерьёз заскучал по профессору Бинсу.

…кафе за углом. Там вкусно готовят и подают настоящий чай, а не то, что мы тут пьём на завтраке. Обязательно сходите с профессором.

…предложили стать старостой факультета вместо Генри, который берёт у студентов взятки за всякую ерунду и на этом недавно попался. Я пока думаю над предложением, ведь это такая большая ответственность. Напиши, как считаешь, соглашаться мне или нет?

Я не стану ничего писать о случившемсянезадолго до твоего отъезда, а извиниться хотелось бы лично, так что возвращайся скорее. Мы все ждём.

Оминис Мракс»

Улыбка ни в какую не хотела сходить с моего лица, пока я перечитывала в который раз письмо друга. Словно массивное судно, мои глаза качались на волнах его аккуратных строк.

Ему предложили место старосты, а он ещё и думает! Надо в первую очередь ответить ему и написать, чтобы соглашался немедленно. Я резко подскочила, забыв о тошноте, но она тут же о себе напомнила, и я потянулась за стаканом воды на тумбочке. Взгляд упал на то самое последнее письмо, и настроение вмиг испортилось.

Я с недоверием косилась на белый конверт, раздумывая над тем, читать мне письмо или нет. А вдруг Уизли написал там что-то важное или задал вопрос? Я отвечу всем, кроме него, и это будет некрасиво. С другой стороны, он поступил ужасно, и то, что я проигнорирую его письмо, будет самым малым, что я бы могла сделать в отместку.

Чтобы немного повременить с решением, я занялась ответами на письма друзей. Приходилось делать это в несколько заходов из-за буйства чувств и плохого самочувствия, а также перерыва на обед, который уже успел остыть с тех пор, как профессор принёс поднос с едой.

Когда последнее ответное письмо было написано и запечатано, я аккуратно сложила конверты в стопку до следующего похода в Министерство и обречённо посмотрела на письмо от Уизли. Оно сиротливо лежало на краю кровати, готовое вот-вот упасть на пол, будто само бежало от меня.

Ну уж нет! Уизли увидит, что всем остальным пришёл ответ, а он что, особенный какой-то? Будет считать, что я тут рыдаю дни и ночи и только о нём и думаю. Я насупилась, сложив на груди руки. Отвечу ему так же, как и всем, будто бы ничего и не было, и я обо всём забыла.

В порыве хлёсткой решимости схватила конверт и в одночасье открыла его, вытащив пергамент. Стыдно признаться, что именно в его письме я ждала увидеть что-то такое, что бы успокоило меня и дало надежду на хоть какое-то объяснение случившемуся на том поэтическом вечере.

«…поговорить с глазу на глаз, если ты не разочаровалась во мне окончательно. Поверь мне, я не хотел сделать тебе больно, сам не знаю, что на меня нашло. Можешь не отвечать на это письмо, но я надеюсь, ты его хотя бы прочтёшь.

…возвращайся скорее, а то команда Слизерина в ноябрьских матчах запросто продует с такими-то охотниками! Знаешь, Сэллоу играет из рук вон плохо, вечно милуется со своей этой… как её, Дейл, кажется? Ну неважно.

…Так вот, Шарп спрашивал о тебе, похоже, у него новое для нас задание!…

…Хогвартс без тебя совсем не тот, так что возвращайся поскорее.

Гаррет»

Я опустила письмо на колени, смотря стеклянным взглядом в стену напротив. В ушах стучали стрелки часов и только что прочитанные слова: «…милуется со своей этой Дейл…»

Да как так?! Я отбросила пергамент, будто страшное мерзкое насекомое, и сама вскочила на ноги, чуть не упав обратно. На коже вздыбились мурашки, а от злости запульсировало в висках.

Не могла сидеть на месте, так что стала наворачивать круги по комнате, борясь с тошнотой и тревогой, что паутиной разрасталась в груди. Жгучее отчаяние накрыло с головой. Не осталось никаких сомнений, что то дурацкое стихотворение написано для Саманты. Вот чёрт! Какая же я была дура, что надеялась на всякие глупости… Даже самой от себя противно, что такая наивная. Захотелось достать пиджак Себастьяна и разорвать его в клочья вместе с блокнотом. Сжечь, не оставив ни странички.

Пальцы неистово загорелись, а огонь из них вот-вот бы выплеснулся наружу, как капли воды после только что вымытых рук. Я закрыла глаза и представила пустыню, тварей и чан с водой. Пришлось облокотиться о подоконник, чтобы не упасть.

Слабо, медленно, но мне всё же удалось в конце концов донести чан, не потеряв по дороге ни капли. Голова раскалывалась, а тошнота стала такой невыносимой, что я снова побежала в уборную.

Помимо всего прочего, лицо обжигали слёзы боли и обиды, пока я корячилась на полу в ванной. Одно письмо смогло так сильно поменять моё настроение, и это уже выходит за все рамки. Не должен один-единственный человек иметь надо мной такую сильную власть. Всё решено. Себастьяну нет никакого до меня дела, тогда и мне нечего о нём думать и мечтать о чём-то несбывшемся.

Приходя в себя и собираясь с силами, я уже приняла для себя решение и знала, что в ответном письме Уизли не скажу про Сэллоу ни слова.

***

— Я не могу так играть!

— Когда это тебя смущали зрители, Себастьян? Прекращай выдумывать. — Имельда хитро улыбнулась своей подруге и просвистела, обозначая продолжение тренировки.

Саманта пришла за полчаса до начала и притулилась к забору так, что я заметил её только спустя почти половину тренировки, и всё сразу же стало валиться из рук: и метла, и мяч. Имельда постоянно подлетала к ней в перерывах, и они о чём-то шептались и хохотали, что меня выводило из себя и сбивало с нужного настроя.

В другом конце поля тренировался Гриффиндор, и Анна вроде как стояла посередине, чтобы болеть за меня и за Чарльза, но всё же ближе к нему, и я злился. Даже в ссоре она выбирает его, а не своего брата! Который, между прочим, спас ей жизнь.

Меня захлёстывали обида и злость на сестру, я не мог с собой ничего поделать и так и порывался подлететь к ней и отчитать. Но за что? За то, что у неё появились друзья? За то, что она влюбилась и стала жить полной жизнью? Разве не этого я хотел, пока она болела? Разве не я желал, чтобы она поскорее вернулась в Хогвартс и продолжила учиться? Чёрт возьми, как же всё это сложно! А тут ещё и эта Саманта.

Когда Имельда объявила о том, что тренировка закончена, я с облегчением опустился на землю и стал стягивать перчатки, если их можно так назвать. От некогда качественных перчаток для квиддича остались маленькие куски ткани, еле прикрывающие ладони. Летом мне не хватило на них, потому что я, дурак, купил самую дорогую метлу, желая выпендриться. Теперь же страдал от мозолей и заноз. Плевать, куплю со стипендии.

Промозглый ветер хулиганисто залетел на поле и обдал всех присутствующих колючим холодом, от которого моя кожа вмиг покрылась мурашками, даже несмотря на разгорячённое после тренировки тело. Сизые тучи плотно затянули небо, и всё вокруг указывало на то, что вот-вот пойдёт дождь, может, даже ливень.

Я невольно подумал об Амелии. Как она будет ходить без мантии и шарфа? Помнится, тогда в Фелдкрофте, когда мы шли на станцию, она постоянно куталась в волосы. Похоже, эта растяпа потеряла шарф где-то в Высокогорье или в катакомбах, когда они с Натти искали приключения на свои задницы.

Я недовольно покосился в сторону забора, где Оминис, Натсай и Поппи о чём-то живо общались, активно жестикулируя и смеясь. Пламя ревностной злости теперь перекинулось на друга. Он меня пришёл поддержать или общаться со своей этой… придурошной?

— О чём болтаете? — я постарался скрыть недовольство, но, видимо, оно пенными волнами плескалось у меня в глазах, потому что девочки потупили взгляд и отошли на пару шагов назад.

— Мы… да ни о чём, об учёбе! Ну, нам уже пора, на ужин опаздываем. Пока! — Натсай схватила Поппи под локоть и повела прочь от поля.

Оминис растерянно помотал головой из стороны в сторону, а потом уныло и разочарованно вздохнул.

— Ты, Себастьян, как всегда вовремя! — слегка раздражённо процедил он и тоже вознамерился пойти в сторону школы, но я остановил его, потянув за капюшон мантии.

— О чём вы разговаривали? Не пытайся увиливать, я видел — у Натсай всё на лице написано. — Я подозрительно сощурился, пытаясь различить эмоции Оминиса.

— Мы обсуждали письма Амелии. Скоро должен прийти ответ. — Он сделал многозначительную паузу. — Но ты же не захотел писать.

Я разжал пальцы, которые держали капюшон, и устало потёр лоб. Да, вчера вечером они собирались у фонтана, договаривались о том, чтобы написать Амелии письма, спросить, как у неё дела, и когда она возвращается. Я наотрез отказался, потому что глупее ничего не слышал! Зачем мне писать ей письмо, если через пару дней всё смогу сказать лично? Да и вообще, о чём там писать? Пустая болтовня про учёбу, погоду и прочую чушь меня совсем не интересует, а обо всём важном лучше говорить с глазу на глаз. Да она бы и не ответила мне, может, даже читать бы не стала. Ясно же, что она меня избегает, в очередной раз только выставлю себя дураком, да и всё.

Теперь же, услышав о том, что скоро должен прийти ответ, мне нестерпимо захотелось узнать, что же она им напишет, и что самое главное, когда вернётся?

Вчера точно что-то случилось, и я всё это время не находил себе места. Вечером выловил Амита — его телескоп стоял в подсобке разобранным, готовый к чистке, и мне пришлось умолять почти на коленях, чтобы он снова его собрал и посмотрел, что произошло с Амелией.

Я ещё ни разу не видел его таким злым, как когда он, посмотрев в телескоп и проведя какие-то ещё ритуалы, убедился, что ничего не произошло, и всё совершенно нормально, кроме, как он сказал, «может быть, лёгкого недомогания»! Ничего себе «лёгкое недомогание», и это из-за него меня вчера так трясло? У Амелии разболелась голова от городской суеты, а я чуть с ума не сошёл? Какая чушь! Я разозлился ещё и на Амита, и теперь он ходил весь нахохленный, как болтрушайка, и не разговаривал со мной.

Чей-то звонкий, но чуть хрипловатый голос выдернул меня из омута воспоминаний, и я совсем близко увидел шалопайскую ухмылку Саманты, а впереди удаляющуюся спину Оминиса. Раскрыл было рот, чтобы позвать его обратно, но Дейл развернула меня к себе и, сложив руки в замок, повисла на моём плече. Я недовольно покосился на неё и продолжил убирать метлу в чехол.

Она что-то щебетала на ухо, но я даже не пытался слушать — мои мысли были полностью заняты вчерашним и этими грёбанными письмами.

Ветер с новой силой взметнул подёрнутые первой желтизной листья, и Саманта прижалась ближе, прячась от холода. Нет, со стипендии куплю Амелии мантию в Хогсмиде и какой-нибудь шарф потеплее. А перчатки попрошу у Оминиса на день рождения, благо он совсем скоро.

Сзади послышались голоса, и я повернул голову, увидев команду противника, направляющуюся к школе. Где-то в толпе семенила Анна, а за ней размашистым шагом шёл Чарльз с таким видом, будто он враг всего человечества. Похоже, парень где-то оплошал. Я ухмыльнулся и вдруг поймал пристальный взгляд зелёных глаз.

Уизли.

И чего он так смотрит? Только сейчас я в полной мере ощутил тянущую вниз тяжесть на руке.

Саманта.

Она обвилась вокруг, как змея, и щекой прижалась к плечу. Я с вызовом посмотрел на Уизли, всем своим видом приказывая ему испариться.

Точно так же он смотрел и в понедельник, когда Саманта всё-таки пришла на тренировку, ведь я, дурак, сказал, что не против! Она постоянно ошивалась рядом и в перерывах подбегала с бутылкой воды и полотенцем.

Не дай Мерлин он что-нибудь об этом взболтнул в своём идиотском письме Амелии…

***

Остаток дня я провела в кровати, отчаянно борясь с хандрой и плаксивостью, которые то и дело манили в свой плен. Вечером начался дождь, и настроение ухудшилось ещё сильнее. Я закрылась в комнате и не показывала оттуда носа, пока профессор тщетно уговаривал меня спуститься вниз и выпить со всеми чаю.

Я исписала дневник от и до своими гневными комментариями насчёт Себастьяна и Саманты. Тетрадь уловила моё настроение и постоянно фыркала и показывала язык — будто бы поддерживала во всём написанном.

Не помню, как уснула, но с первыми лучами такого желанного солнца встала бодрая и на удивление весёлая. Корбатов настаивал, чтобы я ещё хотя бы день провела в постели, но я была непреклонна: не хотелось, чтобы Спэвин думал, что я и правда слабачка. Ничего, уже оклемалась и вновь готова к тренировкам. К тому же мне не терпелось отправить письма друзьям.

Когда я появилась в кабинете министра, то не поверила своим глазам: там стояли манекены, а сам он учтиво справлялся о моём самочувствии и даже предложил чаю. Я с опаской и прищуром наблюдала за ним.

— Хотите изобразить интерес? Для чего? — я не решалась сделать глоток — вдруг он решил меня отравить?

— Ну что вы так! — он раздосадованно всплеснул руками. — Я же от всего сердца! Ну простите меня, старого дурака.

Он уселся в своё излюбленное кресло и по-цыплячьи вытянул шею, чтобы одними губами отхлебнуть из чашки. За воротом накрахмаленной рубашки показался еле заметный шрам, похожий на те, которые остаются после древней магии. Я хмыкнула, тотчас поняв, в чём секрет смены настроения и тона беседы. Теперь спокойно отпила чаю и расслабилась, мысленно благодаря профессора за то, что заступился, хоть и не одобряла такие методы. В любом случае Спэвин сам напросился: вроде взрослый человек такого статуса, а сам отыгрывается на ребёнке, как какой-то трус.

Я усердно тренировалась до первых сумерек, пока не стала валиться с ног — надо же как-то компенсировать своё отсутствие на квиддиче. Спэвин вёл себя терпимо, изредка делая замечания, но в сравнении с прошлым разом это будто был другой человек. С чувством выполненного долга я впервые за эти дни ощутила накапливаемую в теле силу.

Следующий день был последним, когда мы должны были посещать Министерство, поэтому я пребывала в приподнятом настроении, предвкушая первый выходной. Мы с профессором решили провести его снова под Раем, но меня больше прельщала не возможность побывать у странных Моррисов, а повидаться перед отъездом с Асей, ведь я сглупила и не дала ей адрес, по которому она могла бы отправлять мне письма.

Не знаю, что наговорили Корбатову в Министерстве, но он стал в разы осторожнее и мнительнее по отношению ко мне: не отпускал на улице ни на шаг, а также постоянно спрашивал о моём самочувствии. Меня умиляла такая забота, но в то же время настораживала. Как бы я ни пыталась выведать хоть что-нибудь у Спэвина, он отмахивался и говорил, что мне обо всём расскажут в школе.

Скорая перспектива вернуться в Хогвартс одновременно окрыляла и пугала. В животе не прекращали свой трепет бабочки, и в какой-то момент это стало надоедать — я не могла найти себе места, постоянно дёргалась и маялась, пока мы ехали в карете к ферме Моррисов.

Теперь, после тех самых писем, я предвкушала своё возвращение, потому как убедилась, что меня там ждут. Однако письмо Гаррета выбило из колеи, и как только я представляла, что снова увижу общающихся и обнимающихся Саманту и Себастьяна, начинало мутить. Конечно, я бы могла задать некоторые наводящие вопросы Луизе, но почти била себя по рукам при этих мыслях: нечего там смотреть. Мне должно быть всё равно, что там у Сэллоу за отношения и с кем. Ещё я на Сэллоу не гадала, как какая-нибудь влюблённая дурочка!

Ася также посоветовала мне никак не реагировать ни на письмо Уизли, ни на эту парочку. Раз Себастьян не написал даже тогда, когда писали все, значит общаться он не хочет, а в таком случае я не хочу вдвойне. Если ему понадобится моя помощь, я с радостью помогу по старой дружбе, но не более.

Я силилась улыбаться, но выходило как-то криво, и в Асиных глазах поблёскивали искорки жалости, что меня уязвило.

— Не смотри так. Если ты думаешь, что я расстроилась, то ты ошибаешься, — спрятав взгляд в разбросанных по дороге осенних листьях, надтреснуто проговорила я.

Вместо ответа Ася приобняла меня одной рукой за плечи и уткнулась носом в шею, начав сопеть, как ёж. В детстве мы всегда так делали, когда хотели друг друга развеселить. Я невольно захихикала, вжимая голову в плечи и высвобождаясь из её объятий.

Сегодня в интернат мы привезли целую повозку фермерских продуктов, любезно предоставленных Моррисами. Краснощёкий улыбчивый Бенджамин не принимал никаких возражений, а миссис Морган была только счастлива: лишний раз могла сэкономить на продуктах.

Ася жевала корочку сыра с таким видом, будто впервые его пробовала. Сначала я умилялась такой картине, а потом меня осенило понимание: это я за последний год ни в чём себе не отказывала в плане еды, даже не задумываясь о том, откуда что берётся. Быстро же привыкла к хорошей жизни.

Грудь сдавило тоской, и я порывисто стиснула подругу в объятьях, сунув ей в карман шоколадку Корбатова из России. Это самое малое, что я могла для неё сделать.

В этот раз наша прежняя стойкость куда-то испарилась, и при разлуке мы обливались слезами, как малые дети. Ася выучила наизусть адрес для писем на случай, если потеряет бумажку. Этот жест окончательно выбил почву из-под ног, и я ураганом запрыгнула в повозку, чтобы не разрыдаться ещё пуще.

Возвращались в гостиницу хмурыми: я-то понятно, почему, а вот Корбатова разговорить совершенно не удалось, и оставалось только гадать, почему он не весел.

Чемоданы собирали тоже с вечера, чтобы утром не бегать по всей гостинице и не будить постояльцев. Я старалась не смотреть на выглядывающий из чемодана пиджак Себастьяна. Хотела даже оставить его здесь, мол, кто-то из гостей забыл, но потом поняла, что таким образом бы смалодушничала. Отдам ему, будто бы ничего не произошло — подумаешь, увезла его тупой пиджак. Надеюсь, это будет последним, что нас с ним связывает.

***

В пятницу на ужине было шумно и как-то чересчур весело. Раньше я бы с удовольствием подхватил общее настроение и, может, уже договорился бы с кем-нибудь отправиться в Хогсмид на выходные, но в этот раз неуёмный гомон лишь раздражал.

Саманта привязалась, как Пивз, и не отлипала ни на минуту. Слава Мерлину, Имельда забрала её хотя бы сейчас, и я мог спокойно поужинать, погружённый в собственные размышления. Сзади кто-то ткнул пальцем в бок, и я подпрыгнул от неожиданности, чуть не подавившись рыбой.

— Ты нормальная? — пробурчал я с набитым ртом, когда увидел крадущуюся сзади Натсай.

— Тс-с, Себастьян, — она приложила палец к губам, — держи. — И протянула мне какой-то клочок бумаги.

Я развернул его и увидел дату: «Воскресенье, 20 сентября; 12:30».

— Что это? — недоумевающе спросил я, пока Онай воровато оглядывалась по сторонам, пригнувшись к скамье. — Ты точно головой не ударялась?

— Придурок, — фыркнула она и выпрямилась. — Я тебе доброе дело делаю, а ты выпендриваешься. — Она показательно выставила вперёд ногу и сложила на груди руки.

— Ну ладно, не дуйся. Что это? — я окончательно прожевал еду и попытался смягчить тон. Натти заговорщицки наклонилась к моему уху и прошептала:

— Амелия сообщила, когда приезжает в Хогсмид. Она написала это только нам с Поппи.

— И что?

— Ты совсем дурак, Сэллоу? — она отпрянула и, сведя к переносице брови, серьёзно посмотрела мне в глаза. — Пойдёшь её и встретишь. — Снова перешла на полушёпот, цедя слова сквозь зубы.

— А, понял-понял, — закивал я и шустро убрал бумажку в карман мантии.

— Вот и молодец. Уизли не знает, она ему об этом не написала, и если Матильда не проболтается, то у тебя есть шанс появиться на платформе в одиночку. — Она подмигнула и, не оборачиваясь, ускакала прочь из Большого зала.

Я повернулся обратно к столу и достал записку, ещё раз пробегая по ней глазами.

— Что там у тебя? — мерзкий голос Уизли раздался у моего уха. Я поспешно скомкал бумажку и сунул её под скатерть.

Рыжий стоял чуть сзади и заглядывал через моё плечо, глупо приоткрыв рот.

— Подбери слюни, Уизли. — Я встал из-за стола и, пихнув его, тоже отправился в гостиную.

Шёл я туда почти вприпрыжку, кое-как тормозя себя. Сунул руки в карманы брюк и притулился к стене, но вот дрожащую на губах улыбку никак не мог скрыть. Чёрт, если я встречу Амелию с поезда, она, возможно, захочет со мной поговорить по дороге в школу. Вспомним, как год назад вместе отправились в Хогсмид… Правда, нас там чуть не съел тогда тролль, но неважно!

Я чувствовал себя сопляком, пока прокручивал в голове разные варианты нашей с ней встречи, но в каждом из них она, при виде меня, бросалась в объятья, обвив мою шею руками. Я почти чувствовал лимонный аромат в ноздрях, представляя, как она повиснет на мне, а я зароюсь носом в её пушистые волосы.

Даже не помню, как дошёл до комнаты, похоже, приобрёл крылья и парил над полом. В сладком томлении устало упал на кровать, спрятав лицо в подушке. Хотелось взвыть от накрывающих эмоций. Почему завтра только суббота?! Как бы я хотел пропустить этот бесполезный день и проснуться уже в воскресенье утром. А вдруг я не успею?

Я подскочил на кровати с озадаченным лицом. Вдруг просплю? Может, мне отправиться туда прямо сейчас?

Схватился за голову, падая обратно. Какой же я болван. Самому от себя смешно, какой нелепый. Я постарался успокоиться, и уже через какое-то время смог забыться мечтательным сном.

***

Профессор хотел добираться до вокзала на экипаже, но я уговорила его пойти пешком, чтобы в последний раз прогуляться по городу. Из-за моего плохого самочувствия мы так толком и не посмотрели Лондон.

Мадам Андертон со своей, как мы выяснили позже, племянницей Катриной провожали нас со слезами на глазах. Особенно хозяйка гостиницы как-то чересчур заботливо шепталась о чём-то в углу с Корбатовым и постоянно поправляла ему галстук.

Я пыталась потом подтрунивать над профессором, но он поник сразу же, как мы вышли на улицу, и отвечал односложно или вообще что-то бубнил неразборчивое себе под нос.

Уже у входа на вокзал мы заметили большую яркую палатку с газетами и цветами и зашли туда взять почитать что-нибудь в дорогу. Когда мы оказались внутри, я ошеломлённо ахнула, увидев небольшую теплицу с лимонными деревьями. Почти на негнущихся ногах подошла ближе к прозрачной стене и стала упоённо наблюдать за любимым растением.

— К-как вам это удалось? — еле вымолвила я, когда увидела продавца.

— Что удалось, мисс? — парень раскладывал газеты на прилавке, на ходу пытаясь общаться с покупателями и потягивать утренний кофе.

— Лимоны. Как они у вас прижились? — я не отлипала от невысокого дерева с глянцевыми листиками.

— Так теплица же. И почва особенная, из Италии привёз, — гордо произнёс он, вытирая испачканные чернилами руки платком. — Это лимон Лунарио, специально выведенный сорт. Пока ещё даже в самой Италии не сильно распространён, но я ухватил по знакомству.

Я открыла в изумлении рот, уже представляя, как будет прыгать от радости профессор Чесноук, когда я привезу ей это дерево.

— Сколько же он стоит? — почти не дыша произнесла я, боясь услышать ответ на свой вопрос.

Продавец снисходительно улыбнулся, давая понять, что ребёнку вроде меня это дерево не по карману. Я понимающе кивнула и, в последний раз взглянув на него, оторвалась наконец от теплицы и побрела на выход из палатки.

Пока я ждала Корбатова у курительной комнаты на вокзале, всё никак не могла выбросить из головы то прекрасное дерево. Я размечталась так, что почти кожей чувствовала рыхлую землю, когда бы сажала его в теплице мадам Чесноук, вдыхала манящий запах лимонов, когда дерево дало бы свои первые плоды. На глаза навернулись слёзы, и я ещё раз тоскливо взглянула в сторону палатки. Солнце уже вовсю освещало её, и довольный и бодрый продавец щебетал с покупательницами, втюхивая им садовые цветы.

— Душа моя, вы пока идите на платформу, я скоро. — Корбатов появился внезапно, и я от неожиданности вздрогнула. Он протянул мне билет, а сам направился на улицу.

Я не успела ничего спросить или возразить, поэтому смиренно взяла свой тяжёлый чемодан и потащилась улиткой на платформу, не замечая вокруг суетливых людей.

Кингс-кросс был немноголюден, несмотря на выходной, поэтому я не чувствовала себя такой потерянной, как неделю назад, когда мы только приехали в Лондон. Я сиротливо стояла между девятой и десятой платформами, ожидая профессора. Оставалось каких-то пять минут до прибытия поезда, а его всё не было. Я начала нервничать и тревожно оглядывать проходящих мимо людей.

Сначала я совсем ничего не поняла: навстречу мне шло… дерево? То есть, ноги-то человеческие, а вот наверху массивный коричневый горшок, а в нём то самое лимонное дерево из палатки за углом.

Я сняла очки и в недоумении протёрла глаза. Мне не показалось, это происходит в самом деле! Я просияла и кинулась навстречу Корбатову, которого было совсем не видно за небольшим, но раскидистым растением.

— Душа моя, давайте поспешим, все вопросы потом, — пыхтел он, аккуратно опуская горшок на тележку для багажа. В один миг мы оказались на нужной нам платформе и еле успели запрыгнуть в вагон.

Лишь когда уселись в орошённое солнцем купе, смогли перевести дух и расслабиться.

— Чуть не опоздали! — Корбатов облегчённо протирал платком вспотевший лоб, а я глупо улыбалась, глядя на дерево, которое уже заполнило запахом всё вокруг.

— Спасибо вам огромное, — пролепетала я, сдерживая ком слёз в горле.

Профессор ласково улыбнулся и придвинул горшок ко мне.

— Пустяки, душа моя. Я же видел, какими бешеными глазами вы смотрели на ту теплицу. Да и школе не помешает разнообразие в растениях, одна тентакула да бадьян кругом. — Он неопределённо махнул в сторону и достал газету, купленную в той палатке.

Преисполненная нежности, я с содроганием рассматривала каждый листочек, уже воображая, как буду ухаживать и заботиться о своём дереве.

Спустя пару чашек кофе и полчаса пустой болтавни ни о чём, я осмелилась спросить профессора:

— Вы обещали рассказать, что там в вашей… Анне Карениной? — я засмущалась, не уверенная, правильно ли запомнила название произведения. Корбатов довольно крякнул и откинулся на спинку сиденья, сложив руки в замок на коленях.

— А вы готовы услышать? А то после ваших вчерашних прощаний с подругой я больше таких слёзных потоков не выдержу. — Он насмешливо подмигнул мне, а я залилась краской ещё больше.

Всю неделю доставляла профессору одни неприятности: то эта миссис Морган, то министр, то Ася, теперь ещё и дерево это… он больше со мной точно никуда не поедет!

Я умолкла, решив, что мне лучше до конца поездки не высовываться, но Корбатов неловко прокашлялся и, глядя задумчиво в окно, проговорил:

— Сразу вам скажу, что я вижу это произведение не совсем так, как его выставляют во всяких литературных журналах. — Он презрительно покосился на газету и пренебрежительно отбросил её к окну.

— Это как? — я придвинулась ближе к столу, не тая любопытства.

— Знаете, мне претят все эти россказни про благоразумие, рациональность и прочее. — Профессор сморщился и раздражительно повёл плечами.

— Не совсем понимаю…

— Я вижу в этом произведении несчастную историю любви, которая могла бы быть вполне себе счастливой, если бы не чопорное общество… — И он рассказал мне вкратце содержание, пока на моём лице сменялись самые разные эмоции: от глупой смущённой улыбки до возгласа испуга в конце.

— Но… как же так! — я исступлённо схватилась за край стола. — У неё же остались дети! — я задыхалась словами, будто воочию увидев финальную сцену с главной героиней.

— Сын и дочь, да… — Корбатов печально подкручивал усы. — А любовь? Любовь ведь тоже осталась.

— Да что там любовь! — я отмахнулась. — Разве ж есть дело до какой-то там любви, когда речь заходит о детях?

Корбатов поражённо хмыкнул и вскинул брови.

— Вот уж не думал, что вы, такая юная и мечтательная, будете так взросло рассуждать.

Я непонимающе покачала головой, сминая в пальцах салфетку.

— Но как же… это же её дети, а не кто-то посторонний. Нет, я не понимаю… — я хмуро надвинула брови, борясь с разношёрстными мыслями в голове.

— Думаю, она бы не сделала то, что сделала, если бы общество не пренебрегало ею.

— Но ведь она поступила аморально, что ж тут удивляться?

— Душа моя, а кто из нас хоть раз в жизни не поступал аморально?

Я задумалась, и в голове вспыхнул тот самый вечер. Ошеломлённые глаза одноклассников, когда Гаррет… он… чёрт, какой позор!

— Я… я очень понимаю эту Анну… — я сложила на столе руки и устало опустила на них голову. — Но прощаться с жизнью из-за какого-то осуждения, тем более оставив детей… это слишком.

— Вот и я о том же! — Корбатов удовлетворённо вздохнул. — Смысл как раз в том, что пора менять все эти глупые устои. Пора жить, а не бояться сделать что-то не так.

Я, пленённая какой-то вмиг пришедшей в голову мыслью, подняла на него глаза и застыла. А ведь и правда, если бы я тогда умерла, кому бы от этого стало лучше? Все бы через несколько дней забыли, что случилось, а я бы больше никогда не увидела своих друзей, не поиграла с тварями в Виварии, не полетала на метле, да вообще ничего бы больше не сделала!

Какая глупость!

Я засмотрелась на пёстрый пейзаж за окном, мелькающий и рябящий в глазах. Вокруг такая красота, столько жизни и света. Скрывающиеся в повседневности дружба, любовь, забота, а я переживаю из-за каких-то мальчишек. Юркая обида мышью прошмыгнула в сердце и затаилась там, словно боясь, что я начну вытравливать её оттуда. Может, с ней мне будет не так уж и сложно жить? Постепенно она сменится разочарованием, а затем и смирением, и тогда я задышу полной грудью.

В самом деле, ведь не я же бесцеремонно набросилась на Гаррета на глазах у всех? Он просто застал меня врасплох, а Себастьян… он пусть думает обо мне, что хочет, сам не лучше! Вероятно, обнимается по углам со своей Самантой…

Я, преисполненная воодушевления и непонятно откуда взявшейся уверенности, принялась болтать без умолку с профессором обо всём и ни о чём одновременно.

Когда прозвучал первый гудок, оповещающий о приближении к платформе Хогсмида, я быстро похватала вещи и первая вывалилась из купе, готовая вылететь из поезда на ходу.

Я не поверила своим глазам, когда экспресс стал снижать скорость, и представилась возможность отчётливее рассмотреть стоящих на платформе людей.

— Душа моя, ну что ж вы встали как вкопанная! — профессор тщетно пытался обойти меня, но я со своим чемоданом перекрыла и без того узкий проход, стоя в полнейшей оторопи. — Выходим, а то уедем обратно в Лондон!

Он встряхнул меня за плечи, и я встрепенулась, выпрыгивая на сырую после дождя платформу. Навстречу мне весело шагал не кто иной, как Себастьян.

Студёная земля под ногами тотчас исчезла и уплыла куда-то далеко-далеко, а сама я парила в воздухе или же проваливалась в мягкие облака. Тело потеряло всяческую опору, и я присела на корточки, делая вид, что застёгиваю туфли, на которых, кстати, нет ни одной чёртовой застёжки!

Голова закружилась, а перед глазами заплясали прохожие, деревья, дома вдалеке и очертания замка. Тёплые руки Себастьяна подхватили меня за локти и потянули вверх, и от этого прикосновения захотелось сжаться в комок и покатиться по рельсам прямо под поезд.

— Всё хорошо? Амелия, ты в порядке? — почти в один голос озадаченно лепетали Себастьян и профессор, пока я приходила в себя, сидя на своём чемодане.

Я рассеянно подняла голову и посмотрела сначала на Корбатова, а затем на Сэллоу. Их лица выражали неподдельное беспокойство, и я поняла, что у меня из носа капает кровь. Сердце участило бег, когда мы с Себастьяном пересеклись мимолётным взглядом.

— Что ты тут делаешь? — опомнившись, спросила я севшим голосом. Попыталась вернуть себе непроницаемый вид. Кто-то из них протянул платок, и я стала вытирать нос, чувствуя себя полной дурой.

Себастьян был таким весёлым и довольным, и это сильно настораживало. Тайком осмотрела платформу — не стоит ли где Саманта? Что он тут забыл тогда? И прямо аккурат в то время, когда я приехала?

— Решил, это, тебя встретить. — Он неловко чесал затылок, обращая сконфуженный взгляд то на профессора, то в небо.

— Кхм, душа моя, вижу, у вас уже есть попутчик, так что позвольте мне откланяться. — Альберт хитро улыбнулся и, получив мой нерешительный, но всё же одобрительный кивок, направился в сторону Хогсмида, а именно в «Кабанью голову». Вскоре его спину невозможно было разглядеть за густым табачным дымом.

Я обречённо вздохнула и смерила нависающую надо мной фигуру Себастьяна безысходным взглядом.

— Ну пошли тогда. — Я встала, хлопнув себя по ногам, и поверженно махнула рукой. Куда деваться?

Сэллоу с секунду замялся, но затем схватил чемодан и попытался одной рукой поднять тяжёлый горшок. Я непроизвольно хохотнула, поняв, что Корбатов намеренно оставил дерево. Видеть, как пыхтит и старается Себастьян, было, конечно, забавно и всё такое, но я всё же пришла ему на помощь и забрала свой чемодан. Он благодарно улыбнулся и взялся двумя руками за горшок.

— Это что? — ветки лезли ему в лицо и рот, особенно когда он его открывал, и Себастьян постоянно плевался, пытаясь отодвинуть дерево подальше.

— Это лимон Лунарио, теперь будет жить в теплице Чесноук. — Я слегка приободрилась при упоминании дерева, но тут же вернула себе безучастное выражение лица. И чего он так лыбится?

— Как съездила? И почему тебе стало плохо? Может, надо к Чиррей?

— Съездила нормально, а это… — я залилась краской, ощутив тянущую боль внизу живота. — Это из-за погоды. — Отмахнулась и устремила взгляд в высокие деревья.

Глупые ноги совершенно не слушались: коленки тряслись, и мне казалось, я новорождённый телёнок, который только учится ходить. Слова вырывались из горла как-то надорванно, резко, будто их рубили топором. Я изо всех сил старалась не смотреть в сторону Сэллоу, но его запах кружил голову. Его фигура, идущая чуть позади, магнитом притягивала мой взгляд, но я упиралась как могла. Я посчитала все деревья в округе, осмотрела все облака и мысленно повторила целый параграф по Зельеварению, а мы не прошли и половины пути.

— Зачем ты пришёл? — я резко остановилась и вскинула на него глаза. Мир закружился и смазался в одно грязное пятно, и остались только мы вдвоём. В груди застыл свинцовый ком. Я не слышала ни птиц, ни завывания ветра, ни отдалённые голоса людей, лишь его сбившееся от шага дыхание и, может, даже стук ополоумевшего сердца. Или это моё собственное билось так шумно?

Он заботливо поставил горшок на землю, и это движение показалось мне невероятно медленным и бесконечным. За эти несколько секунд в голове пронеслись пещера с триптихом, завтрак в доме Сэллоу, Крипта, тренировка по квиддичу, поэтический вечер и стихи, посвящённые Саманте, а также письмо Гаррета.

Только Себастьян набрал в лёгкие воздуха, чтобы что-то сказать, я одним резким движением опустилась к чемодану и открыла его прямо посреди дороги. Выудив оттуда тяжёлый пиджак, протянула его Сэллоу:

— Вот, это твоё. — Я поджала губы и отвела взгляд, щурясь от солнца. — Взяла случайно.

Он растерянно протянул руку, и наши пальцы едва-едва соприкоснулись. Будто дотронувшись до раскалённых углей, я отпрянула и чуть не споткнулась о чемодан.

— Ты… ты там ничего не находила? — его расколотый голос звучал эхом, такой знакомый и одновременно забытый. Мне хотелось спрятать голову в песок, как страус, чтобы тотчас выбить из неё всю дурь.

— Нет. Я не копалась в твоих вещах. — Я скрестила на груди руки и инстинктивно спрятала половину лица в широком вороте свитера.

Себастьян протяжно выдохнул: то ли облегчённо, то ли… разочарованно?

— Амелия, давай… — он протянул ко мне руки, но я предостерегающе выставила вперёд свои и замотала головой. — Давай мириться.

Его плечи опустились, и на лоб упали каштановые пряди. Сердце зашлось в исступлении. Всё тело рвалось вперёд, поправить его волосы, дотронуться до тёплых рук, посчитать коричневые веснушки.

— А как же Саманта? — её имя вырвалось хрипло, как предсмертный вздох, а сама я зарделась настолько, что, казалось, мои уши вот-вот вспыхнут и загорятся пожаром.

— Что Саманта? Ты Дейл имеешь в виду?

Я обомлела. У него что, сто таких Самант, что ли?!

Считав моё недоумение и возмущение, он хлопнул себя по лбу:

— Почему ты о ней сказала?

— В каком смысле почему? Вы разве не встречаетесь? — весь этот разговор был невыносим. Я будто глотала колючки одну за другой, царапая горло в кровь. Язык ни в какую не хотел подчиняться, удерживая слова в своём плену. Я даже не уверена, что Сэллоу отчётливо слышал меня, потому что голос мой звучал тихо, надломленно. Появившаяся на лужах от взбесившегося ветра рябь стёрла отражающиеся в них наши лица. Градиентный листок мягко скользнул в воду и мертвенно застыл, будто подслушивая.

— Хм, — Себастьян начал чертить непонятные узоры на подмокшей земле носком ботинка. — С чего ты взяла? — Он сам сделался красным как помидор, и даже веснушки будто стали темнее.

— Ну, поэтический вечер и все дела…

— А, ты об этом. — Он прочистил горло и нервно сцепил руки перед собой. Я затаила дыхание, ожидая ответа, как приговора на эшафоте. — Нет, мы не встречаемся.

Мне казалось, я падаю. Куда-то в бездну, которой нет ни конца, ни края. Всё тело будто прошибло молнией, мышцы сковала судорога. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова наотрез отказались выходить за пределы горла. Грудь сдавило или, наоборот, отпустило после тягучей тревоги. Сердце забилось неистово — так напуганная лошадь стремглав несётся к хозяину от обезумевшего, истерзанного голодом хищника. В глубинах осквернённого обидой сердца зацвёл первый нежный цветок надежды. Захотелось по-матерински трепетно оберегать его, чтобы он не завял.

Я молча закрыла чемодан, взяла его и зашагала вперёд, жестом подгоняя Сэллоу. Тот встрепенулся, поднял горшок и засеменил следом.

Заходя во двор, я на миг остановилась, обводя взглядом массивное здание, к которому так стремилась последние пару дней. На краю сознания мелькнула робкая мысль о том, что ещё не всё потеряно. Надежда, как лёгкое хрупкое пёрышко, нежно опустилась в мои ладони, и я боялась пошевелить даже пальцем. Она, как единственный луч солнца, прожгла непроницаемую черноту, в которой я уже начинала задыхаться от безысходности.

— Давай.

— Что? — недоумевающе посмотрел на меня Себастьян.

— Давай мириться.

Комментарий к 22. Лунарио

Ваши «жду продолжения» и особенно комментарии невероятно мотивируют, спасибо! <3

========== 23.1 Всё желать ==========

Комментарий к 23.1 Всё желать

Друзья! Глава разделена на две логические части (сами всё поймёте). Первая прямо перед вами, вторая идёт следом, поэтому по отдельности они небольшие, но вместе составляют стандартную по размеру главу:)

🎵 Пицца — Лифт

🎵 Бумбокс — Та4то

Приятного чтения ❤️

— Ты чего творишь?! — я ахнула и залилась звонким смехом, когда его крепкие руки обхватили меня кольцом под коленками и подняли над землёй.

Сегодня я надела юбку.

Пятый раз за неделю. Как там говорила Натти в начале прошлого года? «Мой гардероб — твой гардероб»?.. Тогда бы я ни за что не поверила, что эта её фраза претворится когда-либо в жизнь.

Начиная с того самого дня, когда Себастьян встретил меня с поезда на платформе Хогсмида, я не снимала чёртовых юбок!

Его неподдельное восхищение, плескавшееся в глазах красным терпким вином, опьяняло меня саму, и я, упиваясь сладким нектаром окрыляющего чувства, каждый раз краснела, как в первый, но остановиться и надеть привычные брюки не могла.

Сегодня стало последней каплей в тактичном терпении и молчании Натсай. Если Поппи всё так же держалась, давая мне время самой созреть и рассказать, что произошло за неделю в Лондоне, то Натти с самого утра, как я попросила у неё эту юбку, жужжала мне на ухо и ходила по пятам, желая выведать, что же, чёрт возьми, происходит.

Да я бы и сама желала знать. Но это потом. А сейчас…

— Ну что, достаёшь? — сквозь хриплый смех пыхтел Себастьян, пока я изо всех сил тянула руку выше, чтобы уже достать до этого хитрого кота и погладить его наконец!

Мы гуляли по Хогсмиду уже второй час, нагло пропустив тренировку по квиддичу, чем вызвали такой гнев у Имельды, что уносили с поля ноги, не оборачиваясь. Уже собираясь обратно, на подоконнике второго этажа низенького дома я увидела рыжего кота, сладко греющего упитанную мордочку под лучами уходящего и такого же рыжего солнца. В пустых попытках дотянуться прыгала на месте и уже отчаялась его потискать, но тут подоспел Себастьян.

Он подскочил так неожиданно и резво, словно боялся, что либо сам передумает, либо я заранее разгадаю его мотивы и воспрепятствую. И я бы так и сделала, не будь такой счастливой и по-дурацки легкомысленной сегодня.

Инстинктивно обвила его шею левой рукой, а правую тянула всё выше и выше, ивот наконец кончиками пальцев ощутила тёплую и мягкую шубку кошачьих щёчек. Рыжий бездельник с некоторое время подавался навстречу и охотно подставлял мордочку под ласки, но затем сладко потянулся и, соскочив с подоконника, гордо зашагал в закат.

Я разочарованно поникла и почувствовала, что теряю опору. Раскрыв рот в немом испуге, попыталась зацепиться пальцами за деревянный подоконник, но предательски вспотевшие от такого сближения с Себастьяном ладони соскользнули, и я повалилась вниз. Сэллоу, как настоящий придурок, гоготал, сложившись пополам, пока я судорожно махала в воздухе растопыренными руками. Ухватилась за капюшон его мантии и потащила за собой на мокрую после дождя траву.

Живот больно сводило судорогами от истерического смеха, и я, в тщетных попытках успокоиться, лихорадочно щипала пальцами жухлую траву вокруг. Себастьян в своей дурацкой манере беззвучно трясся рядом, лёжа на животе и стуча ладонью по земле, то и дело переводил дыхание, чтобы набрать побольше воздуха для следующего захода хохота.

Когда меня отпустило, я деланно-грозно насупилась, скрестив на груди руки.

— Ну и чего ты меня не удержал?! Специально, что ли?

— Да кот этот — он так резко спрыгнул, я от неожиданности руки и опустил, — всё ещё сбивчиво дыша, прохрипел Сэллоу.

Мы лежали на спине в каких-то считанных сантиметрах друг от друга. Когда я повернула голову, на меня смотрело звёздное небо его веснушек, раскинувшихся по красным щекам. Каштановые кудри, как шоколадные потоки в «Сладком королевстве» — так и манили прикоснуться к ним пальцами, а потом слизать сладкую, стекающую с них жидкость.

Его грудь учащённо вздымалась, а сумасшедшая улыбка от уха до уха заражала и меня, и я спешно отвернулась, поджимая губы, чтобы не разулыбаться во весь рот.

— Амелия, — серьёзнее проговорил Себастьян, поднявшись на одном локте, — придёшь завтра к нам на день рождения?

Я непроизвольно фыркнула. Он что, думал, его сестра не позвала меня на вечеринку ещё в том лондонском письме?

Тем не менее я отчего-то покраснела и постаралась напустить на себя вид, будто раздумываю. Да что там думать! Подарки-то уже куплены…

Прогуливаясь в одиночестве между домов Хогсмида, пока у Себастьяна были уроки, а у меня перерыв, я набрела на очередную осеннюю ярмарочную палатку со всякой всячиной. День рождения Сэллоу был уже на носу, а я совершенно не знала, что им подарить. Когда же увидела кофейного цвета тёплый кардиган, не смогла пройти мимо — так и застыла, не обращая внимания на завлекательные речи других продавцов. Нам только-только пришла стипендия, а я уже была готова потратить её на эту прелесть — Анна будет пищать от восторга!

Расплатившись, никак не могла нарадоваться красивому белому свёртку, перевязанному праздничной лентой. Всё представляла, как Анна схватит подарок, начнёт его разворачивать, примерять кардиган!.. Ноги от счастья сами стали подпрыгивать и задорно нести меня вниз по брусчатке до тех пор, пока я не уткнулась в двери «Шапки-невидимки». Как назло, промозглый ветер забрался под рукава свитера и обдал своим ледяным дыханием. Я поёжилась и, прикидывая в уме сумму, оставшуюся с покупки, шагнула внутрь под писк дверного колокольчика.

Усатый Август Хилл со смешной причёской тут же подобострастно подскочил и начал рассказывать мне заученный текст про сезонную распродажу. Я медленно прохаживалась вдоль витрин и полок, подбирая подходящую мантию на холода.

Уже подходя к кассе с выбранной мантией, одной из самых дешёвых в магазине, на небольшой полке увидела мужские кожаные тёмно-зелёные перчатки для квиддича.

— Это новая, ограниченная коллекция, — залепетал Август, потягивая кофе из фарфоровой чашки, — из самой Японии, между прочим!

Вспомнила, как в один солнечный, но ветреный день Себастьян неловко заправил мне за ухо волосы, и на своей щеке я почувствовала грубую кожу его ладони. Он поделился тем, что вынужден тренироваться без перчаток, поскольку его старые уже совсем не спасают от мозолей и заноз. Это будет идеальным подарком!

Новые перчатки выглядели так качественно и дорого, что я боялась их даже потрогать, но Август жестом подозвал одну из девушек-помощниц, и она с удовольствием показала мне товар ближе. Когда же я решилась их пощупать, то приятно удивилась мягкости кожи, а также нежному бархату внутри — уже представляла, как Себастьяну будет в них удобно тренироваться и играть в предстоящих матчах.

Цена, конечно, стояла заоблачная — я бы не смогла расплатиться с Августом и тремя своими стипендиями, но, отложив мантию до лучших времён, взяла перчатки под расписку: согласно ей, буду платить по чуть-чуть аж до марта.

Несмотря на это, возвращалась в гостиную счастливая-пресчастливая, что в один день нашла подходящие подарки для обоих именинников.

Мечтательно улыбаясь своим воспоминаниям о покупках, я повернулась к Сэллоу и на выдохе, вставая с земли, произнесла:

— Конечно, приду.

Он подскочил следом, ошеломлённый, будто не ожидал, что я соглашусь. Я, развеселившаяся не на шутку, расхохоталась и побежала вниз по покрытой травяной шапкой поляне. Путалась в ногах, заливалась смехом то ли от скорости, то ли от ощущения погони, когда улавливала звуки семенящих шагов Себастьяна сзади. Хотелось стиснуть весь мир в объятья и расцеловать каждую травинку, каждое облачко в его надутые и мягкие щёки.

Занырнула за дерево и стала исподтишка смотреть за Себастьяном, сдерживая внутри целую бурю разномастных эмоций и чувств.

Осень — моё любимое время года. Бордовый цвет, все оттенки красного.

Окоченевшими пальцами я дотрагивалась до подёрнутой влагой листвы, будто до крови. Её металлический привкус оседал на языке, и я думала о Себастьяне. О всех его демонах.

Страшно. Непредсказуемо. Опасно.

Сердце заходилось одновременно в ужасе и трепете перед его силой, волей и целеустремлённостью. Убийство не может быть оправдано, но то, с какой воинственностью он сражался за спасение сестры, не могло не восхитить.

Красные листья охотно подставляли свою гладкость пальцам, и я представляла, что глажу его по щеке. Веснушки, как крошки, упали бы мне в ладонь, и я бы ссыпала их себе в карман и так бы и ходила — с частичкой его рядом, за пазухой.

Стоит там такой потерянный, испуганный — прямо как в той пещере. Стук его палочки о каменный пол раздался в ушах, и я поёжилась. Он не хотел этого делать, но сделал. Сделал, не обдумав. Или, что страшнее, тщательно обдумав. Чего ещё от него стоит ждать?

***

Спина Амелии стремительно отдалялась, а её звонкий смех становился всё тише по мере того, как она спускалась дальше по поляне. Красно-оранжевый грейпфрутовый сок уходящего солнца сочился с рассечённого облаками неба и завораживающе красиво стекал на её каштановые волосы.

От этого зрелища щемило в груди, и я бежал изо всех сил, чтобы поскорее догнать Амелию и что-то ей сказать. Что именно — не знал, но чувствовал, что-то рвётся из горла истерическим смехом или глухим кашлем.

Сначала эта беготня меня веселила, и я даже дал ей фору в несколько секунд, чтобы подольше насладиться открывающейся передо мной картиной, но, когда в один момент потерял её из виду, начал паниковать.

Каждый день после её возвращения из Лондона я старался не спускать с неё глаз — будто боялся, что она снова куда-то исчезнет. Проклинал чёртово расписание, при котором у неё могли быть перерывы, а у меня в это время занятия. И пропустить нельзя — после моей выходки в день поэтического вечера с переводом в Ильверморни, Матильда гораздо внимательнее следила за моими поведением и успеваемостью.

Каждый раз, когда Амелия терялась в толпе или просто, дурачась, пряталась, у меня заходилось сердце: где она? Куда пропала? Кто её снова от меня забрал?

Я самостоятельно, своими собственными руками могу её от себя оттолкнуть в любой момент. Разозлиться, приревновать, вспылить — и вот она уже убегает от меня, путаясь в ногах. Каждый раз, когда я думаю о том, на что способен в гневе, мою душу будто клюют сотни тысяч остервенелых воронов. Я убийца и до сих пор не вышел из этой роли.

Сейчас, стоя на крутом склоне и увязая пятками в размокшей от дождя земле, я хотел выть от досады: Амелию не было видно нигде: ни в высоких деревьях внизу, ни у радостно бегущего ручья, ни среди редевших домов сзади.

— Бу! Испугался?! — она подбежала бесшумно сзади под дезиллюминационным заклинанием и хлопнула меня по плечам. Я, вмиг ослабевший, рухнул коленями прямо в чавкающую почву.

— Мерлин! Никогда больше так не делай, слышишь? — сам не понимая, что делаю, обхватил её лодыжки пальцами, словно запястья, и смотрел снизу вверх, как слепой щенок, который потерял мать. — Никогда!

— Себастьян, ты чего? — она опустилась рядом и обеспокоенно заглянула в глаза. — Я думала, будет весело…

Стало стыдно за свою слабость, за свой страх, за то, что испортил ей настроение — она ведь так хохотала, как никогда до этого! Её румяные щёки подсвечивались ласковыми лучами солнца, а растрепавшиеся от бега волосы источали лимонный аромат. Я бы остался в этом мгновении навечно, наслаждался бы им, упивался, но никогда бы не насытился вдоволь.

Завтра у нас с Анной день рождения, но впервые за последние годы я по-настоящему счастлив этому празднику. И не потому, что будет большая вечеринка с кучей подарков и веселья. Амелия. Там будет она. И я не мог дождаться наступления завтрашнего вечера, чтобы вновь увидеть её и сделать кое-что приятное.

На следующий день после выдачи стипендии я воспользовался моментом, когда Амелия делала домашку в библиотеке, и вырвался в Хогсмид, чтобы купить ей мантию и шарф.

Блуждал там уже сорок минут — перерыв подходил к концу, а я купил лишь тёплую мантию, а все шарфы, которые попадались на глаза, были совсем не тем, что я представлял себе в голове!

Наконец, когда я дошёл до самой крайней палатки, мой взгляд упал на разложенные на небольшом прилавке шарфы: один краше другого, и все такие разные, что разбегались глаза. Жёлтые, зелёные, фиолетовые, синие и… красные! Я ошалело посмотрел на пожилую продавщицу, скучающую за прилавком, и потянул бордовый шарф с нюхлером, держащим монетку в лапках.

Я невольно улыбнулся воспоминанию о том, как радовалась Амелия нюхлеру на первом её уроке по уходу за тварями у профессора Ховин. Она щекотала ему белое пузо, пока тот довольно пыхтел и строил нам всем глазки: наверняка его подельник тогда украл из кармана каждого по одному галлеону.

Да и цвет какой осенний! Я рефлекторно оглядел жёлто-красные шапки деревьев вокруг. Ей точно понравится!

Бежал в школу сломя голову — хотелось сейчас же подарить ей подарки и уже поскорее насладиться её реакцией, но, стиснув зубы, тихо пробрался к себе в комнату и убрал всё в сундук. В субботу вечером, на вечеринке, скажу ей кое-что важное и сделаю свой первый для неё подарок. Я, олух, в марте не поздравил её даже с днём рождения. Тогда не мог думать ни о чём, кроме спасения Анны, и постоянно срывал на Амелии свои злость и досаду. И в тот день тоже. Даже не обратил внимания, что она нарядилась — как обычно гаркнул что-то грубое и потащил следом за собой в очередные катакомбы. Она и слова не сказала, лишь поникла и степенно пошла рядом.

При мысли об этом я скривился и поспешил вернуться к воспоминаниям о предстоящей вечеринке. Сидеть на земле становилось холодно, и я, дурашливо воткнув первый попавшийся листок в волосы Амелии, резко вскочил и помчался вниз к тропинке, ведущей в школу. Она с мгновение замялась, но затем взмыла следом и побежала меня догонять, заливаясь уже ставшим привычным смехом.

Я чувствовал себя тем маленьким мальчиком, который без устали гоготал с сестрой по поводу и без. Ещё до смерти родителей. Тогда каждый новый день таил в себе невероятно интересные открытия и захватывающие приключения. Каждый наш с Анной миг был укутан нежностью и родительской лаской. Давно я не чувствовал себя таким беззаботным, таким беспечным и легкомысленно-счастливым.

Не хочу, чтобы этот день когда-либо заканчивался.

Долго стояли посреди гостиной у нашего камина, у которого впервые встретились в прошлом году. Переминались с ноги на ногу, поджимали губы и отводили глаза. Цеплялись за любую тему, которая могла бы хоть ненадолго оттянуть момент разлуки. Плевать, что завтра снова встретимся — расставаться не хотелось даже на миг. Мне. А ей… Что её держит рядом? Неужели она больше не злится? Не обижается?..

Я старался выбросить из головы все эти вопросы, вытеснить их до неопределённого момента. «Когда-нибудь потом, позже», — отмахивался я. Может, и она так же?

***

Плечо, которым я прислонилась к камину, нестерпимо жгло, да и в целом было невыносимо жарко стоять рядом. Рядом с камином, разумеется. Не с Сэллоу. Хотя… и с ним тоже. Однако я ни в какую не хотела разлучаться. Даже на короткую ночь. Завтра выходной, но я уверена, что проснусь ни свет ни заря, поскольку не смогу лежать на одном месте — буду вертеться волчком по комнате и по школе, всё приближая вечеринку.

Эти пять дней я не видела вокруг никого. Даже удивляюсь, как меня не выгнали ни разу с урока — я то и дело мечтательно запрокидывала голову и болтала в воздухе наполовину спущенной с ноги туфлёй. Прокручивала в голове каждый миг наедине с Себастьяном. А их в последнее время было очень много.

Корбатов дал мне время до октября адаптироваться, мол, после поездки наверстать упущенное, подтянуть успеваемость, а потом уже возобновлять тренировки. Но я-то знала, что он видел, как мы с Себастьяном не отлипали друг от друга всю неделю. Было стыдно и в то же время радостно от того, что окружающие будто разом всё поняли и единогласно решили не мешать нам, хотя, возможно, это мы не обращали ни на кого внимания, увлечённые друг другом.

Перед глазами днём и ночью маячили его эти веснушки, которые хотелось собрать в горсть и сдуть, развевая по ветру. Его шоколадные кудри, шалопайская улыбка, хриплый смех… Чёрт, что ж это такое? Неужели я…

— Так, и чего мы не спим?! — чересчур строгий даже для Оминиса голос раздался у лестницы.

Друг гордо потирал двумя пальцами значок старосты факультета на своей безупречно выглаженной мантии и размеренно шагал в нашу сторону. Мы с Себастьяном переглянулись и прыснули, отводя взгляд.

Оминис нахмурился и на миг остановился. Поняв, что это мы, неловко кашлянул и учтиво пошёл дальше, делая вид, что не заметил студентов, до сих пор околачивающихся в общей комнате.

— У нас ещё пара минут, — прошептала я, заходясь глупым смехом от щекочущей нервы обстановки.

— Завтра увидимся. Будешь помогать украшать гостиную? — Себастьян тоже перешёл на шёпот и зачем-то наклонился совсем близко ко мне. Я никогда раньше не видела такую широкую улыбку на его лице. Огонь, потрескивающий в камине, словно подтрунивал над нами, показывая красный язык.

Сконфуженная ситуацией, я что-то пробормотала и, зачем-то слегка ткнув пальцем ему в плечо, убежала в комнату. Прислонившись к закрытой двери, ещё несколько секунд переводила дыхание, то и дело срываясь на полуписк-полусмех, — боялась разбудить соседок. На цыпочках прошла к своей кровати и, уже по традиции проверив подарки в сундуке, юркнула под одеяло.

Комментарий к 23.1 Всё желать

Пожалуйста, остановитесь на пару минут здесь. Я знаю, что на ваших лицах сейчас горят улыбки:) И я этому безмерно рада.

Перед тем, как приступить к чтению второй части главы, черканите, пожалуйста, пару слов о своих впечатлениях. Для меня в этот раз это особенно важно (опять же, сами позже поймёте, почему). Вам несложно — мне приятно:) Заранее спасибо ❤️

Всех обнимаю! :3

========== 23.2 Всё потерять ==========

Комментарий к 23.2 Всё потерять

Вот мы с вами и на пиковой точке сюжета:) Поздравлямба, что ли?)

Обратите внимание, что это вторая часть главы!

🎵 Нервы — В клочья

🎵 Нервы — Нервы

🎵 Сплин — Танцуй!

🎵 Наутилус Помпилиус — Крылья

Приятного чтения ❤️

Минуты длились целую вечность.

Целую вечность восходило солнце, затем оно почему-то невероятно медленно и ленно выпускало свои лучи, как пацифист — клинки из ножен. Как только послышался первый голос за дверью, я раскрыла глаза и уже собиралась встать, но кое-что вспомнила. Боясь пошевелиться, чтобы не расплескать ценные воспоминания, медленно дотронулась дрожащей рукой до нагретых солнцем губ. Тот сон…

Вокруг змеи. Они везде, куда ни посмотри, но Себастьян их будто не замечает. Он наклоняется и оставляет на моих губах поцелуй.

Я блаженно прикрыла глаза, и первая за день улыбка накрепко пригвоздилась к моему лицу. Щёки сводило от неуёмного смеха, который сопровождал меня всю неделю до этого. Я старалась выглядеть спокойной и даже отчуждённой, но выходило из рук вон плохо.

Стараясь не разбудить ещё спящих соседок, мышью выскользнула в звенящую тишиной гостиную. В любой другой законный выходной я бы ни за что не встала так рано, но сегодня — исключение. Всё вокруг будто погрузилось в тину или густой кисель: чудилось, что я иду по непроходимому болоту, а время тянется и тянется, как струйка мёда с ложки.

Мне казалось, прошёл целый день, пока я тщательно умывалась, причёсывалась и подбирала наряд, а на деле прошла какая-то несчастная пара часов, и остальные студенты только-только начали наводнять гостиную. Она становилась шумнее с каждой минутой, и это только растравливало мои до предела натянутые нервы.

Я ужасно виновата перед подругами, что держу их всё это время в неведении, но даже сейчас, находясь под их настороженными взглядами, не могла подойди и заговорить — неловко улыбалась, опускала стыдливо глаза в пол и возвращалась к украшению гостиной.

Но не только глаза подруг выцепляли меня из толпы. И не только сегодня. Зелёные глаза с загадочной поволокой преследовали всюду: в столовой, на совместных уроках, в пустых коридорах, в библиотеке…

— Я делаю домашнее задание, мне некогда разговаривать, — отчеканила я и уткнулась глубже в учебник. Глаза лихорадочно бегали по написанному, а мозг отказывался воспринимать информацию, и всё, о чём я могла думать, — это о Гаррете, нависшем над столом.

— Амелия, давай поговорим. — Он цедил слова сквозь зубы, и даже не видя его лица, было понятно, что он невероятно зол. Я всё боялась, что с минуты на минуту сюда войдёт Себастьян, и начнётся очередная потасовка.

— Гаррет, давай потом, пожалуйста, — взмолилась я, украдкой поглядывая на вход.

Он с несколько секунд постоял, не двигаясь, а затем, хлопнув по столу, шумно зашагал на выход. Я облегчённо выдохнула, но его бешено стучащее сердце будто навсегда застыло в ушах, как морской шум в ракушке. Я слышала его аккомпанемент всюду, даже в гуле многочисленных голосов и во сне.

Вот и сейчас Гаррет сидел в самом углу гостиной в мягком шахматном кресле и, подперев рукой подбородок, неотрывно наблюдал за мной, как лев за косулей, зная, что она вот-вот потеряет бдительность, и тогда можно будет напасть. Знала бы я в тот момент, что хищник здесь не один…

***

По традиции именинникам нельзя покидать своих комнат, пока не начнётся вечеринка, и их не позовут.

Я беспомощно валялся на кровати и постоянно ныл Оминису о том, как мне надоело ждать. Ему нужно было делать плановый обход, но я не хотел его отпускать, как единственное доступное развлечение. Тянуть дальше стало некуда, и мне в конце концов пришлось остаться наедине с грызущими сознание мыслями.

Сегодня на вечеринке я обязан что-то сказать Амелии. Что-то такое, что бы могло обозначить новый этап в нашем общении. Голова разрывалась на части — я никак не мог придумать, что и как правильно сделать. Всё, что бы ни приходило на ум, было либо невероятно глупым и наивным, либо слишком пафосным.

Я устало зарылся в волосы и уткнулся лицом в подушку. Мандраж бил всё тело. Это какая-то му́ка: она там, за дверью, а я не могу выйти по каким-то дурацким традициям, на которые, честно говоря, раньше не жаловался.

Полностью вымотавшись тяжёлыми и душными самоистязаниями, я задремал и проснулся уже в первых сумерках, оглушённый вознёй и смехом за стеной. Подскочил с кровати и стал впопыхах носиться по комнате, ища костюм. Кое-как нащупал клетчатый пиджак. Я не вынимал его из сундука с самого воскресенья — слишком болезненные воспоминания. Крепко сжал его в кулаке, решаясь: может, надеть что-то другое?

Нет уж, пора поставить точку во всех сомнениях и недомолвках. Забудем тот поэтический бред и перекроем его лучшим воспоминанием. Пошарил по карманам — блокнот. А это что?..

Несколько ниток внутреннего кармана были будто разорваны — они хаотично торчали в разные стороны. Когда я надевал его последний раз, он точно был целым, я бы заметил… Наверное, порвался, когда я отдавал его Амелии. Но почему именно внутренний карман, где лежал блокнот?

Мои глаза округлились, и я осел на кровать. Неужели она всё-таки нашла его? Что, и прочитала?

В голову полезли наглые щупальца раздумий. Если она нашла его, то почему ничего не сказала? Соврала, чтобы что? Чтобы я не злился? Резонно, я бы мог… но, получается, она прочла стихотворение! Я поднялся и зашагал по комнате, спотыкаясь о сундуки и кровати.

Интересно, она поняла, что оно посвящено ей? А если не поняла? А если не прочитала? Чёрт!

Снова упал на кровать и схватился за дурную голову. Хотелось рвать волосы, выдирать их клочьями, чтобы переключиться на эту боль, а не ту, что паутиной разрасталась в груди. Должно быть, ей не понравился стих, и поэтому она не стала ничего говорить.

Настойчивый стук в дверь прервал мои мучительные раздумья, и от испуга я встрепенулся, пытаясь привести волосы на голове в порядок.

— Ты там скоро? Анна уже готова — тебя ждём. — Оминис заглянул в погружённую во мрак комнату, впуская за собой яркий свет из коридора. Внутренности скрутило от волнения.

— Уже иду, — глухо отозвался я и принялся одеваться.

С того момента, как я вышел из комнаты, меня закружил вихрь празднества и веселья. Время текло незаметно, а знакомые лица смешались в одно большое улыбающееся пятно.

Я глотал коктейли один за другим и уже после пятого еле стоял на ногах. Кураж и алкоголь настолько вдарили в голову, что я позабыл напрочь обо всём, что планировал сделать. А я ведь что-то планировал…

Ощутив дурноту и духоту, решил побыть в одиночестве хотя бы пару минут, пока меня снова не выдернули в эпицентр веселья.

Первая попавшаяся комната в мужском крыле была, к счастью, пуста, и я наконец смог расслабить галстук и вдохнуть полной грудью. Не успел сделать и шага к кровати, как чьи-то маленькие и нежные руки обхватили мой торс.

Пропали разом все запахи, кроме сочных лимонов.

Я шумно выдохнул, не веря своему счастью. Амелия.

Её нос уткнулся мне в спину, и даже через плотный пиджак паром обдавало её горячее и сбившееся дыхание. Полумрак комнаты приятно щекотал нервы, а от алкоголя кружилась голова. Или не только от него?..

Стало невыносимо жарко. Трясущимися руками потянулся к пуговицам пиджака, наскоро снял его и кинул наугад в темноту. Что делать дальше? Что в таких ситуациях надо делать, чёрт возьми?

Я ахнул и рассыпался на миллионы песчинок, когда холодные руки Амелии проворно запустились под мою рубашку. Я втянул сквозь зубы воздух и перехватил её руки.

Повернулся к ней лицом, но толком ничего не мог разглядеть — в глазах двоилось или даже троилось, но лимоны… Возбуждение приятно тянуло низ живота, и мне казалось, я попал в рай.

Или в ад. Потому что, когда её горячие губы накрыли мои, всё внутри обрушилось и сломало этажи в Хогвартсе, земную кору, достигнув самого ядра. Моя душа упала навзничь — прямо к чертям.

Мерлин, почему она такая… настойчивая?

Я не знал, куда деваться, поэтому безопасно держал руки на её плечах, пока она змеёй извивалась передо мной. Она требовала чего-то большего, но это не укладывалось у меня даже в пьяной голове.

Разум улетал всё дальше и дальше, и я уже не мог себя контролировать: подхватил её подмышками и приставил к стене, сажая на чей-то сундук. Она так удивительно охотно открывала рот навстречу моим поцелуям, так расслабленно таяла под нажимом моих рук подобно сливочному маслу.

Я исступлённо покрывал её лицо скомканными и клюющими поцелуями, не мог надышаться запахом лимонов, исходящим от её тонкой шеи.

Нельзя нельзя нельзя.

Наглая и бесцеремонная рука сама, клянусь, сама проскользнула под юбку, и её хриплый стон ворвался в самое моё нутро. В штанах стало до распирающей боли тесно. Я стиснул зубы и попытался вернуть себе хоть толику сознания. Бесполезно.

***

— На, попробуй, тебе точно понравится. — Заговорщицкий тон Леандера не сулил ничего хорошего, а продолговатый стакан в его руке как-то чересчур подозрительно бурлил своим содержимым. Я поднесла его к носу и сморщилась.

— Ну и гадость!

— Сама ты гадость, — обиженно буркнул он. — Не хочешь — как хочешь. — Он пожал плечами, но стакан всё-таки оставил на столе рядом со мной. Я с опаской на него покосилась и отодвинулась подальше. Из тарелки с жареными каштанами, которые сама же заблаговременно принесла к столу, вытянула один и надкусила, как яблоко. Интересно, Себастьян оценит лакомство и поймёт, что к чему?..

Мы с Натти, Поппи и Амитом сидели на длинном мягком диване, откинувшись на спинку. Я беспрестанно теребила подол красной бархатной юбки.

Когда я подошла к Натсай, чтобы снова одолжить её, как две недели назад, она одарила меня ничего непонимающим взглядом.

— Мне казалось, она теперь тебе напоминает о том вечере, поэтому я и сама её не надевала… — она растерянно вынула из шкафа красный комплект и с сомнением протянула мне его.

— Да, ты права. — Я поджала губы, в последний раз обдумывая идею. — Но рано или поздно надо же избавляться от гнусных воспоминаний. — Ободряюще приулыбнулась и подмигнула подруге.

— Он тебе очень идёт, так что смело надевай. — Натти погладила меня по плечу, а я побежала в гостиную готовиться к вечеринке.

В груди бушевал ураган эмоций, в котором значительно преобладала тревога. Я не могла понять, почему мне так волнительно, и списывала всё на знаменательный день, который так долго ждала. Было предчувствие, что сегодня что-то случится. Может, Себастьян скажет мне что-то важное?..

В зале появился Оминис, который сообщил, что именинник будет с минуты на минуту, и я решила пойти в нашу комнату и поторопить Анну. Место рядом с Натти быстро занялось новоиспечённым старостой, который упорно делал вид, что сел рядом с ней совершенно случайно. Я успела только ухмыльнуться, глядя на то, как неловко и скомканно завязывается между ними диалог.

Почти у самых дверей меня окликнул знакомый голос. Всё внутри заледенело и стянулось узлом, и я не сразу повернула голову на звук. Постаралась успокоиться и натянуть дружелюбную улыбку.

— Амелия, можно попросить тебя кое о чём?

— Конечно, Саманта. Что случилось?

Она стояла у перил и издалека смотрела на столпотворение студентов в гостиной. Её взгляд был печальным и даже каким-то пустым, отчего становилось жутко. Может, она под какими зельями?

Отбросив все конфликты и неприязнь, я подошла к ней и участливо дотронулась до плеча, возвращая её в реальность. Она рассеянно моргнула и слабо приулыбнулась.

— Я забыла свои духи в гостиной, так лень возвращаться. — Саманта поникла и махнула рукой куда-то в сторону выхода. — У тебя не будет каких-нибудь? А то я себя некомфортно чувствую без них…

Меня умилила такая простая просьба и то, с какой виной она её озвучивала. Снисходительно улыбнувшись, потянулась за сумочкой на плече и выудила оттуда баночку без крышки.

— У меня только такие. Зато они дольше держатся. — Подмигнула и развернулась, чтобы пойти обратно в комнату. Саманта хотела сказать что-то ещё, но в последний момент передумала и лишь благодарно кивнула. — Баночку потом вернёшь как-нибудь.

Хор голосов оглушил меня своими выкриками «С днём рождения!», и я не слышала саму себя, пока так же радостно подпрыгивала и хлопала в ладоши. Уже изрядно выпившие студенты совершенно не стеснялись: подбегали к именинникам и чуть ли не поднимали их на руки, поэтому возможности подойти ближе к Себастьяну или Анне никак не представлялось.

Я смотрела на них со стороны и умилялась тому, как они всё-таки похожи: Анна выглядит намного здоровее по сравнению с прошлым годом, а Себастьян непривычно улыбчивый и разговорчивый.

Клетчатый пиджак заметила не сразу, только когда толпа чуть-чуть рассосалась. Сердце кольнуло воспоминанием о блокноте и том стихотворении. Рефлекторно стала искать глазами Саманту — она стояла вдалеке и пила коктейли с Леандером. Надо бы подойти и забрать её оттуда — ещё неизвестно, чем этот зельевар её поит…

— Ты пришла. — Тёплые руки взяли мои, и от этого прикосновения я стала улетать ввысь, как воздушный шарик. Себастьян стоял совсем рядом, пока Анна отвлекала гостей на себя.

— Конечно, пришла, я же тут живу! — я попыталась отшутиться, хотя глупая нервная улыбка сковала рот. Наверняка со стороны выгляжу невероятно тупо…

Когда со всех сторон стали наплывать поздравляющие, я понимающе отпустила Себастьяна, пообещав ему, что мы ещё сможем поговорить сегодня наедине. Мне и самой хотелось немного расслабиться и раствориться в празднике, чтобы унять волнение.

Гостиная гудела роем пчёл. Я не знаю, что именно сделал Оминис, чтобы устроить нам всем такую вечеринку, но постарался он явно на славу, возможно, помог его новый статус, в котором так отчаянно нуждалась школа, а именно наш бедовый факультет.

Леандер весь вечер втюхивал свои супер-пупер-зелья, но не каждый, слава Мерлину, решался их пить. Он было уговорил меня на один маленький глоток, но я в конце концов отказалась — не хотелось быть в невменяемом состоянии перед Себастьяном.

Даже когда мы танцевали, общались, смеялись и участвовали в конкурсах, придуманных Поппи, я не переставала думать о нём. Выискивала его жадным взглядом и только потом успокаивалась. Смотрела без устали на часы и думала: «Когда же, когда?»

Достигнув пика изнеможения и нетерпения, направилась в комнату за подарками. Как раз в это время многие стали разбредаться по своим гостиным и комнатам, но всё же основной костяк вечеринки никак не хотел расходиться.

Два праздничных свёртка приятно шуршали под пальцами, пока я несла их за спиной в очаг празднества. Сначала направилась к Анне, потому как увидела её первой.

Она сидела с Чарльзом в глубине гостиной и о чём-то с ним шепталась. Я неловко постояла в стороне, привлекая внимание подруги, а затем, когда Чарльз тактично отошёл, подошла к ней и присела рядом на корточки.

— Держи, это тебе. — Я трепетно протянула ей свёрток, наслаждаясь вспыхнувшим огнём любопытства в её глазах.

Визг, последующий за развёртыванием подарка, можно было смело сравнить с криком Мандрагоры, и я рассмеялась от такой бури чувств, стискиваемая Анной в объятья. Оставив их с Чарльзом и новым кардиганом наедине, поспешила найти Себастьяна.

Руки потели нещадно, а в горле напрочь пересохло. Я то и дело сглатывала нервный ком, но он моментально подступал вновь, и я уже перестала с ним бороться. Всё кругом разом превратилось в декорации: неживые, искусственные и совершенно неважные. Главным стало одно — он.

***

— Я хотел тебе сказать, — шепчу я не своим голосом, — что ты… ты для меня всё. — Еле ворочаю языком, но не могу остановиться бормотать весь этот бред. — Рядом с тобой я наконец жду завтрашний день, я не проклинаю судьбу за то, что не сдох в той пещере.

Она молчит. Даже не пытается что-то сказать. Какой же я дурак, что полез в такой момент со своими сопливыми разговорами.

Хочу зарыться пальцами в её волосы, ещё глубже вдохнуть их аромат. Скольжу рукой по гладкой шее и выше.

Палочка?..

«Почему ты заколола волосы палочкой?»

Мысли вытесняются похотью, когда она в очередной раз перехватывает мою руку, а своей ползёт под рубашку. Кожа покрывается мурашками, и я не могу сдержать сиплый стон. Мои поцелуи становятся всё настырнее, твёрже, но…

Люмос.

Кого ещё принесли сюда черти?!

Я раздражённо на силу размыкаю поцелуй и смотрю в сторону света. Ничего не понимаю. Что мне снова намешал Леандер?

***

Долго я плутала по поворотам и комнатам, но наконец на одном из кресел увидела клетчатый пиджак. По наитию прижала его к груди, вдохнула терпкий запах до боли знакомого парфюма. Трепетно провела пальцем по эмблеме змеи, вышитой у сердца.

Душа мигом вылетела из тела, и я разволновалась до предела. Что ему сказать сейчас? Просто поздравить? Будет глупо… Чёрт, почему я не продумала этот момент заранее?!

Я злилась на саму себя, пока продвигалась глубже в комнату. На пару секунд застыла, и свёрток мягким облаком рухнул вниз из моих поверженно опустившихся рук.

В углу какое-то копошение и странное пыхтение, которое я не слышала раньше, но почему-то сразу всё поняла.

В голове набатом било «Уходи сейчас же!», но туфли будто обрели осознанность и сами тащили меня вперёд, а веки не смыкались, как бы я ни старалась закрыть глаза.

Люмос.

Себастьян жмурится и поворачивает ко мне голову. Я вижу его расстёгнутую рубашку и стыдливо отвожу взгляд. На сундуке перед ним разнузданно сидит Саманта, вся разомлевшая и покрытая красными пятнами от жадных поцелуев.

Чёрт, что происходит?!

Себастьян словно потерялся в реальности: смотрит затуманенным взглядом то на меня, то на неё, а затем поспешно встаёт и заправляет рубашку в брюки.

Я будто приросла к месту. Всё моё существо стремится наружу, а я не могу даже сделать вдох.

«Не любит он тебя. Не нужна ты ему».«Милуется со своей этой Дейл».

Я вылетела оттуда снитчем, как только Себастьян стал приближаться с вытянутой рукой.

Подбежала к столу, жадно охватывая его содержимое умалишённым взглядом, наткнулась на пузатый стакан — явно с алкоголем. Осушила его в один глоток, чувствуя, как нещадно жжёт горло и горят глаза. С остервенением смахнула со стола корзину с каштанами и побежала дальше — прочь из этой ненавистной гостиной. Взметнула по лестнице, выскочила в холодный коридор и, не разбирая дороги, побежала вниз-вниз-вниз, словно в ад.

Никто и ничто не могло остановить меня в тот момент. Я бежала на улицу, будто в пасть голодному тигру, обрекая себя на неминуемую и такую желанную смерть. Земную, конечно. Телесную. В душé я умерла ровно пять минут назад, когда была ещё там, в веселье и танцах, в музыке и улыбках. Отражаясь в счастливых и пьяных глазах, считала, что сама неописуемо счастлива. Оказалось наоборот — глубоко-глубоко несчастна и глупа.

Глупая глупая глупая!

Подминая под себя юбку, проклиная саму себя, желая содрать зудящую кожу, сбросить её, как змея, бежала к воде. Манило туда, как мотылька на свет, и я знала — там станет легче. Боль отзывалась во всём теле, особенно в ногах, и я ступала, как по битому стеклу. Я бы лучше съела его, прожевала до мельчайшей крошки, чем увидела то, что увидела в той комнате.

Остановилась. Дышала жадно, ртом, проглатывая куски разряженного холодом воздуха. Удушливый нервный кашель. Опьянение на холоде лишь усилилось, что странно. Привалилась к дереву спиной. Опустила руки между согнутыми коленями и уронила на них голову. Мысли, как поломанный механизм часов, всполошились, устроили в голове хаос, затарабанили в ушах. Куча вопросов. Ответа нет ни одного.

Зачем? Почему он так сделал? Для чего?

Взъерепенился ветер, поднял столп листьев и веток, обрызгал ледяной водой. Начался дождь. Я засмеялась ядовитым, гомерическим смехом, всплёскивая от досады тряпичными руками. Даже природа издевается надо мной! Надеюсь, небеса разверзнутся, и наступит Армагеддон! Бьющий по водной глади дождь вторил такту моего колотящегося сердца.

Может, утопиться?

Я с горечью, стремительно разрастающейся в груди, поднялась на ватных ногах и подошла ближе к кромке озера. Носком туфли поелозила по водной границе — ноги и без того намокли, бояться нечего. Заболею и умру на крайний случай.

Нет, топиться здесь глупо — совсем не глубоко, только болтрушайкам на смех. Желчно улыбнулась вовремя подоспевшим мыслям и воспоминаниям о поэтическом вечере. «Закончить начатое под лестницей», так?

В темноте не видела пальцев, да и в таком холоде и ознобе, наверное, стала прозрачной, по крайней мере ощущалось именно так. Будто промозглый ветер старательно выдувал из меня всю жизнь, которая только могла остаться после всех причинённых ран. Но ощущать горячие, пламенеющие пальцы я всё же могла.

В моменты гнетущего отчаяния человек ведёт себя как настоящий эгоист — он не думает о родных и близких, о друзьях, подопечных и прочих — только о себе. Поскорее бы покончить с этим, поскорее бы освободиться от боли, как от капкана, вонзающегося острыми зубьями в кожу. Поскорее бы броситься под поезд.

Однако инстинкт самосохранения неустанно выдаёт картинки: твои родные, близкие, любимые… А что делать, если среди этих картинок он?! Жить ради него? А ему какое дело? Он сейчас даже не думает обо мне, он там…

Так, всё. Хватит.

Я решительно приложила два пальца к пульсирующей венке на шее, чуть дёрнувшись от контраста ледяной кожи с почти обжигающими пальцами. Прикрыла глаза, сделала глубокий вдох, представляя себе свою смерть.

Громкий крик разрезал гул падающих капель и завывания ветра. Я распахнула глаза и увидела прямо над головой чёрного ворона, блеснувшего в темноте своим зелёным глазом. От испуга его жутким карканьем отступила назад, чуть не повалившись на спину — споткнулась о корягу.

Тело обмякло. Эмоции растворились, как сахар в чае, и не осталось ничего, только пустота. Гадливая, терзающая, но всё же пустота.

«Ну и что же, я зря сюда шла?» — еле шевеля мыслями, думала я.

Веки наливались свинцом, но мне нестерпимо хотелось выплюнуть всю эту чёрную едкую боль, скопившуюся в горле, как прогорклую смолу. Абсолютно непослушными и деревянными от холода руками стала стягивать туфли. Дорогие всё-таки — Натти одолжила…

Интересно, русалкам холодно в воде?

Я делала шаг за шагом, уходя дальше от берега. Тряслась, как новорождённый котёнок, стучала зубами, но шла. Мысли лихорадило, как и тело, но мне наконец стало лучше. Работа мозга теперь была направлена на то, чтобы не дать телу умереть, а что там до души — это потом.

И без того тяжёлый бархат юбки, намокнув, стал ещё тяжелее и вяло всплывал, смешно пузырясь. Вдалеке забрезжили фонари, и я раздражённо оскалилась: какого чёрта им надо?! Пусть оставят в покое! Стукнула по мутной воде ладонями, и они будто разлетелись на осколки — боль страшная, колючая. Надо вылезать.

Выползла на другом берегу, волоча за собой тяжёлую юбку. Надо было всё же снять её. Наскоро, непослушными руками выжала подол кое-как и свистнула Крылану. Она прилетела быстро, словно наблюдала за мной исподтишка, и мне стало стыдно, что я выдернула её из тёплого и уютного гнёздышка Вивария.

Она почтительно поклонилась, вытянув вперёд одну лапку. Я сделала то же самое, а затем прижалась всем телом к горячим белым пёрышкам. Моя молчаливая спутница всё понимала, не осуждала и даже не пыталась поучать. Помогла мне себя оседлать и взмыла в воздух как раз в тот момент, когда небольшая кучка ребят подбежала к берегу.

Нет никакой тайны в том, чтобы просто лететь, ловко рассекать осенний пряный воздух. Подставлять влажному воздуху лицо, крепко зажмуривать глаза и отдаваться моменту. В этом нет никаких загадок, недомолвок и недопониманий. Всё предельно ясно и чисто. В отличие от того, что царит там, внизу, у людей. Я брезгливо поморщилась, провожая взглядом удаляющуюся землю.

Вечерний ветер невесомо обнимал за плечи, капли орошали моё лицо — дождь сочувствующе смешивал свои слёзы с моими. Так хорошо мне не было давно. Так свободно и легко, так по-детски просто.

На мягкой и тёплой спине Крыланы я забылась беспробудным сном и проснулась только на следующий вечер в Больничном крыле.

***

Выпал первый снег.

Комментарий к 23.2 Всё потерять

Мне кажется, я буду восстанавливаться по меньшей мере месяц после этой главы.

Так тяжело ещё ничего не давалось)

Заранее спасибо за ваш фидбек — он невероятно мотивирует ❤️

========== 24. Мракоборец ==========

Комментарий к 24. Мракоборец

Эта глава полностью от лица Амелии, пусть вас не смущают звёздочки))

У вас может возникнуть множество вопросов по ходу сюжета, но не волнуйтесь — потихоньку всё объяснится и расскажется:)

В прошлый раз был такой сумасшедший актив, что эта глава написалась просто моментально! Спасибо 🔥💣

🎵 Земфира — Без шансов

🎵 Uma2rman — Проститься

🎵 Бумбокс — Летний дождь

🎵 Юлия Савичева — Привет

Приятного чтения ❤️

Прошло два года.

Выпал первый снег.

Вместе с первыми снежинками на губах растаяла последняя надежда, что у меня может хоть что-нибудь получиться в этой грёбанной жизни.

— Гаррет, у нас опять не выходит.

— Ты можешь не мешать?

— Отлично! — я поднялась на локтях, потянувшись к тумбочке за сигаретой. — Вчера тебе мешало постельное бельё, неделю назад мои духи, сегодня — я сама. Что за хрень?

— Меня бесит, что ты ругаешься. — Он слез с меня и поспешно натянул брюки, нарочито громко звякнув пряжкой. — И от тебя пахнет сигаретами.

Я распласталась на кровати, устало смотря в навес над ней.

— Давай не будем больше мучить друг друга. — Не отрывала взгляда от тёмного дерева, на котором будто бы хотела узреть звёзды, как на ночном небе. — Я же видела тебя с этой… м-м… — Нахмурилась, вспоминая. — С Джузи… Джоси…

— Джейси. — Поправил меня Гаррет и насупился. — Я тебя люблю.

Эти слова уже давно перестали отзываться в моём сердце. Я лениво перевернулась на живот и кинула на пол окурок, подложив ладони под подбородок. Короткие волосы нагло лезли в нос и доводили его до щекотки.

Я тебя люблю.

Что обычно говорят в ответ на такое? «Я тебя тоже». А мне хотелось сказать «Спасибо», да и то выходило как-то ядовито последнее время. Гаррет не вкладывал в эти слова абсолютно ничего, да и если бы любил, то хотел, и никакие сигареты или кровать ему бы не помешали.

Ничего ему не ответив, свесила сначала ноги, а затем и сползла сама, в полумраке гостиничной комнаты ища свои брюки и светя при этом голым задом. Гаррет наблюдал беззастенчиво, внимательно, заинтересованно, из-за этого бесил ещё больше. Так какого чёрта у тебя нихрена не получается?!

Натянув штаны и поняв, что на поиски рубашки уже нет никаких сил, я сонной кошкой забралась Гаррету на колени и обвила его шею руками. Долго сидела так, сохраняя гробовое молчание и всё готовясь что-то сказать.

— Мой милый медноволосый принц. — Со всей нежностью, которая только могла сохраниться в закромах памяти, запустила пятерню в его рыжие кудри и заботливо пропустила их через пальцы. — Давай разойдёмся.

Он проникновенно и испытующе всматривался в моё лицо, пока не догорела последняя свеча. Затем мягко перехватил мою руку и поцеловал прямо в ладонь. Потёрся о неё щекой, как рыжий кот.

— Всё ещё тоскуешь по Сэллоу?

— Давай, чеши. — Я спрыгнула, вмиг обретя силы, и стала собираться прочь из этого осточертевшего места.

— Я выйду первым, через пятнадцать минут — ты. — Буднично отчеканил Гаррет пятый раз за неделю и, чмокнув в щёку на прощанье, выскользнул в коридор. За дверью послышался женский смех, который продолжил звенеть на улице.

Я рысью подбежала к окну и слегка отодвинула штору, чтобы открыть себе обзор. Гаррет, наскоро запахивая пальто, шёл под руку со светловолосой хохочущей девушкой. По-хорошему, меня должна была съедать ревность или хотя бы обида, но я искренне по-доброму улыбнулась. Пора прекращать весь этот цирк.

Закурив новую сигарету, снова упала навзничь, раскинувшись морской звездой на кровати. Ещё тогда, на новогоднем балу два года назад, надо было догадаться, чем всё закончится, и даже не начинать.

Зима 1891г.

Позвал на бал меня Гаррет, а я и согласилась — назло дурацкому Себастьяну, назло Саманте, назло самой себе.

В разгар вечера, после второго или третьего танца, меня замутило шампанским, которое так любезно подливал один из четверокурсников, и я ушла на балкон. Уселась на холодный пол и привалилась спиной к стене так, чтобы меня не было видно со стороны зала. Через минут десять появился он. Снова.

— Отстань уже. Чего надо? — я осклабилась, как и всегда с того самого дня рождения, и отпила немного из бокала.

— Просто вышел подышать. — Себастьян стоял прямо надо мной, спрятав руки в карманы брюк. Смотрел в пушистую метель, сквозь которую не было видно даже очертания корпусов Хогвартса.

— Ага, рассказывай. — Я желчно ухмыльнулась и подобрала под себя ноги, скрывая их пышной бежевой юбкой. И почему на бал обязательно надевать вот это?

Себастьян опустился рядом, на уже наполовину запорошённый снегом пол.

— Где Уизли?

— Тебе какое дело? — огрызнулась, отодвинулась подальше. Он придвинулся следом.

— Да никакого. Просто интересно. — Неопределённо пожал плечами. — Почему ты меня избегаешь?

— Издеваешься? — я повернула к нему голову, вскинув брови. Алкоголь разносился по венам стремительно, подстёгиваемый злобой и ещё кровоточащим воспоминанием обиды. — Ты наигрался со мной, а потом развлекался с Дейл. Забыл? — манерно надула губки, будто жалея пациента, страдающего амнезией.

Спустя три месяца я говорила о случившемся спокойнее, чем изначально, но на глаза всё ещё предательски наворачивались жгучие слёзы. Отвернулась, делая вид, что смахиваю с юбки снежинки.

— А ты целовалась с Уизли. Забыла?

Я даже не обратила внимания на его реплику, продолжая делать то, что делала. Подобного рода перепалки случались у нас почти каждую неделю на протяжении трёх жутко длинных месяцев. Мы выучили слова друг друга настолько, что могли повторить их точь-в-точь.

— Не я целовалась с Уизли, а он поцеловал меня. И он уже извинился сто раз за это. Это не одно и то же, придурок.

— Хватит называть меня придурком. — Он отчего-то завёлся и вскочил на ноги. Я напряглась. — Ты никогда не говорила мне, что чувствуешь.

— Я же говорю — придурок. — Нарочито напустив на себя безразличие, пожала плечами. — Ради тебя я рисковала жизнью и здоровьем, если ты вдруг и это забыл. Достаточно красноречиво, не думаешь?

— Это всё было ради Анны!

Я закатила глаза, не успев он закончить фразу. Она въелась мне под кожу нестираемыми чернилами и саднила, саднила, саднила.

— Какой Анны, Себастьян? — я устало опустила плечи и снисходительно посмотрела на него исподлобья. — Мы виделись-то с ней тогда пару раз от силы. Что мне было до твоей Анны.

Вяло махнула рукой, задела бокал, и он звонко покатился прямо к перилам, проливая блестящую жидкость на пол. Я разочарованно нахмурилась. Нервы распалялись со скоростью пожара. Надо было заканчивать разговор и уходить, пока не дошло до чего похуже словесной перепалки.

— Я ещё не научился читать мысли. — Себастьян состроил ядовитую гримасу, провожая неприязненным взглядом укатывающийся к пропасти бокал.

— Необязательно читать мысли, достаточно хоть иногда включать голову, гений.

Попыталась встать, но ватные ноги не слушались. Подоспел Себастьян и вытянул руку в готовности поддержать. Я презрительно покосилась на неё и, помогая себе двумя руками за спиной, поднялась по стене. Наступила пяткой на подол, и он со скрежетом порвался. В глазах бегали мушки, злость и до боли жгучая обида поднимались с самого низа и камнем подступали к горлу. Если сейчас не уйду, он снова увидит мои позорные слёзы.

— Твоё платье… — Себастьян потянулся за палочкой, но я, толкнув его плечо своим, шатко вышла в шумный и залитый светом зал.

Пока пересекала искрящее роскошью помещение, успела заново прожить эти ужасные три месяца.

В душе с каждым днём вырастало стойкое чувство, что я будто разом всё поняла и, что самое главное, приняла.

Я не обычный подросток с обычными подростковыми проблемами — пора бы с этим смириться. Моя «обычная подростковая жизнь» закончилась ровно тогда, когда на пороге интерната появился профессор Фиг. И героем Хогвартса я тоже не стала, как бы об этом ни пестрили первые полосы газет. Это простая случайность и удача. Если бы не они и не моя сила, доставшаяся не пойми откуда, я бы уже давным-давно разлагалась на кладбище, а мои останки ели черви, если, конечно, Ранрок не испепелил бы меня прямо в том Хранилище.

Себастьян не носит в себе багаж загадок и тайн, которые я должна отгадать с не меньшим усердием, чем испытания Мерлина. У него свои травмы, у меня — свои. Нам бы по отдельности разобраться с ними, а уже потом строить что-то вместе.

Уже спускаясь с лестницы, я горько усмехнулась. «Вместе». Будто бы осталось между нами хоть что-то совместное.

В стиснутых до сведения в челюстях зубах я замечала, как мимо проносится вихрь жизни. Он не лёгок и не прозрачен, далеко не свеж. Он наполнен пылью, сором и смрадом, но также сладким запахом пыльцы, яркими красками и свежим весенним дыханием. Это и есть жизнь.

Заканчивалось полугодие, каждый день происходило что-то интересное, но для меня всё стало чёрно-белое. Мимо меня проходило всё год назад, пока я лезла вон из кожи, чтобы помочь всем вокруг, проходит всё так же и сейчас. Я будто сама варюсь в своём маленьком котелке, пытаюсь выкарабкаться, как по случайности туда угодившая лягушка, но на самом деле мне там комфортно и в какой-то степени привычно. Если каждый раз я попадаю в одну и ту же ловушку Себастьяна — значит, мне это нравится?..

Я уже толкала тяжёлые двери и вдыхала свежий морозный воздух. Поморщилась, всматриваясь в запорошённое небо. Не видно ни звезды. Обхватила себя за плечи и пошла дальше, к воде.

Я ведь могу сама управлять своей жизнью. Делать то, что хочу я, а не то, что хотят и ждут от меня другие. И ведь не они виноваты в том, что я совершенно безвольная. Они могут просить и ждать чего угодно, но буду ли я выполнять их просьбы — решать только мне и никому другому. И кого теперь винить в том, что я всё проспала и прозевала?

Только себя.

Туфли заметало снегом, юбка намокла и ощутимо потяжелела. Прямо как в тот осенний вечер.

Я прозевала Себастьяна. Теперь он с Самантой или сам по себе — это уже не столь важно. Конечно, я не должна его винить. Не должна винить её. Только себя. Что поверила, что снова расслабилась, потеряла бдительность. Мы друг другу ничем не обязаны. Но почему же тогда так хочется бить его кулаками в грудь? Кричать, толкать, обзывать, раздавать пощёчины?

Я дошла до уже постылой кромки озера и встала прямо под омелу.

Как же тогда хотелось, чтобы пришёл Себастьян. Чтобы он подошёл сзади, обнял, сказал тёплые слова, и я бы пошла с ним хоть на край света.

Со спины на плечи опустились тёплые руки. Уже не сдерживая рыданий, я обернулась и уткнулась в грудь Гаррету. В тот момент я и подумала, что он, видимо, уготован мне судьбой.

Теперь я лежала в пропахшем табаком и алкоголем пабе-гостиной на постельном белье, которое ненавидела всей душой. Гаррет придумывал всё новые и новые причины, почему у нас не заходило дальше поцелуев.

С тех самых пор после шестнадцатилетия Сэллоу я больше не верила ни в любовь, ни во всю эту щенячью нежность вместе с застенчивым хихиканьем, красными щеками и прочей дребеденью.

Поначалу Гаррета всё устраивало, и я этому нескончаемо радовалась. Мне хотелось лёгкости, свободы, но в то же время хоть толики ласки и любви.

В первый раз, сразу после выпуска, он разволновался, и у нас ничего не получилось — списали на усталость и нервы. Дальше — на поиск работы. Погоду. Дела. Полнолуние. Обстановку. Постельное бельё и прочее, прочее, прочее…

Это не первый раз, когда я вижу его с этой Джейси. Он с ней спал, и это я знала давно. От неё пахнет конфетами, она без конца улыбается и хохочет, а ещё у неё длинные-предлинные светлые локоны. Я с ожесточением потянула остриженные волосы на макушке, зацепив их пальцами. Конечно, я знала, что дело отнюдь не в запахе сигарет или коротких волосах. Мы просто друг другу не подходим.

Он любит чай, я — кофе. Он обожает весну и лето, я — осень и зиму. Он считает, что мне нельзя играть в квиддич, и вообще я должна ограничить полёты на метле, а это моя страсть!

Он ненавидит алкоголь и запах табака.

Мы разные. И если бы хоть секс сближал нас, может, мы были бы вполне счастливы. Но увы.

Я встала с кровати, отмечая про себя, что как раз прошли назначенные Гарретом пятнадцать минут, и мне пора отсюда делать ноги, пока кто-нибудь не высказался насчёт моего курения.

Вяло оделась, не испытывая в душе ни единой эмоции, повязала на шею бордовый шарф с нюхлером — Натти на позапрошлый новый год подарила вместе с мантией. Улыбнулась, проведя пальцем по монетке, которую тот держал в руках. Себастьян бы точно оценил, а вот Гаррет сказал, что шарф детский. Я повела плечом, прогоняя ненужные мысли. За окном смеркалось, и надо было отправляться на платформу — на завтра вызвали в Министерство.

Со дня выпуска нет от него покоя. Теперь мы с Корбатовым всегда должны держать руку на пульсе, поскольку все происходящие в округе преступления списывают на древнюю магию. Фэрис Спэвин, наш давний знакомый, растрепал «Ежедневному пророку» такой бред насчёт моих способностей, что я месяца два отбивалась от назойливых журналистов, которые задавали вопросы по типу: «Насколько больно убивать этой магией?», «Можно ли обучить ею того, кто родился без дара?», «Убивали ли вы при помощи древней магии?» и тому подобное.

Корбатов злился, бледнел и зеленел, но меня из-под своего крыла не выпускал. Мы тренировались ежедневно, пытались докопаться до правды всеми доступными способами, но это почти не имело успеха.

Вот и вчера пришло письмо с «повесткой» в Министерство. Наверняка очередная плёвая работа отправиться на место преступления и прочесать округу в поисках следов древней магии. Корбатов проводил свой заслуженный отпуск в России и каждый день слал мне оттуда открытки и шоколадки «Эйнемъ».

Я вышла в студёную зиму, вдохнула разряженный морозный воздух и инстинктивно спрятала нос в шарфе.

***

— И как тебя занесло в такую дыру? — бубнила Ася, пока вскарабкивалась на высокий стул лондонского паба.

Я усмехнулась, потому как каждый раз, когда мы с ней здесь встречались, она задавала один и тот же вопрос.

Это был один из самых старых баров на окраине Лондона и почти что единственный, в который пускали женщин не для того, чтобы те обслужили пару-тройку пузатых пьяниц. Я лично была знакома с барменом через Сирону и поэтому приходила сюда в ощущении полной безопасности.

Ася была одета по-походному. Я оглядела её любопытным взглядом с ног до головы.

— Мер… Господи, куда ты собралась на этот раз? — слова потонули на дне пивной кружки.

— В Африку! — подруга выпучила глаза и протянула мне потрёпанную карту с обозначенными на ней крестиками, пунктирами и другими непонятными знаками. Я покрутила её и так и сяк, но всё равно ничего не поняла.

— И как же ты туда добираться будешь?

— На корабле, как же ещё? — она озадаченно похлопала себя по карманам в поисках чего-то. Облегчённо выдохнула, выудив из нагрудного маленький кошелёк с деньгами.

— Опять сокровища? — я скептически посмотрела на её исхудалый кошелёк и потянулась за своим, вытаскивая оттуда почти всё, что было. Незаметно вложила ей в карман, пока она лепетала с барменом.

— Не опять, а снова, Ами. — Ася ласково улыбнулась и воровато спрятала карту, будто кто-то из окружающих мог на неё покуситься. — У меня-то ничего нового, всё по-старому. Ты лучше мне расскажи, какими судьбами здесь? Опять по твоей загадочной работе? — она подозрительно сощурила глаза и отхлебнула из своего стакана.

— Угу. Вызвали. Можно сказать, выдернули. — Я поёжилась от сквозняка от вновь распахнувшейся входной двери. — Кстати, мы с Гарретом, похоже, больше не вместе. — Поджала губы, ожидая реакцию подруги. Она с секунду замешкалась, а затем улыбнулась во все тридцать два и подняла увесистую кружку, немного расплескав её содержимое по стойке.

— Так за это надо выпить!

Я расхохоталась и стукнулась своим стаканом с её. Посмотрела на часы. Пора было отправляться в Министерство, а то Спэвин снова будет брюзжать о том, что я опаздываю.

Перед тем, как попрощаться, долго выясняла у Аси все подробности её предстоящего путешествия: куда писать, где искать в случае чего. Внимательно выслушав и всё записав, со спокойной душой отпустила подругу и зашагала по мокрым от дождя и первого снега улицам.

***

— Отправитесь туда и выясните, что случилось, чёрт бы вас всех побрал! — срывался на истерический крик Спэвин, вышагивая своими короткими ногами по кабинету. Боязливо и с презрением косился на мои мокрые ботинки, от которых на полу оставались лужи.

Я без любопытства взяла со стола бумажку с координатами места и рутинно их изучила. Это уже шестой раз, когда меня отправляют на «преступление» — наверняка там опять окажется какая-нибудь маггловская дребедень. Уже готовая выйти, остановилась под неловкий кашель министра.

— В этот раз поедете не одна. — Он уселся в своё уже потрёпанное кресло и вытянул на столе руки. Сердце замерло, и я уже хотела расплыться в улыбке от того, что он произнесёт имя Корбатова, но Спэвин выглядел как-то виновато и не поднимал глаз. Я настороженно нахмурилась. — В общем, ваш коллега из Хогвартса, мракоборец. Я больше ничего не знаю! — поднял руки, будто сдавался. — Приказ сверху, не сердитесь. А вообще, вам всё расскажет мистер Мракс.

Не попрощавшись, я вылетела из кабинета в поисках Оминиса, чтобы надрать ему зад. Его можно было найти с закрытыми глазами лишь по доносящемуся из-за презентабельной двери недовольному бубнежу.

— Чего врываешься? — беззлобно спросил он, вставая с кресла. Как всегда безупречно выглаженный костюм, чистейший кабинет, гладко причёсанные волосы. Я ласково улыбнулась, радостная от встречи со старым другом.

— Ты уже знаешь, что ко мне кого-то приставили? — буркнула я, разрывая наши объятия. Оминис кашлянул и отвернулся, разглаживая ворот пиджака.

— Да нет, не слышал что-то.

— Ты не умеешь врать.

— Умею! — слишком быстро и жарко отозвался он, и я, довольная собой, скрестила на груди руки.

— Кто?

— Правда, не знаю. — Друг качнул головой и устало потёр виски́. — Поезжай и узнаешь.

Я без обиды цокнула, понимая, что у него мне ничего не выведать.

— Натсай тут? — обвела взглядом кабинет, будто она пряталась где-то под столом.

— Скоро должна прийти. Мы идём вечером в паб. Вы с нами?

— Кто «вы»? — снова насторожилась, смотря в упор на Оминиса. Он тотчас стушевался и нервно поправил галстук.

— Ну, может, ты кого возьмёшь из подружек или…

— Ясно. — Я махнула рукой, обрывая его жалкие попытки придумать какую-то чепуху. Ещё раз наскоро обняв друга, поспешила по месту назначения.

Очередь к камину была страшная: всем вдруг срочно понадобилось куда-то трансгрессировать, и я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, держа в руках мешочек с летучим порохом. Всё думала о том, кого же мне подсунули. Уверена, что это какой-нибудь заносчивый придурок-отличник, да ещё и с Гриффиндора. Хотя…

Я задумалась, прикусывая фалангу указательного пальца. Почему я сразу так негативно настроена? Вдруг, мы поладим, а вместе будет хотя бы не так скучно ездить по поручениям министра. С этими мыслями бросила в камин порох, называя точные координаты с бумажки.

Вышла из небольшого домика, где, помимо камина, ничего и не было, зато вокруг простирались невообразимые, захватывающие дух виды, и я сто раз пожалела, что не взяла метлу и мантию-невидимку.

Кругом хвойный лес, и не слышно ничего, кроме редких для этого времени года птиц. Ветер тихонько и ласково колышет шапки длинных стройных деревьев, а негустой снег отдельными маленькими снежинками падает на лицо и тут же тает.

Я стояла посреди небольшой поляны, где впереди зиял обрыв. В воздухе висел запах опасности, но это меня совсем не удивило: здесь наверняка полно хищных зверей. Надо бы поискать следы древней магии, а ещё как-то найти этого моего помощника…

— Потерялась?

Дыхание перехватило. Сердце гулко стукнуло один раз и мертвенно замолчало. Ветром сдуло напрочь все мысли из головы, как листы бумаги со стола. Я обмерла и не могла пошевелиться. Увязающие и хлюпающие в грязи шаги за спиной и хруст веток под ногами заставили прийти в себя и обернуться. Не веря своим глазам, я сипло выдохнула:

— Ты?!

Комментарий к 24. Мракоборец

Ваш фидбек мотивирует настолько, что я готова творить днём и ночью))

Заранее спасибо за ваши ждуны и комментарии ❤️

========== 25. Непогода ==========

Комментарий к 25. Непогода

Юбилейная глава, держите подарочек:)

Поздравляю всех, обнимаю, целую и готова на руках носить за то, что вы со мной и с этими двумя обалдуями:)

🎵 Бумбокс — За буйки

🎵 Бумбокс — Вахтёрам

Приятного чтения ❤️🔥

— Стой, где стоишь. — Она предупреждающе вытянула вперёд руку с горящими красными пальцами. — Палочка. — Сопроводила приказ приманивающим жестом.

— Ты же видишь — у меня её нет. — Я улыбнулся уголком рта и развёл руки в стороны, стоя на месте. — Зачем спрашиваешь?

— Акцио, палочка. — Моя мигом оказалась у неё, и она сунула её в карман пальто.

— А ты?

— Что я?

— У тебя ведь теперь две палочки, да ещё и древняя магия. — Покосился на её пальцы. — Так нечестно.

— Ты мне будешь говорить про честность, Сэллоу?

Моя каштановая любовь.

Если она думает, что мы встретились здесь совершенно случайно, то она крупно ошибается. Мне стоило немалых усилий уговорить Оминиса пошептаться наверху с кем надо, чтобы они спустили приказ о «помощнике» для Амелии.

Я наблюдал за ней с начала осени. Это было не так сложно, потому что она никогда не смотрела по сторонам. Не оглядывалась, не прислушивалась — вообще ничего. Её словно покинула сама жизнь, глаза посерели и угасли, и только бордовый шарф ярким закатным пятном оттенял былую беззаботность.

Сейчас она стояла передо мной так близко — протяни руку и коснись, а я не мог пошевелиться. Замер как олух с глупой улыбкой на всё лицо. А она хмурая, потерянная, испуганная.

— Милый шарф. — Рукой указал на свой подарок. И почему она стала носить его только сейчас? — Где взяла?

Амелия нервно поправила его, открывая наружу рисунок с нюхлером.

— Натти подарила.

Я замычал, оглядывая лукавым взглядом верхушки деревьев.

— Уже нашла что-нибудь?

— Мракоборец, серьёзно? — она запустила руку в карман и вытащила оттуда портсигар. Закурила, отвернулась, зашагала к пропасти.

— А что тебя так удивляет? — я не отрывал взгляда от её подрагивающих от холода плеч. От развевающихся на ветру коротких волос, струйки дыма, поднимающейся к небу.

— Ну, например, то, что ты, мистер-непростительные-заклинания, теперь борешься с тёмной магией?

Я подошёл сбоку, держась чуть в стороне, чтобы не спугнуть. Мы вместе стояли на краю и смотрели вдаль на сизые облака. Ветер жалобно завывал на фоне совершенной тишины, и в душе у меня было так же одновременно тоскливо и спокойно.

— Надо же когда-то меняться.

— Вовремя ты.

По коже сквозь одежду струилось нетерпение. Посмотреть в глаза, обнять, поцеловать, поговорить. Два года я вынашивал внутри своего скелета надежду и желание. Они разрастались, расцветали со стремительной силой и уже ломали рёбра, ища выхода наружу. Я нутром чуял, что пришло время всё поменять, и мне было совсем не страшно, как раньше — всё самое главное я уже когда-то потерял.

Она никогда не смотрела по сторонам, и мне это было на руку. Зайдя случайно в обветшалый и откровенно убогий лондонский паб, я и не думал встретить её там. Она не обратила внимания ни на открывшуюся дверь, ни на сквозняк от неё — поёжилась от холода и продолжила болтать с подругой. Я не пытался подслушивать, но, когда проходил мимо, до меня донеслась фраза, которая, готов поклясться, была послана мне самой судьбой.

«Кстати, мы с Гарретом, похоже, больше не вместе».

В тот самый миг жизнь приобрела краски, а потухающий огонь надежды вспыхнул с новой силой, и я еле сдержался, чтобы не подлететь сзади, не обнять, не закружить. Всё складывалось как нельзя лучше, и вот я стоял рядом, украдкой поглядывая на её отточенный профиль.

Где же та милая улыбка, где тот румянец смущения?

Теперь передо мной стояла новая цель — разбудить. Разбудить её любовь, нежность, трепетность. Возродить из пепла, слепить заново, не дать растаять, как первому снегу.

В этот день она больше не разговаривала со мной. Мы бродили по лесу, заглядывали за хвойные лапы, кусты, деревья, но всё, что нашли — это свежий труп взрослого волка. Это вряд ли можно причислить к уликам, но в условиях их недостатка становилась важной каждая деталь.

***

— Я отказываюсь работать с ним.

Министр закипел, как чайник, покраснев лицом так, что почти сливался с моим шарфом. Я расслабленно сидела напротив, закинув ногу на ногу, с ботинок каплями стекала талая вода, оставляя на полу грязные лужи.

— Милочка, вы, верно, забыли, что подписывали документы! — его морщинистые губы украсила елейная улыбка, и мне прямо в лицо прилетела бумага с моей собственной подписью. Я схватила её, глаза забегали, цепляя строчку за строчкой:

«…Согласие на передачу всех сведений… Полное содействие Министерству магии Великобритании…»

Чёрт, да это же тот самый документ, который я даже не успела тогда прочитать! Рассвирепев, пригвоздила чёртову бумагу к столу. Хотелось рвать на голове волосы от досады и злости. Вышла, нет, ураганом вылетела из кабинета, затопала к уже знакомой табличке. Чуть не выдернула дверь с петель.

— Что за хрень, Омин… О, Мерлин, простите!

Натти восседала кошкой на столе, обхватив ошалелое лицо Оминиса двумя руками, самозабвенно целуя его в губы и размазывая по ним свою алую помаду. Я застыла, затем закрыла дверь и плюхнулась на диван рядом с кабинетом. Глаза упорно выдавали картину, которую только что увидели, и я захохотала, сложившись пополам. «Чёрт, Натти в своём репертуаре, но Оминис?! Прямо на рабочем месте!»

Минут через пять открылась дверь, и оттуда показалась подруга: вся растрёпанная, разомлевшая и очень довольная.

— Ну и чего убежала? Присоединилась бы. — Она достала карманное зеркальце и принялась поправлять помаду, хитро улыбаясь.

— Фу, Натти! Оминис же мой друг, в конце концов. — Я сконфузилась, но хихикать не перестала, глядя на неё.

— Ну а с кем мне ещё делиться? — искренне пригорюнилась, поникла, убирая зеркальце в сумку. — Поппи от одного слова «член» вспыхивает и убегает от меня.

Я сочувственно приобняла её за плечо, загоготав уже во весь голос. Натти непонимающе косилась на меня, но обняла в ответ.

— Так, ты мне лучше скажи, тоже руку приложила? — я посерьёзнела, вспомнив, зачем вообще явилась к Оминису.

— Ты о чём? — оленьи глаза, невинно хлопающие длинные густые ресницы. Ну как можно злиться на такое чудо?

— Всё ты знаешь, не прикидывайся. — Я заигрывающе пихнула её локтем в бок. — Вообще, это было эффектно, не спорю. Но скажи Оминису, чтобы вернул, как было.

— Амели, ну почему?! — она раздосадованно всплеснула руками, опустив плечи. — Пожалуйста, дай этому обалдую шанс. — Взяла мои пальцы в свои, молитвенно заглянула в глаза.

— Шанс один, шанс второй, — я загибала пальцы, — третий, десятый, сорок четвёртый…

— Ой, ну хватит тебе! — накрыла мои руки своими. — Ничего не знаю — распоряжение есть распоряжение, так что придётся тебе мучиться. — Отрывисто пожала плечами, приулыбнулась.

— Какие же вы змеи коварные, хоть ты и не со Слизерина, — без обиды буркнула я и насупилась, сложив на груди руки.

Всю неделю, каждый чёртов день я видела это веснушчатое лицо, которое пыталась забыть полгода до этого. Смыкала до скрежета челюсти, старалась не смотреть на него, лишний раз не разговаривать, но всё равно каждую ночь что-то прошмыгивало в сердце — опять это щемящее чувство. Я была готова разорвать руками плоть, вынуть его оттуда и закопать в самую глубокую яму, лишь бы оно навсегда меня покинуло.

Память предательски закрутилась, завертелась; все кадры, покрытые уже приличным слоем пыли, снова приобрели свежий вид. Каждый раз, закрывая глаза, я видела одну и ту же картину: его шоколадные кудри, щенячья улыбка, тупые веснушки. Ну а потом по традиции: сундук, Саманта, расстёгнутая рубашка. В общем, девять кругов ада. Снова и снова, снова и снова.

— За неделю ты сказала мне ровно девяносто шесть слов. — Себастьян от нечего делать вытаптывал вокруг себя слипшийся снег.

Я непреднамеренно засмотрелась на его изменившуюся фигуру: окреп, возмужал. В голову лезла такая дребедень, что становилось стыдно лишь от одних мыслей. Это всё Гаррет и то, что у нас ничерта не получалось все полгода!

— Если не заткнёшься, больше ста не услышишь.

— Так уже больше вышло.

Почему он такой расслабленный, такой самоуверенный? Я же рядом с ним дёрганная, мечущаяся, затравленная. Он говорил спокойно, размеренно, тщательно выводя слова, а я будто гавкала, а не разговаривала. Это раздражало и уязвляло. Он опять пришёл и вероломно нарушил мой покой, который я трепетно и бережно выстраивала долгие месяцы.

***

Мы снова бродили по заснеженному лесу в поисках чего-то, что могло бы удовлетворить Спэвина. Каждый день на поляне появлялся новый труп волка. Без ран, крови и прочего. Сначала это показалось нам случайностью, но вот восьмой раз подряд — уже похоже на закономерность, предупреждение или угрозу.

В один миг поднялся сильный ветер с градом. Верхушки длинных деревьев клонились вниз, осыпая на нас свои снежные шапки. Липкий снег покрылся слоем пушистого и теперь летел в лицо, засыпался за ворот, в волосы и карманы. Домик с камином стоял далеко, и мы не рискнули отправиться в путь — возможно, враг бы воспользовался погодой и застал нас врасплох.

Палатка. Заклинание незримого расширения, и укрытие готово.

Если бы мне платили по одному галлеону каждый раз, когда я слышал от Амелии недовольное пыхтение и ругань, я бы обогатился за один только этот вечер.

Странно, неправильно, но я радовался, как ребёнок, внезапно нагрянувшей непогоде. Выпал шанс уединиться, посмотреть друг другу в глаза, сказать что-то важное и поистине верное.

Внутри было немного зябко, но всё же теплее, чем на улице. Амелия нерасторопно прошлась по периметру палатки, разминая спину, затем без помощи рук сбросила ботинки и сняла пальто, явив мне свои обтянутые брюками бёдра.

Я так соскучился.

Всё тело заныло в изнеможении и томлении. Каждая мышца рвалась напрячься, чтобы я подскочил, упал перед ней на колени и обнял, стиснул её ноги. Пусть бы хоть один рыжий кот появился сейчас, и она захотела бы его погладить.

Я сидел в углу на табуретке, раздвинув ноги и положив на них согнутые в локтях руки. Уронил налившуюся свинцом голову — наваждение. Нет, палатка была плохой идеей, теперь всё, что занимает мой ум — это такая неприличная близость.

***

Будто я не знаю, к чему всё идёт.

Я прохаживалась по просторной тёплой палатке, наконец избавившись от тяжёлых ботинок. Ноги затекли от блуждания по вязкому снегу, и жутко хотелось согреться и прилечь.

Взгляд Себастьяна говорил красноречивее любых слов, и я прекрасно осознавала, что он значит. Когда-то такими глазами смотрел на меня и Гаррет. Но у нас так и не дошло до чего-то серьёзного, и я томилась, изнывала почти каждый грёбанный день. Чувствовала себя ничтожеством, уродиной, какой-то пепельницей, с которой не хотят спать.

Сейчас же, когда улавливала на себе вожделеющий пристальный взгляд, в животе собирался тугой комок, вынуждающий на пару секунд остановиться, закрыть глаза и перевести дух. К чёрту всё. Мне терять уже нечего, а так хоть будет, что вспомнить на том свете, если нас в конце концов здесь убьют. Лучше бы убили.

— Переспим?

***

Сначала мне показалось, я задремал, и это всё сон. Вяло поднял голову, осмотрелся по сторонам: Амелия стояла в паре шагов, закуривала очередную сигарету.

— Не понял.

— Говорю, переспим? — сигарета упала в уголок рта, пока она пальцами поджигала её.

— Это шутка?

— А тебе смешно?

— Вообще нет.

Вместо ответа пожала плечами. Затянулась, выдохнула струйку серого дыма.

Невероятно возбуждающее зрелище.

Огонь вспыхнул моментально, точно разряд молнии. Она успела только охнуть, когда я подхватил её под бёдра и уложил спиной на какой-то мешок. Сигарета мягко упала и затлела. Отпрянул, стал изучать её безэмоциональное лицо. Пытался уловить хоть бы намёк на застенчивый румянец — тщетно.

Я наблюдал за ней два месяца, но никак не мог привыкнуть к такой раскрепощённости. Её движения, походка, мимика, редкий смех — изменилось всё. Приобрело угловатость, остроконечность, ожесточённость. Они ходили с Уизли почти каждый день в тот злосчастный паб, и я знал, зачем. Это разрывало душу на куски, но в то же время распаляло желание до таких масштабов, что с каждым днём становилось всё сложнее себя контролировать.

— Долго смотреть будешь? — недовольно насупилась и попыталась встать. Я остановил её, удерживая за плечо. Потянулся к ней губами. Она резко и грубо схватила меня одной рукой за подбородок и отвернула от себя. — Никаких поцелуев. И переходи уже к делу. — Принялась расстёгивать пуговицы рубашки, но пальцы не слушались.

«Всё-таки волнуется», — подумал я не без удовольствия.

Перехватил её руку и, жадно впившись истосковавшимися губами в бархатную кожу её шеи, заскользил пальцами по неподатливым пуговицам. Амелия стоически молчала. Ни стона. Лишь тяжёлое и шумное дыхание.

Лимоны. Их нет. Она больше не пахнет так, как раньше, я это знал. Но в голове пульсацией всплывали воспоминания, в которых тот свежий яркий аромат как наяву. Однако её кожа пахнет по-прежнему. Ничего не поменялось и никогда не поменяется, как бы она ни старалась. Я навсегда запомнил этот запах с того самого случая в пещере. Он опьянил, сковал и затянул в свой плен, ну а я охотно поддался и готов поддаваться раз за разом, лишь бы он больше никогда меня не покинул.

Её шея покрывалась мурашками от моих поцелуев, и за этим было невероятно интересно и трепетно наблюдать. Я оттягивал момент, упиваясь нашей близостью. Хотелось бы мне, чтобы она подавалась навстречу, нетерпеливо извивалась или хотя бы улыбалась. Но я прекрасно понимал, что бесполезно этого ждать, и был к этому готов.

Расправившись с её рубашкой, долго не решался зайти дальше — исступлённо зарывался носом в её короткие волосы, как мечтал очень давно. Сжимал её запястья, будто проверяя, точно ли это не сон? Настоящая ли она или призрак?

Она заелозила, шумно выдохнула. Я запустил обжигающе горячую руку в разрез рубашки, положил её на вздымающуюся грудь. Дыхание перехватило, когда затвердевший сосок уткнулся прямо в ладонь. Я прижался лбом к её животу и сглотнул подступившее волнение.

Возбуждение налило глаза кровью, а тонкая мутная плёнка затуманила их. Всё вокруг погрузилось в марево, и я, не помня себя от желания, принялся гладить все доступные мне участки кожи, целовать и кусать её шею, руки, грудь, живот.

Пуговица раз. Пуговица два. Три. Четыре.

— Брюки,— саркастически усмехнулся в нетерпении расправиться с целой коллекцией невыносимых застёжек. Сделано.

Она умелым движением приподнялась, позволяя мне себя раздеть. Я наблюдал за этим с любопытством — казалось, всё, что сейчас происходит, для неё невероятно буднично и привычно. Представлял, как всё это проделывает с ней Уизли каждый день. Неужели я делаю всё то же самое? Она почувствует хоть какую-нибудь разницу? Бредовый поток мыслей.

Её бёдра контрастировали холодом с уже покрасневшей от поцелуев грудью. Я жадным и сумасшедшим взглядом охватывал всю её фигуру, лежащую подо мной. От этого вида закладывало уши, учащённо билось сердце, почти выпрыгивая из груди. Оно ухало, подступало к горлу, и мне хотелось уже выплюнуть его наконец, чтобы не мешало своим стуком.

Руки собственнически сминали её мраморно-белые ягодицы, прямо как в том сне под ледяным душем. Их мякоть упруго сжималась под моими пальцами, и я возбуждался ещё больше. Сколько ни пытался заглянуть ей в глаза и увидеть там хоть что-нибудь, она отводила взгляд или смыкала веки.

Я обязательно растоплю этот лёд между нами.

В штанах стало нестерпимо тесно, и я горько улыбнулся своим мыслям, сколько же раз желал и приближал этот миг. Пальцы скользнули по её напряжённому лицу, защипнули мочку уха, спустились к шее, нежно провели по шраму от моего Круцио, зажали мягкую грудь, прощекотали дорожку по животу и ниже. Она коротко пискнула и сжалась, когда я погрузил два пальца внутрь. Испугался. Недоумевающе всматривался в её искажённое болью лицо. Отступил.

— У вас с Уизли ничего не было?

— А можно как-то обойтись без разговоров? — наконец залилась румянцем. Я хотел воспарить от счастья, глядя на эту картину. Внутри всё трепыхалось и клокотало. «У них с Уизли нихрена не было!»

— Нельзя. — Я встал, опёршись о мешок коленом.

Она, надув щёки, раздражённо выдохнула и откинулась на своё ложе, стукнулась затылком о что-то твёрдое, ругнулась, недовольно забурчала.

Я ходил по палатке в поисках чего-то, из чего можно было соорудить нормальное спальное место. Достал пару спальных мешков из верблюжьей шерсти, какое-то одеяло, пару подушек. Постоял, подумал. С помощью палочки добавил ещё подушек и одеял, чтобы наверняка. Амелия всё это время лежала на мешке, распластав руки. Я наблюдал с восхищением и жадностью, как голодный зверь за своей добычей. Еле сдерживал себя, чтобы не подойти и не впиться ртом в нежную розовую грудь. Я бы растерзал свою каштановую красоту, как стервятник. Выпил бы её без остатка. Почти невозможно устоять.

Когда всё было готово, подошёл к ней сбоку и, просунув обе руки под её тёплое тело, поднял с мешка и понёс к импровизированной кровати. За стеной завывала вьюга, и я сам был готов завыть волком от нетерпения.

Она не сопротивлялась, даже не повернула на меня головы. Обмякла в моих руках и будто спала. Когда укуталась мягким коконом одеяла, начала дрожать. Я удивился, принялся наскоро расстёгивать свою рубашку и стягивать брюки, чтобы потом тоже юркнуть под одеяло и прижаться к ней всем телом. Она дрожала, как лист на ветру, и только потом я понял, что она плачет. В груди обожгло виной, жалостью и отчаянием. Она прижимала своё мокрое от слёз лицо к моей шее, а я в неистовстве гладил её по макушке, целовал лоб, зарывался в волосы.

Один мокрый и несмелый поцелуй в шею. Она подарила мне его, словно знак, что разрешает. Легла на спину, провалилась в пышные подушки и нагромождения одеял, а я навис сверху, обдал горячим дыханием её покрытую испариной кожу.

Мягким и нежным движением накрыл ладонью низ её вздымающегося живота. Скользнул ниже, аккуратно погружаясь внутрь, внимательно следил за её мимикой. Она напряглась вокруг моего пальца, но затем разом расслабилась, и я продолжил неспешные и медленные движения. В какой-то момент подалась навстречу, выдала протяжный стон, и меня накрыло волной так, что комната вокруг закружилась вихрем, калейдоскопом красок.

Подхватил её под коленками и притянул ближе к себе, упираясь пахом в её бёдра. Думал, буду долго решаться, а потом и вовсе передумаю от страха, но возбуждение взяло верх. Придерживая пальцами основание члена, пару раз головкой провёл по мокрой плоти, забирая часть её смазки себе.

Амелия не тряслась, не жалась и даже не отворачивалась. Мазала таким же сумасшедшим взглядом по мне, то и дело задерживая его внизу. Ясмущался от её пристального внимания, но потом это стало приносить только удовольствие, и я с готовностью и решительностью подтянулся ближе.

— Ну что, поприветствуем тебя как следует? — прошептал я ей на ухо и плавно вошёл внутрь, придерживая её мокрую спину рукой.

Перед глазами яркие вспышки. Звёзды. Бабочки. В ушах звон вперемешку с её стоном и всхлипом. Руки вмиг ослабели, и я чуть не рухнул прямо на хрупкое тело под собой. Пришлось прийти в себя и напрячься.

Нестерпимо хотелось ускориться, и я даже порывался это сделать, но она предостерегающе упиралась ладонями в мой торс, останавливая. Я двигался плавно, насколько позволяла интуиция. Амелия вздрагивала от каждого небольшого толчка, звонко вбирала в грудь воздух, и этот стон напрочь сводил меня с ума.

***

— Ну что, поприветствуем тебя как следует?

Шёпот Себастьяна у моего уха проник под кожу, разогрел до предела кровь, и она забурлила, разогналась по телу, а низ живота стянуло сладкой истомой. Про что это он? Очень знакомая фраза…

Я стояла на первом уроке мадам Гекат в полном недоумении, когда она ни с того ни с сего решила поставить нас с Себастьяном в пару на дуэли. Растерянно хлопая глазами, я наблюдала за его самодовольной ухмылкой, когда он проходил мимо.

— Сейчас поприветствуем тебя как следует, новенькая.

Я залилась краской, вспомнив этот момент, и сильнее прижалась к горячему телу Себастьяна.

Распирающая тягучая боль. В глазах взрывались звёзды, а из лёгких будто выбили весь воздух. Я жадно хватала его ртом, но совершенно забыла, как дышать. Я и подумать не могла, что это ощущается именно так. Чувства обрушились лавиной, и я, пытаясь с ними совладать, укусила Себастьяна за плечо.

Губы горели от желания ощутить на себе его поцелуй, но я упорно сопротивлялась и задвигала эту глупую мысль куда подальше. У нас только секс, и хорошо, если после этого он продолжит со мной общаться. Не продолжит — чёрт с ним.

Его одновременно холодное и горячее тело липко прижималось к моему, и, когда он приподнимался, холодный воздух ловко проскакивал между нами, разгоняя табун мурашек по коже.

Через несколько минут тело привыкло к новым ощущениям, и я попробовала подвигаться. Делала это неумело, нелепо, как-то скомканно, но так хотелось большего. Как только пыталась ускорить темп, тело отзывалось острой болью, но она же вызывала тягучее возбуждение в низу живота. Я прислушивалась к себе и к Себастьяну, но в голове сквозил ветер, и хотелось улететь далеко-далеко, воспарить над землёй или провалиться под корку льда, утонуть в сладком моменте, не думать о том, что будет дальше.

— А у тебя?

— М? — Себастьян отозвался глухо, поднял на меня свои бездонные с поволокой глаза, и пара слипшихся прядей упала ему на лицо.

— У тебя уже было что-то?

— Да.

Я это знала наперёд, но всё равно сжалась в комок, и он это почувствовал. Насупил брови, снова потянулся губами, но я увернулась.

— Это ничего. Продолжай.

Откинула голову и выпустила из лёгких весь воздух, что в них был. Зачем я только это спросила? Теперь огненное кольцо обиды душило, смыкалось вокруг горла, и я стиснула до предела зубы в попытке отогнать её, вернуться в свой маленький рай.

Становилось больно, и я инстинктивно отодвигалась от Себастьяна, легонько упиралась ладонями в его плечи и живот.

— Больно?

— Угу, — промычала, сконфузившись.

Ещё пара таких толчков, от которых сводило ноги, и горячая вязкая жидкость покрыла почти весь мой живот. Себастьян виновато улыбался, вытирая его, а я в это время думала о том, как он делал это раз за разом с той, с которой спал до меня.

— Саманта?

— Что «Саманта»? — он упал рядом, прижимаясь, но я неприступно отодвигалась к краю.

— У тебя с ней было?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Просто интересно. — Я повернула к нему голову и встретилась с россыпью коричневых веснушек. В груди вспыхнул пожар. Тот день, перед вечеринкой… Как мне хотелось тогда потрогать его шоколадные волосы. Я трепетно завела руку и, будто боясь обжечься, воздушно провела подушечками пальцев по его кудрям.

В мыслях, конечно.

Я больше никогда не позволю себе такой вольности, которая всегда заканчивается болью. Она потом бурлящими кровавыми потоками выплёскивается из горла, и ты её сплёвываешь, но никогда не избавишься до конца.

***

Я ей соврал.

Ничего у меня ни с кем не было. Но всё же она почти угадала.

Зима 1892г.

— Давай только тихо.

— Да какая разница! Здесь всё равно никого нет.

Саманта копошилась в складках своего необъятного платья, а я воровато оглядывался по сторонам, боясь, что нас кто-нибудь увидит. Оставалось полгода до выпуска, и не хотелось получить какой-нибудь выговор или снятие баллов под самое Рождество.

Где-то внизу шумела инструментами музыка, цокали в танцах каблуки, и раздавался громкий смех.

Я нервно сглатывал, расслаблял узел галстука, пока он петлёй не стал висеть на шее. Действительно, петлёй. Хотелось на ней повеситься в тот же момент от осознания своей никчёмности.

Саманта довольно улыбнулась, расправившись с платьем, и потянулась губами к моим, но я перехватил её лицо и поцеловал куда-то в висок, вдыхая терпкий цветочный аромат. Она, казалось, не заметила этого и продолжила тыкаться носом мне в шею, при этом ловко расстёгивая ремень и стаскивая брюки.

В тот день уже ничего не препятствовало, будто так было предусмотрено и предугадано, но внутри у меня бурлила тревога, разрасталось ощущение неправильности происходящего. Пока она наклонялась передо мной, жалась ягодицами, что-то шептала, у меня перед глазами стояла только одна картина.

…Задыхаясь от бега, я выбежал в снегопад, заскользил по мраморному полу двора, засеменил по уже успевшим запорошиться снегом следам. Не успел.

Уизли уже стоял с Амелией под омелой и обнимал её так крепко, будто хотел уберечь от всех вокруг. Правильно, от меня в первую очередь.

Я постоял, позволяя белым пушистым снежинкам опуститься на плечи, а затем размеренным шагом пошёл обратно. Если её и нужно от кого защищать, так это от меня…

— Себастьян, ну чего ты там?

— Сэм, давай не сегодня.

— В смысле? — повернулась, сдвинула брови. Краснеющий нос, блестящие глаза. Нет, только не это.

— Пожалуйста, не дави на жалость. — Наверное, сказал это слишком презрительно. Хлёсткая пощёчина не заставила себя ждать. Накрыл горящую щёку ладонью.

— Да пошёл ты. — Надела платье, путаясь в пышных юбках, шмыгала носом, смахивала слёзы.

Я прислонился к стене и хотел провалиться сквозь землю. Самое ничтожное ничтожество. Самый слабый слабак.

Амелия сладко потянулась, запрокинула руку, пошарила по полу. Не найдя то, что искала, перевернулась на живот, блеснув всё ещё мокрыми от пота ягодицами. Я жадно сглотнул вязкую слюну. Что, опять?

Шлёпнулась обратно, закурила, морщась от едкого дыма.

— Можно? — завёл руку в желании перехватить сигарету.

— Ну валяй. — Посмотрела со смешком, прыснула, но поделилась.

Я затянулся и, мигом сев и согнувшись пополам, закашлялся.

— Вот балбес. Кто ж в первый раз так затягивается? — она поднялась следом, рефлекторно похлопала меня по голой спине. Обвела хмельным взглядом плечи. — Всё ещё тренируешься? — не смущаясь, осторожно пощупала бицепс, подушечками пальцев невесомо провела по мышцам спины. Не дождалась ответа, вырвала из рук сигарету, выкинула. — Давай ещё разочек, м?

Комментарий к 25. Непогода

Житель умер от перевозбуждения и ушёл в мир иной…

Всей душой надеюсь на ваши комментарии по поводу первой нцы, это очень волнительно было писать!

Спасибо за ваш фидбек, он нереально мотивирует, именно поэтому главы выходят так быстро ❤️

P.S. Сегодня к главушке прекрасный эстет и арт 🤧❤️

https://drive.google.com/file/d/1EusYxKCVZXyKXwJgktL9zL10pOHJ3U7C

https://drive.google.com/file/d/1mBRWSBv3J2xHrFEBE1Tbf1U5-4_ZRiE8/view?usp=drivesdk

========== 26. Беспомощность ==========

Комментарий к 26. Беспомощность

🎵 Иван Дорн — СЖК

🎵 Bruno Mars — Grenade

🎵 Каста — Закрытый космос

🎵 Три дня дождя — Перезаряжай

Приятного чтения ❤️

Волк — символ преданности стае и семье.

Всякий раз, когда рассеивался сизый сигаретный дым, в душе нарастала паника. Теперь что? Он лежит рядом, вот-вот снова что-то спросит, скажет. А я не хочу отвечать, не хочу ничего обсуждать. Сердце колотится, глаза в панике бегают по потолку, ищут, за что им зацепиться.

— Голодная?

Слава Мерлину. Будет ещё полчаса на то, чтобы придумать, как уйти.

— Угу.

— У меня там в пальто шоколадка. В кармане. — Рукой вяло махнул на стул неподалёку. Я выползла из-под одеяла, босо прошлёпала, сдуру схватила пальто, да так и замерла, будто вкопанная.

Запах гари, жжёного дерева и… и что-то ещё. Запах Хогвартса. Я изо всех сил сдерживала дыхание, когда его шея была совсем рядом со мной, чтобы не захлебнуться воспоминаниями, а вот о пальто не подумала.

По ногам скользил сквозняк, полз по голеням и коленям, обхватывал голые бёдра, бесцеремонно подбирался к исцелованной груди. Набрала в лёгкие побольше воздуха, быстро пошарила по карманам.

— Это…?

— Именно то, о чём ты думаешь.

— И откуда это у тебя? — я держала в руках шоколадку «Эйнемъ» — точно такую же, какие присылает мне Корбатов из России.

Вместо ответа Себастьян хитро улыбнулся, окинул томным взглядом снизу вверх — надо было надеть хоть что-нибудь, а то выгляжу, как дура. Ещё и лохматая.

— Иди ко мне.

От этих слов тряслись коленки. Где эта грань между «просто сексом» и нежностью? Сделала вид, что не услышала. Открыла шуршащую упаковку, отломила кусочек — живот отозвался голодным бурчанием.

Сахар взбодрил, улучшил настроение, и я с охотой вернулась в постель. За стенами палатки утихала буря, а у меня в душе она только крепчала.

***

— Как тебе это удаётся? — она сидела сверху, а я не мог оторвать взгляда: тусклый свет от свечи так маняще падал на её голые плечи, левую грудь и дальше стекал на рёбра, живот и сахарные бёдра. Розовая пятка смешно торчала из-под почти насквозь мокрого одеяла.

— Что именно?

— Вести себя, как полный придурок, но нравиться всем вокруг. — Забылась, задумчиво очертила непонятную фигуру пальцем по моему торсу. Поелозила на месте, и я задохнулся от сладкой истомы, подступившей к паху.

— Ты всё про шоколадку?

— Угу. Почему Корбатов шлёт тебе шоколадки? Я думала, он присылает их только мне. — Мило выпятила губу, махнула головой, будто отгоняя мысли.

Только во время секса можно было поговорить с ней нормально, полноценными предложениями, а не отрывочными и обрубленными фразами. Она забывалась, язык развязывался, и я это раскусил уже на второй день, когда буря стихала, и надо было возвращаться в Министерство. Но так не хотелось. До одури не хотелось. Я бы привязал себя цепями к этим неудобным спальным мешкам и её привязал бы к себе.

Толкнулся бёдрами вверх, и она протяжно простонала, прикрыв веки. Вцепилась измазанными в шоколаде пальцами в простынь. Толкнулся ещё — глаза застилала похоть, когда я видел выражение её лица. Оно смягчалось и напрягалось одновременно, становилось каким-то другим. Я мельком замечал, как она порывалась блаженно улыбнуться, но всегда в последний момент надевала маску.

Проверим, на сколько тебя хватит.

Прижимая её к себе под коленями, толкнулся в третий раз. Подтянул ноги, чтобы она откинулась на них спиной. Сам подобрался на локтях, склонил в любопытстве голову: хотелось запомнить, уловить малейшее изменение в её лице.

Пальцы упали в будоражащий сгиб её бедра, подмяли под себя кожу, оставляя на ней красные следы. Если сейчас не остановлюсь — зайдёт слишком далеко. Она как назло не сопротивлялась, запрокинула голову, открыла рот, словно вот-вот закричит, но продолжала молчать.

— В молчанку играть будем? — завёл руки за голову, целиком расслабил мышцы. Через секунду на меня был направлен негодующий и непонимающий взгляд, мол, «Какого чёрта ты остановился?». Полностью довольный собой, я улыбнулся, может, даже чересчур сильно.

Она хмыкнула, уголок рта едва-едва вздёрнулся, а в следующее мгновение меня полоснуло ножом через всё тело — она двинулась бёдрами вперёд, насаживаясь глубже. На моей груди остались шоколадные отпечатки её пальцев, и я задохнулся, потерялся в ощущениях, стремительно пошёл ко дну, увязая в тине вязкого возбуждения и иллюзии безвременья.

Амелия расслабилась, потеряла контроль; её горло вспорол дикий, какой-то отчаянный крик. Мне казалось, я падаю с огромной высоты, лишаясь всяческой опоры: всё тело стало ватным, хрупким и чужим.

Я сел, притягивая её ближе за спину и ягодицы. По её белой шее текла солёная капля, и именно это завело меня ещё сильнее. Она двигалась так самозабвенно, что я терял голову. Мне хотелось раствориться внутри неё, слиться в один горящий костёр и только наблюдать. Смотреть, как закатываются её глаза под подрагивающими пушистыми ресницами, как покрывается мурашками наливная грудь. Пот застилал глаза, но я безнадёжно и жадно вбирал всю картину целиком и отдельные её кадры: покрасневший шрам Круцио, разлёт ключиц, перекатывающихся под кожей при каждом движении. Мокрые у лба и висков волосы, кое-где сбившиеся в колтуны. Пальцы, дико впившиеся в мои плечи. Приоткрытый рот, из-под верхней губы торчат два кроличьих зуба. Я улыбнулся, и так нестерпимо захотелось её поцеловать, что в груди моментально разлились отчаяние и горечь от осознания нашего патового положения.

— Один поцелуй. Прошу. — Вышло хрипло, надрывно и чертовски жалобно. Стало стыдно, будто прошу милостыню.

Она не услышала. Её тело было здесь, а вот душа где-то очень далеко — с губ срывались стоны, как сладкие спелые ягоды с куста. Я бы словил каждую до единой, позволь она прикоснуться к своему горячему рту.

Я по-хозяйски обхватил ладонью круглую мягкую грудь, которая идеально легла в мою руку. Нежно смял её, отпустил, снова смял, провожая взглядом капельку пота, стекающую к животу. Большим пальцем очертил окружность розового соска, ревниво сжал, точно она вся вот-вот убежит от меня. Я бы надкусил каждую грудь, как спелое яблоко, чтобы они не достались больше никому, кроме меня.

Амелия устала, задышала сбивчиво, тяжело. Виновато закусила губу, когда очнулась от исступления. Момент растворился, рассеялся и оставил в моей душе глубокую рваную рану. В этот раз я так и не смог кончить, погрузившись в собственные мысли и стенания.

Уснули на противно мокрой и холодной постели, инстинктивно прижимаясь друг к другу горячими телами. В тот миг я бы всё отдал, чтобы проклятый полдень не наступил никогда.

— Который час? — Амелия потянулась, забавно растопырив пальцы на ногах и, обернувшись одеялом, встала. Я наблюдал с нежностью, перемежающейся с болью. Вроде поймал своё счастье за хвост, но оно вот-вот улетит и оставит меня наедине с моей верной подругой — печалью.

— Полпервого. — Из-под подушки достал свои старые часы с зелёным ремешком, покрутил туда-сюда, ориентируясь в циферблате. Взгляд Амелии похолодел, стал враждебным и загнанным.

— Почему не разбудил?! — всплеснула руками, одеяло размоталось и упало. Я отвернулся, будто не ласкал это тело каких-то три часа назад. — Почта уже была? — она словно не замечала своего вида — носилась по палатке, вприпрыжку надевала брюки, застёгивала рубашку, наскоро обувалась, искала очки.

— Думаю, да. Надо проверить сов на улице.

Я не спешил вставать. Казалось, если покину наше ложе, момент будет навсегда упущен и забыт. Всё, что произошло здесь, развеется по ветру, попрячется по углам и выметется сором.

Она выскользнула на улицу, загнав поток промозглого ветра внутрь. Я поёжился и беззлобно цокнул. Мерлин, останови время, нашли чуму или войну на землю, лишь бы она вернулась ко мне в постель.

***

В руках шуршало холодное письмо. Руки затряслись, в глазах встали слёзы. Милый… милый мой медноволосый принц, прости-прости-прости!

Я вихрем ворвалась в палатку, стала торопливо собирать разбросанные вещи, искать палочку, так не вовремя куда-то запропастившуюся. Не обращала внимания на Себастьяна, теперь в голове крутилось одно: успеть.

— Подожди меня, вместе поедем в Министерство.

Я отмахнулась. Совершенно не было желания что-то ему объяснять.

— Я не в Министерство. Надо по делам.

Вылетела, побежала по мокрому снегу, увязая в грязи, напрямик к домику с камином. На секунду застыла, заметив новый волчий труп.

«Вот сволочи», — в голову резко пришла догадка, что происходит. В горле засаднило. Надо спешить.

— Милый мой, хороший. — Я покрывала клюющими поцелуями всё его солёное от слёз лицо. — Посмотри на меня, прошу. Просто посмотри. — Обхватила его горящие щёки двумя руками, слегка растормошила — пьяный вдрызг.

— Мама… Они… Она… — Гаррет полулежал на полу и совершенно не мог говорить, язык заплетался, а голова, точно свинцовая, висела на шее.

— Что с мамой? Скажи, скажи мне! — я почти срывалась на истошный крик, пытаясь заглянуть в его изумрудные глаза. С остервенением вырвала из его ослабевших рук пустую бутылку огневиски. — Тебе ведь нельзя пить!

Поняв, что у Гаррета мне ничего не узнать, оберегающе прижалась всем телом к его. Уткнулась носом в горячую шею, вдыхая запах свежескошенной травы.

— Я буду рядом, потому что ты всегда был со мной, мой… родной. — С губ сорвалось то самое слово. Как долго я не могла его выговорить, но оно нетерпеливо пульсировало на языке все два года. Определённо, родной. Самый близкий.

Март 1893г.

Совершеннолетие, которое я так ждала. Мне хотелось избавиться от своего нелепого тела, будто бы в этот день с меня слезла бы старая кожа, и я покрылась бы новой, забыв обо всём, что было.

В гостиной собирались люди — я слышала это сквозь дверь нашей комнаты. Душу разрывало воспоминанием, что произошло полтора года назад на дне рождения Сэллоу. Я стиснула крепко зубы и изо всех сил постаралась выбросить наваждение из головы. Сегодня мой день, а значит, ничего мне его не испортит.

Когда вышла в звенящую весельем гостиную, улыбаясь во весь рот, краем глаза уловила удаляющуюся спину Себастьяна. Я наступила себе на горло, пригласила его, чтобы забыть всё старое, не хранить детских обид, а он покидал гостиную, даже не поздравив.

— Сказал, что надо делать какой-то проект. — Пожала плечами обеспокоенная Натти, кормя Оминиса желейными конфетами прямо с рук.

Стало нестерпимо интересно узнать, что же это за проект такой, который не терпит отлагательств. Внутри меня бушевала буря, подстёгнутая алкоголем и воспоминаниями прошлых обид.

Как по наитию, крадучись, направилась в сторону Когтеврана. Причмокивающие звуки поцелуя, тяжёлое дыхание, шёпот — в общем, почти всё то же самое, что и в тот раз. Я даже не удивилась — расхохоталась, как ненормальная, и, захлёбываясь горькими слезами, побежала туда, где меня всегда ждали в тёплые и заботливые объятия.

— Почему плачешь? — Гаррет вскинулся с кресла, завидев меня, а я со всей дури врезалась ему в грудь. Он, как большой и добрый медведь, укрыл меня своей нежностью. Ничего больше не спрашивал — знал единственную причину моих слёз.

В тот день я подарила ему свой первый настоящий поцелуй. Кровоточащий болью, тоской, горечью, но всё же настоящий. И ни разу об этом не пожалела, никогда.

Я всё думала о словах Луизы, сказанные во время нашей с Корбатовым поездки в Рай. Я совершенно случайно, на исходе обучения, узнала, почему Сэллоу никогда толком не ходили на Прорицания — на них не работают никакие гадания.

Получается, Луиза говорила про Гаррета? Но теперь, по прошествии долгого времени, мне кажется, что она была неправа. Да, у нас не получается физической близости, но наши души сплелись воедино ещё под той омелой, когда я думала, что не проживу больше ни дня. Теперь же он — единственный луч света в моей тёмной-претёмной жизни.

Он беспокойно уснул у меня на руках, пока я бормотала ему то, что не сказала бы, будь он в трезвом состоянии. Гладила его по рыжим кудрям, считала каждую встретившуюся на пути родинку и веснушку.

Нельзя оставлять его одного, но и разобраться, в чём дело, надо немедленно. Я аккуратно встала, кое-как уложив его на кровать. Вышла в шумный коридор паба, надеясь выловить ту светловолосую девушку. Она как раз ходила из номера в номер со шваброй в руке.

— Джози?

— Джейси, мисс… — она зарделась и неловко поджала губы. Я мысленно стукнула себя по лбу.

— Прости, Джейси. И какая я тебе мисс? Ты младше меня на пару месяцев.

Она переминалась с ноги на ногу, а её длинная коса пшенично блестела под потолочными свечами.

— Что-то случилось?

Я спохватилась, аккуратно дотронулась до её плеча и подтолкнула к комнате, приоткрыв дверь.

— Узнаёшь? — кивнула на спящего Гаррета.

— Львёнок?! — она ахнула, закрыв рот руками — швабра шумно стукнулась о пол. Я раскрыла глаза от удивления. «Львёнок»? А ведь и правда, он так похож на львёнка… нет, на такую нежность я ещё не готова.

— Тебе задание — иди к своему, кхм, львёнку и следи, чтобы с ним всё было хорошо, — назидательно шептала я, впившись в хрупкое плечо Джейси. — Не оставляй его одного ни на минуту. Если придёт кто-то подозрительный, немедленно отправляйтесь вот по этому адресу. — Сунула ей в ладошку записку с адресом Асиной лондонской квартиры.

Джейси коротко и несмело кивнула и робко зашла в номер. Я прикрыла дверь, подняла швабру и зашагала вниз, на первый этаж. Пришлось заплатить хозяину немалую сумму, чтобы тот закрыл глаза на пьяного Гаррета и то, что единственная здесь уборщица не сможет пока выполнять свои обязанности.

На улице хлестануло по щекам и носу первым морозцем, и я спрятала заплаканное лицо в шарф. Со всех ног бросилась в Хогвартс — надо срочно выяснить у Матильды, что случилось с миссис Уизли. Предчувствие было скверное, но слабый огонёк надежды занимался где-то глубоко в душе.

— Сегодня вечером собрание в Министерстве. Есть подозрение, что снова открылась охота на полукровок и тех, кто им благоволит. Всё узнаете у мистера Мракса. — Матильда встала из-за стола, в своей привычной манере заведя руки за спину. На её всегда спокойном лице едва-едва можно было разглядеть первые признаки потери самообладания: морщинка между бровей, сведённые челюсти, подрагивающие губы.

— Оминис? Вы думаете, что…?

— Я ничего не думаю. Однако проверить стоит все версии. Сейчас Гаррету нельзя быть на виду, где он? — она внимательно посмотрела на меня из-под очков. Я смутилась — вся семья Уизли знала о наших «отношениях».

— Он в надёжном месте, я за него ручаюсь.

Матильда уверенно кивнула и прошла дальше к окну.

— Сестра, слава Мерлину, жива, но очень больна — есть опасения, что это проклятие. Почти такое же, что было у мисс Сэллоу.

Кровь мгновенно отлила от моего лица, а в ушах загудело: если миссис Уизли больна тем же, чем болела Анна, нам необходимо найти того, кто это сделал и… убить. По позвоночнику пробежал колючий холод. Вспомнились катакомбы, Себастьян, Соломон… Я не уверена, что смогу повторить то, что случилось тогда. Не уверена, что готова пойти на это снова.

Быстро распрощавшись, я выбежала в просторные коридоры Хогвартса. Время близилось к вечеру, и студенты разбредались кто куда: на тренировки, в библиотеку, гостиные. Навстречу мне шла весёлая, но порядком уставшая Анна.

— Амели! Ты чего тут? — она взяла меня под локоть и отвела в сторону. — По поводу Уизли?

— Ты уже знаешь? — я поджала губы, а глаза снова подёрнулись влагой.

— Семья Чарльза очень близка с ними. Сегодня утром весь Хогвартс гудел об этом. Кстати, а что случилось-то? Нам ничего не говорят! — Анна капризно выпятила нижнюю губу и махнула чёлкой, прямо как её брат. Меня покоробило, и я поспешила отвести взгляд. Чем старше она становилась, тем сильнее походила на Себастьяна.

— Пока непонятно, сегодня вечером что-то должно выясниться. С Гарретом всё в порядке, если тебе интересно. — Я украдкой посмотрела на неё, и от меня не скрылась лёгкая тень презрения на её лице. — Будь осторожна, не выходи пока за пределы Хогвартса, даже в Хогсмид.

— Видела Себастьяна?

Имя брата соскочило с её языка привычно, буднично, а я вся покрылась инеем. Прочистила горло, впилась ногтями в ладони.

— Нет, не видела.

Она неопределённо промычала и, сославшись на встречу с Чарльзом, ускакала дальше. Я ненадолго засмотрелась ей вслед — беззаботная, весёлая, влюблённая. Мерзкая зависть кольнула в сердце, и я поспешила выйти на улицу — прочь из этих стен, которые слишком сильно напоминали о причинённой здесь боли.

Я ворвалась в Министерство, изнемогая от любопытства и гнева: собрание началось раньше, чем мне сказали, и никто не стал меня ждать — естественно, я же «вечная практикантка» на побегушках.

Досада и раздражение впитывались в кожу через мысли о том, что Гаррет в том пабе с Джейси, которая вряд ли сможет противостоять чему-то серьёзному — насколько я слышала, она ушла с третьего курса Хогвартса, чтобы начать зарабатывать на лечение отца. Но и взять Гаррета с собой в Лондон было бы глупо и непредусмотрительно. Я была на измене: что делать, чем помочь.

Покружилась у зала собраний, пытаясь подслушать — бесполезно, наложены чары. Поплелась в кабинет Оминиса, чтобы сразу по завершении всё у него узнать.

— И давно тут сидишь? — он зашёл тихо, еле волоча ноги. Заседание продлилось почти три с половиной часа.

— Скажи честно: это твоей семьи рук дело?!

Он замер.

Опустил голову, хмыкнул и начал прохаживаться вдоль стен. Мне захотелось провалиться сквозь землю — из-за усталости, раздражения и неопределённости сболтнула полную ерунду, совершенно не подумав. Подскочила, обняла его крепко-крепко со спины, уткнулась носом в лопатки.

— Прости. Пожалуйста, Оминис. Я полная дура.

— Как самокритично. — Он развернулся, спрятал меня в свои надёжные объятия. Изнурение вырвалось наружу сквозь слёзы. Его безупречный пиджак тут же намок. — Ну-ну, перестань. — Оминис неумело хлопал меня по спине, совершенно растерянный моими слезами.

— Я очень переживаю за Гаррета. Его надо увезти, куда-то спрятать. — Вскинула на него полные мольбы глаза, словно он мог их увидеть. Но я знала, что он всё чувствует и всё понимает. Как всегда.

— Мы позаботимся о нём, как и о всей семье Уизли и остальных, кто под угрозой. Вопрос в другом… — он замялся, убрал руки в карманы брюк.

— Что такое? — я шмыгала носом, вытирая его рукавом рубашки. Слабый свет в кабинете еле-еле подсвечивал его белёсые волосы, серо-голубой костюм и бледные губы.

— Дело в том, что мы не знаем, какого происхождения ты. Мы не можем так рисковать твоим даром. Знаю, цинично, но…

— Я всё понимаю. — Положила ему руку на плечо, успокаивая, а сама вся затряслась от страха и изнеможения. — Что мне надо сделать?

— На время не показываться, особенно здесь, в Министерстве, а также в Хогвартсе — именно там будут искать.

— Подожди. — Я сделала шаг назад. — Хочешь сказать, я буду сидеть на одном месте, пока какие-то уроды борются за чистоту крови, убивая направо и налево?! — тело вмиг обмякло, навалилось страшное внутреннее истощение.

— Это ради твоей же безопасности. — Он устало выдохнул и зарылся лицом в ладони. — Потерпи немного. Тебе есть, где переждать?

— Да, здесь, в Лондоне. Подруга уехала, квартиру оставила на содержание. — Вытащила связку ключей из сумки и потрясла ими. В голове вспышками рождался план, как обойти ограничения и помочь хоть чем-нибудь. Хорошо, что мы не успели сообщить Оминису или министру о волчьих трупах, иначе меня бы не выпустили даже из этого кабинета.

— Отлично. Напиши адрес. — Взял со стола блокнот и протянул мне. — За Гаррета не переживай, я всё устрою.

Я черканула адрес трясущейся рукой, вяло обняла Оминиса на прощание и потащилась на улицу.

В голове не было ни одной мысли, лишь пронзающая насквозь пустота. Бессилие. Немощность. Беспомощность.

Квартира Аси располагалась не в самом благополучном квартале, так что я шла быстрым шагом, чтобы скорее добраться до более-менее безопасного места. Поднялась на второй этаж по обшарпанной лестнице, повернула ключ три раза вправо и один раз влево — дверь скрипнула, на пороге появился толстый рыжий кот Алекс, зевнул и посмотрел своим фирменным осуждающим взглядом.

Я почесала ему за ушком, сбросила ботинки, кинула пальто прямо в прихожей на пол, прошлёпала в комнату. Зажгла канделябр — Асино жилище всё ещё не поддерживало электричество. Комната озарилась светом, и я, привалившись спиной к дверному косяку, сползла по нему на пол.

— Ну и как ты меня нашёл?

— Ты же никогда по сторонам не смотришь. — Себастьян сидел на полу на матрасе, скрестив ноги. Алекс подошёл к нему и потёрся щекой о колено.

— Следишь? Это жутко. — Зарылась пальцами в волосы и только сейчас поняла, что совершенно не могу шевелить языком. Мысли лениво ворочались в голове, как в сладком тягучем сиропе.

— Мне сказали тебя охранять.

— Это кто кого ещё охранять должен? — спора не получалось из-за моего слабого голоса, да и в целом всё, чего мне хотелось на тот момент, — это лечь спать. Я прекрасно знала, что он врёт. Никто бы ему не поручил меня «охранять», тем более это абсолютно бессмысленно.

— Ты устала. Ложись. — Встал, расправил простынь, взбил подушку.

— А ты? — я отозвалась бесцветно, подняла на него затуманенный взгляд.

— Я на кухне могу лечь.

— Ерунда, ложись здесь. — Махнула рукой, силясь встать с пола. Подошёл Себастьян, обвил меня за талию, помогая подняться. В животе запорхали полумёртвые бабочки. Я упёрлась ладонями в его плечи, ухмыляясь самой себе. Какая же я дура.

***

Она вышла из ванной, когда я уже почти заснул. Свечи догорали, а сквозняк от щелей в окнах заставлял их пламя плясать на стенах. Я поднялся на локтях, чтобы что-то ей сказать, но забыл в ту же секунду, как увидел.

Амелия стояла перед трюмо и расчёсывала волосы. В той самой пижаме, в которой была у нас дома летом два года назад. В тот день, когда я понял, что за три месяца ничего не изменилось, и я всё ещё что-то к ней чувствую.

Она закончила с волосами, что-то ещё сделала с баночками-скляночками и сонной мухой побрела к матрасу. Я не мог оторвать глаз от этой дурацкой полупрозрачной пижамы. Больше всего на свете мне хотелось снять её. В ту же секунду, прямо как тем летом в своих лихорадочных мыслях, пока отчаянно боролся с ними в своей комнате.

Она повернулась на бок ко мне спиной и что-то перебирала в пальцах.

— Что там у тебя?

— Это… — она запнулась, воровато посмотрела на свою руку. Вздохнула. — Подарок.

— Чей? — стало любопытно, принялся заглядывать ей за плечо.

— Гаррета. — Голос надломился, и она затряслась в рыданиях.

У меня вспыхнули щёки, уши, да весь я взбесился, растерялся. Она лежит рядом со мной и перебирает в руке идиотский подарок идиотского Уизли?!

Резко и грубо дёрнул на себя её руку, пальцы от неожиданности разжались, и из них выпала подвеска. Я поднял её, принялся рассматривать под тусклым светом свечи. Какая-то дешёвая безделушка с кулоном «А». Полная безвкусица. Пренебрежительно бросил подвеску на пол. Амелия всхлипнула, потянулась, бережно забрала украшение. Вытерла краем одеяла слёзы и повернулась ко мне со всей серьёзностью.

— Иди спать на кухню.

Комментарий к 26. Беспомощность

Ваша поддержка бесценна, именно поэтому главы выходят быстро! Спасибо ❤️

========== 27. Тройка ==========

Комментарий к 27. Тройка

🎵 Бумбокс — Холода.нет

🎵 Shawn Mendes, Justin Bieber — Monster

🎵 Ramil’ — Меланхолия

🎵 Егор Натс — Хочу к тебе

Приятного чтения ❤️

— Ведёшь себя, как стерва. — Себастьян рывком поднялся и нарочито шумно затопал вон из комнаты. Я не стала его останавливать или что-то говорить вслед — не было никакого желания пускаться в споры, да и голова гудела другими мыслями: как там Гаррет, всё ли с ним и его семьёй в порядке, что нам всем делать дальше?..

Ранним утром я проснулась от того, что голодный Алекс упорно и совершенно беззастенчиво тёрся своими толстыми боками о моё лицо. Всё тело затекло от сна на полу, а в затылке стучало после нескольких утомительных дней. Воспоминания о них упали снежной шапкой на плечи, и я инстинктивно повела ими, будто смахивая шаль, сотканную из навалившихся враз трудностей.

Себастьяна на кухне не оказалось: со стороны ванной доносились звуки плескающейся воды. Пока кормила Алекса, услышала мерные шаги на лестничной клетке, сопровождаемые скрипом открывающейся входной двери. Я замерла с ложкой в руке, прижимаясь поясницей к краю столешницы. Неужели за нами уже пришли?..

— Амели, это я! — послышался бодрый голос Гаррета, а всё моё нутро рухнуло вниз, потянув меня за собой. Я села на корточки и облегчённо заплакала, спрятав лицо в колени. — Что случилось? — он подошёл, присел рядом, обвил меня своими ручищами.

— Слава Мерлину, с тобой всё в порядке! — сквозь всхлипы еле выговорила я, зарывшись носом ему в шею. Я чувствовала, как сильно бился его пульс, и не могла понять, это из-за переживаний, или он всё же скучал? — Но почему ты здесь? — вытерла трясущимися руками нос и лицо от слёз, схватилась пальцами за его свитер, будто он мог бы улететь в окно, высоко в небо, и я бы больше никогда его не увидела. Гаррет снисходительно улыбнулся и только хотел что-то ответить, как сзади послышался сонный и уже недовольный голос Себастьяна:

— Что ты здесь забыл, Уизли?

На секунду я пересеклась испуганным взглядом с Гарретом, пытаясь одним выражением своего лица что-то ему объяснить, но он лишь свирепо раздувал ноздри, покрываясь красными пятнами до самых ушей. Через мгновение чашка, стоявшая на столе, разбилась от резкого толчка — Себастьяна, не успевшего ничего сообразить, пригвоздили локтем к стене.

— Какого чёрта этот здесь делает? — Гаррет цедил слова сквозь зубы, обращаясь ко мне, но в упор смотря на Сэллоу. Тот только начал приходить в себя и уже настойчиво вырывался, но Гаррет держал крепко.

— Давайте сейчас не будем выяснять отношения, нам нужно сесть и обсудить, что делать дальше. — Я подошла к Гаррету со спины и многозначительно положила руку ему на плечо, как бы убеждая отпустить Сэллоу. Он склонил голову набок и затем расслабил хватку, поворачиваясь всем телом ко мне. Я не выдержала — стукнулась лбом о его грудь, стиснула в крепких объятьях и окончательно осознала, как сильно соскучилась.

***

Земля уходила из-под ног стремительно и безжалостно. Я не думал, никак не мог представить, что в Амелии осталась такая нежность. Даже если и осталась, то точно не по отношению к рыжему. Так какого чёрта происходит?

Я наблюдал со стороны, как какой-то не вовремя появившийся чужак, нарушивший интимность момента. Таким несвоевременным и ненужным я не ощущал себя очень и очень давно. Захотелось исчезнуть, рассыпаться пылью и раствориться в воздухе, лишь бы не испытывать ту неловкость, которая мгновенно захлопнула вокруг меня свой капкан.

В душе разгорались обида и чувство несправедливости. Ещё вчера, когда мы были вместе, мне казалось, Амелия подарила мне самое дорогое и сокровенное — своё тело. Получается, я довольствовался объедками, чем-то абсолютно для неё неважным, а вот он берёт самое ценное так, будто привык к этому, будто это для него ничего не значит.

Ревность. Как давно я не ощущал её когтистых лап на своей шее. Когда я наблюдал за ними, входящими день за днём в тот паб, я думал, что испытываю самую жгучую на свете ревность, а оказалось, то было ничто по сравнению с тем, что я чувствовал здесь и сейчас. Их слияние, их объятие было таким тёплым и искренним, что я невольно заглядывался, как Амелия ласково улыбается, как она встаёт на носочки, чтобы что-то прошептать ему на ухо, каким привычным жестом она гладит ладонью его спину. Это всё было невыносимым, потому как выглядело совершенно естественно и правильно.

Я подхватил на руки Алекса, мечтательно лижущего лапы, и вышел из кухни.

В комнате на подушке лежала подвеска, из-за которой мы вчера поругались с Амелией. Моё лицо исказила гримаса боли и презрения. Презрения к самому себе. Я сделал только хуже, и теперь совсем непонятно, как всё исправить. Неужели он опять заберёт её у меня? Нет, ещё одной такой разлуки я не выдержу.

— И почему ты так похож на Уизли? — только сейчас я смог тщательно рассмотреть кота, вальяжно прохаживающегося по комнате и затем умащивающегося на матрасе. Его рыжая шуба и ярко-зелёные глаза так напоминали мне всё увиденное пару минут назад, что захотелось выгнать Алекса, и именно в этот миг я понял, что проиграл.

Когда-то в школе я был уверен, что на несколько голов выше Уизли. Лучше учился, лучше играл в квиддич, лучше ладил с девчонками. Лучше ладил с ней. Теперь я, как незваный гость, отсиживался в холодной комнате, пока они обменивались истосковавшимися объятьями и поцелуями. Поцелуями!

Уизли так обыденно чмокнул её в щёку и губы, а она даже не дёрнулась, не разгневалась — с готовностью приняла ласку, словно только её и ждала.

В ушах пульсировала злость. Била набатом и искрила, точно вот-вот извергнется вулкан, чья лава беспощадно выжжет последнюю надежду, таящуюся у меня глубоко внутри. Я проиграл. Впервые в жизни проиграл и даже не понял, как это произошло.

Через полчаса мы втроём сидели за кухонным столом и молча пялились в одну точку на нём. Внизу шастал Алекс и тёрся о ноги, намекая на время обеда.

— Вот. — Уизли с неохотой достал из-за пазухи белый конверт и шлёпнул им по столу. Амелия, сидевшая до этого с расфокусированным взглядом, вздрогнула.

— Что это? — она с сомнением протянула руку, но, завидев марку, отдёрнула её, поджав губы. — Ты читал? — обратилась к рыжему. Тот сочувствующе помотал головой.

— Кто-нибудь что-нибудь мне объяснит? — я закипал. Меня дико раздражала эта недосказанность и эти переглядки Амелии с Уизли. Перевёл взгляд с неё на него, но так и не дождался ни слова. Рывком стянул со стола конверт и одним махом вскрыл его. Оттуда выпала открытка — такие обычно вкладывает в свои письма профессор Корбетт. Я развернул пергамент и пробежал глазами по написанному.

Тёплая рука Амелии едва коснулась моих пальцев, когда я положил письмо обратно на стол. Она была готова расплакаться в любой момент, испытующим взглядом всматриваясь в моё лицо.

— Что с ним? — её голос дрогнул, и мне так нестерпимо захотелось заключить её в крепкие и оберегающие объятия.

— С профессором всё хорошо, не переживай. — Услышал, как она с облегчением вздохнула и уронила голову на сложенные на столе руки. — Только вот… — я не смог сдержать бегущих вверх уголков рта. Уизли полоснул по мне негодующим взглядом и перехватил письмо. Его тупые зелёные глаза запрыгали по строчкам и, дойдя до середины, вытаращились и почти полезли на лоб.

— Что за чушь?! — он обращался к Амелии, которая пока знать не знала, что Корбетт хочет видеть нас с ней у себя в России.

Я расхохотался. Стало невозможным больше сдерживаться, глядя на выпученные глаза Уизли и обмозговывая то, что только что прочитал.

Корбетт настаивал, чтобы мы с Амелией немедленно отправились в Таганрог к нему и его сестре — по его мнению, там самое безопасное место, чтобы скрыться от охотников на полукровок. Пока я в сотый раз прокручивал в голове эту информацию, Амелия снова и снова перечитывала письмо, хмуря в недоумении лоб.

— Гаррет, я без тебя не поеду. — Прозвучало твёрдо и решительно. Я невольно закатил глаза. Уизли пару секунд молча подёргал челюстями, затем резко встал и заходил по узкой кухне, заведя рукиза спину.

— Нет. Вы поедете вдвоём.

Я не поверил своим ушам. Развернулся к нему вполоборота, желая продолжения.

— Я не могу поехать, пойми. — Он заговорил мягче, потому что Амелия захныкала, шмыгая носом. — У меня здесь семья, мама болеет. Тётя. Я просто не могу их всех бросить. — Подошёл к ней из-за спины и стал гладить по лохматой каштановой макушке. Перешёл на полушёпот. — Тебе здесь небезопасно, Амели. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится. Поезжайте. Мы с Оминисом справимся.

Я подпрыгнул на стуле от обиды. Он ещё и Оминиса себе забрать хочет?! Пару раз глотнул ртом воздух, но говорить ничего не стал — сейчас удача на моей стороне, и я боялся её спугнуть. Молча забрал письмо и вышел из комнаты, услышав, как Амелия спросила Уизли: «Как там Джейси?»

***

— Я так рада, что вы едете вместе! — непосредственная Натти хлопала в ладоши, улыбаясь во весь рот. Все присутствующие в комнате вмиг замолкли и обратили на неё возмущённые взгляды, даже Оминис цокнул и покачал головой.

Я сидела, скрестив ноги, рядом с чемоданом и не могла заставить себя начать его собирать. В голове не укладывалось, что сегодня мы отправимся в холодную и уже снежную Россию, где я ни разу не была. С Себастьяном, чёрт бы его побрал, Сэллоу.

Натти, Поппи, Оминис и Амит пришли нас проводить, и все мы еле поместились в маленькую квартирку Аси. Гаррет топал где-то на лестничной клетке, переживал, но держал себя в руках — сам же настоял, чтобы мы уехали.

Мы спорили долго. Я требовала, ругалась и лезла в драку, подсознательно сама давно понимая, что здесь абсолютно бесполезна. При одной мысли о том, что надо будет разлучиться с Гарретом на неопределённый срок, я хотела завыть волком от бессилия и тоски.

Теперь меня накрыла апатия ко всему происходящему, и даже предстоящая встреча с Корбатовым не радовала, а вызывала тревогу. Будем ли мы там к месту? Действительно ли безопасно там находиться? Вдруг, это ловушка?

Себастьян стоял в самом дальнем углу комнаты, оперевшись плечом о платяной шкаф. Смотрел на меня неотрывно, будто хотел что-то выведать, и я изо всех сил сдерживалась, чтобы не обратить к нему взгляд.

В голове свистел ветер. Всё разом навалилось так стремительно и неожиданно, что я не знала, с чего начать, за какую ниточку взяться, чтобы раскрутить этот клубок. Мимо кто-то ходил, что-то спрашивал, складывал вещи, разговаривал, а я не могла даже расчесать наконец волосы.

— Отправитесь через портал, я с Корбеттом договорился — он вас встретит в безопасном месте и сам отведёт домой. — Оминис встал, стряхнул несуществующую грязь с ворота пиджака и, убрав руки в карманы брюк, подошёл к дребезжащему от ветра окну.

— Ты знал, да? — слабо выдавила я, не отрывая тупого взгляда от трепыхающейся на сквозняке ленточке, привязанной к ручке двери, игрушке Алекса.

— Через час вы должны быть готовы. — Он сделал вид, будто не услышал моего вопроса. Сзади к нему подошла Натти и извиняюще погладила по плечу. Тот вмиг оттаял, и лёгкая шаловливая улыбка украсила его губы.

— Мы к вам обязательно приедем в гости! — хныкала Поппи, успокаивая больше саму себя, чем нас. Амит стоически терпел, пока она сморкалась в шарф, повязанный на его шее. Я смотрела с умилением, а сердце так и щемило, когда я думала о том, сколько времени нам предстоит быть вдали друг от друга.

Как жаль, что Анне не удалось вырваться попрощаться; ноябрь — время контрольных и подготовок к Рождеству в Хогвартсе. Хотя я не совсем уверена, что хотела бы видеть обоих Сэллоу сразу — я ими будто отравилась в своё время, и теперь их переизбыток плохо сказывался на моём пищеварении.

Время текло медленно и неслось галопом одновременно. Вскоре все закопошились, на пороге комнаты появился Гаррет, как лучик рыжего солнца в дождливый и пасмурный день. Я подскочила, чуть не рухнув на подкосившихся ногах, отчаянно врезалась в него, обвив руками. Вцепилась в мягкий свитер на его спине и, спрятав нос в его складках, устало засопела, уже не в силах плакать. Ужасно хотелось выйти на улицу и закурить.

— Всё будет хорошо. — Его глубокий голос звучал спокойно и жизнеутверждающе. От этого становилось ещё хуже — он что, совсем не переживает? Совсем не будет скучать? А я уже тоскую, хотя он вот, рядом, согревает своим горячим дыханием мою макушку.

Когда-то Корбатов, уезжая в очередной отпуск, а я ревела, провожая его, сказал: «Долгие проводы — лишние слёзы». Эта русская поговорка навсегда засела в моей памяти, но я всё равно долго не решалась расцепить объятия и отдать наконец близкого человека в лапы разлуки.

Вот и сейчас: всё уже было готово, Себастьян нетерпеливо вздыхал, поглядывая на часы, Оминис с Амитом разбирались с порталом, а Поппи и Натти перешёптывались, рассматривая нас троих. А я всё никак не могла отцепиться от Гаррета: сминала в руке его подвеску, бормотала всякую чушь, то и дело прижималась в попытке исчезнуть, раствориться в нём. Он мягко оторвал меня от себя, проникновенно заглянул в глаза, приободряюще моргнул изумрудными очами. Я глубоко вдохнула и сделала шаг назад.

***

— Только попробуй с ней что-нибудь сделать. — Уизли в последний момент схватил меня за рукав пальто и многозначительно посмотрел исподлобья. Я ухмыльнулся.

— Я уже всё с ней сделал. — Отдёрнул руку, и мы с Амелией шагнули в портал. Последнее, что я увидел, были полные непонимания и замешательства зелёные глаза.

Сильное головокружение. Тошнота. Звон в ушах. Жуткий холод, пробирающий до костей. Чёрт, что за место такое проклятое?!

Солнце будто устало, вымоталось светить и, махнув рукой, ушло на покой. Нас облепил колючий и разряженный морозный воздух. В носу защипало от холода, а руки вмиг стали болезненно-красными.

В груди заклокотала тревога, когда, посмотрев по сторонам, я не обнаружил рядом Амелию. Вокруг, как назло, ни души: покрытая пушистым снегом просторная поляна и вдалеке начинающийся непроглядный тёмный лес.

Голова всё ещё кружилась после перемещения, когда я сделал пару шагов вперёд — снег приятно захрустел под ногами, смешанный с сухими листьями. Холод обволок всё тело и мысли, и я не мог думать ни о чём, кроме как поскорее оказаться в тепле. Но где же Амелия?

Вдалеке показалась фигура с развевающимся красным шарфом. Я медленно подошёл ближе. Засмотрелся на её волосы и ресницы, которые обдал ледяным дыханием мороз: короткие локоны, запрятанные в шарф, уже намокли и свисали смешными сосульками. Она дрожащей от холода рукой подносила ко рту сигарету и ненасытно втягивала горький дым, выдыхая огромное сизое облако в суровый русский воздух. Сзади послышались хрустящие шаги.

— Душа моя, я вас тут по всему лесу ищу, ей-богу! — Корбетт уголком рта держал курительную трубку, натягивая при этом толстые меховые перчатки. Рассмотрев нас вблизи, разочарованно и озадаченно всплеснул руками. — Вы какого лешего так оделись? Я же написал вам — одевайтесь теплее, это вам не Лондон!

Он подошёл, по-отцовски раздал нам слабые подзатыльники для проформы и свистнул лошадей. Его смешная меховая шапка по размеру была больше его головы раза в два, а толстый тулуп делал из профессора настоящего русского царя. Мне безумно захотелось расцеловать его в серебристые усы — он сделал мне такой подарок, о котором я не мог даже мечтать! Побыть наедине с Амелией вдалеке от всех — это долгожданная возможность поговорить, всё обсудить и помириться.

***

Перед глазами плыли круги. Сердце замирало и подскакивало к горлу всякий раз, когда я вновь осознавала, где и с кем нахожусь.

Может, сказывалась усталость после перемещения, но внутри я не чувствовала почти ничего, кроме всеобъемлющей пустоты, граничащей с отчаянием, бессилием и просто безразличием ко всему происходящему вокруг. Накатывал стыд за то, что в глубине души я знала, что завтра буду искренне радоваться встрече с Корбатовым и смене обстановки, пусть даже причиной стала трагедия в семье Гаррета.

Вяло отреагировала на появление профессора, не в силах оторвать взгляда от снежных шапок тёмных деревьев вдалеке. Тот лес пугал и в то же время завораживал своей таинственностью, и меня так и подмывало немедленно туда отправиться. Прямо сейчас. А лучше заблудиться, и чтобы никто меня никогда не нашёл.

***

Она по-детски зачарованно, всё ещё находясь в каком-то трансе после перемещения, оглядывала постепенно погружающееся в сумрак пространство до тех пор, пока тройка лошадей не прискакала прямиком на поляну.

Я не мог понять, куда садиться: стал забираться на лошадь, но Корбетт расхохотался и потянул меня вниз за штанину. Насмешливо помотал головой и уселся в, как он сказал, сани. Мы с Амелией переглянулись, пожали плечами и последовали его примеру. Я успел лишь охнуть, когда провалился во что-то невероятно мягкое и тёплое: все сани были битком набиты пуховыми одеялами и платками, под которыми лежал плотный слой мягкого сена. Кучер, такой же, как Корбетт, пожилой усатый мужчина в тулупе, сразу же дёрнул вожжами, и лошади понеслись вперёд.

Первое время я не мог собрать мысли в кучу: мимо проносились деревья, дома, люди, за нами бежали лающие собаки. Дух захватывало от скольжения саней по снегу вперемешку с грязью. Их заносило на поворотах, а мощные лошадиные ноги уверенно и целеустремлённо несли нас в неизведанность.

Когда пришёл в себя и согрелся, заметил, как Амелия, исступлённо прижавшись к своему любимому профессору, сладко сопела у него на плече. Её щёки и нос покрылись уютным румянцем, а изо рта клубился морозный пар. Я не помнил себя от всепоглощающего счастья — хотелось взорваться на миллион частичек и остаться в этом моменте навечно.

Заносил Амелию в огромный деревянный дом на руках — не стали будить, а сам я чуть не потерял голову, ощущая кожей тепло её разморённого тела сквозь тонкое пальто. Я ещё ни разу не держал её вот так — только наблюдал два года назад, как это делал Уизли после их совместного вечера в гостиной Гриффиндора.

В доме было светло и очень натоплено. Молодая женщина вышла нас встречать и уже начала было громко что-то говорить, но увидела спящую Амелию и ладошкой прикрыла рот. Рукой указала наверх, мол, неси туда. Я кивнул и, не разуваясь, поспешил на второй этаж по лестнице.

Пол гостеприимно скрипел под ногами, пока я искал подходящую комнату. Найти её оказалось несложно: дверь была приоткрыта, а оттуда доносился манящий запах еды. Я ногой слегка толкнул тяжёлую створку и оказался в маленькой комнате с двумя окнами. На полу лежал большой узорчатый ковёр, а две узкие кровати по разные стороны украшали горы взбитых подушек. На столе между ними стояла тарелка, прикрытая полотенцем: оттуда шёл пар, а запах стоял такой, что рот мгновенно наполнился слюной. Я сглотнул подступивший голод и аккуратно уложил Амелию на одну из кроватей. Она сонно что-то пробормотала и, сжавшись в комок, притулилась к стенке. Я стянул её ботинки, попытался снять пальто — бесполезно. Поглядел на неё ещё с минуту и укрыл толстым лоскутным одеялом. Разулся, утопая в ворсе мягкого ковра, подошёл к столу. Отвернул полотенце, схватил горячий пирожок и почти целиком запихнул его в рот. Живот отозвался свирепым урчанием.

Я не понял, как, присев на соседнюю кровать и слопав ещё пару пирожков, заснул, подобно Амелии, в одежде.

Она мягким и тёплым Жмыром юркнула ко мне под одеяло, слабо промурчала:

— Холодно. А ещё ты храпишь.

Я ласково улыбнулся, прижав её к себе как можно крепче. Лунный свет из окон дымкой обрамлял её пушистую макушку. Уткнулся в неё носом и беспрестанно вдыхал запах каштановых волос. Он врезался в память острыми иглами, бросая то в жар, то в холод. Незаметно для самого себя я провалился в пучину непреодолимого желания.

Она, словно считав мои мысли и намерения, повернулась спиной, прильнула что есть мочи, простонала, и я в тысячный раз рассыпался на мелкие-мелкие фрагменты, которые собрать воедино под силу только ей.

Палящее и отравляющее желание завладело мной моментально, когда она сама стала стягивать с себя одежду. Всё разом вылетело из головы, и остался только шум океана, а ещё душераздирающее пение китов, потому что на краю сознания я понимал, что всё это мне снится.

Проснулся в холодном поту и с пересохшим напрочь горлом. Рассвет неторопливо осветил маленькую и уютную комнату, прокрался на постель Амелии, обнял её за плечи и зазорил притягательный цвет волос. Грудь сдавило болью и безысходностью.

Что с нами будет дальше?

Комментарий к 27. Тройка

Прошедшие две недели были такими тяжёлыми, и только ваша поддержка не давала мне раскиснуть окончательно. Огромная благодарность всем неравнодушным ❤️

Ваши ждуны и особенно комментарии невероятно мотивируют, спасибо! ✨❤️

========== 28. Море ==========

Комментарий к 28. Море

🎵 Бумбокс — ДШ

🎵 Бумбокс — Пепел

🎵 Аффинаж — Заметь меня

🎵 Luverance — Душа моя

Приятного чтения ❤️

— Пойдём к морю.

— Чего?

Я еле продрала глаза. Яркий луч морозного солнца нагло прорывался сквозь полуприкрытые веки. Надо мной нависала тёмная фигура Себастьяна. Казалось, шоколадные капли с его кудрей вот-вот капнут мне на лицо.

— Идём, говорю, к морю. — Он настойчиво протянул мне руку, и я с сомнением на неё покосилась.

— Какое море? Ты пьяный? — откинула голову обратно на подушку, поморщилась от тупой боли в затылке. Выпить бы чашку кофе и закурить.

— Обычное море, Азовское. Тут Таганрогский залив, но суть одна. Пойдём скорее, пока Корбетты на проснулись! — Себастьян шалопайски улыбнулся и потащил меня за руку с кровати. Очень хотелось лечь спать дальше, но при упоминании воды сон как рукой сняло.

С одной стороны, мне очень хотелось побывать на море, навестить свою любимую стихию, но с другой… С того самого зимнего бала я не ходила к воде, не стояла на берегу, как любила это делать раньше — всё напоминало о той боли, которую пришлось испытать два года назад.

— Дай хоть умоюсь схожу, — пробурчала я и стала медленно сползать на пол. Желудок до сих пор крутило после вчерашнего перемещения.

— На заливе умоешься, пошли давай! — он решительно вернул себе мою ослабевшую ладонь и потянул на улицу, по пути надевая ботинки и приказывая мне сделать то же самое.

Я не сопротивлялась. Мне вообще было всё равно. Мозг пока не пришёл в себя после сна, и мне казалось, я всё ещё в нём. Только вот Сэллоу… Зачем он забрался в мой сон? Очередной тупой сон, после которого я проснусь в слезах и буду ненавидеть весь мир. Я резко остановилась прямо перед входной дверью. Себастьян недоумевающе повернулся и приглашающе развёл в стороны руки.

— И когда я проснусь?

— В каком смысле? — он сделал шаг ко мне.

— В прямом. Я хочу проснуться, чтобы ты исчез. — Я принялась щипать себя за кожу со всей дури; на ней оставались красные следы, а явь так и не наступала.

— Ты совсем уже? — Себастьян испуганно наблюдал за моими действиями, а затем порывисто поднял к потолку голову и прислушался — в соседней комнате кто-то ходил. — Похоже, кто-то из Корбеттов проснулся, побежали!

Я не успела напрячь тело, как ноги понесли меня вслед за Сэллоу на улицу. Они заплетались, спотыкались о всевозможные препятствия и совершенно не хотели останавливаться, как бы я ни пыталась это сделать.

Наблюдая за спиной Сэллоу, я начала потихоньку осознавать, что не сплю. Память постепенно возвращалась ко мне, комкая события вчерашнего дня, как черновые листы бумаги.

По телу пробежала дрожь. Неужели это всё взаправду?

В уши ворвался шёпот воды. Я бы узнала, услышала его везде и всюду, едва уловив малейший всплеск. На глаза навернулись слёзы. Как давно я не летала и не стояла на каком-нибудь тихом берегу. Он забрал у меня эту возможность, а сейчас преподносит так, словно ничего и не было.

— Мы правда были так близко к морю? — я заворожённо охватывала ошалелыми глазами раскинувшийся перед нами пейзаж. Ботинки увязали в мокром и уже начавшем твердеть песке. Позади остались улицы, дома и люди. Мы стояли на самом выступе, а впереди не было ничего, лишь едва заметная линия горизонта.

— Это пока не совсем море. — Себастьян задумчиво подошёл к краю, ботинком поелозил по водной границе, подцепил им какой-то камушек и пару раз набил его носком, в конце подбросив со шлепком в воду.

Промозглый влажный ветер охотно объял всё тело, посмеялся над моим тонким пальто и отнюдь не игриво покусал за щёки и нос. Пальцы заледенели, пытаясь вытянуть из кармана сигареты.

Моя жизнь только-только началась, а уже похожа на фарс. Я впервые вижу море, а показал мне его человек, который когда-то разбил, сломал и размазал меня, как пюре по тарелке во время ужина в Большом зале.

Я размеренно шагала вдоль берега, оставляя за собой вдавленные следы от ботинок и серые дымные облака. Сейчас бы сесть на метлу, подняться высоко-высоко и улететь за море навсегда. Подальше от всех, а особенно от него.

***

Проснувшись на рассвете от обжигающего душу и тело сна, я понял, что не могу терять ни минуты. Либо сегодня, либо никогда. Пока она не обросла новыми иголками, пока не пришла в себя после череды происшествий, я должен, обязан сделать всё, чтобы её вернуть.

Вернуть? Себастьян, вернуть?

Вернуть можно то, что когда-то принадлежало тебе, чёртов ты идиот. А она никогда тебе не принадлежала. Хотя сердце упорно говорило об обратном. Она скучала, да-да, Себастьян, она точно скучала, ты же сам видел! Это не скрылось от тебя, как бы она ни пыталась увильнуть, сделать вид, что ей всё равно. Она тосковала, изнывала и тлела без тебя, и вот ты пришёл. Так чего же ты ждёшь?

— Амели! — запнулся, чертыхнулся и мысленно стукнул себя по лбу. Почему я назвал её так, будто мы с ней охренеть-какие-близкие-друзья? Естественно, она не отозвалась. Может, и не услышала вовсе…

Я тупо постоял, смотря ей вслед, а затем, заприметив сбоку большой, пока ещё сухой камень, сел на него, вглядываясь в стёртый мглистый горизонт.

Амелия дошла до другого большого камня, оглядела его со всех сторон, для чего-то пнула ногой и повернула в обратную сторону. Когда поравнялась со мной, я приманивающим жестом подозвал её к себе, раздвинул ноги, и она ленно встала в образовавшееся между ними пространство. Я обхватил её под коленками и лбом прислонился к животу.

***

Я не смотрела на Себастьяна. Ужасно хотелось, но я держалась изо всех сил. Курила и, сощурившись, глазела куда угодно, лишь бы не на него. Заметила, как из печных труб домов постепенно начинает валить дым, хозяйки в смешных тулупах выходят во двор и кормят хозяйство, дороги вдалеке заполняются повозками и санями, где-то хохочет детвора, убегающая от задорно лающих собак.

Пальцы Себастьяна слегка сжались у меня под коленками, и я, не успев сообразить, обратила к нему рассеянный взгляд. Он смотрел на меня снизу вверх щенячьими глазами, в которых плескалась амортенция. Самая настоящая грёбанная амортенция, иначе я не могу объяснить бешеное трепыхание бабочек в своём животе. Я слабачка. Это невероятно бесит. Почему я дрожу и таю перед ним, как влюблённая дурочка?

Себастьян явно собирался что-то сказать: прочищал горло, открывал и, передумав, закрывал рот, жевал губы. Я нетерпеливо выдохнула, спрятав окоченевшие руки в карманы пальто. Зарылась носом в тёплый шарф и выжидающе уставилась на лицо снизу.

Глаза, уши, нос закололо, ногти непроизвольно впились в ладони, когда он несмело заговорил:

— «Каштанов горсть, щепотка солнца и пару капель утренней росы…»

Я попыталась вырваться, но он цепко держал меня обеими руками. Казалось, я вмиг стала бескостной, и меня завязали в тугой морской узел. Снизу беспощадной волной поднималась тошнота, неумолимо подступала к горлу, и я что есть мочи зажала рот ладонями. Со всей силы отпихнула Себастьяна и успела пробежать пару метров до того, как меня вырвало в голые кусты.

— Серьёзно? — его голос раздался рокочущим громом и рассёк меня стальной молнией, вызывающей новый поток тошноты. — Когда Уизли читал моё стихотворение, тебя почему-то не стошнило. Хотя это было просто омерзительно с его стороны.

— Хочешь сейчас поговорить об этом? — бросила я ему, проходя мимо к кромке воды. Села на корточки и зачерпнула немного, вытерев как следует рот. Вода оказалась почти не солёной, что меня удивило, и я хотела поделиться этим с Себастьяном, но пересеклась с его разъярённым взглядом.

— Так ты знала?

Я устало выдохнула, опустила плечи. Хлопнув себя по бёдрам, поднялась и поверженно развела руками.

— Да, знала.

Он хмыкнул, мученически возвёл глаза к небу и, прищурившись, ядовито выдавил:

— И как же ты узнала? Неужели у рыжего проснулась совесть?

— Я даже не стану никак язвить по поводу того, кто мне говорит про совесть. Твой дурацкий блокнот сдал тебя с потрохами. — Ткнула указательным пальцем ему в грудь и, развернувшись, хотела уйти прочь, но он снова схватил меня за запястье и притянул к себе. Выпучив в оторопи глаза, я наблюдала, как его губы вот-вот коснутся моих. Раздался звонкий шлепок, после которого Себастьян болезненно прижал ладонь к своей горящей щеке.

— Как оригинально — пощёчина. Браво! — дёргая челюстью, желчно выплюнул он.

— Я тебе сказала: никаких поцелуев. Повторить на парселтанге? Ах да, ты же его не знаешь! — театрально-жалобно свела домиком брови, поджала губы и, смерив Себастьяна взглядом, пошла в сторону дома.

— А, то есть трахать тебя можно, а целовать нет? — ветром принесло его гадкие слова. Ноги вкопались в песок. Я замерла, но поворачиваться не стала.

— Это теперь тоже нельзя, — пролепетала еле слышно, но он уже стоял совсем близко.

— Играешь в шлюху?

Слёзы подступали к глазам, щипали нос и сдавливали горло от его холодных хлёстких фраз, будто мне прямо в глотку сыпали стеклянную крошку.

— Придурок, — буркнула я и побежала вперёд, не обращая внимания на его уже извиняющиеся выкрики. Даже его Круцио было не таким болезненным, как это.

Ворвалась в дом, где уже вовсю кипела жизнь.

— Душа моя, где ж вы бродите? Я уже начал волноваться! — Корбатов, шевеля в своей излюбленной манере усами, ошарашенно наблюдал, как я взметнула по лестнице и громко хлопнула комнатной дверью.

***

Я был готов сейчас же утопиться в этом чёртовом заливе. Перед носом захлопнулась входная дверь, и я, толкнув её двумя руками, встретился лицом к лицу с рассерженным Корбеттом. Его сестра хлопотала на кухне, делая вид, что не заметила развернувшейся здесь сцены.

— Молодой человек, ничего не хотите объяснить?

Я слышал, как наверху кто-то грозно топал. Захотелось забиться в угол и чтобы всё само как-нибудь исправилось без меня. Обречённо опустился на стул и со стуком уронил голову на дубовую столешницу. Какой же я идиот.

***

— А почему именно волки?

Мы втроём сидели за круглым столом в просторной зале, пока тётя Ася, как она сама попросила себя называть, ушла к соседке на чай.

Я задумчиво ковыряла край стола обгрызенными под корень ногтями. Запершись в комнате, я целый день пролежала в кровати, насквозь промочив подушку слезами. Теперь же мои глаза были похожи на два вареника, которые подавала с творогом тётя Ася на завтрак. Воздух вокруг нас пропитался обречённостью — им было попросту трудно дышать.

Себастьян сидел напротив и прожигал меня сожалеющим взглядом. Я старалась не разговаривать с ним, думая только о том, что услышала утром у моря.

Корбатов обсуждал случившееся с Уизли, и мне пришлось рассказать ему про трупы волков на той самой поляне.

— В вашей мифологии, насколько я сведущ, — начал он, — волк означает враждебность и смерть. Думаю, тут весьма символический подтекст. Но… — он нахмурился и погрузился в угрюмые размышления.

— Что «но»? — заинтересовался Себастьян, оторвав наконец от меня взгляд.

— Анимаги. В роду Уизли есть кто-то такой? — Корбатов обратился именно ко мне, и это заметно рассердило Сэллоу. Тот свирепо раздул ноздри и, цокнув, сложил на груди руки.

— Понятия не имею. Но не думаю, они же… — я замялась, подбирая подходящее слово.

— Слабые волшебники, — закончил за меня Себастьян, кривя губы в издевательской улыбке.

— Сказал «невероятно сильный» волшебник, — в его манере пропела я и встала из-за стола, чтобы налить себе чаю. Корбатов, не замечая нашей перепалки, подпёр кулаком подбородок и крепко задумался.

Пока я делала чай, сзади бесшумно подкрался Себастьян.

— Он заснул, — еле сдерживая смех, Сэллоу кивнул в сторону профессора. Тот действительно задремал, во сне хмуря лоб и что-то бормоча себе под нос.

Я, на секунду забывшись, прыснула, но тут же взяла себя в руки и сжала губы в прямую линию, возвращаясь к приготовлению чая. Рядом с моей рукой что-то блеснуло, и я кожей почувствовала холодный металл.

— Что это? — спросила я, хотя уже воочию видела ответ. Лимонные духи. — Откуда?.. — боязливо взяла баночку в пальцы и повертела под огоньком свечи.

— Сам сделал, — гордо вскинув подбородок, ответил Себастьян.

— А цедру где взял?

— Лунарио.

Баночка со звоном упала на пол, и Корбатов дёрнулся, но глаза не открыл, тут же заново погрузившись в сон. Я вжала голову в плечи, а затем пихнула Сэллоу в грудь, чтобы он спиной впечатался в стену. Приставив горящие пальцы к его шее, сквозь зубы заговорила:

— Как ты до него добрался? Кто позволил?

— Чесноук, кто же ещё? — он словно совсем не боялся, и только пульсирующая венка на его шее давала мне понять, что он блефует.

— Не городи чушь. Она бы никогда не подпустила к редкому растению такого недотёпу.

— «Недотёпу»? — переспросил деланно-обиженно. — Вообще-то я был её любимым учеником.

Уже совсем не сдерживаясь, я расхохоталась:

— Любимым? Кто сказал тебе такую ерундистику? Мандрагора?

Отошла от Себастьяна, взяла выдыхающую обильный пар кружку и поплелась наверх. Сзади тенью следовал Сэллоу, и меня тянуло поставить ему подножку, чтобы он кубарем покатился с лестницы.

Мы сидели в комнате на разных кроватях, скрестив ноги. Я пила маленькими глотками горячий чай и вертела в руках баночку духов, которую снова подсунул мне Себастьян.

Звенящая тишина убивала. В голове роем клубились мысли, но одна из них жалила больнее других. Почему мне не хочется кричать? Ругаться, лезть в драку или хотя бы ответить Себастьяну чем-то похожим на то, что он сказал сегодня утром. Я украдкой поглядывала на него, пока он отвлекался на завывающий за окном ветер.

Неужели мне и правда стало всё равно? Конечно, его слова ударили в самое сердце. Они сделали больно, что хотелось сжать челюсти и зажмуриться так, чтобы исчезнуть. Но эмоции… вспышки, которые раньше возникали по малейшему поводу, больше не посещали меня. Гнева нет, нет и чувства счастья, от которого хочется подпрыгивать до потолка, а то и до небес. Как же я скучаю по…

— Думаешь об Уизли? — перебил мои мысли Себастьян. На удивление сказал не ядовито, а вполне себе спокойно. Я устало ухмыльнулась — они только и умеют, что друг о друге спрашивать?

— А если и думаю, то что?

Он не успел ответить — ручка двери поползла вниз, и в комнату зашла раскрасневшаяся от мороза тётя Ася.

— Амелия, я не могу найти… батюшки! Что ж это творится? — она закрыла лицо ладонями, вытаращив глаза.

Тётя Ася не говорила по-английски, поэтому мы не поняли ни слова, но судя по её эмоциям, она была чем-то очень недовольна.

— Это из-за того, что я съел все пирожки? — испуганно вжавшись в стену, прошептал Себастьян.

— Не знаю! — я отмахнулась. — Хотя… наверное, я поняла, в чём дело.

Я встала с кровати, протягивая руки к бедной женщине. Попыталась изъясниться жестами, чтобы она точно поняла, что я хочу ей сказать:

— Мы, — указала на нас с Себастьяном, — просто чай вместе пьём. — Кивнула на кружку. — А спим, — сложила ладони у лица лодочкой, — в разных комнатах. — Замахала руками в разные стороны дома.

Тётя Ася, возвращая самообладание, закивала и наконец расплылась в улыбке, шумно и облегчённо выдохнув. Громко захохотала и, наверное, позвала нас ужинать. Мы до конца так и не разобрались.

Оставшись одни, с некоторое время молчали, обдумывая то, что сейчас произошло.

— Мы разве спим в отдельных комнатах? — первым нарушил тишину Себастьян.

— С сегодняшнего утра — да. — Я перекатилась пару раз с пятки на носок и вышла в коридор.

***

Почти две недели ушло на акклиматизацию: я отошёл через несколько дней, а вот Амелию всё ещё периодически рвало по утрам, и сильно болела голова.

Мы спали в разных комнатах, и это было безгранично мучительно. Для меня. Для неё не знаю, но хотелось бы верить, что она так же, как и я, перед сном думает о нас. О нашей совместной ночи в палатке, о том утре, после которого она убежала к Уизли.

Я всё представлял, как она лежит одна в комнате, как смотрит в потолок, смыкает веки и сладко засыпает, а мне не позволено быть рядом.

Мы поужинали, выпили чай и разошлись по своим комнатам: завтра предстоял трудный день, к тому же должна прийти почта из Лондона. Я сгорал от нетерпения прочитать письмо Оминиса, как у них идут дела, а Амелия, судя по её сегодняшней задумчивости, ждала письма от Уизли.

Целый день она крутилась волчком по дому: сходила с тётей Асей за водой раз пять, помыла посуду, вскипятила чайник и позволила ему остыть, а потом снова вскипятила. Заламывала руки, выглядывала в окно и курила, курила, курила.

Вот и сейчас, когда я лежал на спине и прислушивался к метели снаружи, до меня донёсся еле слышный скрип двери её комнаты. Я поднялся, спешно натянул ботинки и накинул на плечи выданный Корбеттом тулуп.

Улица встретила кусачим морозом и сверкающим звёздным небом, рассечённым белоснежными всполохами снегопада. Силуэт Амелии едва-едва выделялся среди непроглядной тьмы. Почти полностью укрытая таким же безразмерным тулупом, она сидела на крыльце и, конечно же, курила.

— Можно?

Подняла сонный взгляд, кивнула и чуть подвинулась в сторону. Я сел рядом, свесив руки между ног.

— Будешь? — протянула сигарету, и я невольно улыбнулся. Вспомнил ту самую ночь в палатке, когда я впервые закурил, а она надо мной посмеялась. А потом… Потом было так здорово, что при одной лишь мысли об этом мои ноги немели, а кончики пальцев покалывало возрастающим возбуждением.

— Буду. — Пожал плечами и забрал у неё дымящуюся сигарету. Взгляд упал вниз, и сердце моё тоже рухнуло куда-то в пропасть: из-под её тулупа выглядывало не что иное, как подол юбки.

Спустя неделю после приезда Амелии стало невмоготу сидеть дома, и она захотела выйти в люди: прогуляться по центральным улицам, побывать на ярмарке, попробовать местные угощения. Тётя Ася с удовольствием согласилась сопроводить её, только строго-настрого запретила показываться в брюках.

— Это неприлично! — увещевала она брата, пока тот смеялся в усы, наблюдая, как негодует Амелия.

Через пятнадцать минут уговоров и споров она вышла из комнаты в длинном сиреневом платье с рюшами. Лицо её было почти такого же цвета, и мы с Корбеттом сложились пополам от смеха, что вывело Амелию окончательно из себя. В тот день она надулась, как жаба, и сидела в своей комнате, не казав оттуда носа.

На следующее утро уже стояла в платье у выхода и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в ожидании тёти Аси.

Я сглотнул подступивший к горлу ком. Нет, не ком, валун. Перед глазами заплясали языки пламени, а в ушах загудело, забило барабанами. Я выкинул сигарету и уставился на её ноги, представляя их раздвинутыми подо мной.

— Чего не докурил? Это мои вообще-то. — Она нахмурилась и нагнулась, чтобы поправить подол. Её шея оказалась совсем рядом с моим носом, и до него донёсся запах лимонов.

— Я с ума сошёл, или от тебя правда пахнет лимонами?

Готов поклясться, она зарделась. Жаль, в темноте я не мог этого увидеть.

— Оба варианта верны. — Вознамерилась встать, но я, погружаясь всё дальше в беспамятство и дурман, стиснул её коленку в руке. Она пискнула, но остановилась.

Моя пятерня занырнула под куртку и обвила её талию, притягивая ближе. Вторая опустилась почти до самой земли и зачерпнула лёгкий подол. Прокралась под него и поползла вдоль покрытой мурашками ноги к сладкому бедру.

Я носом уткнулся ей в шею и готов был от желания искусать её всю, как тот мороз.

— Пойдём в дом. Умоляю, — прохрипел я, зарываясь лицом в её короткие спутанные волосы с запахом лимонов и табака.

— Себастьян, нет.

— Почему? — почти взвыл я и отпрянул. Попытался заглянуть в глаза, но она отвела их и спрятала под веками.

***

В голове приставучей песней Пивза гремели слова Себастьяна про «шлюху». Мало ему было «стервы». Посмотрите, миссис Морган, как вы и хотели, мужчина назвал меня шлюхой!

А чего я ещё ждала? Что он осыплет меня цветами? Бриллиантами? Дорогими тканями? Позовёт замуж? Мерлин, вот же глупая, такая наивная и просто-напросто ту-па-я.

Меня саму захлёстывало непосильное желание. Между бёдер горело почти до боли, а сердце колотилось быстро-быстро, разгоняя по телу кровь. Она наливала щёки румянцем, и они пылали, что даже морозу неподвластно было их остудить.

Может, продолжить «играть в шлюху» и дальше? Мысли проносились в голове вихрем, и я не успевала ухватиться хотя бы за одну. Почему он не может сделать хоть что-нибудь, чтобы я решилась?

У уха раздался еле слышный шёпот, пронизанный мольбой и отчаянием:

— Давай просто вместе заснём.

***

Засыпали порознь — она отчего-то заплакала и убежала к себе. Я проворочался полночи, прислушиваясь к всхлипам за стеной. В душе разливались горячей смолой жалость и стыд за своё поведение. Зря мы приехали сюда вдвоём. У нас снова ничего не выходит, а я с каждым днём будто всё более бессильный. Время утекает сквозь пальцы, и я ничего не могу с этим поделать.

Мне снилось, что я потерянный в пустыне путник. Проснувшись там от зноя и жажды, я сразу понял, что меня ждёт тяжёлый день. Собрав в голове всё по частям, я стал вспоминать своё прошлое.

Через полчаса обжигающего душу пути её силуэт проявился в моей голове еле заметной молнией в туманном небе.

Было сложно представить, что я делаю в пустыне прямо сейчас, в один из этих прекрасных рассветов. Было сложно понять, куда нужно идти, и только сломленный голос в голове указывал дорогу.

Прошло ещё немного времени, и я упал. Без сил. Без духу. С потерянным рассудком.

Я лежал и бредил. Все мысли затмевал её портрет. Мои глаза горели огнём небывалой мощи. Моё сердце скрипело от боли, а разум покидал тело всё быстрее.

Когда последняя часть моего естества отправилась в долгий, скорее бесконечный и мучительный путь, я увидел её. Ту половину себя, которую потерял веками назад. Увидел воочию. И ничто не могло испортить эту картину. Мы вместе уносились вдаль по течению, мимо звёзд, планет и вселенных. Поток сливал нас вместе, и больше нельзя было представить что-нибудь другое. Только слияние.

Две новых звезды родились в тот алый рассвет. Сложно было сказать, как ещё можно добиться счастья.

Наутро я очнулся с лихорадкой и бредом. Амелия сидела у моей постели и читала чьё-то письмо, обрушивая на него град слёз. Я испугался, подскочил в нетерпении узнать, что такого там написано.

Она широко улыбнулась и протянула мне письмо. Размашистый почерк Натсай было ни черта не разобрать, но отчётливо выделялась фраза в самом конце:

«Мы приедем к вам на Рождество».

Комментарий к 28. Море

Роковая Амелия от прекрасной читательницы Oriamore ❤️: https://ibb.co/KFfFLXy

Ваши «жду продолжения» и особенно комментарии невероятно мотивируют, пожалуйста, не забывайте про них, спасибо! ❤️✨

========== 29. Влечение ==========

Комментарий к 29. Влечение

🎵 Мильковский — Не беспокоит

🎵 Тринадцать карат, Три дня дождя — Больше не буду

🎵 Fight or Flight — Sacrifice

🎵 Breaking Benjamin — So cold

🎵 Ramil’ — Огонь

🎵 Godsmack — Love-Hate-Sex-Pain

Приятного чтения ❤️

— «Выходи за меня замуж».

Оминис в этот момент опрометчиво делал короткий глоток виски из пузатого бокала, поэтому поперхнулся и закашлялся, стуча себя кулаком в грудь.

— Сэллоу, ты тут ничего необычного не ел и не пил? — он отставил стакан, подвернул рукава своего странного свитера и устало провёл рукой по лицу. — С чего ты взял, что она согласится?

— Как «с чего»? — я возмутился, сдвинув к переносице брови. — Она моя!

Оминис с мгновение застыл, затем медленно протянул руку и потрогал ею мой лоб.

— Жара вроде нет…

Я оскорблённо отстранился и погрузил затуманенный взгляд в стакан сока. Внутри, несмотря на предновогоднюю суету и приезд друзей, распространяла свою скверну тревога. Она неприятно щекотала горло и держала в напряжении всё тело, медленно дробила кости в крошку.

— Что на тебе за свитер? Лохмотья какие-то, — пробурчал я, не видя перед собой ничего, кроме поблескивающей в огне свечи столешницы.

— Аккуратнее! Это подарок Натти, она сама вязала. — Оминис чересчур трепетно и приторно-заботливо погладил свитер в районе груди и обернулся назад, где в креслах сидели Натсай и Поппи, ждущие, когда проснётся Амелия.

— Мерлин, она что, разучилась колдовать или воспользовалась твоей слепотой? — я тоже обернулся и, встретившись с Онай взглядом, как можно сильнее скривил и без того недовольное лицо.

Наверху раздались тихие и сонные шаги. Сердце встрепенулось, подскочило и тут же упало на самое дно. Я крепче сжал стакан в пальцах. Заскрипели половицы на лестнице, и показалось заспанное лицо Амелии, на голове которой красовалось самое настоящее гнездо.

Вскрики. Писк. Визг. Оханье-аханье. Я закатил глаза и цокнул: ох уж эти шумные и эмоциональные девчонки. Подумаешь, подружки встретились. На меня она так не реагировала.

Я затылком чувствовал накал в воздухе от встречи этих троих. Мгновенно зазвучал заговорщицкий шёпот, суливший только одно — сплетни. Я напрягся. Что она им расскажет? Неужели передаст мои слова точь-в-точь? Они же сожрут меня, эти ведьмы. И Оминис ещё… Воровато зыркнул в его сторону, инстинктивно отодвигаясь подальше.

***

— Да у тебя даже походка изменилась! Я это ещё в Лондоне заметила. А ну колись, кто он? — Натти, хитро улыбаясь, пихнула моё плечо своим, пока мы спешили к заливу, берег которого совсем замёрз и покрылся настом.

Я, одевшись на скорую руку, спросонья спотыкалась обо все препятствия подряд. Нет ничего хуже, чем с самого утра увидеть Сэллоу — день сразу же идёт коту под хвост.

— Дура ты! И вообще, сейчас Поппи придёт, и тебе станет стыдно! — журила её я, хотя мне самой не терпелось обо всём рассказать, да со всеми подробностями.

— А ты сама к Поппи-Моппи внимательно приглядись, а потом говори. — Натти как-то странно подмигнула и припустила к моему излюбленному бревну. Села на него, блаженно вытянула ноги и всем корпусом легла на них, сладко потягиваясь. Разогнулась, взъерошила копну своих курчавых волос и расплылась в довольной и самой яркой улыбке, которую я когда-либо видела.

— Я думала, это будет несколько проще, а оказалось, это такая паутина, что Запретному лесу и не снилось. — Я натянула ворот тулупа до самых глаз и спрятала руки под бёдра. Говоря на такую щепетильную тему, хоть и завуалированно, я вся тряслась. Голос дрожал, а язык будто рвался скорее поведать о моих «подвигах», обгоняя саму мысль.

— Ты имеешь в виду секс? — невозмутимо уточнила Натти, а я моментально загорелась и вытаращила глаза. Схватила её за руку, точно это помогло бы сменить тон беседы.

— Ну… да, — прошептала я, оглядываясь. — Чувствую себя самой настоящей падшей женщиной, хотя последние полгода только об этом и мечтала. — Отвела взгляд, отрешённо ковыряя носком ботинка застывшуюпочву.

— Вот придумала! Раз он до сих пор не разболтал, значит, достойный мужчина. — Чуть задумалась, смотря в небо. — Кстати, насколько он… мужчина? — испуганно вжала голову в плечи и прыснула, дожидаясь моего ответа.

— Натти! — я всплеснула руками и отвернулась, чтобы спрятать лукавую улыбку в вороте. — Вот пытливая! Всё тебе расскажи… — ребячески замахала ногами в воздухе, оборачиваясь на звук семенящих шагов — Поппи.

***

— И о чём так долго можно разговаривать? — я нарезал круги по просторной гостиной, поглядывая в окно: несколько минут назад на улицу вышла Поппи, и они втроём как сквозь землю провалились! Я не мог найти себе места — что же Амелия им рассказывает? Мерлин, какой позор! Неужели девчонки делятся друг с другом всеми подробностями?

Я непроизвольно обратил взгляд вниз, прицениваясь: ну вообще, стыдиться мне явно нечего…

— Годриково сердце! Успокойся и сядь. — Оминис шумно и раздражённо выдохнул и откинулся на спинку стула.

— Чего пристал?! — выпалил я.

— Я знаю тебя столько лет, что буквально могу слышать твоё мысленное нытьё. Это настоящее мучение, знаешь ли.

Я негодующе раздул ноздри, но отвечать не стал. Вскоре у крыльца послышался стук копыт — подъехали сани. Меня заранее предупредили, кто ещё должен прибыть, но несмотря на это, злость и гнев в одночасье застлали глаза мутной пеленой.

***

— Девочки, ну вы и убежали! — Поппи на ходу запахивалась в тонкое, но большое ей по размеру пальто. Запыхалась, уселась между нами и в попытке согреться потёрла ладони друг о друга, дыша на них горячим паром изо рта.

Я сосредоточенно рассматривала её сбоку, силясь заметить неявные изменения, о которых упомянула Натти. Поппи вела себя куда более раскрепощённо, чем раньше, хоть и общая стеснительность осталась при ней. Она не смущалась широко улыбаться и даже не прикрывала при этом рот, словно стыдясь эмоций. Сильно жестикулировала и орудовала мимикой, демонстрируя все оттенки своего приподнятого настроения. Я загляделась и просияла непроизвольно хитрой улыбкой.

— Как там Амит поживает? — спросила я как бы между делом, теребя в пальцах подол длинной шерстяной юбки. Поппи вспыхнула и запрокинула голову к серому небу.

— Да… нормально. — Пожала плечами и напустила на себя бесстрастный вид. Натти с другого бока изо всех сил старалась стереть ухмылку со своего лица.

— Вы уже спали? — не выдержала она, а я при этом разочарованно цокнула и закрыла лицо ладонями. Вот болтушка!

Разумеется, Поппи больше ничего нам не сказала — Натти как всегда погнала лошадей, а ведь мы могли узнать куда больше про личную жизнь нашей скрытной подруги. Жаль, и у Оминиса с Себастьяном не выведаешь: Амит не смог приехать — они с профессором Шах готовятся к какому-то грандиозному астрономическому событию, которое происходит раз в столетие, а то и тысячелетие. Поппи закрылась в себе и предложила вернуться в дом.

Подходя к крыльцу, я чуть было не рухнула прямо в сугроб на подкосившихся ногах. Рыжая кудрявая макушка маячила у саней, а её обладатель вытаскивал из них тяжёлые чемоданы и сумки.

Не видя никого вокруг, я бросилась к дому. Колючий мороз закрался под распахнутый из-за бега тулуп, и кожа покрылась мурашками. Стуча зубами, я оказалась прямо около Гаррета, дожидаясь, когда же он меня заметит.

— Я так скучала! — наконец он повернулся, и я порывисто обняла его, стискивая как можно сильнее. Он как-то отстранённо и холодно похлопал меня по спине.

— Подожди, давай хоть в дом зайдём — увидят же!

Я опешила и сделала шаг назад, старательно всматриваясь в знакомое и одновременно чужое лицо. Захотелось топнуть по-детски ножкой и обидчиво встать в угол, чтобы он почувствовал свою вину и принялся унимать мои капризы.

Не выспавшаяся, голодная, с самого утра раздражённая Сэллоу и замёрзшая, я осязала истощённость своего организма, который явно сигнализировал, что я вот-вот сорвусь, и эта встреча станет последней каплей.

— Пожалуйста, не отталкивай меня. — Прильнула к Гаррету всем телом и спрятала уставшее лицо в его пальто.

— Как можно? Я тоже очень скучал, просто растерялся. — Он подвёл меня к входной двери, подальше от чужих глаз, и, присев на корточки, ласково улыбнулся. Обнял так, как делал это раньше: тепло, уютно и очень заботливо. Со скрипом открылась дверь, и оттуда показалась рука с моим шарфом и длинными шерстяными носками в ней.

***

— Возьми, замёрзнешь. — Я изо всех сил старался говорить холодно, но голос так и срывался на истерический лай. Было невыносимо смотреть, как эти двое милуются после долгой разлуки.

Амелия стояла совершенно раздетая: в ботинках на голые ноги и в расстёгнутом тулупе.

Уизли кивнул и забрал у меня тёплые вещи, но, поднявшись, мягко подтолкнул Амелию ко входу. Я раскрыл перед ними дверь, замечая, что следом плетутся смущённые Натсай и Поппи. Они не смотрели мне в глаза и болтали на пространные темы, как будто не сгорали от нетерпения уединиться и перемыть всем кости.

Сегодня я пуще прежнего пожалел о том, что Корбетты уехали на новогодние праздники к родственникам: в противном случае Уизли не хватило бы комнаты, и ему пришлось бы спать где-нибудь в другом месте. Например, в собачьей будке.

Решили оставить вопросы о распределении спальных мест на потом, а пока сесть за стол, потому как Оминису с Натти не терпелось что-то нам рассказать. Девчонки разошлись по комнатам, прихорашиваясь, и я тоже поднялся наверх.

До последнего отсиживался у себя, прислушиваясь к голосам внизу: пытался ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы понять, что сейчас между Амелией и Уизли. Через стенку доносились суетливые шаги и напевания под нос: она всегда так делает, когда нервничает. Я плотнее сомкнул челюсти. Волнуется из-за грёбанного Уизли? Да она так не нервничала, когда ложилась со мной в постель, чёрт возьми!

Соседняя дверь до щемящего сердца знакомо скрипнула, и я тоже поспешил выйти в коридор. Дыхание перехватило, когда я увидел Амелию. Она сделала причёску. Заколола свои отросшие, но всё ещё короткие волосы красивыми украшениями и надела то самое сиреневое платье с рюшами. Я шёл позади и видел, как она одёргивает корсет и нервозно поправляет заколки. Неужели это всё и вправду для рыжего?

Мучительно тянуло сграбастать её и запереть за семью замками, лишь бы вся эта красота не досталась другому.

Когда я спустился в гостиную, ностальгические воспоминания о жизни в Хогвартсе тут же накрыли меня с головой. Оминис и Уизли сидели у окна и горячо о чём-то спорили: наверняка наш заучка снова вспомнил занудные лекции Бинса и «блистательно» пересказывал их — это можно было понять по кислому выражению лица рыжего.

Натсай, Поппи и Амелия копошились на кухне, перешёптываясь и хихикая. Я встал у перил и не мог оторвать взгляда от сиреневого платья, чуть задранного в районе ног: оно мешало ей бегать по кухне и накрывать на стол. Пересеклись взглядами, я приулыбнулся, а она поспешно отвернулась и заговорила с подругами. Неужели такой уютный вечер снова испорчен одним только моим появлением?

***

Меня ужасно раздражало, что в присутствии Гаррета я думаю отнюдь не о нём, а о Сэллоу. Надевая то самое сиреневое платье, я вспоминала его глаза, полные восхищения. Закалывая волосы, думала о том, как он всегда делал моим причёскам комплименты и говорил, что «любит блестяшки». Зачерпывая из баночки лимонные духи, мечтала о возвращении в ту самую пещеру, только чтобы закончилось всё не как тогда.

Я спиной ощущала его пристальный взгляд. Хотелось остановиться и остаться с ним наедине в какой-нибудь комнате, чтобы о нас никто и не вспомнил. Вина жгучими кольцами сжимала горло: только вчера я так ждала нашей с Гарретом встречи и сгорала от нетерпения его увидеть, а сегодня что? Почему этот змей опять бесцеремонно вползает в мои мысли? Что за навязчивое влечение?

Всё становилось слишком сложным. Гаррет сторонился меня и избегал даже смотреть в мою сторону. Девочки подозрительно молчали о сегодняшнем утре, сплетничая то об Амите, то Оминисе. Я не торопилась обо всём им поведать, потому как даже не знала, что и рассказать. Что мы с Сэллоу переспали? Что я повела себя как последняя шлюха, после чего он так меня и назвал? Что я предала Гаррета? Что сбежала с Себастьяном в Россию и даже ничем не помогла семье Уизли? Что я полная неудачница и каждый день думаю о том, чтобы утопиться в заливе или потеряться в тёмном лесу?

Мы сели за стол и с несколько минут молча поглядывали друг на друга, не понимая, с чего начать общий разговор.

— Как вам в России? — начал Себастьян, и все облегчённо выдохнули, взявшись за приборы.

— Очень холодно! — поёжившись, ответила Поппи и широко улыбнулась.

— Снег так приятно хрустит, мне нравится! — подхватила Натти и отправила в рот печёную картошку.

— Рассказать вам о восстании декабристов? — с энтузиазмом отложил вилку Оминис, и все в один голос завопили:

— Нет, пожалуйста, не надо!

Он осёкся и понурил голову. Натти, сидящая сбоку, что-то прошептала ему на ухо и погладила по белёсым волосам. Тот довольно улыбнулся и закивал ей в ответ.

— Здорово, что здесь есть море. Я и не знал, — отозвался Гаррет. Я сидела аккурат между ним и Себастьяном и в полной мере чувствовала напряжение, исходящее с обеих сторон.

— Кстати насчёт моря!.. — неуверенно начала Натти, и Оминис сжал её пальцы в своих на столе. Все приутихли и обратили к этой загадочной парочке внимательные взгляды. — Летом мы все вместе летим в Уганду к моей семье, — тоном, не принимающим возражения, закончила она и продолжила есть.

Мы оторопело переглянулись, и я робко спросила:

— В Уганду? Летом? К твоей семье? Почему?..

— А, точно! — она встрепенулась, снова отложила нож и вилку и, ласково прижавшись щекой к плечу Оминиса, проголосила: — мы помолвлены!

***

Я чуть не упал со стула, поперхнувшись куском мяса. Амелия обеспокоенно постучала по моей спине своей тёплой и мягкой ладонью. Перед глазами заполыхали костры. Оминис женится? Не может этого быть!

— С-серьёзно?! — выдавил я и уставился на них во все глаза.

— А ты не рад, Себастьян? — Оминис откровенно загрустил, ковыряя вилкой в тарелке.

— Я?! Безумно рад! — перегнулся через весь стол и одобрительно потрепал друга за плечо, пока тот в смущении поджимал губы. Натсай запищала и захлопала в ладоши. Затем вскочила, обогнула стол и двумя руками обняла нас четверых. Амелия, выпучив до предела глаза, уставилась в одну точку и молчала. Через некоторое время встала и, пригласительно кивнув Натсай и Поппи в сторону кухни, на трясущихся ногах ушла за дверь.

***

— Амели, что с тобой? Ты не рада?! — сокрушалась Натти, пока я пыталась утихомирить сбившееся дыхание и унять мушки в глазах.

— Мне что-то нехорошо… — еле выдавила я, и съеденные только что картошка с мясом покинули мой желудок, пока я корячилась над ведром.

Девочки забегали по кухне, ища воду и полотенца. Поппи запаниковала, и мне стало безумно совестно. Снова испортила хороший момент, как тогда у залива с Себастьяном.

— Что такое? Что болит? Я заварю трав! — Поппи принялась копошиться в своей необъятной сумке в поисках разных пучков и порошков. Через десять минут мы втроём сидели в моей комнате наверху и пили горячий отвар: я — от проблем с желудком и слабости, а девочки — для успокоения.

— Прости меня, Натти. Я всё никак не отойду от изменений климата.

— А ты случаем не беременна? — она подозрительно сощурила глаза, а Поппи, прикрыв рот рукой, в шоке запорхала ресницами.

— Тьфу на тебя! Нет, конечно, — отмахнулась я, а сама почувствовала, как сильнейший испуг забирается под кожу. Да нет, быть не может. Начала загибать пальцы, считая дни и сопоставляя сроки. Ерунда.

— Ты вся бледная, а иногда зелёная, как жаба, — продолжала Натти.

— Ну, спасибо за комплимент! — буркнула я и отпила отвара. Тело колотил озноб. Неужели Себастьян заразил меня своей лихорадкой? Так вроде выздоровел же…

— Расскажи, что случилось. Мы постараемся помочь, — залепетала еле слышно Поппи и приникла ко мне.

— Это кольцо… — я сняла мамино кольцо с чёрной шпинелью с пальца и повертела его в руках. — Оно как будто жжётся.

— Я помню, ты впервые надела его на поэтический вечер. — Натти взяла его из моих рук и, болезненно шикнув, бросила на кровать. — Оно пылает!

— Правда? — залюбопытнячала Поппи и тоже прикоснулась к кольцу. — Действительно горяченное. Как ты его носила всё это время?

— Не знаю… Каждый раз, когда хотела его снять, меня что-то отвлекало, и я забывала.

— Выбрось его к чертям собачьим! — Разгневалась Натти и, обернув кольцо полотенцем, принялась открывать створки окна.

— Нет! Оно же мамино! — я попыталась остановить её, но слабое тело не слушалось. — Миссис Моррис сказала, что это оберег.

Натти в замешательстве поджала губы и вопрошающе посмотрела на Поппи. Та пожала плечами и в бессилии развела руки в стороны.

— Давай я отнесу его вниз ребятам, пусть посмотрят, — предложила она, и мы с Натти одобрительно замычали. — Жаль, конечно, что Амита нет. Он бы сразу понял, что не так… — она с грустью достала из сумки уже потрёпанную от времени деревянную фигурку сниджета, которую он ей подарил. Я придвинулась к ней ближе и опустила голову на плечо. Коснулась холодной руки и стиснула её в пальцах.

— Натти, мы теперь вообще видеться не будем, раз ты выходишь замуж? — мои губы задрожали, и в уголках глаз собрались слёзы.

— С ума сошла? Во-первых, за кого ты меня принимаешь? Я не собираюсь сидеть, как клуша, в богатом доме и готовить денно и нощно. А во-вторых, ты что, Оминиса не знаешь? Он ведь не из тех, кто будет мне что-то запрещать. — Она гордо вскинула подбородок и самодовольно улыбнулась, мечтательно прикрыв веки.

— Я правда очень за вас рада. Вам обоим повезло друг с другом. — Я так же зажмурилась, и перед глазами появилось всё то же ненавистное мне лицо. Неужели я так всю жизнь проживу одна, варясь в своих несбыточных мечтах, как в кипятке?

Пока мальчишки разбирались с кольцом, мы с девочками не заметили, как выпили всю Корбатовскую земляничную настойку, найденную в погребе. Теперь сидели на мягком толстом ковре в гостиной и хохотали надо всем, что услышали и увидели.

— Ты, Амели, конечно, молодец — пить алкоголь, когда только что тошнило! — бубнил Гаррет, накрывая нас троих пледом. — Девушки, называется!

— Мерлин, Уизли, какой же ты зануда, — пренебрежительно сморщилась Натти.

Гаррет на это ничего не ответил и вернулся к столу, на котором лежало кольцо. Оминис и Себастьян с палочками в руках что-то колдовали битый час, но, видимо, так ни к чему и не пришли.

От алкоголя внизу живота собирался приятный ком сладкой истомы, и в мысли лезло только одно воспоминание: палатка на поляне во время метели. Я то и дело смотрела в сторону Себастьяна и сглатывала подступающее к горлу волнение. Почему Гаррет совершенно не обращает на меня внимания? Он что, ни капли не соскучился?

Я всеми силами пыталась вытряхнуть из головы Сэллоу и заменить его Гарретом, но никак не получалось. Когда стало совсем невмоготу, а щёки горели алым пожаром, я потащила девочек на улицу — хотелось курить.

Мы снова сидели на том самом бревне и наивно-мечтательно смотрели на звёздное небо. Натти курила вместе со мной, а Поппи отсела от нас подальше и всем своим видом показывала, как ей не нравится то, что мы делаем.

Мороз только распалил опьянение, и мой язык развязался.

— В том-то и дело, что мне уже всё равно, шлюха я или нет. Просто хочу жить в своё удовольствие.

— Ну так и прекрасно! — Натти повернулась ко мне лицом к лицу. — Получай его, пока есть возможность! Жизнь так быстротечна, а все эти ваши запреты её только усложняют. — Она задумчиво закусила губу.

— У вас с Оми ничего ещё не было? — осознала я и округлила от удивления глаза.

— Он очень консервативен. Да я и согласилась на помолвку только из-за того, что он даже просто ночевать вместе не хотел без всех этих формальностей, не говоря уже об остальном…

— Обалдеть! — выдохнула я и крепко затянулась. Поппи гуляла вдоль берега вдалеке и смотрела на звёзды. — Амита вспоминает, — кивнула я в её сторону.

— Угу… представляешь, даже у нашей Поппи-Моппи уже был секс, а у меня нет! — Натти раздосадованно всплеснула руками и отчаянно пнула бревно ногой.

— Да не переживай ты, скоро вы поженитесь, и всё случится. К тому же ты не знаешь наверняка, что у Поппи уже было.

— У неё на лбу всё написано! Как и у тебя, между прочим. Ну что, расскажешь, кто он? — Натти не оставляла попыток выведать у меня все подробности. Я, собирая всю свою волю в кулак, постаралась не сболтнуть лишнего.

— Ты всё равно его не знаешь, так какая разница?

— Это случайно не Гаррет? — скривилась она.

— Нет, не Гаррет. — Я передразнила её и в шутку ущипнула за любопытный нос. — Кстати, как там Алекс? С кем вы его оставили? — вспомнив об Асином коте, я забеспокоилась.

— С ним пока поживёт та светлая девушка, подруга Уизли. Как её?…

— Джози. Или Джейси… не помню, — отмахнулась я и насупилась. Опять она!

— Дай хоть на словах узнаю, каково это. Расскажи, как всё было! Пожалуйста! — после паузы протянула Натти и уставилась своими огромными глазами Лунтелёнка, которым невозможно отказать.

Когда я закончила свой рассказ, её щёки уже вовсю пылали, а ногти были наполовину сгрызены.

— Ну ты даёшь! Я сейчас с ума сойду, и Оминису не поздоровится, — на выдохе заключила она. — Да ты влюбилась по уши! О «просто сексе» так не рассказывают! Неужели Себастьян — всё, больше не любовь всей твоей жизни?

Я закашлялась и резко встала.

— Эм… давай найдём Поппи? Что-то её давно нет.

Я видела, как она, помахав нам рукой, поплелась в дом, но мне срочно нужно было сменить тему. Натти была слишком очарована чувственным рассказом, так что даже не заметила моего смятения.

Мы вернулись в дом, где на столе уже стояла вторая откупоренная бутылка настойки. Никто, кроме Оминиса, не пил, а Поппи, по всей видимости, ушла спать.

Мы с Натти присоединись к застолью, и я долго говорила какой-то сумбурный тост, желая им счастливой и страстной семейной жизни, а также побольше детей. При упоминании этого Натти отрицательно замахала руками и захохотала, пока Оминис, забывшись, клюющими поцелуями покрывал её щёку и висок.

Я не заметила, как оказалась в своей кровати. В мою комнату подселили девочек, и они обе уже крепко спали. Я притулилась к стене в надежде услышать чей-нибудь голос. Было тихо. Внизу раздавались обрывки диалога Гаррета и Оминиса. Через некоторое время дверь по соседству щёлкнула, и я решила, что этой ночью во что бы то ни стало добьюсь от Гаррета чего-то бóльшего.

Кое-как пригладив волосы, на пошатывающихся ногах вышла в коридор, который плыл перед глазами, будто корабль во время качки. На ощупь добравшись до соседней двери, уверенно её распахнула и старательно вгляделась в царивший там мрак. Было ни черта не разобрать, и я, вытянув перед собой руки, наконец нащупала кровать и тело на ней. Села, придавив его ноги, и принялась тараторить заплетающимся языком:

— Послушай, Гаррет. Я не знаю, насколько у вас серьёзно с этой… Джози, но быть со мной таким холодным и отстранённым — настоящее свинство с твоей стороны!

Он не шевелился, но я нутром чуяла — не спит. Закончив свою речь и не получив в ответ ни словечка, я, вконец разочаровавшись, встала, но его крепкая рука ухватила меня под коленкой. Я вмиг осознала, что говорила отнюдь не с Гарретом. От прикосновения Себастьяна по коже пробежал мороз, и ноги ослабли окончательно. Я повалилась обратно.

В голове вспышками взрывались сказанные Натти слова, весь прошедший вечер, который я провела в томлении, и все последние дни под клеймом «шлюха».

В этот самый момент мне хотелось лишь одного — его. Неважно, что было до и что будет после. Чувства точь-в-точь те же, что и тогда в палатке. Гори оно всё синим пламенем. Наутро я исчезну где-нибудь в лесу, и больше никто не узнает о том, какая я безрассудная и недостойная.

***

Я не знал, что мне делать. Амелия вела себя странно раскованно, учитывая те глупые слова, который я сказал ей на берегу. Может, это проверка? К тому же она вусмерть пьяна, я не должен…

— Подожди. — Я двумя руками схватил её за плечи и чуть встряхнул. Голос мой надрывался от нарастающего возбуждения, но я изо всех сил сохранял самообладание. — Ты пьяна. Тебе лучше пойти спать. — Разжал пальцы и повернулся лицом к стене, целясь заснуть.

— Вы все издеваетесь надо мной, что ли? — выпалила она и со всей дури пихнула меня в спину. — Я — свободная женщина! Имею право спать с кем хочу и когда хочу! Даже если пьяна. — Она тормошила меня за ноги, говоря явно не своими словами. Натсай научила, готов поклясться.

— Свободная женщина, ложись спать, — через плечо сказал я как можно более равнодушно. Мои мысли были направлены только на её голые ноги, выглядывающие из-под завязанного длинного подола платья. Её разгорячённое тело временами прижималось к моему, когда она пыталась заглянуть мне в глаза. Каждый раз от её прикосновений меня прошибало током, и моё терпение висело на волоске. Что за неукротимое влечение? Неужели я такой слабак, что не могу держать его в узде?

— Я никуда не уйду. — Она категорически откинулась спиной к стене и сложила на груди руки.

Я ещё немного полежал, затем сел на кровати и придвинулся к ней ближе.

— Амелия, — взял её ладонь в свою, — прости меня.

Всё внутри рухнуло, когда она прижалась и обвила мою шею, словно только этих слов и ждала. Я остолбенел — неужели это так просто? Всего лишь сказать «прости»? Почему я не делал этого раньше?

Я сжал её талию и рассыпался на миллиард частичек. Её тело горело. Пылало сквозь платье и трепетало под моим нажимом. Я вспомнил всё, о чём думал последние дни. Только об одном. Снова и снова, мучительно долго и бесплодно.

Она сама стала расстёгивать мою рубашку и стягивать брюки. Не давала мне сделать и движения — обрубала попытки на корню, и я перестал противиться. Придвинулся к стене и с интересом наблюдал, что она будет делать дальше.

Несколько суетливых движений в темноте, и на моей голой ноге оказалась её горячая плоть. Желудок скрутило в узел, а голова стала полой и совсем невесомой. Она уверенно взяла мою руку и притянула её к себе. Я тотчас сообразил, что надо делать. Погрузил сначала один, а затем два пальца внутрь и привычно задвигал ими вверх—вниз. Вскоре не пришлось делать и этого — Амелия сама охотно пружинила на согнутых ногах, тихо постанывая. Я совершенно потерялся во времени и пространстве.

Где я? Что происходит? Который час? Какой, чёрт возьми, год?

***

От каждого толчка и погружения я растекалась и плавилась всё сильнее. Как я вытерпела столько времени? Казалось, что не существует в мире ничего, кроме нас двоих и этого пожара. Я хотела вгрызться зубами в Себастьяна и откусить от него кусок побольше — по-другому не представлялось возможным передать свои чувства.

Желание кричать поднималось с самого низа и захлёстывало меня с головой, но за стеной спали девочки, а внизу болтали Оминис и Гаррет. К тому же последний мог вернуться в комнату в любой момент.

Будто прочитав мои мысли, Себастьян нащупал под подушкой палочку и применил Коллопортус {?}[запечатывающее заклинание]. В это же мгновение я, всецело расслабившись, вскрикнула, и тогда меня сковали цепкие руки и притянули ближе.

— У тебя очень длинные пальцы, — прошептала я, уже в процессе осознавая, что порю настоящую чушь. Себастьян засмеялся и таким же заговорщицким тоном ответил:

— Имеется кое-что подлиннее.

Я прыснула и от неловкости уткнулась лицом между его шеей и плечом. Нащупала рукой то, о чём он говорил, и порывисто села, зажмурившись одновременно от боли и удовольствия. Из глаз посыпали искры — движение получилось чересчур резким, но больше всего напрягало то, что Себастьян молчал.

— Извини, я не хотела так. Тебе больно? — почувствовала вину, и удовольствие начало стремительно удаляться.

— Нет-нет, всё отлично. — Себастьян обхватил ладонями мои ягодицы под платьем и притянул к себе ближе. — Просто… не хочу, чтобы это слишком быстро закончилось. Понимаешь?

— Понимаю. — Я закивала и осторожно задвигалась. Медленно, плавно, без резких движений. Он одобрительно закивал и прильнул лбом к моей груди.

***

Долгий перерыв дал о себе знать, когда Амелия сделала слишком резкое движение. Я задержал дыхание и что есть мочи напрягся, чтобы всё не закончилось, едва начавшись.

Её тонкое платье слегка намокло от пота, стекающего с шеи и висков, и теперь я не мог думать ни о чём, кроме как поскорее снять его и бросить куда подальше. Однако тот факт, что мне позволено задирать подол и сминать её бёдра и ягодицы, о чём я так мечтал несколько лет, не давал мне этого сделать. Теперь я не мог вдоволь насладиться уникальной возможностью и беспрерывно запускал обе руки под её платье. Жадно и ненасытно вдыхал запах лимонов, только обострившийся в процессе.

Заметив мой голодный взгляд на своей груди, Амелия высвободила одну из перекрёстного выреза платья и, взявшись за мою руку, положила её на набухшую грудь. Я едва не заскулил от удовольствия, сжимая и разжимая пальцы. Она же откинула голову назад и задвигалась даже не быстрее, а глубже.

— Они какие-то у тебя другие, — я задыхался от желания, которое не ослаблялось, а только возрастало.

— Это так бывает перед, ну… — она замялась и остановилась.

— Я понял.

— Какой ты догадливый, — съязвила и положила вторую мою ладонь на другую грудь.

Я подцепил край выреза и высвободил её, как и первую, обжигаясь этим жарким телом. На сиреневом фоне её белая кожа смотрелась так маняще, что я не знал, куда себя деть. Одна лишь странная мысль и необузданный порыв захватили моё сознание.

***

Я распахнула прикрытые в блаженстве глаза и выпучила их, наблюдая за шоколадной макушкой Себастьяна. Его холодный язык каким-то образом ощущался на моей сейчас такой чувствительной груди. Я и не думала, что человеческое тело способно впитывать такие разряды тока.

Его сильная рука сжимала мякоть груди, а холодный рот жадно вбирал её в себя.

— У тебя тут родинки интересные. — Себастьян отстранился и нежно провёл пальцем от одной крупной родинки к другой, помельче. Я затряслась и протяжно простонала, возводя глаза к потолку.

Через мгновение меня положили спиной на кровать, и Себастьян как в тот раз навис сверху — шоколадные пряди спали на его потемневшие глаза.

***

Перед тем, как я вошёл в неё, Амелия остановила меня и, стыдливо отведя взгляд, прошептала:

— Скажи это ещё раз.

— Что именно? — не понял я и нахмурил брови.

— Ну… про «поприветствуем». — Совсем раскраснелась и накрылась подушкой. Я загоготал, носом открывая себе обзор на её лицо.

— Поприветствуем тебя как следует, новенькая, — зашептал я ей на ухо и плавно вошёл, запивая паточное наслаждение её стонами и обжигающим дыханием.

Первая волна желания спала, и я наконец мог набирать темп, не боясь, что всё быстро закончится. Теперь можно было осязаемо запечатлеть каждый момент, чтобы тот не растворился наутро в тумане и не исчез из памяти, вытесняясь одной лишь жаждой обуздать восстановленное временем возбуждение.

Амелия ощутимо расслабилась, полностью растворившись с периной на кровати. Подушка уже давно покоилась на полу, а простынь под нами намокла и приятно холодила тела в сильно натопленном доме.

Её каштановые волосы спутались, а платье закрутилось на талии. Грудь, всё так же высвобожденная из него, гипнотически подпрыгивала от каждого моего толчка. Внизу стал собираться щекочущий тугой сгусток. Как раз тогда Амелия выгнулась в пояснице, обхватила мой корпус ногами, слабо проскулила и обмякла подо мной, томно улыбаясь.

— Ещё чуть-чуть, — прохрипел я и поднял её непослушное тело. Вернулся в прежнее положение сидя. Она уселась сверху, и её знойно мокрая кожа вызвала новую волну мурашек по позвоночнику. Она совсем ослабла и почти засыпала, но мне ужасно хотелось закончить так, чтобы запомнить эту ночь надолго.

Вцепившись пальцами в её талию, я несколько раз толкнулся вверх, пока она зачем-то стягивала с себя платье. Это только раззадорило меня, и я принялся покрывать всю её поцелуями. Она оперлась на заведённые за спину руки на моих ногах и, откинув голову, часто дышала. Я не мог остановиться целовать и кусать каждый участок её кожи, не пропуская ни миллиметра.

***

Мне хотелось продолжать целую вечность, но глупое человеческое тело устало, вымоталось и тянуло меня в сон. Новые пульсирующие волны не прекращали бушевать в низу живота, а Себастьян словно и не собирался заканчивать.

Сознание напрочь погрузилось в забытьё, и только резкие толчки возвращали меня в реальность. Я зарылась пальцами в его шоколадные волосы и, собрав остатки сил, дёрнулась вперёд, впечатываясь грудью в тело Себастьяна. Он издал рваный стон и рывком поднял меня. В последний миг я ощутила обжигающе-горячую жидкость на внутренней стороне бедра.

***

Амелия уже погрузилась в сладкий-сладкий сон, пока я возился с постелью и остальным: вынул из её волос твёрдые заколки, чтобы не мешали ей спать, всё убрал и перетащил её на соседнюю кровать с сухой постелью, где должен был спать Уизли. Похоже, они с Оминисом проговорили до утра и заснули внизу.

Я в два глотка осушил кувшин с водой, стоящий на столе, и открыл створки окна, впуская морозный воздух — в комнате было очень душно. Постоял, подставляя тихому ветру пылающее лицо, и хотел вернуться в свою смятую после нас постель, но увидел, что Амелия придвинулась вплотную к стене, освобождая для меня место на своей кровати. Я улыбнулся и занырнул к ней под одеяло. Так по-младенчески спокойно я не засыпал очень давно.

Туманная завеса, как призрак, парила влагой. Она не пропускала солнечный свет, скрывая красоту окрестностей. Я вывалился на крыльцо почти раздетый, потому как на рассвете не обнаружил рядом с собой Амелию.

Красное пятно шарфа маячило вдалеке у берега, и я поспешил туда, согреваясь в этом лютом холоде лишь воспоминаниями о прошедшей ночи.

— Ты чего здесь? — запыхавшись, спросил я и опустился рядом с ней на бревно. Она сидела с закрытыми глазами и даже не курила.

— Странно. Я слышала, что за шлюхами вот так не выбегают на улицу.

— Амелия. — Я присел напротив неё на корточки и обнял её ноги обеими руками. — Я сболтнул самую настоящую ересь. Я совершенно так не думаю. Мне ужасно хочется тебя поцеловать, вот и психую.

— Смотри, чайки! — она вскинулась и указательным пальцем ткнула в небо над водой: там и правда кружили белые птицы, среди которых отчётливо различался чёрный ворон. — Ничего себе, как он далеко залетел.

— Кто?

— Ворон миссис Моррис.

— Ничего не понял. Кто такая миссис Моррис?

— Та, что сказала, что ты меня не любишь.

Я подумал, что всё ещё нахожусь во сне или в лихорадочном бреду, ну или же Амелия не до конца проснулась и говорит какую-то чепуху. Уловив настоящее замешательство на моём лице, она усмехнулась и махнула в мою сторону рукой.

— Не обращай внимания. Пойдём в дом, пока нас не увидели. — Встала и потопала к нашему крыльцу.

— Очень люблю, — пробормотал я ей вслед.

***

— Как спалось? Амелия, как ты себя чувствуешь? — участливо спрашивал Гаррет, пока наливал нам всем чай и кофе.

Я спряталась с головой в плед и оттуда отозвалась:

— Спалось отлично.

Где-то сбоку хмыкнул Себастьян, и я знала, что он снова самовлюблённо скалится.

Трезвость и сознание постепенно возвращались ко мне вместе со стыдом и желанием провалиться сквозь землю. Через пару дней Новый год, а я снова наломала дров и наступила на те же грабли. Стала вполне всерьёз задумываться над тем, чтобы привязывать себя цепями на ночь к кровати, как оборотня, иначе это повторится ещё не раз.

Пока завтракали и опять обсуждали помолвку Натти и Оминиса, с улицы раздались звуки приближающихся саней. Я испуганно переглянулась с Себастьяном: неужели Корбатовы вернулись? Так рано?..

— Ой, а я забыла вам сказать! — невинно защебетала Натти, сложив у груди руки замком.

— Что ещё? — напрягся Себастьян, крадучись подходя к выходу.

Он вглядывался в узорчатое от мороза окно, а затем неожиданно распахнул дверь и выбежал на улицу, что-то голося.

Мы все кинулись следом: у повозки в объятьях брата в воздухе парила Анна, визжа и отбрыкиваясь. Он поставил её на землю и рассматривал со всех сторон, точно проверяя, не откололся ли от неё по дороге кусочек.

Я, ещё пребывая в полусне, усердно потёрла глаза кулаками. Когда поняла, что всё это взаправду, вприпрыжку оказалась рядом с ними и стиснула Анну в таких же крепких объятьях. Она заливалась смехом от нашего с Себастьяном напора, а я была вне себя от счастья увидеть после долгой разлуки подругу.

Натти, Поппи, Гаррет и Оминис немного смутились, но так же тепло поприветствовали Анну, и она присоединилась к нашему завтраку.

— А Леандер ещё не приехал? — осматривала она дом, дожёвывая бутерброд. Я ошалелыми глазами вперилась в Натти в поисках ответа на её лице: слишком много сюрпризов в такой короткий срок.

— Мы сказали им не приезжать, понимаешь ли… — начала она, но запнулась. Я в растерянности завертела головой.

— Кому «им»?

— Ну… Леандеру и Саманте.

При упоминании последнего имени у меня, казалось, остановилось сердце. Я раздражённо завыла, взывая к совести всех присутствующих:

— Объясните, что здесь происходит!

— А ты что, не знаешь? — подошла ко мне Анна. — Саманта — невеста Леандера, и они должны были тоже приехать сюда на каникулы — Пруэтту не терпится рассказать всем об их помолвке. — Она цокнула и закатила глаза. Взяла из вазы яблоко и смачно его надкусила, прямо как её брат.

***

Разумеется, я не говорил Амелии об этом, зачем вообще говорить с ней о Саманте? Но кто додумался пригласить их сюда? Неужели сестра?!

Амелия встала с дивана, откидывая прочь плед. Стеклянными глазами блуждала по кухонным полкам в поисках чего-то.

— Что ты ищешь? — осторожно спросила Поппи.

— Водка, — бормотала Амелия себе под нос. — Где-то здесь должна быть водка.

Комментарий к 29. Влечение

Ваши «жду продолжения» и особенно комментарии невероятно мотивируют, спасибо! ✨❤️

========== 30. Ничтожество ==========

Комментарий к 30. Ничтожество

Приятного чтения ❤️

Перед глазами мигали мушки, а в ушах звенело так, что казалось, я лечу на своей старенькой метле над Высокогорьем со скоростью снитча, не меньше.

Наш дом гудел и почти подпрыгивал на месте — мы отмечали Новый год. Как выяснилось, в России принято праздновать громко, весело и обязательно хмельно. К середине ночи я уже не чувствовала пол под ногами, а сладкие напитки смешались в желудке в одну сплошную гадость, от одной мысли о которой меня воротило. Лишь Себастьян и Гаррет были слегка угрюмые — они единственные не выпивали.

— Чего сидите тут чернее тучи? — я нависла над ними, опираясь ладонями о стол. На заднем фоне раздавались хохот и визг, и мне хотелось выйти на улицу и вдохнуть тишины, но и там вовсю запускала салюты местная детвора.

— Спать хотим, — в один голос ответили ребята, и я потрепала Гаррета по макушке. Его холодность обезоруживала, и мне было совершенно непонятно, как растопить этот лёд между нами. Себастьян недовольно покосился на нас и отвернулся к окну. За кружевным тюлем мерцали разноцветные искры салюта, и от меня не скрылось восхищение, блеснувшее в зелёных глазах Гаррета.

— Хочешь пойти запустить? — подначивала я его, чтобы хоть чуть-чуть вывести из состояния безразличия. Сначала он отнекивался, но уговаривать пришлось недолго — через несколько минут входная дверь за ним хлопнула и впустила внутрь морозное дыхание зимы.

Я немного покружилась вокруг Сэллоу, но разговор не шёл — тот сидел хмурый и задумчивый, а у меня настроение устремлялось вверх семимильными шагами. Вскоре к нему подсела Анна, и они стали обсуждать её учёбу и подобную скукоту. Побродив по дому и отметив про себя, что все заняты делом, я надела сапоги, тулуп и вышла следом за Гарретом на улицу.

Он возился с порохом и прочими примочками в густой темноте, напевая какие-то рождественские мотивы. Я с жадностью глотнула стылую темень, и голова моя стала совсем пустой.

— Бу! — я хлопнула Гаррета по плечу, и он дёрнулся. Из его рук что-то выпало и со звоном разбилось о лежащие под ногами камни.

— Чёрт! Керосин… — он досадливо всплеснул руками и с завистью посмотрел в сторону соседнего двора: оттуда до нас долетали хлопки и последующие за ними радостные визги, смешанные со встревоженным лаем собак.

Я не сразу сообразила, что испортила Гаррету настолько скрупулёзный процесс. Окутанная с ног до головы весельем и праздничным возбуждением, считала, что все вокруг такие же радостные, а значит, плохому настроению тут делать попросту нечего.

— Не знаю, что сказать, — замямлила я. — Прости? — неловко сморщилась и проникновенно заглянула Гаррету в глаза, переливающиеся изумрудами в разноцветных всплесках фейерверков.

— Забудь. — Он отмахнулся и вознамерился вернуться в дом, но я в последний момент схватила его за локоть.

— Постой. Давай поговорим?

Слова давались непросто, а в сложившейся неловкости язык и вовсе отказывался шевелиться. Однако я знала, что другой возможности всё обсудить может не представиться ещё очень долго, а, может, и никогда.

Гаррет помялся на месте, убрав руки в карманы брюк. Упрямо уводил взгляд и смятенно стрелял им по сторонам.

— Настроение я тебе уже испортила, так что уж, давай до конца? — я попыталась отшутиться, но на его лице не дрогнул ни один мускул. — Почему ты меня избегаешь? Что-то произошло?

Как прежде, я расстегнула нижнюю пуговицу его пальто и обвила его торс двумя руками, прислоняясь щекой к вздымающейся груди. Раньше он в ответ клал свои тёплые большие ладони мне на лопатки, но сейчас даже не вынул рук из карманов. Я стоически молчала и продолжала ждать.

Слышала, как размеренно и спокойно бьётся его сердце, иногда пропуская один-два гулких удара. Чувствовала всем своим существом, как он рвётся оттолкнуть меня, уйти, спрятаться от трудностей разговора. Но я не отпущу, ведь это наш, вероятно, последний шанс оставить в памяти друг о друге теплоту, а не вонзённые в спину острые ножи.

— Ты… — наконец Гаррет нарушил мучительное молчание, но слова так же не желали ему подчиняться, — ты спала с Сэллоу?

Я на секунду замерла и стала пристально вглядываться в черноту виднеющегося вдали леса.

Не моргала очень долго — до такой степени, что глаза стало нестерпимо жечь и щипать. После затянувшейся паузы отпрянув от нагретого щекой места, я посмотрела на него снизу вверх.

— Да.

Мой ответ словно выбил пробку из бурлящего зельем сосуда, и поток слов полился из Гаррета — я только и успевала, что ловить отдельные фразы своим замутнённым сознанием.

— Предательство… Он же подлец… Ты сама говорила, что… Гадость… Совесть… Честь…

— Стой, стой, стой. — Я упёрла ладони в его грудь, мотая головой. — Я не поспеваю за тобой, — нервный смешок. — «Честь»? «Совесть»? Гаррет, ты всё это время спал с Джейси.

Он было открыл рот, чтобы что-то возмущённо ответить, но осёкся — понял, что тут ему возразить нечего.

— Надо же, вспомнила её имя наконец, — только буркнул он.

— Я желаю тебе только счастья, пойми это. — Снова прижалась в надежде на утихающую бурю, но его колотящееся о рёбра сердце говорило об обратном.

— Моё счастье рядом с тобой, —прозвучало заученно и совершенно блёкло.

— Да почему ты повторяешь одно и то же, как попугай? — я раздражённо повела плечами. — Сам-то веришь в то, что говоришь?

— Мы могли бы всё наладить, но ты… с Сэллоу, — он поморщился и цокнул куда-то в сторону.

Здесь моё терпение лопнуло, и я сделала пару шагов назад, чтобы видеть всю его бессовестную фигуру целиком.

— Знаешь что, Гаррет? Это очень удобно — прикрываться мной и моим «позором», когда самому не хватает мужества разобраться в себе и своих женщинах. — Я почти орала на всю улицу, чем несомненно привлекала лишнее внимание, так что Гаррет опасливо озирался по сторонам и пытался меня успокоить, протягивая руки — это меня только сердило, и я отмахивалась. — В чём проблема просто разойтись и жить своей жизнью друг без друга? Ты с Джейси, а я… — здесь я замялась и углубила взгляд в заснеженную землю.

— А ты — с Сэллоу? — с насмешкой закончил он. Слёзы предательски подкатили к горлу и сдавили его. Больно и несправедливо.

— Зачем ты так? — прищурилась в отчаянной попытке уловить хоть бы тень сожаления на его лице. Слава Мерлину, уловила. Не всё потеряно.

— Я не это хотел сказать. — Гаррет поджал губы и шумно выдохнул. Его рыжие кудри стали будто насыщеннее, пламенно подсветившись разрумяненными от мороза щеками. Я умильно улыбнулась — ну точно «львёнок». — Просто не укладывается в голове — ты снова повторяешь ту же ошибку! У тебя гордость вообще есть?

— Мы просто спим, — сдавленно проговорила я полушёпотом, точно кто-то мог нас услышать и понять английскую речь. Или же я боялась услышать саму себя.

— Сама-то веришь в то, что говоришь? — передразнил меня Гаррет и задумчиво поелозил по снегу носком ботинка. В воздухе повис запах керосина от лужицы, образовавшейся в результате моего неудачного «сюрприза».

— Эй, вы! Пороха не будет?

К нам лихо приближались три довольно крупные мужские фигуры. На всех толстые тулупы и большие меховые шапки. Их разнузданная походка и слегка замедленный тембр голосов молниеносно дали мне понять, что дело плохо — ребята пьяные.

Мы не понимали, что от нас хотят, и хмельные соседи начали заметно раздражаться. Я растерянно смотрела то на них, то на Гаррета, и не знала, что предпринять, как разойтись мирно. Один из них, порядком утомившийся на пальцах объяснять нам, что ему нужно, чиркнул спичкой и издал взрывающийся звук ртом. Я понятливо закивала и засеменила к дому — взять, что они просят, и позвать на всякий случай на помощь.

***

— Себастьян, помоги мне, там Гаррет один…

Я лежал на сложенных на столе руках и почти провалился в сон, когда Амелия буйно потрепала меня за плечи, приводя в сознание. Я не до конца понял, что она там тараторит, но поплёлся за ней на улицу.

Уизли стоял в окружении трёх незнакомцев в огромных смешных шапках. Судя по запаху алкоголя, исходящему от них вблизи, сверкающим в темноте глазам и широким бессмысленным улыбкам на пол-лица, те были вусмерть пьяные и взбудораженные праздником.

— Что такое? — я нахмурился и сделал шаг в середину круга, ближе к рыжему. Тот попытался отодвинуться от меня, но его в спину толкнул стоявший сзади парень. — Ребят, что нужно?

Они не понимали мою речь и хохотали над только им понятными шутками. Я забеспокоился за Амелию — хоть её никто и не пытался трогать, всё же ей лучше было отправиться в дом. Разумеется, она бы не оставила нас тут одних, но попытаться стоило. Только я открыл рот, чтобы сказать ей это, мне прилетело её решительное «Я никуда не уйду». Вспомнилась прошлая ночь, как она с такой же интонацией заявила мне, что никуда не уйдёт, пока мы не переспим. Я хохотнул и лукаво закусил губу.

— Над чем смеёшься? — один из ребят пихнул меня в плечо, видимо, приняв моё веселье за личное оскорбление. Я инстинктивно закрыл спиной Уизли — этот непутёвый в случае чего получит первым.

— Им нужен порох! — проскулила Амелия, выглядывая из-за плеча самого крупного парня. Протянула ладошку с лежащим на ней холщовым мешочком.

— Во-о-от! — довольно протянул тот, рядом с которым она стояла. Взял из её руки порох и, подмигнув остальным, шатко направился к своему двору. Двое других с пару секунд постояли на месте, а затем вскинули руки в прощальном жесте и последовали за своим товарищем. Я облегчённо выдохнул и расслабился, с подозрением косясь на рыжего — на нём не было лица, а все веснушки будто попрятались за уши.

— У тебя рожа что ли такая, что всем хочется тебе вмазать? — усмехнулся я, когда мы втроём подходили к нашему крыльцу.

— Слушай, Сэллоу, — Уизли сжал руки в кулаки и с готовностью влезть в драку шагнул мне навстречу.

— Не кипятись! — я пренебрежительно-снисходительно поставил ладонь между нами. Подоспела Амелия и предостерегающе взяла Уизли за локоть.

— Ты иди, Себастьян, — миролюбиво пролепетала она.

Я безразлично пожал плечами и уже закрывал за собой входную дверь, как услышал её слова, обращённые к рыжему: «Только не говори никому о том, что я тебе рассказала».

***

— Что, голова болит? — Себастьян насмешливо обернулся, рукой отодвигая еловую лапу на своём пути.

Я шла следом, скривив лицо в болезненной гримасе и приложив ко лбу ладонь, точно это помогло бы избавиться от стучащей и ноющей боли после вчерашнего веселья. Пить два дня подряд — не лучший вариант, когда тебя и без того тошнит круглыми сутками.

Встали мы далеко за полдень, напрочь промёрзшие и больные похмельем. Себастьян, как один из трезвенников, вызвался сходить за дровами — я увязалась за ним в надежде подышать свежим воздухом и вытянуть из него что-нибудь интересное про Анну и остальных. Да и находиться наедине со всеми после того, что я рассказала Гаррету, было неловко и просто мучительно.

— Угу, болит, — провыла я и споткнулась о корягу, не посмотрев как следует под ноги. Упала навзничь, и шапка, слетев с моей головы, сделала прыжок прямо в пушистый сугроб. Себастьян загоготал, как ненормальный, и только потом подошёл помочь. Поднял меня подмышками и стал отряхивать от снега.

Я чувствовала себя полной дурой. Проснулась полчаса назад и даже не успела расчесаться. Натянув на себя первое, что попалось под руку — чьи-то старые брюки и безразмерный свитер с высоким горлом, — вывалилась из дома в спасительное уединение, но с кем? Чёрт, ну почему я такая глупая?!

В голову, как назойливые мухи, лезли воспоминания о наших совместных ночах, и я залилась краской. Стою тут, как замухрышка, ещё и с похмелья — невеста, хоть с руками отрывай! А Сэллоу как назло смотрит внимательно, изучает моё заспанное и помятое лицо — издевается!

— Пошли уже, а то стемнеет, — буркнула я, отряхивая шапку от снега.

— И тогда нам придётся остаться на ночь в палатке, — донеслось из-за спины, когда я сделала несколько шагов вперёд. Я закатила глаза и продолжила пробираться сквозь ветки и сугробы.

***

Наши руки полностью заняли охапки хвороста, удачно найденного под слоем пушистого, почти невесомого воздушного снега. Мы заботливо прижимали дрова к себе, на обратном пути подкладывая туда мелкие ветки.

— Неужели ты вчера заступился за Гаррета? — издевательским тоном спросила Амелия. Сумрак опустился на студёную землю стремительно и неожиданно: залаяли и завыли собаки, людской гомон и шум затихли, а лес погрузился в задумчивую немоту. Обстановка щекотала нервы, и мне не терпелось добраться до уютного дома, растопить печь и просто провести вечер в дружеской обстановке, как раньше в гостиной Слизерина.

— А мне надо было стоять в стороне и смотреть, как его смазливое лицо превращают в кашу?

— С чего ты взял, что он бы не постоял за себя? Да и вообще, драки-то в итоге не было.

— Твой ненаглядный умеет только передо мной кулаками махать.

— Мой «ненаглядный»?.. — Амелия оторопело остановилась и обратила на меня недоумевающий взгляд.

— Ну а что? Вы же с ним вечно милуетесь, — желчно выплюнул я и прошёл мимо.

— Я, если честно, вчера была приятно удивлена. — Я поразился: неужели она никак не прокомментирует мои слова?

— Чем же?

— Тем, что ты был готов помочь Гаррету, говорю же.

Амелии явно давался этот разговор нелегко, вот она и бесилась от моей непонятливости. Я и сам на секунду задумался: ведь и правда вчера был всерьёз готов к драке и даже разозлился, когда тот парень толкнул Уизли в спину.

— Ещё и не пил вчера, — продолжала Амелия.

— Я давно не пью. С шестнадцатилетия.

Воцарилась убийственная тишина. Я спиной и затылком ощущал буравящий, почти протыкающий насквозь взгляд карих очей.

— Это ты позвал сюда Саманту? — дрогнувший голос с хрустом разрубил повисшее молчание пополам.

— Спятила? Она мне тут зачем нужна?

— А, то есть, раз мы спим — она уже и не нужна? А тогда была нужна?

Я резко сбавил шаг, и Амелия впечаталась носом мне в спину.

— Что за глупости ты говоришь? Я же тебе пятьсот раз объяснял, как всё было.

Сердце заходилось в исступлённом стуке, когда я вспоминал тот случай. Не проходит и дня, чтобы я не жалел о том, что сделал, что так бездумно повёлся на уловку Дейл.

— Да знаю я. — Амелия устало махнула рукой и привалилась плечом к толстому стволу дерева. — Я бы с ума сошла, если бы она приехала, пусть даже и с Леандером.

— Давай тут останемся, м? — я подошёл к ней вплотную и принялся носом копаться в каштановых волосах, пока она упорно отворачивала от меня своё лицо.

— Пойдём, ребята ждут, окоченели наверное совсем! — она мягко оттолкнула меня и зашагала на свет от ближайшего крыльца. Я ласково смотрел ей вслед, а затем оголтело бросился к ней, боясь не догнать. Прямо как тогда на поляне в Хогсмиде.

— Прости меня за всё-всё-всё, — еле отдышавшись, пропыхтел я. Амелия обернулась и подарила мне улыбку: простую, без намёков или скрытых смыслов — свою обычную лучезарную улыбку, которая сражала меня наповал круче самых талантливых дуэлянтов и самых сильных заклинаний.

***

— У вас мозгов меньше, чем у болтрушайки, — заливалась смехом Натти, когда мы с Себастьяном зашли в дом, — во дворе же дровник стоит, а вы попёрлись в лес!

Я обомлело оглянулась на Сэллоу, округлив глаза. Мы потеряли почти полтора часа, шатаясь, как настоящие придурки, по лесу, тогда как эти молодцы уже давно растопили печь и нежились в тепле и уюте.

Себастьян по обыкновению принялся спорить и задираться с Натти, пока Поппи и Оминис пытались их успокоить, а я поднялась наверх, чтобы хотя бы под конец дня привести себя в порядок.

Стащила с себя всю одежду и рылась в прикроватном сундуке в поисках чего-то чистого и мне по размеру в отличие от тех бесформенных мешков, которые я нашла в хозяйских шкафах. Сзади щёлкнула дверь, и половицы заскрипели под чьими-то ногами. Я напряглась, а внизу живота собрался тугой сладостный комок. Себастьян?..

— Прости, не знал, что ты раздета. — Гаррет по-джентельменски отвернулся и уставился на разбросанные по моей кровати вещи. — Вот это платье я помню, — он взял в руку красно-оранжевое летнее платье и смял его в пальцах, — тебе оно идёт.

— Не знаю, зачем взяла его сюда, — я слишком резко вырвала его из рук Гаррета и бросила в сундук. В этом самом платье я была в тот летний день сразу после выпускного, когда у нас с ним не получилось в первый раз.

— Давай ещё попробуем? — теперь он беззастенчиво осматривал меня, медленно придвигаясь ближе. Склонил голову набок, словно целился узнать, какая грань меня ему доселе была недоступна.

— Если не хочешь, чтобы я тебя ударила или закричала, немедленно прекрати, — сказала стальным голосом, подтягивая к себе одеяло и оборачиваясь им. — Вовремя ты спохватился, — уже более раздражённо.

— Опять ты начинаешь! — он присел на край кровати и уронил голову на грудь.

— Ладно, давай забудем об… этом? — суматошно очертила рукой свою фигуру и пространство комнаты. — Ты только за этим пришёл?

— Нет. Я хотел кое-что обсудить.

Я внимательно и с подозрением посмотрела на него, достала из сундука шерстяное домашнее платье и в пару движений переоделась. Взяла с трюмо расчёску и, присев рядом с Гарретом, начала мерно водить ею по своим запутавшимся волосам.

— Что-то случилось? — выдавила я, осознавая, как ледяной страх вонзается в тело и скручивает желудок в узел. — Мама?..

— Нет-нет, с мамой, слава Мерлину, всё в порядке… Ну, если так можно сказать о неизвестном нам проклятии. Я хотел поговорить о Джейси.

— О… Джейси? — я чуть не выронила расчёску из ослабевших пальцев.

— Да. Я хочу сделать ей предложение.

— Пред…предложение? О замужестве?

— Да.

Я не знала, что ответить. Сидела и ловила ртом воздух, как рыба. Глупая, безмозглая, несчастная рыба. Завистливая рыба, надо сказать.

— Она очень помогла мне с матерью, — продолжил Гаррет. — Ухаживает за ней, присматривает. Мама к ней привыкла и не хочет видеть рядом никого, кроме неё.

Вина и совесть вынули свои наточенные клинки из ножен и проткнули сердце, которое и так сочилось кровью день за днём. Я не сделала ничего ради Гаррета, ради его семьи. Не пошевелила и пальцем — просто сбежала трахаться с Сэллоу. О какой зависти здесь можно говорить? Амелия, очнись! Ты — ничтожество. Паршивый друг. Паршивая жена.

Я нервно сглотнула, усиленно возвращая себе адекватность. Гаррет говорит верные вещи, ты же сама этого хотела, Амели!

— Джейси молодец. Я видела её и даже разговаривала с ней. В тот день, когда ты узнал про маму. — Чеканила слова и делала долгие паузы, лишь бы не разреветься прямо на месте. — Она идеальный выбор для тебя. — Положила свою, казалось, заиндевелую ладонь на его, чуть сжала.

— Правда? — Гаррет с энтузиазмом подпрыгнул. — Ты правда так считаешь?

— Да, я правда так считаю. — Мой голос слегка смягчился, когда я увидела, как он обрадовался. Неужели ему действительно важно моё мнение?.. — Прости, что я, как последняя трусиха и предательница, оставила тебя и твою семью. — Мои глаза подёрнулись влагой, а в носу засвербело. Я защипнула его кончиками пальцев, чтобы остановить подступающие слёзы.

— С ума сошла? Если бы и с тобой что-то случилось, я бы не знал, как дальше жить.

— Серьёзно?

Гаррет на мой вопрос лишь глубоко кивнул, и я, уже не сдерживая рыданий, прильнула к нему и стиснула в крепких объятьях. Так мы и просидели остаток вечера в обнимку, пока его красивый свитер не промок моими слезами счастья, облегчения и радости за… друга. Уснули сидя, привалившись сиротливо друг к другу, как бездомные котята.

***

Уютный дружеский вечер сгорел дотла вместе с последними дровами в печи, и мы впятером провалились в сон, сидя полукругом на тёплом и мягком ковре — прямо во время вялого разговора ни о чём.

Меня насторожило, когда Уизли поднялся вслед на Амелией в комнату, но почему-то в закромах души я знал, что рыжий делает что-то правильное. В конце концов, Амелия сама решит, что и кто ей нужен. Я не буду лезть не в своё дело — только если она сама меня об этом попросит. Слишком тяжёлый груз из необдуманных поступков волочится за мной по сей день, множить его новыми — безрассудство даже для меня.

Они спустились вдвоём на рассвете: оба помятые, а Амелия ещё и заплаканная. Сердце сжалось при виде моей каштановой трогательной красоты, и я бездумно подскочил к ней и тревожно заглянул в её лицо. На нём читались умиротворение и спокойствие, которые передались и мне. Впервые за долгое время по телу и душе разливалась согревающая смола правильности происходящего.

Амелия вышла на крыльцо закурить, пока мы с остальными бесцельно слонялись по дому, поглощённые ленью и сонливостью.

— Подойдите ко мне, — заговорщицки прошептала она нам с Уизли, появившись в узкой щёлке от открывшейся входной двери. Мы с ним переглянулись и подошли ближе, пока ребята возились на кухне и не обращали на нас никакого внимания.

— Что такое? — заволновался я и принялся осматривать улицу со всех сторон: неужели вчерашние гости снова наведались?

— На землю посмотри. — Амелия ткнула меня пальцем в бок и указала им под ноги: от самого крыльца цепочкой тянулись волчьи следы, уходящие глубоко в лес, по которому мы вчера с ней бродили.

— Похоже, один или два были, не стая, — хмуро заметил Уизли и присел на корточки. — Может, просто собаки?

— Не думаю. Сходим посмотрим? — Амелия умоляюще схватила его за руку. Я невольно закатил глаза — сколько можно прикосновений?!

— Можно и сходить, — пробубнил Уизли. — Днём в лесу не так страшно.

Я хохотнул — страшно ему в ночном лесу! Мы с Амелией и в Запретный вдвоём ходили, и в катакомбы…

При мыслях об этом грудь сдавливало, будто на меня навалилась туша тролля. И правда, мы с Амелией столько трудностей вместе прошли, столько страха и боли натерпелись, а я этого никогда не ценил.

Ещё раз заглянули внутрь, чтобы убедиться, что нас не хватились, и направились в сторону леса, идя аккурат по оставленным следам. На всякий случай я нащупал под пальто палочку и приготовился к самому худшему исходу.

***

Тяжёлые сапоги тонули в пушистом снеге, который чересчур ярко блестел на зимнем солнце. После вчерашнего похмелья и ночи в слезах это ослепляющее свечение не радовало, а наоборот злило. Я всё ещё хотела спать, отчего еле волочила ноги, но повисший в воздухе запах опасности тотчас меня встряхнул и приободрил. Неужели это то, о чём я думаю?..

Палочка грела и даже обжигала живот во внутреннем кармане тулупа, а пальцы, истосковавшиеся по магии, казалось, вот-вот загорятся ярким пламенем и сожгут к чертям весь этот проклятый лес.

Себастьян, как настоящий профессионал, осматривал каждый закуток и подозрительный ствол, заглядывал за всякий сугроб и постоянно прислушивался. Я не могла сдержать при этом улыбки: до того сосредоточенным его можно было увидеть крайне редко. Гаррет же не выражал никаких эмоций, смотря ровно вперёд, как если бы не было никакой вероятности, что нас убьют с минуты на минуту.

По мере продвижения всё дальше в тёмный лес становилось труднее отделаться от воспоминаний о наших с Себастьяном приключениях на пятом курсе Хогвартса. Каждую неделю мы находили новые катакомбы и пещеры, исследовали окрестности на мили вперёд, справляясь со всеми трудностями и опасностями вместе, бок о бок. Вот и теперь: мы снова идём в неизвестность, и даже тот факт, что мы не вдвоём, не даёт мне отвлечься от навязчивой ностальгии. Я и правда скучала по совместной работе.

— Смотрите, там, вдалеке. — Гаррет остановился, придерживая нас обеими руками. Чуть дальше на белоснежном снегу виднелось тёмное пятно.

— Чего встали? Пойдём посмотрим, — вырывался Сэллоу, сгорая от нетерпения. Я и сама хотела поскорее со всем разобраться — погода портилась, и морозное солнце спешно уходило за кучевые облака. Становилось не по себе.

— Я схожу один, — решительно и как-то опустошённо выдал Гаррет. Я впилась мёртвой хваткой в его рукав.

— Нет! Мы пришли вместе, значит будем вместе до конца. — Вытащила палочку из-под куртки и кивнула Себастьяну, тот согласно моргнул в ответ.

Мы синхронно сделали шаг вперёд и уже смелее прокрались к подозрительному месту.

Посреди небольшого пустыря, припорошённого толстым слоем снега, лежало два волчьих трупа — таких же, с какими мы встречались на поляне близ Лондона. Над ними вился решительно настроенный пообедать стервятник наперегонки с хилым по сравнению с ним вороном. Я не видела его глаз, но почему-то знала наверняка, что это фамильяр.

— Опять крови нет, — процедила я, чувствуя, как разгоняется по венам кровь, словно кипяток. Кто-то играет с нами, запугивает, а я ни черта не могу сделать!

— Амелия, смотри, — Себастьян мягко взял меня за локоть и подвёл к дальней тушке: рядом покоилось моё кольцо с чёрной шпинелью.

— Это ты бросил? — не подумав как следует, поразилась я. Себастьян пугающе покачал головой, и мороз пробежался по моему позвоночнику. — Откуда?..

— Мы его убрали перед Новым годом в сервант, Оминис сказал, отвезёт его в министерство. — Рядом с нами оказался обеспокоенный не меньше нашего Гаррет. Я села на корточки и только протянула руку, чтобы забрать кольцо, как Себастьян отдёрнул её.

— С ума сошла?! А если это ловушка?

— Какая ловушка? Я коснусь кольца, и на меня упадёт клетка, что ли? — съязвила я скорее от нервов, чем действительно от раздражения. — Зачем оно тут?

— Думаю, это какой-то знак, — мрачно предположил Гаррет. — Очень плохо, что ты ничего не знаешь о своей семье, — он обращался ко мне. — Возможно, это всё как-то связано именно с тобой.

Это самое худшее, что я могла вообразить. Каждый день с того самого проклятья миссис Уизли я маялась и терзалась мыслью, что во всём этом замешана именно я.

Поспешила поделиться этим с ребятами, пока не стало слишком поздно, но они стали меня разуверять: каким образом связана я и мать Гаррета? Волки? И почему трупы появились в России не тогда, когда приехали мы с Себастьяном, а когда к нам присоединились ребята, в том числе и Гаррет? Всё указывало на то, что мстят именно семье Уизли. Может, Матильда была права, и это очередная охота на полукровок и тех, кто им благоволит?

Забирать кольцо не стали — мне строго-настрого запретили это делать, но оно будто тянуло к себе, звало и нашёптывало на ухо слова миссис Моррис про «оберег».

Больше в тот день не случилось ничего странного, а до отъезда ребят оставалась всего-навсего неделя. Страх и ужас цепкими острыми когтями вцепились в наши шеи: каждый ощущал свою причастность и неизбежность происходящего.

Комментарий к 30. Ничтожество

До финала осталось две главы и эпилог 😱 я в шоке 🥲

Ваши комментарии невероятно мотивируют, спасибо! ❤️✨

========== 31. Mallory ==========

Комментарий к 31. Mallory

🎵 Юлия Савичева — Привет

🎵 Catch Your Breath — Shame On Me

🎵 Dyce — Race

🎵 By Индия — Ещё хуже

🎵 Blue October — Say It

🎵 Cocteau Twins — Amelia

Приятного чтения ❤️

«Mallory» — несчастный, неудачливый (франц.)

— Мама?.. Мама, это ты? — я скулила, как побитая собака, истерично глотая душащие слёзы.

Знакомый до раздирающей боли шёпот звал меня, неистово притягивал, и я не могла ему сопротивляться.

Неразборчиво, непонятно, но так маняще.

Это вообще возможно, что я помню её голос? Знаю его с младенчества, и он до сих пор пульсирует в моей памяти?

Так зябко. Странно, ведь засыпали в сильно натопленном доме, а теперь зуб на зуб не попадает…

Ноги сводит судорогой, почему? Чёрт, да что происходит?!

— Амелия! Ты что творишь?

Встревоженный голос Себастьяна заставил раскрыть глаза: я по пояс стояла в ледяной воде, кое-где покрытой тонкой коркой льда. Всё тело онемело и отказывалось двигаться. Меня обуяла паника. Страшная, всепоглощающая, густая и липкая, как дёготь.

Не помню, как оказалась дома и отогрелась, но зато отчётливо помню, как прельщал малахитовый лес на другом берегу залива. Его загадочная чернота пленила и опьяняла. Уверена, если бы Себастьян не окликнул меня, я бы доползла до него и выяснила, что или кто меня туда звал.

Через пару дней неуёмной тяги на тот берег мы обнаружили у крыльца тонкую дорожку кровяных бусин на белоснежном снегу — она, хаотично переплетаясь с волчьими следами, тянулась до самой воды и затем обрывалась. Я была уверена на все сто, что она ведёт на противоположную сторону.

— Амелия, это чертовски странно и опасно! — увещевал меня Гаррет, пока Себастьян задумчиво молчал и только жевал губы.

— Я не смогу усидеть на месте и пойду туда: с вами или без вас! — капризно топнула ногой и подбоченилась. При одной только мысли о возможно предстоящем бое пальцы моментально нагревались, а палочка под пальто почти вибрировала и сама рвалась показать себя в действии после долгого перерыва без магии.

Договорились выйти после заката, чтобы не привлекать лишнее внимание в случае чего. Оминис что-то явно заподозрил ещё с вечера — пришлось всем четверым дать Живой Смерти, дабы не подвергать друзей ещё большей опасности. Они и так сильно рисковали, заявившись сюда.

На и без того растравленные нервы действовало гнетущее молчание: каждый из нас троих думал о том, что потеряет, если сегодняшняя ночь станет для него последней.

У меня внутри была лишь тягучая пустота, высасывающая силы и эмоции подобно Дементору. О ком я думала в минуты отчаяния, когда лес неумолимо приближался, а его мрак поглощал любую надежду на спасение, укутывая сознание одеялом тумана? Как ни странно, о своих родителях. О тех, кого я никогда не знала. Ненавидела всю свою сознательную жизнь за то, что бросили, оставили, выкинули, как безродного котёнка.

Почему я слышу её голос? Неужели каждый человек перед смертельной опасностью думает о родителях? Может, это так принято, и нет здесь никакого подвоха?

Остановились посреди песчаного берега близ тёмного-тёмного леса и стали прислушиваться к умиротворению вокруг: убаюкивающе шелестели хвойные кроны, будто нашёптывая колыбельную; плескались волны залива, приманивая к себе; глухо дышал ветер и обдавал приятным морозом разгорячённое в дороге тело.

Я стояла ближе всех к высоким заиндевелым деревьям, и оголённой кожи моей руки вдруг коснулось что-то пушистое. Я дёрнулась и застыла, оцепенев от страха: передо мной взад-вперёд расхаживал огромный волк, скалился и сверкал в темноте безумными глазами.

Услышав, как сзади зашелестела одежда, я вскинула в воздух ладонь:

— Стойте. Не трогайте его.

— Но Амели… — Себастьян подошёл слева, и я, не отрывая взгляда от волка, нервно мотнула головой.

— Не сейчас. Дайте мне время.

Я не могла понять почему, но всем своим нутром чуяла, что этот волк не так прост. Сделав шаг вперёд и убедившись, что ребята меня послушали, а животное не возмущается, опустилась на корточки и демонстративно убрала палочку за пазуху.

Через несколько бесполезных минут молчания я начала постепенно терять терпение и самообладание. Становилось невыносимо холодно, а волнение, казалось, достигло самых дальних уголков моего тела.

Именно в эту секунду перед нами, вместо волка, предстал высокий мужчина в длинном тёмном пальто. Его взъерошенная копна угольно-чёрных волос нелепой шапкой покоилась на небольшой голове.

Я поднялась на ноги и растерянно заозиралась кругом, ища ответа у Себастьяна или Гаррета, кто этот человек, но судя по их не менее ошарашенным лицам, никто из нас не был с ним знаком.

— Не узнала меня, дочурка?

***

Повисло такое вязкое напряжение, что его можно было резать в воздухе ножом. Я аккуратно коснулся руки Амелии, и та испуганно дёрнулась. С её румяных щёк скатилась пара слёз, оставляя блестящие дорожки к обветренным губам и покрасневшему шраму Круцио.

Незнакомый мужчина криво улыбнулся, чуть не свесив язык, словно волк из пасти, и, разведя руки в стороны, сделал размашистый шаг навстречу нам.

Я совершил выпад вперёд, по привычке вскинув палочку. Мои губы почти прошептали заклинание, когда трясущаяся то ли от холода, то ли от волнения рука Амелии мягко, но настойчиво надавила на мою, опуская. Я зыркнул в сторону Уизли, но и тот недоумевающе мялся на месте, не зная, что предпринять.

— Отойдите. Он мне ничего не сделает. — Прошибающий своей твёрдостью голос закрался под самую кожу. Мужчина хохотнул и деланно-умильно сдвинул густые чёрные брови домиком:

— Разумеется, моя девочка! Разве может папочка сделать больно своей малышке?

От его издевательски-приторного тона с глубин моей души поднималась такая необузданная ярость, что я еле сдержался, чтобы не произнести что-то гадкое, может, даже непростительное.

Я заметил, как Амелия шумно сглотнула и сжала руки в кулаки. «Мы будем на подхвате, но сейчас им нужно поговорить наедине», — подумалось мне. Молча кивнув друг другу, мы с Уизли отступили назад: так, чтобы видеть обоих, но в то же время не маячить у них перед глазами.

***

— Кто вы? — мой голос норовил надломиться и треснуть тонким настом на глади озера, но я собрала всю волю в кулак, чтобы не показать своего смятения, страха и своей… слабости.

— Я? — мужчина рассмеялся в голос, стуча себя для наглядности по колену огромной ладонью. Затем вмиг посерьёзнел и выпрямился. — Я Уильям Эванс.

— А я Амелия Мэллори. Почему же вы тогда утверждаете, что являетесь моим отцом? — слова приобретали выпуклость и красочность, точно я — опытный оратор и буднично выступаю перед сотней тысяч зрителей. Со стороны, должно быть, нельзя было сказать, что я до смерти боялась и волновалась.

— Мы дали тебе девичью фамилию матери. Ты недостойна носить мою. — Презрительно фыркнул и, развернувшись на каблуках, зашагал к заливу. Я оторопело вперилась взглядом в оставшиеся после него две ямки во влажном песке, а в голове стучало набатом одно: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

«Эванс… где-то я уже слышала эту фамилию…»{?}[ см.главу 12:)] — задумалась я и пошла следом, предупредительно оглянувшись на ребят. Себастьян свирепо раздувал ноздри, пока Гаррет что-то шептал ему на ухо. «Хоть бы с ними всё было в порядке…»

— Так что же, ты один, или вся семейка заявилась? — я показательно развела руками и покрутила головой.

— Твоя мать умерла ровно десять лет назад. В этот день, пятого января.

В грудь ударило бладжером, или то был фантом? Я глотнула колючего воздуха и словно осела на землю: ноги подкосились, и я еле на них удержалась.

— Как её звали? — после долгой паузы смогла выдавить я. Краем глаза уловила едва заметное мельтешение в воздухе: резво размахивая крыльями, чёрный ворон пытался перелететь через невидимый барьер — он никак не мог сдвинуться с места ближе к нам, постоянно врезаясь в эфемерную стену. Неужели «отец» наложил какой-то купол?

— Сара. Её звали Сара Мэллори. Непутёвая семейка с такой же непутёвой фамилией. И потомством. — Он брезгливо поморщился в мою сторону.

— Чем же я так тебе не угодила, папочка? — театрально поджала губы, хоть и слёзы обиды действительно подступали к горлу с каждой минутой всё сильнее. Как же горько и неприятно слышать такое, пусть и по сути от чужого тебе человека.

— Ты, как и твоя безвольная мать, совершенно негодны…

— Заткнись! — зачавкал песок со стороны леса, и до моего нюха донёсся обжигающий запах древесины и гари. «Мерлин, Себастьян, только не сейчас».

***

Как он может говорить ей такое?! Амелия совершенно негодна?! Да кто он такой, чтобы…

Казалось, ярость и злость клубами горячего пара вырывались из моих ноздрей, будто я огнедышащий дракон. Я был готов растерзать его на месте, убить, сжечь дотла.

— О, отродье Сэллоу. — Уильям вскинул голову к звёздному небу, словно ужасно утомившись в нашей компании. — Я даже не удивлён, что у этих оболтусов уродилось такое недоразумение, ведь…

— Ты перегибаешь, Эванс. — Амелия направила на него пылающую синим жаром пятерню. Древнюю магию такой мощи я ещё не видел. От неё исходило чарующее сияние, которое вселяло немыслимый ужас.

При упоминании родителей, да ещё и в подобном тоне, меня точно окатили ледяной водой. Все затянувшиеся кое-как раны заново вспоролись, и из них полилась кровь вперемешку с горькими слезами.

— А я всё ждал, когда же ты продемонстрируешь свои «уникальные» способности. — Он согнул пальцы обеих рук в воздухе, показывая кавычки, а в его глазах проскользнула такая въедливая зависть, что я вмиг всё понял. Незаметно нащупал палочку в кармане, аккуратно потянул её и вложил в руку.

— Ты так расстроен, потому что сам ими обделён? — Амелия словно прочитала мои мысли. Сначала я удовлетворённо хмыкнул, но сразу забеспокоился: может, не стоит его дразнить?

Уильям одобрительно опустил уголки губ и выгнул брови:

— Может, ты и не настолько пустоголова, как твоя мать. Она всё грезила о большой и чистой любви, домике у моря, детишках и прочей лабуде. — Он досадливо плюнул в сторону залива. — Как?! Как можно, имея такой редкий дар, пустить его на самотёк? — Уильям, казалось, разговаривал с самим собой. Его монолог становился всё более эмоциональным: так вскрывают давно образовавшийся нарыв, и весь гной, накопившийся за столько времени, льётся из раны, даруя облегчение больному.

— «На самотёк»? Что это значит? — Амелия, забывшись, подалась вперёд, но я преградил ей путь — не стоит соваться к этому безумцу в минуты его откровений.

Декабрь 1873г.

— Уильям! Уильям! — Сара, на ходу поправляя вечно сползающие очки, резво сбегала по главной лестнице Хогвартса и размахивала каким-то пергаментом. Её чёрно-жёлтый галстук нелепо болтался на шее — она никогда не отличалась аккуратностью.

— Что случилось? — скучающе спросил я, без интереса глянув в её сторону. Мне до жути хотелось пробраться сегодня в Запретную секцию, пока библиотекарша чаёвничает с подругами. А тут эта Мэллори…

— Представляешь, мне предложили стать Хранителем! Профессор Кларк сказал, что…

— Хранителем? Надеюсь, ты отказалась? — я откинулся локтями на перила и смерил её презрительным взглядом.

— Почему? — она осеклась и потупила взор. — Во мне разглядели того, на кого можно положиться! — с бóльшим энтузиазмом выпалила Сара и крепче прижала к себе многочисленные учебники.

— Ну ты и дура! — я толкнул её плечо своим и устремился вниз, пока в библиотеку не набежали тупые заучки, проводящие там львиную долю своего свободного времени.

***

— Она всегда всё терпела, — желчно выдал Уильям. — Никогда не жаловалась, не давала отпор, смиренно глотала все оскорбления, чем бесила ещё больше.

— Какой же ты урод, — сквозь зубы процедила я.

Образ матери в моей голове рушился стремительно и очень болезненно: я всегда представляла её стервозной звездой школы, чья нежелательная беременность испортила бы её карьеру и личную жизнь. А тут…

Стало нестерпимо жаль её. Захотелось обнять, прижать к себе и попросить прощения. За все те гнусные мысли, когда я считала, что она бросила меня по своей воле. Сейчас же пазл складывался, и проявляющаяся картина не сулила ничего подобного.

— Ха! «Урод». Я и не такое слышал в свой адрес, так что придумай что пооригинальнее. — Уильям немного помолчал, а затем продолжил. — Как снег на голову свалилась новость о том, что Сара беременна. Она и до этого не так много времени уделяла тренировкам с древней магией, а тут и вовсе перестала появляться в Выручай-комнате. Бродила по лавкам и выбирала тупые чепчики да пелёнки. И всё из-за тебя!

Было ясно, что эти воспоминания бередят его душу, илом с речного дна поднимают злость и негодование. То же самое творилось и со мной.

— Из-за меня?! Я что, просила себя рожать? Ты в своём уме?

Он будто не слышал меня, а лишь безостановочно причитал:

— Кто только вдалбливает всю эту чушь в ваши тупые головы?! Про семью, преданность, верность — всё это полный бред! Эти рабские традиции надо искоренять, уничтожать!

Уничтожать?..

— Так бедные волки пострадали из-за своей врождённой преданности? — догадалась я.

— Ненавижу преданность. Она сковывает, лишает свободы. Ненавижу, что после стольких попыток стать анимагом в конце концов превращаюсь в это.

— Думаешь, все твои несчастья из-за анимагической формы? — съязвила я, вконец потеряв остатки терпения. Отмахнулась, как от назойливой мухи. — Что случилось с матерью?

Гробовое молчание длилось от силы полторы минуты, но мне они показались вечностью.

Высокий пушистый тростник, растущий прямо около воды, приветливо шуршал и даже успокаивал. Гребешки волн, появляющиеся от студёного ветра, гипнотизировали, и казалось, что где-то там весело плещется рыба, кипит жизнь. На иссиня-чёрном небе загадочно укутался туманной вуалью месяц. Он немым свидетелем наблюдал за развернувшейся на земле очередной семейной драмой.

До чёртиков хотелось плюнуть на всё и спрятаться. Раствориться, слиться с сумраком леса, притвориться хоть мхом, хоть пнём — лишь бы все от меня отстали.

Август 1874г.

— Сходи к повитухе или к кому вы там ходите, пусть избавится от этого!

— Уильям! Что ты такое говоришь?

Сара, как половая тряпка, ползала на коленях, умоляя меня оставить ребёнка. Я злился на неё за то, что плюёт на свой дар, ставит ещё не родившегося младенца превыше всего, забывает обо мне.

— Срок уже большой, повитуха ничего не сделает! Я не позволю! — её лицо исказилось гримасой страха, и мне на секунду стало её жаль. Я подумал: «Может, ребёнку передастся её дар, и я смогу вырастить из него нечто большее?»

В голову закралась мысль, что Сара нарочно тянула до последнего, чтобы стало невозможным избавиться от плода — но всё это стало неважным, когда родилась дочь, и мы поняли, что она унаследовала способности своей матери.

— Моему счастью не было предела! Днями и ночами я грезил о том, что наступит день, когда ты вырастешь, и я сделаю из тебя настоящую волшебницу. Настоящего бойца. Ты будешь лучше меня, лучше своей матери, лучше всех этих добреньких стариков, учащих нас, как жить. Но тут вмешалась его тётка. — Уильям неожиданно указал пальцем на стоящего вдалеке Гаррета. Тот встрепенулся и заметно напрягся. — Она никогда меня не любила. Эти Уизли, они вечно лезут не в своё дело. Тогда она только-только заняла пост заместителя директора, и её амбиции взлетали выше, чем гиппогриф.

— Матильда?.. — я опешила, и весь мой вроде бы собравшийся воедино пазл снова рассыпался. — При чём тут Уизли?

— А вот ты у неё и спроси, какого чёрта она сунула свой нос в наши с Сарой семейные дела?!

Гаррет на негнущихся ногах медленно придвигался к нам, а я в свою очередь отступала к нему — дело приобретало странную и подозрительную завязку. Я чувствовала, что Гаррету надо уходить отсюда. И поскорее.

— Что она сделала? — вмешался Себастьян.

Нам всем хотелось поскорее добраться до сути.

Апрель 1875г.

— Ей всего лишь месяц! Как вы можете разлучить мать и её дитя? — вопрошала Сара, как всегда наматывая на кулак сопли. Матильда сочувствующе стиснула её ладонь и жалобно поджала губы.

— Пойми, Сара, твой муж… он монстр, — еле слышным шёпотом, будто я не мог услышать его, стоя за приоткрытой дверью.

— Кто ты такая, чтобы тут распоряжаться? — я ворвался в комнату, и лицо Матильды скривило злостью и ненавистью.

— Я уже всё сказала Саре. — Она встала из-за стола, важно поправляя ворот пальто. — Если не хочешь, чтобы я доложила в Министерство о твоей незаконной анимагической форме, сделайте так, как я велю. Я в свою очередь обещаю позаботиться о вашей девочке.

— Она ушла, а я всю ночь убеждал жену уехать. Спрятаться, да хоть бы отправиться в Россию — нас бы здесь никто не стал искать!

Я горько усмехнулась — мы так же думали, и вот, что в итоге получилось…

Уильям запальчиво продолжал:

— Но эта дура пошла всё-таки на следующий день к Матильде, и та уговорила её сдать тебя в маггловский интернат, да так, чтобы я об этом не узнал! Твоя мать предала меня! Предала мою мечту!

Его глаза становились безумнее с каждым словом. Они сумасшедше сверкали в лунном свете, и по моей спине полз холод. Этот человек — мой… отец?

Я всегда представляла его себе добрым, смешным, весёлым.

Кое-где седым, с морщинками на лбу, со смешными усами и трубкой в зубах…

Чёрт, я всё это время считала отцом совершенно чужого мне человека, тогда как родной оказался настоящим подонком.

— Ты сам себя предал, Уильям, — холодно произнесла я. — И не только себя. Жаль, что за столько лет ты так и не сделал правильных выводов.

Май 1876 г.

— Прошу тебя, Сара, скажи, куда она отнесла Амелию?! Я не могу без неё, я тоскую!

— Уильям, ты тоскуешь не по ней, а по её способностям. Я тебе теперь не нужна без них, верно? — огромные глаза Сары налилисьслезами, и мне в очередной раз стало противно от этого зрелища. Только и умеет, что давить на жалость!

— Ты могла бы стать могущественной волшебницей, мы могли бы подчинить себе весь мир, а ты!.. — от досады я стукнул кулаком по столу, что вся глиняная посуда подпрыгнула и глухо опустилась обратно. Сара вздрогнула, и шаль с её худых плеч упала на пол.

— Я оставила своего ребёнка… единственного ребёнка ради тебя… чтобы ты не наделал глупостей, Уильям. Я совершила такую ошибку…

Она повторяла эти слова семь долгих лет, пока окончательно не сошла с ума. Она истерзала и истощила себя до смерти, сама. Так и не дождалась, когда дочери исполнилось одиннадцать.

После смерти жены я наведался к Матильде, разъярённый и опустошённый одиночеством. Умолял её сказать, куда она упекла мою родную дочь, но она молчала. Тогда я пообещал, что отомщу, если она всё же возьмёт Амелию в Хогвартс. Матильда дала слово, что не заберёт девочку в школу.

— …Но два года назад я прочитал в «Ежедневном пророке» имя, от которого моё сердце едва не остановилось. «Амелия Мэллори. Новый герой Хогвартса, победившая Ранрока и Виктора Руквуда». Что это значит?!

— Это значит, Уильям, что я рисковала жизнью ради других. Ради своих друзей и близких, чего ты не умеешь и никогда не поймёшь! — выпалила я, сгорая от переполняющих меня эмоций. Стоило только вспомнить тот вездесущий огонь, пылающий из пасти дракона, и я начинала задыхаться. Горло спекало гарью, а стук моего сердца слабел с каждой секундой. Я столько раз прощалась с жизнью в бою, а теперь готова была добровольно с ней расстаться, лишь бы не выслушивать всю ту грязь, которая потоком лилась изо рта этого никчёмного человека.

— Зря я надеялся, что смогу вырастить из тебя что-то стоящее. — Он устало потряс головой. — Матильда, эта рыжая сука забрала у меня последнюю надежду и здóрово промыла тебе мозги.

— Поосторожнее с языком! — Гаррет пылал от ярости. Костяшки его пальцев, крепко сжимающие палочку, побелели. Его изумрудные глаза наполнились пугающей чернотой, и я запаниковала.

— Как поживает твоя мамаша, Уизли? — оскалился Уильям и встал в стойку, достав свою палочку. Я пригляделась: не видела такую форму в лавке Олливандера. Неужели у него и палочка из-под полы?..

— Это ты с ней сделал? — на лице Гаррета читался ужас, смешанный с отчаянием и невыносимой болью. Я сама была готова тотчас изничтожить стоящего передо мной монстра, который в трезвом уме и твёрдой памяти причинил зло ни в чём не повинному человеку.

— До его тётки не так-то просто добраться, — хохотнул Уильям. — Твоё кольцо слабо действовало на территории Хогвартса и окрестностей. — Он кивнул на мою руку, и её будто обожгло.

— Кольцо? Мамино кольцо с чёрной шпинелью?

— Оно самое. Твоя мать оставила свою фамильную драгоценность ничего не смыслящему ребёнку, и нам почти не на что было жить!

— Миссис Моррис сказала, что это оберег, — пробормотала я себе под нос, потирая след от кольца на пальце.

— Ах, миссис Моррис! Та маггловская «ведьма»? — прищурился Уильям и жутко улыбнулся.

— Ты знаешь её! — вскинулась я. — Откуда? Что ты с ней сделал?!

— Я ничего с ней не сделал. И не собираюсь. Пока. Но обязательно сделал бы, если бы они с мужем всё же забрали тебя в семьдесят девятом.

Я обомлела и выпучила на него глаза. Уильям передразнил моё выражение лица и, пнув мелкий камешек, взъерошил волосы. Моё сердце чуть не покатилось галлеоном ему под ноги, когда я поняла, как сильно он напоминает мне Себастьяна.

— Эта старуха едва успела обосноваться под Раем, сбежав с мужем из Салема, как присмотрела себе дочурку из ближайшего интерната. Всё это я узнал далеко после того, как эта рыжая ведьма, — он зыркнул в сторону Гаррета, — забрала тебя в Хогвартс.

— Я этого совсем не помню. — Мои губы еле шевелились, окончательно онемев от холода и шока. — Почему же они так и не забрали меня?

— Этого я не знаю. Может, почуяла чего, или ты настолько негодна, что даже бездетные…

— Заткнись, — отчеканил Себастьян так, что я сама вкопалась в землю и боялась шелохнуться. На удивление Уильям тоже осёкся и нервно прочистил горло.

— В общем, эта недоведьма тоже, видимо, что-то сделала с кольцом, потому что два года назад, осенью, я почувствовал… — он нахмурился и вознёс свинцовый взгляд к небу. — Я стал чувствовать тебя.

По телу в очередной раз пробежал мороз. Как же жутко это звучало из уст такого страшного и беспринципного человека.

— Но грёбанный ворон твоей дорогой старухи вечно мешал мне достать тебя, пока я не заманил вас в ловушку с помощью «несчастных животных». — Он вновь состроил жалостливую мину, издевательски хохоча и глядя на наши полные непонимания лица. Под толстым слоем спеси мне всё же удалось разглядеть искорки страха в его трусливых глазах.

— Это всё какая-то хрень! — вскрикнул Себастьян, всплеснув руками. — Амелия, ты всерьёз веришь ему?

И тут я кое-что осознала. Да так, что ноги мои подкосились, и я упала коленями во влажный и противный песок.

Я — Амелия Мэллори. С самого рождения нежеланная, ненавистная, нелюбимая, негодная. Не наделена, а обременена выдающимися способностями. Зачем они мне, если в этом мире некому мной гордиться? Родной отец завидует, а мать страшилась.

Обречённая на вечные страдания и скитания среди всех этих чужих мне людей.

Отец чертовски сильно похож на Себастьяна. Их образ мыслей совпадает, и теперь это не кажется мне случайностью. Всё закономерно, и этот порочный круг мне не разорвать. Именно поэтому с Гарретом у нас бы не сложилось ни-ког-да. От своей покойной матери я унаследовала не только древнюю магию, но и всеобъемлющую жертвенность и виновность.

Виновата-виновата-виновата

— Амелия, посмотри на меня! — Себастьян опустился напротив, обхватил обеими руками мои пылающие, орошённые слезами щёки. — Ты ни в чём не виновата, любовь моя.

Сердце подскочило высоко-высоко, а потом со шлепком рухнуло вниз. Дыхание перехватило, и дикий, душераздирающий крик вырвался из моей груди. Вопль отчаяния и обречённости.

— Ой, хватит разводить тут сопли! — скривился Уильям, словно съел ведро бубонтюберов.

— Зачем ты явился? Я выросла и больше не смогу выступать в роли твоей марионетки, как мама! — я с помощью Себастьяна встала с земли и, покачнувшись, отёрла сопливый нос испачканной в песке рукой.

— Сдалась ты мне! — отмахнулся Уильям. — Я намерен мстить. Мстить за свою испорченную вдрызг жизнь! За несбывшиеся мечты и надежды! Мстить им. — Он направил конец палочки на Гаррета, и тот неестественно откинул голову назад, а кадык его задёргался, точно в страшной агонии.

По его пульсирующей шее ползла струйка серого дыма, то сжимаясь кольцом, то разжимаясь.

— Экспеллиармус! — моя палочка выпустила заклинание, которое… совершенно не сработало, отскочив от невидимого ограждения вокруг Уильяма. Я недоумевающе уставилась на свою руку, а затем, заслышав сиплый хрип Гаррета, направила на Уильяма две пылающие ладони.

Волки. Целая стая волков стремительно неслась со стороны леса, умалишённо разинув пасти, с которых капала противная вязкая слюна.

Себастьян, испугавшись, нацелил на них палочку, но я жестом остановила его. Эти волки — не враги нам, они появились, потому что являются главным страхом Уильяма. Какая нелепость.

Один из них, ловко проскочив невидимый барьер, крепко вцепился в бедро Уильяма, на пару секунд дав нам шанс спасти Гаррета. Я кинулась к нему со всех ног. Оставались считанные дюймы, когда мою руку обожгло чем-то едким — кожа в мгновение ока покрылась волдырями и кое-где обуглилась. Плюётся ядом. Натуральный мерзкий змей.

Заныл шрам на шее, и я непроизвольно хохотнула — Круцио был куда больнее.

***

Пока Амелия замешкалась, прикладывая снег к ране, я поспешил к Уизли.

Ему, слава Мерлину, удалось немного прийти в себя, воспользовавшись тем, что Уильям отбивался от волков.

Я бы дал ему зелье невидимости, чтобы он поскорее ушёл отсюда незамеченным, но я, в отличие от Поппи, не имею такой, как выяснилось, полезной привычки таскать с собой всё подряд.

— Уходи, — заявил я, хватая Уизли за плечо и толкая в сторону леса.

— А Амелия? — ещё не до конца восстановив дыхание, пропыхтел он.

— Я позабочусь. Уходи, живо!

— А куда это мы собрались? — ледяной до жути голос раздался прямо за нашими спинами. Я медленно повернулся, и сердце пропустило несколько гулких, тяжёлых ударов. Приставив свою странную палочку к виску Амелии, Уильям по-звериному скалился и стрелял полоумным взглядом. Позади них на кристально чистом снегу покоились очередные волчьи трупы.

— Отпусти её, тебе ведь я нужен, — вкрадчиво заговорил Уизли, аккуратно делая шаг за шагом к Уильяму. Тот только сильнее прижал к виску Амелии палочку, другой рукой сжимая её горло. При виде её округлившихся от страха глаз я готов был броситься на помощь ценой своей собственной жизни, но осознавал, что любое лишнее движение может привести к неисправимым последствиям.

— Нужен, ты прав, — усмехнулся Уильям. — Зачем вам этот рыжий, а? — обратился он к нам с Амелией. — Что же вы все так носитесь с этими Уизли, — проговорил себе под нос, плюясь.

— Может, вы хотите денег? — вступил я. — У меня есть. Мракоборцам много платят.

Уильям с секунду смотрел на меня, а затем, ослабив хватку, согнулся пополам и засмеялся. Сквозь его и так безумный смех прорывался кашель, похожий то ли на собачий лай, то ли на воронье карканье. Недолго думая, я схватил Амелию за рукав и закрыл её спиной.

Её глаза пылали невиданным ранее огнём.

— Я его убью, — прошептала она, и шёпот этот так походил на змеиное шипение, что моя кожа покрылась мурашками страха. Ненависть переполняла её, лилась чёрной болотной водой за края души, смердя и удушая своими токсичными испарениями.

— Амелия, посмотри на меня, — встряхнул её что было сил. — Ты себе этого не простишь. Как я не простил себе то, что сделал с дядей Соломоном. Поверь мне.

Но её глаза кукольными безжизненными стекляшками блестели в тусклом лунном свете. Её пересохшие и потрескавшиеся губы что-то шептали, а с пальцев по земле тянулось множество синих нитей, подползая всё ближе к вконец обезумевшему Уильяму.

— Я сдохну только вместе с ним, — гоготнул он, кивая в сторону Уизли. — Авада Кед…

Что-то переломилось внутри меня. Что-то вспыхнуло и отогрело когда-то заледенелое сердце. Перед глазами возникли образы: разные, цветные, яркие, чёткие, и во всех них было кое-что общее: её улыбка.

Её улыбка, когда она виделась с Уизли. Когда этот рыжий рассказывал ей в сотый раз про одни и те же «гениальные» зелья. Когда жаловался на тётку или пересоленный эльфами тыквенный суп на Хэллоуин.

Её улыбка, когда он, перепутав на зимнем балу танцы, перебирал ногами невпопад, расстроив весь скрупулёзно выстроенный на многочисленных репетициях порядок.

Её улыбка, когда он, живой и невредимый, приехал сюда. Её улыбка, когда он кривился от алкоголя или отчитывал её за запах сигарет.

Только сейчас я понял, что она без него не сможет. А я не смогу без неё.

***

Рассудок мутился, а тупое человеческое тело исходило болью и измождённостью. Заслышав то самое заклинание, я вновь вернулась на два года назад в катакомбы. Сколько ещё раз я услышу его? Сколько раз стану свидетелем необузданной и неоправданной жестокости?

Последнее, что я увидела перед тем, как испустить, наверное, свой самый мощный поток древней магии, была спина Себастьяна, отдаляющаяся от меня и прикрывающая Гаррета. Потеряв последние силы, я рухнула в мягкий мёрзлый снег.

Сердце стукнуло три раза, два, один и замолкло.

Комментарий к 31. Mallory

Знаю, много вопросов и не так уж и много ответов (:

Нас ещё ждёт финальная глава (может быть, разделённая на две части, пока не знаю) и эпилог!

Заранее спасибо всем отзывчивым 🙃

========== 32.1 Дама с камелиями ==========

Комментарий к 32.1 Дама с камелиями

Финальная глава, товарищи! Это её первая часть, а когда выйдет вторая, не могу сказать, но знаю точно, что эта часть далась невероятно тяжело, я чуть не отъехала 😂 так что очень надеюсь на вашу поддержку! ❤️✨

Приятного чтения ❤️

Веки насилу размыкаются, и всё, что я могу видеть, это белый потолок. Я пугаюсь. Неужели умерла? Сознание медленно, нехотя просыпается, ленно ворочается, потягивается, и только спустя несколько минут последние события прорезают мою покалеченную память жгучими вспышками молнии.

Спина Себастьяна неумолимо отдаляется от меня, пока я, упав от бессилия на колени, тяну к нему ослабевшие руки. «Если с тобой что-то случится, я тут же умру», — думаю я и падаю навзничь.

Себастьян!

Я подскочила на кровати и начала яростно тереть глаза, чтобы наконец увидеть хоть что-нибудь. Всё вокруг белое, очертания предметов нечёткие, размытые, до нюха доносился щекочущий запах лекарственных зелий и трав.

Шоколадная макушка. Она тёплой мягкой шапкой лежала на моей койке прямо около коленей. Я увидела её, признала, и сердце защемило тоской и одновременно нестерпимой радостью. Он тут! Он жив!

Я запустила пятерню в кудри Себастьяна и нежно пропустила пару прядей через пальцы. Какое приятное чувство, и почему я не делала этого раньше?

В конце концов он что-то сонно забормотал, чуть приподнялся, щурясь, выпрямился и уставился на меня своими глазами, похожими на пару шоколадных конфет из «Сладкого королевства».

Не ведая, что творю, я необдуманно прильнула к его горячим после сна губам. Мерлин, чтобы описать всё, что я в тот миг ощутила, не хватит самого большого словаря в мире.

Он от неожиданности не сразу понял, что происходит, поэтому каменной статуей замер в одной позе, даже не раскрывая рта.

Я, воспользовавшись моментом своей полной власти, осторожно, вдумчиво и осознанно прижималась своими губами к его, стараясь изведать все грани происходящего. Мякоть его губ таяла сливочным маслом от моего вмиг ставшего горячим дыхания.

В висках пульсировало наслаждение, крутилось в черепушке, подпрыгивало резиновым мячиком и падало в низ живота, скручиваясь там пушистой тёплой кошкой, которая выгибается и впивается когтями в самое нутро.

Я вся сжалась в комок, когда распалённая рука Себастьяна легла на мои лопатки, и он, по-хозяйски надавив на них, притянул меня к себе и перенял инициативу. От такого напора я сначала растерялась, дыхание сбилось, и захотелось разомкнуть поцелуй, спрятаться от стыда под кровать и не вылезать оттуда примерно до следующего года.

Тогда Себастьян палочкой задвинул ширму, отделив нас от остального помещения, и я немного расслабилась. Вдруг он отстранился и вытер влажные раскрасневшиеся губы тыльной стороной ладони.

— Ты поцеловала меня?

— Нет, — выпалила я прежде, чем подумать, на какой вопрос вообще отвечаю.

Мои щёки горели стыдом — я сама полезла целоваться к Сэллоу! Мерлин, что за дикарка?

— Нет? — уголок его рта хитро вздёрнулся, и меня стянуло в узел от вновь нахлынувшего наваждения: ещё, ещё, ещё!

На деле всё, на что я была способна, это пялиться в одну точку и сгорать от неловкости, а ещё молиться, чтобы никто, кроме Себастьяна, не видел моего позора. Хм, может, Обливиэйт?.. Я неосознанно полезла за палочкой под подушку, но Себастьян перехватил мою руку, положив свою ладонь на мою.

— Хочешь стереть мне память? Не получится, — он хмыкнул и потянулся ко мне губами. Я по привычке схватила его пальцами за подбородок и чуть было не отвернула от себя, но на секунду задумалась: дело-то уже сделано, что уже терять?

Воровато оглянулась, убедившись, что ширма плотно задёрнута, и двинулась к Себастьяну навстречу. Моя кисть, не найдя вдруг опоры, нырнула в пустоту, и я почти грохнулась с кровати, но сильные руки подхватили меня и прижали к пылающему жаром телу.

— У тебя температура? — я недоумённо воззрилась на него и приложила ладонь к его лбу.

— Ага, — промямлил Себастьян и продолжил тянуть ко мне своё лицо.

— Ты вообще слышал, что я тебя спросила? — нахмурилась я.

— Помолчи, пожалуйста.

Я не успела возмутиться, как вновь почувствовала его поцелуй. Напряжённая секундой ранее, тотчас обмякла и будто улетела в небеса. Всё тело стало невесомым, сахарным, каким-то бесформенным и сотканным из воздуха. Между бёдер пульсировало и жгло желанием, все мысли песком высыпались из головы, как из разбитых стеклянных часов.

Его головокружительный запах был так близко, он мешался с его шумными вздохами, со сладким вкусом его губ, с мягкостью его волос, и всё это полосовало меня множеством клинков. Как остановиться? Это невозможно, просто не-воз-мож-но!

Во время первого поцелуя с Гарретом было совсем не так. Конечно, чувства были феноменальными, они так же кружили голову, но то, что происходило сейчас, не шло ни в какое сравнение.

Когда, жутко голодный после тренировки по квиддичу, бежишь на ужин и узнаёшь, что тебя ждёт мясной пирог и шоколадный рулет.

Когда в полном измождении бьёшься с браконьерами, а потом понимаешь, что спас целую стаю Пушишек.

Когда просыпаешься с первыми лучами рассвета и осознаёшь, что выспался, и тебя ждёт невероятно приятный день.

Когда делаешь глоток холодной воды после изнуряющей прогулки под палящим солнцем.

Когда впервые целуешь губы того, о ком неустанно думал последние несколько лет. Мечтал, изнывал, томился и постепенно угасал, но всё же познал этот желанный вкус.

Я совсем не уставала, а наоборот, хотела больше и больше с каждой минутой. Осознание реальности вползало в голову, но тут же развеивалось прахом, и я снова уносилась в грёзы.

***

Сладкий сон. Растаявшие в кармане шоколадные конфеты, о которых ты думал целый день. Спелый, сочащийся приторным нектаром фрукт, только что сорванный с дерева. Тёплый камин, уютно потрескивающий в полутьме на фоне приглушённых разговоров с друзьями. Мягкая перина, на которую ты, уставший, падаешь и сразу же засыпаешь.

Как долго я ждал этого момента, и ничто не заставит меня прервать его, даже сама смерть. Мою голову разрывало на части от стремительно копившихся в ней мыслей и чувств. Грудная клетка, казалось, вот-вот треснет по швам от воздуха, с помощью которого я бы вознёсся к облакам подобно воздушному змею.

Её губы такие нежные. Мне хотелось кусать их, целовать бесконечно долго, да просто съесть наконец, чтобы больше не мучиться! Мои руки сжимали её плечи, притягивали Амелию теснее, хотя ближе уже было некуда. Всё моё тело искололи иголки нетерпения — пусть весь мир вокруг исчезнет, и мы будем одни в полной пустоте, в кромешной тьме. Только мы и этот неприлично долгий поцелуй.

Я был готов убить за сестру. Растерзать не только врага, но и родного человека на куски, словно дикий голодный зверь. Мне и в голову не приходило пожертвовать собой. Зачем, если можно жертвовать всеми вокруг?

Глаза Амелии, когда она в последний миг посмотрела на Уизли, были полны такого отчаяния и такой обречённости, что я не мог поступить иначе. Этот рыжий придурок плотно засел в её мыслях, в её сердце, что она бы погасла и завяла без него, как цветок без воды и света.

Я не думал ни секунды. Ноги сами потащили меня, спина сама закрыла собой непутёвого Уизли. Всё, что занимало мои мысли в тот момент, была Амелия и её счастье. Я понял, что готов отдать что угодно, лишь бы она улыбалась. Пусть бесконечно злится на меня, обижается и отворачивается, я всё стерплю, но пусть только будет довольная и радостная.

Раскрутив в голове целый моток ниток, я преисполнился чувствами, разомлел и растрогался, враз осознал всё то, что с нами случилось, и не смог сдержаться. Порывисто опустился на холодный каменный пол и оплёл руками её ноги. Прислонился к коленям щекой, затем зарылся носом в больничную пижаму, поклевал поцелуями бедро, стиснул Амелию что есть мочи, пока она растерянно молчала.

— Себастьян… — тихо донеслось сверху. — Что с Гарретом?

***

Когда наваждение схлынуло океанским отливом и оставило после себя голый песок и острые ракушки, я вновь поняла, какая на самом деле ничтожная. Вся я — воплощение опасности для одного-единственного человека, из-за меня всё началось и мной же закончилось, а я даже не подумала о нём, очнувшись.

Захотелось провалиться сквозь землю, когда воспоминания опустились на плечи подобно свинцовой руке ухмыляющейся смерти, стоящей за спиной и дышащей ледяным дыханием прямо в затылок.

Гаррет. Что с ним? Как он?

Голову пронзило страшной болью. Я сморщилась и закрыла уши руками — в них звенело вороньим карканьем, волчим воем и всплесками морских волн. В память вернулся ночной кошмар.

Впереди лишь мглистый горизонт, очертивший грань моря и неба. Справа раздаётся рык, и я поворачиваю на него голову.

Впившись в белую шею Гаррета, волк испепеляет меня своим пристальным взглядом. Из его пасти струится алая кровь, и тошнота подступает к моему горлу. Я зажимаю рот и нос ладонью и поворачиваюсь в другую сторону.

Слева та же картина, только шоколадные кудри Себастьяна колышутся на лёгком ветру, пока его шея почти безжизненно висит в зубах страшного зверя.

Они оба тянут ко мне свои тряпичные руки, прося о помощи. Я растерянно озираюсь, не зная, к кому бежать сначала. {?}[🎵 Cocteau Twins — Amelia] Делаю шаг влево, и справа раздаётся хруст. Мечусь из стороны в сторону и в конце концов падаю без сил. Внутри только пустота и боль. Сильная, жгучая, пронзающая насквозь боль.

Слёзы неумолимо душили, пока я пыталась прийти в себя и начать наконец думать, чёрт возьми! Какая же я слабая. Соберись, Амелия, сейчас важно одно — что с Гарретом?

— Он в порядке. — Моей бледной кожи бережно коснулась рука Себастьяна. — Он с мамой и… Джози?

Я невольно хохотнула: от облегчения и того, что Себастьян тоже не запомнил имя той девушки. Сердце подуспокоилось, но тут за ширмой показалось незнакомое мне лицо.

Внимательно пригляделась, и на халате не очень приветливой женщины заметила знаменитый герб: скрещённые палочка и кость. Неужели всё настолько серьёзно, что меня обязательно было тащить в больницу святого Мунго?

Она молча подошла, покосившись на наши с Себастьяном руки. Я стыдливо отдёрнула свою и сделала вид, что поправляю волосы. Медсестра аккуратно расставила на столе склянки, недовольно вернула ширму на место и жестом приказала мне лечь.

Я глянула на Себастьяна и послушно опустила голову на подушку. Боль в затылке перекрыла все чувства, и я снова поморщилась. К губам поднесли зелье, которое я охотно выпила залпом, лишь бы поскорее притупить головную боль.

Тепло и облегчение мёдом разлились по телу, и я блаженно улыбнулась. Белый потолок нависал, как грозовое облако, готовое излиться беспощадным ливнем прямо на лицо. Мне было тесно в этих стенах и хотелось как можно скорее увидеться с друзьями.

— К вам аврор. Пригласить? — сухо рапортовала медсестра и, дождавшись моего неуверенного кивка, ушла за дверь.

Я вопросительно повела бровью в сторону Себастьяна, но он только развёл руками, мол, ничего не поделаешь — формальности.

— Я просил их самому взять у тебя показания, — зашептал он, когда в дверях появился мракоборец. — Но они сказали, что нужен кто-то беспристрастный, понимаешь?

Невнятно промычав, я вперилась взглядом в приближающегося статного мужчину. Его строгость ввела меня в ступор, потому как под его грозовым взглядом я почувствовала себя преступницей, а не жертвой.

— Могли бы мы остаться наедине? — вскинул брови мракоборец, глянув исподлобья на Себастьяна. Тот возмущённо раскрыл рот, но я жестом успокоила его и кивнула. Мне самой не хотелось, чтобы кто-то ещё присутствовал при нашем разговоре.

Себастьян неохотно поднялся, стиснул мою руку и скрылся сначала за ширмой, а затем хлопнул дверью в коридор.

— Артур. — Аврор протянул мне внушительного размера ладонь и принуждённо улыбнулся. — Приятно познакомиться.

Я вяло ответила ему тем же, даже не поднимая головы с подушки — зелье забрало боль, но вместе с тем принесло чудовищную сонливость.

— Я задам вам несколько важных для расследования вопросов, — продолжил Артур и взял в руку палочку. Поднёс её к моему виску, и я дёрнулась, чуть не зашипев на него свирепой кошкой.

— Что за…? — всё тело било страхом и ужасом от воспоминаний о том, как Уильям приставил ко мне свою палочку. Аврор озабоченно хлопал глазами, смотря то на меня, то на свой незаменимый инструмент.

— Это необходимо для достоверной дачи показаний. — Он кивнул на него и беспомощно распростёр руки.

Скептически косясь на его палочку, я всё же вернулась на подушку, закрыла глаза и постаралась представить себя в Виварии со своими тварями, мирно играющими друг с другом на берегу океана или отдыхающими под раскидистым деревом.

— Итак, мисс Мэллори, — заговорил Артур, — давно ли вы знакомы с Уильямом Эвансом?

Если бы мои глаза были открыты, я бы обязательно их закатила. Что за тупые вопросы?

— Он мой… эм… отец, но увидела я его впервые в тот день. В осознанном возрасте, я имею в виду.

Сбоку раздалось мычание, и я почувствовала, как тонкая ниточка вытягивается из моих мыслей прямо аврору в палочку.

— Почему у вас с ним разные фамилии?

— Не могу ответить на этот вопрос. Сам Уильям сказал, что я недостойна носить его фамилию, — холодно ответила я. Обида уже не жгла грудь; по факту, всё, что относится к нему, меня не беспокоило, а вот мама…

— Что вас связывает с мистером Уизли?

Вопрос застал меня врасплох, и я поперхнулась. С Гарретом? А что меня связывает с ним?..

— Хм… дружба, мы вместе учились, — уверенно произнесла я.

— Что насчёт мистера Сэллоу?

— А какое это всё имеет отношение к делу? — вскинулась, чувствуя, как пылают щёки.

— Это важно, мисс, я же не просто так спрашиваю, — чуть раздражённо отозвался Артур.

— Хорошо, — процедила я. — Нас тоже связывают сугубо дружеские отношения.

— Как вы все оказались в России?

— Меня туда отправил… отправило… чёрт, — я запнулась и поняла, что не знаю, что и как произошло на самом деле. Само Министерство распорядилось спрятать меня, или же это устроил Оминис? — Секунду. — Я устало провела рукой по лицу и защипнула переносицу, освобождённую от очков. — Насколько мне известно, Министерство отправило нас туда с Себастьяном, чтобы спрятать меня от возможной опасности. Точнее, мою магию. А друзья приехали к нам на Рождество. — Сердце колотилось, потому как я боялась сболтнуть лишнего или сказать что-то не то. Аврор лишь задумчиво промычал и перешёл к следующему вопросу.

— Что вы делали в ту ночь втроём вне дома?

— Мы… мы обнаружили кровь у крыльца и волчьи следы. Много следов, как и раньше. Это я виновата, что потащила Гаррета и Себастьяна с собой. — Мой голос хрустнул, и я задохнулась виной. Мерлин, что было бы со всеми нами, если бы я не успела атаковать Уильяма…

— Стоп, стоп, стоп, — завертел головой Артур. — Следы? Волки? Давайте подробнее.

Я глубоко вздохнула и принялась рассказывать всё от и до, начиная с той самой нашей с Себастьяном встречи на поляне у обрыва. Когда закончила, глаза аврора уползли на лоб, а сам он выглядел очень озадаченным.

— И вы обо всём этом не доложили Министру? — осуждающий взгляд скользнул по моему лицу.

— Нет, да мы и не знали, что докладывать. Ну волчьи трупы, и что? Вы Спэвина не знаете, что ли? Он бы наорал на нас за то, что мы суёмся к нему со всякими глупостями.

Артур понимающе хохотнул, но быстро вернул себе серьёзный вид.

— Вы знали о том, что ваш отец состоит… состоял в Отряде Сопротивления?

— Где?

— В Отряде Сопротивления. Незаконная организация, чьей целью является свергнуть магическое правительство и взять бразды правления в свои, как они считают, прогрессивные руки.

— Нет, я о таком не знала… — я пожевала губами, вертя в голове множество мыслей. — Я же говорю, в тот день впервые его увидела.

— Ясно. Должен сказать, вам крупно повезло, что он не успел ничего с вами сделать. Члены Отряда имеют необычные палочки. Они сделаны из запрещённых компонентов, пронзающих человеческий разум и овладевающих волей.

Так вот, почему Уильям был так безумен, а его палочка сразу же показалась мне странной. Мерлин, куда же его занесло?!

Артур продолжил:

— Ваша древняя магия. Весьма любопытно, что вам удалось прервать Аваду. Вы где-то обучались?

Я глотнула воздуха, и глаза мои увлажнились. Альберт… Мерлин, я напрочь обо всех забыла! Где он, что с ним? Как же я скучаю!

— Альберт Корбетт. Он единственный после смерти профессора Фига взял меня к себе и обучал всему, что знает сам. Вы случайно не знаете, где он сейчас? — я умоляюще уставилась на аврора, едва сдерживая слёзы.

— Он ждёт вас прямо за дверью, — мягко улыбнулся он. — Когда закончим, сможете увидеться.

Я радостно засмеялась, и сердце затрепетало крылышками подобно счастливой бабочке, которая наконец нашла вкусный нектар.

— В принципе, мы можем уже закончить. — Артур бережно уложил палочку в футляр и встал, поправляя галстук.

— Можно один вопрос? — робко спросила я. Он кивнул и выжидающе скрестил на груди руки. — Где сейчас Уильям?

— Ха! А вы сами-то как думаете? — самодовольно отозвался Артур. — В Азкабане, конечно. — Заметив мою сконфуженность, смягчил тон. — Пока не прошёл суд, Дементоры не будут его трогать, не волнуйтесь. Но есть также вариант смертной казни…

Я не дала ему договорить, а только протестующе замахала руками, не желая больше слушать ни слова о смерти и чём-то подобном. Аврор прокашлялся:

— Ну, спасибо за разговор, мисс. Ещё увидимся. До встречи и поправляйтесь. — Окинул оценивающим взглядом палату, чуть поклонился и зашагал на выход, оставляя меня наедине с грудой невыносимых воспоминаний.

Даже не дождавшись, когда зайдёт Альберт, я провалилась в глубокий и исцеляющий сон. Мне снилось, как разгоняется по венам кровь, как срастаются кости и заживают раны, как проходит боль и силы наполняют моё тело. Когда же я вновь проснулась, то чувствовала себя во много раз лучше, словно и не было ничего вовсе.

Неподвижно пролежав и просмотрев в потолок уйму времени, наконец услышала заветное шарканье ног из коридора, затем скрип входной двери и перекатывающиеся по полу колёсики медицинской тележки.

Я приподнялась на локтях и ахнула: за спиной медсестры тихо, как мышка, следовала Матильда. Где же та былая стать, какую я помню со школы? Её ранее безупречно прямая спина чуть сгорбилась, под глазами пролегли тени, а лоб нахмурился, видимо, ещё очень давно. Мне стало до одури стыдно перед ней. Я не знала, куда себя деть, пока тележка приближалась, а её дребезжание почти оглушало меня.

— Здравствуйте, миссис Уизли, — промямлила я и спрятала пристыженный взгляд в складках одеяла. Сестра расставляла на подносе обед, совсем не обращая на нас внимания.

Я ожидала чего угодно: нотаций, оскорблений, слов обиды и гнева, но вдруг плечи Матильды затряслись, и она, закрыв лицо ладонями, опустилась рядом со мной на постель и обняла по-родному крепко. Я замерла, нерешительно приподняв руки над её плечами. Затем несмело обняла её в ответ, успокаивающе гладя по вздымающейся спине.

— Простите меня, миссис Уизли, — сдавленно проговорила я, захлёбываясь слезами. К этому времени медсестра уже вышла из палаты, не сказав нам ни слова.

— Я так за вас переживала, дети мои, — выдохнула Матильда. Сердце защемило жалостью к ней, когда я разглядела кружево морщинок на её лице, неприкрытую усталость и тоску в зелёных глазах, так похожих на глаза Гаррета. — Я же тебе кое-что принесла! — Она сокрушённо всплеснула руками и позвала сову. Та мигом оказалась в палате и бросила письмо прямо мне на колени. — Открой его, а я пока схожу развеюсь. — Матильда похлопала меня по руке и, наскоро отерев лицо от слёз, размеренно зашагала к выходу.

Я долго не решалась вскрыть конверт, пока любопытство не съело меня окончательно. Разорвав непослушную бумагу, вытянула сложенный вдвое пергамент. Задыхаясь буквами, я жадно хватала строчку за строчкой.

«Дорогая доченька!

Если ты читаешь это письмо, то, наверное, меня уже нет в живых, да я бы и не хотела, чтобы ты видела меня в таком состоянии: безумную и немощную, не такую, какой я была раньше.

Просить у тебя прощения бессмысленно, я бы сама себя не простила. И оправдываться тоже не буду, я уверена, ты выросла рассудительной и понимающей, а значит, уже многое осознала.

Знай, что я никогда не прекращала думать о тебе, даже в самые трудные времена грызла себя за то, как поступила с тобой. Я бы многое отдала, чтобы вернуться на пять лет назад и всё исправить.

Прошу тебя, не злись на отца. Он безумный, одержимый властью человек, но он твой отец, Амелия.

Знаешь, почему тебя так зовут? Пишу тебе это и улыбаюсь…

Когда я была беременна, набрела однажды на незнакомую мне ранее деревушку и попала на книжную ярмарку, где мне посоветовали роман «Дама с камелиями» {?}[автор Александр Дюма] . Доченька, ты обязана его прочесть!

Когда я проглотила последнюю строчку, то уже знала, что назову тебя в честь этих вечнозелёных прекрасных растений. Ты вырастешь такой же самоотверженной и доброй, как главная героиня. Я верю в это, моя дорогая Амелия.

Не снимай кольца, которое я оставила тебе! Оно под особым защитным заклинанием, чтобы тебя никогда не нашёл отец.

Прости, доченька, но мне так тяжело писать дальше…

Будь счастлива.

С любовью, мама»

Руки поверженно опустились на колени, а голова стала неподъёмной. Ком встал поперёк горла, и я всё сглатывала его и сглатывала, пока не стало больно. Сердце потяжелело, и такая тоска наполнила мою душу, что я не знала, куда бежать, что сделать, чтобы стало хоть на толику легче.

Прижала письмо к груди и уронила на него пару слёз, будто написав ответ на всё прочитанное. В голове сквозил промозглый ветер, и ни одна мысль не задерживалась в ней надолго. Усталость навалилась на плечи, и меня повело вбок. Я рухнула на кровать и, сжавшись в клубок, забылась рваным сном.

Запах куриного супа заставил распахнуть глаза и сглотнуть голодную слюну.

Сколько я опять проспала?

Я дотронулась до мокрого лба и поморщилась — тупая боль отдавалась в висках. Недолго думая, схватила ложку и умяла тарелку супа в два присеста, совсем не ощутив сытости. Заозиралась по сторонам в поисках ещё еды.

— Ничего себе у тебя аппетит, — знакомый голос вынырнул из толщи звенящей больничной тишины, и я ошеломлённо повернулась: из-за ширмы выглядывало шесть пар любопытных глаз. Взвизгнув, я нащупала на тумбочке очки и надела их, точно не поверив в то, что вижу.

— Ребята! — умилившись и безмерно обрадовавшись, я не знала, что сказать. Гаррет, Натти, Поппи, Себастьян, Оминис и Анна обступили меня, и каждый что-то тараторил, перебивал и не давал сказать другому, дотрагивался до меня, словно проверяя, не призрак ли перед ним.

Я молча слушала, раскрыв рот, а головная боль нарастала с каждым новым словом и вскриком, особенно сводил с ума звонкий голос Натти. Наконец, потеряв всяческое терпение, Оминис твёрдо и безапелляционно произнёс:

— Замолчите все, дайте ей в себя хоть прийти.

Я благодарно посмотрела на друга и ласково моргнула, не стирая глупой улыбки со своего лица.

— Ты так много спишь, — возмутилась Натти, надув щёки. — Мы устали ждать, когда ты проснёшься!

Я захихикала, вспомнив, почему-то, Имельду с её непосредственностью и простотой в подобных высказываниях. Грудь стянуло тоской по ушедшим временам. Неужели, чтобы нам всем собраться вместе, нужен такой повод?

Мы долго разговаривали и обменивались впечатлениями, пока Оминис не увёл Натсай и Поппи, так как ему надо было возвращаться в Министерство. Себастьян и Анна, как чужие, притулились к стенке и перешёптывались в то время, как мы с Гарретом молча сидели рядом, сцепив руки, и смотрели в одну точку.

— Я рад, что с тобой всё в порядке, — он первым нарушил тишину.

— У меня нет слов, чтобы выразить всё то, что я сейчас чувствую, — отозвалась я, не отрывая стеклянного взгляда от белой ширмы напротив. — Мне ужасно стыдно перед тобой и твоей семьёй. Кстати, — встрепенулась я и отошла от забвения, — где Матильда? Мы так с ней и не договорили. — Я понурила плечи, вспомнив её грустное лицо.

— Мы сейчас уйдём, и я её позову. — Родной голос Гаррета звучал спокойно и умиротворённо, словно взмах крыльев Крыланы. Я прильнула щекой к его груди и блаженно закрыла глаза.

— Как мама?

— Всё по-прежнему. Авроры выясняют у Уильяма, что за проклятье он использовал.

— Чёрт, какой же он подонок. — Я стиснула зубы что было сил и почувствовала такой сильный гнев внутри, что готова была вновь кинуться в бой прямо сейчас.

Завидев моё встревоженное состояние, подоспел Себастьян, мягко выпроводил Гаррета и Анну, а сам присел рядом и проникновенно заглянул в мои глаза.

— Всё хорошо, любовь моя?

Я сделала вдох, а как выдохнуть, забыла напрочь — так и сидела, как немая рыба, и ловила ртом воздух.

— Ты… ты так уже говорил. — Я зарделась и поспешила отвернуть лицо, спрятать его в тусклых лучах уходящего солнца.

— Говорил. — Себастьян придвинулся ближе и зарылся носом между моей шеей и плечом. — А ещё мы целовались.

От щекотки я прыснула и попыталась оттолкнуть его, но скорее для вида, чем всерьёз.

— Не было такого, не сочиняй, — пробубнила, устремила мечтательный взгляд в белый потолок, на котором играли тени от свечи.

— Ну, не было, так не было. — Себастьян отстранился, пожал плечами и насупился, как хмурый гном.

Я примирительно пихнула его в бок пальцем, лукаво ощерившись. В уголках его рта дрожала еле сдерживаемая улыбка, но он терпел до последнего, пока я не чмокнула его в щёку. Смутилась, забралась под одеяло и тихо оттуда посмеивалась.

— Отдыхай давай, — наставнически приказал Себастьян, и от его голоса повеяло нотками важности, от чего мне стало ещё смешнее. Дождавшись, когда его шаги стихнут за закрытой дверью, я вылезла из-под одеяла и попыталась отдышаться.

Не было никаких сил думать о том, что происходит между нами. Столько всего навалилось, столько всего предстояло обсудить и сделать, что размениваться ещё и на это казалось бессмысленным.

— Можно? — после короткого стука в дверях показалась Матильда, и я ей кивнула, сделав пригласительный жест.

— Простите, я заснула тогда. — Я интуитивно нырнула рукой под подушку и нащупала мамино письмо. — Когда она отдала вам его?

— Не отдавала. Я нашла его у неё в вещах после смерти. — Матильда сжала губы в тонкую бледную полоску, и в меня врезался её потухший взгляд.

— Уильям говорил что-то про ваше обещание, данное ему…

Мне было неловко расспрашивать Матильду обо всём этом, но в то же время хотелось добраться до сути, узнать, как всё было из других уст, сложить воедино картину или хотя бы её фрагменты.

— Если честно, я тогда совсем не думала, что говорю и что обещаю, — виновато ответила Матильда и сцепила тонкие длинные пальцы. — Как мы могли не взять тебя в школу с твоими-то способностями? Это уму непостижимо! Уильям очень ревностно относился к магии Сары, а потом и к твоей, так что даже не думал включить хоть на секунду мозг.

Невооружённым глазом было видно, как Уильям набил ей оскомину, как она ненавидит его, и какие ужасные воспоминания просыпаются в её памяти с его именем.

— Сколько себя помню на посту заместителя директора, Уильям всегда задирал Сару и унижал её за то, что Распределяющая Шляпаотправила её на Пуффендуй. Мол, какой сильный волшебник может получиться, если он учится на таком «мягкотелом» факультете.

— Какая глупость! — выпалила я, и мне стало стыдно за собственного отца, пусть я его таковым и не считала.

— Я правда и подумать не могла, что спустя столько лет он вспомнит прошлые обиды и заявится мстить, тем более ребёнку. — Матильда раздосадованно покачала свесившейся головой. — До сих пор не могу взять в толк, с чего он решил, что за меня должны расплачиваться Гаррет и его мать? Если бы я знала, что всё обернётся вот этим, я бы нашла другой способ…

— Вы ни в чём не виноваты. — Я накрыла её ладонь своей и ласково улыбнулась. Солнце стремительно уходило за горизонт, и в комнате становилось прохладно и сумрачно. — Вы вообще не должны были ничего делать, но ведь сделали, хоть я для вас абсолютно чужой человек.

Матильда поражённо уставилась на меня, а после поджала искусанные губы и порывисто притянула меня к себе, заключая в объятия. Из меня вырвался нервный смешок, когда я почувствовала, какая всё-таки крепкая и сильная эта волевая женщина. Неудивительно, что именно она управляет Хогвартсом, несмотря на то, что не сидит в кресле директора.

— Тебе нужно отдыхать и набираться сил. — Она отпрянула и шмыгнула носом. — Сюда ещё не раз заявятся авроры и назойливые журналисты, так что будь готова. — Она преподавательским тоном давала мне указки, пока я, как прилежная ученица, слушала её, а сама только и думала, что о друзьях, Альберте и Себастьяне.

К моему несказанному счастью, спустя три недели больничного заточения меня выписали.

Каждый день приходилось принимать уйму почтовых сов и перечитывать горы писем от друзей, одноклассников, преподавателей и журналистов.

Белые стены стали настолько знакомыми, что, ворочаясь перед сном, я могла по памяти восстановить каждую щель и трещину в них. Неимоверно тошнило от постных лиц медсестёр и постылого белого потолка, от каши по утрам и куриного супа на обед. Так что, когда я вышла на улицу, ноги сами понесли меня по заснеженной земле. Я не могла унять прыть до тех пор, пока не закружилась голова и до боли знакомое лицо не показалось из только что приземлившейся кареты.

По правде сказать, сначала появилось огромное серое табачное облако, а уже потом оно рассеялось, и я смогла в полной мере рассмотреть седые пушистые усы. Спотыкаясь, путаясь в ногах и визжа от счастья, я бежала вперёд, позабыв обо всех приличиях и нормах. С размаху впечаталась в широкую грудь и чуть не заревела от нахлынувшего счастья.

— Альберт, я так скучала! — проголосила я и посмотрела на него снизу вверх. Он рвано посмеивался в закрученные усы, сощурившись на солнце, как сытый кот.

— И я очень скучал, душа моя. — Он так же ласково, как и раньше, погладил меня по волосам и незаметно, как ему, наверное, показалось, смахнул с ресниц слезу. — Готова отправиться в путешествие?

— Путешествие? — несколько разочарованно повторила я. Конечно, я устала сидеть на одном месте, но перспектива снова вляпаться в какую-нибудь историю меня никак не прельщала.

— К Моррисам. — Он хитро ухмыльнулся, закуривая трубку.

— Этого кусочка пазла мне как раз не хватает. — Я взяла Альберта под руку, подхватила чемодан и ощутила себя почти цельной, как в тот осенний день два года назад.

— Вы знали что-нибудь об этом? — сдавленно и вымученно спросила я Альберта, когда прошла добрая половина пути к Раю.

— Ты имеешь в виду эту историю с Уильямом? — ни капли не смутившись, отозвался он и оторвал вдумчивый взгляд от окна повозки.

Я была ему невозможно благодарна за то, что хотя бы он не называл Уильяма моим отцом.

— Угу. Наверняка вы что-то знали, да?

— Душа моя, — он протянул мне кусочек шоколадки «Эйнемъ», — если бы я знал, как ты думаешь, оставил бы я всех вас в ту новогоднюю ночь одних? — он сказал это совершенно без обиды, но я знала, что кольнула его своими подозрениями. Закинув в рот шоколадку, извиняюще положила голову на его плечо. — Бедняга Себастьян, его сейчас допрашивают. — Он посмотрел на наручные часы и шумно вздохнул.

— С особым пристрастием, надо сказать, — поддакнула я. — Говорят, его не очень жалуют в Министерстве. Надежда только на Оминиса.

Я не видела Себастьяна две недели и ужасно соскучилась. Тело и душа изнывали тоской по его ласковому взгляду и шоколадным волосам. Как бы я хотела быть с ним рядом, но, увы, это было невозможно.

— Не переживай, он справится. — Альберт подмигнул мне и раскрыл газету. Я выглянула в окно и зашлась тревогой. Подъезжаем.

Бенджамин суетливо бегал вокруг нас, накрывал на стол, всё так же, как и в прошлый раз, спотыкаясь о мебель в темноте. Оставив их с Корбатовым наедине, я по знакомым скрипящим половицам крадучись направилась в каморку Луизы.

— Миссис Моррис, — несмело позвала я, переступая порог. Чёрный кот шмыгнул мне под ноги и потёрся о них сначала одним боком, потом другим.

— Проходи, Амелия, — донёсся хрипловатый голос из-за занавески, разделяющей основную комнату от подсобки.

Я села на тот же стул, обитый бархатом, и подложила ледяные руки под бёдра. Крутила в любопытстве головой, но натыкалась на старые газетные вырезки, корзину с яблоками и книжные полки. Зашуршала тяжёлая юбка, на стенах заплясали тени от свечи, которая осветила ничуть не постаревшее лицо Луизы.

— Совсем по-другому на меня смотришь, — хихикнула она и села напротив, небрежно бросив на стол колоду карт.

— Конечно, ведь узнала много нового, — в таком же тоне ответила я ей и придвинулась ближе. — Расскажете про кольцо?

Луиза сначала удивлённо посмотрела на меня, поразившись моей прямолинейности, но одобрительно хмыкнула и заговорила:

— Я и знать не знала, что кольцо-то твоё необычное, — она взяла в руки карты и принялась их медленно тасовать, будто медитируя. — Если б знала, то, конечно, не стала бы чары накладывать. А так думала, просто безделушка.

— А что за чары-то? — наивно спросила я как бы между делом.

— Да чтоб видеть тебя, оберегать по возможности, а оно вона как получилось, — бормотала Луиза. Разумеется, она не могла знать всего, что произошло, но явно поняла, что ничего хорошего её чары не привнесли.

— Всё же фамильяр ваш много раз нас спасал, оказывается. — Я кивнула на кота, распластавшегося на ворсистом ковре.

— Это да. Когда почувствовала, что творится что-то неладное, приказала ему выкрасть кольцо и спрятать куда подальше, но вас всё одно нашли.

Вспомнился тот день, когда мы с Себастьяном и Гарретом набрели на волчьи трупы в лесу, где среди них лежало моё кольцо, а над ним вился чёрный ворон. Получается, он пытался спасти нас, увести след?..

— Почему вы уехали из Салема на самом деле?

Повисла тяжёлая тишина, и я успела пожалеть о заданном вопросе. Наверное, это слишком личное..

Луиза встала, ушла за занавеску и вернулась с толстым фолиантом — всё тем же, про суды над ведьмами.

— Открой-ка ту же страницу. — Она ткнула пальцем в обложку и кивнула.

Я по памяти отыскала страницу с пожелтевшим от старости рисунком, на котором сжигали ведьму. Сначала обежала взглядом текст и очертания картинки, недоумевая, что Луиза хочет мне этим сказать. Однако когда вгляделась в лицо девушки, привязанной к столбу, меня прошибло ужасом. Оттуда на меня смотрели те же самые глаза, что я сейчас видела напротив. Нервно сглотнув, я захлопнула книгу и придвинула её Луизе. Та захихикала и убрала её на место.

— Почему вы всё-таки не удочерили меня?

— А мы просто не успели. — Луиза вернулась за стол и безразлично пожала плечами. — Когда мы пришли подписывать бумаги, нам сказали, что тебя уже записали на какую-то женщину… — она задумалась, приложив палец с длинным острым ногтем к губам, — не помню имени. — Отмахнулась и продолжила перебирать карты.

Так, значит, Матильда изначально планировала забрать меня, а не оставлять в приюте… Почему же она сама мне в этом не призналась?..

— Что же мне теперь делать с кольцом? — спросила я, хотя в глаза его не видела с того самого дня в лесу.

— Мой фамильяр обо всём позаботился, не бери в голову, — ответила Луиза. — И кстати, — она вскинула указательный палец, — тот мальчишка… я ошиблась. Они так похожи, так похожи… — причитала она еле слышным шёпотом.

— Я уже знаю, — улыбнулась я. — Это бы всё равно ничего не изменило, так что нет здесь вашей вины.

Луиза просто-напросто не увидела Себастьяна в моих мыслях, хоть я и думала в момент гадания только о нём. Как и сказала мне однажды профессор Онай, род Сэллоу не поддаётся прорицаниям, но узнала я об этом слишком поздно…

Мы ещё некоторое время просидели с миссис Моррис в её каморке, пока нас не позвали ужинать.

На следующий день, вернувшись в Лондон навестить Себастьяна и Оминиса, я заглянула в Асину квартиру, где меня встретил недовольный Алекс. На полу под отверстием для почты лежало письмо. Я села прямо там, скрестив ноги, и нетерпеливо разорвала конверт, выуживая оттуда лист бумаги.

«Амелия! Не знаю, что у тебя там происходит и почему ты мне не отвечаешь, но я очень переживаю, напиши хоть пару строчек! <дальше размыто и непонятно>

Не забывай кормить Алекса! <капли скорее всего солёной морской воды>

Мне придётся задержаться в Африке до осени, тут так много интересных раскопок! <неразборчиво, криво и смазано>

Целую, Ася»

Я улыбнулась — неужели писала на берегу и заляпала всё письмо? Как это на неё похоже.

И вдруг одна интересная мысль закралась мне в голову: это, получается, африканский медовый месяц Натти и Оминиса может совпасть с пребыванием там Аси? Я вскочила на ноги и закружилась по квартире, прижимая дорогое письмо к сердцу. Поскорее бы лето!

Ровно через неделю на тот же адрес пришло пригласительное, которое начиналось аккуратно выведенными рукой Оминиса буквами, а заканчивалось большими непослушными завитками Натти:

«Ждём тебя на нашей свадебной церемонии семнадцатого апреля в лондонском торжественном зале».

Комментарий к 32.1 Дама с камелиями

Совсем забыла, что 30 ноября фанфику исполнилось полгода 🥺🤧💔

========== 32.2 Уганда ==========

Комментарий к 32.2 Уганда

https://ficbook.net/authors/4462990/blog/208319#content (пост на злобу дня)

https://ficbook.net/readfic/018bab9f-8046-7d97-9c4b-b3ecb3747a3f

Переделала оформление, сделала всё по левому краю без отступов. Напишите, плиз, так лучше или нет))

В середине февраля состоялся суд над Уильямом, на котором я не присутствовала — благо, одних моих показаний, данных аврору, было достаточно. Меня не снедала вина или жалость к «отцу», я не чувствовала ровным счётом ничего, что в какой-то степени обескураживало — неужели мне действительно плевать?..

Я тряхнула головой и вернулась из забытия: передо мной лежал чемодан, открывший свою голодную пасть в ожидании вещей, а я знать не знала, что брать в Африку.

— Ты хоть расскажи, какая там погода, часто ли идут дожди… — бурчала я Натти, закидывая в чемодан всё, что попадало под руку: даже если случайно прихвачу что-то из вещей Аси, не страшно — на месте ей и отдам.

— Очень высокая влажность, — Натсай важно выставила вперёд указательный палец и пружинистым движением поправила свои кучерявые волосы. — Очень высокая.

Я заулыбалась, вдруг представив, как забавно там будут выглядеть кудряшки Себастьяна.

На губах до сих пор чувствовался вкус нашего последнего поцелуя, но оно и неудивительно — с того дня в больнице Святого Мунго мы целовались в любой удобный момент, как школьники, о чём иногда даже стыдно вспомнить.

Я покраснела, когда против моей воли в память вернулся день свадьбы Оминиса и Натти, а точнее то, что случилось после церемонии.

Многочисленное кружево платья неприятно кололо бока, плечи и бёдра. Я исчесалась до красных пятен, пока наконец не закончилась торжественная часть и нас не пригласили к столу.

— Может, незаметно уйдём? — чуть хмельной шёпот Себастьяна опалил моё ухо.

— Друг из тебя просто отличный, — сыронизировала я, хотя сама заметила ещё в начале фуршета, как Натти нетерпеливо переминается с ноги на ногу и практически заставляет себя быть милой со всё прибывающими гостями. «Наверняка только и думает, как поскорее затащить бедного Оминиса в постель», — я усмехнулась про себя и понимающе ей кивнула.

— Что-то я себя не очень хорошо чувствую, — через время начала она своё отменное лицедейство. Показательно приложила ладонь ко лбу и свела брови домиком. Оминис сначала забеспокоился, начал суетиться вокруг, но быстро понял, в чём дело, и теперь едва заметно улыбался, провожая хитрую супругу в домик для новобрачных.

— Ну что, мы свободны? — сгорая от нетерпения уйти с торжества, выпалил Себастьян. Я снисходительно похлопала его по плечу и поплелась следом в гущи зелёной оранжереи на территории.

— Что чувствуешь после всего этого? — я обвела рукой пространство вокруг себя, имея в виду свадьбу друзей. В оранжерее, среди многочисленных растений и цветов, я ощущала себя, как на уроках мадам Чесноук, где мы с Себастьяном всегда стояли рядом и часто перешёптывались, чем вызывали напускной гнев у Мирабель.

— Немного завидую. — Себастьян по обыкновению махнул шоколадной чёлкой и, подпрыгнув, сел на стол для пересадки растений.

— Завидуешь? — я скептически выгнула бровь. — Чему?

— Что у них всё открыто теперь, они могут не скрывать своих чувств.

— И много ты выпил? — уголок моего рта невольно вздёрнулся, и приятное чувство предвкушения разговора расплескалось по телу.

— Всего один бокал. — Нахмурился, будто бы всерьёз обидевшись.

— Да ладно тебе, — я хлопнула его по колену, сама от себя не ожидая такой вольности почти что на публике, — подумаешь, пару раз напился и сотворил чёрт-те что.

— Не смешно. — Грозно сдвинул брови, сцепил в замок руки до побелевших костяшек. — Не хочу даже вспоминать, как я мучился в разлуке с тобой, находясь каждый день рядом. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю. — Я выдохнула и опёрлась поясницей о стол рядом с Себастьяном. — А ещё ты снова о себе.

— Я же не знаю, страдала ли ты так же, как я или…

Он не успел договорить, как я моментально вспыхнула. Казалось, волосы на моей голове вздыбились от переполняющего гнева.

— Смеёшься?! — досадливо всплеснула руками и издала разочарованный смешок. — Сэллоу, ты неисправим! — порывисто развернулась, развеяв юбку, как парус.

— Да погоди ты. — Он схватил меня за запястье и мягко притянул на место. — Пока у меня язык развязан, нам лучше поговорить.

— И кто тебя науськал? Оминис? Признавайся! — рассвирепела, сжала челюсти, смотря на него в упор.

Себастьян с пару секунд бегал по моему лицу ласковым взглядом, а затем неожиданно сжал мои щёки в ладонях и звонко поцеловал в губы, сложенные бантиком.

Я оторопела, никак не находя, что на это сказать. Чуть отдышавшись и придя в себя, надтреснуто выдала:

— И это весь твой разговор? — замахала руками на своё распалённое враз лицо.

— Надо же было тебя как-то сбить с толку, — хитро ухмыльнулся и притянул к себе за талию, чтобы расположить аккурат между своих ног. — Помнишь, как тогда, у залива?

— Такое забудешь, — проворчала, уворачиваясь от поцелуев. Подозрительно сощурилась, внимательно вгляделась в него, словно желая прочесть, как открытую книгу. — Стихотворение правда для меня написал?

— Да сколько можно спрашивать одно и то же?!

— Сколько надо, столько и буду спрашивать. — Гордо вскинула подбородок, подбоченилась. Себастьян устало выдохнул и понуро покачал головой.

— Да, правда. Это же очевидно!

— Мало ли, что очевидно. Для меня очевидно то, что ты по пьяни целовался с Дейл. — Брезгливо передёрнула плечами, стряхивая вуаль противных воспоминаний.

— Я просил прощения миллион раз, — сдержанно процедил Себастьян. — И скажу это в миллион первый: прости меня.

— Ты давно прощён. — Упёрлась лбом в его грудь и повесила плечи. — Как всё сложно.

— Да ничего не сложно! — он с энтузиазмом отстранился, взял мои пальцы в свои, заглянул в глаза. Мы скоро поедем в отпуск, отдохнём от всего, побудем вдвоём.

От его слов в животе порхали бабочки. Знал бы он, как я жду этого дня…

— Тебе не противно от того, что мы переспали тогда? — протараторила я, пока не потеряла остатки мужества. Этот вопрос и эта боль давно сочились ядом в моей душе. Как же страшно на самом деле быть отвергнутой.

— С ума сошла? — Себастьян округлил глаза и поёрзал на месте. — С чего вдруг мне должно быть противно спать с девушкой, о которой я грезил в своих самых откровенных снах?

— Соловьём поёшь, — протянула я, превращаясь в сахарную воду от его речей.

— Я не могу мечтать о большем, — приглушённо заговорил он, донельзя приблизив своё лицо к моему. От хрипотцы в его голосе подкашивались ноги. — Хочу всё исправить. Хочу, чтобы у нас было как у Оминиса с Натсай.

— Чтобы я тебя принуждала к сексу?

Мы замерли, чтобы через мгновение одновременно взорваться хохотом.

Незаметно для самих себя, спрятавшись за ветками душистого лимонного дерева, слились в разомлевшем поцелуе.

Я отчаянно тянула свои губы к его, вставая на носочки, пока Себастьян не подхватил меня и не усадил к себе на колени. Можно было сойти с ума от стоявшей в оранжерее духоты, от платья, которое хотелось снять как можно скорее, от пылких и настойчивых движений Себастьяна. Голову кружило, а мысли витали всё об одном: поскорее уединиться.

— Думаешь о том же, о чём и я? — насилу разомкнув поцелуй, сбивчиво прошептал он. — Пойдём. — Не дождался ответа — наверное, по одному моему замутнённому желанием взгляду становилось всё понятно; потянул за собой на задний выход из оранжереи прямиком к гостевому домику.

— Эй, ты тут вообще? — Натти махала перед моим лицом ладонью, пока я с блаженной улыбкой пялилась в одну точку. — О ком слюни пускаешь? — сложила на груди руки и лукаво оскалилась.

Входная дверь Асиной квартиры открылась, и по ногам скользнул тёплый июньский ветер. Поппи! Моё спасение!

— Поппи-Моппи, не хочешь поучаствовать в допросе? — крикнула Натти, пока Поппи утоляла жажду на кухне. Она зашла, вытирая рукавом капли воды со рта, и вопросительно уставилась на нас. — Амели снова о ком-то мечтательно думает, пора бы уже допытаться до правды. — Натти говорила таким тоном, что по моему позвоночнику пробежал мороз. Ей бы в мракоборцы — допрашивать преступников.

— Девочки, мне надо вам кое-что сказать, — решительно заявила я и выпрямила спину.

Натти, видимо, совсем не ожидала такую податливость, потому что вмиг осела, раскрыв рот, а Поппи отчего-то тревожно поднесла кулачки к груди.

— Я… Мы… — запиналась, враз растеряв всю волю.

— Ты местоимения перечисляешь? Давай помогу: он, она, вы, — нетерпеливо защебетала Натти, вскочив с места. — Говори уже, я сейчас умру от нагнетания!

— Я спала с Себастьяном, — до боли зажмурившись, на одном дыхании выплюнула я.

Гробовая тишина стояла слишком долго, и я наконец решилась открыть один глаз: девочки сидели с такими лицами, будто увидели одновременно голых Пивза, директора Блэка и Деека, купающихся в ванной старост.

— Когда? — побледневшими губами спросила Поппи.

— Сколько раз? — вторила ей Натти.

— Всё это время, — ответила я сразу на оба вопроса.

Девочки переглянулись и синхронно откинулись на спинки своих стульев.

— Ну дела… — Натти надула щёки, выдохнула. — Когда я говорила дать ему шанс, я не совсем это имела в виду… Подожди-ка, — она подалась вперёд, чуть не съехав на пол, — то есть всё, что ты мне тогда рассказывала, было про… Сэллоу? — Я осторожно кивнула, и лицо Натти вмиг исказилось гримасой стыда. — Мерлин, я теперь не смогу даже смотреть на него, не то, что разговаривать! — она закрылась ладонями и быстро перебирала повисшими в воздухе ногами. — Фу, ну и гадость! — захохотала, легла грудью на колени.

— А что она тебе такое рассказывала? — робко вклинилась Поппи, украдкой поглядывая на нас исподлобья и теребя при этом подол своего лёгкого платья.

— Да ничего такого, не переживай, — начала я, но встретилась с поражённым лицом Натсай.

— Как это «ничего такого»? — она вскочила на ноги. — Там такое, — обращалась она к Поппи, которая сидела с открытым ртом и шокированно хлопала ресницами.

— Давайте вы поделитесь впечатлениями не при мне, — недовольно бросила я, возвращаясь к сборам чемодана. — Подумаешь, переспали. Я же к вам не лезу с расспросами, что вы там делаете в постели со своими… — неопределённо помахала в воздухе рукой, — мужчинами.

— Так ты спрашивай, я с удовольствием расскажу, — парировала Натти с ехидной ухмылочкой. Я снисходительно улыбнулась и замолкла, но любопытство в конце концов взяло верх.

— Ну ладно, выкладывай, — вкрадчиво сказала я, делая вид, что очень занята разглядыванием рубашки на предмет пятен.

Натти радостно захлопала в ладоши и только открыла рот, как Поппи внезапно подпрыгнула со стула и закрыла уши руками:

— Я ещё от новости про Себастьяна не отошла, а тут ещё и это! Я не выдержу, — жалобно проскулила, а мы с Натти зашлись смехом.

— Ничего, созреешь — сама потом будешь просить рассказать всё в подробностях. — Натти обняла её за плечи и смачно чмокнула в пунцовую щёку. Я глядела на них с пола, не отрывая глаз, и плавилась от умиления. За окном шуршали зелёные кроны деревьев, которые колыхал тёплый летний ветерок, а через пару часов я увижусь с Себастьяном и даже смогу поцеловать его… при друзьях. Наконец-то.

***

— Знаешь что, приятель, — Оминис свирепо пригвоздил стакан к барной стойке, — ты самая настоящая задница.

— Я ожидал чего-то обиднее, так что спасибо, — буркнул я и уронил голову на сложенные на столе руки. Признаться Оминису в том, что мы с Амелией спали, было трудно и страшно, но оттягивать этот момент и дальше становилось всё опаснее и бессмысленнее — нам предстоит провести три месяца на глазах у друзей.

— И когда ты собирался мне об этом рассказать? На смертном одре?

— Когда-нибудь точно рассказал бы… — виновато ответил я и спрятал глаза в складках рукавов.

— Интересно, Натти тоже не знала, или вы все в сговоре?

— Что-то мне подсказывает, что если бы твоя жена знала, об этом бы уже гудел весь Лондон. Наверное, Амелия держала язык за зубами.

— Даже не знаю, что и сказать, — серьёзно произнёс Оминис. — То есть та твоя «шутка» про женитьбу не была шуткой? — спросил осторожно, прощупывая почву.

— Да какие уж тут шутки, — я устало вздохнул, открывая лицо. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь грязные окна паба и падали прямо на глаза. Я зажмурился, и сладкая сонная нега на миг овладела моим телом. Блаженно зевнул, потянулся и хрустнул пальцами, чем вызвал неприкрытое раздражение Оминиса.

— Трансгрессировать обязательно из этой каморки? — я поджимал к себе руки что было сил, чтобы мы все, включая Амита, поместились в тесной прихожей. Девочки всё ещё впопыхах бегали из комнаты на кухню и обратно: забывали то одно, то другое. Алекс недовольно поглядывал на нас со своей лежанки, чванно, словно Министр, умываясь.

— Не бухти, — запыхавшаяся Амелия подбежала ко мне, задорно приплясывая, и чмокнула в щёку. Я покраснел до кончиков пальцев, исподтишка поглядывая на друзей — ноль реакции. Похоже, все уже в курсе.

— С ума сходишь от нетерпения? — сам еле сдерживая радость, спросил я и забрал из её рук чемодан. — Чёрт! Что ты туда положила? — плечо заныло, и я запыхтел от усилий, пока старался удержать ношу навесу.

— Да так, по мелочи. — Пожала плечами и состроила невинное лицо. Ну как можно злиться?..

— Так, ребята, время, — наставнически крикнул Оминис, подгоняя Натти. Та всё ещё носилась по кухне: напоследок погладила Алекса и плотно задёрнула шторы.

— Вы уверены, что мы все вам там нужны? — спросила Поппи, когда мы наконец собрались вместе.

— Я с ним наедине с ума сойду от скуки, — насмешливо протянула Натти, но тут же добавила: — Шучу, шучу!

— А она мне голову разобьёт своей болтовнёй, — не остался в стороне Оминис. Мы с Амелией переглянулись и взялись за руки.

— Министерство точно не устроит нам взбучку, как в прошлый раз? — недоверчиво уточнила она и неохотно дотронулась до ложки для обуви, служившей в этот раз порталом.

— Точно. Я договорился, — важно отозвался Оминис, и через несколько секунд всё закружилось и превратилось в хаос.

***

— А океан-то где? — я разочарованно оглядывала песчаный берег огромного, но всё же озера. Вдалеке, сквозь пелену марева и влаги виднелись соломенные крыши бунгало.

— Океан? — удивилась Натти. — Океан далеко, но если хотите…

Вместо ответа я плотно зажала рот рукой и побежала к ближайшим кустам: как обычно, такие далёкие расстояния и смена климата не проходят для меня бесследно. Присев на корточки, я пыталась унять сильное головокружение, когда на плечо опустилась чья-то тёплая рука.

— Всё хорошо, любовь моя?

— Никак не могу привыкнуть к этим словам. — Я слабо улыбнулась, силясь унять очередной приступ тошноты. — Всё нормально, сейчас приду в себя.

Я встала, отряхнула колени и ладони от песка, заправила вспотевшие у висков волосы за уши, обмахнула широким листом папоротника лицо. Чёрт, как же душно, я и не думала, что будет так жарко.

Перед глазами плыли круги, силуэты друзей двоились, а то и троились, пока я делала шаг за шагом к ним.

— Пойдёмте скорее к бунгало, я наколдую льда, — забеспокоилась Поппи и, взяв меня под руку с другой стороны от Себастьяна, повела за собой.

— Я опять порчу момент, — еле перебирая губами, причитала я. Обида и досада острыми когтями впились в душу. Почему именно со мной всегда происходит всякая… ерундистика?

— Не придумывай. Посмотри, вон Амит сейчас с ума от жары сойдёт, индус называется. — Прислушавшись к утешающим словам Поппи, я обернулась и встретилась с измученным взглядом Амита. Бедный, он волочил по горячему песку ноги, жалобно сдвинув к переносице брови.

Я молилась, чтобы в бунгало было хотя бы на толику прохладнее, чем на улице, а вода в озере оказалась бы упоительно-холодной, и я бы с удовольствием с заходом солнца пошла искупаться.

— Здесь четыре бунгало: по одному на каждую пару и отдельно для Себастьяна и Амелии, мы же не знали, что вы уже вовсю кувыркаетесь…

— Натти! — возмутился Оминис и ущипнул её за бок. Та запнулась, неловко засмеялась и замотала в воздухе руками.

— В общем, одно бунгало, получается, лишнее… там можно оставить вещи, если хотите, или сделать общую зону… — она принялась размышлять, что-то бормоча про себя и рассекая босиком линию берега. — Завтра мы с Оминисом отправимся к моим. Традиции, понимаете? — она говорила слегка надменным тоном, как если бы относилась к своей культуре несерьёзно, но я-то знала, что она глубоко чтит её и сейчас просто кокетничает.

Наконец она отпустила нас, и все поспешили в спасительную тень. Деревянное и, честно признаться, не особо внушающее доверие бунгало встретило спёртым запахом прогнивших листьев и водорослей, в также прошмыгнувшим мимо в испуге… гекконом, что ли?

— Ха! Почти как у Ховин на занятиях, — нервно отшутился Себастьян и поставил наши чемоданы к стене.

— Или как в Виварии. — Мои глаза загорелись огнём любопытства, когда я осознала, какая здесь, должно быть, богатая фауна. Вот бы увидеть всех обитателей нашего небольшого берега…

— Устала? — Себастьян придвинулся вплотную и опустил руки на мои плечи. — Хочешь поспать?

— Я бы и правда подремала, — зевнула я и плюхнулась на кровать, которая, кстати, оказалась на удивление крепкой и удобной. Я одобрительно опустила уголки губ и вскинула брови. — Хм, неплохо.

Себастьян присел рядом и чуть попрыгал, проверяя матрас.

— Да, я ожидал худшего, — хохотнул и закатал рукава рубашки. Я засмотрелась на его мощные руки, которые наверняка красиво загорят в ближайшие пару недель, и громко сглотнула от возбуждения, так несвоевременно нахлынувшего.

***

Амелия заснула, как только её голова коснулась подушки. Поппи прибежала почти сразу же со льдом, завёрнутым в носовой платок.

Я сидел на краю матраса и умилительно смотрел на свою каштановую красоту, снедая от нетерпения, когда наступит вечер, и мы сможем сходить искупаться, прогуляться вдоль береговой линии и просто побыть вдвоём.

Стояла неимоверная жара, а точнее духота — из-за высокой влажности воздух был плотным и вязким; казалось, его можно сжать в руке, как губку, и выжать воду. Я переоделся в короткие штаны, расстегнул рубашку и принялся разбирать чемоданы: со своим справился быстро, а вот на огромный чемодан Амелии поглядывал со скепсисом и всё боялся к нему подступиться — судя по его размерам и весу, разбирать его будет непросто.

Деваться было некуда, и я нажал на кнопки замка, после чего крышка чуть не отлетела в другой конец комнаты — так плотно чемодан был набит вещами.

Беззлобно ругаясь про себя, я перебирал всю эту кучу, натыкаясь то на тёплый свитер, то плавательные очки, то горшочек для зелий — и зачем ей всё это?

Внезапно мой взгляд зацепился за небольшую стопку писем, перетянутую верёвкой. Щупальца подозрений облепили моё клокочущее сердце — неужели опять? Я осторожно развязал узел и вынул самый верхний конверт. Взгляд упал на строчку «от кого», и я презрительно отбросил письмо в сторону, словно обжёгшись.

Опять Уизли, да чёрт его дери! И о чём они переписываются? Неужели его подружка совсем не ревнует?! Злость и ревность набатом били в ушах, пока я грозно кружил по бунгало, косясь на спящую Амелию. Первая мысль — Инсендио. Спалить эти чёртовы письма дотла. Зачем она хранит их и даже взяла с собой в отпуск?! Ностальгия? Скучает?

Мою голову разрывало на части от нагромождения разномастных мыслей. Почему?! Почему этот рыжий так ей дорог? Даже после их с Джейси помолвкой, даже после того, как мы… А что «мы»?.. Я замер посреди комнаты и под гнётом вновь пришедшей мысли прислонился к хлипкой стене.

У нас с ней не было никаких договорённостей, я ничего ей не обещал, равно как и она мне. Так чего я кипячусь? Уизли — её друг, они были… любовниками — какое мерзкое слово! Как это мерзко!

Я оттолкнулся от стены и снитчем вылетел под палящее солнце. Босые ноги утопали в обжигающем песке, но мне было совсем не больно: я брёл куда глаза глядят, лишь бы потушить пожар внутри.

Нужно что-то предпринять, сделать хоть какой-то шаг, который бы приблизил наши отношения к чему-то большему, иначе я сойду с ума от неизвестности.

Я дошёл до края пляжа, где дальше начинались то ли джунгли, то ли настоящий ад: при одном только взгляде на запутанный лианами и разного рода экзотическими растениями лес становилось дурно — будто стоишь на пороге Запретного.

Упал прямо там на песок, в тень от огромного дерева. Еле уловимый ветерок ощущался глотком воды в зной, и я охотно подставлял ему своё измождённое лицо.

Сестра, едва в Хогвартсе начались летние каникулы, укатила с Чарльзом в Швецию знакомиться с его роднёй. Меня это просто вывело из себя — мы не виделись толком целый год из-за всех перипетий с Уильямом, Министерством, судом, свадьбой Оминиса и Натсай, а она предпочла общество своего смазливого парня, а не родного, единственного, чёрт возьми, брата!

Я хлопнул ладонью по песку рядом с собой и вобрал горячую горсть. Пропустил струйку песчинок сквозь щёлку в руке, заворожённо за ней наблюдая. Ветер чуть нарушал её стройность, колыша то в одну сторону, то в другую, но это только подстёгивало мой азарт — успеют ли песчинки достичь земли, прежде чем подует снова, или нет? {?}[🎵 Sting — Desert Rose]

Сколько раз Анна говорила мне, нет, высказывала, что я не умею давать людям свободу. Да какая к чертям свобода, если мы — родные, близкие, любимые люди?!

Я небрежно отряхнул ладонь о штаны и упал на песок спиной. Голубое безоблачное небо было похоже на пустое полотно — бери кисть и пиши, что угодно. Я бы нарисовал большое лимонное дерево. С кучей жёлтых сочных плодов. С глянцевыми зелёными листьями. А под ним девушку — с каштановыми волосами, добрыми глазами и самой красивой улыбкой.

Грудь сдавило тоской, и ноги сами понесли меня обратно. Ну как я мог оставить её, когда так давно мечтал быть рядом?!

Я нёсся по рыхлому песку, в котором увязали ноги. Точно сама природа останавливала меня, строила преграды, отговаривала, но я продолжал бежать. Распахнул дверь, влетел в комнату и, наскоро раздевшись, лёг к Амелии под бок. Она мирно спала и даже не сменила позы за всё это время — так выдохлась после трансгрессии.

Я нежно провёл пальцем по изгибу её подбородка, погладил костяшками скулу, убрал непослушную прядь со лба. Хотел воспарить от всеобъемлющего счастья над землёй, но на деле только уткнулся носом Амелии между лопаток и тоже уснул под её размеренное дыхание.

***

Я проснулась в глубоких сумерках, наконец почувствовав долгожданную ночную прохладу. Жадно вдохнула её и ощутила такое облегчение, что наконец захотелось жить, а не просто доползти улиткой до тени и там спать днями напролёт.

Оглядела бунгало, но так ничего и не увидела в кромешной тьме. Люмос ярко осветил заспанное лицо Себастьяна, и тогда он от неожиданности широко распахнул глаза и испуганно уставился на меня.

— Выглядишь, как будто мистер Мун увидел статуэтку демимаски, — захохотала я и от прилива эмоций от того, что выспалась и чувствую себя намного лучше, прижалась к Себастьяну как можно теснее.

Он в непонятках замялся, но потом всё же опустил руки на мою спину, а горячее дыхание обожгло лоб.

— Выспалась, любовь моя?

— Угу, — промычала, и в мыслях закружились планы на ночь: приготовить на костре еду, поужинать, искупаться в озере…

— Хочешь есть?

Ответом послужило громкое урчание моего живота, и Себастьян солидарно посмеялся.

— Жрать хочу, с ума сойти, — причитала Натти, рыская по сумкам, которые мы отнесли в свободное бунгало.

— Слушай, а этот наряд, — я неуверенно взяла подол её лёгкого-лёгкого, почти прозрачного платья, — не слишком откровенен?

— А в чём мне ходить по такой жаре, в шерстяном пальто, что ли? — беззаботно отозвалась она, и её голос утонул в очередной сумке с продуктами.

— А можно мне тоже такое? — застенчиво спросила я, елозя носком туфли по деревянному, засыпанному песком полу.

— О чём речь? Конечно! — она распрямилась, дожёвывая какую-то булку, и жестом приказала следовать за ней.

Их с Оминисом бунгало выглядело куда лучше нашего: и просторнее, и как-то надёжнее. Я одобрительно хмыкнула и невольно покосилась на кровать. В голову закрались самые откровенные мысли, о чём мне бы хотелось расспросить подругу, и она бы с превеликой радостью поведала бы обо всём, только вот мне было неловко начинать этот разговор.

— Это что? — я выпучила глаза и отпрянула от Натти, которая протягивала мне какое-то исподнее.

— Купальник, — устало выдохнула она, будто я непонятливая ученица, которой объясняют одно и то же уже в сотый раз.

— Купальник?! В этом надо при людях ходить? — я несмело взяла в руки белые короткие штаны и укороченную рубашку на широких лямках. — Это же под платье надевают, — прошептала, отгородившись ладонью, точно нас кто-то мог услышать.

— Здесь никого кроме нас нет, это, можно сказать, частный пляж, — гордо сказала Натти. — Все свои, да и купальник не такой уж и откровенный, — придирчиво осмотрела его и подтвердительно закивала. — Примеряй. — Безапелляционно, строго, что я без пререканий принялась стаскивать с себя рубашку и плотные брюки.

Когда переоделась, повернулась к Натти и чуть не провалилась от стыда сквозь землю — ощущала себя просто-напросто обнажённой.

— Ну что это такое? Ты издеваешься? — хныкала я, заметив шалопайскую улыбку на её лице. — Ты тоже в таком будешь?

— Да я тебе дам сверху платье, это же купальник, в нём купаться надо! — она махала руками перед моим лицом, талдыча одно и то же.

— То есть я буду в платье, а потом просто сниму его и смогу купаться, так? — ещё раз, чтобы убедиться наверняка, переспросила я.

Натти раздражённо раздула ноздри, и я примирительно выставила вперёд руки, мол, «Хорошо-хорошо».

— Пойдём уже, мясом пахнет, сейчас изойдусь слюной. — И, когда я надела платье, потащила меня за собой обратно на пляж, где Оминис, Себастьян и Амит уже вовсю жарили мясо и овощи на костре.

***

Я чуть не потерял сознание, когда увидел Амелию в этом полупрозрачном платье, с распущенными спутанными волосами и облепленными песком босыми ногами. Мне тотчас захотелось, чтобы все вокруг исчезли, и я бы… я не знаю, что бы я сделал, но точно что-то неприличное.

— Ты… ты так необычно выглядишь, — сипло выговорил я, подойдя к ней впритык.

— Так ведь все девчонки так одеты. — Она отчего-то зарделась и указала рукой на Поппи и Натсай. Я обернулся — действительно, на них точно такая же одежда. Как странно, а я и не замечал..

— Всё уже почти готово, надо только помочь всем раздать еду. — Я быстро сменил тему, чтобы не сойти с ума от назойливых мыслей. Мерлин, хоть бы мы поскорее поели и остались одни.

Оживлённые громкие разговоры вмиг стихли, сменившись звуками трапезы: откусывались овощи, проглатывалось мясо, отрывались куски хлеба от общей булки и отпивался ягодный морс.

Когда все сбили оскомину и насытились, тишина всё равно не покинула нас: каждый думал о своём, наслаждаясь моментом: Амит тотчас засмотрелся на звёзды, неистово сжимая руку Поппи в своей. Наверняка сейчас притащит свой телескоп и будет всю ночь рассказывать ей о созвездиях и кометах. Оминис задумчиво копался палкой в золе, пока Натти молча водила носом по его шее, словно ласковая мурлычущая кошка. Оминис разомлел и уже не скрывал блаженной улыбки, стискивая в пальцах коленку жены. Амелия положила подбородок на сложенные в замок руки и мечтательно смотрела вдаль, на озеро. Становилось прохладно, но у костра было уютно и так хорошо, что все проблемы и невзгоды на время забылись. Всё плохое осталось где-то позади, а впереди ждала только счастливая и наполненная радостями жизнь.

— Пойдём искупаемся? — предложил я, дотронувшись шёпотом до мочки её уха. Она моргнула, обвела взглядом всю нашу компанию и согласно кивнула.

— Вы купаться? — вскинулась Натти, пихая в бок Оминиса. — Мы с вами!

Я запыхтел от досады: да когда нам уже удастся побыть одним?! Однако, заметив неподдельную радость на лице Амелии, ничего не смог возразить.

Натсай быстро развеселилась в воде и начала досаждать Оминису своей безграничной энергией: плескалась, прыгала к нему на спину, хохотала, как сумасшедшая, и просто-напросто бесилась и шкодничала, напоминая Пивза.

Они не обращали на нас никакого внимания: Оминис стойко терпел все выкрутасы жены и только плотнее стискивал челюсти, отчего мне хотелось смеяться в голос — а я ему говорил, что с Натсай будет тяжело!

Поппи и Амит продолжали сидеть у костра и разговаривать: Поппи делилась своими впечатлениями о недавно прочитанной книге, а Амит загипнотизированно слушал, попутно вклиниваясь с уточняющими вопросами и словами восхищения.

Я, не говоря ни слова, взял Амелию за руку и повёл за собой в самую дальнюю точку пляжа, где днём лежал под раскидистым деревом.

Видел, как она жадно смотрит на воду, как хочет пойти купаться, но отчего-то мялась и никак не решалась.

— Боишься? Тут никто страшный не водится, и у меня с собой палочка, — успокаивал я её, снимая рубашку. Остался в одних штанах и шагнул к кромке воды, обнял Амелию сзади за талию.

— Не боюсь, просто этот купальник… — она посмотрела вниз и растопырила пальцы на ногах.

— Купальник? Ты не в платье будешь? — удивился я, осматривая её снизу доверху.

— Видел, в чём Натти купается? Она мне то же самое дала.

— Если честно,не обратил внимания, — виновато отозвался я. — А что с ним не так? Некрасивый?

— Да нет, просто он… слишком откровенный, как по мне.

— Так это же прекрасно! — я засмеялся и развернул Амелию лицом к себе.

— Дурак ты! — она упёрла кулаки мне в грудь и стыдливо отвела взгляд. — Но я очень хочу пойти искупаться, а в платье неудобно!

— Ну и в чём тогда проблема? Давай помогу. — Я подхватил подол её невесомого платья и потащил наверх, пока Амелия пищала, как Мандрагора, заливаясь смехом.

Когда платье валялось на остывшем песке, казалось, там же валяется и моя отвисшая челюсть — я никак не ожидал, что купальник будет таким занятным.

Но Амелия не дала мне времени разглядеть его, а сразу же понеслась в воду, оставляя за собой множество брызг и звонкий смех. Я стоял и смотрел ей вслед: снова наблюдал отдаляющуюся спину, как на той поляне близ Хогсмида. Красивое, несказанно прекрасное зрелище. Грёза, ставшая реальностью. Миг, превратившийся в долгие часы, и часы, вдруг урезанные до одного малюсенького неуловимого мгновения.

Я вступил в прохладную воду, но моё тело горело, пылало фантазиями. Сердце оглушающе громко билось в ушах, пока я пытался совладать с собой и просто, чёрт возьми, насладиться романтикой. Без продолжения.

Амелия долго не решалась окунуться: визжала и прыгала в воде от избытка эмоций, но в конце концов набрала в лёгкие побольше воздуха и занырнула по самую макушку. Вынырнула испуганная, мокрая и очень смешная. Я подлетел, стиснул её крепко в объятиях, нащупав мокрую ткань купальника. Руки собственнически обхватили её холодные ягодицы под толщей воды, и её приглушённый стон ворвался в самое нутро, разбередив закрома желания, так долго пульсирующего в висках.

Я потянулся к ней, прижал к себе изо всех сил, коснулся дрожащих мокрых губ, скользнул языком в рот, замычал от удовольствия, и она обмякла в моих объятиях, совсем потеряв остатки сил.

Мои руки, как наглые змеи, поползли наверх, задрав ткань, настырно обвили её предплечья, завели их за спину, а сами полезли дальше, и моя голова закружилась, в глазах взорвались звёзды, когда я нащупал округлости груди, покрытой мурашками. Твёрдый сосок так знакомо утыкался мне в ладонь, и я шумно выдохнул, понимая, что не смогу больше устоять. Хватит романтики, довольно.

Амелия дышала мне в шею рвано, сбивчиво, что-то лепетала неразборчивое, а я всё думал, неужели такой безвольный? Неужели такой слабый перед ней? Неужели и правда не умею давать людям свободу, выбор?

— Будешь ещё купаться? — хрипло спросил я и убрал руки. Амелия выпучила на меня глаза, сверкающие от отражающегося в глади озера лунного света.

***

Себастьян не настаивает? И даже не умоляет? Он что, заболел? Я же вижу, что он сейчас задохнётся, попросту рассыпется на осколки, а сам спрашивает, буду ли я купаться дальше?

— Б-буду, — еле выговорила я, скорее чтобы проверить его реакцию, чем действительно от желания побыть в воде ещё. Я уже порядком замёрзла и вся тряслась, думая только о тёплой мягкой постели.

Себастьян разочарованно вздохнул, но кивнул и зашагал на выход из озера, а я всё проглядывала дыру в его голой спине, покрытой каплями воды от моих рук. Правда уйдёт и даже не вспылит? Не потащит за собой? Да что с ним такое?!

Терзаясь разными мыслями, я упала на спину и развела в стороны руки и ноги. Дожидалась, когда почти до носа уйду под воду, и вбирала в лёгкие воздух, чтобы всплыть, и так снова и снова, рассматривая на небе яркие звёзды.

Таким образом подплыла почти к самому берегу, опустилась на ноги и поплелась, еле перебирая ими, к сидящему на песке Себастьяну. Он безучастно рисовал что-то тонкой веткой, согнув ноги в коленях. Его белая кожа, уже высохшая от капель, всё равно блестела, и мне хотелось прильнуть к ней поцелуем, что я и сделала.

Уселась рядом с ним на колени и принялась целовать сначала плечо, затем ключицу, шею, щёку, подбираясь ближе к губам.

Его пятерня намертво вцепилась в моё бедро, и я ахнула — чуть громче, чем планировала. Трусливо вжала голову в плечи, озираясь по сторонам — никто не слышал?

— Мне кажется, все разошлись по домам, — прошептал Себастьян и загадочно улыбнулся. Прислонившись всем телом, повалил меня на песок, из-за чего я поморщилась — теперь он прилипал к мокрой одежде и коже, а ещё забрался в волосы. Неприятное ощущение.

— Хочешь, пойдём тоже? — спросил Себастьян, заметив гримасу недовольства на моём лице. — Ты замёрзла. — Встал, протянул мне руку, и я поднялась, тщетно пытаясь стряхнуть с себя песок.

***

Разумеется, в бунгало не было предусмотрено ничего похожего на камин или печь, так что пришлось применить магию, чтобы согреться: холодный ночной воздух забирался внутрь сквозь ненадёжные стены и соломенную крышу, скользил по деревянному полу и жалил стопы.

Амелия согрелась и сразу же повеселела. Обернулась огромным полотенцем и приказала мне отвернуться.

— Серьёзно? — я улыбнулся. — Ты же сейчас снимешь купальник и всё равно ляжешь ко мне, так зачем отворачиваться?

Вместо ответа она посмотрела на меня таким уничижительным взглядом, что я тут же послушался и отвернулся, посмеиваясь — и где логика во всём этом?

Через пару минут ко мне под одеяло юркнуло горячее разомлевшее тело, и стало так сладко, так приятно. Моя кожа покрылась мурашками, а предвкушение совместной ночи щекотало нёбо. Я притянул Амелию к себе, погладил по округлому мягкому бедру, обвёл пальцем линию соска, поцеловал сгиб шеи, закусил мочку уха, и всё сгорал, тлел, как уголёк, от нетерпения.

— Давно хотела у тебя узнать, — еле слышно начала она, — как это было у вас с Сэм?

Я закашлялся и сел, вглядываясь в темноту.

— Я тебе соврал, — голос надломился, как тонкая соломинка. — Прости.

— Соврал в чём? — Амелия тоже поднялась и села напротив, скрестив ноги и накинув на себя тяжёлое одеяло.

— У меня ничего не было с ней. — После недолгой паузы добавил: — Ни с кем не было до тебя.

Повисла неловкая тишина, и моих стоп случайно коснулись ледяные пальцы Амелии. Я неосознанно обхватил их ладонями в попытке согреть.

— Чего ноги такие холодные? Ты так и не согрелась?

— Наверное, вся кровь к лицу хлынула, — злобно пропыхтела она и выдернула стопу из моих рук. — Ты просто… просто…

— Я знаю — настоящий придурок.

— Хуже! Ты… ты… — она вертела головой, придумывая обзывательство поизысканнее. — Ты хуже вон того веника! — указала на стоящий в углу мохнатый веник, которому, видимо, в жизни досталось порядочно.

— Как меня только не оскорбляли, но вот веником — никогда.

— Не переживай, я сейчас ещё придумаю. — Амелия надулась и что-то бормотала себе под нос, словно самые страшные проклятия, но мне от этого стало почему-то смешно, и я изо всех сил сдерживался, чтобы не засмеяться, потому что знал, что так разозлю её ещё больше.

Выждав время, я аккуратно положил пальцы на её лодыжку. Она чуть дёрнулась, но с места не сдвинулась, и я продолжил: взял её под коленками, мягко опустил на спину. Из неё вырвалось только короткое «Ох», которое я немедленно словил с её рта своим.

— Вкус такой… — я облизал свои губы, гадая, что же он мне напоминает. — Вишнёвый пирог, который нам пекли эльфы на День Святого Валентина.

— Это мне Натти дала, какое-то масло для губ, — еле ворочая языком, отозвалась Амелия. Я хмыкнул — надо бы сказать Натсай спасибо: и за купальник, и за это масло.

Я не мог отлипнуть от её сладких вкусных губ, пока совсем не потерял терпение. Скользнул пальцами в низ её живота, углубился и с удовлетворением заметил, что готов не я один.

— Хватит так самодовольно ухмыляться, — выпалила Амелия и свирепо надвинула брови.

Я захохотал и двинулся поцелуем вниз, цепляя ключицу, грудь, живот и ниже, ниже, ниже.

— Т-ты ч-что д-делаешь? — Амелия поднялась на локтях и недоумевающе смотрела на меня, наклонив голову. Я молча надавил рукой на её плечо, чтобы она легла обратно, и усердно вспоминал, чему меня учил Леандер на последней нашей встрече.

— Чёрт, ты мне всё это рассказываешь, а у меня перед глазами лицо Саманты, тебе самому нормально вообще? — плевался я, когда Леандер сходу принялся посвящать меня в свои сексуальные приключения.

— Да это не с Сэм было! — он всплеснул руками. — Она же только после свадьбы… — состроил недовольную рожу.

Я чуть было не упал на месте — Саманта и после свадьбы? Быть не может!

— Смотри, — продолжил Пруэтт, — дамочки с ума сходят от языка. Незабываемая ночь тебе гарантирована. — Поставил ладонь ребром на столе и хищно улыбнулся.

— А что делать-то надо? — стараясь не показывать смущения, тихо спросил я.

— Сейчас расскажу. — Он одним глотком допил виски и, заведя руки за голову, довольно заговорил.

Так, Себастьян, вспоминай, что говорил тебе этот придурок… Я обхватил бёдра Амелии двумя руками, расположившись между ними, и целовал их внутреннюю часть, никак не осмеливаясь двигаться дальше. Она тихо постанывала и изредка вздрагивала, то сжимаясь, то расслабляясь.

***

Я лежала на кровати и не понимала, это мне снится, или что вообще происходит?

Горячее дыхание Себастьяна так необычно и непривычно ощущалось там, что становилось одновременно неловко и приятно, хотелось всё побыстрее закончить и в то же время продлить этот момент навечно.

Прошло много времени, когда влажный горячий язык скользнул внутрь, и я вскрикнула от неожиданности и пестроты ощущений: что, чёрт возьми, происходит?! Натти мне о таком не рассказывала!

Себастьян заметно расслабился, переступив черту, и придвинулся ближе, из-за чего казалось, что я в тесной клетке, из которой не выбраться. Я беспомощно распласталась на кровати в тщетных попытках сделать что-то самой, но всё, что мне оставалось — лежать и сходить с ума от ласк.

Каждое его движение отдавалось волной наслаждения, жгучим сгустком, который доводил до головокружения. Я цеплялась пальцами за простынь и молилась, чтобы это закончилось и не кончалось никогда.

Когда движения ускорялись или углублялись, из груди вырывался отчаянный всхлип, и я, как умалишённая, мотала головой из стороны в сторону, разбрасывая по постели волосы.

Дыхание становилось всё более тяжёлым, тело нагрелось до предела, и я мечтала почувствовать Себастьяна в себе, это всё, чего мне хотелось после таких ласк.

Не выдержав, я наклонилась к нему и потянула за плечо наверх. Весь покрытый испариной, с влажными волосами, он вытирал рот тыльной стороной ладони и был таким привлекательным, что мне на секунду показалось, всё это сон. Да-да, точно, я наверняка заснула где-нибудь в нашей гостиной или, может быть, сплю сейчас в Асиной квартире, а под боком мурчит Алекс. Потому что не может быть реальностью то, что здесь, сейчас передо мной Себастьян — тот, о ком я так мечтала. О ком думала денно и нощно, снедала от нетерпения увидеть, сказать хоть пару слов. Это всё сон! Сон! Сон!

— Любовь моя, тебе понравилось? — вкрадчивый хриплый шёпот раздался у самого уха, и я, не помня себя от желания, скользнула рукой по его торсу. Пальцами обхватила член и несколько раз провела вверх-вниз. Себастьян проскулил, нависнув надо мной.

— Пожалуйста, — протянула я и откинула голову на постель.

Себастьян не думал ни секунды — вошёл резко, сразу глубоко, и я издала истошный крик, когда звёзды посыпали из глаз. Неужели нам не надо прятаться, врать всем вокруг, чтобы просто уединиться и насладиться друг другом?

Я не верила в это, не могла поверить в своё счастье, когда он нависал сверху, когда наращивал скорость, когда настойчиво целовал, блуждал наглыми руками по всему моему телу.

***

Мне надо научиться давать людям свободу, как говорила Анна. Дать Амелии выбор. Отдать ей инициативу. Но я не могу. Чёрт, как же это тяжело — делать не так, как хочешь ты, а прислушиваться к другим.

Почему Оминис терпел, когда Натсай бесилась в воде, хотя ему явно было неприятно, что она плескалась в него водой?

Хотя… я же тоже не стал настаивать остаться на берегу, когда увидел, что Амелия совсем продрогла, и ей неприятно лежать мокрой на песке. Конечно, мне хотелось остаться там, но какой смысл в принуждении, ведь всё равно не получишь в таком случае полного удовольствия?

***

Внезапно он поднял на меня свои затуманенные глаза. Я заглянула туда и растворилась в их черноте. Сглотнула подступившее к горлу волнение.

— Хочешь ещё? — он внимательно всматривался в моё лицо.

— Нет. — Вышло не очень убедительно — голос надломился, а горло будто зажали в тиски.

— Нет? — он вышел, освобождая меня из-под себя. — Ну ладно.

— Что, правда не будешь настаивать? — недоумевающе скосила глаза на его блестящее от пота тело.

— Не буду.

Я пискнула, крепко зажмурившись — его наученные пальцы проникли меж бёдер и погладили пульсирующую кожу. Он встал, быстро натянул брюки и принялся рыться в чемодане.

В такие моменты из головы выдувало все мысли. Я отчаянно хваталась за последнюю соломинку трезвого рассудка, но быстро поняла, что это бесполезно. Его брюки не скрывали эрекции — вкупе с полностью залитыми чернотой глазами это зрелище заставляло мои ноги подкашиваться, даже лёжа, чёрт возьми, на кровати. Я могла поклясться, что он играет. Чего хочет? Чтобы я сама просила его о продолжении?

Я встала следом, подошла к нему и долго смотрела, что он делает. Мышцы завораживающе и притягательно перекатывались по его спине и плечам, когда он что-то поднимал или, наоборот, опускал. Я медленно подошла к небольшому столику, стоящему в углу. Поднялась на носочки и, слегка подпрыгнув, уселась на него. Я чувствовала, как пульсирует венка на моей шее, а всё лицо горело так, будто мы находились в эпицентре пожара. Возможно, так оно и было.

Себастьян едва заметно покосился на меня, и глаза его сверкнули интересом. К моему удивлению, он продолжил заниматься своими делами, только изредка бросая на меня изучающий взгляд.

— Иди ко мне. Пожа-а-алуйста, — проскулила я и протянулась к нему.

— Ты же сказала, что больше не хочешь. — Он подошёл вплотную и поставил руки по обе стороны от меня. Его пальцы едва касались кожи моих бёдер, и от этого недоприкосновения я плавилась подобно сливочному маслу.

— Я хотела посмотреть на твою реакцию. — Неловко поджала губы и выпучила глаза.

— Посмотрела? — чуть раздражённо спросил он и махнул чёлкой.

— Угу. — Я в извинительном жесте опоясала его торс, прижавшись щекой к вздымающейся груди. — Мне очень понравилось. Люблю, когда ты ведёшь.

Себастьян рывком спустил брюки и подтянул меня ближе, схватив под коленями.

Вошёл резко и даже грубо — стол толкнулся в стену. Я хотела этого и страшилась одновременно — сейчас всё было как-то по-другому.

— О чём вы переписываетесь с Уизли? — совершенно спокойно, чуть с придыханием, спросил он.

Я открыла рот, чтобы ответить, но поняла, что не могу вымолвить ни слова: Себастьян двигался очень быстро, вбиваясь всем телом в моё. Всё, на что я была способна в тот момент, — коротко пищать при каждом толчке. Возможно, на это и был расчёт. Он продолжил:

— Он, наверное, начитаннее меня и интереснее. Не поступал с тобой, как я. — Горько усмехнулся. — Но ведь ты знаешь меня и с другой стороны. Я из кожи вон лезу, чтобы доказать тебе, что достоин. — Мои руки, на которые я опиралась о стол, совершенно ослабли, и я опускалась всё ниже на спину, пока не легла полностью. С этого ракурса его глаза были ещё чернее.

— Ты действительно изменился, — еле выговорила, чуть не задохнувшись. Себастьян толкнулся сильнее, и я сжалась.

— Перевернись. — Повелительный тон, который окончательно выбил меня из колеи. Я нахмурилась, приподнимаясь на локтях. Вопросительно выгнула бровь. Он вздохнул, устало провёл ладонью по мокрому лицу. — Пожалуйста.

Я спрыгнула на пол, легла животом на столешницу. Не успела даже привыкнуть к новому положению, как Себастьян вероломно вошёл и пригвоздил меня всем своим телом к столу. Шея молниеносно покрывалась его обжигающими поцелуями, а руки змеями оплетали мою талию, живот и сминали набухшую от возбуждения грудь.

Желая большего, я запрокинула ногу коленом на стол. Себастьян на это шумно вобрал сквозь зубы воздух и замер, чтобы не закончить. Через секунду замерла и я — правая ягодица горела от шлепка. Медленно повернула к нему голову, вытаращив глаза.

— Прости, оно как-то само… — весь покраснел, потупил взгляд. Я прыснула.

— Сделай так ещё раз. — Легла подбородком на ладони, выгнулась в пояснице.

— Серьёзно? — сначала недоумение, а потом я спиной почувствовала его фирменную самодовольную ухмылочку. Захотелось встать и треснуть хорошенько, чтобы сбить эту спесь, но левая ягодица загорелась от своей порции шлепка, а за ним последовал ещё один толчок, и я абсолютно потеряла разум.

Дальше как во сне — мои крики сдерживались только его мокрой ладонью, а сам он несколько раз прикусывал язык, чтобы нас не услышали. Его стоны заводили меня не на шутку, и я даже не помню, как оказалась сверху — Себастьян сидел на стуле, разомлевший, блестящий от пота, а я отталкивалась коленом о свой чемодан.

***

Мерлин, мне казалось, я вот-вот умру. Моя душа висела на волоске, и я думал, дальше удовольствию просто некуда возрастать, но с каждой минутой оно переполняло всё моё тело, и я окончательно потерял голову.

Когда она сидела сверху, а мои ноги тряслись от каждого её прыжка, я думал, что готов умереть прямо сейчас. В этом сладком и безумно желанном моменте.

Обхватил её мокрые и холодные ягодицы, жадно смял, уткнулся носом между грудей — в этот раз они какие-то другие: ещё более спелые и сочные. Мне захотелось сделать что-то такое, чего я даже не знал — мозг пульсировал от желания, от похоти. Обхватив тесно её талию, дёрнул вниз на себя, сам толкаясь вверх. Она вскрикнула, и я не успел приложить ладонь к её рту. От этого крика я рассыпался на осколки и излился прямо в неё, не успев выйти.

— Чёрт. — Сильнейшая волна наслаждения перемежалась с испугом: как я мог такое допустить? Амелия же будто и не испугалась вовсе — медленно выравнивала дыхание, уронив свою голову мне на плечо.

— Я выпью зелье. Натти точно знает, какое, — сказала она и босо пошлёпала к кровати. Взяла платье, надела его и, присев на край матраса, сложила на груди руки: — И откуда ты знаешь про письма?

***

Неужели он рылся в моём чемодане? Себастьян, не заставляй меня разочаровываться в тебе вновь!

Я изо всех сил сдерживала эмоции, чтобы не начать ругаться или попросту не сбежать, а так хотелось. Вскочить, сказать что-то обидное, хлопнуть дверью и уйти спать в свободное бунгало одной.

Вместо этого мысленно считала до пяти и обратно, делала глубокие вдохи и выдохи. Колени всё ещё потряхивало от только что случившегося, и всё тело точно вибрировало, не успев перестроиться на другой лад.

— Я хотел помочь разобрать чемоданы, пока ты спишь. Увидел стопку писем, но не читал ни одного. — Себастьян выглядел потерянным и уязвимым, сидя голым на стуле. Осознав это зрелище, я прыснула в ладонь, но тут же взяла себя в руки.

— Он рассказывает мне про отпуск с Джейси, про её отца, который пошёл, кстати, на поправку. Про свою маму и вообще про свою жизнь. Так же, как я рассказываю ему про свою и про нас с тобой. Мы друзья. — Я посмотрела строго и поучительно.

— Просто иногда… Я иногда думаю, что он когда-нибудь захочет забрать тебя.

Меня почему-то растрогала эта фраза, и я встала, села к нему на колени и обвила его шею руками. Поцеловала в лоб, взъерошила волосы.

— Если я и уйду от тебя, то к какому-нибудь сексуальному чёрному парню, — со всей серьёзностью сказала я, а затем рассмеялась, когда встретилась с его озадаченным взглядом.

***

Мы провели на берегу озера две недели, но никак не могли найти сил и времени отправиться к океану: мешало то одно, то другое.

Оминис и Натсай задержались у её родственников на пару дней, но в итоге всё равно вернулись к нам — довольные, откормленные и противно-влюблённые.

Весь июнь мы с Амелией учились разговаривать: я привыкал слушать её желания и просьбы, а она — не убегать от конфликтов и не пороть горячку. Было сложно. Чертовски сложно! Особенно когда она канючила, делала что-то, что меня бесит или наоборот не делала чего-то, чего хотел я.

С приходом июля мы все разом успокоились: лениво бродили вдоль берега, ели фрукты и молча любовались природой. И тогда в наше сонное царство ворвалась буря — Ася.

***

— Аська! — заголосила я, когда увидела её чумазую фигуру на горизонте. Она устало бросила огромный рюкзак на песок и воздела умоляющий взгляд к небу.

Я подбежала к ней, дожёвывая яблоко, и чуть не столкнула её своими объятиями. Ася слабо улыбалась и еле стояла на ногах.

— Пойдём скорее, у нас для тебя даже бунгало есть! — я взяла её за руку и потащила к ребятам: они уже ждали нас у костра.

Все они были знакомы с Асей хотя бы потому, что каждый хоть раз захаживал в её квартиру и кормил Алекса.

— Единственный вопрос, — Ася выставила вперёд указательный палец, — на кого остался Алекс?

— Я попросила новенькую с работы, — отмахнулась Натти. — Кстати, она твоя тёзка, только из России. — Указала на меня и приветственно обняла Асю за плечи.

— Тёзка? Как интересно… — пробормотала я, поняв, что Натти говорит про Министерство, и встрепенулась: — Аська, хочешь искупаться? Вода супер! А мы пока приготовим ужин, — закивала на ребят, которые уже выкладывали на импровизированную решётку мясо.

Ася только измождённо промычала и поплелась в бунгало, волоча за собой рюкзак. Через час, когда еда была готова, а Ася так и не вышла, я пошла её поторопить. Робко постучала, не дождалась ответа и вошла — спала. Уснула, бедная, не дойдя полшага до кровати, сидя на рюкзаке и подперев худую щёку кулачком. Я умильно поджала губы, и захотелось сцепить её в оберегающие объятия и никуда не отпускать, а ещё расспросить обо всех её раскопках.

***

Весь июль я думал об одном: до такой степени достал Оминиса и Амита, что те, завидев меня, спешили поскорее спрятаться за спинами своих спутниц, лишь бы не выслушивать одно и то же в очередной раз.

Я присматривался к Амелии: не рано ли?.. Но когда она, улыбаясь во весь рот, сидела с Асей и с детской внимательностью слушала истории про раскопки и приключения, я не мог оторвать взгляда. Она чуть загорела, а её каштановые волосы кое-где выгорели на солнце. Она всегда ходила босиком, и песок на ногах и коленях стал её неотъемлемой частью, которая безумно мне нравилась. Она много купалась в озере, отчего её кожа постоянно блестела и манила слизать пресные капли языком. В такие моменты я понимал, что не рано. Самое время.

***

В середине августа Себастьян рьяно подбивал меня отправиться вдвоём к океану, мол, нам скоро уезжать, а мы так ни разу там не были. Уличив момент, когда ребята отправились спать, трансгрессировали прямо под высокую пальму.

Тишина стояла мертвенная. Волны умиротворяюще и размеренно прибивали к берегу песок и камни, оставляя за собой пушистую белую пену. В кустах шуршали многочисленные насекомые, а моё сердце заливалось голосистым фвупером, и это пение сводило с ума: хотелось лететь высоко, долго. Кричать, что есть мочи.

Я стиснула руку Себастьяна и побежала к берегу. Здесь совсем другой пляж, совсем другой воздух, чем у озера, и я принялась стаскивать платье, чтобы поскорее отправиться в воду.

— Тише ты, торопыга, — засмеялся Себастьян, когда я чуть не упала, запутавшись в одежде.

Я предложила ему пойти со мной, но он отчего-то отказался и просто сел на влажный песок, обхватив колени руками. Я плескалась долго, ныряла, подхватывала со дна то ракушку, то камушек, пока совсем не выбилась из сил.

Засыпая на ходу, вылезла из воды и плашмя упала рядом с Себастьяном на песок, растянувшись звездой.

— Давай тут останемся, — жалобно пропищала я, когда веки напрочь отяжелели, и захотелось свернуться калачиком и уснуть.

— Амелия, — Себастьян положил ладонь на моё колено, — выходи за меня замуж.

Я распахнула глаза и уставилась на испещрённое звёздами иссиня-чёрное небо. Сердце стучало и напоминало своим стуком Хогвартс-экспресс. Перед глазами пролетели все последние годы, словно этот быстрый поезд:

Анна. Крохотный дом в Фелдкрофте. Гаррет и шоколадная лягушка. «Три метлы» и Саманта. Огромный камин в гостиной Гриффиндора и толстая тетрадь с зельями. Поле для квиддича. Запретная секция. Большой зал и вкусный ужин. Крипта и неумелый поцелуй. Жёлтые листья и платформа в Хогсмиде. Корбатов и уютная гостиница в Лондоне. День рождения Сэллоу. Зимний бал. Прокуренный паб и Джейси. Красный шарф, который купила мне не Натти, я знала это с самого начала. Горький вкус сигарет. Палатка в метель. Русский мороз и Новый год. Родители. Больница. Долгожданная свадьба друзей. Долгожданный отпуск. Долгожданное предложение.

Я повернула на Себастьяна голову и ласково улыбнулась, коснувшись подушечками пальцев его щетины:

— Ровно через год я дам тебе ответ.

Комментарий к 32.2 Уганда

где-то тут титры

все включаем 🎵 Teya Dora — Džanum и плачем

Эпилог планируется. Когда — не знаю. Наверное, на днях.

========== Эпилог ==========

Год спустя

— Боброе дутро. — Заспанный, взлохмаченный и недовольный Себастьян в одних пижамных штанах выполз из комнаты и звонко пошлёпал к кухонному столу, где сидела я и вырезала из журналов цветы для открытки.

— Доброе, любимый. — Я отложила ножницы и потянулась губами к его. — Ты чего так рано встал? Отпуск же.

— Точно! — он просиял и сладко потянулся. — Я и забыл, представляешь? А ты тогда почему так рано? — упёрся на стол руками и стал внимательно наблюдать за тем, что я делаю.

— Готовлю открытку для Натти и Оминиса на годовщину, — чуть высунув язык от стараний, ответила я. — А то мне кажется, чайник и кофеварка — как-то строго. С открыткой праздничнее.

— Ну да, — пробормотал Себастьян и плюхнулся на стул рядом. Вытянул ноги, о которые тут же начал тереться Алекс.

Ася опять укатила за тридевять земель, оставив на нас квартиру и кота. Завтра мы отправляемся в Уганду, к тому же озеру, что и в прошлом году, — отмечать годовщину Натти и Оминиса, а ещё праздновать помолвку Поппи и Амита.

Я визжала, как сумасшедшая, когда узнала эту долгожданную новость, пока Натти деланно-обиженно дула губки, что всё внимание теперь нацелено не на их праздник.

Острые ножницы как раз вырезали большое розовое сердце, когда юркие руки Себастьяна сжали мои плечи и мочки уха коснулся его влажный поцелуй.

— А где браслет? — он вдруг нахмурился и отстранился. Блаженная улыбка, вызванная его прикосновением, тотчас сползла с моего лица.

— Браслет? — я задумалась, о чём идёт речь. — А! Так он в шкатулке, я дома его не надеваю. — И продолжила орудовать ножницами.

— То есть подвеску Уизли ты носишь не снимая, а мой браслет пылится в шкатулке? — я услышала, как за спиной слегка хрустнула столешница — дурная привычка Себастьяна садиться на неё.

— Слезь со стола, сломаешь, Ася рассердится, — буднично сказала я, не обращая внимания на его очередные претензии по поводу Гаррета.

— Ничего, починю, — буркнул он и продолжил: — Так что, значит, браслет пришёлся не по вкусу?

Я разозлилась не на шутку. Остановилась, прикрыла глаза, сделала вдох-выдох, отложила подальше ножницы.

— Ты же прекрасно знаешь, как я ценю и храню всё, что ты мне даришь. И при чём тут опять Гаррет?

Джейси была уже на третьем месяце беременности, а Себастьян всё не унимался. Каждый раз, когда появлялся хоть малейший повод, он заводил свою песню ревнивца. Это ужасно раздражало, особенно в такое уютное солнечное утро перед отпуском.

Себастьян запыхтел, налил себе стакан воды и залпом осушил его. Я старательно тушила пожар внутри себя, потому как сама всегда охотно шла на спор: вспыхивала, как спичка.

Сейчас считала до десяти и обратно, крутила в голове, как погасить ссору.

— Надень его, — холодно приказал Себастьян, с громким стуком поставив стакан на стол.

— Что за тон? — не оборачиваясь, бросила я.

— Просто надень. Это сложно?

— Когда просят так, то да.

— Нарываешься на Империо?

Я изумлённо выпучила глаза, и уголок моего рта непроизвольно вздёрнулся от той наглости, которую демонстрировал Себастьян. Что на него нашло? Только что был милым заспанным котёнком, а теперь превратился в настоящую болотную жабу.

— Империо? Ха! Я бы на это посмотрела. Ты же у нас теперь хороший мальчик? — я повернулась к нему на стуле и демонстративно протёрла глаза, мол, не узнаю человека, сидящего перед собой.

— Хороший мальчик, значит. — Он спрыгнул со стола и подошёл ближе. — Как Уизли, что ли?

— Мерлин, как ты надоел! — я отмахнулась и хотела повернуться обратно, но Себастьян остановил меня за плечо.

— Чем эта хрень лучше моего подарка? — он брезгливо дотронулся до цепочки с буквой «А» на моей шее. Я обиженно отдёрнула его руку, своей оберегающе накрывая старый подарок Гаррета.

— Что за чушь? Почему тебе так важно принизить всё, что связано с ним? Даже меня. — Слёзы подкатили к горлу, когда я вдруг вспомнила давнишний разговор у залива. «Шлюха» отбивалось в черепной коробке, как разбивающийся стеклянный шарик, чьи осколки невыносимо больно врезаются в плоть.

Себастьян на секунду задумался, пристально вглядываясь в мои глаза, которые, похоже, выдавали всё, что было в моих мыслях и душе. Распрямился, взъерошил волосы, выпустил воздух из лёгких.

— Я не знаю. Он просто меня бесит, — процедил он и посмотрел на Алекса, который в это время спокойно пил воду из миски.

— Вот именно. Он тебя просто бесит, а страдаю я.

Какое-то время мы оба молчали. Себастьян прохаживался по тесной кухне, а я бездумно резала бумагу, ворочая в уме мысли. Показалось, что кто-то из нас может пойти на уступки в этой ситуации, и это могла быть я. Чего мне стоит надеть этот чёртов браслет? Порву — применю Репаро, делов-то! Но гордость… Чёрт, эта коварная гордость иногда просто не к месту! Амелия, соберись, будь мудрее. Не надо портить выходной, приближающийся отпуск… Что там говорила Натти?..

— Империо, значит? — прошептала я и коварно улыбнулась. Сердце вмиг затрепыхалось, как сумасшедшая птица. Я встала из-за стола и медленно, как кошка, подошла к Себастьяну, который смотрел в окно и ни о чём не подозревал. — Чего бы ты сейчас хотел? — обвила его голый торс из-за спины, прильнув к горячей коже щекой.

— Чтобы ты надела браслет, — молниеносно ответил он. Я без пререканий ушла в комнату, достала из шкатулки изящный тонкий браслет с блестящими камнями и вернулась к Себастьяну. Он самодовольно вскинул брови и важно хмыкнул, глядя на моё запястье. Я чуть не закатила глаза, но в последний момент сдержалась, чтобы не порушить весь план.

— Чего бы тебе ещё хотелось? — промурлыкала я и как бы невзначай запустила пальцы в волосы, игриво их взъерошив. Этот жест не остался без внимания — Себастьян предвкушённо сглотнул и прокашлялся.

— Тебя.

— Ну это было просто, — засмеялась я, чуть разочаровавшись. Конечно, ведь соблазнять холодного и сдержанного Оминиса, похоже, куда интереснее — по словам Натти.

Смотря на растерянное лицо Себастьяна, я никак не могла унять смех. Он ужасно умилял меня своей простотой и открытостью — бери и читай, как открытую книгу. Вот только загвоздка в том, что это-то мне в нём и нравилось — открытость. Он совершенно не стесняется своих желаний, мыслей, даже если они кажутся глупыми или наивными, но ведь это не запрещает делиться ими с окружающими.

— Ты такой забавный. — Я невесомо провела ребром ладони по его гладкому лицу и в очередной раз убедилась, что нахожусь полностью в его власти. Во власти его шоколадных волос, щенячьих глаз, ласковой улыбки и этой самой открытости.

— Я ничего не понял, но завёлся. — Он двинулся поцелуем ко мне, и я расхохоталась ещё больше: вот он, чей настрой невозможно сбить. Как бы мы ни спорили, ни ругались, он отходит мгновенно, лезет целоваться или просто дурачится, пока я могу дуться по несколько дней.

— Ты просто чудо какое-то, — воскликнула я в очередном приступе хохота. Прилив нежности застал меня врасплох, ведь я так хотела исполнить роль роковой соблазнительницы, в чьих руках власть над одним-единственным мужчиной. Хотя, эту роль ещё можно попробовать отыграть…

Я взяла его пальцы в свои и повела в спальню, где ещё тёплая после нас постель так сильно манила к себе. Солнечные летние лучи прорывались сквозь плотно задёрнутые шторы и падали на пол, словно золотой песок с океанского пляжа. Я шла по ним босиком и кожей едва-едва чувствовала их тепло.

Посадив Себастьяна на кровать, я аккуратно опустилась перед ним на пол, судорожно крутя в голове всё, что хотела сейчас сделать, но все мысли будто разом покинули меня, попрятавшись по углам. Мои глаза в панике бегали по его пижамным штанам, по полу, по моим трясущимся рукам, пока я не успокоилась и не собралась духом — я что, трусливее Натти, в конце концов? Так давно хотела попробовать, каково это, и вот, когда представилась такая возможность, трушу.

Себастьян молчал. Он уставился на меня непонимающим взглядом, но, похоже, не мог вымолвить ни слова — это меня одновременно смешило и ставило в ещё бо́льшую неловкость.

Я поняла, что начала всё не так, и уже хотела распрощаться с этой затеей, но переступила сомнения, поднялась на ноги и села к Себастьяну на колено.

Обвила его шею руками, уткнулась носом в ухо, поцеловала, двинулась чуть ниже, к ключицам. Почувствовав его быстрый пульс, набралась уверенности — волнуюсь не я одна. Тихо прошептала:

— Не хочешь раздеться?

Себастьян нетвёрдо кивнул и потянул штаны вниз одной рукой, второй удерживая меня на своём колене. Когда расправился с одеждой, привычным движением принялся укладывать меня спиной на постель, но я упёрлась ладонями в его грудь:

— Нет, подожди. Пока ничего не делай.

Встала с него, снова опустилась на пол, мягко раздвинув его ноги в стороны. Эти пару движений длились от силы несколько секунд, но мне показалось, прошла грёбанная вечность, и я вся залилась краской. Мерлин, что, чёрт возьми, теперь делать?!

Обычно начинал Себастьян. Это всегда случалось как-то естественно, само собой, но в какой-то момент я задумалась — почему так? Я что, не могу доставить ему такое же удовольствие, что и он мне? Тем более, что мне самой до одури хотелось попробовать, хоть разочек.

Чтобы вызвать эрекцию у Себастьяна, достаточно просто поцеловать его в шею или ключицу, и всё готово. Меня всегда это поражало: что, если сделать так на публике?

Глупые сумбурные мысли неустанно лезли в голову, пока я безуспешно пыталась заменить их другими, более подходящими обстоятельствам.

Я медленно провела пальцами по внутренней стороне его бедра, двигаясь вверх. Его нога едва заметно дёрнулась и покрылась мурашками. Я довольно улыбнулась и обхватила его член рукой, лукаво закусив губу. Себастьян запрокинул голову и гортанно простонал, упираясь на заведённые за спину руки.

Мои движения вверх-вниз то набирали скорость, то замедлялись. Мне хотелось ощутить сполна каждую секунду, запомнить каждый его вздох и стон. Иногда Себастьян наклонялся и клал свою горячую ладонь мне на макушку, на плечи, нежно проводил пальцами по щеке и губам.

Когда я набралась смелости, а Себастьян, откинув голову, смотрел в потолок, двинулась ближе.

***

Мне словно оторвали голову и пнули её, как мяч, потому что такого я ещё не испытывал — любимые и желанные губы сейчас творили что-то, что никак не укладывалось в моём сознании.

Я вытаращил глаза, но не видел перед собой ничего — всё вокруг размылось и стало мутным, лишь тягучее возбуждение в низу живота давало понять, что я ещё жив.

Невероятно горячо. Мокро. Необычно. Безумно. Сладко.

Я запустил пятерню в волосы Амелии и потянул на себя, совершенно теряясь в ощущениях.

Она остановилась и сделала глубокий вдох, переводя дыхание.

— Лучше так не делай. Я сама, ладно? — она смотрела на меня чуть покрасневшими глазами, а я видел только пунцовые щёки и губы. При одном только взгляде на её рот меня прошибало током. Пусть это не заканчивается никогда.

Я кивнул и виновато приулыбнулся, но руку не убрал, только расслабил. Теперь каждое её движение головой я мог чувствовать не только там, но и ладонью, которая его сопровождала.

Из горла вырвался дикий вопль, когда язык Амелии обвёл головку, а затем горячий рот накрыл её. Я рывком потянул её наверх, не в силах больше сдерживаться. Она облизывала губы, и это заставило мои и без того уже слабые ноги подкоситься.

— Что это было? — прошептал я, заползая рукой под её ночнушку. Оказавшись внутри, чуть не рассыпался в труху: думал, горячо было в её рту, но очень ошибался. Изо всех сил стиснул челюсти и зажмурил глаза. Забыл, как дышать, а в голову стреляло непреодолимое желание, вонзаясь острыми стрелами прямо в мозг.

— Тебе правда понравилось? — Амелия просияла и при моём толчке выгнулась, обняла ногами мой торс, распластала руки на кровати. Я будто всё ещё чувствовал её красные-красные губы, пока смотрел на них, а их поцелуй оказался таким ласковым, что в один миг я испугался — вдруг, это всё мне снится? Вдруг, её нет рядом со мной, вдруг, я снова потерял её, как тогда?

***

Себастьян неожиданно крепко стиснул меня в своих руках, зарываясь носом в шею и волосы. Я беспомощно пискнула и засмеялась, чмокнув его в пылающую щёку. По телу расползалось наслаждение, оно расслабляло мышцы, и хотелось сладко-сладко потянуться, а потом упасть в глубокий сон.

Постель стала мокрая, мир сузился до одних только нас, а мои губы всё ещё пульсировали, пока я прокручивала в уме то, на что решилась. Когда я вспоминала ошеломлённый взгляд Себастьяна, его стоны, его руку на своей макушке, его подрагивающие ноги, живот сводило возбуждением, и я начинала нетерпеливо извиваться под ним, кусать за плечо и толкаться навстречу.

Тугой горячий комок постепенно нарастал в низу живота, чтобы потом лопнуть и разлить наслаждение в каждый уголок тела. Я вскрикнула и расплылась в блаженной улыбке, а через секунду то же самое сделал Себастьян.

Он долго переводил дыхание, уткнувшись лбом в мою грудь. Дышал шумно, сбивчиво, а я любовалась его шоколадными кудрями и красивыми плечами. Жадно вдыхала запах жжёного дерева, который когда-то заставлял меня делать огромный крюк вокруг Хогвартса, лишь бы не встречаться с его обладателем и не терять голову при одном только взгляде на его самодовольную ухмылку.

Мы уснули и проспали до глубокого вечера, когда в приоткрытое окно подул прохладный летний ветер. Я приподнялась на одном локте и ещё долго всматривалась в спокойное, умиротворённое лицо Себастьяна. Грудь щемило одновременно от счастья и страха его потерять. «Я не хочу, нет, не смогу без тебя», — подумала я, и пара слёз скатилась к подбородку.

В этот раз трансгрессия прошла на удивление успешно, и мне даже не пришлось лежать весь день, чтобы прийти в себя.

Оминис и Натти прибыли в Уганду первыми и теперь ждали нас четверых у костра.

Я не видела Оминиса около трёх месяцев — последнее время он часто мотался в командировки, а прежде, если и удавалось встретиться, то на пару минут, переброситься будничными фразами. Поэтому, когда я подошла ближе, от моего внимания не могли скрыться все те внешние изменения, которые с ним успели произойти. Он заметно возмужал, словно расправив плечи, набрался уверенности и невозмутимости.

Натти, прижавшись к его боку, что-то мурлыкала ему на ухо, пока он, не стесняясь, одной рукой сжимал её талию, второй с помощью палки копаясь в золе.

Пока Поппи и Амит обустраивались в бунгало, мы с Себастьяном тожеприсели к костру. Ребята обсуждали министерские дела, а мы с Натти болтали об их годовщине и помолвке друзей.

— Кстати, я воспользовалась твоим советом, — хитро улыбнувшись и наверняка покраснев, прошептала я.

— О чём ты? — спросила Натти, складывая оригами из салфетки.

— Ну… помнишь, ты мне в прошлый раз рассказывала. — Мне было неловко, что приходится объяснять, вдруг кто-то услышит? — Когда вы ссоритесь… твой, ну, приёмчик, — сконфуженно вжав голову в плечи, сказала я.

— А! Ты про это, — отмахнулась Натти, не отрываясь от оригами. — И как? Понравилось?

— Кажется, да. — От осознания того, что я смогла доставить такое удовольствие Себастьяну, хотелось петь и кружить по берегу. — Ему очень понравилось.

— Да не ему! — Натти хлопнула себя по коленям. — Тебе понравилось?

— Мне? — удивилась я. — Ну… мне тоже понравилось. Но вообще я думала, что в первую очередь должно понравиться ему. — Я поучительно посмотрела на подругу, но та в ответ лишь разочарованно вздохнула и жестом приказала мне следовать за ней. Она встала, бросив фигурку лебедя, сделанную из салфетки, в огонь, и зашагала вдоль берега подальше от всех.

— Ты должна получать удовольствие от всего, что делаешь, — назидательно говорила Натсай, утопая босыми ногами в мокром песке. — В том числе и тогда, когда делаешь приятно другому.

— Никогда об этом не задумывалась, — пробормотала я, устремляя взгляд в звёздное небо. Сегодня оно по-особенному волшебное и завораживающее.

— Я уже столько раз слышала, особенно от Поппи, что веду себя с Оминисом как эгоистка. Только вот штука в том, что если довольна я, то доволен и он. — Она задорно мне подмигнула и пнула приближающуюся к нам волну. — В этом секрет наших отношений.

— Бедный Оминис, — засмеялась я, невольно задумываясь над её словами.

— Я много для него делаю, но не жертвую. — В своей манере она выставила указательный палец. — Это большая разница.

— Согласна, — сознательно кивнула я.

Действительно, ведь многие жертвуют ради других, чтобы потом их в этом упрекнуть или выставить себя благодетелями, но ведь счастья и радости они от этого всё равно не получают…

Себастьян часто говорил про сестру. Что она, мол, не ценит всего, что мы для неё сделали, и просто-напросто приняла это как должное. Первое время я соглашалась с ним, не понимая, какое мнение имею на этот счёт, но вот после слов Натти осознала, что Анна невиновата. Всё, что сделал Себастьян, всё, что сделали мы вместе — это наш и только наш выбор. Я делала это, чтобы угодить ему, а он, чтобы спасти сестру. Он заботился о себе, потому как не хотел остаться без последнего родного человека. И его можно понять, только вот винить Анну в том, что она не бегает за братом, рассыпаясь в благодарностях, глупо. Глупо и эгоистично. По-настоящему эгоистично.

Я догнала Натсай и порывисто сгребла её в размашистые объятия. Счастье переполняло меня, когда я находилась рядом с друзьями. Когда я видела, как им хорошо вместе, как на глазах раскрепощается всегда скромный Оминис, как он набирается уверенности в себе каждый раз, когда за его спиной стоит жена. Часто колючие мысли настигали меня: почему я не могу быть такой же поддержкой для Себастьяна? Я не чувствовала в себе той же силы и смелости, как у Натти, оттого, казалось, заряжаю своей беспомощностью всех вокруг.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — вполголоса сказала мне Натти на ухо, отплёвываясь от моих волос. — Не у всех должно быть так, как у нас. В вашей паре Себастьян берёт удар на себя.

От неподдельной серьёзности в её тоне мне стало не по себе — Натти редко говорила что-то без шуток или сарказма. Я аккуратно отпрянула от неё и заглянула в большие глаза.

— Ты так считаешь? — потупила взор, стесняясь открытой нараспашку души. — Мне иногда кажется, что я совершенно бесполезная и бессильная.

— Во-первых, это не так. — Она взяла меня за плечи и чуть встряхнула, чтобы я подняла на неё глаза. — Вспомни, как ты сражалась с Ранроком. А с троллем? Да Мерлин, я могу перечислять вечность, сколько всего смелого ты сделала! — она широко улыбнулась. — Во-вторых, рядом с Себастьяном тебе можно и даже нужно чувствовать себя иногда бессильной, иначе для чего он тебе? — захохотала и мотнула кудрявой копной в сторону костра.

Я неловко поджала губы, сдерживая улыбку. Её слова подарили мне облегчение и чувство, что всё происходит так, как должно происходить. За этот отпуск мне необходимо принять важное решение, и любое слово, любой разговор может внести свою лепту.

Мы ещё долго гуляли с Натти по пляжу, рассуждая на тему отношений, пока к нам не прибежала Поппи, довольная и ужасно счастливая. Натти, вспомнив себя год назад, развеселилась и принялась допытываться у нашей скромной подруги обо всех подробностях, чем непременно вгоняла её в краску. Я шла чуть поодаль, рассматривая своих любимых девчонок. Никогда прежде я не задумывалась о том, что я сделала такое, что меня наградили так щедро: преданными друзьями, любимым человеком и всеобъемлющим счастьем.

***

— Тридцать четыре.

Мы с Амелией лежали на горячем песке и лениво дурачились в ожидании прохлады. Солнце нещадно палило, а тёплая вода щекотала наши голые ноги. Вдалеке раздавались такие же ленивые разговоры друзей, которые бесцельно бродили по пляжу или купались в надежде хоть немного охладиться.

— Что «тридцать четыре»? — спросил я, перевернувшись на бок и подперев голову рукой.

— Веснушки. — Амелия провела пальцем по моим щекам, стряхивая с них песок. — У тебя тридцать четыре веснушки, любимый.

От её последнего слова у меня всегда перехватывало дыхание. Она стала говорить это совсем недавно — после нового года. Я не знал, что именно случилось, но спрашивать не стал — вдруг спугну своё счастье?

— Так непривычно. — Я перехватил её руку и поцеловал в ладонь. — Я бы слушал это вечно.

Амелия захихикала и откинулась спиной на песок. Я охватывал всю её фигуру жадным взглядом, будто она вот-вот исчезнет. Каждый день я просыпался и молился о том, чтобы это не оказалось просто сном.

Это был мой самый большой страх — потерять её, выяснить, что всё это — мой бред, какое-то наваждение, а не действительность.

— Я тебя люблю, — прошептал я, прильнув к ней всем телом.

— И я тебя люблю, Себастьян. — Она повернулась ко мне лицом, щуря глаза от солнца. Приставила к ним руку козырьком и улыбнулась краешком рта. — У меня, кстати, для тебя кое-что есть.

— Правда?

Она вскочила на ноги, заговорщицки ухмыляясь. Жестом приказав мне оставаться на месте, побежала в сторону нашего бунгало. Я долго смотрел ей вслед, теряясь в догадках, что она придумала на этот раз. Затем, когда она скрылась внутри дома, лёг на песок и завёл за голову руки. Я смотрел в голубое небо и думал, какое оно на вкус. Наверное, как ванильный пудинг с лимонной цедрой.

Амелия прибежала, и от её быстрых шагов в меня посыпался песок. Я закашлялся и сел, беззлобно ворча и вытряхивая его из волос. Она опустилась напротив меня на колени, что-то держа за спиной.

— Что там у тебя? — спросил я, пытаясь туда заглянуть. Она только уворачивалась и заливалась сумасшедшим смехом. — Поймала геккона, что ли?

— Дурак! Куда я его поймаю, в хвать-мешок? — засмеялась ещё пуще и похлопала меня по обгоревшему плечу. Её смех меня заражал моментально, и я не мог сдержать улыбки, наблюдая за тем, как ей весело.

Наконец она успокоилась, утёрла слёзы с ресниц и пару раз выдохнула. Затем приказала мне закрыть глаза, а когда я их открыл, передо мной в её раскрытых ладонях лежали каштаны и плитка шоколада. Я нахмурился и непонимающе уставился на Амелию, которая ехидно улыбалась, от нетерпения переминаясь на коленях в песке.

— Что это?

— А ты попробуй. — Она протянула мне ладони ближе.

Я с подозрением покосился на неё — перегрелась, может? Но всё же взял каштан и повертел его в руках.

— Он жареный. Попробуй!

Надкусил каштан, и Амелия тут же протянула мне кусок шоколадки. Я кинул его в рот и на секунду замер — сочетание вкусов было необычным и в то же время бесподобным. Я довольно закивал и замычал от удовольствия.

— Как тебе? — с энтузиазмом спросила Амелия.

— Очень вкусно.

— Согласись, идеальное сочетание? — хитрость в её голосе заставляла меня напрячься: к чему она ведёт? В это время она как раз надкусила второй каштан и отправила в рот пару квадратиков шоколада. Блаженно улыбнулась и воззрилась на меня выжидающим взглядом.

— Ну да, сочетание и правда интересное. Никогда такое не пробовал, — ответил я, со скепсисом смотря на её подозрительную улыбку.

— Вот видишь, каштан и шоколад идеально подходят друг другу, — как бы между прочим протянула она и подставила лицо ярким лучам солнца. Я несколько раз прокрутил в голове её слова, пока до меня не дошёл их смысл. Придвинувшись к ней, обхватил её щёки ладонями и заглянул в смешливые глаза.

— Это твой ответ? — с надеждой в голосе спросил я. Сердце своим стуком, казалось, сейчас раскрошит рёбра, выпрыгнет и упадёт прямо к её ногам.

Амелия ласково моргнула и звонко поцеловала меня своими сладкими после шоколада губами.

Конец.