cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
1643 год
Это произошло через месяц после моей свадьбы. Я запомнил этот день потому, что вся Франция праздновала победу при Рокруа. Но я думаю, что мало кто был тогда так же счастлив, как я. Стояло ясное летнее утро, и у меня было все, о чем я только мог мечтать. Река искрилась и журчала между сваями, солнечные лучи отражались от черепичных крыш и чердачных окон, но даже они были менее блестящи, чем судьба моего господина, монсеньера епископа — дворянина и блестящего придворного.
Конечно же, я был счастлив! Я вспоминал о маленькой хижине в лесах Беарна, в которой родился, видел лысую голову отца, сидевшего у подслеповатого окошка, его усталое лицо и думал о том, не слишком ли я высоко занесся. Высоко? Я только что женился на дочери королевского дворецкого, и иногда разговаривал с милордом, министром королевы — с человеком, в котором все остальные видели повелителя Франции, чье величие засияло на весь мир после смерти Ришелье.
Но этим утром, как, впрочем, и во все остальные, я напоминал себе, что человек, который высоко занесся, может так же легко и упасть.
Вскоре я спустился вниз, ожидая приезда монсеньера, который в это время обычно уезжал, чтобы присутствовать на Совете. Вернувшись, милорд потребовал к себе Просперо. Мне всегда казалось, что в звуке моего имени, когда его произносили вслух, было что-то зловещее, поэтому я нервно поспешил в кабинет. Но как я ни торопился, мне не удалось сделать это достаточно быстро, за что я и получил удары одновременно с двух сторон: дворецкий обругал меня и передал старшему клерку, а секретарь, ожидавший в дверях, схватил за шею и втолкнул в кабинет.
— Заходи, негодяй, заходи! — прорычал он мне в ухо. — И я надеюсь, что твоя шкура заплатит за все!
В этот момент на мне остановился взгляд монсеньера, и я даже задрожал. Он стоял посередине кабинета, и его полное лицо было бледным и угрюмым.
— Да! — воскликнул он, заметив меня. — Что он говорит?
— Говори! — закричал клерк, схватив меня за ухо и сжимая до тех пор, пока я не опустился на колени. — По-моему, у него довольно ума, чтобы притворяться!
— Да, я думаю, что его подкупили, — сказал секретарь.
— Он достоин того, чтобы его повесили, — поддержал их дворецкий, — не дожидаясь следующего проступка! И если милорд прикажет…
— Тихо! — воскликнул епископ, сурово посмотрев на меня. — Мы должны выслушать его.
Старший клерк выворачивал мое ухо до тех пор, пока я не вскрикнул.
— Неблагодарный! — воскликнул он. — Ты слышишь, что его милость обращается к тебе? Живо отвечай!
— Милорд! — жалобно воскликнул я. — Я не знаю, в чем меня обвиняют! И кроме того, я не сделал ничего дурного! Ничего!
— Ничего?! — раздалось полдюжины голосов. — Ничего?! — повторил клерк. — Ничего! Ты просто переписывал документ, и твое лживое перо написало пять миллионов населения вместо пяти сотен тысяч! Ничего! Ты только дал повод низким людишкам посмеяться над монсеньером в Совете и…
— Тише! — сказал епископ. — Довольно! Гоните его прочь и…
— Повесить его! — закричал дворецкий.
— Нет, дурень, отправьте его на конюшню, и пусть грумы как следует вздуют его. А что касается тебя, — сказал он, обращаясь ко мне, — то постарайся больше никогда не попадаться мне на глаза или тебе же будет хуже!
Я бросился на колени, чтобы вымолить прощение, но епископ, в ушах которого все еще звучали насмешки Совета, был неумолим. Прежде чем я успел произнести хотя бы слово, дюжина услужливых рук подхватила меня и выкинула за дверь. Там меня ожидали гораздо более худшие вещи. На меня обрушился шквал пинков и ударов. Они старались изо всех сил, стремясь доказать хозяину свою преданность. Когда мне все-таки удалось выбраться во двор, они, насмехаясь и получая от этого огромное удовольствие, загнали меня в фонтан. Как только я пытался вырваться, они снова и снова окунали меня в воду. Наконец, совершенно замерзший и взбешенный, я предпринял последнюю отчаянную попытку и вылез наружу. Я бежал по двору, а за мной гнались мои мучители с кнутами, оставлявшими на теле раны, похожие на ножевые. Наверное, я был похож на зайца, спасающегося от волчьей стаи и петлявшего между кустами. Хотя я был проворнее своих преследователей, меня неминуемо ждал бы печальный конец, но тут я заметил открытые ворота и выскочил на улицу.
Я дрожал от ненависти и боли, промокший и босой, потому что во время драки я потерял свои башмаки. Было вообще чудо, что мне удалось выбраться на улицу.
К счастью, улица, на которой стоял дом моего господина, заканчивался маленьким переулком. Я нырнул туда и в первом же темном углу скорчился в груде отбросов. Неужели это я, который был так счастлив всего несколько часов назад! Я, который поднялся так высоко! Я, которого в мансарде этого дома ждала молодая жена!
Я не помню, сколько я там лежал, спасаясь от разыскивающих меня клерков, превративших мое несчастье в забаву для себя, в своеобразный спорт. А когда волнения улеглись и меня перестали
Последние комментарии
10 часов 10 минут назад
11 часов 43 минут назад
15 часов 36 минут назад
15 часов 40 минут назад
21 часов 1 минута назад
2 дней 8 часов назад